С. И. Илларионов Россия и Америка на глобальной
Вид материала | Документы |
- 1. Прочитай. Из данных названий выпиши только те, которые обозначают материки, 83.04kb.
- Америка, Америка, 19.83kb.
- Книга написана простым языком, понятным руководителю сколь угодно высокого ранга,, 5262.09kb.
- Жизненные ценности и ориентиры молодежи в сравнительном аспекте: Россия и Америка, 205.52kb.
- Программа делового визита российской бизнес делегации на строительный форум «Северная, 51.76kb.
- Россия и Америка: диалог в режиме on-line. Заметка об экспериментальном совместном, 21.95kb.
- «Россия в глобальной политике», 954.42kb.
- Информация о ходе работы по улучшению Глобальной конкурентоспособности Казахстана, 1354.82kb.
- Америка – автомобильная страна, 86.79kb.
- Латинская Америка-регион, расположенный в западном полушарии между южной границей, 200.82kb.
С.И. Илларионов
Россия и Америка на глобальной
шахматной доске
ОБ АВТОРЕ
Сергей Иванович Илларионов имеет опыт многолетней службы в Вооруженных Силах, а также дипломатической работы за рубежом и в центральном аппарате Министерства иностранных дел. Имеет среднее и высшее военное образование, участник Великой Отечественной войны. Окончил Высшую дипломатическую школу и экономический факультет МГУ им. Ломоносова. Профессор (мировая экономика), доктор философии Международного центра информатизации (Бельгия), член президиума Международной Академии Интеграции науки и бизнеса, действительный член Международной Академии Информатизации. Неоднократно выполнял ответственную работу за рубежом, имеет ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла. Работу в государственных структурах сочетал с научно-исследовательской и учебно-педагогической деятельностью в высших учебных заведениях Москвы, в том числе — в Дипломатической академии, где являлся проректором по учебной работе.
В нашей стране издан ряд научных монографий С.И. Илларионова по проблемам международной и национальной безопасности, о роли России в современной геополитической обстановке, об информационной деятельности как важном факторе жизни общества. Постоянно публикует в центральных средствах массовой информации материалы о важнейших событиях международной жизни и в России.
Имеет правительственные награды.
ВВЕДЕНИЕ
ЧТО ПРОИЗОШЛО
С «ВЕЛИКОЙ ШАХМАТНОЙ ДОСКОЙ»?
Вышедшая в Соединенных Штатах в 1997 году (русское издание — в 1999 году) книга известного американского политолога Збигнева Бжезинского не могла не привлечь внимание той части российского общества, которая озабочена положением и ролью нашей страны в новом миропорядке, складывающемся после распада СССР. Квинтэссенцией упомянутой работы явилась необычная даже для американских «ястребов» гиперболизация господствующей роли США в нынешнем мире. К сожалению, изложенные автором постулаты не побудили к их осмыслению и публичной оценке тех наших соотечественников, от которых зависит разработка и формирование главных направлений российской геостратегии. «Императивы» г-на Бжезинского не подверглись в России должному анализу и не получили адекватную оценку, хотя нашей стране в его книге уделено немало внимания. Пожалуй, еще раз сказалось уже привычное для нашего неразвитого гражданского общества безразличное отношение ко всему тому, что не укладывается в «прокрустово ложе» деятельности официальных госструктур, даже если на свет божий появляются исследования, прогнозы и предложения, которые могут и даже должны учитываться при разработке государственной геостратегии.
«Императивы» З.Бжезинского уже сами по себе вызывают серьезные сомнения, однако ни он, ни американское руководство не только не собираются от них отказываться, но даже реализуют их безоглядно силовыми акциями (вопреки нормам международного права и массовым протестам), о чем свидетельствует оккупация Ирака. Стиль высказываний и действий лидеров США все более становится похож на властный тон З.Бжезинского, который характерен для его опубликованных работ. Масштабы американских претензий расширяются, теперь для США уже становится тесна евразийская «шахматная доска». Формула американского господства разрастается до диктата всему миру, без оглядки на ООН, хотя по всему видно, что Евразия в «американском мире» занимает осевое положение.1 В мировом сообществе, которое гневно осудило террористические атаки на Нью-Йорк и Вашингтон, все более укрепляется мнение, что США использовали их для осуществления своих гегемонистских устремлений.
Жестокий и циничный теракт в Москве в октябре 2002 года, расширение НАТО на восток, превращающее по существу этот блок в североатлантическую империю Соединенных Штатов, наконец, война в Ираке, а также многие акции американского произвола придают рассуждениям о «шахматной доске» новый смысл, вносят коррективы геостратегического масштаба, побуждают заявить об императивах России в разыгрываемой геополитической партии. Теперь появились новые влиятельные игроки — международный и государственный терроризм, в результате чего противостояние и борьба на мировой арене приняли чрезвычайно сложный, доселе невиданный характер. Пользуясь образным иносказанием г-на Бжезинского, попробуем разобраться, что происходит в наши дни на мировой шахматной доске, какие фигуры и насколько активно задействованы на ней, какова их реальная сила и какие преимущества есть у участников игры. Попытаемся также спрогнозировать исход противостояния, даже если для этого придется поспорить с маститым американским политологом и теми, кто с ним солидарен.
ГЛАВА I.
ПРИЗРАК БРОДИТ ПО ПЛАНЕТЕ, ПРИЗРАК АНТИГЛОБАЛИЗМА
Геостратегический императив господства Америки Збигнев Бжезинский видит в подчинении Соединенным Штатам Евразии как плацдарма для распространения их экспансии на остальную часть мира. «Главный геополитический приз для Америки, — говорит он в своей книге, — Евразия. Половину тысячелетия преобладающее влияние в мировых делах имели евразийские государства и народы, которые боролись друг с другом за региональное господство и пытались добиться глобальной власти. Сегодня в Евразии руководящую роль играет неевразийское государство и глобальное первенство Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет сохраняться ее превосходство на Евразийском континенте».2 Анализируя геополитическую обстановку в мире в последнее десятилетие, особенно на Евразийском континенте, он отмечает, что Евразия стала «центром мирового могущества». З.Бжезинский подчеркивает, что в последнем десятилетии ХХ века «впервые в истории неевразийская держава стала не только главным арбитром в отношениях между евразийскими государствами, но и самой могущественной державой мира. Поражение и развал Советского Союза стали финальным аккордом в быстром вознесении на пьедестал державы Западного полушария — Соединенных Штатов — в качестве единственной и действительно первой подлинно глобальной державы».3
Это заявление одного из самых влиятельных идеологов американской внешней политики является по сути дела призывом к узурпации законных и естественных прав не только России, но и других государств Европы и Азии, беспрецедентным игнорированием геополитических реалий и международно-правовых норм.
Итак, и интересы самой России, и претензии внешних сил вытеснить ее с имманентно ей присущих евразийских позиций в наши дни необходимо рассматривать в глобальных масштабах, измеряемых геостратегическими категориями. По мнению специалистов, геостратегия — это составная часть деятельности государства, охватывающая теорию и практику реализации его геополитических интересов, планирование и проведение в этих целях политических, экономических и иных акций, основанных на научном системном анализе международного положения страны, определении ее места и роли в развитии различных взаимосвязанных аспектов современной глобализации. Россия не может оставаться безразличной перед лицом попыток заокеанских стратегов (ставших уже реальностью) установить свое господство на евразийском пространстве. Ведь евразийство, идея которого незримо составляла суть самых различных поворотов и зигзагов истории, будь то войны и союзы, победы или поражения, миграции людей или опустошения территорий, стало сегодня зримым и реальным фактом, политической и экономической реальностью мирового развития. То, что евразийство стало очевидной реальностью, перестав восприниматься только как идея географического, этнографического, нравственного, духовно-мистического свойства, означает, что оно несет в себе перспективу новых сдвигов в расстановке сил на нашей планете. Объективный историк наверняка подтвердит, что в развитии евразийской идеи, ее материализации выдающаяся роль принадлежит России.
Проницательный аналитик, каковым прослыл З. Бжезинский, не может этого не видеть. Однако шоры безоглядной американской глобалистики явно мешают ему реально оценить расстановку сил в современном мире и более объективно спрогнозировать развитие глобальных процессов. Из его рассуждений явствует, что изменение геополитической обстановки в мировом сообществе по сравнению с тем, что было, скажем, в середине 50 х годов, настолько велико, что теперь США вправе бросить вызов Евразии (а вместе с ней и России), да и всему миру, начать диктовать волю Америки на отдаленном от нее океанами евразийском пространстве.
Аргументация американского политолога до предела упрощена: США стали богаче и обрели большую экономическую и военную силу. Но эти примитивные доводы не учитывают многих факторов, которые характеризуют евразийскую роль России, в частности фактор исторического развития, в котором эта роль постоянно укреплялась и которое показало реальную силу наций и содружеств Евразии. Эта роль, которая и ранее проявилась на крутых поворотах истории, в ушедшем столетии стала очевидной. Вспомним, что делали США, когда в Европе полыхала Первая мировая война. Они не торопились принять в ней участие. Да и во время Второй мировой войны, распространившейся на весь евразийский континент, они довольно долго занимали выжидательную позицию по принципу, который образно формулируют китайцы — «сидеть на горе и наблюдать за схваткой двух тигров». Вступили в игру американцы лишь тогда, когда стало подходить время дележа победного пирога, причем такого дележа, чтобы достался кусок пожирнее и чтобы при этом создать условия для руководства послевоенным миром.
Не учитывает З. Бжезинский и еще один важный фактор, который должен присутствовать в метафоре, избранной им для названия своей книги. Если Евразия — это шахматная доска, то два игрока, ведущие на ней борьбу, — это Россия и США. Их сила, разумеется, определяется не тем, сколько долларов у каждого из них имеется в кармане и кто из них имеет более совершенное оружие. Побеждает в шахматной партии не физическая сила или ловкость, проявленная, скажем, в умении трахнуть партнера шахматной доской по голове. Побеждает тот, на чьей стороне более высокий уровень класса игры, интеллект игрока, более глубокая теоретическая подготовка, умение выбрать соответствующую стратегию и тактику, овладение богатством шахматной мысли выдающихся мастеров прошлого и, наконец, совсем конкретное — правильный выбор дебюта. Физподготовка тоже имеет значение, но это в шахматах все же не самое важное. Что же касается самой шахматной партии, то очень важно не только хорошо разыграть начало, очень важны и миттельшпиль, и эндшпиль. Показательно для шахмат и то, что азартные игроки, стремящиеся только к атаке без достаточных на то оснований, часто терпят поражение.
Концептуальные построения З.Бжезинского явно выпадают из контекста исторического развития. Их сравнение с реалиями современной жизни свидетельствует о том, что Американский истеблишмент оказался в плену быстро устаревающих представлений о мироустройстве ХХ века, в котором США, начиная с испано-американской войны 1898 года, постоянно усиливали свою экономическую и военную мощь, превращаясь в супердержаву мирового масштаба. В результате упомянутой войны, явившейся первой экспансионистской войной Америки за пределами ее континентальных границ, США захватили Филиппины, Пуэрто-Рика, Гуам и фактически превратили Кубу в свою колонию. Первая и Вторая мировые войны закрепили за Соединенными Штатами статус сверхдержавы. Эйфорическая инерция мешает американцам — как нынешним лидерам страны, так и идеологам американского величия, осознать тот факт, что конфигурация мира, соотношение сил в нем, а соответственно — политические, идеологические да и силовые факторы мироустройства, изменяются с ускоряющейся быстротой.
Некоторые футурологи, в том числе и американские, которым удалось стряхнуть с себя закостенелость мышления, видят, хотя пока и в самых общих чертах, грядущие перемены. В своей книге «Третья волна» американский философ, политолог и публицист Э.Тоффлер характеризует современный мир следующим образом: «Новая цивилизация столь глубоко революционна, что она бросает вызов всем нашим старым исходным установкам. Старые способы мышления, старые формулы, догмы, идеологии, несмотря на то, что в прошлом они процветали или были весьма полезными, уже не соответствуют больше фактам. Мир, который возникает из столкновения новых ценностей и технологий, новых геополитических отношений, новых стилей жизни и способов коммуникаций, требует совершенно новых идей и аналогий, классификаций и понятий. Мы не можем втиснуть эмбриональный завтрашний мир в принятые вчера категории. Ортодоксальные социальные установки или настроения тоже не подходят этому новому миру».4
Рассмотрение картины современного мира, что намеревался сделать Збигнев Бжезинский, уподобив ее шахматной доске, на которой разыгрывается геополитическая партия, было бы, конечно, ущербным без учета феномена глобализации. О нем говорится и пишется немало, но внимание чаще всего бывает сосредоточено на внешних проявлениях этого процесса, в то время как в нем действуют глубинные набирающие силу движущие факторы трансформации всего миропорядка. Поверхностное рассмотрение феномена глобализации, чем грешат некоторые исследователи, не позволяет увидеть объективный характер этого процесса, основанного на ускорении развития производительных сил всего мирового сообщества — процесса, выходящего за пределы государственных границ и принимающего всемирный характер. Вместе с развитием глобализации устаревает квазинаучная риторика о великодержавности и сверхдержавности, в небытие постепенно уходит представление о том, что одна держава может удерживать господство над остальными, что инструментами господства является экономическая или военная мощь, выдающиеся качества лидера, географическое положение и т.п.
На наших глазах сбывается великое предвидение основоположников научного коммунизма: «Современное буржуазное общество, с его буржуазными отношениями производства и обмена, походит на волшебника, который не в состоянии более справиться с подземными силами, вызванными его заклинаниями...… Буржуазные отношения стали слишком узкими, чтобы вместить созданное ими богатство».5
Все более явными становятся неизбежные последствия глобализации, когда прежние локальные проблемы органически вписываются в приобретающую черты гомогенности мировую систему. Ее элементами становятся континентальные, трансконтинентальные, региональные, трансрегиональные подсистемы, в которых переплетаются политические, экономические, культурные и многие другие потенциалы государств. Приверженность стереотипным представлениям о государстве-нации, о многонациональном государстве сохраняет свое значение; все это сегодня есть, и с учетом этих реалий сегодня решаются международные проблемы, ведутся межгосударственные дела. В то же время оптимизация принимаемых при этом решений требует учитывать процесс вышеуказанной геополитической трансформации, смотреть вперед, улавливать реалии будущего. Это имеет особое значение при анализе отношений господства и зависимости в современном мире, которым соответствует градация государств на малые, великие и сверхдержавы.
Вместе с дальнейшей трансформацией миропорядка эта иерархия все более будет терять свое реальное значение, а в новых складывающихся международных отношениях главная характеристика государств будет связана с их возможностью влиять на характер и состояние всей системы в целом. Это — более сложный и более продвинутый в своем развитии социальный феномен, который мы называем системообразующим. Эту системообразующую роль Америки пытаются обосновать безо всяких на то веских оснований некоторые теоретики вроде З.Бжезинского, просто проамериканские лоббисты (для которых все равно кому подыгрывать, лишь бы он был сильным и богатым), а также нынешние лидеры Соединенных Штатов, перешедшие от теории к практике. В этом проявляется не просто гносеологическая ошибка вследствие наивного подхода к анализу обстановки, не только устаревшая, по мнению некоторых американских исследователей, переоценка роли силового потенциала и богатства Америки, но и тот факт, что (как бы это не выглядело парадоксально) нынешний американский экспансионизм отражает ослабление ее роли как мировой державы.
Это аргументированно доказывает в своей книге «Мировая держава США. Некролог» (2002 год) французский исследователь Эммануэль Тодд, завоевавший широкую известность своими аналитическими работами в области мировой политики. Упомянутая работа, которая, кстати, была переведена на 11 языков, демонстрирует обстоятельный, непредвзятый подход автора к делу, выгодно отличается от бездоказательных импровизаций З.Бжезинского. Э.Тодд говорит о том, что огромный современный мир, многообразный и динамичный, не приемлет более господство одной державы, США, которая не преследует более цель распространять демократию, как это неустанно повторяет президент Дж.Буш, а стремится установить контроль над мировыми ресурсами. Причину автор видит в том, что США сейчас больше зависят от «остального мира», чем наоборот, и поэтому они пытаются маскировать «театральными военными акциями» против более слабых стран. Борьба против терроризма, Ирака и вообще против «оси зла», по мнению французского исследователя, не более чем предлог. Он считает, что агрессивная политика Дж.Буша является следствием не силы, а слабости Америки. «К экономической неразберихе, — пишет Э.Тодд, — добавляется внешнеполитический и военный хаос. Иракская политика США направлена на то, чтобы ввергнуть весь мир в войну. Но изнуряющие действия американского правительства, его упорство в стремлении продемонстрировать «силу» свидетельствуют лишь о том, насколько неуверенна Америка в экономическом, социальном, культурном и стратегическом отношениях».6 Описанное Э.Тоддом хаотическое состояние международных отношений, связанное с распадом СССР и ослаблением роли Америки как мирового лидера, характерно для переломных рубежей исторического процесса.
Оглядываясь на историю человечества, мы убеждаемся в том, что новые идеи, общественные структуры, движения, становящиеся впоследствии императивами развития общества, носят на этапе своего зарождения облик, который представляется иррациональным, стихийным, а порой и бессмысленно жестоким. Как здесь не вспомнить В.И.Ленина, который на заре прошлого столетия в работе «Что делать?» уделил первостепенное внимание вопросу об отношении сознательности и стихийности в общественных движениях России того времени, отметив «подавление сознательности стихийностью», «теоретическую путаницу», «приуменьшение социального элемента», наличие идейного «разброда и шатания» перед лицом расширения массовых движений, стихийного подъема масс. Весьма ценным представляется ленинский анализ связи между террором как системой борьбы и организацией масс на борьбу с помощью политических средств, в частности «политических обличений». Для этого необходимо, писал Ленин, «на конкретных и при том непременно злободневных (актуальных) политических фактах и событиях… наблюдать каждый из… общественных классов во всех проявлениях умственной, нравственной и политической жизни… применять на практике материалистический анализ и материалистическую оценку всех сторон деятельности и жизни всех классов, слоев и групп населения».7
Преодолевая стихийность, пытаясь решить наболевшие вопросы развития, общество перед лицом новых эпохальных перемен наталкивается на вновь возникшие еще более сложные проблемы, решение которых порождает новые массовые движения, противоречия, протесты, необходимость преодоления мировоззренческого вакуума. Попытки решить непознанные еще проблемы нашей эпохи обнаруживают сходные в принципе черты переломных периодов начала ХХ и XXI столетий. Гюстав Лебон (1841—1931) — французский социальный психолог, антрополог и археолог, книга которого была в библиотеке В.И.Ленина, писал: «Современная эпоха представляет собой один из таких критических моментов, когда человеческая мысль готовится к изменению. В Основе этого изменения лежат два главных фактора. Первый — это разрушение религиозных, политических и социальных верований, давших начало всем элементам нашей цивилизации; второй — это возникновение новых условий существования и совершенно новых идей, являвшихся следствием современных открытий в области наук и промышленности».8 Лебон выдвинул один из первых вариантов теории «массового общества». Отождествляя массу с толпой, он предвещал наступление «эры масс» и связанный с этим упадок цивилизации. Третируя массу (толпу) как иррациональную разрушительную силу, он подчеркивал бессознательный эмоциональный характер поведения индивидов в толпе, которыми овладевает ощущение непреодолимой силы, нетерпимость, догматизм, утрачивается чувство ответственности. Ведущую роль в общественном развитии он отводил изменениям в идеях, внушаемым массам немногими «вожаками». Высказанные Лебоном мысли созвучны с тенденциями нашей эпохи, когда нетерпимость масс проявляется в стихийном движении антиглобалистов при явном дефиците «вожаков», способных научно осознать императивы новой эпохи, а идейный вакуум заполняется рассуждениями Бжезинского, несостоятельность которых компенсируется обилием долларов и военной силы у его покровителей.
В изданной в России книге Сержа Московичи действия людей в современном «массовом» обществе также характеризуются как поведение «толпы». Автор опирается на сформированные в конце XIX века мнения Г.Тарда, Г.Лебона и отчасти на суждения З.Фрейда. Несмотря на то, что взгляды упомянутых исследователей основывались на реалиях, ушедших в небытие, некоторые их положения было бы полезно применить к анализу социально-психологических явлений современного общества. Габриэль Тард (1843—1904), французский социолог и криминолог, один из основателей психологического направления в западной социологии, считал основными социальными процессами «изобретение», имея в виду, как техническое усовершенствование, так и рождение новых общественно-политических идей и нравственных ценностей, а также «подражание». К этому он добавил еще «оппозицию» (социальный конфликт). Наиболее характерным Тард считал подражание «низших» социальных слоев «высшим», и особое значение придавал воздействию таких средств коммуникации, как телефон, телеграф, массовый выпуск книг и особенно газет, которые являются фактором социального контроля. Тард различал психологию индивида и психологию толпы, где человеческая индивидуальность подавляется, человек становится чрезмерно возбудим и теряет интеллектуальность, подчиняется поведению толпы.
Если привести терминологию вышеуказанных ученых в соответствии с современным научным оборотом, а их подход применить к реалиям нашего времени, то в их исследованиях обнаруживается рациональное зерно, полезное для анализа социальной психологии наших современников в свете нарастающей опасности терроризма.
Обратимся для этого к рассуждениям на данную тему уже упомянутого нами С.Московичи, который считал, что толпа, масса — это социальное животное, сорвавшееся с цепи, что моральные запреты сметаются вместе с подчинением рассудку, что социальная иерархия ослабляет свое влияние, стираются различия между людьми, и люди выплескивают, зачастую в жестоких действиях, свои страсти и грезы: от низменных до героических, от исступленного восторга до мученичества. Беспрестанно кишащая людская масса состояния бурления — вот что, по его мнению, такое толпа.
Приведенные размышления известных исследователей побуждают нас выйти за ограниченные и примитивные рамки при оценке ряда событий последнего времени, поражающих общество своей жестокостью и неожиданностью, вселяющих в умы людей недоумение и страх перед ростом криминогенной среды, преступностью, нераскрытыми убийствами и покушениями.
Если же обратиться к сфере международных отношений, то в таком же ключе воспринимается глобализм по-американски, вызывающий неприязнь многих европейцев (как впрочем, и жителей других континентов), стимулирующий рост антиамериканских настроений. Эти настроения эмоционально выразил испанский посол в ООН Иносентио Ариас, который даже вышел за пределы дипломатической стилистики. В интервью газете «Мундо» он заявил: «У нас в Европе всем ясно, что Буш необразован, простоват, консервативен и даже тип Махо».9 Критическая и даже насмешливая тональность в отношении вашингтонских властей все более заметна в странах континентальной части НАТО. Она особенно характерна для настроений интеллектуалов и по крайней мере для части политических кругов основных союзных США европейских стран. Поведение администрации Буша вызывает там в той или иной мере досаду, омрачая трансатлантическую солидарность растущими противоречиями. Тут и критика экологической политики США, попирающей решения международного сообщества в этой области; и недовольство планами НПРО в сочетании с опасениями новой холодной войны с Москвой после высылки российских дипломатов из США; и боязнь нарастания американо-китайской конфронтации, вызываемой не только воздушным инцидентом, но и другими провоцирующими Пекин действиями США вроде поставок вооружений Тайваню. Конфликты США со своими союзниками — Францией и Германией — характерный пример того, что они не очень-то советуются с союзниками, не удовлетворяют их информационный голод, ставя их перед свершившимся фактом или односторонне принятым решением, как это было, к примеру, при нападении на Ирак. Эти и многие другие факты свидетельствуют о намерении американского истеблишмента оседлать и использовать в своих интересах процесс глобализации. Трубадуром такой стратегии был и остается Збигнев Бжезинский.
Глобализация по-американски сталкивается с сопротивлением стран, которые все более настойчиво заявляют о своем праве участвовать в решении мировых проблем. Наряду с выходом в большую политику и вступлением в борьбу за свои права стран, ранее отставших в своем экономическом развитии, намечается обострение социальных противоречий в масштабах мирового сообщества, симптомы которого все более дают о себе знать. Представление о глобализации как процессе, носящем эволюционный, спокойный характер, нарушается взрывами массовых протестов, в которых их участники называют своими врагами транснациональные корпорации и международные финансовые организации, отвергают американизацию мира. Вспышки протеста, носящие локальный характер, обычно приурочены к форумам, посвященным обсуждению глобальных экономических проблем. Они не отражают положения каких-либо политических или экономических программ и сопровождаются акциями стихийного возмущения, направленными на срыв мероприятий, проводимых международными финансово-экономическими организациями. Подобно тому как луддиты10 в Великобритании в конце XVII — начале XIX века выразили классовый протест против социальных последствий промышленного переворота, резко ухудшившего положение пролетариата, путем разрушения станков и машин, так и участники современных акций протеста сокрушают рестораны «Макдоналдс».
Возникновение гигантских транснациональных корпораций, стандартизация продукции и стиля жизни, внедрение новых технологий отодвинуло на обочину общественной жизни многих мелких торговцев, которые не могут конкурировать с богатыми супермаркетами. Последние оставили не у дел первых, а крупные промышленные предприятия вытеснили с рынка кустарей и мелких производителей. Социальная база нарождающегося движения протеста очень широка, хотя в нем еще не выкристаллизовалась доминирующая сила или идеология. Оно выражает неудовлетворенность своим положением, а также тревожное ожидание и страх перед будущим миллионов людей, дезориентированных глобализацией, утратой гуманистических ценностей, ломкой сложившегося жизненного уклада. Движение поддерживают крестьяне, мелкие предприниматели, люди интеллектуального труда, к нему прибиваются деклассированные люмпены.
Манифестации протеста, похоже, стали непременным атрибутом крупных межправительственных саммитов. Их история началась с мирной немногочисленной демонстрации «антиглобалистов» и «зеленых», которая состоялась в Лондоне осенью 1999 года и была приурочена к заседанию финансовой «семерки». За этим последовало выступление приверженцев нового движения, которым по сути удалось сорвать раунд переговоров по ВТО в Сиэтле в декабре 1999 года. Затем был взрыв протеста на «весенней сессии» МВФ и Всемирного банка в этом году в Вашингтоне, когда за пять дней было арестовано 800 человек. Не стала исключением и совместная сессия МВФ и Всемирного банка, прошедшая в Праге в сентябре 2000 года. Несколько тысяч молодых людей со всех концов Европы съехались, чтобы выразить решительный протест против деятельности этих организаций. Они разгромили массу закусочных, автосалонов и банков.
В итоге официальная дискуссия в рамках сессии завершилась на полдня раньше срока. Представители МВФ отрицают, что массовые протесты в Праге оказали какое-либо влияние на ход сессии. В то же время все сходятся во мнении, что бурные события вокруг пражского Конгресс-центра шокировали участников собрания. Как бы то ни было, МВФ фактически отказался принять программу, сутью которой было сокращение помощи слаборазвитым странам. Внесенные США предложения о радикальном реформировании Фонда, которые предусматривают повышение ставок по кредитам, ужесточение условий их предоставления и более строгий отбор получателей денег, не были поддержаны участниками сессии. Достигнутый компромисс, по мнению наблюдателей, по сути полностью выхолостил изначально радикальный характер предложений США. Более того, было принято решение о существенном расширении программы списания задолженности слаборазвитых стран, в которую было решено включить 20 стран вместо 5.
Стихийным взрывом возмущения, погромами, поджогами ознаменовался саммит Евросоюза в Ницце в конце 2000 года, когда повторился сценарий прежних уже упомянутых событий. Подлинные бои аналогичного характера произошли весной и летом 2001 года в Квебеке и Лондоне. Но события, развернувшиеся летом 2001 года в Генуе вокруг саммита «восьмерки», стали подлинным апофеозом протестного движения «антиглобалистов». По масштабам и последствиям эти события превзошли все прежние аналогичные попытки срыва крупных международных правительственных и неправительственных форумов. Для «осады» генуэзского саммита съехалось от 150 до 200 тысяч представителей примерно 700 различных организаций. Были погромы и столкновения с полицией. Перед мировым сообществом встал вопрос: что отражает более адекватно реалии современного мироустройства — малоэффективные саммиты представителей богатых стран или массовые движения, стихийно пытающиеся изменить векторы экономической и социальной жизни человечества в XXI веке. Однозначный ответ еще не дан, но подходить к поиску этого ответа следует, оперируя самыми простыми и всем понятными категориями. В своей книге «Почему Россия не Америка» А.П.Паршев отмечает, что «зарплата американского рабочего — это не совсем зарплата, это, скорее доля от эксплуатации всего мира».11 Показывая в очень доходчивой форме, кто кого в наше время эксплуатирует, автор говорит следующее: «Пока ситуация воспроизводится вполне по Марксу, но «в мировом масштабе»: «Запад — «мировой буржуй», «третий мир» — «мировой пролетариат», а мы хотели в буржуи, но нас не взяли и в пролетарии».12 Развитие истории «антиглобализма» ведет к тому, что воля участников этого движения выражается все с большей силой и приобретает организованные формы.
В феврале 2002 года глобализм и антиглобализм (будем пока называть их так) обрели нечто новое как по форме, так и по содержанию. В Нью-Йорке собрался Всемирный экономический форум (ВЭФ), который на этот раз из уютного Давоса был перенесен туда, где в сентябре предыдущего года произошел невиданный ранее по своей жестокости террористический акт. В Мюнхене примерно в это же время был проведен «Военно-политический Давос», как окрестили 38-ю Международную конференцию по безопасности (МКБ), собравшую представителей 43 стран. И, наконец, в то же время, в бразильском городе Порту-Алегри впервые состоялся Всемирный социальный форум (ВСФ). Все три форума внешне совершенно не подходили друг на друга, но по существу были призваны решать сходные задачи — искать пути преодоления ситуаций, связанных с активизацией терроризма, структурной неустойчивостью мировой экономики, нищетой огромных масс населения земли, глобализацией в ее нынешнем виде, которая по сути своей (если не зацикливаться на искусственно придуманном термине «глобализация») является высшей стадией империализма. Сильные мира сего не случайно постарались заменить этот всем известный термин, полностью отражающий реалии эпохи, но не сулящий им никаких оптимистических перспектив, другим нейтральным словом, лишенным какого-либо социального содержания. Империализм (от лат. imperium — власть, господство) был всесторонне исследован В.И.Лениным и охарактеризован им как высшая стадия капитализма, при этом была показана его исторически преходящая роль.
На форуме в Нью-Йорке собрались влиятельные люди, представляющие политическую и деловую элиту, чтобы обсудить обычные для таких собраний проблемы — «как сделать мир лучше», «как помочь развивающимся странам», «как преодолеть пропасть между богатыми и бедными странами». Обсуждаются эти проблемы давно, но обсуждаются так, чтобы в принципе ничего не изменять. А в то же время 250 млн. детей в мире по-прежнему работают за несколько центов в час, треть населения планеты не имеет электричества, 1,5 млрд. людей не пьют чистую воду, 100 000 человек ежегодно умирают от голода. И в своих собственных богатых странах завсегдатаи ВЭФ не могут предотвратить экономического спада, устранить массовую безработицу, а их авторитетные рекомендации подчас приводят к краху. Пример тому — Аргентина. В Нью-Йорке «вершина вершин» (как называют нередко ВЭФ), единовластно претендовала на «руководство в трудные времена», определение «общего будущего». Многие участники выражали озабоченность «неравномерным распределением плодов глобализации». Как открытие (хотя об этом много раз твердили миру) преподносилось, что нищета и несправедливость являются питательной средой экстремизма и терроризма. Но в итоге ВЭФ опять ничего реального не принес, никаких конкретных программ, одни декларации, носящие в лучшем случае рекомендательный характер.
В Мюнхене о терроризме тоже говорилось достаточно. Там министры обороны и другие сведущие в проблемах безопасности эксперты пытались определиться с тем, что считать терроризмом, как придать большую действенность военной составляющей антитеррористической коалиции. Давался анализ и прогноз ситуации, но не больше. А когда речь пошла о проблемах НАТО, то генсек Робертсон в унисон с представителями Пентагона стал требовать от европейских союзников преодоления так называемого технологического отставания от США в вооружениях. Сравнивая общую годовую смету этих членов альянса в 140 млрд. долларов с американскими 379 млрд. долларов (которые Белый дом собирается довести до 451 млрд. долларов в год), от европейцев добиваются существенного увеличения военных бюджетов. Вместе с американскими программами, все это может привести лишь к новому витку гонки вооружений и расходованию новых гигантских средств, которые могли бы быть более разумно и рационально направлены на устранение или хотя бы смягчение тех взрывоопасных проблем, о которых говорилось в Нью-Йорке.
И все же февраль 2002 года внес нечто новое в борьбу за новый миропорядок. Это — попытка обездоленных людей в лице представителей антиглобалистских, молодежных, крестьянских, феминистских, религиозных, экологических и других движений и организаций (всего 2100 из 80 стран) выработать в Порту-Алегри свою альтернативу: «Другой мир возможен». Выдвигалась, например, смелая концепция «глобального плана Маршалла». Это — идея трех глобальных налогов: на финансовые операции, вообще, иностранные инвестиции корпораций, в частности, и общемировой минимальный налог на прибыли концернов. Сборы могли бы послужить строительству лучшего и более справедливого мира, вечная утопия которого никогда не сходит с порочного круга демагогии. Впрочем, на сей раз на авансцену борьбы за новое устройство мира, выступили не только люди, устраивающие погромы там, где собираются их богатые антагонисты. Налицо их попытка, пусть даже наивная, внести организованность в свое движение и сформулировать его цели. Богатая элита все больше побаивается их: в Нью-Йорке 2500 участников нуждались в защите 4000 полицейских и сил безопасности, в Мюнхене 3800 полицейских охраняли 250 участников.
«Либеральные» СМИ очень неохотно сообщают о протестном движении «мирового пролетариата» и других подобных событий, а если и сообщают, то квалифицируют их как хулиганство. То, что хулиганы в них участвовали, очевидно, но это — мутная, грязная пена, которая нередко появляется на поверхности даже самого чистого потока. Упрощенная квалификация массовых протестов как хулиганства вызывает сомнения: неужели в мире так много хулиганов, которые собираются вместе именно тогда, когда происходят международные форумы, обсуждающие проблемы современного капитализма? Если посмотреть на эти повторяющиеся события поглубже, то можно предположить, что они являются предвестником приближения эпохи новых социальных потрясений. Что, казалось бы, общего между сливающимися протестами антиглобалистов и нарастающей угрозой террора? Внешне, по составу участников, методам борьбы эти явления не имеют никакого сходства. Но если попытаться увидеть, откуда растут их корни, то окажется, что почва одна и та же — неудовлетворенность больших масс людей своим положением в современном мироустройстве, чем всегда пользовались структуры и личности, рвущиеся к власти. Расстановка политических сил в мире сегодня очень сложна, так же, как и те экономические основы, на которые они опираются. Однако тенденция развития глобальных противоречий, свидетелями чего мы являемся, все более отчетливо свидетельствует о том, что мир стоит на пороге исторических перемен, подобных тем, что были вызваны к жизни великими революциями прошлого. Осознание этой неизбежности начало овладевать умами обеспокоенных людей задолго до терактов в США. Так, еще в 1996 году два опытных редактора солидного немецкого еженедельника «Шпигель», которых вряд ли можно заподозрить в симпатиях к анархизму или коммунизму, сказали в своей книге: «Только наивные теоретики и недальновидные политики думают, что можно из года в год, как в нынешней Европе, лишать миллионы людей работы и социальной защиты и не заплатить однажды за это политическую цену. Что-то обязательно произойдет».13
История, российская и мировая, знает немало случаев массового выступления людей, в которых даже при преобладании стихийности и неорганизованности все же была видна причинно-следственная связь. Это было недовольство людей или своим нищенским положением, или политикой властей, или (что все отчетливее проявляется в наше время в движении антиглобалистов) это был протест против эксплуатации «золотым миллиардом» всего остального населения Земли. В упомянутых, да и во многих других случаях массовых протестов, также выливавшихся порой в погромы, проглядывалась некая идея, пусть примитивно и не цивилизованно выраженная. Что ни день, то СМИ сообщают нам о митингах протеста, взрывах, пожарах, погромах, убийствах. «Кто за этим стоит?»; «Кому это выгодно?». Конечно, правоохранительные органы дают свои версии ответов. Но эти ответы касаются лишь частных обстоятельств, они не затрагивают главных, глубинных причин происшедшего, которые надо искать в состоянии всего общества. Оно характерно не только правовой дезорганизованностью, но и отсутствием более или менее определенного идейно-политического и социально-экономического структурирования, порождающего идейный разброд и социально-психологические шатания, быструю смену массовых симпатий и антипатий. Это — обстановка, в которой случайная «искра» может вызвать непредсказуемый пожар, в том числе и действия, которые мы вправе отнести к «взрывной волне» терроризма. Обществу не дана стратегия движения вперед, не дана идея, которая обосновывает общественное развитие. Обстановка же идейного вакуума дает простор всякого рода антиобщественным проявлениям, не имеющим ничего общего с идейной и политической борьбой. Идейный вакуум характерен для переломных рубежей истории, на котором сегодня вместе с международным сообществом находится Россия. А поскольку природа не любит пустоты, то в образовавшийся вакуум стихийно устремляются силы, нередко деструктивные, которые сильны своим цинизмом, аморальностью, непредсказуемостью и немотивированной агрессивностью.
Происходящие в наше время взрывы конфликтов имеют в своей основе уже известный ранее, но достигший более высокой степени накала и масштабности поведенческий стереотип (ксенофобия религиозная или этническая, кровная месть, «право» Линча и т.п.), а также пусковой механизм (политические лидеры, подстрекатели, обыкновенные крикуны и т.д.). В интерпретации упоминавшегося ранее С.Московичи понятия «масса» и «толпа» почти идентичны. Отмечается лишь одно отличие — в толпе люди связаны через непосредственный личный контакт, в массе — через средства коммуникации. «Массы нигде не видно, потому что она повсюду… читатели, слушатели, телезрители, ...оставаясь у себя дома, они существуют все вместе, они подобны… — утверждает С.Московичи. — Коммуникация делает из них публику, организация поднимает интеллектуальный уровень людей, находящихся в массе. Коммуникация понижает его, прекращая их в толпы на дому… Пресса быстро научила, как массифицировать человека. Она сумела найти его, когда он один, дома на работе, на улице».14 Заслуживает внимания то, что исследователь видит четкую грань между массой и толпой, однако он определяет ее только с точки зрения действия или бездействия коммуникационного механизма, оставляя без внимания содержательный компонент данной трансформации, каковым является идеологическое насыщение коммуникации. Характер ее содержания, наличие в ней идейного стержня, характеризующего общественные позиции той или иной социальной группы, в основном и определяет отличие между массой и толпой. Они различаются так же, как различается социальная психология и идеология.
Ослабление идеологического начала в геополитических решениях на переломных рубежах истории, преобладание тактических зигзагов вместо устойчивого стратегического курса — одна из отличительных черт нашей эпохи. Она предстала перед обществом особенно зримо в период ожесточения всемирной схватки между террором и антитеррором.
Стала очевидной несостоятельность попыток З.Бжезинского представить глобализацию как некий процесс, в котором главенство («primacy») принадлежит Америке. Этот его «геостратегический императив» оказался наивной иллюзией. С точки зрения элементарной логики его концепция просто абсурдна. Как можно игнорировать тот объективный и неоспоримый факт, что все государства мира проходят путь экономического и политического развития? Его неизбежно проходят и страны, которые мы еще совсем недавно относили к «третьему миру» и роль которых в международных делах американский истеблишмент просто не признавал.
В теледебатах со своим соперником Альбертом Гором Джордж Буш бросил фразу, которая вполне соответствует геополитической концепции З.Бжезинского, утверждавшего, что именно Евразия, и только она, является «шахматной доской», на которой ведется борьба за мировое господство: «Хотя Африка — это, может быть, и важно, но она не вписывается в наши национальные стратегические интересы».15
Но вот в июле 2003 года американский президент совершает стремительное турне по Африке, которое совпало с рождением Африканского союза. Американский ковбой явно торопился оседлать строптивого африканского коня. Ведь по существу в Африке появился прототип Совбеза ООН, а Комиссия Африканского союза, то есть общее правительство Африки — прямое следование примеру Европы, да еще с опережением, ибо африканцы уже избрали своего президента Союза государств, в то время, как Европа еще только собирается это делать.
Это не единственное беспокойство Соединенных Штатов, да и идеолога американского глобализма З.Бжезинского. Непростой вояж Дж.Буша включал визиты в Сенегал, Бенин, Кабо-Верде, Гамбию, Гану, Сьерра-Леоне, Нигер, Мали, и далеко не все проблемы были обсуждены и решены так, как того хотелось американцам. Буш оказался первым гостем ЮАР, которому бывший президент этой страны, всеми уважаемый известный политик Нельсон Мандела, не подал руки, а с его приемником Табо Мбеки Буш не смог прийти к общей оценке событий в Ираке и в Зимбабве, стране, которой США очень недовольны. Все это произошло на фоне ряда событий, ставящих под сомнение утверждения З.Бжезинского о глобальном лидерстве Америки.
Неустойчивое положение американцев и их ставленников в Афганистане, тупиковая ситуация в Ираке, нарастание волны антиглобализма, острие которого направлено против США, показали, что глобализация по-американски вряд ли может иметь будущее.
А ведь ее идеологом выступил не кто иной, как З.Бжезинский. Это он завершил свой труд следующим пророчеством: «В течение нескольких ближайших десятилетий может быть создана реально функционирующая система глобального сотрудничества, построенная с учетом геополитической реальности, которая постепенно возьмет на себя роль международного «регента», способного нести груз ответственности за стабильность и мир во всем мире. Геостратегический успех, достигнутый в этом деле, надлежащим образом узаконит роль Америки как первой, единственной и последней истинно мировой державы.16 Однако понадобилось не более десятилетия, чтобы весь мир смог убедиться в иллюзорности подобных прогнозов. Встретившись с серьезными трудностями в осуществлении своей имперской политики, США вынуждены искать поддержки у тех, кого они высокомерно отвергали.
Попытки американцев присвоить себе статус «единственной мировой державы» не только не обеспечат стабильности в многополярном мире, но и чреваты новыми серьезными конфликтами и потрясениями, среди которых не последнее место занимает массовый терроризм. США были вынуждены продемонстрировать свое негативное отношение к преступлениям чеченских боевиков после теракта в военном госпитале в Моздоке. Но сегодня акций антитеррора недостаточно. Новое мироустройство должно отражать как реальное существование в мире различных центров влияния, так и реальное объединение сил в борьбе против глобальной угрозы, каковой является международный терроризм.
ГЛАВА II.