Программа «Культура России» подпрограмма «Поддержка полиграфии и книгоиздания России»

Вид материалаПрограмма
Сенсорная леприваиия
Социальная леприваиия
Групповая изоляция
Экстремальные ситуации
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   29
Ситуации испытаний

Сенсорная леприваиия

В обычных условиях человек чрезвычайно редко сталкивается с пре­кращением воздействия раздражителей на рецепторы и не отдает себе отчета, насколько важным условием для нормального функциониро­вания его мозга является «загруженность» анализаторов.

В. И. Лебедев (1989) описывает последствия сенсорного голода для психики. Эмоциональный фон всегда сопровождает в период бодр­ствования психическую деятельность, но замечается он лишь в тех случаях, когда сдвигается в положительную или отрицательную сторо­ну. На этапе неустойчивой психической деятельности при воздействии монотонии наблюдаются колебания эмоционального фона с тенденци­ей его снижения. В сурдокамерных экспериментах у ряда испытуе­мых через неделю появлялась эйфория, сменявшаяся сонливостью и потерей интереса к эксперименту. К концу десятого дня появлялись раздражительность и вспыльчивость. В дальнейшем обнаруживались снижение работоспособности, общее понижение психического тону­са, вялость и апатия, ослабление волевых процессов, эмоциональная лабильность, раздражительность, скука и тоска, расстройство сна. Со­стояние апатии, безразличия, заторможенности наблюдалось и у ис­пытуемых в годичном гермокамерном эксперименте.

С увеличением времени пребывания на арктических станциях у зимовщиков также обнаруживалось смещение ритмов биопотенциа­лов мозга в сторону низких частот. Эти изменения коррелировали с эмоциональными состояниями полярников: отмечались меланхолия, апатия, в отдельных случаях — выраженная депрессия.

Социальная леприваиия

В. И. Лебедев (1989) анализирует интересные наблюдения людей, на­ходившихся в условиях одиночества. В. Виллис, вспоминая о своем трансатлантическом плавании на плоту, пишет: «...с одиночеством свя­заны и минуты страданий, когда тобой овладевает смутная тревога от сознания, что ты живешь на краю бездны. Человек нуждается в обще­нии с себе подобными, ему необходимо с кем-нибудь разговаривать и слышать человеческие голоса». Врач А. Бомбар, переплывший с це­лью эксперимента на резиновой лодке Атлантический океан, заклю­чает: «Полное одиночестве невыносимо. Горе тому, кто одинок!»

Длительное одиночество неизбежно вызывает изменения в психи­ческой деятельности. Р. Бэрд после трех месяцев одиночества на лед­нике Росса (Антарктида) оценил свое состояние как депрессивное. В его воображении рождались яркие образы членов семьи, друзей. При этом исчезало ощущение одиночества. Появлялось стремление к рассуждениям философского характера. Часто возникало чувство всеобщей гармонии, особого смысла окружающего мира. Христина Рит-тер, проведшая 60 суток в одиночестве в условиях полярной ночи на

Шпицбергене, рассказывает, что ее переживания были сходны с теми, которые описал Бэрд. У нее возникали образы из прошлой жизни. В мечтах она рассматривала свою прошлую жизнь как в ярком солнеч­ном свете. Оно чувствовала, что как бы слилась воедино со Вселенной. У нее развивалось состояние любви к этой ситуации, сопровождавшее­ся очарованием и галлюцинациями. Эту «любовь» она сравнивала с состоянием, которое испытывают люди при приеме наркотиков или находясь в религиозном экстазе.

Известный русский психиатр П. Б. Ганнушкин еще в 1904 г. отме­чал, что реактивные психические состояния могут развиваться у лю­дей, по тем или иным причинам оказавшихся в условиях социальной изоляции. Ряд психиатров описывают в своих работах случаи разви­тия реактивных психозов у людей, попавших в социальную изоляцию вследствие незнания языка. Говоря о так называемых «психозах ста­рых дев», немецкий психиатр Э. Кречмер четко выделяет как одну из причин относительную изоляцию. По этой же причине реактивные состояния и галлюцинозы могут развиваться у одиноких пенсионе­ров, вдовцов и др. Особенно отчетливо патогенное воздействие этого фактора на психическое состояние выступает в условиях одиночного заключения.

Представляют интерес самонаблюдения революционеров, подверг­шихся одиночному заключению. Декабрист Беляев в своих воспоми­наниях о пребывании в Петропавловский крепости рассказывает: «Одиночное, гробовое заключение ужасно... То полное заключение, какому мы сначала подвергались в крепости, хуже казни». Револю­ционер М. А. Бакунин в одном из писем сообщал: «Ах, мои дорогие друзья, поверьте, всякая смерть лучше этого одиночного заключения, столь восхваляемого американскими филантропами!» Э. Тельман в письме другу писал: «Раньше я никогда не чувствовал и не представ­лял себе так реально, что значит находиться в одиночном заключении и быть изолированным от людей, какое психологическое воздействие это оказывает с течением времени на думающего человека, если он присужден так жить годами». «Безумие, — пишет советский историк М. Н. Гернет, — было для узников почти неизбежным уделом при бо­лее длительных сроках пребывания в крепости». Немецкий психиатр Э. Крепелин в своей классификации психических болезней выделил группу «тюремных психозов», к которым он относит галлюцинатор-но-параноидные психозы, протекающие при ясном сознании и возни­кающие обычно при длительном одиночном заключении (Лебедев, 1989).

Главная трудность ситуаций одиночества — недостаток внешней стимуляции физического и социального характера. В человеке, как су­ществе социальном, исторически развивавшемся в больших группах, филогенетически закрепилась потребность к постоянному общению с себе подобными. Поэтому потеря контактов с другими людьми, дли­тельное одиночество представляют для него серьезный фрустрирую-щий фактор.

Л. П. Гримак (1991) пишет о различиях абсолютного и относи­тельного одиночества. Первое встречается сравнительно редко и, если исключить специальные эксперименты, — чаще всего бывает следст­вием несчастных случаев (обвал в шахте, происшествие в безлюдной местности, на море и т. п.). Для относительного одиночества жизнен­ных предпосылок оказывается значительно больше. По продолжи­тельности, степени изоляции и по своему происхождению формы от­носительного одиночества могут быть самыми разнообразными. Так, например, в условиях относительного одиночества протекают многие виды профессиональной деятельности, когда общение с другими людь­ми осуществляется лишь эпизодически (летчики-истребители, води­тели автотранспорта, космонавты и т. п.).

Термин структурирование времени, по мнению Л. П. Гримака (1991), недостаточно точно отражает сущность психологического яв­ления, определяемого им. Будет точнее под этим термином подразуме­вать наполненность времени деятельностью, ибо только деятельность и структурирует поток бодрствующего сознания. Такое уточнение бо­лее верно, потому что общение с собой и как психическая деятель­ность по реальному управлению собственной личностью, и как фан­тазия — «общение в памяти» или же грезы на «заданную тему» -представляет собой мощный способ именно наполнения времени дея­тельностью. Умение занять себя, найти форму общения, деятельно­сти играет особенно важную роль в экстремальных условиях жизни. Рациональное использование избытка свободного времени в вынуж­денном одиночестве позволяет сохранять на вполне приемлемом уровне даже биологические функции организма. Гримак в качестве иллюст­рации этого положения рассматривает случаи из практики одиночно­го заключения, описанные Львом Разгоном. «Мой тюремный день был расписан почти по минутам, — пишет он. — Я одновременно сочинял несколько книг: в разное время дня разные книги. Я их придумывал по страницам, главам, частям. Иногда — как будто я сидел за столом, за бумагой — я подолгу задумывался над какой-нибудь фазой, сло­вом... Потом был "музыкальный час" - когда я вспоминал музыку.



I

И много времени я отводил предстоящему судебному процессу... В про­грамму моих ежедневных заданий входила еще шестикилометровая прогулка. Камера имела пять шагов в длину, три в ширину. По диаго­нали — семь шагов. И я гулял. Проходя мимо стола, я каждый раз пе­рекладывал спичку и таким образом считал шаги. Очень быстро я на­учился делать это совершенно автоматически. По тому, сколько раз спички перешли с одного места на другое (что я тоже отмечал), я узна­вал пройденное расстояние. Само собою, большинство моих сочини­тельств и других умственных игр происходило во время прогулки».

Хорошим способом наполнения времени является игровая деятель­ность, направленная как бы на самого себя (решение кроссвордов, ре­бусов, шахматных задач и т. п.). Такой тип игровой деятельности из­вестен под названием лудизм. Его отличие от соревновательной игры в том, что такая игра стимулируется стремлением сообразить, найти ре­шение, а не чувством соревнования и соперничества с другим. Играю­щий борется с трудностями, содержащимися в самой игре, а не против конкурента. Можно сказать, что соревнование идет с самим собой. Другим видом преодоления монотонии в условиях одиночества, изо­ляции является творчество (очень часто литературное), обращение к искусству. Возникающая в условиях одиночества повышенная по­требность в самоанализе может служить своеобразной психической разрядкой, преодолением этого тягостного состояния за счет интен­сификации самообщения (Гримак, 1991).

Пребывание человека в условиях индивидуальной изоляции может повести к целому ряду нарушений в области восприятия, мышления, памяти, внимания, эмоциональных процессов. У испытуемых возни­кает состояние напряжения, появляются раздражительность, несдер­жанность, эмоциональная неустойчивость, ухудшается умственная ра­ботоспособность, понижается способ концентрации внимания и т. п. Особенно жесткие условия индивидуальной изоляции — полная ти­шина, темнота, постоянная оптимальная температура и т. п. — вызы­вают довольно серьезные отклонения в психических процессах, вплоть до галлюцинаций.

Состояние одиночества в естественных условиях существенно от­личается от индивидуальной изоляции в строгом эксперименте. Так, например, у мореплавателей-одиночек, полярных исследователей не происходит изменений в познавательных способностях. Причина -в их вынужденной постоянной активности: перед ними все время вста­ют новые задачи, от правильного и быстрого решения которых порой зависит жизнь. Снижение же активности, увеличение числа элемен-

тов сенсорной депривации (слабое освещение или полная темнота, тишина, пониженная двигательная активность) действительно вызыва­ют ухудшение памяти, затрудняют осмысливание и обобщение чувст­венных восприятий. И наоборот, появление возможности даже мини­мального общения при тех же условиях сенсорной депривации, как, например, в условиях групповой изоляции, снимает ряд существен­ных моментов, присущих индивидуальной изоляции. Даже в жестких условиях лабораторного исследования значительно уменьшается воз­действие сенсорной депривации. Правда, следует сказать, что посто­янное пребывание в замкнутой группе людей ставит перед человеком другие, не менее сложные проблемы и трудности.

Подытоживая анализ ситуаций одиночества, Л. П. Гримак (1991) отмечает, что существует ряд условий, способствующих успешному перенесению индивидуальной изоляции. Это прежде всего макси­мально возможная включенность в целенаправленную деятельность, высокая адекватная мотивация, четкое осознание необходимости ре­шения задач исследования или путешествия как своих личных. Заме­чено, что одиночество легче переносят люди, хорошо информированные о возможных психических состояниях, «ориентирующиеся» в реак­циях организма и самочувствии в условиях изоляции, знающие спо­собы самоорганизации жизнедеятельности в этих условиях. Ситуа­ция изоляции является, таким образом, стрессовой и экстремальной для индивида настолько, насколько он сам воспринимает ее как тако­вую.

Н. Ю. Хрящева (1992) сравнивала тяжесть ситуаций одиночества. Вынужденная изоляция при равных условиях переносится тяжелее, чем добровольная. Кроме того, учитывая временной фактор, можно выделить еще два вида изоляции: первый, когда период изоляции за­ранее определен, и второй, когда один человек или группа людей на­ходятся в изоляции на неопределенный промежуток времени. Тяжелее переносится изоляция, если человек не знает момента ее завершения. В том случае, когда период изоляции определен, происходит настрой­ка на заданную длительность.

Групповая изоляция

Психологический анализ данных ситуаций провел В. И. Лебедев (1989). Он обращается к истории научных экспедиций, зимовок в Арктике и Антарктике, длительных плаваний на кораблях и плотах. Большое количество наблюдений подтверждает, что небольшие группы перед

лицом трудностей и опасностей сплачиваются еще сильней. При этом люди сохраняют в своих взаимоотношениях чувство сердечной забо­ты друг о друге, нередко жертвуют собой во имя спасения товарищей. Ярким примером может служить экспедиция к Южному полюсу, воз­главлявшаяся Р. Скоттом, девять месяцев на арктической льдине спло­ченно работала четверка папанинцев.

Однако история научных экспедиций и плаваний знает и немало печаль­ных случаев разобщенности людей, попавших в условия длительной груп­повой изоляции. Так, в первый международный полярный год (1882-1883) американская экспедиция высадилась на Землю Элсмира (Крайний Север). В условиях групповой изоляции между членами экспедиции нача­ли возникать конфликты. Для наведения порядка начальник экспедиции Грилли использовал систему суровых наказаний. Даже прибегая к расстре­лу своих подчиненных, он не сумел справиться с порученным ему заданием. В 1898 г. небольшое судно «Бельжика» осталось на зимовку у берегов Ан­тарктиды. Во время зимовки у членов экипажа появились раздражитель­ность, недовольство, недоверие друг к другу, стали возникать конфликты. Два человека сошли с ума.

Советский полярник Е. К. Федоров пишет, что «в маленьких кол­лективах складываются своеобразные отношения... Пустяковая причи­на — может быть, манера разговаривать или смеяться одного — способ­на иной раз вызвать... нарастающее раздражение другого и привести к раздору и ссоре». Конфликтность, агрессивность, возникающую, каза­лось бы, без видимых причин, Р. Амундсен назвал «экспедиционным бешенством» («болезнь, о которой ни слова не говорится в медицин­ских справочниках»), а Т. Хейердал — «острым экспедиционитом». «Это психологическое состояние, когда самый покладистый человек брюзжит, сердится, злится, наконец, приходит в ярость, потому что его поле зрения постепенно сужается настолько, что он видит одни лишь недостатки своих товарищей, а их достоинства уже не воспри­нимаются».

В социально-психологических исследованиях психологов и вра­чей убедительно показано, что с увеличением времени пребывания полярников на антарктических станциях вначале появляется напряжен­ность во взаимоотношениях, а затем и конфликты, которые за 6-7 меся­цев зимовки перерастают в открытую враждебность между отдельными членами экспедиции. К концу экспедиции значительно увеличивает­ся число изолированных и отвергаемых членов группы. Комплексное медико-психологическое обследование 13 гидрометеорологических станций за Полярным кругом, проведенное И. К. Келейниковым, по-

казало, что на всех станциях имеются более или менее выраженные нарушения в сфере взаимоотношений, приводящие к конфликтам и появлению «отвергаемых». И. Ф. Рябинин и другие, проводившие ис­следования на полярных и высокогорных гидрометеорологических станциях, на которых живут по 4—7 человек, отмечают, что больше всего огорчают зимовщиков конфликты. «Полярники говорят в один голос: избавьте нас от конфликтов, все остальное придет само». Авто­ры приводят случаи, когда из-за конфликтности приходится в усло­виях полярной ночи снимать со станций неужившихся людей. В ряде случаев конфликты разрешаются убийством или самоубийством (Ле­бедев, 1989).

А. А. Леонов, В. И. Лебедев (1975) проанализировали экстремальные факторы групповой изоляции. Опыт показывал, что человека сильнее всего раздражает то, что находится в большой зависимости от него, на что он может в наибольшей мере воздействовать. Наименее эмоцио­нальны те раздражители, на которые человек не может воздействовать. Вот почему человек, живущий в группе, должен научиться мысленно «переводить» раздражители из, казалось бы, доступных его влиянию в недоступные. Авторы приводят точку зрения Б. С. Алякринского. «Если источником раздражения является особенность речи партнера, его медлительность или, наоборот, высокая подвижность, следует убе­дить себя в том, что эти черты личности партнера не являются наро­читыми и не зависят от него так же, как его рост, цвет волос и т. п. Следует представить себе, что и партнеру могут быть неприятны не­которые присущие мне особенности и что, следовательно, я не имею права осуждать его, быть недовольным им. Так постепенно вырабаты­вается способность к объективированию психического облика своих товарищей по группе и тем самым ослаблению вызываемых ими отри­цательных эмоций». Тренирующийся должен быть нацелен на проявле­ние максимальной бдительности в отношении зарождающихся у него отрицательных эмоций. Он должен научиться переводить в фокус сво­его сознания эмоцию, формирующуюся где-то на его периферии, свя­занную с партнером по группе. Б. С. Алякринский подчеркивает, что «даже незначительное, быстро исчезнувшее, раздражение не должно проходить незамеченным каждым членом группы. Следует отдавать себе отчет, что это мимолетное чувство может перерасти в сильную, уже плохо управляемую эмоцию». Следовательно, каждый из членов группы должен устанавливать причину отрицательной эмоции и по­давлять ее.

А. А. Леонов, В. И. Лебедев (1975) пишут о методе снятия психи­ческой напряженности во взаимоотношениях, который был эмпири­чески найден испытателями в годичном эксперименте. «Мы решили, — пишет А. Н. Божко, — при трениях откровенно и спокойно обсуждать предмет ссоры, вникать в ее суть. При этом соблюдать одно правило: каждый должен говорить о своих собственных ошибках. Критика дру­гого запрещена. Результаты оказались отличными. У нас даже появил­ся термин "оздоровить отношения"».

«Дренажем» отрицательных эмоций в условиях групповой изоля­ции может стать ведение дневниковых записей. Подтверждением этому могут служить выдержки из дневниковых записей двух испытателей, у которых возникла психическая напряженность в групповой изоля­ции.

Б. С. Алякринский считает, что дневник как средство изживания негативных эмоций только тогда оправдывает свое назначение, «ко­гда его автор преимущественное внимание уделяет анализу своего по­ведения в группе, своих переживаний в отношении других членов группы, когда он предельно откровенно и самокритично рассматрива­ет все случаи назревавшего или уже возникшего конфликта и долю своей вины в этом» (по Леонову и Лебедеву, 1975).

Экстремальные ситуации

М. М. Решетников и сотрудники (1989) описывают динамику состоя­ния, особенности поведения, психофизические реакции людей, под­вергшихся воздействию стихийного фактора большой разрушитель­ной силы (землетрясение до 10 баллов по шкале Рихтера) в период с 12 по 22 декабря 1988 г. в городе Ленинакане. Часть 9-этажных зда­ний, устоявших после первых толчков, с выбежавшими на балконы и террасы жителями (преимущественно женщинами и детьми) руши­лась у них на глазах. Реакция оцепенения («ступора») длилась около 15 минут, по истечении которых, слыша крики и стоны из-под разва­лин и побуждаемые лидерами, все, кто мог, приступили к спасатель­ным работам, направленным в первую очередь на поиск собственных семей (уже независимо от призывов и действий формальных и не­формальных лидеров). В то же время большинство обследованных указывают на важность фактора внешнего побуждения при выходе из состояния оцепенения. В первые сутки продолжительность спасатель­ных работ составляла до 18-20 часов.

В динамике состояния подвергшихся воздействию стихийного бед­ствия лиц авторы выделяют четыре последовательные фазы, или ста­дии.

1. «Острый эмоциональный шок». Развивается вслед за состоянием
оцепенения и длится от 3 до 5 часов; характеризуется общим пси­
хическим напряжением, предельной мобилизацией психофизиоло­
гических резервов, обострением восприятия и увеличением скорости
мыслительных процессов, проявлениями безрассудной смелости
(особенно при спасении близких) при одновременном снижении
критической оценки ситуации, но сохранении способности к целе­
сообразной деятельности.

В эмоциональном состоянии в этот период преобладало чувство отчаяния, сопровождавшееся ощущениями головокружения и го­ловной боли, сердцебиением, сухостью во рту, жаждой и затруд­ненным дыханием. До 30% обследованных при субъективной оценке ухудшения состояния одновременно отмечают увеличение работоспособности в 1,5-2 раза и более. Один из обследованных, обнаружив жену и дочь на крыше 9-этажного дома (лестничные пролеты нижних этажей были разрушены), используя металличе­скую ограду клумбы и веревку, в течение часа смог взобраться на крышу и спасти семью.

2. «Психофизиологическая демобилизация». Длительность до 3 су­
ток. Для абсолютного большинства обследуемых наступление этой
стадии связано с первыми контактами с теми, кто получил травмы,
с пониманием масштабов трагедии («стресс осознания»). Характери­
зуется наиболее существенным ухудшением самочувствия и психо­
эмоционального состояния с преобладанием чувства растерянности,
панических реакций (нередко — иррациональной направленности),
понижением моральной нормативности поведения, снижением
уровня эффективности деятельности и мотивации к ней, депрес­
сивными тенденциями, некоторыми изменениями функций вни­
мания и памяти (как правило, обследованные не могли достаточно
четко вспомнить, что они делали в эти дни). Большинство опро­
шенных жаловались в этой фазе на тошноту, «тяжесть» в голове,
неприятные ощущения со стороны желудочно-кишечного тракта,
снижение (даже отсутствие) аппетита. К этому же периоду отно­
сятся первые отказы от выполнения спасательных и «расчистных»
работ (особенно связанных с извлечением тел погибших), значи-

тельное увеличение количества ошибочных действий при управ­лении транспортом и специальной техникой, вплоть до создания аварийных ситуаций.

3. «Стадия разрешения» — 3-12 суток после землетрясения. По дан­
ным субъективной оценки, постепенно стабилизируются настрое­
ние и самочувствие. Однако по результатам наблюдений, у абсо­
лютного большинства обследованных сохраняются пониженный
эмоциональный фон, ограничение контактов с окружающими, гипо-
мимия (маскообразность лица), снижение интонационной окраски
речи, замедленность движений. К концу этого периода появляется
желание «выговориться», реализуемое избирательно, направленное
преимущественно на лиц, которые не были очевидцами стихийно­
го бедствия, и сопровождающееся некоторой ажитацией. Одновре­
менно появляются сны, отсутствовавшие в двух предшествующих
фазах, в том числе с тревожными и кошмарными сновидениями,
в различных вариантах трансформирующих впечатления трагиче­
ских событий. Например: «Снилась драка и перестрелка с покой­
никами, и не только погибшими здесь, но и с теми, которые умерли
раньше».

На фоне субъективных признаков некоторого улучшения состоя­ния объективно отмечалось дальнейшее снижение физиологиче­ских резервов (по типу гиперактивации).

Прогрессивно нарастали переутомления. Средние показатели фи­зической силы и работоспособности (в сравнении с нормативны­ми данными для исследованной возрастной группы) снизилась на 30%, а по показателю кистевой динамометрии — на 50% (в ряде случаев — до 10-20 кг). В среднем на 30% уменьшилась умствен­ная работоспособность, появились признаки синдрома пирамид­ной межполушарной асимметрии.

4. «Стадия восстановления». Началась с 12-го дня после землетрясе­
ния и наиболее отчетливо в исследованный период проявлялась в
поведенческих реакциях: активизировалось межличностное обще­
ние, начала нормализоваться эмоциональная окраска речи и ми­
мических реакций, впервые после землетрясения были отмечены
шутки, вызывавшие эмоциональный отклик у окружающих, вос­
станавливались сновидения у большинства обследованных. В со­
стоянии физиологической сферы позитивной динамики и в этой
фазе выявлено не было (Решетников и др., 1989).