В. М. Пивоев (отв ред.), А. М. Пашков, М. В. Пулькин

Вид материала

Документы

Содержание Православно-церковное краеведение карелии Каргопольский уезд Повенецкий уезд Петрозаводский уезд Вытегорский уезд Олонецкий уезд Лодейнопольский уезд Пудожский уезд Каргопольский уезд

Подобный материал:

• В. М. Пивоев (отв ред.), М. П. Бархота, А. В. Мазур «Свое», 2224.87kb.
• В. М. Пивоев (отв редактор), М. П. Бархота, Д. Д. Бреннон «Свое», 1818.36kb.
• Выпуск 48 Э. Ф. Шарафутдинова чеченский конфликт: этноконфессиональный аспект отв редактор, 3024.85kb.
• Международной Ассоциации «Диалог культур», 1247.87kb.
• Центр системных региональных исследований и прогнозирования иппк ргу и испи ран, 3282.27kb.
• Введение пятая научная конференция продолжает обсуждение теоретических и практических, 1707.18kb.
• А. В. Карпов (отв ред.), Л. Ю. Субботина (зам отв ред.), А. Л. Журавлев, М. М. Кашапов,, 10249.24kb.
• О. Г. Носкова Раздел работа психолога в системе образования и в социальном обслуживании, 10227.59kb.
• Бахтин и проблемы методологии гуманитарного знания, 5436.4kb.
• Акаев В. Х., Волков Ю. Г., Добаев И. П. зам отв ред, 1632.77kb.

ПРАВОСЛАВНО-ЦЕРКОВНОЕ КРАЕВЕДЕНИЕ КАРЕЛИИ

XIX – НАЧАЛА ХХ в.


Зарождение православно-церковного краеведения Карелии можно отнести к апрелю 1828 г., когда была создана Олонецкая епархия с центром в Петрозаводске, а первого епископа (с апреля 1835 г. – архиепископа) Игнатия Семенова (1791–1850)¹, занимавшего свой пост с августа 1828 по ноябрь 1842 г., можно считать первым церковным краеведом. Игнатий Семенов имел хорошее образование, в 1823–1828 гг. он был ректором Новгородской духовной семинарии. Археограф Я. А. Бе-редников, побывавший в Петрозаводске в мае 1834 г. во время знаменитой Археографической экспедиции, отзывался об Игнатии как о «муже доблестном и разумном»². Профессор Петербургского университета и известный мемуарист А. В. Никитенко, посетивший Петрозаводск летом 1834 г., записал в дневнике: «Был я еще у архиерея Игнатия: он не стар, образован и очень любезен. Его здесь все уважают: он строг к духовенству, но не менее строг и к самому себе»³. Основным краеведческим сочинением Игнатия является «Воспоминание о пришествиях Петра I в Олонец», первоначально опубликованное в газете «Олонецкие губернские ведомости»⁴ (далее: ОГВ) и тогда же вышедшее отдельной брошюрой в Петрозаводске, а в 1849 г. – вторым дополненным изданием в Петербурге⁵.

«Воспоминание» Игнатия написано с православно-монархических позиций. Автор восхищается деятельностью Петра I, называет его «неутомимым героем», «солнцем нашим». Правившего тогда Николая I Игнатий считал «великим потомком» Петра I. Для Игнатия характерна религиозная интерпретация, а иногда даже фальсификация поступков Петра I. Поездку царя к Белому морю в 1694 г. Игнатий объясняет, полемизируя с трудами известных историков И. И. Голикова и В. В. Крес-тинина, не только его стремлением увидеть в действии большие морские корабли, но и желанием посетить Соловецкий монастырь и поклониться мощам соловецких угодников Зосимы и Савватия. Отрицается в сочинении Игнатия и веротерпимость Петра I по отношению к выговским старообрядцам.

В «Воспоминании» подробно излагаются обстоятельства десяти посещений Петра I территории Олонецкой губернии. Как сводка материалов по этой теме труд Игнатия не потерял своего значения и до настоящего времени. Во втором издании книги кроме «Воспоминания» помещены проповедь Игнатия «Слово в воспоминание императора Петра I», произнесенная в марте 1832 г. в Марциальных водах, описание дороги Петра I от Белого моря к Онежскому озеру в 1702 г., сделанное чиновником ведомства корабельных лесов Родиным в 1833 г., записка о Кончезерских марциальных водах, составленная в апреле 1832 г. начальником Олонецких горных заводов Р. А. Армстронгом, статья «Сведение о церкви при Марциальных водах» и другие материалы. После выхода в свет второго издания «Воспоминания» Игнатия в ряде журналов были помещены отклики на него⁶.

Другой краеведческой работой Игнатия является «Краткое сказание о Климецком монастыре»⁷, в основу которой положен текст беседы Игнатия, состоявшейся в этом монастыре в марте 1840 г. Источниками «Краткого сказания» стали также житие святого Ионы Климецкого и другие материалы монастырского архива.

В июне 1829 г. в Петрозаводске была основана Олонецкая духовная семинария (далее: ОДС), готовившая для епархии православных священников. Хорошо образованные выпускники Петербургской и других духовных академий стали преподавателями ОДС. Именно из их среды вышел Е. В. Барсов (1836–1917)⁸, который начал свою научную деятельность как православно-церковный краевед Карелии, но затем его интересы переросли региональные рамки, и он стал одним из известных дореволюционных историков, изучавших Древнюю Русь. Е. В. Барсов родился в семье сельского священника Череповецкого уезда Новгородской губернии, в 1857 г. окончил Новгородскую духовную семинарию, в 1861 г. – Петербургскую духовную академию и был направлен в Петрозаводск, где стал преподавателем ОДС. В 1860-е гг. он активно изучал историю Карелии. Его интересовали народные исторические предания, история монастырской колонизации и история старообрядчества Карелии. Свои работы он публиковал как в местной, так и в столичной периодике. Эти публикации принесли Е. В. Барсову заслуженный научный авторитет, и в 1870 г. он был приглашен на службу в отдел рукописей Румянцевского музея в Москве и уехал из Петрозаводска. Но уже живя в Москве, он продолжал печатать работы, посвященные истории Карелии в таких изданиях, как «Чтения в обществе истории и древностей Российских», трудах Московского археологического общества «Древности» и других изданиях.

Только за 1829–1879 гг. ОДС окончили 764 воспитанника. Семинария давала не только богословское, но и разностороннее светское образование⁹. Многие выпускники ОДС стремились избрать светскую карьеру. Эта тенденция особенно усилилась в 1860–1870-е гг. в связи с упадком религиозности среди русской интеллигенции и снижением престижа духовенства. Историк Олонецкой семинарии Д. Любецкий писал в 1879 г.: «...в последнее время большая часть учеников по окончании курса стала поступать в народные учителя... Приблизительно из 700 воспитанников, лиц, принявших сан, насчитывается до 400...»¹⁰. В 1880—1900 гг. ОДС окончили еще 411 человек¹¹.

Итак, за 1829—1900 гг. ОДС подготовила 1175 человек, а к 1917 г. численность выпускников приблизилась к полутора тысячам. Предположительно, чуть менее половины из них стали священниками. Можно отметить две важные предпосылки формирования у выпускников ОДС интереса к краеведческим исследованиям. Во-первых, почти все они были детьми сельских священников или причетчиков, то есть провели детство и юность в сельской местности, среди крестьян, хорошо знали историю, этнографию, фольклор, быт и культуру своего родного края. Во-вторых, все они получили дома и в семинарии хорошее гуманитарное образование.

Поэтому неудивительно, что среди выпускников ОДС было множество краеведов. Это можно проследить на конкретных примерах. Так, видным краеведом был Д. В. Островский (1875—1920)¹². Он родился в семье сельского священника в деревне Виданы Петрозаводского уезда, после окончания ОДС как лучший ученик был направлен на учебу в Московскую духовную академию, которую окончил в 1899 г. Уже тогда Д. В. Островский опубликовал свою первую краеведческую заметку «Виданский остров на реке Суне и его значение в истории поморского раскола»¹³. В октябре 1899 г. Д. В. Островский стал преподавателем ОДС. В 1902 г. его назначили епархиальным миссионером, а позднее пригласили учителем Закона Божия в Олонецкую мужскую гимназию. Основной темой научных изысканий Д. В. Островского было изучение религиозной жизни Олонецкой губернии. За короткое время им были опубликованы разнообразные по проблематике статьи: «Каргопольские бегуны»¹⁴, «Село Видана»¹⁵, «Олонецкая духовная семинария»¹⁶ и другие. Но со временем его внимание все больше привлекает тема истории старообрядчества в Олонецком крае. Вскоре появляются его первые публикации по этому вопросу¹⁷.

Наиболее значительные работы Д. В. Островского по этой проблеме выходят после 1905 г.: «Лица, содействовавшие появлению и распространению в XVII веке старообрядческого раскола в Олонецком крае»¹⁸, «Очерк из истории Выговской старообрядческой пустыни»¹⁹ и другие. В феврале 1910 г. Д. В. Островский прочитал в петрозаводском Народном доме лекцию «Из истории Олонецкого старообрядческого раскола», опубликованную вскоре в нескольких изданиях²⁰. Самым крупным трудом Д. В. Островского стала книга «Выговская пустынь и ее значение в истории старообрядческого раскола»²¹. Эта монография во многом не потеряла своего значения и до наших дней. Установление в Петрозаводске советской власти круто изменило судьбу Д. В. Островского. 22 июня 1918 г. его уволили из гимназии. Умер Д. В. Островский 2 марта 1920 г. от тифа.

Октябрьская революция 1917 г. и последовавший за ней антирелигиозный террор трагически отразился на судьбах выпускников ОДС. Многие из них стали жертвами гонений и репрессий, но имеются и примеры, когда при определенном стечении обстоятельств бывшие семинаристы находили себе место в условиях нового строя и продолжали плодотворную краеведческую и просветительскую деятельность. Н. С. Шайжин (1879—1850) родился в семье священника Нигижемского прихода Пудожского уезда²². Он был старшим из четырех братьев. Все они в 1901—1915 гг. окончили ОДС. После окончания семинарии Н. С. Шайжин в 1901—1906 гг. учился в Петербургской духовной академии. Одновременно в 1902—1905 гг. он окончил Петербургский археологический институт, готовивший «специалистов по русской старине». Там преподавались историческая география, палеография, источниковедение, нумизматика и другие исторические дисциплины²³. Н. С. Шайжин рано заинтересовался фольклором. В течение полутора лет он собирал материалы «на тему об историко-бытовых условиях жизни Обонежья по данным местной народно-литературной старины» для кандидатской работы в академии. По этой же теме им были опубликованы исследования «Олонецкий фольклор (критико-библиографический обзор)»²⁴ и «Олонецкий край по данным местного фольклора»²⁵.

В 1905 г. Н. С. Шайжин становится преподавателем ОДС, а затем в 1908 г. — учителем Петрозаводского духовного училища. Это были годы его активной краеведческой деятельности. Он публикует исследования «Старая Пудога с XIV по XVIII в. Историко-бытовой очерк»²⁶, «Олонецкий край»²⁷, «Из жизни Олонецкого края в Отечественную войну»²⁸, «Заонежская заточница великая государыня инокиня Марфа Ивановна, в миру боярыня Ксения Ивановна Романова, мать царя Михаила Федоровича. К 300-летнему юбилею царственного Дома Романовых»²⁹ и множество статей³⁰. Тогда же Н. С. Шайжин начинает сотрудничать с Московским археологическим обществом и помещает в его сборнике свою статью «Сведения о церквях Олонецкой епархии, построенных ранее XIX столетия»³¹.

Дважды, в 1908 и 1909 гг., Олонецкий губернский статистический комитет командировывал Н. С. Шайжина «для сбора письменных памятников древности в селах губернии». Во время этих поездок он нашел для губернского музея около 30 рукописей XVI—XVII вв.³² В 1912 г. Н. С. Шайжин выезжал в Петербург со сказительницей Н. С. Богдановой для выступлений «в различных учебных заведениях и собраниях». В начале 1913 г. он по неясным причинам уехал из Петрозаводска в Вологду, где в течение ряда десятилетий преподавал географию в школах и педагогическом институте, работал в музее. В 1948 г. за многолетнюю педагогическую деятельность его наградили орденом Ленина. Умер и похоронен Н. С. Шайжин в Вологде.

С судьбой Н. С. Шайжина во многом сходна судьба С. В. Ше-жемского³³. С. В. Шежемский родился в 1882 г. в семье священника в деревне Горка Петрозаводского уезда. В 1906—1912 гг. он учился в ОДС, затем, в 1912-1916 гг., в Петербургской духовной академии. Одновременно он окончил Петербургской археологический институт. С 1918 г. С. В. Шежемский стал учителем русского языка и литературы кондопожской начальной школы, в 1921—1930 гг. преподавал в Сунской восьмилетней школе. С 1936—1941 и с 1946—1958 гг. он работал учителем, затем директором Кондопожской средней школы № 1. В 1949 г. за многолетнюю педагогическую деятельность С. В. Шежемский был награжден орденом Ленина. После выхода на пенсию он активно занимался краеведением, создал в Кондопоге краеведческий музей и передал туда около 1200 документов. Умер С. В. Шежемский 21 апреля 1969 г. В 1984 г. его именем была названа одна из улиц Кондопоги.

Можно сказать, что после чисто церковной деятельности питомцы ОДС заметнее всего проявили себя в деле изучения и пропаганды богатого историко-культурного наследия Олонецкого края.

Центром православно-церковного краеведения стал журнал «Олонецкие епархиальные ведомости» (далее: ОЕВ), выходивший с 1898 по 1918 г. Там опубликовано множество историко-краеведческих статей различной направленности. По разновидности тематики их можно разделить на работы, посвященные истории Олонецкой епархии в целом и написанные преподавателями ОДС³⁴; истории отдельных сел и приходов, авторами которых были местные приходские священники³⁵; путевые очерки, написанные авторами из духовенства³⁶, и собственно церковно-краеведческие статьи, посвященные истории духовных учебных заведений³⁷, изучению церковных древностей³⁸, этнографии³⁹ и другим вопросам. Особое место на страницах ОЕВ занимали публикации агиографического характера⁴⁰.

Среди авторов публикаций были представители различных слоев местного духовенства: от епископов до приходских священников и студентов духовных академий. Но наибольший интерес представляют публикации преподавателей ОДС, таких как Я. С. Елпидинский (1858 – после 1918)⁴¹, Никодим (Кононов) (1871–1921), Д. П. Ягодкин (1843–1912) и другие.

Определенный вклад внесли православные краеведы в охрану памятников церковной старины и в изучение православного искусства⁴². В 1900 г. в Петрозаводске был открыт музей церковных древностей, преобразованный в 1903 г. в Олонецкий церковно-археологический музей. Именно это учреждение занималось собиранием, хранением и изучением памятников православного искусства⁴³. В 1906 г. в Петрозаводске прошла научно-художественная выставка. На ней действовал церковно-археологический отдел, создателем которого был Д. В. Островский. Выставка имела большой общественный резонанс. К ее открытию был подготовлен путеводитель⁴⁴ (альбом фотографий, сделанных на выставке, хранится сейчас в Государственном краеведческом музее Карелии, инв. № 463), отчет о ней публиковался в ОГВ⁴⁵.

Православно-церковное краеведение было настолько значительным явлением, что оно вовлекало в свою орбиту не только представителей духовенства, но и светских краеведов. Заметный вклад в изучение истории православия на Севере внес К. А. Докучаев-Басков⁴⁶. Будучи преподавателем различных учебных заведений Каргополя и Каргопольского уезда он увлекся изучением истории православных монастырей и в течение ряда лет публиковал в журнале «Христианское чтение» свои очерки о северных монастырях и их основателях. Впоследствии эти очерки были изданы отдельной книгой под названием «Подвижники и монастыри Крайнего Севера»⁴⁷, причем эта книга сразу же была удостоена Уваровской премии. Другой темой научных интересов К. А. Докучаева-Баскова была история старообрядчества в Каргопольском крае⁴⁸.

В 1918 г. ОДС была закрыта, издание ОЕВ тоже прекратилось. На православное духовенство обрушился большевистский террор и православно-церковное краеведение оказалось под запретом вплоть до конца 1980-х гг.


И. Н. Ружинская


ПРИХОДСКИЕ СВЯЩЕННИКИ О БЛАГОЧЕСТИИ ЖИТЕЛЕЙ ОЛОНЕЦКОЙ ГУБЕРНИИ В XIX — НАЧАЛЕ ХХ в.


В лексиконе современного человека слово «благочестие» практически не употребляется, но для представителя минувших веков «благочестие» было не просто словом, символизирующим православного христианина. Оно олицетворяло « благоговейное признание божественных истин и исполнение их на деле»¹. Как пастырское руководство к жизни для верующих людей звучали слова святого апостола Павла в первом послании к Тимофею: «Великое приобретение быть благочестивым и довольным. Ибо мы ничего не принесли в мир явно, что ничего не можем и вынести из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем… Ибо корень всех зол есть сребролюбие, которому предавшись, некоторые уклонились от веры и сами себя подвергли многим скорбям. Ты же, человек Божий, избегай сего, а преуспей в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости…»². Кто, как не приходской священник, должен был не только воспитывать в пастве истинное благочестие, но и сам стремиться быть «…образцом для верных в слове, в духе, в вере, в житии, в любви, в чистоте…»³.

Восстанавливая сегодня историю духовных традиций нашего прошлого, мы ищем документальные свидетельства об уровне благочестия поколений минувшего времени. Своеобразными историческими источниками по этому вопросу являются отчеты приходских священников. Фонды Национального архива Республики Карелия хранят немало подобных повествований сельских пастырей епархиальному начальству о жизни своих приходов в XIX – начале ХХ в. За явной тенденциозностью подобных документов нельзя не отметить их ценности и оригинальности. На языке той эпохи идет повествование и о жизни епархии на фоне сложных событий отечественной истории того времени, и о пастве, вовлеченной в круговорот этих событий. Эти свидетельства характеризуют и самих священников, оказавшихся, в силу сложившихся обстоятельств, в очень не простом для своей духовной миссии месте. Не случайно, когда с образованием Олонецкой епархии в 1828 г. сюда прибыл архиепископ Игнатий (1828–1842), сам архипастырь говаривал о своем назначении так: «Из С.-Петербурга в Олонец провожали меня, как в могилу…»⁴. В чем причина таких слов? По всей вероятности, архиепископ имел в виду обстоятельства, способствовавшие невысокому уровню благочестия заштатной епархии, среди которых выделялись:

1) отдаленность приходов от церкви и друг от друга, малопроходимость и труднодоступность мест, что, по мнению самих пастырей, «весьма затрудняет пастырскую деятельность»;

2) «бедность мест», что вовлекает население в активное занятие отхожими промыслами – «отлучкам». «Нравственное состояние паствы по приходам довольно разнообразно: в местах с преобладанием земледельческого населения – народ благочестивый, посещает церкви в воскресные и праздничные дни, исповедуется и причащается…; места, где преобладают отхожие промыслы и заработки …развито торгашество – преобладают зависть, обман, соперничество и подстрекательство… нищенство, как промысел»⁵. С другой стороны, и сами священники по «бедности мест» бегут отсюда, «или по необходимости, поступив в оные, должны обращать свое внимание на приобретение средств содержания к своему существованию в ущерб учительства своего»⁶;

3) разнородность национального состава паствы, состоящей преимущественно из русского и финно-угорского «племен». Так, по данным 1836 г., собранным приходскими священниками для высочайшего рапорта архиепископа Игнатия Святейшему Синоду, из 229 136 человек обоего пола карельское население составляло 58 238 человек (25,42 %)⁷, проживая в основном в приходах Петрозаводского, Повенецкого, Лодейнопольского, Олонецкого уездов. Языковой барьер, разделявший пастыря и паству в приходах этих уездов, невероятно осложнял проповедническую деятельность. Многие священники сознавались в невладении «карельским наречием», говорили о «скудости языка карельского, на котором трудно говорить о вере», «неимении руководства и книг по этому предмету на языке карел»⁸. Для разрешения этой проблемы еще в 1829 г. было запланировано открытие при Олонецкой духовной семинарии «класса карельского языка». Из первых четырех выпускников этого класса три распределились в карельские приходы (Повенецкий и Лодейнопольский). В дальнейшем объединенными усилиями духовных и светских властей предполагалось «вывести из употребления карельский язык за ненадобностью». Среди причин такого отношения к местному языку указывалось на следующие:

  «если в Карелии оставить впредь употребление языка карельского, то при употреблении оного при незнании русского, карелы оставались бы навсегда не склонны к Церкви и Святым книгам», что неминуемо повлечет «…отчуждение от общего Отечества, даже в гражданском отношении, а язык общий сделал бы их всех доступными общенародному образованию»;

  «иначе церковную службу и книги надо было бы переводить для них на их язык, не имеющий письменности»⁹;

4) среди причин, не способствующих росту благочестия в народе, главным фактором, по единодушному мнению приходских священников, были давние и крепкие традиции старообрядчества поморского согласия. Так, по отчету протоиерея Ф. Русанова, «когда в 1828 году начали поступать в Карельский край образованные священники, то трудно было найти в приходах карельских дом, в котором не было бы раскола. Под влиянием такой заразы упало и благочестие карелов»¹⁰. И если на русскоязычную среду старообрядчества преимущественно влияли Выговские общежительства, то на карельскую – Топозерский и Пахколамбский скиты. Из отчетов приходских священников епархиальному начальству достаточно трудно судить об истинном количестве старообрядцев (для этого необходимо сопоставлять источники разных ведомств). Сельские пастыри в силу ряда причин порой замалчивали истинные масштабы старообрядчества в приходе («по нерадению», по незнанию, из-за отсутствия прихожан на промыслах, по невозможности частых поездок в труднодоступные приходы, но и по экономической зависимости от самих «увещеваемых» по бедности мест). Для сравнения используем данные середины XIX в., по которым можно судить о расселении старообрядцев не только в масштабе всех уездов, но и в приходах в частности, взяв за основу места «компактного» проживания сторонников «старой веры».

1. Каргопольский уезд (2863 чел.) – наибольшее их количество приходилось на Кенорецкий (275 чел.), Архангельский (204 чел.), Чуриловский (194 чел.), Задне-Дубровский (182 чел.) приходы, где, по мнению причтов, старообрядцам попустительствует даже местное начальство. «…Земский исправник позволил к погребению их без ведома причта»¹¹, – сокрушается священник Ф. Семенов; «храмы пусты бывают и зимой и летом», – подтвердит его преемник спустя сорок лет.

2.  Повенецкий уезд (11 040 чел.) – соответственно Шунгский (1434 чел.), Масельско-Паданский (883 чел.), Паданский (877 чел.), Ругозерский (720 чел.) приходы. «…Обращать раскольников трудно, ибо они с малолетства находятся в расколе и сверх того получают подкрепление своим заблуждениям из Данилово, куда ходят для богослужения…»¹², – сообщает батюшка М. Крючков, а кимасозерский причт И. Охотский сетует на «явное потворство расколу со стороны пристава…»¹³. Даже созданная в помощь приходским священникам (а отчасти и для контроля над их пастырской деятельностью среди старообрядцев) миссия этого округа в лице протоиерея П. Мегорского в 1871 г. не могла не заметить, что «при малой значительности и влиянии сельских приходских священников, при необеспеченности материального быта их, долженствующих вследствие этого обращать свои заботы более на приобретение хлеба насущного и при неподготовленности многих из них к борьбе с расколом, миссия не в состоянии достигнуть благотворных результатов»¹⁴.

3. Петрозаводский уезд (2969 чел.) – Линдозерский (214 чел.), Мелогубский (209 чел.), Мунозерский (178 чел.) приходы, старообрядцы коих, по наблюдению причтов, «имеют частые отлучки в Петербург», где общаются с одноверцами и «остаются заматерелыми в расколе»¹⁵. А в приходах, где старообрядцев почти или полностью нет, благочестие народа, по мнению пастырей, намного выше: «Если о состоянии веры и благочестия в народе судить по внешнему его поведению в отношении к церкви, ее богослужению и таинствам, то лучшее состояние благочестия примечается в жителях погостов Деревянского, Ялгубского, Виданского и Святозерского. Жители означенных приходов в большем – против жителей прочих погостов – количестве собираются в храмы Божии во все воскресные и праздничные дни, чаще жителей других мест приготовляют себя к принятию святых тайн Исповеди и Причащения», – пишет в отчете 1857 г. священник Шуйского прихода¹⁶. Интересно, что в самом Петрозаводске, центре духовных и светских властей, позиции старообрядцев были достаточно сильны. Так, в отчете петрозаводского причта за 1856 г. говорилось: «…существует сильный раскол в приходе Горнозаводской церкви. Если в городской церкви раскольники почти все женщины, в Горнозаводской почти все мужчины… Отставной мастеровой Тарас Кожин – ловкий расколоучитель…»¹⁷.

4. Вытегорский уезд (3037 чел.) – Шильдский (245 чел.), Спасо-Маткозерский (218 чел.), Гурьевский (156 чел.) приходы, старообрядчество которых весьма активно было вовлечено в хозяйственные отношения благодаря развитой структуре путей сообщения (тракт Архангельск–Каргополь–Петербург). Как отмечает представитель причта Н. Ива-новский, благочестие многих прихожан «весьма высоко», «…чего нельзя сказать о прихожанах Гонгинских, а тем более Юксовских… что зависит частию от влияния раскола, а часто от рода промыслов, коими они занимаются: рыбной ловлей, извозом, работой на судах, отсутствием на заработки в другие губернии, откуда возвращаются с сумнительными требованиями в жизни, а часто с заметным расстройством нравственности…»¹⁸.

5. Олонецкий уезд (658 чел.) – Рыпушкальский (136 чел.), Ильинский (133 чел.), Туложский (54 чел.), Горский (47 чел.) приходы. «Отношение прихожан к духовенству вообще можно назвать миролюбивым, но по причине раскола и неразвитости народа не совсем вежливое и добросовестное. Радушного и усердного приема, а особенно щедрого подаяния от прихожан… встретишь очень мало…», – находим мы в отчетах протоиерея С. Соловьева¹⁹, но вот «нравственных недугов, характерных для русского населения – воровство, пьянство, буйство, очень мало…»²⁰. Олонецкие старообрядцы были известны своими широкими связями со старообрядческими центрами: Петербургом, Выгом, Каргополем, «пахколамбскими раскольниками», чему способствовала активная хозяйственная деятельность олонецких наставников: купцов Серебряковой, Мясниковых, Кузнецовых. Так, сообщалось, что П. Мясников «ежегодно ездит по торговым делам в Ладогу и Петербург, где состоит в знакомстве с известным покровителем даниловцев, раскольником купцом Пиккиевым, олонецким уроженцем, и раскольницами – богатыми купчихами Е. Скрябиной и А. Акимовой, тоже олонецкою уроженкою…»²¹.

6. Лодейнопольский уезд (1549 чел.) – Косельгский (339 чел.), Оштинский (260 чел.), Пиркинский (127 чел.) приходы. «По распоряжению градских властей некоторые дети от 7 до 10 лет отдаются православным лицам на воспитание, …но большей частью проживают секретно у своих родителей, по потворству сельской управы», – сообщает пиркинский причт²². Особенное значение для старообрядцев этих мест имела Ошта – «еретическая монополия», по убеждению причта. «Здесь православные не только живут дружно с раскольниками, но и имеют почти общее обыкновение совращаться под старость лет в раскол, чтобы в старой вере искупить грехи и заблуждения молодости...»²³. Оштинские старообрядцы широко поддерживались как местными купцами (например, Кабинецкой), так и петербургскими (например, Галашевской), а также долгое время имели влиятельного наставника в лице мещанина Панина.

7. Пудожский уезд (286 чел.) – Кенорецкий (55 чел.), Нигижемско-Георгиевский (43 чел.), Почезерский (35 чел.), Бережно-Дубровский (37 чел.) приходы, где «...даже не терпят разговоров о православной церкви», – сокрушается причт, а при увещевании пастырем старообрядца тот «в ту же минуту как бы онемеет или совершенно удалится», «если бы духовенство могло освободиться от зависимости от прихожан в материальном отношении, то отношения были бы лучше, возвышеннее бы…»²⁴.

Таким образом, главное, что, по мнению причтов, мешало должному уровню благочестия народа Олонецкий губернии, была не трудность природной и географической среды, не «природная косность естественного сердца человеческого», не этнографическая специфика населения, а скорее, «окружающий православных раскол со своими вековыми предрассудками»²⁵. Так, за 1854 г. «обратились в истинную веру» по епархии всего 93 человека:

— в Повенецком уезде — 33 чел. (35,5 % от всех);

— в Вытегорском — 20 чел. (21,5 %);

— в Петрозаводском — 15 чел. (16,1 %);

— в Олонецком уезде — 11 чел. (11,8 %);

— в Ладейнопольском — 2 чел. (2,2 %);

— в Пудожском — «обратившихся не было никого»²⁶.

Каковы же меры, которыми предполагалось искоренить этот недостаток? На протяжении всего указанного периода политика властей варьировалась от откровенно репрессивной до относительно либеральной. Большие надежды приходские священники возлагали на разгром старообрядческих скитов, на преследования «раскольников по суду», русификацию, введение компромиссного единоверия, высылку «расколоучителей». Но полностью уничтожить старообрядчество все эти меры не смогли: вместе с меняющимися условиями жизни видоизменялось и само старообрядчество, адаптируясь, скрываясь, но по-прежнему оставаясь преданным «вере отцов». Так, в 1893 г. каргопольский причт с горечью напишет: «…благочестие народа стоит на невысокой ступени, немало прихожан и во многих приходах хотя и признают себя православными, но вместе с тем удалились от Церкви …сочувствуя расколу, слепо следуя за вожаками его. Видна лишь внешняя сторона, а внутренняя: уважение поста, делание добра совсем остаются без внимания»²⁷. По отчетам причтов истинное количество старообрядцах в приходах порой будет скрываться за цифрами «не знающих символов веры», «не бывших у исповеди». На конец XIX в. среди этой категории населения губернии картина такова:

1)  Каргопольский уезд – по 11 приходам 3-го округа «на самой худшей ступени благочестия находятся Плесский, Задне-Дубровский, Лелемской приходы, где знают символы веры всего785 человек»²⁸;

2) Повенецкий – по 10 приходам 3-го округа в 1893 г. приняли таинства на 275 человек меньше по сравнению с прошлым годом, причем в приходах с «духом раскола» это особенно заметно: в Семчезерском на 121 чел. (на 79,1 % меньше), Ямгозерском на 73 чел. (на 74,1 %), Кимасозерском на 95 чел. (60,3 %)²⁹;

3) Петрозаводский – по 3-му округу официально «раскольниками» числились 378 чел, но «христианский долг исполнили лишь 5395 чел. (34,5 %)»³⁰;

4) Вытегорский – «раскольники подрывают усердие православной церкви в народе», в Шильдском приходе не знают символов веры 1500 чел. (69,9 %), в Чуриловском – 278 чел. (65 %), в Паловском – 335 чел. (67 %)³¹;

5) Олонецкий – «заражены расколом Ильинский и Обжанский приходы», где символов веры не знали, по данным причта, соответственно 278 чел. (19,5 %) и 400 чел. (47,7 %)³²;

6) Лодейнопольский – самыми «неблагонадежными» по этому показателю значатся Водлицкий приход 1129 чел. (96,6%), Шимозерский – 1136 чел. (93 %), Косельгский – 1176 чел. (90,9%), Оштинский – 2136 чел. (78,6 %)³³;

7) Пудожский – по сравнению с 1892 в 1893 г. у исповеди в приходах 1-го округа, например Сумском, было меньше на 429 чел. (74,6 %), а в Печниковском – на 289 чел. (65,5 %)³⁴.

И все же среди всех мер «борьбы с расколом» для пастыря по-прежнему оставались увещевание и назидание. С этой целью совершались поездки пастырей по деревням, велись «душеспасительные беседы с раскольниками», обучалась основам грамоты паства (особенно молодежь), велась полемика с наставниками из среды староверов. Наряду с настоящими подвижниками среди пастырей были, безусловно, и не радевшие о своем долге, «на духовенстве всегда отражаются хорошие и дурные стороны общества и самые малые поступки его подрывают авторитет служителей, особенно в приходах, зараженных расколом»³⁵. Огромное внимание борьбе со старообрядчеством уделяли и миссионеры: «Миссионеры борются с расколом письменно и устно. Письменно – чрез переписку с вожаками раскола по спорным вопросам, устно – проповедью в храме, на беседах публичных и частных»³⁶. Большим энтузиастом этой деятельности был протоиерей П. Мегорский. Вразумляя и проповедуя, Мегорский с долготерпением и усердием укреплял в вере самих причтов. В письме одному из них он пишет: «…вы не ласковы к своим прихожанам …вы отдаляете от себя их…»³⁷, приводя далее в назидание выписку из «Руководства для сельских пастырей». В письме отцу Иоанну он советует: «Перемените образ действия своего на раскольников… Полицейские меры не помогут, а раздразнят их. Одно только смирение, искренность сердца, исполненного горячей любви и дружелюбия, могут помочь нам и требуются от нас»³⁸. В ответ на нежелание другого причта идти к раскольнику Косьме Иванову Мегорский внушает: «Вы не хотите идти к Косьме, а он к вам и не подумает идти… Ведь не овца должна искать Пастуха, а Пастух овцу… Священник должен быть находчив и мудр… исцеляя раскольников в их болезни»³⁹.

Особенное значение среди «мер к вразумлению» причты возлагали на «распространение грамотности в среде народа»: «По отношению к расколу все вообще школы имеют важное значение так как есть надежда, что молодое поколение среди раскольников дозволит своим детям учиться в народных школах, а по выходе из них сделается проводниками православной веры в раскольничьей среде…»⁴⁰. Но, как предполагали причты, путь этот будет долог и труден: «…обучение пока не вполне достигло своей цели: прихожане, зараженные расколом и невежеством, мало еще понимают потребности обучать детей своих грамоте…»⁴¹.

Начало ХХ в. по-прежнему было ознаменовано влиянием старообрядчества. «Раскол силен в губернии, особенно в уездах, Петрозаводском, Каргопольском, Повенецком… благодаря деятельности расколоучителей и требоисправителей», – сообщал причт. Предстоявшие катаклизмы общественных переворотов поставили и старообрядчество, и официальное православие в один ранг гонимых.


Ю. И. Матюшичева, М. И. Шумилов