Geum.ru

В. М. Пивоев (отв ред.), А. М. Пашков, М. В. Пулькин

Вид материалаДокументы

Содержание


Некоторые христианские мотивы «калевалы» э. лённрота
Церковное образование
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   16

НЕКОТОРЫЕ ХРИСТИАНСКИЕ МОТИВЫ «КАЛЕВАЛЫ»

Э. ЛЁННРОТА



Официальное крещение Древней Карелии началось в 1227 г., когда новгородский князь Ярослав Всеволодович послал священников «крести множество корел; мало не все люди»1. Насколько труден был этот процесс, насколько сильно укоренились языческие верования, свидетельствуют многочисленные документы. Так, уже в 1548 г. новгородский архиепископ Феодосий сообщал, что карелы «заблудили от истинные христианские православные веры и живут деи по прежним своим из начала обычаем, о церкви деи Божии и о церковном правиле не брегут, к церквам к божественному пению не ходят …а молятца деи по скверным своим молбищам древесам и камению, по действу дия волю»2.

Фольклорно-этнографические записи XIX — XX вв. показывают, что народ так до конца и не освободился от языческих верований, от поклонения духам различных стихий и строений, хотя еще в XVI в. финский христианский реформатор церкви М. Агрикола в предисловии к переводу Псалтири, указав на обширный политеический пантеон карелов и финнов, писал, что все-таки постепенно многобожие уходит в прошлое.

Наглядным свидетельством развития народных верований от тотемизма через политеизм к монотеизму служит «Калевала». Эта поэма вместила в себя огромное фольклорное богатство карелов и дает наглядное представление об их языческих верованиях. И в то же время Э. Лённрот вложил в это произведение и собственные взгляды истинного сына XIX в., патриота и христианина.

Вопрос о том, насколько сильно влияние христианства в «Калевале», бурно обсуждался в финской фольклористике. Здесь я не во всем разделяю точку зрения К. Крона, который видел христианские мотивы чуть ли не в каждом эпизоде поэмы. Например, он сопоставлял Вяйнямейнена, делающего лодку для плавания в Похъелу, с ветхозаветным Ноем; в Вяйнямейнене, Илмаринене и Лемминкяйнене, едущих по бурному морю, видел Христа с Петром и Андреем на Генисаретском озере3. К. Крон проводил столь прямые аналогии, т. к. прекрасно знал, что подобные сюжеты Э. Лённрот включал в «Калевалу», опираясь не на фольклорные эпические песни, а на апокрифы, бытовавшие в народной среде. А советская фольклористика, наоборот, практически полностью отрицала влияние христианства или, во всяком случае, относила это к слабейшим сторонам поэмы.

На наш взгляд, Э. Лённрот наглядно продемонстрировал всей своей поэмой путь веры человека от родового тотема к единому Богу, Творцу всего и всех. Для подтверждения этой точки зрения можно обратить внимание на чисто внешнее оформление поэмы, на некоторые темы, которых она касается, и на образную систему.

Взяв в руки «Калевалу» и Библию, нельзя не обратить внимание на их чисто внешнее сходство. На наш взгляд, это был совершенно сознательный ход Э. Лённрота, глубоко верующего человека. Поэма, как и любая книга Библии, разделена на отдельные песни (главы), те, в свою очередь, делятся на стихи. В начале каждой песни (главы) дается ее краткое содержание, опять же с указанием соответствующих стихов. Точка зрения некоторых ученых, что Э. Лённрот в этом ориентировался на западно-европейский роман, вряд ли обоснована, ибо «Калевала» по сути своей не имеет ничего общего с этим жанром. К тому же в поэме, как и в Библии, единственное слово, не являющееся именем собственным, пишется с заглавной буквы – это слово Бог, когда оно относится к единому Творцу всего сущего.

Огромное значение в «Калевале» уделяется магии слова, особенно в этом сильны Вяйнямейнен, способный даже «напеть» предметы, и Випунен, знающий «начало всех начал». Все это вполне соотносимо с библейским: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Иоан. 1: 1). Об огромной значимости каждого произнесенного слова учил и Иисус: «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: Ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься» (Мф. 12: 36–37).

Из всей образной системы «Калевалы», испытавшей влияние христианства, наиболее интересен образ Укко (Ukko). С одной стороны, это, без сомнения, тот самый языческий бог-громовержец, о поклонении которому древних карелов писал Агрикола. Ему подвластны ветры и осадки, в честь него после весеннего сева устраиваются праздники, он сопоставим и со славянским Перуном, и с греческим Зевсом, и со скандинавским Тором, он «облаков седых властитель, повелитель туч небесных». А однажды мы его видим даже похожим на духов заклинательной поэзии, он тоже «в пестрых кенгах с каблучками, в синих вязаных чулочках». Таким предстает перед нами Укко и в древних заговорах.

Но Лённрот в «Калевале» совершенно сознательно сделал иной акцент: в основном Укко – это христианский, библейский Бог, создатель и мира, и человека. И только по отношению к нему Лённрот употребляет слово Бог (Jumala).

Если в начале поэмы мы видели, что все мироздание возникло из яйца утки и при помощи Ильматар (а в народных рунах – Вяйнямейнена), то Антеро Випунен, мифический первопредок (в котором некоторые исследователи видят аналог католического святого Андрея), представляет нам совершенно иную точку зрения, один к одному сходную с библейской:

Он раскрыл вещей начала,

Корни всяческих явлений,

рассказал, как волей Божьей

как Велением Господним

сам собой родился воздух,

из него возникли воды,


воды выделили сушу,

суша родила растенья4.


В сюжете о рождении железа сказано, что


Укко, тот Творец всевышний,

сам он, Укко, Бог небесный,

отделил от неба воду,

разделил он воду с сушей (9: 33–36).


А в книге «Бытие» мы читаем: «И создал Бог твердь; и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так» (Быт.1: 7).

Бог в «Калевале» воспринимается и как творец человека. Причем благословен будет человек только тогда, когда идет по пути, предназначенному ему Богом. Вот как Лемминкяйнен просит Всевышнего помочь ему вернуться домой:


Так родитель мой молился,

так я сам молюсь сегодня:

помоги Творец небесный,

защити нас, Боже правый,

милосердною рукою, властью

собственной, могучей…

Будь опорой неизменной,

будь хранителем надежным,

чтоб дитя с пути не сбилось,

чтобы не сошел сыночек

с созданной Творцом дороги,

с тропки, Богом проторенной (30: 465–480).


Постоянными эпитетами Бога в «Калевале» являются милосердный, любящий. И это опять же прерогатива христианского Бога, а не суровых языческих божеств, которых от человека всегда отделяет глухая стена.

Практически в любом деле за помощью к Богу обращаются абсолютно все герои, начиная от Вяйнямейнена, Илмаринена, Випунена и кончая Куллерво и Лоухи. Но именно в этих эпизодах Лённрот четко отразил изменения в верованиях карелов: сначала герои обращаются к девам (иногда даже тотемам), затем к духам и языческим божествам, и только в качестве высшей ступеньки идет призыв к Богу: «если этого не хватит, Укко, Бог ты наш небесный» (40: 77–78).

Причем интересно, что, например, Лемминкяйнен просит у Бога помощи, когда идет на войну, гонится за лосем и жеребенком Хиаси, и все эти его начинания заканчиваются благополучно. Но, пойдя по приказу Лоухи добывать лебедя, он не обращается к Богу с молитвой, и вот результат: Каукомьели убивает Лемминкяйнена.

С библейской точки зрения понятна и обреченность Куллерво, главным образом из-за собственной самонадеянности: «сам пойду навстречу смерти, сам явлюсь к воротам Калмы» (35: 363–364). Он часто обращается к Богу, но, по Библии, Богу угодна только молитва, направленная на благое дело, но никак не на злое. Образ Куллерво пронизан болью от непрощенной обиды и желанием мести, а христианский Бог учит прощать «должникам нашим» (Мф. 6: 12), потому-то и бесславен конец Куллерво.

Через монологи практически всех героев «Калевалы» проходит чисто христианская мысль: насколько мал человек без Бога и насколько он силен с ним. Это говорит и мать Лемминкяйнена:


Я сама бы не сумела,

ничего я не смогла бы,

если бы не воля Бога,

не Всевышнего деянье (15: 637–640).


Это и старик, останавливающий кровотечения:


Не в своей хожу я плоти,

я хожу во плоти Бога,

не своею силой движусь,

двигаюсь всевышней волей,

не своим я ртом вещаю,

говорю Творца устами (9: 507–512).


И даже Вяйнямейнен:


Ни на что я сам не годен,

если Бог мне не поможет,

не придет Творец на помощь,

мне опорою не станет (45: 229–232).


Вообще образ Вяйнямейнена очень интересен. С ним связано множество мотивов, аналогию которым можно найти в Библии. Это мудрый старец, который, когда Илмаринен выковал золотую жену, запретил «молодому поколенью золоту поклоны делать, перед серебром склоняться». Здесь вспоминается библейское: «не сотвори себе кумира» (Исх. 20: 4).

Библейский мотив: где построить дом – на песке или на камне (Мф. 7: 26) приходит на память, когда читаешь, как Вяйнямейнен плавает по волнам и думает:

На ветру свой дом поставлю,

ветер – слабая опора;

на воде срублю избушку –

унесет избу волною (7: 39–42).


Именно Вяйнямейнен, обращаясь к молодежи, призывает не хвастаться своими уменьями, ибо все в руках Божиих:


Богу лишь исход известен,

лишь Творцу итог подвластен,

мастера уменья – мало,

даже мастера большого! (9: 561–564)


И в то же время во многом Вяйнямейнен – типичный мифологический герой. Именно поэтому Лённрот заканчивает поэму песней, в которой наиболее ярко сказалось влияние христианства. В ней на смену языческому герою приходит крещеный новый «король Карелии». В доказательство того, что под этим маленьким ребенком подразумевается Иисус как одна из сущностей Бога, говорит и сходство имени Марьятты и Марии, и его непорочное зачатие, и рождение в конюшне, и даже то, что мать теряет его, как и Иисуса, и при этом, когда обращается к солнцу, творенью Бога, оно отвечает: «Знаю, где твой сын родимый. Это Он меня и создал». То есть это библейский мотив единства Бога Отца и Сына.

Маленький сын Марьятты сразу же проявляет свою Божественную мудрость и христианское милосердие. Когда Вяйнямейнен отказывается крестить его, подобно фарисеям, сомневаясь не только в его божественности, но и в законнорожденности, мальчик говорит прямо в глаза старцу, что его самого прощали и за гораздо большие грехи (50: 455–474), тем самым напоминая библейское: «суд без милости не оказавшему милости» (Иак. 2: 13). Здесь автор «Калевалы» подчеркивает, что только у Бога есть право вершить суд. Лённрот солидарен с апостолом Павлом: «…не судите никак раньше времени, пока не придет Господь, который и осветит скрытое во мраке и обнаружит сердечные намерения» (I Кор. 4: 5), и с апостолом Иаковом: «Един Законодатель и Судия, могущий спасти и погубить: а ты кто, который судишь другого?» (Иак. 4: 5). Мальчика крестят. Это указывает и на важность, необходимость христианского обряда крещения. Благополучен будет только человек, крещением смывший с себя грехи и исполняющий волю Бога. В связи с этим можно вспомнить сюжет с Айно, когда девушка сначала срывает с себя крестик, а потом тонет.

Таким образом, христианские мотивы (у нас была возможность остановиться далеко не на всех) насквозь пронизывают «Калевалу», подчеркивая тем самым победу христианства над языческими верованиями. И победу человека над злом, когда он верит, что только «у Творца — ключи от счастья», когда он вслед за мудрым старцем может повторить: «на Творца моя надежда, упование на Бога», ибо:


Милость нам всегда – оттуда,

лишь оттуда нам защита,

от небес высоких этих,

от всезнающего Бога! (9: 567–570)


В. Н. Водолазко


ЦЕРКОВНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ

В ОЛОНЕЦКОЙ ГУБЕРНИИ В НАЧАЛЕ ХХ в.

(по материалам 1911/12 учебного года)


После восстановления в 1828 г. Олонецкой епархии, сильнейшим образом «зараженной» старообрядчеством, идейной борьбе с которым новгородские духовные власти, окормлявшие Олонецкую губернию, уделяли недостаточно внимания, одной из главных ее задач стало развитие образования на обширных территориях края. Исходя не только из общепризнанной пользы грамотности, олонецкая иерархия ставила и еще одну важную цель – интеллектуальное ослабление и окончательную нейтрализацию с помощью образования старообрядчества в губернии, превратившейся в настоящее «гнездо раскола». Важная роль в этом деле предназначалась церковно-приходской, духовной школе.

Первое церковное учебное заведение было открыто за двадцать лет до выделения Олонецкой губернии в самостоятельную епархию – в 1809 г. Однако подъем церковно-школьного дела приходится на время святительской деятельности во вновь действующей епархии ее предстоятеля епископа (затем архиепископа) Игнатия, руководившего ею с 1828 по 1842 г.: к 1845 г. в Олонецкой губернии функционировало уже 145 начальных училищ «для первоначального обучения поселянских детей»1. Однако «Положение о народных училищах» (1864), отстранившее духовенство от образования и воспитания молодого поколения, способствовало резкому сокращению школьной сферы, управляемой церковью: всего лишь за тринадцать лет — к началу 1880-х гг. число церковно-приходских школ в епархии снизилось со 173 до 332. И только реформа К. П. Победоносцева в 1884 г. уберегла это просвещенческое направление от полной ликвидации: властями было признано, что «никакое просвещение не может дать благодетельных людей, не будучи освещено светом веры»3.

В 1884 г. был создан епархиальный училищный совет, который стоял во главе движения за возрождения духовных школ, руководил им епископ Павел, а также образованы уездные советы (отделения), возглавляемые так называемыми наблюдателями-инспекторами. С начала 1890-х гг. училищный совет стал входить составной частью в Александро-Свирское братство, осуществлявшее на практике церковно-школьное просвещение в Олонецкой губернии, в которой к началу века насчитывалось около 320 церковно-приходских школ. Примечательно, что при 47 национальных приходах действовало 44 карельских и 27 вепсских церковно-приходских школ с 4–5-летним обучением детей4. Совершенно очевидно, что эта весьма сложная в структурном отношении школьная система способствовала внедрению грамотности, религиозно-нравственных начал в быт и жизнь населения края в целях воспитания богобоязненных, законопослушных и грамотных граждан России.

Представление о проблемах церковно-школьного дела, которые приходилось решать организационно-управленческому звену Олонецкой епархии — епархиальному и уездным наблюдателям, дает «Отчет Олонецкого Епархиального Наблюдателя о состоянии церковных школ Олонецкой епархии в учебно-воспитательном отношении за 1911—1912 учебный год». Составитель отчета, который был представлен олонецкому епархиальному училищному совету, — епархиальный на-блюдатель священник о. Ал. Крупкин5.

Отчет начинается с обзора церковной школьной системы, которую составляли 325 школ, следующим образом распределившиеся по уездам губернии: первое место по числу школ занимают два уезда — Петрозаводский — 79 школ и Лодейнопольский — 71; в Олонецком уезде — всего 19, в том числе 10 карельских и 9 русских школ; в Повенецком — из 32 школ было 19 карельских и 14 русских; в Пудожском — 35 школ; в Вытегорском — 40; в Каргопольском — 48; в Лодейнопольском уезде было также 16 «чудских», т. е. вепсских школ, и в Петрозаводском — 9 «чудских» и 17 карельских. В общее число школ входили две «образцовые» школы при духовной семинарии и епархиальном женском училище в качестве учебно-методической базы для студентов и учащихся этих учебных заведений. Для подготовки учителей, псаломщиков и катехизаторов для карельских приходов с 1906 г. был открыт при Селецкой второклассной школе учительско-миссионерский одногодичный курс. В отчете обобщаются также сведения об общей школьно-воспитательной системе Олонецкой губернии: кроме церковно-приходских школ детей грамоте учили также еще в 475 школах гражданских, а в совокупности в крае работали 800 школ. Таким образом, при общей территории епархии в 112 322 м2 одна школа располагалась на 141 кв. версту; на одну школу приходилось 508 жителей губернии и 45 детей школьного возраста. Это весьма высокие показатели для такого не очень удобного в природно-климатическом отношении региона Российской империи.

Всего в отчетном учебном 1911/12 г. во всех церковных школах епархии обучалось 7274 учащихся, в том числе 5026 мальчиков и 2248 девочек, причем, вследствие введения четырехгодичных программ, во многих школах прием детей не делался, и их число сократилось на 639 человек; в среднем на одну школу приходилось 26 человек. По подсчетам училищного совета, в Олонецкой епархии в районах церковных школ без обучения оставалось 4940 детей, а всего по губернии — около тринадцати тысяч. В школах Министерства просвещения и в земских общеобразовательных учреждениях обучалось 15 853 учащихся, а всего во всех школах губернии в указанном году за партами сидело около 24 тысяч детей.

Учительский корпус церковных школ представлял собой следующую картину: всего в отчетном году обучали детей 180 законоучителей, 385 преподавателей общеобразовательных дисциплин, в том числе 117 мужчин и 268 женщин (как видим, феминизация школы началась задолго до советской эпохи, которую сегодня стало модным обвинять в этом «грехе»), а также 6 учителей пения, рукоделия — 13, гимнасти- ки — 27, всего — 611 человек. Все они имели учительское звание и распределялись по квалификации и опыту работы следующим образом: со стажем педагогической работы от 5 до 10 лет — 30 %, от 10 до 25 лет — 20 % и от года до 5 лет — около 50 %. Укреплению кадров учителей в церковно-приходских школах способствовало установление в Олонецкой епархии «полного оклада жалованья в 360 рублей»: стало заметно увеличиваться число «учащих, состоящих более-менее продолжительное время на службе». Вообще же учителя в двухклассных школах получили от 360 до 480 рублей, некоторые, особенно за преподавание пения (дополнительные уроки), — до 740 рублей в год. Законоучители получали от 60 до 150 рублей в год.

В отчете отмечены «особо усердные церковно-школьные работники», их оказалось от общего числа законоучителей и преподавателей в среднем 34 %, тех же, кто «недостаточно усердно занимался и не совсем внимательно относился к церковно-школьному делу», — всего 4 %. Отличившиеся учителя названы по каждому уезду, по Петрозаводскому, например, — священники оо. В. Крючков, Н. Петропавловский, Т. Ру-санов, А. Плотников и др., учителя М. Машезерский, Е. Завадовская, Т. Смирнова, А. Костина, И. Луккоев, В. и П. Бронзовы и др.; по Олонецкому — оо. С. Лесков, П. Тихомиров, В. Громов, учителя Е. Испо-латов, П. Репников, А. Рочаков и др.; по Пудожскому уезду — оо. В. Звероловлев, И. Попов, Н. Киприанов, учителя В. Луговской, А. Трофимова, А. Журавлева, К. Малиновская и др.; по Повенецкому — оо. Н. Гумилев, В. Плотников, В. Кудрявцев, М. Рыболовлев, учителя А. Шестаков, В. Островский, М. Цветаева, О. Егорова, Ю. Плотникова и др.; по Вытегорскому — оо. Ф. Громов, И. Исполатов, И. Петровский, Н. Добромыслов, учителя К. Попов, Ф. Н., Ев., М., Н. И. Исполатовы, Е. Ульянова, П. Красильникова, О. Дьякова и др.; по Каргопольскому — оо. М. Покровский, Н. Ржановский, Л. Добрынин, А. Павлов и др., учителя М. Фомин, В. Вдовин, Е. Пономарева, С. Старостин и др.; по Лодейнопольскому уезду – оо. В. Любимцев, Е. Крылов, С. Елпидинский и др., учителя М. Н. Ивановский, Н. Стручков, А., А., А. Лесковы, Н. Травников, А. Романова, О. Фаворская, И. Селиверстов и др.

Значительное место в учебном году занимали меры, направленные на совершенствование учебно-воспитательного процесса и его материально-методическое обеспечение. Среди этих мер, например, назначение «от казны всем учащим епархии жалования не менее 360 рублей», способствовавшее закреплению более опытных учителей и притоку в церковно-приходские школы квалифицированных педагогов; рассылка по школам «методик предметов начальной школы» и обеспечение ими учителей: в школы было разослано около полутора тысяч экземпляров такой литературы; в среднем на школу выходило по 32 экземпляра. Кроме того, в обязательном порядке школы получали журналы «Народное образование», «Божья нива», а также им рассылался «Вестник Олонецкого губернского земства» и «Олонецкая неделя». Учителя имели возможность пользоваться учительскими библиотеками, имевшимися в Петрозаводске, Каргополе, Лодейном Поле, Вытегре и селе Оште. Важнейшими мероприятиями учебного года были, во-первых, районные педагогические собрания, проводившиеся дважды в Пудожском уезде в сельских школах, два собрания было проведено в Повенецком, одно — в Оло-нецком и других уездах. На собрания заблаговременно приглашались учителя окружающих школ, всего на собраниях побывало около 80 учителей. Автор отчета упоминает «словом благодарности некоторые земства нашей губернии ...предоставляющие бесплатный проезд» учителям на эти собрания. Во время собраний устраивались показательные уроки, которые затем внимательно анализировались «с указанием добрых их качеств, которым нужно подражать, и нежелательных, которых нужно избегать». Кроме того, как отмечалось, «на собраниях происходило обсуждение разных педагогических вопросов, затруднений учащих ...вызываемых практикою школьного дела», что, бесспорно, «принесло значительную пользу учащим».

В отчетном учебном году были проведены педагогические курсы учителей, работающих в церковных школах Олонецкой епархии. Курсы проходили с 1 по 30 июня 1912 г. в епархиальном женском училище в г. Петрозаводске под руководством олонецкого епархиального наблюдателя церковных школ о. А. Крупина. Состав преподавателей на этих курсах был достаточно авторитетен и квалифицирован: занятия по методике преподавания Закона Божия вел вытегорский уездный наблюдатель о. М. Ильинский, по русскому языку — преподаватель Петрозаводской учительской семинарии К. И. Орфинский, по педагогике, школоведению и истории со слушателями занимался сам епархиальный наблюдатель о. А. Крупкин, по методике «школьного дела в инородческих шко- лах» — учитель К. Дмитриев, по церковно-славянскому языку — повенецкий уездный наблюдатель о. М. Воздвиженский и т. д. На курсах прошли обучение 82 педагога. Занятия проводились в форме лекций, участия на уроках, которые давались в организованной при курсах образцовой школе из 20 человек учащихся», «проведения уроков самими слушателями в этой школе» с последующим всесторонним и глубоким разбором этих уроков под руководством преподавателей и инспекторов курсов; было дано всего более 60 уроков. «На уроках также были организованы практические занятия по природоведению», на которых изготавливались учителями для своих школ простейшие приборы, увозившиеся с собой; проводились занятия и по рукоделию, и по сельскому хозяйству и т. п.

Не была на курсах забыта и культурная программа: были устроены два «литературно-вокальных вечера», а также экскурсии на Александровский сталелитейный завод, в губернскую типографию, на свечной завод (собственность епархии), «на образцовый огород», в естественно-промышленный и историко-этнографический музеи.

Курсы прошли вполне удовлетворительно, слушатели активно и добросовестно занимались, участовали во всех мероприятиях, в том числе в богослужениях в домовой церкви епархиального училища и в Петропавловском соборе. За 23 учебных дня было проведено 196 часов занятий, дано 139 лекций и уроков практически полностью по учебным планам церковно-приходских школ (кроме гимнастики).

Преподавание учебных предметов во всех церковных школах велось по программам, утвержденным Святейшим Синодом, и одобренным им учебным пособиям и руководствам; в основном учебные планы выполнялись удовлетворительно, несмотря даже на сложности и проблемы, возникавшие в связи с введением в одноклассных школах четырехгодичного курса обучения. Более того, как отмечается в документе, распределение учебного материала на четыре года без заметного расширения программы дало дополнительное время для более глубокого изучения учебных предметов, что благотворно сказалось на результатах экзаменов. Экзамены проводились в соответствии с установленными правилами и критериями, с принятой трехбальной системой оценок: «хорошо», «удовлетворительно» и «слабо».

Во второклассных и двухклассных школах вообще не было «слабых» оценок, все предметы там были освоены на «хорошо» и «удовлетворительно», в одноклассных, а это практически все сельские школы, процент «слабых» оценок составил, например, по Закону Божиему более 18 %, по церковно-славянскому чтению — более 20 %, правописанию и изложению мыслей (сочинению) — 41 %, арифметике — 34 % «слабых» оценок и т. д. Церковные школы выпустили 919 человек, 411 из которых «за отличные успехи» были награждены похвальными листами. В течение учебного года были отчислены или прекратили учебу по разным причинам 962 человека; на повторный курс оставлено 843 человека, что составляет в среднем чуть больше двух учащихся на одну школу. Средние цифры в данном случае, видимо, скрывают очень серьезные причины прекращения учебы почти тысячью учениками и гигантское второгодничество, и эти причины, по нашему мнению, носят материальный характер — крайняя бедность жителей многих и многих сел и деревень губернии. Подтверждение этому обстоятельству мы находим в документах экстренного епархиального съезда отцов-депутатов духовенства Олонецкой епархии, состоявшегося 18–24 августа 1909 г. Съезд обсуждал вопрос о «наиболее бедных и необеспеченных приходах епархии» и «о крайней бедности и необеспеченности псаломщиков Олонецкой епархии». В списке, утвержденном съездом, назван 81 приход, в том числе в Петрозаводском уезде — 14 нищих приходов, в Олонецком — 7, в Каргопольском — 21, Лодейнопольском — 10 и т. д.6

Итоги по дополнительной учительско-миссионерской подготовке, которая велась при Селецкой второклассной школе, можно считать «почти хорошими», учитывая непростой учебный план подготовки будущих церковных педагогов; они изучали: Священное Писание, веру и нравоучение, расколо-сектантство, гомилетику (теорию и практику проповеднической деятельности), историю русской церкви, церковно-славянский язык, педагогику, дидактику, русскую историю, литературу, пение и музыку.

Число учебных дней в среднем по всем видам церковных школ составило 162 дня, или 23 недели.

В школах, правда, далеко не во всех, велось также трудовое обучение на так называемых дополнительных уроках. На первом месте стояло рукоделие — оно велось в 215 школах, главным образом в одноклассных, затем переплетное дело — в 13 школах и в двух — преподавание столярного ремесла (обе эти школы находились в Вытегорском уезде). Любопытно сравнение затрат на занятия по этим прикладным предметам и сумм, вырученных от продажи изделий, изготовленных на занятиях: так, на уроки рукоделия было затрачено 1594 рубля, получено от продажи предметов рукоделия 143 рубля; переплетные работы — соответственно 283 и 74 рубля; столярные занятия — 509 и 406 рублей; и только сельскохозяйственные работы на школьных участках, включая пчеловодство, дали прибыль — 444 и 618 рублей.

Отчет отмечает с благодарностью попечительницу Вытегорской школы А. П. Полонскую, содержавшую в течение года столярную мастерскую (жалование мастеру, приобретение материалов и инструментов и пр.), и попечителя Вознесенской двухклассной школы П. А. Иткина, оплачивавшего труд преподавателя гимнастики и предоставившего для занятий на зимнее время специальное помещение.

В августе 1912 г. 26 человек учащихся петрозаводских церковных школ и 20 из Вознесенской двухклассной школы «имели высокое счастие участвовать на ВЫСОЧАЙШЕМ смотру 1 августа в С.-Петер-бурге», — отмечалось в отчете о. А. Крупкина.

Церковные школы не только приобщали учащихся к грамотности, они значительное внимание уделяли воспитанию в детях «добрых сынов Святой церкви и Отечества и хороших членов общества». Эта задача решалась олонецкими церковно-приходскими школами по нескольким направлениям. На первом месте было религиозно-нравственное воспитание, средствами которого служили прежде всего «живое, согретое теплотою преподавание Закона Божия», а также «благоговейное совершение в школах... молитв по положенному чину» и «обязательное посещение богослужений», которых в учебном году было отправлено в школах 738, в часовнях и приписных храмах — 2092. Этим же целям служило участие в церковных хорах, в чтении и пении на клиросе и «благодарственное прислуживание священникам в алтаре», а также в отправлении учащимися духовных треб: исповеди, Святого Причастия, «за исключением 119 человек детей старообрядцев». Следующее направление — это укрепление дисциплины в школах, которая, как отмечается, «носила характер родственно-доброго, гуманного отношения» педагогов к детям, подкрепляемого их словом и... собственным примером». Целям духовно-культурного и эстетического воспитания служило также «устройство паломничеств и общеобразовательных экскурсий», на которые в отчетном году «было обращено серьезное внимание». Паломничества были совершены в Александро-Свирский монастырь школьниками Петрозаводского и Олонецкого уездов, в Муромский — Пудожского и в Ошевенский — учащимися церковных школ Каргопольского уезда. Экскурсии проводились двух видов: дальние (учащиеся Мошинской школы побывали в Москве, посетили Троице-Сергиеву лавру и города Ярославль и Вологду, школьники Петрозаводска и Вознесенья, как уже отмечалось, были в Санкт-Петербурге и после Высочайшего смотра «осматривали достопримечательности столицы») и ближние (по историко-религиозным местам епархии).

Отчет о. А. Крупкина включает также весьма подробное описание санитарно-бытового устройства и обеспечения учащихся церковно-приходских школ Олонецкой епархии. В медико-санитарном отношении учебный год был признан «в общем... благополучным». Принимавшиеся отцами заведующими школами и педагогами меры по охране здоровья учащихся и «приучения их к чистоте и опрятности» дали положительные результаты. Однако уберечься от случаев эпидемий не удалось: в 21 школе заболело 108 учащихся, было закрыто по этой причине 8 школ на 58 дней; к скорби «учащих» и учащихся по разным причинам умерло 15 школьников. Чтобы обеспечить необходимые здоровые условия быта в церковных школах, епархиальный училищный совет стремился организовать учебный процесс и проживание учащихся из других сел и деревень в благоустроенных помещениях, но это не всегда удавалось. Собственные здания имели 125 школ, остальные помещались частью в церковных зданиях — 20 школ, частично в общественных и наемных — 180 школ. При 279 школах имелись квартиры для учащихся, либо они получали квартирное пособие там, где нет общежития или квартир; в общежитиях проживало 184 школьника, а при 36 школах были устроены так называемые ночлежные приюты на время осенней и весенней распутицы. В общежитиях имелись столовые и, кроме того, еще в 50 школах кормили учащихся во временно оборудованных местах, всего в течение учебного года питалось за счет епархии 489 детей. В Повенецком уезде питанием было обеспечено 256 учащихся (из 516) в 27 школах (из 33); тем, кто не пользовался этой возможностью, выдавалось либо определенное количество муки, или 2 рубля 50 коп. в месяц «как бы жалованье». По словам автора отчета, «большинство (учащихся. — В. В.) Повенецкого уезда потому только и посещают школу, чтобы получать “жалованье” мукой, одеждой или деньгами, особенно это относится к школам “карельским”, где без таких “приманок” и “жалованья” найдется очень мало охотников учиться». Школы старались также помочь учащимся одеждой и обувью: из отчета видно, что в течение учебного года помощь готовой одеждой была оказана 1647 учащимся, это более 20 % от общего числа, в 183 школах из 325.

Снабжение школ учебниками, литературой и письменными принадлежностями обеспечивалось книжными складами, имевшимися в каждом уезде и получавшими их из Издательской комиссии при Святейшем Синоде. Склады рассылали в течение учебного года книжной продукции в количестве 30 801 экземпляров, в том числе 14 881 учебник, 15 074 — в школьные библиотеки и 846 экземпляров — для учителей; письменных принадлежностей было предоставлено школам на 2943 рубля.

Помимо основной своей деятельности церковные школы вели довольно широкую внеклассную просветительскую работу среди населения, «заботились о распространении просвещения среди взрослого населения» Олонецкой епархии. Главными средствами в этой работе являлись «народные чтения» — лекции для населения силами учителей и священников. Народные чтения часто сопровождались показом «туманных картинок» с помощью проекционных фонарей, имевшихся в 43 школах, к которым прибавилось в течение отчетного года еще 13. Было прочитано более 4000 лекций, на которых присутствовало более 121 тыс. человек; тематика «народных чтений» была разнообразной. Епархиальный училищный совет рекомендовал «кроме религиозно-нравственных вопросов» включать «в каждое народное чтение... еще и исторический отдел, в целях подъема национального самосознания в населении и развития чувства любви к Родине». Кроме лекций церковные школы устраивали, правда редко, «литературно-музыкально-вокальные вечера, на которых в качестве гостей присутствовала и местная интеллигенция». Во всех школах 8 ноября 1911 г. проходило чествование М. В. Ломоносова в связи с 200-летним его юбилеем, а 17 февраля 1912 г. — святителя Гермогена в связи с 200-летием со дня его кончины.

Надо добавить, что церковные школы «оказывали свое просветительское влияние на местное население» через школьные библиотеки, общее число книг в которых увеличилось в отчетном году на несколько тысяч томов.

Отчет олонецкого епархиального наблюдателя о. А. Крупкина завершается весьма подробной ведомостью и справкой о контрольных мероприятиях по надзору и руководству церковно-приходскими школами Олонецкой епархии. «Высший надзор, — писал он, — за церковными школами принадлежал Преосвященному Никанору, Епископу Олонецкому и Петрозаводскому, ближайший же надзор — Епархиальному Училищному Совету с его уездными отделениями и церковно-школьной инспекции в лице Епархиального и уездных оо. наблюдателей».

Отчет был утвержден постановлением олонецкого епархиального училищного совета, который рекомендовал «озаботиться» привлечением неучащихся детей (около 2000 чел.) «через расположение местного населения к отдаче детей в школы», «усиленно рекомендовать уездным наблюдателям устройство и впредь порайонных собраний учащих», рекомендовать школам «заводить занятия гимнастикой» и «увеличить число школ с хоровым пением в местных храмах» и др. Постановление подписано председателем совета, ректором Петрозаводской духовной семинарии протоиереем Николаем Чуковым, будущим митрополитом Ленинградским Григорием. Отчет полностью опубликован в «Олонецких епархиальных ведомостях» за 1912 г.


С. В. Кузнецов, св. Константин Савандер, Н. И. Соболев