С. И. Илларионов Россия и Америка на глобальной

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14

ЧТО СУЛИТ АМЕРИКЕ ЭНДШПИЛЬ?
(Вместо заключения)

Поспорив с г-ном Бжезинским об оценках современного мироустройства и месте в нем России, пора прийти к определенным выводам, попытаться найти в зарождающихся и формирующихся ныне реалиях элементы будущего мира — вообще и отношений между Россией и Америкой, в частности. В наши дни процессы переходности, присущие многим странам, объединяются в глобальную переходность, характерную неопределенностью государственных и общественных систем, непредсказуемостью масштабных событий и являются по сути своей глобальной революцией (если, конечно, не сводить это понятие к стереотипной картине разгрома Бастилии или штурма Зимнего дворца). Такое состояние современного общества побуждает некоторых исследователей называть его кризисным. В своей работе «О выходе из кризиса современной цивилизации» Чрезвычайный и Полномочный Посол, доктор исторических наук Ю.Н.Рахманинов пишет: «Окончание «холодной войны» позволяет сосредоточиться на поиске путей достижения целей переходной эпохи. Это предполагает реалистическую оценку происходящим процессам перемен в мире, охватывающим все стороны общественной жизни. Хотя ответы на все возникающие в связи с этим вопросы еще не найдены, тем не менее основные вызовы истории и опасности для мира уже обозначились. ...Одновременно в развитии истории есть и достижения в основных областях общественной жизни, создающие возможности для преодоления планетарного кризиса и для перехода современной цивилизации к высшему типу целостности природы, общества и человека».^¹⁴³

Главной угрозой для всего человечества, о чем говорят многие исследователи, следовало бы назвать признаки планетарного кризиса современного взаимозависимого и целостного мира. Мысль о будущем все более тревожит нынешнее поколение людей. Футурология сегодня это уже не просто хобби и не оторванные от жизни упражнения изощренного ума. Это — императив времени, попытка найти ответ на вызов, брошенный нам XXI столетием. Консультант международных корпораций по стратегическим проблемам Роуэн Гибсон (США) в книге «Переосмысление будущего» пишет: «Сегодня, когда мы смотрим в будущее, у нас нет вообще уверенности в том, куда мы идем или как туда прийти. Мы не видим более длинного, прямого ясного пути, простирающегося за горизонт. Вместо этого наш взгляд упирается в окончание пути! Ибо, возможно, завершение двадцатого столетия является концом всего существовавшего порядка вещей. Концом индустриальной парадигмы. Концом послевоенного мира. Концом государства благосостояния. Концом коммунизма и послевоенного капитализма».^¹⁴⁴

Роуэн Гибсон, возвращаясь мысленно на тридцать лет назад, вспоминает, что тогда жизнь людей, «обществ направлялась «могучими институтами» — правительствами, юрисдикцией, системой образования, церковью, семьей, организацией труда, к которым люди относились с уважением, доверяли им свое будущее, разрешали им управлять собой и осуществлять контроль. Он отмечает, что такому порядку пришел конец. «...Эти старые источники власти были безжалостно уничтожены новыми технологиями и идеологиями, которые безвозвратно передали власть от институтов к индивидууму».^¹⁴⁵

В подобных размышлениях много растерянности, пессимизма, даже страха перед грядущими переменами в жизни людей, перед их будущим. Ясно, пожалуй, одно — исследователи будущего видят в центре всего сущего человека, и это не тривиальная истина, а глубокая мысль. Примечательно, что в ней приходят представители самых различных школ мысли, — и консультант капиталистических корпораций Гибсон, и основоположник научного коммунизма, возвестивший гибель капитализма, Карл Маркс, и многие другие. Маркс рассматривал эмансипацию человека как возвращение человеческого мира, человеческих отношений к самому человеку.^¹⁴⁶ Действительно, будущий человек — это несомненно уже не просто существо, в котором приоритет принадлежит рабочей силе, производительным способностям создавать то, что нужно другому человеку. Это — индивидуум, в котором главное — качества, присущие человеческому роду вообще, способности которого из объекта эксплуатации превращаются в средство собственного развития, а способность к труду из средства поддержания жизни в биологическом смысле слова все более соединяется с развитием его ума и облагораживанием его чувств, возвышением его нравственного и эстетического начал. Э.Тоффлер, определяя новый смысл человеческой власти, рассматривает такие ее источники, как насилие и богатство, то есть те факторы, которые многим все еще кажутся универсальными. Но американский футуролог на первое место ставит знание.^¹⁴⁷

Трудно не согласиться с тем, что знание, интеллект, приобретает все более приоритетное значение, помогает осознать гигантские сдвиги планетарного масштаба, которые несет с собой XXI век. К сожалению, геополитические исследования, проводимые нашими современниками, часто поверхностны, заражены шовинистическим высокомерием. Действительно, если сравнить нынешние устные и печатные выступления деятелей самого различного направления с тем, что было даже несколько десятков лет назад, не говоря уже о более ранних временах, мы заметим скудость концептуальных положений, социальных идей, геополитических идей и т.п. А новые времена требуют новых идей, для их генерирования нужен высокий интеллект, большие знания, да к тому же новые идеи трудно втиснуть в прокрустово ложе конъюнктурных подходов. Так обстоит дело и с идеей евразийства, особенно в интерпретации г-на Бжезинского.

Подводя некоторые итоги нашей полемики с ним, отметим, прежде всего, что решение конкретных задач, оценка позиции на глобальной шахматной доске и определение дальнейших действий требуют учета принципиальных перемен, происшедших на ней с того времени, когда З.Бжезинский писал свою книгу. Прежде всего, это относится к расстановке и соотношению сил на евразийском пространстве, чему так много уделил внимания ее автор. Его анализы и оценки неадекватны тому, что сложилось на «доске», уже хотя бы потому, что неумолимо развивающийся процесс глобализации придал ходу партии глобальный характер. «Доска» стала не только евразийской, но и глобальной, хотя Евразия продолжает по прежнему оставаться важнейшим участником всех мировых событий. Объективное исследование роли Евразии в нашем нынешнем мире продолжает оставаться ключевой задачей, которую З.Бжезинский не сумел решить. Причина в том, что евразийство как объективная реальность и как объект научных исследований формировалось веками, и подходить к нему как к очередному объекту политической конъюнктуры попросту некорректно. Ни богатство, ни военная мощь, не дают ключа для объективных выводов, тем более поспешных.

Отдавая должное трудам наших соотечественников Н.Я.Данилевского, Л.Н.Гумилева, И.А.Ильина, И.Л.Солоневича, В.П.Семенова-Тян-Шанского, внесших большой вклад в разработку геополитических идей, а также немецкого ученого Фридриха Ратцеля, шведского политолога Рудольфа Челлена, англичанина Макиндера, американца Николаса Спайкмена, француза Пьера Галуа и ряда других исследователей и политологов, у которых необходимо взять все ценные положения, мы полагаем, что новая эпоха обязывает нас дополнить, причем весьма значительно, их идеи рядом актуальных положений в соответствии с императивами новой эпохи. Это касается, в частности, характеристик государства, понятий морской и континентальной силы, «осевого региона», «сердца мира», «американской модели», глобальной структуры мира и др. Не вдаваясь в теоретическую полемику, отметим лишь, что одностороннее рассмотрение истории как «последовательной смены силовых контуров «мирового порядка», или «геополитических эпох»^¹⁴⁸ в отрыве от аспекта социально-экономического, отражающего изменения способов производства, непродуктивно. Тем более, не помогает такой подход изучению перспектив развития нынешнего миропорядка.

В этом смысле значительный интерес представляет трансформация понятия государственности и в связи с этим характер межгосударственных отношений будущего. Мы являемся свидетелями распада федеративных государств, борьбы за создание новых независимых государств (СССР, Югославия, Чехословакия). Более пристальное рассмотрение вышеупомянутых процессов показывает, что распад является в то же время началом образования неких новых общностей людей, в которых этно-территориальное начало тесно переплетается с факторами экономическими, международно-политическими, конфессиональными и другими. Констатация этого дает возможность реально оценить современное мироустройство и тенденции его трансформации.

Евразийцы ушедшей эпохи действительно концентрировали внимание на имперских контурах России, которые ныне проходят по границам Российской Федерации и СНГ. Но — и это особенно важно для эпохи глобализации — видеть, что Евразия в современном понимании — это не только Россия и СНГ. На западе в ней Восточная, Центральная и Западная Европа, на востоке — бескрайние просторы Азии, где живет более половины человечества. СНГ с Россией не могут жить изолированно от остального мира, с которым его связывает целый комплекс самых разнообразных отношений.

Разумеется, исключительность положения России как евроазиатской державы не вызывает сомнений. Исторически она, хотим мы того или нет, всегда служила «мостом», соединяющим восточную и западную части евразийского континента. Отсюда возникла объективная необходимость в проведении ею двуединой политики, чтобы строить весь комплекс отношений как с западными, так и восточными соседями. Это было отражено и в ее геральдическом символе — двуглавом орле, одна голова которого смотрит на запад, а другая — на восток. Таким образом, фактор территориальной близости, определяющий необходимость всестороннего взаимодействия с соседними странами, сформировал устойчивый принцип российской политики и экономики с учетом как европейского, так и азиатского факторов.

Россия — европейская страна, однако ее принадлежность к Европе можно толковать по-разному. В книге, предназначенной З.Бжезинским для того, чтобы помочь молодому поколению «формировать очертания мира завтрашнего дня», он однозначно утверждает, что к Европе «образца Версаля» или «ялтинского образца» возврата нет. Не менее ясно высказывается он о целях США: «...Главная геостратегическая цель Америки в Европе может быть сформулирована весьма просто: путем более искреннего трансатлантического партнерства укреплять американский плацдарм на Евразийском континенте с тем, чтобы растущая Европа могла стать еще более реальным трамплином для продвижения в Евразию международного демократического (читай — «американского» — авт) порядка и сотрудничества».^¹⁴⁹ Бжезинский считает, что Россия должна «двигаться в сторону Европы», ибо это «вопрос насущных потребностей выживания». Имеется в виду Европа, в которой реальностью является командная позиция США. «Только Россия, желающая принять новые реальности Европы, как в экономическом, так и в геополитическом плане, сможет извлечь международные преимущества из расширяющегося трансконтинентального европейского сотрудничества в области торговли, коммуникаций, капиталовложений и образования».^¹⁵⁰

Как видно из этого, да и всех иных подобных высказываний, сближение России с Европой, которому, кстати, придает большое значение и руководство России, корифей американской политологической мысли понимает совершенно противоположно тому смыслу, который содержится в концепции евразийства, изложенной нами ранее. Из нее следует, что с Европой нас объединяет объективно территориально-географическая общность, которая, однако, не является решающим фактором сближения наций, государств, интеграционных группировок, хотя и значительно способствует этому сближению. Было бы ошибочно сводить все дело к тому, что Европа близка, а Америка далека, ибо есть ряд и других постоянно действующих факторов, которые неумолимо предопределяют развитие процесса евразийской консолидации. Это — общность исторических судеб России и европейских государств, прошедших большой путь сближений и противостояний, которые позволили им узнать друг друга и определить подлинные ценности взаимоотношений. Точки над «i» в этом процессе расставила Вторая мировая война, но объективно сложившаяся система послевоенного мироустройства не отвечает концепции З.Бжезинского.

Налицо совпадение экономических интересов России с европейскими странами, близость социально-психологических ориентаций и культурных ценностей, наконец, наличие реальных возможностей обеспечения многих аспектов безопасности, причем не только военной, но и экономической, экологической, информационной, антитеррористической и др. США же рассматривают Европу как своего «троянского коня», с помощью которого они, используя искусственно придуманную в свое время концепцию «североатлантизма», надеются внедрить в Евразию тезис родоначальника англо-американской школы геополитики Халфорда Макиндера, который он изложил еще в 1919 году в книге «Демократические идеалы и реальность»: «Кто контролирует Восточную Европу — господствует над Хартлендом, кто господствует над Хартлендом — контролирует Мировой остров, кто контролирует Мировой остров — господствует над миром».^¹⁵¹ Макиндера тревожило, что центральное стратегическое положение в Евразии, которую он называл «осевым режимом», занимает Россия.

Закономерен вопрос — какие исторические перспективы являются более естественными и полезными для народов Европы — утверждение в ней «троянского коня» — США или статус полноправного участника и составной части евразийского сообщества. Рассмотрим некоторые оценки и факты. Отмечая, что Россия, идя по пути обновления, должна иметь возможность рассчитывать на самую широкую солидарность и сотрудничество, чтобы наилучшим образом интегрироваться в глобальную экономику, министр иностранных дел Италии (являющейся, как известно членом НАТО), говорит: «Европейский союз стоит на пороге значительных институциональных преобразований, необходимых для успешного расширения до около 30 государств — членов. Расширенный ЕС будет иметь общие границы с Российской Федерацией, и эта близость, в том числе географическая, станет дополнительным стимулом для того, чтобы вместе искать ответы на многочисленные вызовы нового тысячелетия, какими являются борьба с организованной преступностью, ядерная безопасность, охрана окружающей среды и здорового образа жизни. Консолидированный и расширенный Европейский союз станет, таким образом, действенным партнером России, которая, в свою очередь, находится в процессе перехода к устойчивым государственным институтам, демократии и свободному рынку. С одной стороны, это постоянное и тщательное согласование подходов по международным темам — таким, как разоружение и региональные кризисы, в том числе права человека, а с другой — конкретный опыт промышленного сотрудничества и устойчивые партнерские торгово-экономические связи».^¹⁵²

Претензии США на доминирующую роль в Европе связаны с тезисом об «однополярности» в нынешнем мире, базирующемся на силе и богатстве одной державы. Но ход международных событий все больше этот тезис опровергает. Мировое сообщество все более проявляет тенденцию не к поляризации, а к интеграции, что подтверждают и сами Штаты, инициируя панамериканскую интеграцию. Что касается изменений миропорядка по силе и богатству, то этот принцип уходит в прошлое, о чем убедительно в своей книге поведал Э.Тоффлер, на которого мы ранее ссылались. Наконец, вспомним о таком критерии истины, как практика и посмотрим, во что вылились попытки США похозяйничать на европейском континенте. Американская силовая акция в Югославии привела к созданию их важнейшего плацдарма военного присутствия, каковым является Косово. На этой территории, где правит криминал, создаются военные базы с соответствующей инфраструктурой. Албанский сепаратизм и экстремизм из этого района косовские эмигранты распространяют на другие европейские страны, в первую очередь на Германию. Плетется сеть криминалитета, подпитываются экстремистские движения, если пользоваться аналогиями, создается европейская Чечня.

На Балканах, которые не зря считали и считают «пороховой» бочкой Европы, американцы создали плацдарм исламского радикализма, укрепив «дугу нестабильности», включающую в себя районы Кашмира, Центральной Азии, Афганистана, Кавказа, Ближнего Востока. Они поддерживаются одними и теми же финансовыми потоками и политическими рычагами, развиваясь вглубь и вширь при иллюзорной убежденности некоторых западных спецслужб, что исламские экстремистские движения можно держать под контролем, в рамках упомянутой дуги и использовать их против России ради достижения политических, геостратегических или экономических выгод. Взрывы американских посольств в Кении и Танзании могут оказаться «цветиками» при проведении Соединенными Штатами политики, не подкрепленной реальным анализом обстановки и уже ранее давшей эффект бумеранга. «Ягодки» могут оказаться очень горькими, причем для самих же американцев, в их собственной стране, где огромные массы черного американского населения становятся питательной сферой для исламского экстремизма, принимая исламскую религию под идеологическим воздействием соответствующих эмиссаров, не являющихся мусульманами по рождению.

В Европе смерть Варшавского договора на короткую, по историческим меркам, перспективу, безусловно, усилила влияние США, но мы видим уже симптомы неизбежного усиления Европы как самостоятельного целого, причем как конкурента США в экономике и политике. Тем более что «угроза с Востока», которая была использована ранее как предлог для обеспечения «атлантической солидарности», навсегда ушла в небытие вместе с Варшавским договором. Нельзя не учитывать рост антиглобалистских настроений во всем мире, которые по сути означают усиление антиамериканизма, а он из сферы экономической может переместиться и в политические движения. Сейчас Штаты завершили суперактивную антииракскую кампанию оккупацией этой страны. Эта «победа», если вспомнить недавнюю историю, порождает немало вопросов. Вот один из них.

А не повернут ли США свою антииракскую политику на 180 градусов, и не вернутся ли они к тому, что делали в первой половине 80-х годов прошлого столетия? Журнал «Ньюсуик» опубликовал прелюбопытнейшую запись состоявшейся в декабре 1983 года в Багдаде беседы спецпредставителя тогдашнего президента США Рональда Рейгана с Саддамом Хусейном. Посетитель из Вашингтона передал «приветы от президента, а иракский правитель вел беседу «оживленно и доверительно». Речь шла об улучшении отношений между обоими государствами и о некоторых конкретных делах. Собеседники установили необходимое взаимопонимание. Причем в ранге специального посланника Рейгана переговоры в Багдаде вел, оказывается, не кто иной, как нынешний шеф Пентагона Дональд Рамсфелд, предающий сейчас всяческой анафеме своего былого партнера по «доверительным беседам».

Миссия Рамсфелда удалась. Была достигнута договоренность о поддержке Соединенными Штатами Ирака в его войне с Ираном, который считался тогда главным врагом Америки в данном регионе. В течение последующих восьми лет через Египет в адрес Хусейна в условиях строжайшей секретности шли поставки различных видов американского оружия. Багдад снабжался также оперативной развединформацией, полученной с помощью американских спутников, которая была чрезвычайно важна для ведения иракских военных действий. Все это продолжалось в том числе и в первые годы президентства Джорджа Буша-старшего.

Достоверно установлено, что в те годы власти США разрешали продажу для Ирака американского оборудования и материалов для производства химического и бактериологического оружия. Этому не помешало даже бесчеловечное применение в 1988 году боевых отравляющих веществ, повлекшее гибель более 5 тыс. мирных жителей в курдских районах Ирака. В свою очередь, багдадское агентство по атомной энергии в течение многих лет закупало в США различные виды лабораторного оборудования. «Соединенные Штаты, — резюмировал еще в 1992 году председатель одной из комиссий конгре6сса Дональд Ригл, — снабжали правительство Ирака материалами, которые содействовали иракским программам развития химического и биологического оружия, а также ракетных систем». Всего власти США выдали не менее 700 лицензий на вывоз в Ирак товаров так называемого двойного назначения, вполне пригодных и для производства оружия массового уничтожения. Итак, США вооружали Ирак, а теперь напали на него, чтобы его «разоружить».

Подобных разворотов в американской геополитике было немало, что мешает относиться с доверием к геостратегическим тезисам лидеров США и обслуживающих их политологов. Однополярность мира, которой уделяют столь много внимания политики и публицисты, на самом деле не так уж однозначна и проста. США, являющиеся сегодня олицетворением однополярности, взвалили на себя тяжелое бремя, адаптироваться к которому совсем нелегко, в особенности, если иметь в виду надвигающийся на них системный кризис. Государство, оказавшееся, казалось бы, в столь выгодном геостратегическом положении, не смогло определиться с выбором ориентиров и стимулов в деятельности на международной арене. Отсюда стремление продемонстрировать силовые приемы (примеров чему достаточно — взять хотя бы агрессию против Ирака).

Но вот вопрос — означает ли эскалация Соединенными Штатами силовых действий отражением их реальной силы и мощи? В начале XXI столетия на мировой арене произошло уже немало событий, свидетельствующих об утрате Штатами прежнего влияния на зарубежные страны, в том числе и на своих некогда последовательных союзников. Одним из подобных примеров служит «бунт на корабле», учиненный Францией и Германией, отказавшихся поддерживать иракскую авантюру американцев. Тему ослабления американского внешнеполитического влияния обстоятельно и аргументированно разрабатывает в своей книге «Мировая держава США. Некролог» французский ученый Эммануэль Тодд. Эта книга вызвала большой интерес на Западе и была переведена на 11 языков. В своей работе автор доказывает, что времена имперского господства Америки прошли. Причину он видит в том, что США сейчас в большей степени зависят от «остального мира», чем наоборот. Поэтому, по его мнению, Америка пытается компенсировать свое движение по наклонной плоскости своей «театральной военной активности» в отношении стран отнесенных ими к «оси зла». В книге отмечается, что важнейшими стратегическими силами в современном мире являются Европа, Россия, Япония и Китай, и у Америки нет больше сил их контролировать. «Иракская политика США, — считает Э.Тодд, — нацелена на то, чтобы ввергнуть мир в войну. Но изнуряющие действия американцев, их упорное стремление обязательно продемонстрировать свою «силу» обнаруживает лишь, насколько Америка не уверена в экономическом, общественном, культурном и стратегическом отношении. Ибо уже давно США не владеют миром, они теряют контроль».^¹⁵³

На Западе, в том числе и в США, в последние годы появилось немало аналитических работ, посвященных трансформации современного мироустройства сил изменению в нем роли Америки. К сожалению, лишь очень немногие из них изданы в России. Очень медленно, с большим опозданием, геополитическая мысль приходит к осознанию того очевидного факта, что мир стал иным, он менее структурирован, в нем появились новые импульсы силы, новые интеграционные начала, он не склонен послушно исполнять команды извне и к тому же он более непредсказуем. Это значит, что действия США могут вызвать реакцию, отличную от той, что была привычной десяток лет назад. Глобализация в жизнедеятельности мирового сообщества отнюдь не возводит Штаты автоматически в ранг глобального главнокомандующего. Массовые протесты при проведении международных форумов, теракты против американских представительств за рубежом, обострение политических противоречий в самих США, — все это свидетельствует о шаткости их гегемонистских позиций. Это относится как к области их двусторонних отношений с рядом стран, так и к их роли в международных организациях, которые не в состоянии действовать, как раньше.

Тают надежды американских геостратегов на заполнение их влиянием мнимого «вакуума» на пространстве СНГ. Об использовании Вьетнама как плацдарма для утверждения американского влияния на азиатском континенте не может быть и речи. В Европе после прекращения блокового противостояния роль США усилилась, но сложившаяся здесь новая обстановка способствовала стремлению Европы выступать в качестве самостоятельной экономической, политической и военной силы. Американцам удалось, разбомбив Югославию, устранить от власти неугодного им президента, но превратить страну в свою марионетку им не удалось. Сложнейшие проблемы стоят перед ними в Ираке.

Американская концепция «поиска врага» проваливается, а сконструировать какую-либо новую геостратегическую доктрину не удается, не могут они предложить мировому сообществу и своим союзникам рациональную парадигму поведения. Отсюда противоречивость, непоследовательность действий американского руководства после смены хозяина в Белом доме. Неопределенность его решений проявилась, в частности, в вопросе о ПРО. Роль североамериканского вектора, казалось бы до недавнего времени стоявшего на первом месте в шкале приоритетных направлений экономико-политической деятельности России в системе послевоенного мироустройства, с течением времени показала свою слабость. Наступила пора перемен, поисков новых партнеров и союзников. Российским дипломатам, коммерсантам и военным следовало бы предпринять попытку определить вероятность приоритетного развития иных внешнеполитических направлений с точки зрения ближайшей перспективы и достижения положительных результатов для России, не отказываясь, разумеется, от работы на сложившемся направлении.

Сформулированные высшим руководством РФ приоритеты внешней ориентации страны в основном совпадают с общественным мнением ее населения. Об этом свидетельствуют данные ВЦИОМ, показывающие, на сотрудничество с кем должна ориентироваться Россия. В процентах это выглядит так:^¹⁵⁴

страны СНГ — 53;

страны Западной Европы — 49;

США — 31;

Япония — 27;

Индия и Китай — 22;

Арабские страны, Куба — 11.

Такая ориентация поддерживается и авторитетными зарубежными деятелями. Бывший президент Португалии Мариу Соареш, депутат Европарламента, почетный президент Социнтерна заявил: «Я сторонник эволюции в Европе в сторону политического союза. Поддерживаю недавние высказывания германского политика Йошки Фишера: «Единственный путь для Европы — заговорить с миром своим голосом. Я бы добавил: в том числе и с США. Сегодня мы так же богаты, как и американцы. Наши экономические потенциалы примерно равны. Европа догнала США по развитию современных технологий и техники. Но с военной точки зрения они — гиганты, а мы пока, увы, карлики. В политическом плане у американцев есть один голос — это президент США. У нас иногда нет единого голоса. Поэтому Европа должна объединиться в свой политический союз. Что касается участия в этом процессе России, то мы заинтересованы в сотрудничестве с вами во всех областях».^¹⁵⁵

В условиях, когда Европейский Союз не готов принять Россию в свои ряды, а основывает свое взаимодействие с ней на основе заключенных соглашений, которые, хотя и являют собой прогресс в их политико-экономических отношениях, не решают все же многих насущных российских проблем. В условиях, когда с Россией «забывают» проконсультироваться по ряду важных принципиальных политических вопросов, спрашивая ее мнения лишь после принятия решения, Россия не может не обращать все чаще свой взор к Востоку. И это не конъюнктурно-тактический прием.

Чем же интересен для России Азиатский регион? В политическом плане стратегическое сотрудничество с восточными странами дает возможность восстановить нарушенный в результате ликвидации Варшавского договора и присоединения к Североатлантическому альянсу восточноевропейских стран военно-стратегический баланс на континенте. Несмотря на то, что было подписано соглашение между Россией и НАТО, предусматривающее не размещение ядерного оружия в странах — новых членах этого блока вблизи границ РФ, нельзя не принимать во внимание характер этой организации. Североатлантический альянс был, есть и будет военной организацией, членом которой Россия не является, а следовательно, не может сохранять нейтралитет в момент приближения, пусть даже и мирно настроенного в отношении России блока НАТО к ее границам. Искреннее стремление России к совместной борьбе против международного терроризма не помешало З.Бжезинскому выступить с унизительными для россиян заявлениями о роли их страны в международных делах (см.: Российская газета. — 2002. — 24 декабря). Они для России не только оскорбительны. Они отрицают необходимость совместных российско-американских усилий в борьбе со вселенским злом терроризма, ибо подчеркивают неравноправный характер отношений между двумя странами.

Известно, что внешняя политика (в продолжение внутренней) обязана создавать условия внешней безопасности процессов развития страны через системы союзов и двусторонних договоров, международные организации и сообщества, средствами дипломатии, влияния и власти. Определяя приоритеты национальной безопасности России, необходимо сосредоточить внимание на ее геостратегических императивах. Надо отдавать себе отчет в том, что мировое сообщество не в мелочах, не в «косметике», а по крупному идет к новому состоянию, что XXI век принесет миру новую геоструктуру. Было бы чрезмерным упрощением представлять ее как дилемму — многополярный или однополярный мир. Ведущиеся сейчас споры по этому вопросу отражают состояние переходности, которое переживает современное мироустройство. В неравномерности его трансформации, когда силовой рейтинг многих стран, регионов, общностей людей, интеграционных структур подвержен быстрым, зачастую непредсказуемым изменениям, один из полюсов может приобрести доминирующее значение, носящее, однако преходящий характер. Для возведения же однополярности мира, которая выделила бы одну державу в ранг единственного центра силы, как это мыслят З.Бжезинский и его единомышленники, нет никаких оснований.

Такие попытки чреваты возрождением опасного гегемонизма, становления имперского всевластия одной державы, что позволило бы ей осуществлять силовой диктат и произвол в отношении более слабых субъектов мирового сообщества, доминирование меньшинства над абсолютным большинством. Такое в новейшей истории бывало и не раз. Претендент на глобальную гегемонию — США, тем не менее не собирается отказываться от своих претензий. Помешать ему может только противодействие, которое, сразу же оговоримся, не должно носить силовой характер, и ни в коем случае быть возрождением «холодной войны». Исходить сегодня можно только из того, что фатальной неизбежности однополярного гегемонизма не существует. Борьба против него может на данном этапе давать результаты при использовании традиционных средств, каковыми являются: дипломатия, внешнеэкономическая деятельность, использование информационно-коммуникационной борьбы. Развитие глобализации открывает возможности для противопоставления тенденциям однополярного диктата таких набирающих силы тенденций как: укрепление свободных от внешнего воздействия государств в Латинской Америке, Юго-Восточной Азии, странах бывшего СССР; формирование добровольных союзов и объединений государств в Европе, Северной Америке, исламском мире; усиливающееся нежелание американского народа платить высокую цену за имперские амбиции своего руководства; ослабление уверенности в том, что союзники США будут во всех случаях сохранять солидарность с Америкой и останутся лояльными к ней; выход на арену активных международных отношений отставших в своем развитии государств; пробуждение и нарастание интернационального протеста общественных сил против американского гегемонизма (пока что стихийного, неорганизованного) под флагом антиглобализма.

Все это создает реальные предпосылки для противопоставления американскому «полюсу» руководства миром более мощной силы в лице евроазиатского сообщества, эпицентром которого являются Россия, действующая вместе с другими народами Европы и Азии. Развитие мировой цивилизации неизбежно и закономерно подталкивает эти народы к образованию сообщества стран, конкретные формы которого определятся в процессе последующего развития, но которое обречено быть залогом не только мирного сосуществования государств, но и полем их конструктивного плодотворного и справедливого сотрудничества. Этот «полюс» мирового сообщества предназначен стать центром притяжения для многих стран и народов. Есть ли основания говорить сейчас о подобных перспективах? Если стоять на позициях отрицания социальной формы движения и считать, что существующие общественные системы, в частности, системы отношений между государствами, этническими образованиями и народами неизменны, то все рассуждения об эволюции нынешнего миропорядка и возникновения его новых конфигураций нереальны. Если же придерживаться той точки зрения, что самодвижение, саморазвитие человеческих отношений в планетарном масштабе закономерны и неизбежны, то надо находить его векторы, пути, ориентиры. Тот, кто озабочен судьбами России, призван выбирать ориентиры, которые позволят ей преодолеть трудные времена и обеспечить достойное место в структуре отношений между сообществами людей, населяющих различные страны, регионы и континенты. Мнения могут быть разные, и каждый вправе высказать свое. Если говорить о месте России в мире, то обратимся к исторической практике, которая служит достаточно убедительным аргументом в пользу того, что Россия играла решающую роль на самых крупных поворотах мировой истории.

России дважды выпала роль вершителя судеб мира — в 1917 и 1945 годах. Тогда эта роль и события, в центре которых стояла наша страна, характеризовались категориями, присущими своему времени. Но если посмотреть на упомянутые события с высоты наших дней, учесть современную обстановку в мире, попытаться увидеть главную суть происходящего, то надо признать, что в обоих случаях речь шла о борьбе, в которой пальма первенства принадлежала России. В этом противоборстве тогда, как и теперь, были претенденты на завоевание евразийского пространства, а затем всего мира. Сейчас, когда над миром нависла грозная опасность терроризма, возможно еще не полностью оцененная, нельзя исключить, что России объективно предназначено вновь сыграть свою историческую роль.

Каждая эпоха выдвигает на авансцену глобальных процессов те силы, которые мы образно называем «локомотивами истории». Социальные переломы порождают своих обеспокоенных людей. Их беспокойство воплощается в попытках увидеть будущее. Иногда они попадают в цель, иногда ошибаются. Тем, кого заботит будущее России, кто хочет понять, к чему мы идем, полезно знакомиться с такими размышлениями. К сожалению, это у нас, видимо, не считалось признаком «хорошего тона», о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что перевод книги американского социолога и публициста Эльвина Тоффлера, изданной в США в 1980 году, был издан в России лишь через 19 лет. В «Философском энциклопедическом словаре» автору дана стереотипная характеристика, сводящаяся к тому, что он-де «близок к популизму, разделяя мелкобуржуазные утопические представления о возможности создания справедливого общества». В своих размышлениях Э.Тоффлер не одинок, к тому же время внесло в них коррективы, не со всем можно согласиться. Мы не собираемся представлять его как некоего первооткрывателя или пророка, есть немало других исследователей, стремящихся увидеть будущее, с мыслями которых полезно познакомиться. Тем не менее есть ценное и в упомянутой книге, оно в попытке осмысления того, что мы стоим на рубеже эпох, а это требует от современников задуматься о контурах будущего мироустройства.

Вот что говорит автор о самой методологии подхода к тем новым задачам, которые ставит перед человеком жизнь: «Не обладая общей схемой, необходимой для понимания, столкновения сил, действующих в современном мире, мы подобны корабельной команде, попавшей в шторм и пытающейся продвигаться среди опасных рифов без компаса и карты. Находясь среди воюющих друг с другом узких специалистов, погруженных в пучину фрагментарных данных и тщательного, ничего не упускающего анализа, мы должны признать, что синтез в этой ситуации не просто полезен, — на самом деле ему принадлежит решающая роль».^¹⁵⁶ Для исследовательской, аналитической и политической деятельности полезно исходить из той синтезированной характеристики новой эпохи, которую ей дает автор упомянутой книги: «Эта новая цивилизация столь глубоко революционна, что она бросает вызов всем нашим старым исходным установкам. Старые способы мышления, старые формулы, догмы и идеологии, несмотря на то, что в прошлом они процветали или были весьма полезными, уже не соответствуют больше фактам. Мир, который возникает с огромной скоростью из столкновения новых ценностей и технологий, новых геополитических отношений, новых стилей жизни и способов коммуникации, требует совершенно новых идей и аналогий. Мы не можем втиснуть эмбриональный завтрашний мир в принятые вчера категории».^¹⁵⁷

Усиление реалистического подхода российского руководства к отношениям с сильными мира сего, выраженное в частности в Концепции национальной безопасности и Военной доктрине Российской Федерации, видимо, отрезвило тех, кто считал естественными и оправданными «усилия Запада во главе с Соединенными Штатами по доминированию в международных отношениях «путем односторонних действий, зачастую с применением силы».^¹⁵⁸ Это слова ведущего научного сотрудника Фонда Карнеги в Москве Томаса Грэма, который сопроводил их заявлением, что «теперь пришло время быть честными». Действительно, претензии США на особое положение в мире противостоят усилиям России «по построению многополярного мира, в котором экономические и политические факторы играют все более и более увеличивающуюся роль» и угрожают национальной безопасности РФ. Тот вызов России, который З.Бжезинский сформулировал резко и цинично, Т.Грэм фактически подтверждает в более вежливых и обтекаемых формулировках. Он по существу дезавуирует рассуждения американской администрации о «стратегическом партнерстве» США с Россией, отмечая, что отношения между ними «это еще не партнерство, и они не станут таковыми еще несколько лет». Отметив ослабление роли России в обеспечении европейской безопасности, Грэм подчеркнул, что в Восточной Азии эта роль еще менее значительна, а «в контексте глобальных экономических проблем, в лучшем случае, она будет партнером второстепенной важности». «Наконец, — заметил Грэм, — мы должны соблюдать разумную дистанцию в отношениях с российским руководством». В тех же США раздаются трезвые голоса по поводу их роли в мировом сообществе. Так, например, профессор Калифорнийского университета М.Д.Интриллигейтор пишет: «Расширение НАТО является, видимо, самой серьезной ошибкой в период после холодной войны. Этот шаг изолирует Россию, вряд ли способствует укреплению безопасности европейских стран, зато вовлекает их в колоссальные расходы». Но не эти голоса делают погоду, они едва слышны на фоне самонадеянных заявлений, с которыми выступила, например, бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт: «Мы высоко возвышаемся над другими и потому видим дальше, чем они».^¹⁵⁹

А действительно ли видят США те процессы, которые неумолимо назревают в мире? Действительно ли они учитывают, во что выльется это развитие уже в обозримом будущем? Есть ли у них основания для столь ответственных заявлений? Объективность даже с поправкой на этнопсихологические особенности американцев позволяет признать, что сегодня основания для этого действительно есть. В первую очередь это сильные экономические позиции Соединенных Штатов, с которыми Россия не может соперничать в сфере экономики. По данным Института США и Канады РАН (директор — С.М.Рогов), в прошлом десятилетии ВВП США ежегодно увеличивался почти на 3%, а аналогичный российский показатель уменьшался примерно на 6%. На США приходится примерно 4,5% населения земли, но 21% ВВП и примерно половина капитализации мирового рынка. На долю РФ — 2% населения, 1,6% ВВП и менее 0,1% капитализации рынка. Не случайно только 4% американцев видят в России главную экономическую угрозу своей стране, и в то же время такой угрозой считают Японию — 29%, Китай — 26%. Это — не голая статистика. Используя свое господствующее положение в мировом хозяйстве, США хотели бы включить Россию в мировую экономику на выгодных для них условиях, применяя при этом нажим в двусторонней торговле, инвестиционной деятельности, сохраняя в силе дискриминационную поправку Джексона-Веника, квотируя российские товары на американском рынке, вводя санкции против российских компаний. Несмотря на то, что на США приходится всего 8% российского экспорта и менее 5% внешнего долга, от них зависит предоставление России кредитов МВФ и Всемирного банка, реструктуризация ее внешней задолженности, вступление в ВТО.

Продолжение прежней политики закрепило бы и усилило зависимость России от США, лишило бы нашу страну возможностей занять достойное место в мировом сообществе, более того, могло бы привести к распаду страны или к низведению ее до уровня третьеразрядного государства. С другой стороны, возврат к конфронтационности в стиле «холодной войны» поставил бы Россию в изолированное положение в системе международных экономических отношений, что чревато не менее негативными последствиями. На современном этапе речь идет об становлении таких отношений с Соединенными Штатами, которые исключали бы для России роль «бедного родственника», ибо, если не понимать под богатством только товары и деньги, Россия располагает богатствами, которых нет у Америки и которые нам надо научиться использовать. При этом полезно учесть, что мы вступаем в XXI век, несущий огромную переоценку ценностей, о которой так хорошо сказал проницательный американец Э.Тоффлер, упомянутый нами ранее. Если лишь немного его конкретизировать (ибо соответствующие конкретные меры положено разрабатывать ведомственным профессионалам), то их характерной чертой является сплав инициатив в области политической, внешне экономической, геополитической, информационной, научной, да и во многих других областях. Здесь большое количество преимуществ, которые могут России дать выигрыш в обеспечении ее равноправных отношений с сильными мира сего. Если Россия будет слишком вяло использовать имеющиеся козыри в осуществлении своей геостратегии, ей вряд ли удастся обрести статус влиятельного фактора мировой политики. Это означает, что ее международное поведение должна характеризовать не глухая защита, а наступательность, не рутинный подход, творческий, не трусость, а смелость. Так и хочется здесь вспомнить Г.В.Чичерина, Ф.Э.Дзержинского, Л.Б.Красина, М.М.Литвинова, А.М.Коллонтай и многих других тех, кто в сложнейших условиях иностранной интервенции, голода и блокады гражданской войны и экономической разрухи внесли огромный интеллектуальный вклад в организацию прорыва вражеских фронтов, военных, политических, экономических, идейных и преодоления барьеров вокруг нашей страны. При этом умело, талантливо использовались противоречия между противниками, последовательно и аргументировано проводилась политика равноправия, дружбы и уважения законных прав и суверенитета всех больших и малых народов, делом доказывалось искреннее стремление к миру и давался решительный отпор враждебным наскокам.

А ведь тогда все было сложнее и труднее, чем сейчас. И тем не менее в начале 20-х годов был заключен ряд соглашений с капиталистическими странами. Италия и Англия установили деловые связи с советскими кооператорами. Были заключены торговые соглашения с Норвегией, Австрией, Швецией, Чехословакией. Подписав в апреле 1922 года договор в Рапалло, советские дипломаты раскололи единый антисоветский фронт, пробили в нем брешь, воспользовались положением Германии, которая, находясь под бременем грабительского Версальского договора, не хотела действовать заодно со странами Антанты. «Это потрясло мир! Это будет сильнейшим ударом по конференции» (Генуэзской —

Blog

С. И. Илларионов Россия и Америка на глобальной

Содержание