Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики

Вид материала

Реферат

Содержание Любоеь и единство испоеедания Р кроме психически крайне извращенных и ненаеисть мира

Подобный материал:

• Русской Православной Церкви, касающихся вопросов христианской этики, нравственных проблем,, 34.88kb.
• Протоиерей Серафим Соколов. История Христианской Церкви (начиная с 4-го века) Глава, 356.72kb.
• Вопросы для подготовки к зачету по дисциплине «основы этики», 58.69kb.
• План Теологическое обоснование морали в средневеково-христианской этике. Моральная, 159.26kb.
• Протоиерей Григорий Дьяченко Борьба с грехом Благословение Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского, 777.44kb.
• Высшие богословские курсы при мпда, 235.39kb.
• Терехович Владислав Эрикович, 2222.79kb.
• Первая треть XIII в.) (примерный план раскрытия темы), 37.28kb.
• Протоиерей Евгений Левченко, иерей Александр Егоров, Лаптев Л. Г., академик, проф, 62.51kb.
• Курс «Основы религиозной культуры и светской этики» Модуль «Основы светской этики», 68.6kb.

и е них дейстеоеать, и таким образом, любовь дейстеительно пребывает в их сердцах. И обычно - некое чувство молящихся сердец прямо свидетельствует об этом, хотя внешне-психологический факт такого свидетельства и не обязате-лен. «Со страхом Божиим, верою и любоеию приступите», - таков был в древ-ности призыв к причастникам при выносе чаши, и если теперь слово «любовь»

703

и выпало, то, видимо, мысль церкви при этом заключалась в том, что страх Бо-жий и вера совместно предполагают и любовь.

Все движение литургии - это переживание прославления и благодарения. Недаром же само таинство называется ев-харистия (в переводе с греческого -благодать, благой дар, благодарение). В начале самой Божественной литургии поются так называемые антифоны, обычно как раз и выражающие переживание хвалы и благодарения (псалмы: «Благослови, душе моя, Господа» и «Хвали, душе моя, Господа»). И далее нет другого такого слова, которое бы так же час-то повторялось в ходе литургии, как «благодать» и «благодарение». И это по-нятно.

Все православное богослужение в его известных кругах - суточном, не-дельном и годовом - представляет собой то же кружение любви, что и в Боже-ственной литургии, во-первых, потому что все остальное богослужение являет-ся подготовкой к литургии, во-вторых, потому что оно есть служение Богу, а такое служение всегда есть жертвенный акт любви, а в-третьих, потому что со-держание этих служб (прославление Бога, Пречистой Его Матери и святых) -есть содержание дара любви.

Осознать любой Божественный дар как дар и дар именно благой можно только любовью. Ответить на благодать Божию своею благодарностью можно только любящим сердцем. Сердце не любящее закрыто для благодарности. И, наконец, само причащение святых Христовых Тайн, без которого не может быть Божественной литургии, есть вкушение огня Божественной любви. В этом вкушении должно перегореть - «ибо Бог есть огнь поядающий» - все нечистое, скверное, пошлое, низкое. (Разумеется, факты не всегда свидетельствуют о том, что все причастники вполне осознают чистую цель - соединиться в причастии со святой Божественной любовью и войти вполне в ее жизнь. Нередко по не-глубокому религиозному сознанию на первое место выходят далеко не столь высокие духовно-нравственные мотивы).

Наконец, Божественная литургия есть переживание любви и любовью, потому что она наиболее жизненным образом соединяет многих в единстве жизни Божественной, и это единение ничем иным, кроме любви, быть не мо-

704

жет. «Возлюбим друг друга» (не только Бога), - призывает Божественная литур-гия. И многие не только здесь и сейчас молящиеся за этой службой, но и дру-гие не только здесь и не только сейчас единятся Богом в этом таинственном, но знаемом таинственной жизнью душ акте любви. Сердце человека, участвующе-го в таинстве Евхаристии, принимает новое, святое содержание жизни, и освя-щающее действие чистейшей любви распространяется на всех и, прежде всего, на причастников этого таинства. Становясь через причастие жизни Христовой царем и священником, причастник и кругом себя встречает царей и священ-ников (Шетр. 2,9) и вместе с ними совершает царское и священническое слу-жение любви. И все вместе они становятся единым телом любви. Так велика Евхаристия! Принимающий частицу Тела Христова становится Телом Христо-вым и входит членом в Тело Христово - святую Церковь «прикровеннейшим образом».

- Удивительно: и малая частица Святых Христовых

Тайн, принимаемая в святом причащении, и необъятный

и община _{Г г}

мистическии организм, ооъединяющии верных на неое и

на земле, называются одним и тем же словом: Тело Христово. Впрочем, удиви-

тельно ли? - если и то и другое созидается одним - любовью Христовою.

Относительно церкви это так несомненно, что и говорить, кажется, было бы излишним, если бы мир не встречался так часто с самыми разнообразными человеческими искажениями. Все же определяют суть дела не искажения, а идеальные установки и их жизненные воплощения. Центральная установка -слова Христовы: «По тому узнают, что вы Мои ученики, что будете иметь лю-бовь между собою» (Ио.13,35). И другие: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди их» (Мф. 18,20). Эти последние слова определяют сущ-ность и главный принцип собранности: «во имя Христово». Единение мно-жества во имя Христа и есть Церковь. Но нравственное условие, указывающее на безошибочность собрания - любовь («Если будете иметь любовь между со-бою»).

705

Это несомненно так, когда речь идет о таинственной, мистической любви есех учеников между собою. Там, где эту любовь трудно различить по внешним признакам, ее может свидетельствовать только личный опыт и совесть каждого любящего и верного. Когда речь идет о таком проявлении церкви в миру, как община, где все или многие члены знают друг друга непосредственным знани-ем, да и многие, находящиеся рядом с общиной, знают ее членов - наличие или отсутствие любви не может укрыться.

Элементы общинной жизни, по крайней мере, некоторые, можно видеть всегда там, где есть приход. Но они так и останутся разрозненными элемента-ми, если священником и самими прихожанами не поставлена задача, а точнее сказать, если они сознательно не приняли и не усвоили задачу, поставленную им Богом, - создать из прихода общину, то есть реальное единстео христиан, устроившееся на основаниях христианской любви. То, что такая внутриобщин-ная любовь не так уж редко встречается на деле и порою раскрывается с боль-шою деятельною силой, многим, знающим дело, хорошо известно, и ее нетруд-но видеть. Но, с другой стороны, не так уж легко указать конкретно, в чем она проявляется. Члены такой общины в чем-то очень существенном, отличаются от других, их окружающих, и явно в лучшую сторону. Выше ли у них духовные потенции и их воплощения? Выше ли нравственные достижения? Выше ли ин-теллектуальные проявления? Едва ли. Это не очевидно. И живут они как про-чие, во всяком случае, как прочие христиане. Ходят, в основном, по пять дней в неделю на работу (кроме матерей, воспитывающих детей). Учатся, болеют, страдают. Каждое воскресенье встречаются в храме. После литургии многие расходятся почти сразу, другие остаются несколько дольше, чтобы обсудить свои и общие дела и кое-что поделать. И вместе с тем видно, что они по праеу и без сантиментов называют себя братьями и сестрами. И что для них дороже их братства? Церковь? Конечно, но их братство есть церковь. Бог? Несомненно, но Бог и есть посреди них, и во имя Божие они и собраны. Их собственные семьи? Разумеется, но болыпей частью, члены их семей также становятся членами это-го братства, а когда это не так, то они с печалью, но терпеливо ждут этого.

Далеко не все безукоризненно в жизни таких братских общин. Порою всякие разрушительные тенденции стремятся разрушить их дух и жизнь. По-

706

рою кажется, что вся их жизнь держится на возглавляющих их священниках. Но при всех - личных и общих - искажениях и несовершенствах, очевидно, что такие единства держатся и существуют любовью и во имя любви (а не просто личных пристрастных привязанностей). Общинное единство, безусловно, соз-дается любовью каждого из ее членов, но эти единичные и единственные «лю-бови» в общинной реальности таинственно переплавляются в некое общее свойство: общую любовь; и она обладает уже каким-то особыми свойствами, как бы добавляющимися к каждой из этих единичных «любовей», и главное из них - это любовь всех ко всем. И это общее пространство любви включает в се-бя каждого, кто его ищет, после некоторого неформального и необъявляемого органичного испытания, в котором испытываемый оказывается скорее испы-тующим: то ли это место, которого ищет душа его. И когда душа отвечает сама себе: «Добро мне зде быти» - значит, атмосфера любви пронизывает ее, а там уже налаживаются и какие-то личные контакты с членами общины, то есть лю-бовь для этого нового члена приобретает какие-то конкретные очертания. В то же время и община приобретает не только количественное приращение, но и почти неуловимые и, во всяком случае, формально неопределимые качественно новые очертания.

Такое общинное единение людей решительно отличается от любого «доброго отношения» друг к другу в хорошем традиционном устойчивом кол-лективе (например, в какой-нибудь научной лаборатории). И это потому, что главным основанием становятся не просто обычные нравственно-психологические, чисто человеческие отношения, а скрепляющая их вышече-ловеческая любовь Христова, и по ней настроенная любовь членов общины ко Христу, а тем самым - и друг к другу. И есть только одно основание не спутать эту Христову и одновременно человеческую любовь в церковной общине с че-ловеческими нестойкими чувствами - это единство исповедания членами общи-ны Единого Истинного Бога в чистоте вероучения.

Человеку, не понимающему жизнь церкви, это условие может показаться излишним и не относящимся к делу. Для

707

человека же церковного это совершенно понятно; достаточно вспомнить воз-глас священнослужителя перед началом евхаристического канона на литургии: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы», и ответ поющих: «Отца, и Сына, и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Нераздельную». По мысли свя-тых составителей Божественной литургии, это условие со стороны верующих оказывается важнейшим для ее совершения, а значит - и для высшего реального единства любви - единства литургического.

Ибо если отсутствует это единство исповедания, - общество (даже если оно состоит из двух или трех человек) расколото по важнейшему признаку, со-ставляющему это единство, и близость остается лишь на уровне второстепен-ных и нестойких признаков (сердечные чувства и прочее), которые сегодня имеются, а завтра их может и не быть. Более того, когда нет этого единства ис-поведания, можно предполагать, что, по крайней мере, кто-нибудь один из тех, кто, кажется, собрались во имя Божие, исповедует собственно не Бога, а свою интерпретацию Бога. Но если в самом главном его переживание не более, чем мираж, который только для него самого представляет объективную ценность, на деле же это ценность мнимая, иллюзорная, то тем более вероятна мнимость и других, внутренних ценностей, представляющихся для него несомненными. Любовь осуществляется в полноте человеческого единства, и из этой полноты не может быть исключен никакой, тем более - важнейший признак.

Исповедание Бога по религиозному знанию не является лишь набором принятых рациональных догм, но центральным основанием личностного со-держания. Сущность устройства, поведения, отношения личности ко всему на свете зависят от того, исповедует ли она культурный гуманизм, грубый мате-риализм, утонченный буддизм или неотмирное православие. Все эти типы ис-поведания (и всякие иные) связывают людей нередко больше, и уж во всяком случае, устойчивей, чем, положим, индивидуальные симпатии. Особенно же -по определению - связывает людей единство христианского исповедания, пото-му что оно основано на исповедании Бога, Который есть любовь. В литургиче-ском понимании не только единство исповедания является основанием любви, но и любовь - условием такого исповедания: «Возлюбим друг друга, да едино-

708

мыслием исповемы Отца, и Сына, и Святаго Духа, Троицу Единосущную и Не-раздельную».

Чем чище, полней и серьезней исповедание христианином Пресвятой Троицы, чем оно жизненней, тем обширней и активней пространство любви, ко-торое, прежде всего, включает своих единоверцев, а затем и вообще всех. 06 этом свидетельствует и исторический опыт. История Церкви с большей ясно-стью показывает, что чем более усиливаются догматические разногласия, тем сильнее и человеческие нестроения в жизни церкви, заканчивающиеся ненави-стью и расколами. Замечательно, что лица раскольнических сообществ обычно с большей антипатией относятся к своим бывшим собратьям, чем к людям со-всем противоположного духовного, мировоззренческого и нравственного уст-ройства. Наличие в мире религиозных войн свидетельствует о том, что там, где нет единства исповедания Бога, нет и любви.

Не просто догматически-мировоззренческое единство созидает подлин-ную любовь, но единство исповедания именно Пресеятой Троицы, как образа совершенной любви. И потому можно сказать, что те «как бы» христиане, в ко-торых заметно действуют разрушительные интенции всяческой неприязни, по сути не могут чисто исповедовать и переживать Троическую жизнь и единство. Но единство исповедания включает в себя и нечто болыпее, чем простую оди-накоеость понимания вероучительных догматов. Единство исповедания - это, по сути, динамический жизненный процесс, которому реальный живой импульс дает Сам Бог. Та же самая любоеь, которая есть в Боге по Его природе, пода-ется Им своим верным именно в силу их веры, то есть в силу исповедания именно Его как Бога, и потому действует тем же образом в них, в меру их приятия. И это общее испоеедание, как приятие Божестеенного дара, соби-рает их вместе в общность любви, что, преимущественно, конечно, переживает-ся на литургии. В силу того сеерхприродного сродстеа, которое даруется Бо-гом, они ощущают себя особенно близкими друг другу, и это-то и есть реальная близость в любви верных к Богу и между собою. Это сверхприродное сродство и есть единство верных в их живом исповедании Бога. И все, вкусившие его опытно, потому и опытно знают его блаженство, а потому и желанность.

709

Блаженство свойственно желать всем,

Р кроме психически крайне извращенных

и ненаеисть мира людей. Но когда люди полагают свое бла-

женство на ложном материале и потому не получают его или получают в искаженных видах, и следовательно, остаются недовольными, они могут свое недовольство, по известному психопатическому свойству, обращать на тех, кто пользуется истинным блаженством.

Кроме этой психологической причины ненависти мира к членам церкви, известны и понятны причина нравственная и причина онтологическая.

Нравственная причина состоит в том, что все притяжения мира противо-положны жертвенному нравственному строю, предлагаемому Христом для сво-их последователей. Признать же высоту и красоту этого строя не хочется и про-тивно - это означало бы признать неправедность своих притяжений. Остается одно - ненавидеть Христа, Его учение и Его учеников.

Причина онтологическая состоит в том, что искаженный строй падшей души открыт греховным влияниям века сего, особенно ополчающегося на не-подчиняющихся этим влияниям.

Сама по себе ненависть людей, живущих по законам века сего, не только не заключает в себе чего-нибудь неожиданного, но напротив, является естест-венным свойством падшего мира, который в своем падении извращает главную заповедь о любви до полной противоположности, чем и является, собственно, ненависть. «Человек человеку - волк» - очень понятная поговорка для безрели-гиозного сознания. Особенно же понятна такая ненависть, когда люди вступают в волчье-конкурентные отношения. Но когда таких отношений нет, то есть ко-гда никак не затрагиеаются интересы другой стороны, - а с христианами ча-ще всего именно так дело и обстоит, потому что чрезвычайно редко подлинные христиане вступают в борьбу «за свое», - эта ненависть может иметь только мистический характер, «понятный» лишь отчасти. Христианство, являемое в жизни стремящихся к праведности христиан, что называется, «колет глаза» тем, кто живет неправедно. До тех пор, пока они встречают тех, кто живет так же, как они - все «нормально», и совесть молчит. Она начинает говорить, когда

710

встречает людей, живущих по правде, что и обличает их неправду. Ненависть -нормальное нравственное чувство, когда оно обращено на грех. Но те, кто жи-вут принципиально «по греху», расстаться со своим грехом не хотят, и потому их ненависть, подталкиваемая искаженной совестью, обращается на носителей правды: они становятся их «обидчиками».

Именно это, а даже и нечто болыпее имел в виду Христос, когда сказал Своим ученикам: «Будете ненавидимы есеми за имя Мое» (Мф.10, 22; Мк. 13,13; Лк. 21,17). Несколько подробнее сказано об этом в Евангелии от Иоанна: «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир. Если Меня гнали, будут гнать и вас» (Ио. 15,18-20). Таким образом, по слову Самого Христа, основанием для ненависти мира по отношению к ученикам Его является, во-первых, ненависть к Самому Учителю, во-вторых, факт избранничества их Учителем, а в-третьих, их неот-мирность. Или, переводя эти причины в психологически-нравственные формы, - во-первых, принципиально безрелигиозная этика, во-вторых, зависть, в-третьих, материализм.

Ненависть ко Христу неизбежна, потому что Он есть любовь, и нет более тяжелой ноши, чем любовь. Она трудна, жертвенна и ответственна. Мир живет иным и «любит» свое. Мир потому и способен ненаеидеть, что сущестеует подлинная любоеь Христова, которая открывается в Его учениках. И чем больше, открытей и серьезней осуществляется любовь у христиан и чем больше мир живет «своим», тем с болыпей силой должна проявляться его ненависть.

Отношение христиан к ненависти мира ярче всего выразил святитель Фи-ларет Московский: «Ведать, что Христос был миром ненавидим, утешительно для нас, христиан, во-первых, потому что сие может для нас послужить к осво-бождению от сомнения, на правом ли пути мы находимся. Ибо мир, ненавидя-щий нас за Христа, старается дать ненависти такой вид, будто он не за Христа против нас враждует, а осуждает нас, как не истинно христовою стезею ходя-щих. Образ мыслей и жизни, управляемый христианскими началами, и потому не такой чувственный и рассеянный, какой любят в мире, мир называет нерас-судительною строгостию, упрямством, странностию; простоту и смирение - ма-

711

лостию и низостию духа, расположение к духовным упражнениям и жизни со-зерцательной - склонностию к мечтательству. Но когда слышим, что и Христу, при Его Божественных деяниях и глаголах, не разумевшие тайн Божества и спасения говорили: «Жестоко слово сие» (Ио. 6,60), «хулы глаголет» (Лк. 5,21), «неистов есть» (Ио. 10,20): тогда укоры мира против нас перестают быть страшными, потому что уподобляют путь наш пути Христову. Тогда терние, по которому ступаем, не столько нас уязвляет, сколько ободряет, как признак пути Христова. Тогда горькая чаша, которую подают нам, услаждается уверенно-стью, что мы пием чашу, которую пил Господь наш; и следственно, это та чаша гнева, но чаша спасения. Во-вторых, ведать, что и Господь наш был ненавидим от мира, утешительно нам потому, что через сие можем усматривать последст-вия ненависти, которую претерпеваем от мира, и конец наших бедствий. Когда видя себя на Его терновом пути, видим конец сего пути для Него, то и для нас конец того же пути видим. Итак, пусть клевещут на истину, пусть ненавидят любовь, пусть убивают жизнь: истина оправдается, любовь победит, жизнь вос-креснет. В-третьих, и без дальнейших видов, ненавидимым от мира ведать, что и Господь был ненавидим от мира, утешительно потому самому, что в сем яв-ляется их сообразность Его возлюбленному и вожделенному образу. Неужели приятнее было бы быть христианину любиму ненавидящим Христа миром? Нет. Пусть мир нас ненавидит, презирает, отвергает: любезна сия ненависть, славно сие презрение, приятно сие отвержение, которое ко Христу приближает и Ему уподобляет» («Слова и речи»).

Таким образом, то, что любовь верных и ненависть мира взаимосвязаны -несомненно. По определению, ненавидящие Христа и христианство, должны быть врагами верующих христиан. И здесь как раз осуществляется одна из серьезных проверок христианской любви: насколько ее хватает. Задача хри-стианина в том, чтобы ненавидя эту ненависть, не лишать носителей ненависти своей любви, для которой есть все основания: во-первых, в самой Божествен-ной заповеди, ее абсолютной содержательности и сердечной императивности; во-вторых, в бедственном положении этих ненавистников, более других нуж-дающихся в любви. Диалектическое напряжение в обществе этой амбивалент-ной пары любви - ненависти особенно увеличивается в эпохи, которые с нрав-

712

ственной точки зрения можно назвать кризисными: то есть когда люди болыпей частью отступают от богооткровенных нравственных норм, но с другой сторо-ны, в некоторой части общества возрождаются мановением Божественным вы-сокие духовные устремления (по слову апостола: «Когда умножился грех, стала преизобиловать благодать», Рим. 5,20). В такие эпохи и нравственное состояние общества понижается до криминального уровня, но и действие Божественной любви в людях, верных правде Христовой, порою возрастает до подвижниче-ского уровня, почти массового в отдельных слоях. Напротив, во времена более «спокойные» нравственное состояние общества становится как бы более «урав-новешенным», но и христиане по их жизни оказываются трудно отличимыми от людей нерелигиозных. И порою в таких случаях приходится говорить не просто о снижении «уровня любви», то есть о невыполнении или слабом выполнении заповеди, но даже об искажении ее осуществлений, а порю даже и смыслов и пониманий, то есть, говоря более определенно, об искажениях любви.

Здесь имеются в виду именно искажения Виды искажений

и подмены, а не умаления или тем более пря-

и подмен люоеи _мые противоположности, к которым могут

привести умаления. Впрочем, и об умалениях может идти речь, когда они пытаются выдать себя за христианскую норму. Но прежде - о несомненных искажениях.

Одним из самых главных и наиболее трудно различимых источников ис-кажений является неощутимая подмена духовных отношений так называемой «душевностью». Мутное психологическое начало «душевности» одинаковым образом искривляет как отношения людей между собой, так и отношение к Бо-гу. Увидеть и понять происходящее и самому человеку и стороннему наблюда-телю тем труднее, чем меньше у них опыт духовности, вообще с течением вре-мени заметно испаряющийся. Понять происходящие искривления трудно также и потому, что сердечные чувства в таких случаях могут быть довольно остро и сильно выраженными. Особенно мало понятны сердечные искривления по от-ношению к Богу, тем более, что даже и словесно сформулировать,