Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики

Вид материалаРеферат

Содержание


Скорбь и сеятость.
Подобный материал:
1   ...   51   52   53   54   55   56   57   58   ...   79
"В любеи нет страха, но совершенная лю-бовь изгоняет страх" (ІИн. 4,18), здесь имеется в виду тот природный страх, в котором нет никакого положительного творческого содержания, даже когда он обращен к Богу. Подлинно религиозный страх-трепет, известный и в Ветхом Завете, совместно с любовью и иными нравственными переживаниями отме-чался в разных типах религиозного делания: в служении (Пс. 2,11), в поклоне-нии (Пс. 5,8), в научении (Пр. 15,33), вообще в хождении пред лицом Божиим (Неем. 5,9).

Страх Божий был хорошо знаком людям Ветхого Завета. Как замечатель-но, например, осознание страха Божия в полноте Ветхозаветного нравственного строя: "Закон Господа совершен, укрепляет душу; откровение Господа верно, умудряет простых. Повеления Господа праведны, веселят сердце; заповедь Гос-пода светла, просвещает очи. Страх Господень чист, пребывает во век; суды Господни истина, все праведны" (Пс. 18,8-10). Такое же устроение было с само-го начала Новозаветной церковной истории: "Церкви же по всей Иудее, Галилее и Самарии были в покое, назидаясь и ходя в страхе Господнем" (Деян. 9,31). И в личном устройстве все члены Церкви призывались к тому, чтобы дела свято-сти и праведности совершались в страхе Божием. Совершенным образом это было сформулировано в послании апостола Павла: "Со страхом и трепетом со-вершайте свое спасение" (Фил. 2,12).

Совершать спасение - это таким образом управлять свои внутренние и внешние дела в духовном и нравственном отношении, чтобы в них раскрыва-лась готовность принять крестный спасительный дар Божий. Страх Господень пронизывает, по понятиям Церкви, все это делание. Но даже и человеческие от-ношения регулируются страхом Божиим: "Повинуйтесь друг другу в страхе Божием". Особенно же выявляется действие страха Божия при всяческом вра-зумлении и научении (2Кор. 5,11), что и понятно, иначе вразумление остается малоплодным информационным процессом.

620

Страх Божий - это творческое и аскетическое явление христианской жиз-ни. Видимо, его не очень просто оценить в таком содержании. Преимуществен-но он осознавался не духовно и нравственно, но психологически: именно, как болезненное ожидание страдания и скорби; в содержательном осознании страха Божия, такое ожидание переживалось как страх наказания во временной или в вечной жизни. Наверное, в виде реакции на такое психологическое пережива-ние более поздние богословы, не удовлетворенные таким, исключительно от-рицательным осознанием страха Божия, изобрели теорию, по которой страх Божий заключается только в страхе "нанести обиду" бесконечно дорогому Богу. Такое понимание не отклонялось святыми отцами, но имплицитно входило в качестве одного из лучей в спектр переживания страха Божия как священного трепета от сердечного осознания всегда близ пребывающего Бога. Оттого страх Божий всегда пронизан радостью, а радость страхом. Оттого страх Божий не столько увеличивает возможную и ожидаемую скорбь, сколько умеряет ее. Та-ким образом, страх Божий - это та внутренняя структура души, в которой встречаются в примиримом диалектическом противоречии радость и скорбь. И в этом состоит глубокая внутренняя нравственная правда, потому что в слове Божием сказано и - "Всегда радуйтесь" (ІФес, 5,16), и - "многими скорбями надлежит войти в Царство Божие" (Деян. 14,22).

~ Понимание значения скорбей в жизни верую-

щих людей имело место с самого начала истории

скорби - всегда _ __

церкви, как оо этом можно судить по Деяниях Апо-

стольским. И это не удивительно. Удивительно другое: именно это положение

нравственного церковного учения легче и быстрее, и естественнее входит в

сознание ноеых членов Церкви - как будто скорбь является для них не только

принятой, но и желанной нормой жизни. Это странно, потому что в своей "дох-

ристианской" действительности все стремились к избавлению от скорбей, да и

по принятии христианства оставить это стремление нелегко. Но, по-видимому,

слишком велик в мире опыт страдания и скорбей, который, по крайней мере, в

среднем возрасте хоть сколько-то начинает касаться каждого человека. И по-

этому - несмотря на трудности и болезненность этого опыта, все же, почти всем

621

удается увидеть его небесплодность, но идея необходимости скорбей свободно принимается любым нелегкомысленным сознанием, или глубокой интуицией. И хотя не только желанное, но даже и просто спокойное отношение к скорбям появляется далеко не сразу, в опыте обретения сознательно-интуитивных уста-новок рано или поздно открывается верный подход.

Вполне сознательный подход включает в себя нравственное осознание причинности и целесообразности различных жизненных явлений. При стремле-нии найти нравственное обоснование необходимости скорбей новое сознание, прежде всего, встречает ясный евангельский образ: "Широки врата и простра-нен путь, ведущие в погибель..; тесны врата, и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их" (Мф. 7,13-14). Поэтому если какому-либо подвижнику удается осознать и пережить, что скорби посылаются Промыслом, ему недос-таточно просто принимать посылаемое, он сам готов для следования нравст-венной евангельской правде езять на себя доброеольные страдания, сужаю-щие широкую дорогу своеволия.

Как промыслительно посылаемые, так и добровольно принятые скорби человеческие весьма многообразны. Прежде всего, имеются в виду скорби, утесняющие плотские устремления: в пище, в здоровье, в одежде, в различных жизненных условиях, в многообразных услаждениях плотского характера, в по-ловых желаниях и прочее. Такого рода ограничения, порою вплоть до полной решимости к сознательному освобождению от плотских удовольствий (напри-мер, в монашестве) на многих действуют чрезвычайно страдательно, отчего некоторые люди вовсе не соглашаются с практическим христианством, другие же принимают его полу-лицемерно, оставляя с собою свои "любимые слабо-сти". Не только нравственная необходимость, но и природная неизбежность скорби в мире сем, живущем по законам падшего бытия, прямым образом по-стулируется последними словами Иисуса, сказанными Им Своим ученикам в прощальной беседе перед арестом: "В мире будете иметь скорбь; но мужай-тесь: Я победил мир" (Ин. 16,33). Природная неизбежность скорби связана с тем, что мир живет по законам энтропийного, тленного, распадающегося суще-ствования; и болезненность тленности этого мира не может не действовать на

622

тех, кто в нем пребывает, хотя эта скорбь и умеряется победой Христа, объяв-ленной и осуществленной Им.

Наконец, неизбежность скорбей вызывается тем, что хотя сила мирового зла решительно подорвана победой Христа и Его воскресением, возлюбивших зло паче добра и свет паче тьмы остается не только много в мире сем, но и из-вестно, что число их к апокалиптическим временам возрастает. Они-то, будучи проводниками зла, прежде всего, в человеческих отношениях, тем самым ока-зываются и источниками различных скорбей, причем одним из главных инст-рументов зла оказывается человеческий язык, о чем так красочно написал свя-той апостол Иаков (Иак. 3,5-13). Сплетни, злословие, всякая ложь и иные грехи языка принесли много скорби в человеческой истории, потому что многие люди легче переносят тяжелейшие физические страдания, чем сравнительно легкие обиды (что также свидетельствует о человеческой греховности). Известно, как люди, особенно тонкие в делах зла, умеют сталкивать между собой других лю-дей, и к каким бедам и скорбям это приводит.

Наконец, очень существенным источником скорбей оказываются собст-венные индивидуальные особенности как нравственные (преимущественно гре-ховные), так и психологические, создающие многие неудобства и во внутрен-ней, и во взаимоотношенческой практике. При этом очень многие именно из-за таких, обычно маловажных обстоятельств умудряются скорбеть скорбию, "идеже не бе скорбь".

Кроме того, поводом для скорби могут стать обстоятельства не только личной, но и общественной жизни, преимущественно, когда они имеют нацио-нально катастрофический характер: крупномасштабные стихийные бедствия, войны и другие кризисные явления в народной жизни (развал в политической, экономической, социальной и нравственной сферах и прочее).

Но в любом случае переживание скорби всегда глубоко индивидуально как по степени, так и по форме явления. Так, если для одного ощущение нище-ты, а значит, и скорби возникает, когда у него нет новой "иномарки", дом не набит всякой электронной техникой и прочее, то для другого и двух рубашек почти много. Один тяжело страдает, порезав пальчик, или если температура

623

поднимается на 0,2 выше нормы, другой благодушествует при злокачественной опухоли. (Правда, обычно чужая опухоль трогает не очень сильно, собственная же - вызывает значительные скорбные эмоции. Но все же даже и в нынешние жестокосердные времена не совсем редко встречаются люди с сильно развитым сердечным чувством сострадания, для которых чужие беды оказываются источ-ником собственной боли и скорби).

Наконец, для многих людей, преимущественно развитого религиозного сознания, одним из главных материалов скорбных переживаний становятся ощущения собственного безобразия, недостоинства, вины перед Богом и людь-ми. Такого рода переживания могут свидетельствовать либо об основаниях подлинного покаяния, либо о роде психопатического развития (с комплексами неполноценности и прочей "достоевщиной").

Даже этот поверхностный перечень различных материалов и мотивов для скорбных переживаний дает возможность увидеть, насколько различной может быть их нравственная оценка с объективных христианских позиций - от безус-ловно, положительной при переживании греха до безусловно отрицательной при этически недопустимых желаниях. Психологический механизм скорбных переживаний всегда более или менее одинаков (именно поэтому на языковом уровне люди все же довольно безошибочно понимают друг друга, когда произ-носят даже само слово "скорбь"), нравственное же содержание - многообразно. Поэтому даже достаточно подробно описав все это многообразие со всем его строем причин и мотиваций, можно не увидеть и не понять главного: зачем не-обходимы скорби в человеческой жизни и вообще - необходимы ли они? Отве-тить отрицательно на последний вопрос можно, только устранив действие и значение Промысла в человеческой жизни, и тогда все сведется к описанию от-дельных случаев, иногда с некоторым статистическим обобщением. Впрочем, тогда сам собою устраняется и первый вопрос. Но с этим не может смириться христианское нравственное сознание, не может хотя бы потому, что в таком случае придется устранить и твердое слово Христа: "Скорбями надлежит войти в Царствие Божие" (Мф. 14,22).

624

Скппби Итак, скорби в человечестве есть неко-

торая мировая и психологическая неизбеж-

и нраестеенный мир

ность. Но если мы утверждаем не только их

неизбежность, но и нравственную целесообразность, мы тем самым утверждаем положительный ответ на вопрос: полезны ли они? Значит полезны. В некото-рых случаях это очевидно без особого размышления: например, когда речь идет о покаянной скорби от своего греха или о скорби сострадания, когда страдание другого ненадуманно и серьезно. На первый взгляд, другие виды скорбей по своему содержанию не имеют такого выраженного положительного характера. Болыпей частью, если они не приводят к объективному нравственному созна-нию, их положительное значение может показаться сомнительным. Но здесь необходимо различать возможное от действительного.

Общее нравственное знание Церкви в этом отношении состоит в том, что скорби, промыслительно посылаемые личности, могут быть полезны есегда. в них всегда имеется такой материал. Скорби и страдания - нормальные условия жизни падшего человека. Это понимали и Ветхозаветные люди, до времени не имевшие опыта такого страдания: "Не из праха выходит горе, и не из земли вы-растает беда; но человек рождается на страдание, как искры, - чтобы устрем-ляться вверх" (Иов. 5,6-7). Внутренняя задача религиозно мыслящего человека -принять скорби, как минимум, е естестеенном порядке еещей и уж, по край-ней мере, не возбуждать в душе своей ропота на них. На следующем этапе это привело бы к неощущению скорби как скорби, и наконец, - к поиску скорбей и к благодарности за них. Для людей, живущих по "естественной", природной нравственности, достижение даже и первого этапа представляется и почти не-возможным и довольно бессмысленным, разве что в порядке стоических уп-ражнений, которые в христианском мироощущении представляются неполез-ными, ибо утверждают человека на страстно-самодовольном пьедестале.

Нравственное слышание с христианской позиции начинается с ощуще-ния: "Заслужил! И даже не то еще заслужил. И потому в порядке хотя бы неко-торого искупления моей вины я приму ниспосланную скорбь как должное. И пусть мне трудно, и больно, и горько, но посланное мне страдание говорит, что Бог меня еще не совсем оставил. Слава Богу". Но и это не предел духовного от-

625

ношения к скорби. Более высокий этап - приучение себя к нелицемерному бла-годарению за них. Это даже болыпе, чем то радование в скорбях, к которому призывает апостол (2Кор. 7,4), потому что такая радость означает мир, и сво-боду, и внутреннюю независимость от чего бы то ни было, включая и скорбь, а благодарение за скорбь означает радостное и активное согласие с нею как с да-ром Благодати Божией.

Скорбь - норма жизни человека в этом мире, в пространстее изгнания из рая. С этим "напутствием" от Бога и покидали первые люди рай (Быт. 3,16,17). И первые люди, и мыслители и богословы последующих времен в та-ком порядке и осознавали необходимость скорбей, как Благодати Божией для нравственного равновесия в человеческом мире. Эти слишком отвлеченные и высокие соображения нравственного значения скорбей, раскрываются и в более очевидных этических конкретностях.

Во-первых, знание и сознание того, что скорбями "напутствовал" Бог удаляемых вследствие грехопадения праотцев, дает возможность чувствовать сеои скорби как следстеие греха. В этом отношении наиболее нравственно чуткие люди, прежде всего христиане, часто имеют склонность рассматривать собственные (и не только собственные) болезни как прямое наказание за грех. И порою прямая связь здесь и на самом деле совершенно очевидна - положим, разрушение организма от алкоголя или венерические болезни. В других случаях прямая связь не так очевидна в причинно-следственном контексте, но слишком близкая временная последовательность тяжкого падения и болезни приводит к естественному пониманию "наказания".

Совсем в неочевидных случаях человек начинает искать ответы "за что", и этот поиск, проводимый, естественно, в покаянном аспекте, приводит и к по-каянным плодам. "Я знал многих, - пишет в одном из писем святитель Игнатий Брянчанинов, - для которых одр болезни стал местом Богопознания и самопо-знания" (и, разумеется, главным образом, не потому, что у больного человека слишком много свободного времени). Что касается самопознания, то этический результат его, по крайней мере, в покаянном аспекте понятен. Что касается Бо-гопознания, то кающийся человек в болезни своей видит ведущий его благой Промысел Божий, сохраняющий его через болезнь или иную скорбь от болыпей

626

беды (болезнь как прививка). Болезнь дает возможность ярко видеть человеку его собственную немощь, предохраняя его тем самым от самодовольства и са-молюбия. Болезнь показывает человеку, насколько он нуждается в помощи дру-гих, в частности - медицинского персонала. Чувствуя свою беспомощность, многие больные, прежде чрезвычайно жесткие, размягчают свою душу. Это размягчение в скорби приводит к практическому смирению. Особенно это от-носится к той стороне почти во всякой скорби, которую можно назвать испыта-нием (по-славянски - искушением). Смирение и терпение, испытанные в ре-зультате скорбных обстоятельств, приводят к нравственной опытности, прояв-ляющейся разнообразно. Например: стараться своевольно не искать испытаний, превышающих проверенные силы и возможности; знать, что Промысл Божий в сочетании с личной верой открывает высокие нравственные перспективы; в то же время понимать, что без смирения и в не очень сложных обстоятельствах можно ожидать падения и прочее.

Переносимые скорби дают возможность и ближних видеть более безоши-бочным образом - жалея их и смиряя себя. В свою очередь, такое жалостлиеое и смиренное видение ближних, преимущественно в их скорбях, приводит и к такому еольному виду страдания, который именуется со-страданием. Этот тип страдания отчасти присущ даже и высшим животным, и уж во всяком случае, не одним только христианам. Он основан на переживании единства человече-ского рода, переживании, довольно остром у многих людей, несмотря на разде-ление, сделавшееся неизбежным в результате грехопадения и все усиливающее-ся диавольской работой. Но только у христиан оно приобрело соеершенные ос-нования, потому что Своей жизнью и смертию Сам Богочеловек Иисус Христос утвердил необходимость страдания за других даже до креста. И потому связан-ные с Ним евхаристическим единством Тела и Крови, обретают внутреннюю необходимость сострадания. Таким образом, в сострадании любовь и страдание объединяются вместе, создавая высокое нравственное сочетание, особенно же когда сострадание есть добровольный акт, утверждаемый делами милосердия. В житиях многих святых раскрывается такое деятельное и милосердное состра-дание, известны и святые (например, праведный Филарет Милостивый), у кото-рых это и стало сутью их подвижнического святого дела.

627

Но практически в болыпей или Скорбь и сеятость.

меныпей степени святость и есегда связа-

Дооровольные на со СКорбью, и почти всегда (особенно

страдания. в мученичестве и преподобничестве)

скорбь принимает добровольный харак-тер. И это понятно: мученичество по определению есть готовность (и реаль-ность) к приятию добровольных страданий, утверждающих исповедание Хри-стовой веры. Практически таково же добровольное удаление от "радостей" ми-ра ради "жестокой" монашеской жизни; только страдания монашеские по сво-ему типу иные, нежели мученические. Мученические страдания были, прежде всего, телесными. В этом отношении страдания древних мучеников первых ве-ков христианства практически не отличались от тех мучений, которым подвер-гались российские новомученики первой половины XX века. И даже по изо-щренности пыток палачи нового времени не уступали древним, тем более что техническая оснащенность пыточного производства за минувшие столетия за-метно выросла. К тому же дьявольская злоба новых палачей, вчерашних "пра-вославных" заметно превосходила в своей садистской психологической изо-щренности древнюю простоту, при которой мучители готовы были тут же пре-кратить пытки и даже осыпать милостями малодушных, готовых отречься от своей веры. Новые палачи обычно не останавливались на отречениях: продол-жались многолетние гулаговские пытки.

Можно ли назвать эти добровольные скорби мучеников и преподобных скорбями и страданиями в собственном смысле? По сохранившимся свидетель-ствам древних мученических актов мученики часто шли на страдания и смерть со светлым и радостным лицом. Может поражать и спокойное отношение к смерти архиереев и священников нового времени, последними словами многих из которых, по воспоминаниям, были слова молитвы о своих палачах: "Прости им, Господи! Не ведают, что творят".

Также - ни из глубины веков, когда в египетских и иорданских пустынях процветали многотысячные монашеские республики, ни из Саровской обители и Оптиной пустыни России XIX века не было слышно стонов и жалоб на "жес-

628

токое монашеское житие", и даже напротив - паломники в своих воспоминани-ях передают свои райские впечатления о монашеской жизни. Итак, может быть, и правда, как думают некоторые, эти мучения были не мучительны, а страдания не скорбны, если они совершались ради Христа? Отчасти в таких суждениях обретается некоторая правда. Во всяком случае, душевное страдание не просто заметно смягчается, но порою и вовсе уничтожается силою Божией, а сами скорби добровольно принимаются как свидетельство правды Христовой и за имя Христово. Что же касается физической стороны страданий, то хотя степень их и уменьшается от поглощенности любовью ко Христу, но сама по себе фи-зическая боль не может быть уничтожена, разве что это будет особенным чудом Божиим, совершаемым во славу Божию. Если же скорби и страдания вовсе бы-ли бы уничтожены, тем самым был бы упразднен религиозный смысл страда-ний в человеческой жизни.

Между тем, он настолько существенен, что и Самому Богочеловеку Хри-сту надлежало испить до дна возможную чашу страдания, даже до креста. И даже еще прежде креста, при молении в Гефсиманском саду, "Иисус начал скорбеть и тосковать: "Душа Моя скорбит смертельно" (Мф. 26,37-38). Все свя-тые отцы и богословы, в соответствии с евангельским смыслом, говорили о безмерном страдании Спасителя. Богослужения страстной седмицы переполне-ны переживанием этого страдания, включающего в себя и скорби за погибаю-щий в грехах человеческий род, и переносимые оскорбления, и унижения, и фи-зические муки, и состояние богооставленности, и, наконец, крестную смерть. И именно потому, что Христос реально прошел весь возможный путь человече-ского страдания, пережие его на деле, Он освобождает от еечного страдания своих последователей. Но это значит, что и каждый Его последователь должен пройти крестный скорбный путь, ибо на кресте комфортно не бывает. "Хотя Он и распят е немощи, но жив силою Божиею" (2Кор. 13,4).

Апостол Павел пишет: "Я благодушествую в немощах, в обидах, в нуж-дах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо когда я немощен, тогда силен" (2Кор. 12,10). Таким образом, для апостола