Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 79

жаждущие. Разумеется, речь идет не о хлебе и воде, но о правде, но кажется и в этом отношении более реалистичным был бы подход, выражаемый словами: блаженны сытые (а не алчущие и жаждущие, потому что в алчбе и жажде всегда страдание, а где страдание, там уж какое блаженство?) Кроме то-го, состояние сытости дается не раз и навсегда, а имеет нужду в постоянном во-зобновлении.

Следует разобраться, так ли обстоит дело с алчбой и сытостью правдой. Правды не ищет, а тем более не алчет и не жаждет тот, кто удовлетворен, сыт как бы уже имеющейся правдой. Но, "как бы" имеющаяся праеда - она и вправду только "как бы " правда. Потому что на деле объективна только одна Божественная правда. Но с этой правдой человек рождался бы и воспринимал бы ее во все возрастающей для себя чистой полноте, если бы его душа не была искажена грехом. Но и рождается он с уже искаженной грехом прирожденной "правдой", и приобретает от мира, живущего по своим фальшивым законам, мирскую и тоже фальшивую "правду". Приобретение это не требует никакой внутренней работы; она входит сама, пусто и легко, находя сродство и взаимо-понимание с прокаженной грехом ерожденной "правдой". И так человеческое общество живет в целом своей "правдой", более или менее постоянной и более или менее меняющейся в зависимости от времени, места и типа человеческой группировки. Таким образом, члены человеческого общества живут каждый своей правдой, и в этих правдах нечто сходится с разными видами общих правд, а нечто существует вполне индивидуально.

Болынею частью как общества, так и личности своими правдами удовле-творены, но порою как в отдельных обществах, так и в отдельных личностях начинаются томления, сначала им самим непонятные. Эти томления могут раз-решаться только личностно: человеческая душа начинает сознавать, что она езыскует праеду. Она сознает, что вполне удовлетвориться как врожденной, так и входящей "мирской" правдой она не может. Открывшееся томление есть признак этого неудовлетворения. Собственно говоря, это томление духа по от-

261

ношению к высшей правде и есть душевно-психологический признак начавшей активизироваться нищете духовной. Прежняя самоуверенность по отношению к правде, которой душа жила, исчезает: сначала туманно раскрываются неясные, а потом все более определенные и неопровержимые признаки недостаточности, а затем и - ошибочности, упрощенности, плоской неглубокости, нередко проти-воречивости, неспособности многое понять и объяснить, трусливости, порою явной лживости, аморальности, нежизнеспособности этой "правды". И чем че-стнее человек является перед самим собой, тем в более явном, сплоченном, не-приглядном виде и тем чаще эти признаки сказываются. И, наконец, - до полно-го отвращения.

Поначалу эти признаки открываются по частным ситуациям и кажутся выражением не столько общей порочности этой правды, а неумением ею поль-зоваться и некоторыми личными ошибками в интерпретациях. Но, наконец, на-ступает и крах - преимущественно у людей, интуитивно стремящихся к умст-венной и нравственной чистоте. Становится ясно, что видимая сытость и насы-щаемость прежней правдой, была сытостью и насыщаемостью ядовитой пищей. "И вот я лежу наг, и нищ, и голоден и изранен... И вот я умираю". И, наконец, это чувство глада духовного - "м се аз умираю", неспособного, кажется, ни к какому движению, взывает к подвигу, и этим подвигом и оказывается алчба и жажда высшей правды. В этой алчбе и жажде начинается преодоление своей косной греховной природы, и в человеке раскрывается активно ищущая лич-ность. Ищущая того, что выше ее. И это еысшее - не просто внешнее и книжное знание. И это не поиск умственных новостей и некоторых неожиданных нрав-ственных путей, и не попытка сопричислить себя какой-либо новой, более правдивой идеологии.

В жажде этой правды - не столько стремление обладать, сколько быть обладаемым, т.е. суметь ответить на зов любви своей/ любовью. И сказать Высшему себя: Ты - выше меня. Едва начавший алкать и жаждать - уже насы-щается. Но и никогда не может насытиться. Потому что обретаемая им правда -"слаще меда устам его". Переживание недостаточности прежней правды - пе-реживание живое и жизненное, хотя и томительное. И потому алчба и жажда -менее всего теоретичны, хотя искание подлинной теории (созерцания) в алчу-

262

щих - сильнее всего. Начинающееся насыщение дело меньше всего книжное, а гораздо больше - живое и жизненное. Такая правда усваивается, переживается и действуется, а не складывается, как мертвые таблички, в архив. Живая правда требует жизни, а не высокоумного понимания, и взыскует к жизни.

Презревший глупую, гордую, нечистую и пошлую правду "стихий века сего", и глубоко недостаточную, и ошибочную "родовую" правду - приступает к Божьей правде как смиренный искатель и проситель. И это смирение тем осно-вательней, чем откровенней он признает, что не вполне хорошо знает даже пу-ти, на которых ее надо искать; и толком не знает, как она выглядит. Впрочем, к смирившемуся и томимому духовной жаждой пережить эти пути, и ничем болыпе не жить, как ею, - она вдруг является сама, словно испытуя искателя: не просто ли бесплодные порывы загораются в его душе? Верно ли, что он алчет и жаждет и стремится жить ею? И когда правда видит, что искатель благороден и узнал ее, и хочет быть с нею, как со своей, она уже не отступает от него.

Вопрос "какова правда?" в его этическом

Какова правда?

разрешении не поэтичен и жизненно довольно

прост. Смиренное осознание (духовная нищета) покаявшегося человека, прежде всего, раскрывает ему глаза на то, что вся жизнь его, во всем объеме ее прояв-лений - безнравственна. Т.е. не только в объеме тех его очевидных грехов, в ко-торых он, прежде всего, принес покаяние, но в целом ее строе. Но невозможно, начав пребывать в верности Богу, по данному в покаянии обещанию, одновре-менно оставаться в своем прежнем строе; т.е. в неверности, в неправильности. Реальное живое искание правил жизни и ее праведного строя в его живом пе-реживании, и составляет в нравственном отношении содержание этого великого образа заповедей блаженства: "алчба и жажда правды".

Этот поиск правил заключается не в изучении "законных" перечней гре-хов и добродетелей; и переживание праведности - не в простом прислушива-нии к совести, хотя и то, и другое в этом процессе чрезвычайно важны. Важны, постольку, поскольку в этом отношении ведут к пониманию главного вопроса: какова правда Божия? Прежде всего, довольно быстро становится видно, что

263

правда - это не просто плод интеллектуальной работы, хотя бы даже в смысле осознания и усвоения вероучительных (мировоззренческих) знаний. Правда -это, прежде всего огромный ответ на центральный вопрос: как жить? Иначе го-воря, ответом на этот вопрос оказывается вся структура нравственного знания и переживания в ее объективной чистоте, т.е. в полноте христианского вероуче-ния и жизни. И взыскующая ответа душа на меныпее согласиться не может. От-вет на этот обширный вопрос обретается всею жизнью того, кто алчет и жаждет правды.

В усвоении этого ответа должна быть своя постепенность. Прежде всего, взыскивается понимание главного: каким образом моя жизнь должна соответ-ствовать моей вере? Если внутренний ответ на этой центральный вопрос будет прочувствован, значит, открылось понимание того, что есть правда, и какоеа правда. В некотором смысле этот ответ всегда личностный, уникальный, непо-вторимый, потому что этот ответ тебе, на твою алчбу и жажду. Но, будучи личным, он всегда также и общий, для всех, поэтому знающие этот ответ, взы-скавшие Божьей правды и обретшие подлинные пути к ней, всегда поймут друг друга в главном, как бы они ни различались по возрасту, по развитию, по соци-альному положению. Этот ответ в главном будет содержать интенцию, очевид-нейшую для всех, обретших чистое христианское сознание. Во-первых: "Воз-люби Бога болыпе всего на свете. Никогда не предавай Его. Выполняй все, что Он тебе говорит. Как от огня убегай от всего, что Ему противно". И, во-вторых: "Возлюби, по крайней мере, не будь безразличен к тем, кого следует считать "ближними". Ко всем, встреченным тобою на жизненном пути. Ко всем, быв-шим "прохожим"".

Это главная правда. И если она изначально, хоть сколько-нибудь, будет усвоена и пережита, то раскроет все дальнейшие пути искомой праведности, все частные правила жизни, связанные, несомненно, с правилами веры.

Правила веры зовутся истинами. В современном русском языке понятия "правда" и "истина" почти сливаются, и для этого есть некоторые основания: ибо правда должна сходиться с истиной веры, а когда не сходится, то, значит, и сама правда неправильная, а надуманная.

264

Известны некоторые признаки, по которым объективная "правда" безус-ловно, отличается от субьективной интерпретации. Прежде всего, это отноше-ние к святости. Недаром говорится: "святая правда". Собственно говоря, "свя-тость" и "праведность" по существу суть две нераздельные стороны одного и того же типа жизни: святость - со стороны мистически-духовной, праведность -со стороны нравственной. Алчущий правды, жаждет святости как усвоения Бо-гу. Тот, кто алчет и жаждет правды, довольно быстро узнает, что правда со сто-роны объективной заключается в воле Божией. Но по мере исполнения воли Божией, человек органически входит в область Божественной святости. И именно здесь он обретает истинное знание, т.е. результат алкания и жаждания правды. Правда объективная, разумеется, существует и сама по себе, помимо взыскующей ее личности. Но когда эта личность по силе своего стремления об-ретает ее, эта правда становится ее знанием. И это не знание учебников, энцик-лопедий и перечней, для которых не требуется никакой внутренней работы, кроме чтения. Чтение как существенный процесс узнавания не отвергается во-все, но по-настоящему узнать правду можно, лишь, когда она сама откроется жаждущему этого открытия. И потому подлинное узнавание - это процесс нрав-ственный, а значит - и деятельный. В нем открывается знание того, как пра-вильно жить, т.е. правила жизни, сообразованные с правилами веры, т.е. пе-реживание нераздельной слитности правды и истины.

По мере этого переживания открывается воля Божия как святая правда.

Знание этой правды в приложении к человеческим взаимоотношениям, и в ча-стности к отношениям человека с обществом, раскрывается как живая справед-ливость и положительное право. Правда смиренная и смиренно взыскуемая, не-сет в себе основы мира, выстраивающего душу в ее объективных отношениях, т.е. на место прежней беспорядочности, расстройства и разлада приходят лад, строй и порядок, узнаваемые как имманентные свойства правды. Их узнавание приводит далее к знанию, что это не просто важнейшие свойства конструктив-ной правды, но выражение любви, потому что подлинная любовь всегда сози-дает, а не бьется в экстатических волнах страстного сентиментального бесси-лия. И таким образом приходит нравственное сознание, что обретенная правда -это правда любви.

265

Тот, кто алчет и жаждет правды, находит ее в совершенной полноте толь-ко в христианстве. Ибо он не может остановиться просто на учении или даже на жизни по учению. Его душе не может остановиться в нравственном поиске, пока не найдет, наконец, высшую и жизненную правду в богочеловеческой личности Христа. И здесь - предел. Здесь прекращается всякий глад и жажда. Потому что в Нем всякая полнота взыскуемой правды - нравственной и созер-цательной. И если даже и могут быть еще вопросы, то только частные, по недо-умению. Совершенная полнота насыщения - лишь в Царстве Небесном, царстве без всяких недостатков. Заповедь Христова - "Блаженны жаждущие и алчущие правды" - безусловно исполнится. Начавшие искать - найдут, где искать. Их до-рога, несомненно, приведет их к Евангелию и к Церкви. Но если они будут при этом лишь "слышателями", а не "исполнителями", это будет означать, что они не жаждут и алчут правды, а ищут теоретических сеедений об этой правде. И что ищут, то и получат. Никакого отношения к нравственной жизни, и вообще к жизни, это иметь не будет. Но такое слышание и узнавание без исполнения не пройдет бесследно. Оно будет основанием сначала для деградации, а затем - для нравственного и справедливого суда, в котором они сами же будут своими справедливыми, но запоздалыми обвинителями. Тот же, кто алчет правды, уз-нает ее первые шаги в своем сердце и жизни, потому что и сердце, и жизнь мгновенно же откликнутся на первый практический зов Божественной прав-ды: "Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут".

Милость Божия ^В ^жизненном отклике на этот зов

содержится почти всякая возможная

и милость челоееческая

правда, когда она соответствует

Правде Божественной. Понять это теоретически - почти невозможно. Но при-ступивший по милости Божией - к деланию милостивых, деланию сначала внутреннему, а затем, по неизбежности, и внешнему; тут же с благодарностью и признает: "ты искал правды Божией, ты алкал и жаждал знать, что же должно быть в твоей жизни - и вот она открылась для тебя в таком смиренном и оче-видном делании; это - милостъ". Милующий в своем делании не ошибается. Верные решения ему подсказывает внутреннее чувство, что соответствует и ре-

266

лигиозному сознанию. Потому что чем больше сердце человека расширяется в милости, тем очевиднее для него становится бесконечная милость Божия. Больше того, тем виднее, что наиболее существенное в отношении Бога к Его творению - это Его милость.

Сердце милующего видит все яснее, что "все создание, вместе с челове-ком, стонет и мучается доныне" (Рим.8,22), и со стыдом и скорбью сознает, что сам он, своим грехопадением, и внес в мир Божьего творения смерть и мучения. Испорченное, нецельное больное творение ждет освобождения во славу Божию, а пока живет - ждет милости Божией, ибо нуждается в ней.

Огнем справедливости мир был бы выжжен, но мягкой милующей жало-стью он спасается. И чем более милость становится содержанием жизни чело-века, тем с болыпей, почти принудительной очевидностью он ощущает и пере-живает сеет Божественной милости. Особенно же он раскрывается в Евангелии и в личности Христа: в Евангелии - потому что оно по сути своей есть благая весть о совершенной милости Божией к восстанавливаемому из падения творе-нию; в личности Христа, потому что не только в главном деле своей земной жизни, но и во многих конкретных действиях, отраженных в Евангелии, Его личность раскрывается, прежде всего, как личность милующего Бога.

С особенной наглядностью это можно видеть в многочисленных исцеле-ниях, совершенных Им. Какие бы дополнительные нравственные и поучитель-ные моменты ни заключались в каждом отдельном исцелении, невозможно не видеть, что ео есех исцелениях раскрывается, прежде всего, милость Божия. И потому если в сердце у человека раскрываются плоды милости, это пережива-ется как истечение особой нравственной радости, потому что он ощущает себя тогда не просто теоретически вставшим на путь правды Божией, но исполните-лем, в котором исполняется закон Христов, исполнителем, продолжающим дело Христово; личностно, через личность связанную с личностью Христа.

Более того - он осознает и переживает, как в нем осуществляется восста-новление не просто некоторых утраченных грехом начал, - но и целостной жиз-ни неискаженного духа. Потому что он по наблюдениям и за самим собой, и за лежащим в грехе миром не может не видеть, что обычная практика падшего че-

267

ловека - немилость. В этом мире милостивые - даже по природным данным -встречаются редко, тем более редки те, кто стараются обрести подлинную ми-лость. Наоборот, совсем не редки, гораздо более часты, чем милостивые, -злобные ненавистники и гневные завистники. Гораздо чаще, почти всегда, че-ловек человеку оказывается никто, если только они не связаны родственными или какими другими пристрастными узами. Так для избитого разбойниками че-ловека из Евангельской притчи, никем, прохожими, оказались левит и свя-щенник (Лк. 10,25-37).

Именно это глубокое равнодушие к человеку стало настолько принятой нормой обычной падшей жизни, что само слово "милость" стало относиться к романтически-архаическому лексикону. И так же часто, как - равнодушие, без-различие, стала в заурядной жизни и другая форма немилости - осуждение. Не-случайно, что ни на один другой грех Господь Иисус Христос не обращал тако-го усиленного и постоянного внимания, как на осуждение, и причины этого по-нятны. Во-первых, это его частота, настолько обычная, что на него, по его по-вседневности, и внимание обычно не обращается. Во-вторых, в нем наиболее открыто проявляется строй немилосердия. И потому едва ли не первое, в чем обретающий милость начинает видеть в себе пробуждение нового существа, в котором "встретились милость и истина" - это прекращение осуждения.

Замечательно, что по мере роста отвращения к греху, растет жалость к грешнику. Потому что сердце, начавшее ясно видеть грех, с глубокой печалию различает, какие гибельные последствия бывают от греха - грешнику. Состра-дание, жалость, милость - вот свойства обновляющегося сердца.

Таким образом, милость - это, прежде всего рождение живого сердца, становящегося божественным, которое именно в силу этого своего нового ка-чества проявляется, прежде всего (а может быть, и более всего) - в неосужде-нии. Но, конечно, не только. Неосуждение это, существенный, но скорее пас-сивный признак ликующего сердца. Недаром, само понятие "милосердие", в общем представлении, имеет, прежде всего, практический (хотя порою не-сколько искаженный) характер. И потому, когда говорится о милости Христо-вой в Его земной жизни, прежде всего, вспоминается Его практика милосердия.

268

В обычном, несколько сентиментальном переживании, милосердие сво-дится почти исключительно к помощи скорбящему человеку (хорошо, когда не человеку еообще), потому что сердечно зоркий взгляд почти повсеместно раз-личает нуждающихся в помощи, потому что разлитие скорби - это свойство ми-ра после падения. В этом-то смысле притча о Страшном Суде и показывает од-новременно и всеобщность скорби и утешающих в скорби.

Таким образом, главное практическое делание милующего сердца это своевременное и уместное практическое утешение. Вначале милующее сердце просто не может пройти мимо скорбящего, чтобы не утешить его (т.е. перестает быть просто прохожим), а затем и само повсюду ищет возможности, в которых оно осуществило бы свое милование. Особенным образом милующее сердце "болезнует" о тех, кто, находясь в скорбном и гибельном состоянии, не знает и не видит своей гибельности, а пошло веселится. Т.е. о людях безеерных и без-нраестеенных.

В таких случаях главное дело сострадательного милосердия - живая мо-литва сердца к Богу. Вообще главное движение милующего сердца по отноше-нию к ближнему - сочуестеие (сострадание, сорадование и проч.). Но сочувст-вие, не способное оскверниться грехом грешащего страдальца.

В движении милосердия есть две прямо противоположные опасные тен-денции: сердечное, кажется, переживание, но без малейшей попытки помочь, и здесь просматривается сентиментальное лицемерие; и конкретные дела "по дол-гу", но с холодным сердцем, и здесь виден тот нравственный формализм, кото-рый бесполезен для дающего и оскорбителен для берущего. И то, и другое, и невольная заражаемость грехом от грешащего и другие искажения для тех, кто избрал путь поиска правды Божией, рано или поздно становятся видны и горь-ки; и сердце стремится избавиться от них и войти в область чистоты, ибо, чем далыпе, тем болыпе сознает, что нечистое сердце - не очень и милосердно. И заповедь Блаженства, вслед за милосердием призывает: "Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят".

269

Делание правды Божией - нескончаемо. И

Сеетлость

чистота сердца - один из результатов такого де-

чистого сердца лания. В каждый момент жизни земной - отно-

сительный результат. За пределами земной жиз-ни - окончательный, совершенный и абсолютный. (Насколько эти понятия воз-можны и допустимы для сотеоренных существ.)

Но и относительная на земле чистота возможна лишь в меру и стремле-ния к этой чистоте иработы по очищению. Ибо само по себе, без такой рабо-ты, сердце грешного человека чистым не становится.

Правда, порою встречаются на земле люди, которые даже и по природе своей, не зная и не умея проводить работу по вычистке, поражают совершен-ным отсутствием лукавства, беззлобностью, простотой, ясностью взгляда, лег-костью души, распахнутостью характера, непротиворечивостью, милостью, но вместе и строгостью. И каждый про такого скажет: "вот по-настоящему чисто-сердечный". И правда, встреча с таким - чудо; и хочется думать: "вот таким и каждый должен быть по рождению".

Но если такие люди не начали проводить очистительную работу по очи-щению, Слово Божие говорит не о них. Как ни чудесно такое чистосердечие, велико еще расстояние между ним и Евангельски чистым сердцем. Как ни чис-то сердце от природы, но живет человек в грешном мире. И ядовитая пыль это-го грешного мира, взбаламученная миллионами человеческих движений, оседа-ет на нем, и хотя особенно глубоко не проникает, не находя себе сродства, но оседает, оседает... Совсем не нужно пригоршнями бросать пыль на мебель, вполне достаточно не протирать ее, скажем месяц - и незаметно, по пылинке -осядет.

Что ж за нечистота? Источники ее известны: мир, плоть, дьявол. Ведь, "все, что в мире, - говорит апостол, - похоть плоти, похоть очес и гордость жи-тейская" (ІИо. 2,16). Поди, уберегись! И вполне чистосердечному, но не имею-щему опыта духовной аскетической работы, порою невозможно уберечься даже от самых грубых и нечистых, плотских помыслов, которые против чистосер-дечных, т.е. против бесхитростных, особенно хитростно стараются действовать.

270

И пусть эти помыслы в чистосердечных особенного разрушительного действия и не произведут, но хоть неособенное, какое-то! - все ж произведут. Вот и не чисто сердце чистосердечного!

Как уберечься в чистоте от того, что лезет в глаза и уши? Как сохранить очи чистыми от действия похотливых взоров, которые пусть не ты - другие на тебя бросают?! Как сохраниться незапятнанным от фотографий на каждом углу, от пошлого, агрессивного психопатического современного бреда в средствах массовой информации и в подземных московских переходах?! Как сберечься вовсе незапятнанным от этой преисподней нечисти?! И даже когда сердце и глаза по своей природной чистоплотности и ясному вкусу и отклоняются от та-кой мерзости, то можно ли гарантировать, что вовсе ничего не проникнет в ду-шу?

Как можно уберечься от нечистых действий мира, плоти и диавола, если не стоять на сознательной аскетической страже от угрызений невидимых и не-ведомых бессознательных и подсознательных гадов? особенно же от тонких видов многообразной и безобразной гордости? И если человек долгим аскети-ческим подвигом не приобрел себе душу, вовсе свободную от всяких желаний, кроме одного -

Blog

Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики

Содержание