Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики

Вид материала

Содержание

Любоеь отношения любви к Богу и любви к миру из- к миру и к ьогу

Подобный материал:

1 ... 60 61 62 63 64 65 66 67 ... 79

что именно необходимо еместо происходящего в душе, тоже не так-то просто, и именно

713

потому, что такие искажения, особенно в отношениях к Богу, далеко не всегда, а вернее - почти никогда не проявляются внешне, особенно в российско-православном темпераменте. Нам не сильно свойственны экзальтированные за-ламывания рук и прочие проявления истерически театрального представления.

Но не внешняя сторона определяет суть дела, а внутренний тип пережи-вания. Желающему увидеть правду в свете совести необходимо вступить в пре-ние с самим собой, чтобы вызнать: что для него важнее: объект переживания или его акт. Вызнать это очень непросто. Человек говорит: «Больше всего на свете я люблю Бога». И доказать ему, что он любит болыпе всего свои ощуще-ния любви - невозможно. Такой тип мнимой любви был хорошо известен древ-ним подвижникам благочестия. Он протекал в формах, которые, особенно в крайних степенях своего проявления получили название «прелести». «Прель-стившийся» или «прельщенный», обманутый силой своего чувства и яркостью его проявлений ждет во всем: в молитве, в покаянии, в литургии, - благодатных ощущений, которые определяют для него сущность религиозной жизни. Их он, нередко сам от себя это скрывая, просит от Бога, они открывают для него зна-чимость и красоту его дарований.

На крайних степенях этого типа квази-религиозного развития, в полной прелести, напоминающей в своем течении ход развития психической болезни, человек, находящийся в ее плену, может совершенно перестать адекватно вос-принимать реальность, начать чрезвычайно высоко ценить свои возможности и, напротив, презирать других, «неодаренных» людей, перестать обращать внима-ние на «профанное» и мало интересное течение жизни, слишком «внешнее», «недуховное» и прочее. Известно по аскетическому опыту церкви, что в таких ситуациях чрезвычайно активизируются усилия демонских сил, предвкушаю-щих возможность скорой и желанной победы. Желанной особенно потому, что к такому специфическому искажению любви, как «прелесть», склонны люди, особо душевно одаренные, которые могли бы принести болыпую пользу обще-ству и церкви, даже одним фактом своего высокого существования. Известны случаи «мнения» о себе прельстившихся, как о достигших высочайшего уровня святости, способных к сверхъестественным действиям, например, полетам (и потому, разумеется, разбивавшимся при попытках полететь над пропастями).

714

Но известны также случаи такого чрезвычайного уровня развития этой болез-ненной «любви», при которых «подвижники любви» покланялись сатане яко Богу и даже восставали на Самого Бога.

Известны и некоторые специфические формы экзальтированного проте-кания этой «любви». Так обычное иконопочитание, при котором сознание и чувство от образа переходит к поклонению первообразу, заменяется острой ра-ботой воображения (вообще, кстати сказать, запрещаемого православной ду-ховной практикой при взгляде на икону). При этом воображение не только ри-сует яркими красками Спасителя, Пресвятую Богородицу и святых, но и при-нимает характер яркой своеобразной влюбленности, порою с вполне плотскими ощущениями. Вообще сущность и проявления такой «любви» неизбежно до-вольно сильно связаны с работой мечтательности, воображения.

Подобный же тип экзальтированно-мечтательной «любви» известен по отношению не только к Богу и к святым, но и к людям, особенно часто по от-ношению к священникам, духовникам и вообще к лицам, занимающим какое-то место в церковной иерархии. Во многих приходах встречаются остро, до исте-рии выраженные проявления такой любви; менее остро и аффектированно - по-видимому, почти повсюду. Эта опасность не новая, хотя заметно увеличиваю-щаяся. О ней много писал святитель Игнатий Брянчанинов в прошлом веке. Особенно, по мнению святителя, такая опасность заметна для лиц женского по-ла, которые, по его суждению, «руководствуются чувствами падшего естества, а не благоразумием и духовным разумом, ей вполне чуждыми... Увлекаясь чув-ствами, она весьма скоро заражается пристрастием (даже)... и к старцу, делает его своим идолом... видит совершенство в своем идоле... Пристрастие свое, а часто и порочную страсть она называет живою верою, чистейшею любовию...» и прочее. «Охранитесь от пристрастия к наставнику, - предупреждает святитель Игнатий. - Многие не остереглись и впали вместе с наставниками своими в сеть диаволу... Пристрастие делает любимого человека кумиром... И теряется на-прасно жизнь, погибают добрые дела...»

Итак, вот центральное слово, определяющее искаженный тип любви: пристрастие. Оно не обязательно имеет ярко экзальтированный характер, особенно, когда оно раскрывается как родственное чувство: между супругами,

715

между родителями и детьми и прочее. Определить в таких случаях, где подлин-ная любовь обратилась в пристрастие, далеко не всегда оказывается простым делом. У людей, не знакомых с духовным строем жизни, любовь почти всегда заменяется пристрастием, но и у добрых христиан она редко когда бывает не заражена и не пронизана пристрастием.

Когда совершается очееидное кумиротворение, и человек знает, что это такое, и способен бывает оценить его греховную природу, порою оказывается возможным отличить пристрастие от любви или, по крайней мере, понять сте-пень зараженности, особенно, когда любовь приобретает несомненно преступ-ный характер (например, прелюбодеяние). Но когда речь идет о чистой, кажет-ся, материнской или супружеской любви, как увидеть в ней нечистое пристра-стие? Только ли потому, что предмет любви выделяется из ряда других предме-тов? Но и естественно свою супругу ставить не в одном ряду со всеми другими женами, а выделять ее из других. И у Самого Христа известен возлюбленный ученик, который на Тайной вечери возлежал на персях Его.

Греховные пристрастия начинаются там, где выделение возлюбленного осуществляется «за счет» других, так что другие - и чем сильнее пристрастие, тем это обычнее - становятся предметом безразличия для пристрастного сердца, а при особых обстоятельствах - и предметом ненависти. Пристрастная мать, ко-гда видит, например, своего сына вступившим в драку, готова бывает тут же без разбора встать на его сторону, даже когда он несомненно виноват.

Такие пристрастия могут иметь и общественное содержание (например, пристрастие квази-националистическое или сословное).

Подлинная любовь, особенно если это любовь к Богу, расширяет сердце так, что оно становится способным вместить весь мир; любовь пристрастная сужает сердце так, что оно оказывается способным вместить только предмет пристрастия, и тогда она оказывается по своей природе искаженной и грехов-ной. Так, супружеская любовь, в которой, кажется, нет ничего прямо греховно-го, - ни прелюбодеяний, ни даже чрезмерно сильных плотских стремлений ме-жду супругами, становится нечистой, когда весь мир ограничивается пределами семьи. Чем сильнее отсекание иных связей, вплоть до сведения их к формаль-

716

ному и житейски необходимому минимуму, с одной стороны, а с другой - чем напряженней момент ожидания сердечной радости от предмета, имеющего сверхценную значимость - муж, дочка, нация и так далее - тем болыпе основа-ний говорить о нарушении второй ветхозаветной заповеди - о сотворении ку-мира. В сердце воздвигается кумир, и ему приносятся жертвы квази-религиозного характера, и в личности совершается - активно или пассивно -разрушительная работа, тем более, что сердцу, в котором поселяется кумир, Бог не только перестает быть необходимым, но и становится ненужным, а то и ощущаемым ераждебно, как помеха к исключительному общению с кумиром. Но это-то и значит, что любовь становится мнимой, подмененной и замененной, потому что источником подлинной любви может быть только Бог.

Порою искаженный характер такой «любви» становится достаточно за-метным, особенно когда в ней открыто проявляются элементы «собственниче-ства». Обычней всего это выражается в крайнем недовольстве, если «предмет любви» проявляется не таким образом, как этого хочется любящему собствен-нику. Иной раз такое недовольство слышится в демонстративно психопатиче-ских воплях «любящего» существа, другой раз - в тихом подавленном унынии. Порою сам материал недовольства имеет объективно нравственное содержание, - например, когда мать справедливо требует от своего ребенка послушания, и определить, каков нравственно-психологический мотив материнского недо-вольства - сострадающий ли поиск путей настоящего воспитания или уязвлен-ное самолюбие - далеко не всегда оказывается таким уж простым делом ни для самого любящего, ни для стороннего наблюдателя, а помимо объективного христианского подхода и вовсе невозможно.

Особенно карикатурным выглядит подобный собственнический подход в отношении к Богу. Случается, что «любящий» Бога человек требует, чтобы Бог непременно выполнял все его пожелания, и сердится и ропщет, если Бог позво-ляет Себе не слушаться.

Подобное собственничество, по сути, есть прямая противоположность любви, потому что любовь жертвенна, а собственничество, напротив, требует жертвенности от других по отношению к себе. Впрочем, порою собственник бывает готов и к более или менее крупным жертвам, но тогда уж он требует не

717

меныпе, чем полной самоотдачи. Такая собственническая любовь практически никогда не раскрывается на уровне ясного самосознания, она всегда смутно интуитивна, а аргументация способна лишь обслуживать полу-животные ин-стинкты: «Я - мать, и потому он обязан меня слушаться», или наоборот: «Я -сын, и потому она обязана мне помогать».

Порою искаженность, отчасти и жертвенная, встречается и вовсе в психо-патическом и одновременно нравственно-философском варианте любви к «дальним» без любви к «ближним». Это - «любовь» социалистически извра-щенная. О примере такой любви в одном из своих писем рассказывает святи-тель Феофан-затворник примерно так: «Некий доктор присутствовал на каком-то обычном для того времени «человеколюбивом» собрании и так «распарился» там в разговорах о любви к человечеству, что когда вернулся поздновато домой и слуга не сразу ему открыл, он так толкнул его в грудь, что тот несколько мет-ров летел по коридору»... В России эта социалистически-экономическая любовь к страждущим соотечественникам вместе с чувством социальной справедливо-сти привела к океанам крови.

Такого рода уродливые явления встречаются не только в социально-партийной действительности, но и в личных отношениях: неприязнь к тем, к кому сама природа велит относиться с особым доброжелательством, странным образом сочетается с нежной отзывчивостью к совершенно посторонним лю-дям, и потому заставляет с сомнением относиться к характеру этой отзывчиво-сти. На самом деле здесь можно говорить либо о релятивистском равнодушии ко всем, скрываемом актерским благодушием по отношению к некоторым, либо по выгоде, либо когда это ничего не стоит, то есть когда за таким отношением не видно никакого труда; либо о патологическом «избранничестве» по обычно-му пристрастию. Все эти искажения чрезвычайно далеки от христианской люб-ви и от христианства, тем более в его нравственно-аскетическом православном воплощении.

Гораздо чаще, чем совершенно полные искажения любви, встречаются частные искажения ее свойств или, по крайней мере, изменчивость в любви, как и во всем, что имеется изменчивого в чувствах и в нравственных отношениях человека. Например, то любовь побеждает эгоизм, то сама побеждается эгоиз-

718

мом. Эгоизм является не только одним из главных мотиеое искажений любви, но и один из наиболее обычных еидое искаженной любви; потому что это лю-бовь, болезненно направленная на себя, и не замечающая других, порою даже в проявлениях их острой нужды: скорби, немощи и прочего.

Но главным мотивом и одновременно также и видом искаженной любви следует считать сердечное изменение порядка заповедей: вторая (о любви к ближнему) впереди первой (о любви к Богу). У людей нерелигиозных первая заповедь и вовсе отсутствует, что, конечно, накладывает свой отпечаток и на их любовь к людям - неизбежно именно пристрастного типа. Неизбежны тогда и некоторые другие искажения: любовь мечтательная, «в воображении», «в чув-ствах», а не «делом и истиною»; наоборот, любовь как бы деятельная, но бес-чувственная и бессердечная; любовь, все время ищущая благодарности и «пла-ты»; любовь, не выдерживающая никаких испытаний и постоянно теряющая надежду и так далее. Порою оказывается, что и любовь к ближнему отходит на второй план, а на первом - роскошно и беспрепятственно действует любовь к какой-нибудь вещи - даже самой пустой, к какому-либо занятия, порою и слегка греховному, то есть к любому явлению «мира сего». И это значит, что или во всей полноте или в каких-либо проявлениях, но мир действует на личность са-мовластно и притягивает ее к себе, что и называется любовью к миру.

Абсолютное понимание верного взаимо- Любоеь

отношения любви к Богу и любви к миру из-

к миру и к ьогу ложено в первом послании Иоанна Богослова:

«Не любите мира, ни того, что в мире: кто лю-

бит мир, в том нет любви Отчей» (2,15). Подобная же мысль в словах апостола

Иакова: «Дружба с миром есть вражда против Бога»" (Иак.4,4). Речь идет не

только о разных предметах и содержаниях, но и о разных актах любви. Лю-

бовь к миру не то же самое, что любовь к Богу. Любовь к миру имеет характер

плена, любовь к Богу - характер свободы не только по своим последствиям (ибо

она освобождает душу от есяких пленений), но и по сущности, потому что в

ней нет ничего, кроме свободного влечения духа.

719

Итак, отношение к миру определяется в рамках евангельской нравствен-ности через слово Божие как «неприятие» - и неприятие именно потому, что в реальности человеческой личности невмещаемы одновременно любовь к Богу и миру: любовь к одному предполагает вражду против другого, как имеющие противоположные начала.

Эти противоположные начала - любоеь и похоть. «Бог есть любовь», -пишет апостол. И он же, объясняя, почему нельзя любить мир, утверждает: «Ибо все, что в мире есть похоть плоти, похоть очей и гордость житейская»" (Ио. 2,16). Таким образом, не только содержательно, но и по духовно-нравственному устройству по-разному раскрываются личности, имеющие ори-ентирами своей любви Бога и мир. При нравственно-духовном объективном отношении к жизни личность не может поставить какое-либо творение, даже и высшее - человека - между собою и Богом. Бог для личности не может быть ни-чем «заслонен». Но точно так же никакая личность человеческая не может быть «заслонена» для другой личности никаким иным «низшим» творением, и пото-му что это искажает нормальный порядок вещей, и потому что любовь заменя-ется в таком случае «похотением». Впрочем, и отношение к человеческой лич-ности может строиться по типу «похотения», а не любви, то есть она существу-ет тогда лишь как «предмет», а не как личность, раскрывающая в себе образ Божий, а потому - драгоценная и уникальная. В таком случае «другой» стано-вится для такого человека не болыпе, чем частью мира, только на данный мо-мент более ценимой, чем другие части.

Люди, которые в основном живут «по стихиям века сего», но в то же вре-мя сердцем ощущают правду Божию и чувствуют Христа, и потому никак не могут признать себя «неверующими», всегда хотят вопреки определенному евангельскому слову, совместить эти два вида любви. Порою с этой целью изо-бретаются различные философские теории, как правило, с заметным пантеисти-ческим или гностическим «душком». Но чаще просто житейски-интуитивно люди пытаются жить, или сидя между двух стульев или переходя время от вре-мени с одного стула на другой и пребывая, таким образом, в раздвоенно-шизоидной реальности. Попросту говоря, пока они в церкви или на домашней молитве, они пытаются забыть о «недуховной» жизни, но в обычном своем те-

720

чении «недуховной» жизни они с еще болыпей легкостью забывают о реально-сти Христа.

Но опыт показывает мнимость такого раздвоенного существование. 06 этом свидетельствует автономный мир, властно врывающийся в душу человека и во время молитвы. И таким образом, исполняется прямое слово Христа о не-возможности служения двум господам. По степени, количеству времени, ин-тенсивности и разнообразию форм переживания, почти для каждого человека, живущего подобным двойным устроением, резко впереди оказывается мир. По-этому, разумеется, лишь в порядке скорбного самообмана возможно любить и Бога и мир: для Бога в душе и жизни такого человека остается слишком мало места.

По природе вещей несравнимы ценности мира при всем многообразии и богатстве его содержания, и Бога. Но в том-то и дело, что субъективная, боль-шей частью вполне интуитивная и лишь слегка обслуживаемая аргументами оценка может (и обычно так оно и есть) совершенно не соответствовать объек-тивности. И таким образом, дело не в объективном сравнении Бога и созданно-го Им мира, которые не сравнимы ни по каким параметрам, а в личностном, ценностном, а значит - нравственном переживании. Все дело, в конечном итоге, состоит в личностном мире. Да, с объективных христианских позиций можно оценивать любые личностные и установки, и конкретные жизненные проявле-ния, и отношения, включая и отношение к Богу и к миру, столь объективно не-совместимые и по предмету и по акту. Можно даже и доказать, насколько не-умно отдавать предпочтение миру перед Богом, как с точки зрения вечности, так и с позиций текущего времени. Но как ни доказывай, все разбивается о сложную уникальность личного мира с его собственными закономерностями. И это прежде всего - закономерности личной веры и личной надежды.

К докладу

721

Но как бы много ни значили все эти ценности, было бы очень странно, если бы они представляли самостоятельное значение. Все это знание имеет смысл лишь тогда, когда перед внутренним взором человека отрывается истин-ное содержание, центр, основание и суть нравственной жизни. Имя этому со-держанию - любовь. Только она - и то, - когда является в неискаженном бытии - имеет самостоятельное значение. Ради любви стоит жить, потому что нет ни-чего в мире прекрасней и жизненней ее. Она осмысливает нравственность, она придает ценность психологии; она открывает дверь настоящим отношениям личности ко всему не свете и определяет и отделяет своим горением правду от бессмыслицы и вздора; она заставляет трепетать сердце, ибо она-то и есть его содержание.

сердце знает и чует ее в людях потому, что есть любоеь Божественная

«Бог есть любовь».

Здесь, прежде всего, открывается имманентная сущность Божества; - то есть, если бы даже в акте преизливающейся любви Бог не создал мир, довольно было бы бесконечной любви внутри самого Божества, любви между собой трех лиц Пресвятой Троицы, в чем и состоит жизненная сущность и нравствен-ное понимание вероучительного догмата о Святой Троице

Любовь есть непостижимое по своей жертвенной силе, вплоть до полной самоотдачи, влечение к объекту любви, когда его природа достойна этой любви. Природа лиц Пресвятой Троицы по своему абсолютно совершенна, и потому абсолютно достойна любви, в которой всегда есть самопреданность, самоотдача и усвоение в себе жизни любимого. Так и совершается непостижи-мая внутри лиц, абсолютная, живая, взаимная, непреходящая любовь лиц Трои-цы друг ко другу.

722

разум человеческий, не слишком искаженный неверием, соглашается с этим знанием о любви Божественной, потому что человек не только создание Божие, но и образ Его, и осознавая реальность своего переживания любви, он способен осознать и реальность любви Божественной. Человек осознает себя как личность и понимает, что именно поэтому он способен к любви, ибо только личность способна к любви; и тем совершенней любовь, чем совершен-ней личность. Понимая, что Бог - совершенная личность, человек сознает в Нем соеершенстео любви. Человек знает, что он любит, только будучи жиеым, и чем болыпе полнота жизни, тем сильнее любовь.

Но величие любви Божественной таково, что она выходит за пределы триипостасного Божества и изливается на сотворенный Им мир. Более того -само сотворение Богом мира совершено актом Его любви

органично и понятно направленное действие Божией любви к пра-ведникам.

- «истощание», означает резкое сознательное жертвенное уменьшение своего содержания и значимости ради высшей цели. В принятии человеческой ограниченной плоти бесконечным Богом и содержится такое истощание, со-вершенное ради любви к грешному человеческому роду и спасения его. И это тем более существенно, что это истощание Божества предусматривало и Его грядущую смерть, что, кажется, совсем невозможно для самосущей Жизни.

Еще с болыпей силой, как видно из Евангелия, это проявилось во время его служения

богословие Креста больше, чем просто богословие смерти Бога; Крест есть высшее выражение сознательной и совершенной любви; он включает в себя и полную вовлеченность всех, стремящихся ко Христу, быть включенными в Его объятия; и напряженнейшее стремление вывести человечество от земного

723

существования к небесному бытию. Но эта Божественная любовь по отноше-нию к человеческому роду осмыслена и целесообразна лишь тогда, когда встречает реальный отзыв со стороны человека.

он способен узнать об этой крестной любви по сеоей райской любви к Богу и к небу, способен узнать, по крайней мере, во дни своего падения и сердечного стремления к полному возвращению

в отношении их самих к Богу господствовала чистая и святая любовь.

Прежде всего, это можно сознавать по тому Богооткровенному факту, что человек был создан как образ Божий, то есть с наиболее совершенным из духовно-нравственных свойств - с любовью, потому что Бог есть любовь. С не-которым дерзновением можно сказать, что и первый человека был соткан из любви.

Знание человеком Бога было знанием любви - как и всякое знание предмета, а не о предмете

Как любовь Божественная сама собою самодостаточно живет в Самом Бо-жестве, но все же в Божественном творчестве преизливается и на сотворен-ный Им мир, так любви человека хватило бы и на одного Бога, но сердце, ис-полненное любовью, открывается и навстречу сотворенному Богом миру, а в этом мире - прежде всего, на существо одной с ним природы, но другой лич-ности.

Знание Бога любовью первых людей было не только живым, но и со-вершенным, насколько оно может быть совершенным не у Творца, но у тво-рения. И величие этой любви и любовного знания было настолько существен-ным, что сама история человеческого бытия началась лишь с момента, когда это знание и любовь были человеком нарушены падением в нелюбовное непо-

724

слушание. До этого не было истории, потому что творение пребывало в вечно-сти, ибо подлинная любовь коренится в вечности. Чем совершеннее любовь, тем полнее взаимное доверие любящих - и оправдание этого доверия.

И религиозная интуиция потомков Адама, живущих в пространствах истории, знала, хотя бы по своей тоске, проступающей временами, о святости, чистоте, красоте и мощи этой творческой взаимной любви. Мы, главным обра-зом, знаем о высокой и серьезной любви первых людей к своему Создателю по-тому, что и в самих себе различаем порою отголоски этой любви, и голос серд-ца убеждает нас в том, что это не что иное, как та самая любовь. И потому ре-лигиозное чувство людей, пробуждаясь с особенной силой от этих отголосков, взыскивает в себе и в небе такую любовь и благодарит своих праотцев - пер-вых людей, первых, ее познавших.

освящение существа брака в христианском таинстве дает возможность увидеть, как сильно отражено в религиозно устроенном человеке стремление к духовному идеалу любви существ одной природы, но двух разных полов. В сущности, это стремление к предельно возможному единству двух личностей, стремление, в котором каждая из личностей не только не теряет себя в жерт-венной самоотдаче, но напротив, наиболее личностно проявляется.

это понятно и с нравственно-психологической точки зрения: такая со-вершенная райская любовь и не требует внешнего выражения; ей органично присуща целомудренная неболтливость и содержательный разговор сердец.

В райской любви потому обретается такое совершенство, что она исхо-дит как ветвь из центрального ствола любви - любви к Богу. Свет этой ранней любви, любви юнеющего мира, освещал все творение Божие; и можно пола-гать, и ангелы, возлюбившие Бога более всего, удивлялись свету этой взаимной, единственной и единящей человеческой любви. Гармония мира замыкалась

725

любовью единственной человеческой четы, и страдание в этом мире было не-возможно. Глубокая и тихая радость пронизывала мир райской любви.

Свершившееся в грехопадении мгновенное искажение человеческой природы выразилось в непослушании - что и есть нарушение закона свобод-ной любви. Закономерностью разеитого непослушания в истории стало

Blog

Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики

Содержание