Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики
| Вид материала | Реферат |
Содержание13. Любовь божественная и человеческая. Люооеь чт0 есть дюбовъ Божестеенная. Райская любовь |
- Русской Православной Церкви, касающихся вопросов христианской этики, нравственных проблем,, 34.88kb.
- Протоиерей Серафим Соколов. История Христианской Церкви (начиная с 4-го века) Глава, 356.72kb.
- Вопросы для подготовки к зачету по дисциплине «основы этики», 58.69kb.
- План Теологическое обоснование морали в средневеково-христианской этике. Моральная, 159.26kb.
- Протоиерей Григорий Дьяченко Борьба с грехом Благословение Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского, 777.44kb.
- Высшие богословские курсы при мпда, 235.39kb.
- Терехович Владислав Эрикович, 2222.79kb.
- Первая треть XIII в.) (примерный план раскрытия темы), 37.28kb.
- Протоиерей Евгений Левченко, иерей Александр Егоров, Лаптев Л. Г., академик, проф, 62.51kb.
- Курс «Основы религиозной культуры и светской этики» Модуль «Основы светской этики», 68.6kb.
Естественная реакция на скорбь падшего естества - страсть уныния - в христианском сознании и переживании преодолевается, претворяясь в покаян-ное и терпеливое смирение. Теперешние скорби, хотя и мелочные по непосред-
651
ственному материалу, могут переживаться чрезвычайно болезненно, иногда с очень неадэкватной остротою,
Промысл Божий действует через скорби, для того, чтобы смирить челове-ка; поскольку отменить скорби никто не в состоянии, человек вынужден сми-ряться, принимая их как неизбежность. Но сознавая при этом бесконечность и постоянство Божественного милосердия, он смиренно признает посылаемые скорби как действия Божественной любви. Потому такой человек если еще и не начинает сам искать для себя скорби, то, по крайней мере, смиряется с теми, которые ему посылаются. И то действие мира Христова, которое в нем проис-ходит от смирившегося скорбями сердца, распространяется на всех и на все ок-ружающее, и для него становится сердечно понятной и нищета духовная, и ми-ротворчество, и он становится практическим делателем заповедей блаженства.
Терпение, то есть готовность к перенесению и само перенесение любого труда, немощи и безнадежности как должного, делает душу такого человека ис-пытанной, что рождает в нем опытность; ничто так не приводит к опытности, как терпеливое перенесение скорбей,
И если опытность стоит между терпением и надеждой, то значит и опытность становится нравственной категорией, необходимой для жизни
Прежде всего, скорбями воспитывается и испытывается собственно наи-более существенное свойство "верующего" человека - именно его еера. Посто-янство в скорбях, непоколебимость в нравственных испытаниях, особенно в ог-ненных, и свидетельствует веру. Переживания скорбей, вызываемых смертями близких людей, способствуют обретению христианского нравственного отно-шения к смерти: не безразличие, но спокойстеие. Терпением в болезненных испытаниях, особенно долгих, приобретается трудное доеерие к Промыслу, из-
652
лечивающему плотскою болезнью главную болезнь душевную болезнь - грех; такое долготерпение заставляет забыть о так угнетавшем прежде осуждении. Постоянство эмпирической скорби дает возможность для действия подлинного духовного созерцания того, что скорбь является неизбежным и "органич-ным " состоянием падшего мира ("человек рождается на страдания, как искры, чтобы устремляться вверх", -
Печаль яже по Бозе" - чувство глубоко религиозное. Содержательно оно несет в себе знание разъединенности с Богом. Религиозная скорбь, источником которой является это невеселое знание, неизбежно окрашена тонами одиноко-сти, и одинокость эту не могут заглушить никакие внешние действия или чело-веческое общение. Причем, в отличие от чисто психологической одинокости, связанной обычно с ощущением отсутствия "пары" или "общества" (что, кстати, нередко вполне может иметь место и при наличии реальной пары и при реаль-ной вовлеченности в общество) - одинокость этой "печали яже по Бозе" имеет онтологическое основание.
Когда же, напротив, человек стремится к такому восстановлению, этот вид скорби приобретает болыпой творческий потенциал. Этот творческий по-тенциал разрешается в живом, деятельном и непрекращающемся покаянии.
Личная отеетстеенность за грех есех, переживаемая с сердечным со-крушением - едва ли не самый нравственно драгоценный вид скорби. В ней ут-рачивается всякая корыстность, потому что и в скорби может быть тонкая пси-хологическая корысть,
Материал этой скорби, в отличие от многих других, никогда не может быть надуманным, мечтательным. Он неизменно честен, ибо основан на объек-тивной правде. Будучи не психологичной, а онтологичной, эта печаль не может быть преходяще-поверхностной, она глубока, ибо основана в глубоком сердце
653
человека; там подлинная глубина страдания, потому что настоящее страдание -в переживании своего несовершенства; все другие виды страдания представля-ют собою пародию на это переживание.
нраестеенный материал личности, ориентированный покаянно, возво-дит личностное бытие к живому знанию и переживанию еечности. Пережива-ние скорби и радости, очищенное от психологичности, с особенной ясностью показывает это
. Любое чисто психологическое переживание потому и является "чисто" психологическим, что оно не нуждается в Боге и в мире небесном, и уже в си-лу этого приобретает нравственно отрицательный характер, потому что отрица-тельно отвечает на нравственный вызов Бога, выраженный в первой заповеди -"возлюбиБога".
Автономная психология имеет разные оттенки нравственного отрицания; наиболее частым является простое безразличие. Но в каждом из таких оттенков неизбежно отрицание небесной вечностной реальности. Даже наиболее плоские и сентиментально неопределенные христианские типы отношения к вечности, содержащие не более чем страх адских мучений и желание радостей райских наград - нравственно бесконечно выше равнодушных отрицаний вечности. Они призывают хоть к какому-то нравственному деланию, в то время как мотивы нравственной жизни помимо переживания вечности, утверждаются обычно ли-бо во врожденных представлениях "по плоти и крови", либо опираются на эти-ческие представления определенных социальных слоев или литературные сим-патии. Первое по своей природе является ветхо-греховным, второе ориентиро-вано нередко на случайные, а то и просто нелепые понятия, берущие начало иногда в самых глупых преданиях.
Напротив того, переживания даже и психологического рода, но осмысли-ваемые и прочувствованные с позиций христианской нравственности, в силу это-го становятся нравственно несравненно более чистыми, да и сама осмысленность происходит с точки зрения вечности.
654
То же самое в этом отношении можно сказать и о радости. Радость, основан-ная на исполнении земных пожеланий в аффективности своих переживаний, не может не быть чрезмерной, хотя бы потому, что она своей меры не знает. Но с другой стороны, она довольно быстро привыкает к своей причине и перестает ее замечать. Радость личности с религиозно-ориентированным сознанием всегда го-раздо более умеренна, - хотя бы потому, что всегда есть основания для скорби, - но и гораздо более устойчива. Практически религиозная радость непреходяща, и не потому, что так "полагается" по теоретически-нравственным представлениям, а по-тому, что она имеет своим источником вечность, в которой нет истления. Кроме того, в руководстве Божием душа человека ощущает ту верность и устойчивость, которые дают возможность душе не разрушаться, а, напротив - созидаться, а это одно из наиболее ценных нравственных переживаний.
Как радости, так и скорби, относящиеся к вечности, по учению некоторых учителей Церкви имеют один и тот же источник - преизливающуюся любовь Божественную.
13. ЛЮБОВЬ БОЖЕСТВЕННАЯ И ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ.
В различных книгах христианского содержания открывается смысл, зна-чение и содержание евангельских нравственных заповедей, понимание нравст-венного закона и связи воли Божией и сущности нравственного делания, ис-тинный порядок нравственных ценностей и основные направления нравствен-ного творчества по отношению к Богу, к людям и к собственному внутренне-му миру.
Но как бы много ни значили все эти ценности, было бы очень странно, если бы они представляли самостоятельное значение. Все это знание имеет смысл лишь тогда, когда перед внутренним взором человека отрывается истин-ное содержание, центр, основание и суть нравственной жизни. Имя этому со-держанию - любовь. Только она - и то, - когда является в неискаженном бытии - имеет самостоятельное значение. Ради любви стоит жить, потому что нет ни-
655
чего в мире прекрасней и жизненней ее. Она осмысливает нравственность, она придает ценность психологии; она открывает дверь настоящим отношениям личности ко всему не свете и определяет и отделяет своим горением правду от бессмыслицы и вздора; она заставляет трепетать сердце, ибо она-то и есть его содержание. Любовь! она ласкает слух! и глаз! Любовь! - в ней мир, и ликование, и награда, и вера, и упование! Любовь держит Крест Христов и единство человеческого рода! Сердце чует и знает правду любви, ибо правда -только в любви.
Но сердце знает и чует ее в людях потому,
Люооеь чт0 есть дюбовъ Божестеенная. «Бог есть лю-
Божестеенная бовь», - говорит слово Божие. И хотя рациона-
листическому рассудку ничего не понятно в этих словах, сказанных апостолом Иоанном, сердце согласно отзывается: «Да, да! Это, несомненно, так». И это, несомненно, так! Потому-то и существует в мире сем любовь человеческая, что живет и оживотворяет, созидает и спасает в царствии надмирном любовь Божественная. Можно сказать, как бы в безу-мии, что без нее не было бы ни мира, ни даже Самого Бога. По определению святого Иоанна Богослова - «Бог есть любовь». Любовь - это именное сказуе-мое Бога. Не определение (прилагательное или причастие): «любящий Бог»; не глагольное указание на то, что Бог делает, но то именное сказуемое, которое выражает сущность личного Божества: «Бог есть любовь».
Здесь, прежде всего, открывается имманентная сущность Божества; - то есть, если бы даже в акте преизливающейся любви Бог не создал мир, довольно было бы бесконечной любви внутри самого Божества, любви между собой трех лиц Пресвятой Троицы, в чем и состоит жизненная сущность и нравствен-ное понимание вероучительного догмата о Святой Троице.
Позитивистское сознание само по себе не может постичь сущность такой любви (потому и не понимает и не принимает Бога), не может оно постичь и сущность любви вообще и в лучшем случае может видеть и переживать лишь прояеления любви по личностям и ситуациям.
656
Бытие любви открывается вере в сверхъестественное Откровение. А по-скольку испорченное грехом сознание по природе рационалистично, оно в ос-новном и рассматривает лишь нраестеенные и психологические смыслы любви. Любовь есть непостижимое по своей жертвенной силе, вплоть до пол-ной самоотдачи, влечение к объекту любви, когда его природа достойна этой любви. Природа лиц Пресвятой Троицы по своему абсолютно совершенна, и потому абсолютно достойна любви, в которой всегда есть самопреданность, самоотдача и усвоение в себе жизни любимого. Так и совершается непостижи-мая внутри лиц, абсолютная, живая, взаимная, непреходящая любовь лиц Трои-цы друг ко другу. И человек таинственным образом, если он сам хоть сколько-то вошел в союз любви с Богом, может это понять и пережить, поскольку в нем совершается акт любви к предмету, подлинно достойному любви (то есть не ниже самого человека). И потому душа, живущая верой и знающая веру, даже и не вполне определившуюся, так легко соглашается с тем, что Бог есть любовь, что и сама ощущает в Нем источник любви.
И потому, встречая в словах сверхъестественного Откровения знание о любви Божественной, принимает его как давно знакомое. И яснее всего слово Божие говорит о любви Отца к Сыну (Ин.5,19-28; Мф.3,17; Мк.1,11; Лк.3,22; Ин. 17,23,24,26). Но не менее определенны и свидетельства о любви Сына к Отцу (Ин.14,31;7,29 и др.). Несколько более прикровенны и в основном у апостола Иоанна Богослова (Ин.3,34,35; 4,14) высказывания о любви Духа Святого.
Но и разум человеческий, не слишком искаженный неверием, соглаша-ется с этим знанием о любви Божественной, потому что человек не только соз-дание Божие, но и образ Его, и осознавая реальность своего переживания люб-ви, он способен осознать и реальность любви Божественной. Человек осознает себя как личность и понимает, что именно поэтому он способен к любви, ибо только личность способна к любви; и тем совершенней любовь, чем совершен-ней личность. Понимая, что Бог - совершенная личность, человек сознает в Нем соеершенстео любви. Человек знает, что он любит, только будучи жиеым, и чем болыпе полнота жизни, тем сильнее любовь. Понимая, что в Боге жизнь самосущая, человек сознает в Нем и великую мощь и полноту любви. Живя по
657
времени, человек способен осознать, что даже его любоеь пересекает пределы времени, что и по источнику и по плодам она скрывается в вечности, и значит -в Нем беспредельность любви.
Но величие любви Божественной таково, что она выходит за пределы триипостасного Божества и изливается на сотворенный Им мир. Более того -само сотворение Богом мира совершено актом Его любви. И это, несомненно, так, потому что каждое действие Бога есть действие Его любви и иным быть не может. Кроме того, сама цель творения всеблагого Бога есть желание блага, распространяющегося за пределы Его личности. В своих религиозных вдох-новениях это осознавал и воспевал даже ветхозаветный человек (больше все-го, ярче всего и очевидней всего - в псалмах царя Давида (105, 106,118, 135 и др.). И в человеческой реальности проявление личности вовне, особенно в акте художественного творчества, выявляет любовь личности к творению. Тем более так происходит в акте Божественном. Творец любит мир, сотворяя его, и тво-рит любя: «И виде Бог вся, елика сотвори; и се добра зело» (Быт. 1,31). Благая и любящая мысль Бога творит многие роды совершенных существ, возводя их по мере творения и любви на лествицу совершенства, на вершине которой на-ходится человек. Да и сама эта лествица совершенства в конкретности тварного мира являет собою не случайность, но закономерность, конструктивность твар-ности. И эта святая Божественная упорядоченность также оказывается облаче-нием любви.
Но не только акт создания свидетельствует о любви Бога к миру, но как бы и «продолжающееся» созидание, иначе - сохранение потомства у живых существ. С этой целью «Художник мира», с одной стороны, устанавливает не-которые закономерности, которые поддерживают потомственную жизнь, а с другой стороны, устраняет препятствия, стоящие на пути стабильности жизни. Поэтому, разумеется, страшной ложью оказывается изобретение «борьбы за существование» как одного из главных стимулов развития жизни. Это видно, например, из того действия премудрости и благости Божией, что райская жизнь до грехопадения не знала никакой «борьбы за существование», и «орга-низованная множественность представляла собой идеал со-бытия любви. В са-мой целостности тварного мира угадывается некая общая цель: цель творения
658
и существования этого мира, и эта цель, бесспорно, - союз любеи, потому что в общей сотворенности непредубежденный взгляд, несомненно, усматривает и высокую гармонию, и стремление к единству. Иначе и быть не может, ибо со-зидает тварный мир любовь Божественная. И даже когда Бог в предвечном со-вете рассматривает возможность грехопадения человека, его предательства и, тем самым, разрушения союза любви, он устанавливает в будущем восста-новление этого союза через жертвенную любовь к миру Сына Божия.
Спасительные действия любви Божественной к падшему человеку рас-крываются еще в Ветхом Завете. Так, часто сила Божия по отношению к отпа-дающим ко злу, открывается в уничтожении зла (предпотопное человечест-во, Содом, Вавилон), а при необходимости - носителей зла; и цель этого со-стоит не только в том, чтобы освободить оставшихся праведников от зара-жающего влияния зла. Цель состоит также и в том, чтобы и сами эти носители зла не причиняли далее болыпего зла, прежде всего, самим себе.
Тем более органично и понятно направленное действие Божией любви к праведникам. В предзаконное время это с особенной очевидностью проявилось по отношению к возлюбившему Бога и возлюбленному Богом Аврааму «и се-мени его». Сам ветхий закон, поскольку его мог вместить избранный Богом народ, открывал собою дальнейшее действие Божественной любви. И наибо-лее духоносные люди Ветхого Завета, прежде всего, пророки, начиная от Моисея и Давида, с болыпой внутренней силой переживали, понимали и от-крывали своим соплеменникам величие Божественной любви. Они находили для себя и для своего народа в законе ограждение от неправды и зла, которые губят человека, разрушают личность, разрушают общество. Но помимо таких указаний, они видели в законе и ту совокупность правды, которая человеку, да-же и не искупленному от греха, проклятия и смерти, позволяла не уклоняться от пути, где его настигает любовь Бога. Недаром же Сам Спаситель мира, гово-ря о двух главных заповедях - о любви к Богу и о любви к ближнему - утвер-ждал, что в этих заповедях содержится «весь закон и пророки». Наконец, нель-зя не вспомнить в Ветхом Завете ту поразительно нежную любовь, которою окружал Бог за все время его истории избранный народ. Но, разумеется, более всего, открытей всего, самоотверженней всего, деятельней всего любовь Бога
659
к человеку выразилась во всей полноте служения Богочеловека Иисуса Христа от воплощения до Креста. Он и Сам сказал слова великие и простые: «Нет больше той любви, когда кто душу свою положит за други своя» (Ио.15,13). И именно такую любовь Он явил делом.
Известный богословский христианский термин «кенозис», получивший в русском языке не самый удачный эквивалент - «истощание», означает резкое сознательное жертвенное уменьшение своего содержания и значимости ради высшей цели. В принятии человеческой ограниченной плоти бесконечным Бо-гом и содержится такое истощание, совершенное ради любви к грешному че-ловеческому роду и спасения его. И это тем более существенно, что это исто-щание Божества предусматривало и Его грядущую смерть, что, кажется, со-всем невозможно для самосущей Жизни.
Еще с большей силой, как видно из Евангелия, это проявилось во время его служения. Наиболее очевидно это раскрывается во всех многочисленных совершенных Им исцелениях, ибо в них, прежде всего, слышится милосердие, которое, как известно, является живой практикой любви. Но и все иные дейст-вия Христа суть действия любви. Его научение, Его молитва, Его накормления малым числом хлебов тысяч людей, - все это пронизано бесконечной Божест-венной любовью. Но, разумеется, высшее содержание любви совершилось в вольном восшествии Богочеловека на крест ради спасения всех людей. Если и рождение Его было истощанием Божественной природы, то тем большим ис-тощанием стала смерть Христа.
Но богословие Креста больше, чем просто богословие смерти Бога; Крест есть высшее выражение сознательной и совершенной любви; он включает в себя и полную вовлеченность всех, стремящихся ко Христу, быть включенными в Его объятия; и напряженнейшее стремление вывести человечество от земного существования к небесному бытию. Но эта Божественная любовь по отноше-нию к человеческому роду осмыслена и целесообразна лишь тогда, когда встречает реальный отзыв со стороны человека.
Те, кто здесь, в условиях земной жизни,
Райская любовь
подготовит себя к восприятию огня этои Бо-
к Еогу и к Небу
660
жественной любви, хотя бы и не в той всесовершенно пламенной реальности, в которой она пульсирует в вечности, а в более доступно мягком виде, оказыва-ются способными принять ее и в вечности. Нет ничего более желанного для них, чем пребывание в этом святом и чистейшем огне, ибо и на земле они более всего стремились прикоснуться к этому Божественному огню. Напротив, глав-ное мучение грешников в вечности - от невозможности восприятия этого огня: боль, стыд и жжение его, ставшего реальностью, оказываются для них невы-носимей всего.
По этому поводу существует апокрифический рассказ, в котором при-писывается суждение главного действующего лица московскому митрополиту прошлого века Филарету Дроздову. Зван будто бы был Филарет на какой-то важный обед вместе со своим дьяконом. И дьякон предложил, было, своим слушателям, благочестивым и не сильно благочестивым, свое учение, впрочем, не очень новое, о том, что такому всеблагому и человеколюбивому Существу, как Бог - еечно мучить людей, даже и согрешивших, не должно быть свойст-венно, и так называемые "вечные" муки рано или поздно кончатся. Митропо-лит, слушая эти разглагольствования своего дьякона, наконец, вмешался и ска-зал: " А что это ты, отец дьякон, воротишь свою голову то вправо, то влево?" -на что простодушный дьякон отвечал: "Так солнышко же, владыко святый, сильно припекает". И тогда будто бы на это митрополит отреагировал глубо-комысленной сентенцией; "Вот видишь, отец дьякон, одно и то же солнце, бла-годетельное, всегда желанное и многоплодное для одних, становится огнем па-лимым, нещадным для других. Так же и любовь Божественная, будучи по природе одной и той же, одними радостью благословляема, другими - по при-чине жжения - проклинаема".
И Священное Писание и Предание дают возможность человеку увидеть, что так и есть; что он способен узнать об этой крестной любви по сеоей рай-ской любви к Богу и к небу, способен узнать, по крайней мере, во дни своего падения и сердечного стремления к полному возвращению. Так знает церковь, и это свое знание передает своим членам. Это знание особенно слышится в пес-нопении перед началом Великого поста» «Седе Адам прямо рая и плакаше во-пиюще: «Увы мне, увы мне...» Это чувство тоски по утраченному раю есть од-
661
новременно свидетельство высокой, но утраченной любви. Прямых свиде-тельств Священного Писания об этой доисторической райской любви первых людей к Богу не видно, но и логика вещей, и весь строй библейских слов этих чрезвычайно лаконичных первых глав книги Бытия дают возможность остро чувствующему сердцу читателя видеть и сознавать, что не только в от-ношении Бога к своим созданиям, но и в отношении их самих к Богу господ-ствовала чистая и святая любовь.
Прежде всего, это можно сознавать по тому Богооткровенному факту, что человек был создан как образ Божий, то есть с наиболее совершенным из духовно-нравственных свойств - с любовью, потому что Бог есть любовь. С не-которым дерзновением можно сказать, что и первый человека был соткан из любви. И потому все, что в нем и с ним творилось, исходило из того сердечно-го центра, в котором фокусируется любовь. И любовь как сердечное движение, была направлена к главному своему предмету, в котором и была сосредото-чена полнота любви - к Богу. И человек мог «говорить» с Богом, потому что это был разговор любви, разговор о любви, разговор двух центров любви: не-тварного - Бога, и сотворенного Богом человека. Личность и одновременно природа человека посылала Богу осмысленный и содержательный сигнал люб-ви (в котором одновременно могло находиться и иное конкретное содержание) и Бог воспринимал этот сигнал своей любовью («слышал»), и «отвечал» чело-веку своим «сигналом» и действием любви. Знание человеком Бога было зна-нием любви - как и всякое знание