Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики

Вид материалаРеферат
Подобный материал:
1   ...   61   62   63   64   65   66   67   68   ...   79
сеоееолие (тоже, собственно, раскрывшееся в грехопадении), без преодоления которого и невозможно возвращение к любви Божией. У потомства адамова не закрылась вовсе возможность приникнуть к источнику этой любви, но ин-тенсивность ее ослабла, содержание приобрело искаженное устроение, а на-правленность ее, сфокусированная у первых людей на своем Творце, нередко менялась, устремляясь в сторону самого себя, как бы автономного, а также тварного мира, тоже как бы автономного (самолюбие и миролюбие

А пока рабство, потому что свобода только в любви, так как любовь - дар Духа Святого, а разрушающий любовь добровольно принимает в свой удел рабство.

Но самое главное - утратилась способность любви как центростреми-тельного свободного духовно-нравственного усилия, направленного на пред-мет любви жертвенно и непритязательно. Падение не раскрыло творческие по-тенции личности, как это можно предположить, зная, что личность получила автономное развитие. Напротив, только любовь, действующая Духом Святым, освобождает, всякие самостные автономные движения, связанные с исканием любви, порабощают. И тогда вместо подлинного творчества, совершаются мнимые творческие акты, и в этих бесплодных потугах на творческие акты, со-вершаемые помимо подлинной любви.

Христос Спаситель утверждает Своим Божественным словом нравст-венные приоритеты, сформулированные еще в Ветхом Завете; между тем,

726

приведенные Спасителем формулировки нравственного закона более нигде в таком завершающе - отточенном виде не встречаются

Эта заповедь, личностно поставляющая личность Бога пред лично-стью каждого человека, теряет всякий смысл как только теоретическая предпосылка; она, напротив, объемлет еесь личностный состав человека («всею душею, всею крепостию, всем разумением»), что возможно, по сути, лишь в самоотверженном движении совершенной любви. Лишь в полноте любви можно принять жизненно это указание и принять Его как Господа (то есть, Того, Кому служишь), как Бога (то есть, Того, Кому поклоняешься) и как своего (то есть, Того, Кому отдаешься).

Но и кроме декалога, все писание Ветхого Завета приобретает значи-мость лишь тогда, когда оно, будучи пронизанным любовью Божественною, раскрывается для человека, взыскивая его ответной любви.

Сердце любящего любит любимого, - и потому так сильны и многочис-ленны в Ветхом Завете покаянные мотивы, выражающие глубокую скорбь от-падения от предмета любви

Заповедь о любви к ближнему раскрылась в книгах Ветхого Завета с го-раздо меныпей полнотой, обширностью, глубиною, систематичностью и ин-тенсивностью, чем заповедь о любви к Богу. Нравственные проблемы в Ветхом Завете рассматриваются либо слишком обобщенно, либо наоборот - исключи-тельно ситуационно и в них лишь косвенно просвечивает переживание любви к ближнему. Лишь два мотива в Ветхом Завете имеют прямое отношение к во-площению заповеди любви и вместе с тем раскрываются обширно и система-тически: это милосердие и братолюбие (в основном, правда, в рамках своего народа).

727

Совершенно иное, мощное, обширное и систематическое воплощение получила эта «двуединая» заповедь любви в Новом Завете. Это открыто было заявлено Самим Божественным Учителем: «Заповедь ноеую даю вам: «Да лю-бите друг друга...»

Любое требование нравственного или иного порядка может быть выра-жено словами лишь в расчете на то, что эти слова будут более или менее точно поняты теми, кому они направлены, то есть если они найдут ожидаемый от-клик в душах. Заповедь любви, как и любая заповедь, рассчитана на услыша-ние и на отзыв. Но Христос заостряет духовно-нравственный смысл любви, придавая ему мистический и преимущественно жертвенный характер

Любое требование нравственного или иного порядка может быть выра-жено словами лишь в расчете на то, что эти слова будут более или менее точно поняты теми, кому они направлены, то есть если они найдут ожидаемый от-клик в душах. Заповедь любви, как и любая заповедь, рассчитана на услыша-ние и на отзыв.

Его любовь Божественная по Его призыву должна стать живым архети-пом любви учеников Христовых. Христос возлюбил каждого человека как личность, таинственную в своей сокровенной мистической глубине - и такая же личность каждого должна предстать перед каждым в свете любви, подоб-ной Божественной любви. Христос возлюбил всех ровной беспристрастной любовью, не разделяя добрых и неблагодарных («как солнце светит, как дождь дождит»), и если и выделил некоторых как своих особенных «другов», то лишь в силу того свободного аромата любви, по которому возлюбленные находят друг друга. К такому же чистому беспристрастию призывает Он всех своих последователей

728

Христос, Глава Церкви, всех ее членов объединил в Своей любви, и та-кую-то любовь и признал вернейшим признаком Церкви и христиан («потому узнают, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»). Сущностью переживания Церкви навсегда стало единение всех учеников в хри-стианской созидательной любви. Основанием для такой новой заповеди любви, с одной стороны, является мистическое единство в любви Отца Небесного и Его Единородного Сына («Я и Отец - одно», Ин. 10,30; «Отец любит Сына», Ин. 5,20), а с другой стороны - в сердечном приятии учения о сыновстве всех Отцу Небесному: «Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам назы-ваться и быть детьми Божиими» (ІИн. 3,1)

Всесвятой Богочеловек возлюбил всех сеятой любовью, которой Он ка-ждого готов принять в Свою небесную славу, и от каждого, признавшего Его своим Наставником, Он ищет такой любви (не только к Себе, но и к другим лю-дям), из которой вытравлено все земное, пошлое, низкое, грубое, недостойное любви.

В жертеенности Своей любви Христос, совершивший путь от рожде-ства «даже до смерти, смерти же крестныя», уверяет всех Своим примером, что только подобная любовь и достойна, по сути, именования любви, все же иное - лишь подмены и суррогаты.

Исполнение этой заповеди начинается с самого малого, ветхозаветного уровня (где «весь закон и пророки»): «Во всем, как хотите, чтобы с вами по-ступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф. 12,19). От этого начала до конца («положить душу свою за друзей своих») заповедь включает все «но-веющее» пространство, и личностно она становится тем более новой, чем болыпе жизни в себя включает.

Первое и наиболее естественное делание такой любви - не закрывать ни своего сердца, ни реальных конкретных возможностей от тех, кто «здесь и сейчас» стучится в это сердце явным или неявным образом, ища помощи. Та-ким образом, готоеность, а при случае иреальность исполнения конкретного

729

дела любви - это то органичное нравственно-психологическое поле, куда Ду-хом Святым засевается семя любви духовной:

«нелицемерное братолюбие» есть также более, чем природное, оно есть действие новозаветной заповеди любви, потому что братолюбие, то есть лю-бовь особо нежная и близкая по крови распространяется не на братьев лишь по крови, но преимущественно по Духу. «Потому узнают, что вы Мои учени-ки, что любовь имеете между собою». Такая любовь, начавшись, приобретает все более тотальный характер, как в экстенсивном, так и в интенсивном значе-нии. «Сердце наше расширено», - пишет апостол Павел (2Кор.6,11), и это зна-чит, что оно включает все болыпее число людей

сеободное служение, по личному еыбору, может осуществляться лишь в

духе любви

первая заповедь по порядку Божественному должна оставаться первой и на деле, для личности, иначе исполнение второй заповеди искажается, и весь строй нравственной жизни личности выстраивается ложно. Вторая заповедь искажается потому, что обычно в таких случаях исполняется выборочно, «пар-тийно»: любовь к «своим» чаще всего связана с крайней неприязнью к «чу-жим». Нравственный строй личности выстраивается ложно, так как игнориру-ются Божественные, то есть объективно необходимые для человека предписа-ния.

Соблюдение заповедей как практическое основание и проверка испол-нения заповеди о любви, понятны и психологически: чем выше степень пол-ноты самоотдачи и жертвенно добрых отношений одной личности к другой, тем естественнее и сильнее стремление выполнять желания (заповеди) этой другой Личности, тем сильнее связь личностей друг с другом.

730

даже если в ком-то можно видеть несомненные, почти демонстративные, и практически собранные в полноте признаки любви к Богу, но для полноты недостает лишь одного, но важнейшего - любви к ближнему, - все остальные признаки ничего не значат и ни о чем не свидетельствуют. Любовь к Богу в та-ком случае иллюзорна.

речь идет о гораздо болыпем, чем о простом нравственном сравнении или уподоблении, но о том едином смысле всех действий любви, который и ре-шает значимость конкретной человеческой личности. Любовь или есть или нет ее, и когда она есть, она неизбежно распространяется и на Бога и на Его создания, преимущественно же на те, что являются Его образами

любовь к врагам в нравственном отношении становится главным призна-ком, отличающим христианское этическое сознание от любого другого.

Прежде всего, далеко позади остаются все этические системы, основан-ные на природных нормах, поскольку нравственный идеал Христа сеерхъесте-стеенен и становится возможным потому, что его в Своей жизни и смерти ео-плотил Сам Христос.

пространство любви. Это пространство, разумеется, не преодолевается одним прыжком, но постепенно, несколькими этапами. Однако на всех этапах неизбежно должна действовать сердечная установка - всегда делать добро, быстро прощать вину чужую и настойчиво искать прощения в вине собствен-ной. Безусловно и всегда является непременным требование не воздавать злом за зло (Фес. 5,15), но напротив - «побеждать зло добром» (Рим. 12,21), потому что «любовь не мыслит зла».

А то, что «не мыслит зла» при любых обстоятельствах, даже когда вла-стною и насильственною рукою пресекается деятельность постороннего зла,

731

может быть только любовью, любовью без отвлеченностей, но и без пристра-стий, как положительных, так и отрицательных (неприязнь), - то есть любовью в высшем ее проявлении, в частности, любовью к врагам. Это и есть любоеь новозаветная, любовь Христа и любовь христианская.

Огненность любви самой по себе не может быть адекватно передана за-урядными человеческими словами. Но признаки подлинности любви вполне определенны. Даже и вместе взятые, они не определяют сущности любви; они лишь дают возможность человеку открыть для себя направления своей жизни в духе любви и сверять свою реальность с идеальной заданностью христианского знания

Долготерпение в своей обычной нравственной практике рождает снисхо-дительность к немощам других людей, включая немощи греховные. А это тоже дело любви, ее практика. Равно, как и милосердие

Для любви, как жертвенного явления, напротив, может быть свойст-венно скорее возвышать над собой предмет своей любви, порою сверх меры. Впрочем, любовь, верно направленная, по природе своей безмерна, превозно-шение же всегда узко, будучи ограничено пределами собственной личности, как бы мечтательно высоко ни ставил себя превозносящийся.

У гордого может остро действовать и покаяние, но оно исходит не из любви к Богу, а из самоутверждения. Любовь взирает на другую личность, на-ходя в ней самое дорогое для себя. Для гордости другая личность не более, чем повод для чего собственных переживаний. Любящий, напротив, чем более любит, тем более занят предметом своей любви. Ему нечем гордиться, пото-му что его главные ценности сосредоточены в этом предмете. Любовь жерт-венна, а гордость, наоборот, противоположна жертвенности. Гордый, если чем и жертвует, то ради своей гордости.

732

. Чин - учиняется, налаживается, строится - соединением, и значит, не-кой соединяющей высшей силой. Если эта сила действует в подлинной жизни, наипаче же - в жизни человеческих обществ, она называется любовью, пото-му что любовь соединяет, и соединяет конструктивно, гармонично, а ненависть разделяет, разъединяет, приводит к бесчинству. Любовь не бесчинствует.

». Дело - это искание добра предмету своей любви. И как часто ока-зывается, что искание и делание для любимого входит в противоречие со своими интересами, с «исканием своего». Что же делает любовь? «Не ищет своего», то есть в таких случаях не просто не ищет, но и жертвует «своим». И чем меныпе любовь, тем с болыпей болью или, по крайней мере, неохотой это может быть сопряжено, особенно, если очень уж любить себя. Любовь к себе ищет «своего». Любовь к ближнему не ищет своего.

Любовь, озаряющая и переполняющая сердце, просто не может пове-рить, что другой, а тем более любимый им, может не просто не любить, но не любить до зла. Любовь - сама жизнь, а зло - к смерти, и потому любовь не мыс-лит зла как бытия, противного любви.

Видя в людях и явлениях возможность исполнения Божественной правды, любовь находит в ней источник радости, органически переживает ее и прояв-ляет свое переживание.

надежда любви потому и не постыжается по своей сути, что она, во-первых, всеобща, то есть всегда есть место утешению, а во-вторых, великодуш-на.

Просто любовь значительней и выше всяких невзгод и их тяготящая сила - слабее воспаряющей силы любви. Не они унижают любовь, но любовь возвы-шает их, облагораживая и сами невзгоды, и их перенесение, потому что в любви

733

содержится высокое благородство: любовь рождается Богом. Любовь даже с радостью переносит невзгоды ради предмета любви.

. Бог есть любовь, и чем более кто причастен Богу, тем более причастен и любви. Божественный мир творений, прежде всего, ангелов и человеков есть некое единое пространство и энергия живой любви и святости, и когда кто со-вершает грех, он в этом пространстве Божественной любви совершает разрыв, как бы делает некую «дыру», которую Богу необходимо заделать, порою чело-веческою же любовью

Глубокие жизненные интуиции знания любви, обладающие великой ре-альностью, даже если они предметно-психологически с болыпой силой откры-лись для личности лишь однажды - в результате причастия Святых Тайн, по-каяния, молитвы или просто от таинственного посещения Божия, уже никогда не забываются, а при ясном желании и твердой постановке задачи - неизбежно возрастают.

Другим существенным и определяющим признаком возрастания любви наиболее является готовность к служению, прежде всего, ради спасения ближ-них, но и вообще служения на пользу ближнему, а также все усиливающаяся реальность молитвы за ближнего. Живая и сострадательная молитва обычно выражает высокую степень любви.

Молитва есть наиболее живое знамение любви к Богу

И потому молитва, как выражение христианской любви, выражает один из важнейших принципов нравственной жизни, понятный лишь в религиозных

734

рамках. В нерелигиозных реальностях молитва не только не имеет отношения к нравственной жизни, но и вообще довольно бессмысленна

переживание - в надежде - любви Божественной открывает источники и для собственной ответной любви.

молитвы прославления и хвалы Бога. Они еще более бескорыстны, чем молитвы благодарственные, потому что не содержат никаких внутренних коры-стных мотивов, и потому любовь к Богу в них должна проявляться более чис-тым образом

возвращение ума и сердца в слова произносимых молитв становится пусть незначительным, но все же подвигом любви, потому что и здесь можно видеть преодоление себя ради Бога.

молитва человеческой к Богу любви всегда есть результат приятия серд-цем человека Божественной любви; а вместе с тем, будучи принятой и молит-венно действующей, она вновь с болыпей силой призывает любовь Божествен-ную

Воля Божия по отношению к верующим христианам всегда пронизана крестной любовью, и молящийся Христу должен знать, что когда он молится -он молится и о кресте для себя и для ближних своих.

Бог подлинно очищает душу молящегося и сотворяет ее световидной, по-тому что Бог есть свет. От простого постоянства и настойчивости в молитве («просите и дастся вам» Лк. 7,7) молящийся проходит путем любви к той вер-шине молитвы, когда само имя Господа запечатлевается в его сердце.

735

Это и есть сокровенная сила мистической любви, которая направленно стремится от личности к личности; от Личности Божественной к личности че-ловеческой; и в силу приятия и усвоения этой любви личностью человеческой, она в ней и действует и может выражаться с болыпой силой в молитвенных воздыханиях.

Это особенно понятно и органично в молитве за ближних. В такой на-правленной молитве за ближних любовь выражается, может быть, даже более, чем каким-либо иным образом, именно в силу напряженности этого делания.

Божественная литургия в земных условиях, в церкви есть высшее осуще-ствление любви, прежде всего - любви Божественной

Вся литургия - непрекращающееся действие Божественной любви, но и к человеческой любви она тоже взывает

Все православное богослужение в его известных кругах - суточном, не-дельном и годовом - представляет собой то же кружение любви, что и в Боже-ственной литургии, во-первых, потому что все остальное богослужение являет-ся подготовкой к литургии, во-вторых, потому что оно есть служение Богу, а такое служение всегда есть жертвенный акт любви, а в-третьих, потому что со-держание этих служб (прославление Бога, Пречистой Его Матери и святых) -есть содержание дара любви.

Осознать любой Божественный дар как дар и дар именно благой можно только любовью. Ответить на благодать Божию своею благодарностью можно только любящим сердцем.

736

Наконец, Божественная литургия есть переживание любви и любовью, потому что она наиболее жизненным образом соединяет многих в единстве жизни Божественной, и это единение ничем иным, кроме любви, быть не мо-жет.

Единение множества во имя Христа и есть Церковь. Но нравственное ус-ловие, указывающее на безошибочность собрания - любовь («Если будете иметь любовь между собою»).

при всех - личных и общих - искажениях и несовершенствах, очевидно, что такие единства держатся и существуют любовью и во имя любви (а не про-сто личных пристрастных привязанностей). Общинное единство, безусловно, создается любовью каждого из ее членов, но эти единичные и единственные «любови» в общинной реальности таинственно переплавляются в некое общее свойство: общую любовь; и она обладает уже каким-то особыми свойствами, как бы добавляющимися к каждой из этих единичных «любовей», и главное из них - это любовь всех ко всем

В литургическом понимании не только единство исповедания является основанием любви, но и любовь - условием такого исповедания: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы Отца, и Сына, и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную».

собирает их вместе в общность любви, что, преимущественно, конечно, переживается на литургии. В силу того сеерхприродного сродстеа, которое да-руется Богом, они ощущают себя особенно близкими друг другу, и это-то и есть реальная близость в любви верных к Богу и между собою. Это сверхприродное сродство и есть единство верных в их живом исповедании Бога. И все, вкусив-шие его опытно, потому и опытно знают его блаженство, а потому и желан-ность.

737

, то, что любовь верных и ненависть мира взаимосвязаны - несомненно. По определению, ненавидящие Христа и христианство, должны быть врагами верующих христиан. И здесь как раз осуществляется одна из серьезных прове-рок христианской любви: насколько ее хватает

Одним из самых главных и наиболее трудно различимых источников ис-кажений является неощутимая подмена духовных отношений так называемой «душевностью

тип мнимой любви был хорошо известен древним подвижникам благо-честия. Он протекал в формах, которые, особенно в крайних степенях своего проявления получили название «прелести

Подобный же тип экзальтированно-мечтательной «любви» известен по отношению не только к Богу и к святым, но и к людям, особенно часто по от-ношению к священникам, духовникам и вообще к лицам, занимающим какое-то место в церковной иерархии. Во многих приходах встречаются остро, до исте-рии выраженные проявления такой любви; менее остро и аффектированно - по-видимому, почти повсюду.

Итак, вот центральное слово, определяющее искаженный тип любви: прнстрастне. Оно не обязательно имеет ярко экзальтированный характер, особенно, когда оно раскрывается как родственное чувство: между супругами, между родителями и детьми и прочее. Определить в таких случаях, где подлин-ная любовь обратилась в пристрастие, далеко не всегда оказывается простым делом. У людей, не знакомых с духовным строем жизни, любовь почти всегда заменяется пристрастием, но и у добрых христиан она редко когда бывает не заражена и не пронизана пристрастием.

738

Греховные пристрастия начинаются там, где выделение возлюбленного осуществляется «за счет» других, так что другие - и чем сильнее пристрастие, тем это обычнее - становятся предметом безразличия для пристрастного сердца, а при особых обстоятельствах - и предметом ненависти

Подлинная любовь, особенно если это любовь к Богу, расширяет сердце так, что оно становится способным вместить весь мир; любовь пристрастная сужает сердце так, что оно оказывается способным вместить только предмет пристрастия, и тогда она оказывается по своей природе искаженной и грехов-ной.

источником подлинной любви может быть только Бог.

Порою искаженный характер такой «любви» становится достаточно за-метным, особенно когда в ней открыто проявляются элементы «собственниче-ства». Обычней всего это выражается в крайнем недовольстве, если «предмет любви» проявляется не таким образом, как этого хочется любящему собствен-нику.

Но главным мотивом и одновременно также и видом искаженной любви следует считать сердечное изменение порядка заповедей: вторая (о любви к ближнему) впереди первой (о любви к Богу). У людей нерелигиозных первая заповедь и вовсе отсутствует, что, конечно, накладывает свой отпечаток и на их любовь к людям - неизбежно именно пристрастного типа. Неизбежны тогда и некоторые другие искажения: любовь мечтательная, «в воображении», «в чув-ствах», а не «делом и истиною»; наоборот, любовь как бы деятельная, но бес-чувственная и бессердечная; любовь, все время ищущая благодарности и «пла-ты»; любовь, не выдерживающая никаких испытаний и постоянно теряющая надежду и так далее. Порою оказывается, что и любовь к ближнему отходит на второй план, а на первом - роскошно и беспрепятственно действует любовь к какой-нибудь вещи - даже самой пустой, к какому-либо занятия, порою и слегка греховному, то есть к любому явлению «мира сего».

739

Любовь к миру не то же самое, что любовь к Богу. Любовь к миру имеет характер плена, любовь к Богу - характер свободы не только по своим послед-ствиям (ибо она освобождает душу