Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики
| Вид материала | Реферат |
- Русской Православной Церкви, касающихся вопросов христианской этики, нравственных проблем,, 34.88kb.
- Протоиерей Серафим Соколов. История Христианской Церкви (начиная с 4-го века) Глава, 356.72kb.
- Вопросы для подготовки к зачету по дисциплине «основы этики», 58.69kb.
- План Теологическое обоснование морали в средневеково-христианской этике. Моральная, 159.26kb.
- Протоиерей Григорий Дьяченко Борьба с грехом Благословение Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского, 777.44kb.
- Высшие богословские курсы при мпда, 235.39kb.
- Терехович Владислав Эрикович, 2222.79kb.
- Первая треть XIII в.) (примерный план раскрытия темы), 37.28kb.
- Протоиерей Евгений Левченко, иерей Александр Егоров, Лаптев Л. Г., академик, проф, 62.51kb.
- Курс «Основы религиозной культуры и светской этики» Модуль «Основы светской этики», 68.6kb.
| еообще нееозмож-на, ибо непростота - от неправды. Закон новой твари - это закон правды и про-стоты. Этот закон включает в себя также некоторые требования к характеру доб-роделания. Первое из них относится к тому, чтобы беречься тщеславия, так час-то сопровождающего доброделание: "Смотрите, не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас; иначе не будет вам награды от Отца вашего небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как это делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Ис- 301 тинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая твоя рука не знает, что творит правая, чтобы милосты-ня твоя была в тайне и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно" (Мф. 6,1-4). Это христианское правило нравственной жизни в психологическом от-ношении и теоретически и опытно очень понятно. Любому внимательному на-блюдателю видно, как бесплодными оказываются для делателя добрые дела, делаемые по мотиву тщеславия. Но необходимо последовательно подчеркивать, что этот закон бесплодия, как и все другие нравственные евангельские законы, имеет не психологический, а религиозный смысл ("не будет награды от От-ца... Отец воздаст тебеяено"). Тем более религиозный характер - и не только по структуре, но и по со-держанию - имеет закон молитвы: "И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою, помолись Отцу твоему, Который втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают, что в многословии своем бу-дут услышаны. Не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете ну-жду, прежде вашего прощения у Него" (Мф. 6,5-8). Необходимость избегать показного, тщеславного делания молитвы (как и подобного доброделания), Христос дополняет требованием интимности молитвы (немногословия, укрыто-сти в келью свою как в прямом, так и в образном, аллегорическом смысле). Но основное значение и той и другой заповеди - в их религиозной и внутренней нравственной самоценности. В сущности, тот же смысл имеет в этом отношении и содержание сле-дующей заповеди - о посте: "Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящи-мися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лицо твое, чтобы явиться постящимся не перед людьми, но перед Отцем твоим, Который втайне, и Отец твой, видя-щий тайное, воздаст тебе явно" (Мф. 6,16-18). 302 Отрицательное содержание этой заповеди состоит не только в том, чтобы никакое нравственное делание (здесь, в частности, пост) не носило внешне по-казного характера, но и в том исключительно верном самознании радости, а не скорбности самоотверженного (постного) делания. (Что и понятно, ибо один из источников нравственного переживания является блаженство). Таким образом, закон новый направлен не только против лицемеров, но и против всех, кто ис-кажает характер нравственного делания вообще. Наконец, последнее из законных требований, относящихся к характеру доброделания - требование к осознанию подлинного понимания ценностей: "Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа не истребляют, где воры не подкапывают и не крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет, и где воры не подкапывают и крадут" (Мф. 6,19-21). Из всех этих заповедей о характере доброделания, последняя наиболее имеет существенный характер, потому что она устанавливает главный мотив, цель и направление нравственного вектора, и все это сливается в одном слове: небо (в противоположность земле). Образный смысл заповеди в ее означает, что если какие-либо ценности (сокровища) имеют для человека автономно-земной характер, - они не долговечны и легко могут быть разрушены и уничто-жены; заповедь эта абсолютно невозможна для исполнения каким бы то ни бы-ло енешним образом и требует изменения целого типа есех отношений. Наконец, последний круг заповедей новозаветного закона включает в се-бя требования к свойствам человеческих взаимоотношений. Главная мысль болыпинства из них - понимание высокой ценности другой человеческой лич-ности. И в силу этого - невозможность гнева, осуждения, и напротив - необхо-димость примирения, прощения, любви и проч. Все эти нравственные правила исходят из одного наиболее общего и, можно сказать, в нем одном заключают-ся: «во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними" (Мф. 7, 12). Нельзя сказать, чтобы это нравственное правило заключало в себе нечто новое, небывалое или парадоксальное. Напротив, - если не знать, что оно предложено Христом и если его вырвать из контекста, оно, напротив, по-ражает своей тривиальностью. Именно по своей тривиальности, это правило не включается во многие нравственные системы, будучи само собой подразуме- 303 ваемым. Но именно в устах Христа, Который говорил всегда, "как власть имеющий", как о том свидетельствовали все слушатели Его слов, эта нравст-венная сентенция приобретает особую весомость. Кроме того, она подводит итог, резюмирует все вышесказанное, и, прежде всего о человеческих отноше-ниях, что дает возможность слушателям и читателям внимательней всматри-ваться в то, что сами бы они хотели от этих отношений. Из всего этического содержания заповедей, раскрывающих взаимоотношенческие смыслы, наиболее органичны и потому не требуют особых пояснений - заповеди о неосуждении и прощении. О неосуждении: "Не судите, да не судимы будете. Ибо, каким судом су-дите, таким и будете судимы. И какой меркой мерите, такою и вам будут ме-рить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: "дай, я выну сучок из глаза твоего; а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего" (Мф. 7,1-5). Та-ким образом, Христос предлагает объяснение этой заповеди, гораздо более нравственно глубокое, чем заключающееся в рамках простой справедливости, да еще и перенесенной в будущее ("не судите, да не судимы будете..."). Он еще объясняет, что любой такой суд - неправеден, ибо у каждого находятся грехи не меныние, чем у другого. Грехи, не позволяющие в верной перспективе видеть и свою, и чужую греховные структуры. О прощении: "Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш небесный. А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших". (Мф. 7,1-5). В этом нравствен-ном указании болыне обращенности к личной свободе, чем в предыдущем, по-тому что и по форме оно болыне носит условный (если..., то), чем императив-ный характер. И сказано оно сразу после Господней молитвы "Отче наш", ("и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должникам нашим" - Мф. 6,12). В неосуждении все же может ощущаться некоторый элемент безразличия, в то время как в подлинном прощении всегда содержится благородство и само-отверженная нежность. То же внутреннее содержание, но выраженное более императивным образом содержится в связанных друг с другом заповедях о без- 304 гневии и примирении: "всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подле-жит суду... Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику, и там вспомнишь, что твой брат имеет что-нибудь против тебя, оставь там дар твой пред жертвен-ником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой" (Мф. 5,22-24). Здесь, прежде всего, следует отметить чрезвычайно жест-кое и непримиримое отношение Иисуса Христа к состояниям гнева и немирно-сти. Вообще всем этим взаимоотношенческим проявлениям, как видно из Евангелия, Христос уделяет очень болыпое внимание, большее, чем чему-либо еще (особенно осуждению). Это и понятно, потому что в них выявляется кон-кретность содержания центральной заповеди - о любви к ближнему, которая, вместе с любовью к Богу, по слову Самого Христа, составляет суть всего "зако-на и пророков". Нарушение заповеди выводит нарушителя из числа представи-телей «новой твари»; это значит, что он не ставит ее для себя в центр нравст-венной жизни и тем самым лишается достоинства быть чадом Божиим, другом и учеником Христовым. Не случайно, возвращаясь к этой заповеди, Христос так часто употребля-ет слово "брат", подчеркивается тем, что все люди реально объединены узами близкого родства. В жизненном воплощении этой заповеди, по нравственному заданию Христа, нет предела, она резко превосходит естественные возможно-сти и представления. "Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и нена-видь брата твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте про-клинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего небесного... Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают язычники?" (Мф. 5, 43-47) Таким образом, Христос и Сам подчеркивает, что Его требования суще-ственно превосходят нормы естественной нравственности. И это превосходство - далеко не только по степени и форме, что видно даже из представленного здесь беглого очерка нравственного евангельского закона, но и по тому нравст-венному переживанию, которое даже при простом описании Божественного за- 305 дания поражает необыкновенным пониманием сверхприродных, т.е. небесных, хотя и человеческих возможностей. И потому ясно, что одними естественны-ми человеческими данными выполнение нового закона - нереально. И потому свод этих заповедей, несмотря на то, что многие из них даны в императивном виде, представляет собою сеерхзакон. Суть и смысл евангельского закона Суть и смысл не могут быть осознаны и усвоены поми- евангелъского закона м0 вне евангельских "блаженств"; неслу- чайно содержание этого "закона» в самом евангельском тексте, в основном, следует непосредственно после "блаженств". Сами эти «блаженства» при рассмотрении их с точки зрения возможности практического опыта, представляют собой с одной стороны, ту нравственную почву, на которой возрастает и процветает личностная жизнь каждого христиа-нина; с другой - метафизические горизонты возможных этических достижений. С точки зрения возможного практического опыта они представляют собой наи-большую ценность в нравственном отношении. Иначе они - не более чем вели-колепный литературно-философский памятник, очень важный с позиции исто-рического изучения этических проблем, но совершенно бесплодный с позиций собственно жизни. "Блаженства" ориентируют на жизненное, но вместе с тем и на идеальное воплощение. Нравственный закон, предложенный Христом "за" "блаженства-ми" и в свете "блаженств" " как раз и раскрывает пути их воплощения. Нет, он не принижает, ни "заземляет", не утилизирует их, но раскрывает их подлинную жизненность. Правда, эта "жизненность", в полноте совершенно недостижима с позиций "естественной" нравственности. "Вышеестественность" евангельского закона особенно ярко раскрывается в свете следующей природно-непостижимой заповеди: "Вы слышали, что ска-зано: "око за око и зуб за зуб". А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другу. И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду" (Мф. 5, 38-40). 306 "Око за око и зуб за зуб" - заповедь естественной человеческой справедливости, предложенная ветхозаветным откровением - в некотором смысле была нравст-венным шагом вперед, по сравнению с "нижеестественным" законом, по кото-рому за око следовало взять два ока, за два ока скальп, за скальп - жизнь целого рода или, по крайней мере, семейства. Конечно, справедливость лучше, чем не-прерывный всечеловеческий бой ненавистей, но несравненно выше и непости-жимее - "обрати к ударившему и другую щеку..."; т.е. не просто не ответь уда-ром на удар и оком за око, - но согласись со спраеедлиеостью понесенного удара; признай: Я еще и не такое заслужил! - и дай возможность обидчику еще обидеть тебя! Нравственный смысл этого действия ясен: по отношению к себе - практи-чески взойди на высшую ступень возможную для тебя степень смирения; по отношению к обидчику - своим непостижимым смирением приведи его к сове-стным покаянным переживаниям. Но сверхприродность заповеди, невозмож-ность выполнить ее по природе (в лучшем случае - по романтически окрашен-ному безволию) дает возможность понять, что императивность здесь - лишь форма, содержание же ее обращено к существу вышечеловеческой природы. Формальная жесткость любой императивно выраженной мысли бессмыс-ленна по отношению к существу, не имеющему средств, необходимых для ее реализации. Рожденный ползать - летать не может. Бессмысленно заставлять младенца поднимать - даже не гору, а мешок муки; или слепого - рисовать закат солнца. Но Бог не призывает к бессмысленности; даже если рассматривать за-поведь не в жестко императивной заданности, а лишь как совет, то и неопреде-ленная чувствительность совета бессмысленна в ситуации невозможности ис-полнения. Это значит, что закон содержит описание иных норм бытия, можно сказать, райских норм бытия. Разумеется, в раю некому будет подставлять ле-вую щеку, потому что никто не будет бить по правой; равно как не нужно будет любить врагов, благославлять проклинающих и молиться за обижающих, пото-му что там не будет врагов, проклинающих и обижающих. Евангельский закон в этом отношении представляет собой некий перечень указаний, исполняя ко-торые в земных условиях, личность готовится к райскому, с нравственных по- 307 зиций, совершенству и полноте: "Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный (Мф. 5, 48). Но все нравственные евангельские указания, как бы они ни были обильны и детализированы, даже и принимая во внимание дальнейшие разработки у апо-столов и святых Отцов, разумеется, не могут исчерпать всей полноты жизни. Да Христос и не ставит такой задачи. Так, рассмотренные выше заповеди о чисто-те, раскрывают лишь некоторые типы целомудренных отношений между муж-чиной и женщиной и соответствующего нравственного устроения, но не покры-вают собою всей полноты этой области, что и невозможно. Евангельский закон лишь намекает и намечает пути; эти намеки и наметки дают возможность лич-ности, используя свою свободу и рассуждение, раскрыть сеой райский нравст-еенный строй. Евангельский закон - закон тех личностных действий, ощущений, пере-живаний и настроений, входя в которые, человек вызывает возбуждающую энергию влияния божественной благодати, и напротив препятствует тем дейст-виям и настроениям, которые перекрывают движение благодатных энергий к душе и в душе. Вот образцы такого рода правил: "Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас" (Мф. 7,6) Или: "Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и не-многие находят их". (Мф. 7, 13-14). Таким образом, евангельский закон уста-навливает не столько нормы, сколько услоеия, праеила, алгоритмы, входя во внутренний строй которых и используя их, можно надеяться на усвоение рай-ского нраеосознания. Одно из условий - осознание интимной ценности духовного мира ("не да-вайте святыни псам"), другое - аскетическое отношение к выбору жизненных возможностей ("узок путь"). Таким образом, евангельский закон предлагается Иисусом Христом человеческой личности, решившейся следовать за Ним и по-тому принимающей Его закон, - е помощь личной свободе, которая в условиях еще пока своего несовершенства и несвятости, может без ориентиров потерять-ся, даже если главные ориентиры - послушание и любоеь - будут ей известны, 308 понятны и усвоены. Хорошо было в условиях не потерянного еще людьми рая, когда единственная заповедь - послушание - для проверки верности исполнения имела единственный, но потому и абсолютный ориентир - древо познания доб-ра и зла. Одно непослушание, одно зерно возрастило в ветхой истории греха роскошное поле ядовитых цветов, и потеряться в этом поле, ища свой единст-венный "узкий" путь так легко. Многообразие отступлений от заповеди требует и многообразия если не указателей ("на каждый чих не наздравствуешься"), то, по крайней мере - типовых указателей и правил их образования. Переживание блаженства и Нового, обретаемого в результате такого поиска, этического зако-на в их взаимодействии - и создает новое нравственное творение - христианина. Описание Собственно, заповеди, в совокупности своих намеков и предлагают «голографиче- ноеого теорения скую» картину нового творения. Это - уди-вительное существо! Новое творение - это прежде всего личность, предощу-тившая уже, а потому ищущая есегда не греховного чувствительного счастия, а того объективного блаженстеа, которое предлагается Божественным откро-вением, как подлинное, как бы ни было трудно с ним согласиться, по его пара-доксальности, человеку, ищущему земных радостей. Новая тварь - это человек, в котором не только нет неправды, но всякое соображение о неправде настолько чуждо его природе, что он не позволяет себе клясться (ибо клятва заставляет предполагать, что он не всегда так прав) и да-же уснащать свою речь нелепыми для подлинно честного человека выражения-ми типа "честно говоря". Его мысль глубока, а слово просто, и одно его удосто-верение "да" или "нет" достаточно для всех, ибо его "да" никогда и ни для кого не бывает "нет", а его "нет" - "да". Его высота не мелочна, потому он может просить о необходимом Того, от Которого он имеет опыт приятия даров ("про-сите и дастся вам"), ибо его отношение к Дарящему, как к Отцу - сыновнее. И потому его молитва всегда чистая, целенаправленная, не пустая, не многослов-ная, не показная. 309 И не только молитва. Любое духовное делание, любое доброе делание и всякое делание вообще не могут иметь сколько-нибудь показной характер, в котором неизбежно содержится лицемерие, ложь. Вся мотивация его решений, с одной стороны глубоко интимна и сердечна, а с другой, связана с небом, по причине небесного происхождения закона. И потому всякие делания его по своей природе чисты, и прежде всего те, в которых с особенной легкостью мо-жет входить нечистота - в отношения с людьми другого пола, где грех начина-ется задолго до конкретных действий: например, в области органов чувств (особенно зрения), фантазии, душевных переживаний, помыслов и проч. Свя-тость этих отношений, в частности, святость брачных отношений - вот осознан-ная нравственная норма такого человека. Особенно очевидно проявляется "но-визна" такого человека во всех типах человеческих отношений, в которых гос-подствует любовь, любовь ко всем, включая тех, кто по своей ветхости ненави-дит, враждует и проч. В частности, эта любовь проявляется в том, что такой че-ловек не гневается, не осуждает, легко прощает и т.д. Нравственный евангельский закон дает возможность увидеть, что чело-век, описываемый этим законом, имеет верное переживание всех ценностей -как подлинных, так и мнимых, и не допускает возможности равного к ним от-ношения, но делает абсолютно правильный выбор "не служить двум Господам" (Мф. 6,24), т.е. совершает выбор в пользу ценностей, ориентированных на небо. В силу этого, доверяя Промыслу, он спокойно относится к любым, даже очень затруднительным земным обстоятельствам, и потому ищет лишь "Царствия Бо-жия и правды Его" (Мф. 6,39), - зная, что при таком подходе все, что необходи-мо для жизни, "приложится Отцом небесным". Зная высшую цену обретенным ценностям, он тщательно оберегает их от всякого пустого, недоброго и хищного взгляда, зная, как святыня может быть искажена недоброжелательством "псов" и "свиней". И даже если путь, ориенти-рованный на эти ценности, оказывается связанным с великими самоограниче-ниями, ни на какой другой путь человек не соглашается: только на этом пути обретаются "сокровища" его сердца. Поэтому он с болыпой осторожностью от-носится к призывам тех людей, которые порою сладко, красноречиво, горячо и 310 убедительно предлагают пути, изредка очень похожие, но все же ведущие к другим ценностям (бережется "ложных пророков" - Мф. 7,15). Наконец, едва ли не самое главное - такой человек не просто стремится услышать этот нравственный Евангельский закон, но и быть его исполнителем, ибо только в таком исполнении осуществляется подлинное построение души, иначе же - строится весьма непрочное нравственное здание, разрушаемое при первых же испытаниях (Мф. 7,24-27). Конечно, Нагорная проповедь не составляет полноты нравственного со-держания Евангелия, но все же основные нравственные Евангельские векторы, в самых общих очертаниях, здесь представлены. Но даже и в таком описании пред непредвзятым читателем раскрывается поразительная картина личности, во многих отношения не знакомой и не понятной "естественному" человеку. Само нравственное устройство в Евангелии не похоже ни на какие другие нрав-ственные системы. Причина такой "непонятности" в том, что, что в Евангелии предлагается не перечень правил, даже организованных в довольно закономер-ную и цельную структуру, и почти даже не описание некоего должного идеала, а словно уже модель реализоеанной личности, при всей неслыханной высоте самих идеалов, - кажется, что и неисполнимых. Личность евангельская непохожа на всякую иную личность в нравствен-ном отношении. Прежде всего, по самой своей структуре. Ветхий (т.е. не еван-гельский) человек по своей нравственной структуре как бы фрагментарен, мо-заичен как по установкам, так и на практике. И это неудивительно. Конечно, установки Ветхого Завета предлагают достаточно единую и цельную картину, но сухую и жесткую, за которой не видно конкретной личности, а лишь матри-ца, которой эта личность должна соответствовать. Другие же нравственные системы и вовсе не цельны, а порою и противоречивы. Эта фрагментарность, мозаичность отражает нравственную реальность, по которой реальный человек и не мог быть цельным, единым, не раздробленным по положительным нравст-венным воззрениям. Вследствие грехопадения, исказившего нравственный строй человека, в каждой отдельной личности стали проявляться |