14 меѓународен славистички конгрес охрид, 10-16 септември 2008 зборник од резимеа
| Вид материала | Литература |
- 14 меѓународен славистички конгрес охрид, 10-16 септември 2008 зборник од резимеа, 2789.93kb.
- Резолюція другого Всеукраїнського конгресу з медичного права, біоетики І соціальної, 92.29kb.
- М. Братислава, Словаччина) Вища школа готельного менеджменту (м. Белград, Сербія) Університет, 223.08kb.
- І конгрес соціологічної асоціації україни "соціологія в ситуації соціальних невизначеностей", 1353.75kb.
- Конгрес Сполучених Штатів Америки (сша) прийняти закон, 1273.44kb.
- Молодіжний Націоналістичний Конгрес Гендерна агенція консультації та інформації, 842.66kb.
- Міністерство освіти І науки україни, 62.5kb.
- 29 лютого 2012 року, 8.79kb.
- Правила приема в башкирский государственный, 469.07kb.
- 2 (26) 2008 Київ 2008, 813.52kb.
Hana Hlôšková (Словачка)
Folklore Festival – a Form of Contemporary Folklorism
Article is the attempt do discuss folklore festival as particular way of communication as well as a folklore phenomenon. Article is dealing in first with the phenomenon of folklorism. Study gives review of selected contributions to theory of folklorism during last decades. Author presents concepts of folklorism, fakelore, public folklore, folklove through attitudes of some respected folklorists. Folklore presented in programms and events during the festival is meant as a hobby for involved persons. The folklore festivals of different levels in Slovakia are in the focus of author´s interest but she is studying this phenomenon through comparative point of view.
Ventsislav Dimov (Бугарија)
Slavic Traces in gramophone records from Bulgaria
The recorded and media music during the 20th century in Bulgaria is a suitable field for research of the Slavic relationships in the Bulgarian musical culture. The research is focused on some musician personal codes of Slavic relationships in the Bulgarian recorded music during the first half of the 20th century.
An observation is made on the place and role of Slavic musicians – foreigners (Czechs, Russians, Serbians, Croatians and others) in the development of the early Bulgarian media and recorded music. The author follows their contributions for the Bulgarian musical chalgia, and their roles in the inter-Slavic musical relationships that grew on the Bulgarian media soil from that time.
2.5. Славянская идея в 19 – 20 вв.: интектуальные поиски и политическое констуирование
Круглашов Анатолий Николаевич (Украина/Полска)
Леонид Горизонтов (Русија)
Постсоветские идентичности и славяноведение
Исторически укорененная славянская идентичность, концентрированным выражением которой является славянская идея, меняя диапазон своего общественного влияния, постоянно присутствовала в системах идентичностей славянских народов. С распадом СССР и консолидируемого им блока, по мере углубления процессов глобализации эти системы претерпели изменения, у восточных славян, пожалуй, наиболее существенные. Утверждение новых национальных государств, усиление европейского вектора и связанных с ним типов регионального сознания, ренессанс религиозности, нарастание на фоне ностальгии по советскому прошлому антиглобалистских настроений не остались без последствий для восприятия принадлежности к славянской общности. Его постсоветская динамика в России, Украине и Белоруссии имеет свою специфику, важную для характеристики социокультурной ситуации в этих странах.
Метаморфозы славянской идентичности и различные толкования славянской идеи в постсоветский период существенны для уяснения современного развития славяноведения, исходящего из признания общности славянства. Являясь традиционным предметом славистических исследований, славянская взаимность и славянская идея зачастую интерпретируются под воздействием политической конъюнктуры.
В 2006-2008 гг. в Институте славяноведения Российской АН специально разрабатывалась тема «Славяноведение в постсоветских социокультурных трансформациях России, Украины и Белоруссии: идеи, идентичности, научные стратегии».
Леонид Зашкильняк (Украина)
Славянская идея в историографии народов Центрально-Восточной Европы в ХІХ – начале ХХ веков
Славянская идея как осмысление общности происхождения и языково-культурной близости славянских народов Европы актуализировалась на юге континента в связи с противостоянием османско-турецкой экспансии на Балканы в ХV – XVI вв.
В конце ХVIII – первой половине ХІХ вв. вследствие влияния идей Просветительства и Романтизма, обративших особое внимание на генезис и эволюцию государств и народов в поиске путей совершенствования общественных отношений, внимание европейских мыслителей было обращено на историческое обоснование прав и свобод народов, обладающих особым «народным духом» и вносящих свой вклад в культурный и общественно-политический прогресс человечества. В полемике с германской историографией, стремившейся принизить культурный вклад славянских народов в европейскую цивилизацию, ученые славянских народов, находившихся преимущественно под властью многонациональных империй, поставили вопрос о «возрождении» славянских народов и их самостоятельной роли в межнациональных взаимоотношениях.
Апогеем в распространении и интерпретации славянской идеи как идеологии «национального возрождения» стало творчество историков и филологов славянских народов эпохи Романтизма, основывающееся на инструментальном толковании общности происхождения, культурной и языковой близости славянских народов для обоснования общественно-политических программ национально-освободительных движений. В трудах чеха Ф. Палацкого, словака П. Шафарика, поляка Й. Лелевеля, хорватов Й. Кукулевича-Сакцинского и Ф. Рачкия, серба П. Сречковича, словенца Е. Копитара и многих других славянская идея получила общественно-политическое воплощение в духе идеализации общественного строя ранних славян (гмины, общины), закрепления его демократических черт, якобы генетически свойственных «народному духу» и общественному сознанию славянских народов в течение их эволюции. Следствием политизации славянской идеи в ХІХ в. было также возникновение других «инструменталистских» идеологий – панславизма, полонославизма, австрославизма и пр.
Во второй половине ХІХ – начале ХХ вв. под влиянием интеллектуального прогресса европейской общественно-политической мысли и модернизационных социально-политических процессов славянская идея отошла на дальний план, уступив место новым общественно-политическим доктринам, рассматривающим общество прежде всего как систему социально-государственных институтов, обеспечивающих широкий спектр этнических, социальных, экономических, политических и культурных интересов его членов.
Толчок, данный эпохой Романтизма в изучении истории и культуры славянских народов, не оказался бесплодным: славяноведческие исследования принесли важные научные результаты для понимания происхождения и эволюции славянских народов, их вклада в мировую культуру и цивилизацию. Вместе с тем, попытки реанимировать славянскую идею в ХХ в. как исключительно инструментальный способ осуществления далеко идущих имперских планов не принесли ожидаемых результатов. В качестве методологической базы для понимания исторического процесса славянская идея оказалась исчерпанной еще в ХІХ веке.
Анатолий Круглашов (Украина/Полска)
Славянская идея: инструментарий формирования российской и украинской общественно-политической мысли XIX – вначале XX вв.
В истории общественно–политической мысли российского и украинского народов славянская идея занимает важное место, хотя историография по этому вопросу оставляет немало неисследованного. Примечательно отсутствие работ, обращенных к сравнительному анализу истории славянкой идеи в общественно-политической мысли русского и украинского народа.
Становление российского славянофильства и украинского славянолюбства - вначале очень тесно соприкасающиеся потоки мысли. Но уже к концу 1840-х гг. начинает проявляться не только общая любовь мыслителей к собственному народу, но и различные представления о том, кого считать таковым. Уже такие деятели украинства как П. Кулиш и Н. Костомаров и российские славянофилы, например И. и К. Аксаковы, вступали в ожесточенную полемику по вопросам будущности славянских народов. Обоим течениям были свойственны мессианские нотки, но с немалым отличием в понимании сущности и направленности миссии собственного народа.
Эта разница становится еще более разительной с постепенным движением вначале национально "интровертивного" российского славянофильства в сторону экспансионистского и антизападного панславизма, в концепциях которого за Россией закрепляется особая, имперская роль в отношениях со славянскими народами. С момента доктринизации российского панславизма исторические судьбы интеллектуалов, сторонников славянской идеи в российском и украинском движении расходятся. И, хотя российский панславизм получал весьма сочувственный отзыв среди галицких и буковинских «москвофилов», в процессе становления украинской национальной идентичности панславистские концепции воспринимались все большей частью общества как угрожающие национальной самобытности украинцев. В 1860-1870 гг., в украинской политической мысли популярной становится версия демократического федеративного союза славянских народов, основывающаяся на их полном равноправии.
С начала 1880-х гг. славянская идея в украинской политической мысли, равно как и в российской, постепенно утрачивает особое значение. А ее возрождение в виде неославизма и его распространение в начале ХХ в. встречают позитивный отзыв только в среде тех же самих москвофилов, чье влияние становится все менее заметным в Украине.
Панэтнический проект славянской взаимности, вызывавший восторженный энтузиазм на стадии формирования модерных наций из славянских народов, оказался анахронизмом накануне и в период I мировой войны. Последняя стала для многих славянских народов шансом завершения дела, начатого ими в 1848 г. Богатое концептуальное наследие идеи славянской взаимности важно как для историков XIX века, так и для тех исследователей современности, которые сталкиваются и в наше время с попытками реанимировать идеалы славянской взаимности.
Аляксандр Смалянчук (Белорусија)
Славянская ідэя ў Беларусі: метамарфозы ХХ ст.
Славянская ідэя і ідэалогія беларускага нацыянальна-культурнага Адраджэння канца ХІХ – пачатку ХХ ст.
Славяне ў працах беларускіх гісторыкаў. Польшча, Расія… і “вобраз ворага” ў даследаваннях М.Доўнар-Запольскага і В.Ластоўскага. Славянская праблематыка на старонках “Нашай Нівы”. Крытыка Усеславянскіх з’ездаў 1908 і 1910 гг. і дактрыны новага панславізму.
- Славянская ідэя і беларускае нацыянальна-культурнае жыццё ў перыяд БССР (1919-1991).
Славянская праблематыка ў працах беларускіх савецкіх гісторыкаў (У.Ігнатоўскі, У.Пічэта ды інш.). Антыпольская рыторыка прапаганды БССР 30-х гг. Славянская ідэя ў працах заходнебеларускіх гісторыкаў і публіцыстаў 20-30-х гг. (І.Канчэўскі, У.Самойла ды інш.). Непрыняцце польскай дзяржаўнасці на землях Заходняй Беларусі. Падтрымка беларускага руху чэхаславацкімі палітыкамі.
Славянская ідэя ў перыяд Другой сусветнай вайны (1939-1945). Я.Купала і Я.Колас у складзе Славянскага камітэту.
Славянская праблематыка ў культурным жыцці БССР у пасляваенны час.
- Славянская ідэя ў перыяд Рэспублікі Беларусь.
Славянская ідэя ў геапалітычных канцэпцыях і міжнародных кантактах палітыкаў перыяду “парламенцкай рэспублікі” (1990-1994). Славянская праблематыка ў нацыянальнай гістарыяграфіі. Расейскі і польскі твары вобраза “гістарычнага ворага”.
Славянская ідэя ў культурным і палітычным жыцці перыяду “прэзідэнцкай рэспублікі”. Прэзідэнт А.Лукашэнка і адраджэнне панславізму як ідэі славянскага саюзу. Рэспубліка Беларусь як цэнтр неопанславізму, па меншай меры, накірунку панрусізму. Стварэнне Беларускага славянскага камітэту (1998). Усеславянскі з’езд (2005) у Мінску. Славянская праблематыка ў афіцыйнай гістарыяграфіі.
Павленко Ольга Вячеславовна (Русија)
Модели панславизма в XIX – начале XX вв.: конструирование «своего» и «чужого».
В исторической памяти европейских обществ феномен «панславизма» удивительно многогранен и противоречив. Несмотря на множественность интерпретаций, в историографической традиции длительное время применялись одни и те же методы анализа. Можно выделить два ракурса темы: первый - панславизм как геополитическая проекция внешней политики России на Балканах, в Центральной и Восточной Европе; второй - панславизм в контексте истории национализма / макронационализма XIX в. Эти подходы выявляли лишь внешнюю канву событий. Историография как бы двигалась по кругу, отшлифовывая, одну и ту же концептуальную схему описания панславизма, разработанную еще в конце XIX –начале XX вв. русскими славистами, немецкими историками-публицистами и славянскими политиками. Во время холодной войны она была переосмыслена и еще более политизирована американскими историками (H.Kohn, M.Boro Petrovich, J.Erickson). Новые тенденции появились только в 1990-е-2000-е годы. В первую очередь они были обусловлены дискуссиями вокруг изучения исторических форм коллективной идентичности различных славянских сообществ и России.
Идеологические конструкты панславизма выстраивались по линии «Европа - славяне – Россия» либо в форме диалога культур, либо конфронтации. Границы между «своим» и «чужим» определялись не столько внешними этно-антропологическими маркерами, сколько базовыми критериями языка, христианства и культурной памятью. Но сами границы были весьма подвижными. Конструирование «другого» использовалось как средство национальной мобилизации и напрямую зависело от политической конъюнктуры. В любом случае панславизм никогда не был явлением изолированным, своего рода Ding an sich, он был ориентирован на Европу (модели интеграции или конфронтации), и вобрал в себя черты чисто европейских форм проявления ирредентизма и национализма.
2.6. Najstaršie slovanské osídlenie strednej Európy a Balkánu (Počiatky južných a západných Slovanov)
Peter Šalkovský (Словачка)
Gabriel Fusek (Словачка)
Nové poznatky o včasnoslovanskom osídlení stredodunajského priestoru
Vďaka archeologickým terénnym výskumom, prípadne ich publikovaniu, sa na okrajoch Karpatskej kotliny za posledných 10-15 rokov významne zmenil obraz geografického rozšírenia pamiatok kultúry s keramikou pražského typu, ktoré sú materiálnym pozostatkom najstaršieho slovanského osídlenia v uvedenom priestore. Prelomom v bádaní je predovšetkým objavenie enklávy včasnoslovanských nálezísk v povodí rieky Mura v Slovinsku, významné je i zahustenie nálezísk v severozápadnom Rumunsku a nemenej dôležité je objavenia radu nálezísk v Rakúsku. Kartografická analýza ukazuje, že najstaršie náleziská sa územne vylučujú s hranicami tzv. prvého avarského kaganátu.
Kardinálnym problémom, s ktorým sa výskum včasnoslovanského obdobia dlhodobo nevie dostatočne jasne vyrovnať, je absolútne datovanie. Najmä pre datovanie počiatočnej fázy v priebehu 6. storočia, prípadne už od záverečných decénií 5. storočia chýbajú presvedčivé archeologické nálezy. Časové zaradenie mladšej relatívno-chronologickej fázy do prvej polovice 7. storočia je fixované kombináciou výsledkov prírodovedných analýz (rádiokarbónové datovanie, dendrochronológia), podporené niektorými výnimočnými archeologickými nálezovými situáciami v širšom stredoeurópskom priestore.
Dagmar Jelínková (Чешка)
Nejstarší slovanské osídlení Moravy
Příspěvek se zabývá nejstarším slovanským osídlením v oblasti Moravy. Krátce se zmiňují otázky spojené s definicí tohoto období a s vývojem názorů na jeho podstatu a datování. Sleduje specifické rozšíření nejstarších osad, soustřeďujících se především v moravských úvalech, na nejúrodnějších půdách. V této souvislosti se pokouší objasnit vztah těchto sídlišť k dosud známým pohřebištím, z nichž rozsahem největší je žárová nekropole v Přítlukách. Dále se věnuje i typologickému třídění keramiky ve snaze o upřesnění její relativní chronologie. Zaměřuje se i na ostatní poměrně chudý inventář jak ze sídlišť, tak z pohřebišť, který může být důležitý pro absolutní chronologii nálezů. Jeho rozbor na základě paralel ze sousedních zemí přivádí k názoru, že nejstarší vrstva nálezů s keramikou pražského typu může patřit době okolo roku 600 nebo první polovině 7. století.
Mezi nejpozoruhodnější nálezy patří železný skramasax, který ležel v jednom z kostrových hrobů (č. 114) v Přítlukách, a který může přispět k jisté synchronizaci s merovejskými nálezy z přelomu 6. a 7. století. Přes dosavadní relativně skromnou základnu nejstarších nálezů s keramikou pražského typu lze na základě jejich svědectví usuzovat, že kontakt s okruhem starších merovejských kostrových pohřebišť, přisuzovaných Langobardům, nebyl příliš intenzivní a pokud existoval, nemohl být dlouhodobý.
Naďa Profantová (Чешка)
The oldest slavic settlement of Bohemia in the light of excavations of agglomeration in Roztoky near Prague.
We can find 158-159 early slavic localities on the territory of Bohemia, mostly the settlements.
We don´t know clasical cremation burial sites, only from the 12 places the single cremation graves are known. This situation delth with the aim of our field activities.
From the 146 known settlements only 9-10 were excavated so large, that we could recognise 3 houses or more. The good excavated and published places are Březno near Louny (NW Bohemia), and Roztoky near Prague. Both localities were settled in the first phase of the Prague type culture. The charakter of the settlements is different. The Březno consists of 8 houses and 18 pits, but Roztoky agglomeration includes about 270 excavated houses and 40 pits. Originally were in the settlement area (25 ha) about 600 – 660 hauses. We are able to differ 3 settlement phases, most of the features are from the oldest phase. We recognise also stratigraphy of the 3 hauses (3x), more often the stratigraphy of two hauses. The importance and function of the Roztoky agglomeration had to be another/ different then normal agricultural village, but it is quite terrible to describe the new social and economic model for this agglomeration.
Peter Šalkovský (Словачка)
Najstaršie včasnoslovanské obydlia (v pravlasti a v prvých vlnách západnej expanzie)
Najrozšírenejším typom domu na území slovanskej pravlasti boli kvadratické zemnice, najčastejšie ako tzv. bezkolové zemnice ale aj dvoj-, štvor i viackolové konštrukcie i domy s jedným centrálnym stĺpom-sochou. Rozdiely sú badateľné už i medzi tromi hlavnými oblasťami včasnoslovanskej kultúry - pražsko-korčakovskou, peňkovskou a koločinskou, najmä v zónach kontaktu so starším kultúrnym podložím .
V západnom prúde expanzie, sú mnohé najstaršie zemnice tiež bezkolové ale ťažisko sa výrazne presúva ku konštrukciám využívajúcim koly a to ako najmä ako dve sochové podpory strechy a badať tu globálne plošné zväčšenie interiéru väčšiny zemníc - teda skvalitnenie obytnej kultúry. Na východe sú ojedinelé aj extrémne veľké zemnice, ktoré v expanzných sídliskách sú zriedkavé. Pravdepodobne mohlo ísť o domy lokálnych vodcov.
V pravlasti boli pomerne rozšírené veľmi hlboké stavby, v expanzných prúdoch naopak sú takéto stavby známe menej a prevažujú plytšie s ľahšími, viac nadzemnými stenami.
V kvadratických zemniciach pravlasti boli úplne prevažujúcou formou vykurovacieho zariadenia kamenné pece, iba vzácne jednoduchšie ohniská a len výnimočne hlinené pece, ktoré sa signifikantne v tomto období viažu na zmiešané dakorománsko-slovanské prostredie v Rumunsku ale aj na severozápadnú sféru ukrajinsko-poľskej pražskej kultúry.
Počas severnej migrácie v 6.-7. stor. sa vykryštalizovali najmä na území Poľska a Nemecka nové typy obydlia oválne misovito zahĺbené a dlhé obdĺžnikovité zemnice, ktoré infiltrovali i niektoré vnútrokarpatské regióny. Prvé nadzemné stavby, ktoré sa popri zemniciach výnimočne zachytávajú na včasnoslovanských sídliskách sú zatiaľ ťažko interpretovateľné.
Tatiana Štefanovičová (Словачка)
Počiatky christianizácie Slovanov na strednom Dunaji
Christianizácia, ktorá sa v častiach západnej a južnej Európy šírila intenzívne od 4. storočia, keď sa kresťanstvo stalo po Milánskom edikte rovnoprávnym a neskôr oficiálnym náboženstvom, začala pôsobiť síce aj na strednom Dunaji už od 5. storočia, ale na istý čas ju prerušilo sťahovanie národov. K jej renesancii došlo potom v 8. a najmä v 9. storočí, a to v niekoľkých prúdoch. Predovšetkým pôsobila misia bavorská zo smeru západného, ale na strednom Dunaji sa stretla aj s pôsobením z juhu, z talianskej a adriatickej oblasti a po polovici 9. storočia možno počítať aj s pôsobením juhovýchodnej byzantskej oblasti, ktoré vyvrcholilo príchodom solúnskych bratov, Konštantína a Metoda. Pozoruhodne je v ostatnom čase zachytene pôsobenie misie iroškótskej, ktorej činnosť sa už asi pred polstoročím predpokladala, aj keď sa o tejto možnosti dosť diskutovalo. Išlo o činnosť z oblasti bavorskej, zo Salzburgu, sídla biskupa Virgila. Nálezy z oblasti Nitrianska, na hradisku v Bojnej naznačujú však možnosť pôsobenia z oblasti severného Talianska, kde iroškótska misia pôsobila medzi longobardským obyvateľstvom od 7. storočia a na naše územia sa šírila pravdepodobne v druhej polovici 8. storočia. Jej pôsobenie, vzhľadom na veľmi voľný systém organizácie sa dlho neudržalo, predsa však mohla pripraviť pôdu pre neskoršiu, už pevnú cirkevnú organizáciu.
2.7. Sacred and sacrosanct in contemporary Russian culature
Mark Lipovetsky (САД)
Helena Goscilo (САД)
Leningrad’s Blasphemous Appropriations: Profanation as Prolongation
Arguably the most popular rock-ska group in today’s Russia, Leningrad and especially its frontman, Sergei Shnurov, epitomize the postmodernist principle of desacralized appropriation. Leningrad’s ‘modus musicandi’ entails irreverent parodies and blasphemous violations of Soviet sacred cows within the spheres of high and popular culture, social conventions, and gender identities. From such early recordings as the album Mat bez elektrichestva (1999) to the pseudo-opera Babarobot (2004), Shnur & Co. rely on a welter of intertexts that undergo denigrating metamorphoses through relocation within the flamboyant display of rank physiology and obscenities (“nenormativnaia leksika”) that constitutes the group’s signature. Premised on shock-value, Leningrad’s devices, on the one hand, seem nihilistic in their challenge to instantly recognizable shibboleths of an earlier culture, while, on the other hand, they refurbish and reinstall those features in a new cultural landscape so multi-faceted that it can accommodate and subsume virtually all forms. Ultimately the group’s and particularly Shnur’s performative identity projects the macho, semi-criminal hooliganism of a psychologically wounded Neanderthal on the margins of society. Yet, since the inevitable and unwitting consequence of citation is the dissemination of original referents, Leningrad’s lyrics (and in some cases its musical forms) propagate Soviet culture. In that sense the official transformation of Moscow’s architecture and ‘image’ by Mayor Luzhkov (a Soviet apparatchik and implacable enemy of the musical group’s performances) is more destructive of history than Leningrad’s oppositional descralazation of Soviet traditions. In that regard, Leningrad’s place in today’s Russia seems to confirm Theodor Adorno’s thesis (“On Popular Music”) of standardization by the assimilative cultural industry and its marketing techniques.