Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики

Вид материала

Реферат

Содержание Райская любоеь Любоеь и грехопадение Восстаноеление запоееди

Подобный материал:

• Русской Православной Церкви, касающихся вопросов христианской этики, нравственных проблем,, 34.88kb.
• Протоиерей Серафим Соколов. История Христианской Церкви (начиная с 4-го века) Глава, 356.72kb.
• Вопросы для подготовки к зачету по дисциплине «основы этики», 58.69kb.
• План Теологическое обоснование морали в средневеково-христианской этике. Моральная, 159.26kb.
• Протоиерей Григорий Дьяченко Борьба с грехом Благословение Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского, 777.44kb.
• Высшие богословские курсы при мпда, 235.39kb.
• Терехович Владислав Эрикович, 2222.79kb.
• Первая треть XIII в.) (примерный план раскрытия темы), 37.28kb.
• Протоиерей Евгений Левченко, иерей Александр Егоров, Лаптев Л. Г., академик, проф, 62.51kb.
• Курс «Основы религиозной культуры и светской этики» Модуль «Основы светской этики», 68.6kb.

предмета, анео предмете. Так, хороший и опытный столяр, своим опытом и живой интуицией лучше знает дерево, с ко-торым он «работает», чем любой доктор «деревянных» наук, изучивший свой предмет «по книгам» и обладающий умением читать о нем подробные лекции. Тем более это относится к знанию личности - Божественной или человеческой. Потому-то могут встречаться профессора богословия, лично не верящие в факт Креста и Воскресения Христова, даже если они составили обширные учебные программы; и напротив, живое, хотя и несовершенное знание живого Бога мо-жет быть дано простым душам, получающим его как результат действия залога сердечной любви.

662

Знание Бога любовью первых людей было не только живым, но и со-вершенным, насколько оно может быть совершенным не у Творца, но у тво-рения. И величие этой любви и любовного знания было настолько существен-ным, что сама история человеческого бытия началась лишь с момента, когда это знание и любовь были человеком нарушены падением в нелюбовное непо-слушание. До этого не было истории, потому что творение пребывало в вечно-сти, ибо подлинная любовь коренится в вечности. Чем совершеннее любовь, тем полнее взаимное доверие любящих - и оправдание этого доверия.

Как поразительно доверие Бога к своему высшему созданию - человеку, так поразительна и серьезна ответственность любви. «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небес-ным и всем зверям полевым... "(Быт. 2,19-20) . И религиозная интуиция по-томков Адама, живущих в пространствах истории, знала, хотя бы по своей тос-ке, проступающей временами, о святости, чистоте, красоте и мощи этой творче-ской взаимной любви. Мы, главным образом, знаем о высокой и серьезной любви первых людей к своему Создателю потому, что и в самих себе различаем порою отголоски этой любви, и голос сердца убеждает нас в том, что это не что иное, как та самая любовь. И потому религиозное чувство людей, пробуждаясь с особенной силой от этих отголосков, взыскивает в себе и в небе такую лю-бовь и благодарит своих праотцев - первых людей, первых, ее познавших.

Как любовь Божественная сама собою са- Райская любоеь

модостаточно живет в Самом Божестве, но все

Аоама и ѣеы _{же в} Божественном творчестве преизливается и

на сотворенный Им мир, так любви человека хватило бы и на одного Бога, но сердце, исполненное любовью, открывается и навстречу сотворенному Богом миру, а в этом мире - прежде всего, на сущест-во одной с ним природы, но другой личности.

663

Первое слово любви Божественной по отношению к творению, создан-ному Им по своему образу и подобию, было: «Плодитесь и размножайтесь», и исполнение этой заповеди должно было стать существенным выражением люб-ви, но без всякого пристрастия и нечистого ощущения, что кажется настолько непредставимым человеческому существу в состоянии падшести, что одним из обетов монашества, то есть состояния, наиболее стремящегося к внутренней чистоте, становится обет девства и целомудрия. Из первых глав книги Бытия неизвестно, нашла ли эта заповедь свое осуществление до грехопадения пер-вых людей, но освящение существа брака в христианском таинстве дает воз-можность увидеть, как сильно отражено в религиозно устроенном человеке стремление к духовному идеалу любви существ одной природы, но двух раз-ных полов. В сущности, это стремление к предельно возможному единству двух личностей, стремление, в котором каждая из личностей не только не теряет себя в жертвенной самоотдаче, но напротив, наиболее личностно прояв-ляется.

В самом творческом акте создания Богом лица другого пола, женского, из мужеской личности Адама, как он описан в Священном Писании, раскры-вается эта постоянная интенция к единению в любви. «И сказал Господь Бог: «Не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответствен-ного ему». И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее к человеку. И сказал человек: «Вот это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою: ибо взята от мужа своего». Потому оставит человек отца и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть. И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (Быт. 2,18,21-25). Замечательно, что последние слова говорятся Богом, когда реальных, по плоти, отца и матери еще не существует, когда Бог-Творец есть «отец и матерь», и значит - внутреннее переживание единства че-ловеческой природы на основании супружеской любви становится не просто принудительно-обязательным, но органично-необходимым. Супружество есть такое предельное выражение человеческой любви, при котором двое, не теряя каждый своих личностных свойств, приобретают как бы качества единой «су-

664

перличности»: «и будут два одна плоть». Вместе с тем, это, разумеется, не ка-кое-то андрогинное, двуполое существо, но высшее, в райских условиях воз-можное единство любви.

Чистота этой любви подчеркивается тем, что «были оба наги, и не сты-дились». (Быт.2,24). Разумеется, это чистое детское нестыдение не только не имеет ничего общего, но прямо противоположно тому современному индиф-ферентизму к нравственной жизни, которое еще хуже психопатического эксги-биционизма. «Ты мой друг, и моя сестра, и моя вторая половина, и во мне нет никаких притязания на тебя», - как бы говорит это нестыдение. Священное Пи-сание целомудренно молчит, ничего не говоря ни о типологии, ни о конкрет-ностях проявления этой любви - прежде всего потому, что таково задание Духа Святого бытописателю и пророку Моисею. Но это понятно и с нравственно-психологической точки зрения: такая совершенная райская любовь и не требу-ет внешнего выражения; ей органично присуща целомудренная неболтли-вость и содержательный разговор сердец.

В райской любви потому обретается такое совершенство, что она исхо-дит как ветвь из центрального ствола любви - любви к Богу. Свет этой ранней любви, любви юнеющего мира, освещал все творение Божие; и можно пола-гать, и ангелы, возлюбившие Бога более всего, удивлялись свету этой взаимной, единственной и единящей человеческой любви. Гармония мира замыкалась любовью единственной человеческой четы, и страдание в этом мире было не-возможно. Глубокая и тихая радость пронизывала мир райской любви. И если было существо, способное к зависти, - оно, несомненно, должно было завидо-вать благу и величию такой любви. Такое существо, - и с ним целый мир таких существ, низвергнутых гордостью в область зла - уже имелось. И его зависть спровоцировала грехопадение первых людей.

Собственно грехопадение и состояло в раз-рушении любви, прежде всего, любви к Богу. Все величайшие святые Ветхого и Нового Заветов, какие бы природные и сверхприродные дары от

665

Святого Духа они ни имели, какими бы аскетическими подвигами ни очищали и ни возвышали свою душу, могли только приблизиться к той любви, которая органически была присуща первым людям до грехопадения. Свершившееся в грехопадении мгновенное искажение человеческой природы выразилось в непослушании - что и есть нарушение закона свободной любви. Закономерно-стью разеитого непослушания в истории стало сеоееолие (тоже, собственно, раскрывшееся в грехопадении), без преодоления которого и невозможно воз-вращение к любви Божией. У потомства адамова не закрылась вовсе возмож-ность приникнуть к источнику этой любви, но интенсивность ее ослабла, со-держание приобрело искаженное устроение, а направленность ее, сфокусиро-ванная у первых людей на своем Творце, нередко менялась, устремляясь в сто-рону самого себя, как бы автономного, а также тварного мира, тоже как бы ав-тономного (самолюбие и миролюбие). Разрушение центрального ствола любви

- любви к Богу - привело и к разрушению, почти столь же мгновенному, и
любви первых людей между собой. Прежде всего, разрушилось единство люб-
ви, распалась «единая плоть». На вопрос Бога: «Не ел ли ты от дерева, с ко-
торого Я запретил тебе есть?» Адам ответил: «Жена, которую Ты мне дал, она
дала мне от дерева, и я ел» (Быт. 3,11-12). (Кстати, здесь же и скрытый упрек -
значит, и элемент Богоборчества: «Которую Ты дал мне».) Итак, я и она - это
уже не одно целое, мы - это знак распада единого и единственного, уникаль-
ного союза любви, просуществовавшего лишь вне пределов человеческой исто-
рии во всей своей совершенной красоте.

С этим падением исказилась и первозданная, присущая этой чете цело-мудренная чистота: «Открылись у них глаза, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья и сделали себе опоясания» (Быт. 3,7). Разумеется, открыв-шийся стыд прямо противоположен нудистскому бесстыдству; стыд - это внут-ренний знак неприязни к приближающейся нечистоте и греху; но по сравне-нию с прежним целомудрием любви - это знак начала отступления.

Вообще в новом греховном полуединстее все стало по-другому, чем раныпе. Вместо прежнего священного молчания любви и трепетного общения сердец пришел разговор, но какой! Разговор разделения, разговор осуждения

- да еще осуждения того, кого только что любил всей полнотой своего сущест-

666

ва, разговор самооправдания. Вместо укорененности в вечности пришла раз-дробленность временного существования, а с ней - всяческая раздробленность, атомизированность, дисгармония, энтропия, смерть. Причем все это пришло не только в одну человеческую чету, но поскольку ею держалась гармония мира - и во всю живую структуру творения. Апостол Павел пишет: «Вся тварь сово-купно стенает и мучится доныне», ожидая освобождения «от рабства тлению в свободу славы детей Божиих» (Рим. 8,21-22). Это когда-то! А пока рабство, по-тому что свобода только в любви, так как любовь - дар Духа Святого, а разру-шающий любовь добровольно принимает в свой удел рабство. «Вся тварь со-вокупно», а значит, и каждая человеческая личность, ибо с разрушением любви разрушается тот личностный жизненный центр, который «заведует» любо-вию, и следовательно, разрушается и гармония личностного строя, поскольку она созидается любовью.

Но самое главное - утратилась способность любви как центростреми-тельного свободного духовно-нравственного усилия, направленного на пред-мет любви жертвенно и непритязательно. Падение не раскрыло творческие по-тенции личности, как это можно предположить, зная, что личность получила автономное развитие. Напротив, только любовь, действующая Духом Святым, освобождает, всякие самостные автономные движения, связанные с исканием любви, порабощают. И тогда вместо подлинного творчества, совершаются мнимые творческие акты, и в этих бесплодных потугах на творческие акты, со-вершаемые помимо подлинной любви. И в условиях падения «как бы» со-вершается реализация человеческой личности, только этого «как бы» она со-вершенно не понимает. По отношению к другой личности он все больше ста-новится безразличным прохожим, особенно если его не связывают никакие внешние обязательства; по отношению к обществу, народу, государству - почти случайным членом, не чувствующим своей связи любви с тем единством, ко-торое дано ему Промыслом Божиим. Для восстановления подлинной жизни необходимо восстановление подлинного центра, а значит, - поскольку лично-сти уже получили раздельное, дробное существование - восстановление в жизни личности той нравственной заповеди, которая изначально дана было Бо-гом: «Возлюби».

667

В Евангелии рассказывается,

Восстаноеление запоееди

»«* »«с »«с ш шѵъѵгп _{как на ВОП}р_{ОС некоего} законника:

е Ветхом Заеете - «Учитель, какая наиболыпая запо-

«Возлюби Бога и ближнего» ^{ведь в законе?}» " ^ИисУ^с ответил:

«Возлюби Господа Бога твоего

всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим» (Второзак.

6,5). Вторая же подобная ей: «Возлюби ближнего твоего как самого себя» (Ле-

вит, 19,18). На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф.

22,36-39).Итак, Христос Спаситель утверждает Своим Божественным словом

нравственные приоритеты, сформулированные еще в Ветхом Завете; между

тем, приведенные Спасителем формулировки нравственного закона более ни-

где в таком завершающе - отточенном виде не встречаются. Таким образом,

они представляют собою обобщение всех нравственных смыслов Ветхого За-

вета.

Эти заповеди указывают на центральное назначение человеческой лично-сти, утраченное в грехопадении. Императивность указания могла бы смутить и буквалиста, ищущего конкретных указаний и автономного нравственного ли-берала, доверяющего своим интуициям. Трудно удовлетвориться слишком общим, но и слишком определенным указанием подобного императива. Вме-сте с тем, может сложиться впечатление, что эти формулировки из книг «Ле-вит» и «Второзаконие» словно бы специально предназначались для грядущего через века Христа Спасителя, потому что даже само слово «любить» в Ветхом Завете встречается в основном применительно к конкретным психологически-экзистенциальным ситуациям; а в более общем и нравственном смысле, глав-ным образом, когда говорится о любви Бога к Своим творениям и любви тво-рения к своему Богу. Тогда кажется непонятным, каким же образом в этом слове «люблю» нравственно заключаются «весь закон и пророки». Непонятно, если подходить буквально. (И кстати, этот пример доказывает, как опасен и неверен уклон к буквалистскому пониманию Священного Писания).

Если же попытаться извлечь суть нравственного смысла из всего содер-жания Ветхого Завета, то несомненно, и обнаруживается, что в императиве «возлюби Боги и ближнего» - эссенция всей Ветхозаветной нравственности. И

668

прежде всего - в первых четырех заповедях Декалога. И прежде всего - в первой же заповеди: «Аз есмь Господь Бог твой. Да не будут для тебя Боги другие, кроме Меня».

Эта заповедь, личностно поставляющая личность Бога пред лично-стью каждого человека, теряет всякий смысл как только теоретическая предпосылка; она, напротив, объемлет еесь личностный состав человека («всею душею, всею крепостию, всем разумением»), что возможно, по сути, лишь в самоотверженном движении совершенной любви. Лишь в полноте любви можно принять жизненно это указание и принять Его как Господа (то есть, Того, Кому служишь), как Бога (то есть, Того, Кому поклоняешься) и как своего (то есть, Того, Кому отдаешься).

Своею заповедью Бог утверждает подлинность этой любви как единой и единственной, чтобы никакая мистическая ложь («другие Боги») не вошла в чистоту единстеенных межличностных отношений любви, чтобы был поло-жен предел незаконным посягательствам как со стороны ошибающейся сердцем и умом человеческой личности, так и со стороны демонов, стремящихся сбить и запутать человека, внести разорение в первую и важнейшую заповедь.

Утверждая эту заповедь, Господь поразительным образом выказывает уважение и доверие человеку, потому что она принимается лишь свободой и любовью человека, а если не принимается, то в ней и нет смысла. Следующие три заповеди Декалога лишь более определенно ограждают духовную полноту и чистоту первой, в которой открывается все положительное содержание люб-ви, то есть духовно-нравственного, динамически постоянного отношения, че-ловека к Богу.

«Не сотвори себе кумира...» и т.д. Этой заповедью Господь перекрывает путь нелепым претензиям несовершенной в падении человеческой природы, которая в искренних порывах своего творческого начала, видя в них искру Божественной жизни, становится способной незаконно и безумно обоготворять и эти творческие порывы, и их результаты, особенно когда они религиозно ори-ентированы. Любя эти плоды и любя религиозно, направляя на них вектор ре-лигиозной творческой любви, человеческая личность отводит луч своей любви

669

от единого истинного Бога; кумир тем самый становится нерушимой стеной между человеком и Богом, и любовь, ложно направленная, истощается в своих началах.

Следующей заповедью - «Не произноси имени Господа Бога твоего всуе...» и т.д. - утверждается святость всего, что связано с Богом, и, прежде всего, Его имени. Причем святость не только объективно утверждаемая, но и субъективно переживаемая; во всяком случае, заповедь предлагает ее пережи-вать субъективно. Объективная святость становится субъективной драгоцен-ностью. Произнесение «всуе», «просто так», «напрасно» имени предмета про-фанирует сам предмет, делая его низким, малоценным, нелюбимым, ставит предмет наряду с другими, более или менее безразличными, в то время как на-стоящая любовь выбирает, делает предмет не еряду, исключительным.

Наконец, последняя заповедь - «Помни день субботний, чтобы святить его» и прочее - направлена на практическую реализацию любви, а не на тупое безделье, как это получается в «шабате» у многих иудеев. Освящать день - это значит, как и по смыслу предыдущей заповеди, выделять его из общего строя профанно текущего времени, посвящая его исключительно освященному дела-нию: молитве, чтению, богомыслию и прочее, иначе, собственно, никакого осеящения времени не происходит. Но такое освящение возможно лишь тогда, когда для человека любимым станет сам предмет, ради которого освящается его время, в противном случае и сама заповедь и ее исполнение превращаются в формальность.

Но и кроме декалога, все писание Ветхого Завета приобретает значи-мость лишь тогда, когда оно, будучи пронизанным любовью Божественною, раскрывается для человека, взыскивая его ответной любви. Напротив, когда такой любви не обретается, нельзя не видеть упадков, разрушений, замен и ис-каженностей; именно в этом пророки Ветхозаветной Церкви более всего и упрекают богоизбранный свой народ. Эти упреки тем более основательны, что в своих положительных интенциях еврейское народное духовно-нравственное сознание имеет чрезвычайно высокое понятие о своем Боге, которое тем более существенно, что Бог, явившийся народу в откровении, монотеистичен и ду-ховен.

670

Весь Ветхий Завет (даже и в исторических книгах) есть непрекращаю-щееся воспевание Бога. И, прежде всего, потому, что Бог - Творец вселенной. «Я образую свет и творю тьму, делаю мир и произвожу бедствия. Я, Господь, делаю все это». (Ис. 45,7 и десятки подобных мест; но ярче всего - в книге Ио-ва, особенно -38,4-15: «Где был ты, когда Я полагал основания земли» и проч.)) Зтем, вдохновенное сознание ветхозаветных писателей видит в Боге всемогущего Вседержителя. (Прем. 4,1-3; Иов, 11,7-12). Священные книги Ветхого Завета подчеркивают неисследимость путей Божиих (Еккл. 8,17; Сир. 16,18-22 и мн. др.), святость Божию (Ис.6,1-3), правду Божию (ЗЕзд. 7,8,9 главы; Притч. 3,29), промыслительно - охраняющие действия Божии по отношению к творению (ЗЦар.8,31-53). Конечно, все эти темы с особенной си-лой и убедительностью - равно, как и все остальное - раскрываются много-кратно и многообразно в уникальной и фундаментальной Псалтири.

Но более всего Ветхий Завет показывает творческую любовь Бога по отношению к челоееку. В нем раскрывается милость Божия и к отдельным людям, и к Своему народу (Плач Иер. 3,22-23); Его сердцеведение (Шар.28,9); помощь Божия как вообще, так даже и отдельным группам людей («Господь умудряет слепцы, Господь возводит низверженных, Господь хранит пришель-цев». (Пс. 145). Но Господь не только удерживает народ от путей неправды, но и учит его правде Своей, указывая пути жизни (Щар. 9,8) и слушает верных Своих (4Цар. 18,7 и проч.). Все это дает возможность видеть ветхозаветному человеку Бога глазами молитвы, любви, поклонения и благодарности. Духов-ное и нравственное величие Бога, Его милость и святость, по самой своей при-роде взывают к прославлению, к поклонению, к хвале. И в этом отношении наиболее богатый, величественный, поэтический и духовный материал обрета-ется в Псалтири. Но и в других книгах Ветхого Завета обнаруживаются дивные образцы любви человека к Богу, находящие свое выражение в словах славы и хвалы. Одним из таких великих образцов является молитва праведной Анны, матери пророка Самуила: «Возрадовалось сердце мое в Господе, вознесся рог мой в Боге моем... Нет столь святого, как Господь, ибо нет другого, кроме Те-бя, и нет твердыни как Бог наш. Господь умерщвляет и оживляет, низводит в

671

преисподнюю и возводит. Господь делает нищим и обогащает. Ибо у Господа основания земли, и Он утвердил на них вселенную» (Щар. 2,1-8) .

С не меныпей яркостью в Псалтири и в других книгах Ветхого Завета любовь находит свое выражение в словах благодарения Богу за Его великие благодеяния. Любовь ветхозаветного человека находит множество как общих, так и частных вполне конкретных причин для выявления своего благодарения Богу, но главная из них: «бысть мне во спасение». (Пс. 70, 23-24; 117,21) Та же причина вызывает и переживание упования на Бога: «Ты, Господи, заступ-ник мой», - это ощущение содержится во многих ветхозаветных текстах.

Другая причина упования - реальность личного опыта благодатной свя-зи с Богом: «Господь услышал, Господь принял мою молитву». Такого рода духовно-нравственные переживания, выраженные в Ветхом Завете в духе мо-литвенной любви (благодетельный страх Божий и смирение пред Ним, вер-ность и послушание Богу, благоговение и благочестие), сливаются, наконец, в единую непрекращающуюся песнь. Лишь для поверхностного внимания она заслоняется порою изображением исторических событий (войны, путешест-вий, пленения народов, истории царств), частными рассказами о человече-ских судьбах, перечислениями нравственных максим, детальнейшими ритуаль-ными предписаниями и подробными описаниями архитектурных особенностей ковчега завета и храма.

Но внимательный взор проникает сквозь все эти описания главное ду-ховное настроение как народа в целом, так и отдельных лиц: «Пою Богу мо-ему, дондеже есмь».