Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики

Вид материалаРеферат

Содержание


Духа святого божьего
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   79
е себе самом, тогда как на деле - благодать - это всегда дар Божий.

Но даже такое верное понимание себя, в основном теоретическое, и лишь отчасти подкрепленное жизненным опытом - еще не смирение. Более того, оно не менее безблагодатно, чем явное сознание самодовольства, потому что ре-зультат его - психологически-депрессивные ощущения, включающие пережи-вание разрыва с благодатным небом. Да и какие собственные усилия, помимо христианского опыта, могут привести к благодатным переживаниям, не говоря уж об объективно даруемом блаженстве!

218

Безусловно, имеются люди, которых оставляет равнодушными и знание бесплодности ума и сердца, и творческих усилий, и собственной безблагодат-ности. Но иные все же начинают искать пути, чтобы вырваться из этого мало-приятного положения. Порою что-нибудь, в смысле частных конкретных дос-тижений, и получается. Но в целом, выхода из тупиков при использовании только собственных усилий - не видно. Порою человек от безвыходности всту-пает на пути религиозные и, видя свое убожество, начинает искать выход в мо-литве.

Но когда все способы, включая традиционную молитву, исчерпаны, и тем самым на деле приобретен опыт - печальный, но неизбежный - безрезультатно-сти поиска подлинной благодатной жизни; когда, очевидно, что имеющаяся и по внутреннему строю, и по внешним реальностям жизнь далека от уже осоз-нанных через покаяние норм, - тогда остается - одно прошение: "Подай Госпо-ди".

Подай, ибо я жить не могу без Тебя и без себя - подлинного. Но и Ты на-сильно не идешь ко мне, и сам я себя не нахожу. Подай, Господи, Твой ум, ибо только в нем открывается чистая и безошибочная правда. Подай, Господи, Твое сердце, потому что мое - пусто и немощно. Подай, Господи, мне Твои благо-датные дары и возможность творческого дела. Подай, Господи, ибо сам по се-бе я нищ и убог, и бессмыслен. Но если Тебе неугодно, не подавай мне ничего, и я с благодарностью приму Твое ничто, потому что оно все равно богаче и об-ширнее моего нищетного богатства.

Так начальное действие покаяния приводит к первым результатам ис-креннего смирения, которое вновь возвращает к нелицемерному покаянию. Так, рука об руку, они идут до конца жизни.

Данное здесь в схеме, духовно-нравственное ощущение и переживание и по истокам, и по самому процессу, и по результатам оказывается безусловно ценным потому, что его подлинное содержание является фундаментом ис-тинной жизни. "Сочинить" его себе - невозможно. Оно всегда дается в резуль-тате жизненного духовного опыта, неизбежно сопровождаемого страданием. Именно страдание чаще всего и свидетельствует истинность опыта. И страда-

219

ние это тем болыне, чем серьезней и мощней "собственные" дары, которые не-обходимо принять за "ничтожные", за "ничто".

Это первый, и может быть самый мощный опыт самоотвержения, он мо-жет стоить всей остальной жизни и "перевесить" ее. Страдание этого опыта тем значительней, чем острее переживается "томление" по Небу, по небесным пе-реживаниям; чем острее неудовлетворенность всеми прежними земными пере-живаниями, какими бы "высокими" они не представлялись (любовь к истине самой по себе, любовь к самоценному творчеству, любовь к детям, любовь к родине и проч.). Это томление также является признаком назревающего под-линного смирения, нищеты духа.

В своем пределе томление прозревает, что истины самой по себе не су-ществует, но лишь серия возникающих один за другим человеческих миражей. Истина существует на земле, как отражение ИСТИНЫ НЕБЕСНОИ. Но душа не довольствуется отражением, она ищет источник.

Это томление свидетельствует, что творчество не самоценно, оно ценно лишь как со-теорчестео Творцу, а в самоценном творчестве всегда виден или ощущается скрытый или явный порок.

Любовь к детям, если в ней нет готовности принести, если Богу будет нужно, детей в жертву (то есть, если эта любовь не связывает тебя и твоих де-тей с небом), есть не более чем сентиментально-физиологическое родовое при-страстие.

Любовь к Родине, не связанная с переживанием, что глаеное наше ОТЕЧЕСТВО - на НЕБЕСАХ, превращается в тусклый, пошлый национализм.

Такова ценность всего сеоего. Осознание ничтожности и испорченно-

сти своих способностей, возможностей и дарований, своих решений и дел яв-ляется выражением смирения.

Подлинное смирение обретается в переживании глубокой порочности и недостаточности всего "своего" и в поиске исправления и восполнения "своего" в Божественной непорочности и полноте. Ценность этого переживания в его истоках - в подлинной обращенности к Богу.

220

Но не только в истоках. Подлинному смирению, как и всякому подлин-ному духовному состоянию и переживанию, на земле нет предела. Но нет ему предела и е ВЕЧНОСТИ, куда оно переносится. И это значит, что оно, будучи деланием, всегда раскрывается в процессе. И как процесс, оно, прежде всего, раскрывается и в начале, и в середине, и в конце - содержательным, безусловно ценным по своим плодам покаянием. Покаяние еырабатыеает смирение, а смирение питает покаяние. "Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничи-жит" (Пс. 50, 19).

Но ни покаяние, ни смирение не являются самоцелью. Цель жизни - в ее главном, духовно-нравственном измерении - по слову великого русского свято-го преподобного Серафима Саровского - стяжание ДУХА СВЯТОГО БОЖЬЕГО. Но это стяжание (или обретение, приобретение) благодати Святаго Духа, по смыслу слова, есть не только конечный результат, но и бесконечный процесс. В этом процессе стяжания имеются свои условия. Одно из главных выражено словами пророчества: "Бог гордым противится, смиренным же дает благодать" (Пр. 3, 34). То есть по мере вырабатывания смирения расширяется возможность получения подлинной благодати. Здесь же открывается, по отно-шению к Богу и его благодати, главная и прямая противоположность смирению - гордость.

Поэтому процесс выработки смирения одновременно связан с изгнанием гордости, во всех ее смыслах и проявлениях, но, прежде всего - в смысле аето-номного признания собственной ценности. И это понятно: смирение есть дела-ние, в котором опытно познается порочность и недостаточность собственных возможностей и дарований. В таком познавании как туман от утреннего свеже-го ветерка, рассеиваются плоды миражного воображения, - ощущения самодос-таточности, самоценности и чистоты своих дарований и возможностей. При выработке смирения разрушаются явления греховного мира, искажающего ду-шу; здесь, так сказать происходит облучение подлинным светом злокачествен-ной опухоли души.

Процесс обретения смирения можно назеать процессом самоотеер-жения; личность же, становящаяся самоотверженной, чрезвычайно ценна в ми-ре человеческих взаимоотношений: не центрируя этот мир на себя, она раскры-

221

вает в нем подлинное объективное добро. Процесс обретения смирения, именно в силу самоотвержения, есть процесс трудный, ответственный, требующий внимательности, искренности и серьезности, и по мере твердой решимости ид-ти путем самоотвержения, эти очень ценные личностные качества рождаются и возрастают в человеке.

Наконец, непредвзятый взгляд в подлинном смиренном делании обнару-живает результаты, плоды высокой нравственной и жизненной ценности.

Правда, если смиренное делание есть непрекращающийся процесс, то о результатах можно говорить лишь в том условном смысле, в каком мы можем на движущемся автомобиле сказать: по-видимому, мы проехали сто километ-ров, но пока мы это говорим, автомобиль проедет еще несколько десятков мет-ров.

Нравственное достижение - это еектор, показывающий точное направле-ние и силу движения, и это - главное. Впрочем, в каждый момент можно рассу-дительно и смиренно осмотреться в окрестностях своей души, чтобы понять: где мы? И если вектор совпадает с общецерковным этическим опытом, само совпадение скажет: плоды собстеенные - никакие; однако, кое-что есть: это принятые и усеоенные дары Божестеенной благодати.

Первый из них - довольно устойчивое отвращение к разрушающей душу гордости (вот она-то как раз собственная!). И никакого в ней нет возвышающе-го обмана - обыкновенная низкая ложь. Но казалось-то, казалось... Казалось -"звучишь гордо"!

И вот оказалось, что это - звук пустой и мерзкий, дребезжащий не в тон Божественной партитуры. Оказалось, что она - страсть, держащая личность в невыпускаемом плену. Оказалось, что нужны чрезвычайные и долгие усилия, для того, чтобы из этого плена не то, чтобы вырваться - а хотя бы начать выры-ваться, Оказалось, что в результате гордости не возможно правильно выстроить отношения не только с другими людьми и Богом, но и с самим собою. Оказа-лось, что она в короткий срок разрушает любые добрые начинания, прежде все-го нравственные. Оказалось, что многие безусловные объективные очевидности

222

для гордого человека - не более чем мифы, а в лучшем случае - материал для гордой умственной работы.

И вот поэтому - проснувшееся и начавшее работать смиренное сознание, начавшее отвращаться от гордости и направляемое Богом, открывает в себе следующий плод: желание еидеть очевидности. И, прежде всего - очевидности самого себя. И таким образом человек приобретает все более точное, объектив-ное, адекватное самосознание, которого раныпе у него и в помине не было. И он даже не знал, что такое приобретение и таким способом - возможно.

И это еще только начало пути смиряющегося самосознания, а в некото-ром пределе его, как выражается великий святой аскетический писатель, святой Исаак Сириянин, "смиренномудрый источник тайн будущего века". Рождаю-щееся смирение не может удовлетвориться простым пониманием своего недос-тоинства, а начинает деятельный покаянный, т.е. добродетельный путь, кото-рый без смирения как без базы был бы просто невозможен, - хотя бы потому, что прежде человек с пристрастием смотрел на свои подвиги и достижения, а результаты их присваивал себе.

По мере возрастания смирения становятся все более затухающими дейст-вия других страстей, прежде всего, такой как гнев, даже в природных его нача-лах (типа раздражительности). Вообще только смиренному (или хотя бы сми-ряющемуся) становится реалистически понятным, что это такое - противостоя-ние греху. Смиренномудрие - переое духоеное ощущение, и смиряющийся опытно начинает переживать: какое непроходимое расстояние между душевно-стью и духовностью; благоухание Духа Святого ни с чем не спутаешь; по срав-нению с ним непристойны ароматы собственной гордой душевности, напол-ненной сентиментальностью и дряблостью. Плоды смирения слишком очевид-но драгоценны, чтобы ими можно было пренебрегать, поэтому и само условие их приобретения - смирение, становится для смиряющегося драгоценным. Сама молитва от смирения приобретает точный и чистый характер.

Вообще все достижения смиряющегося становятся не фантазийными, не мечтательными, но предметно опытными. На душе у смиренного приобретается душевная легкость (не легкомыслие!), потому что душевная тяжесть - почти

223

всегда результат интерпретативной мечтательности. Смиряющемуся ничего не нужно о себе выдумывать, как гордому, потому что в его душе раскрываются небесные богатства, прежде скрытые.

Блаженство нищих духом - Царство Небесное - является как таковое не потому только, что оно обещано в неопределенном заземном будущем, но по-тому, что оно уже по мере смирения пребывает в нем ("Царство Божие внутри вас есть"). Вместо "своего" богатства Бог дает болыпее. В нравственном отно-шении здесь завязаны узлы всех добродетелей и раскрываются начала того нравственного совершенства, которое во всей полноте явил миру Христос. В Его жизни оно раскрывается с первых же мгновений, с рождества, ибо Царь мира рождается в скотских яслях. И завершается крестным совершенством, ибо на кресте явлено Богочеловеком одновременно совершенство служения, сми-рения и любви. Всякий смиряющийся становится подобным Богу, и в этом, по-видимому, главный плод и ценность смирения.

Наиболыпее достоинство, глубина смысла Смирение:

и полнота содержания смирения в том, кто

мир с огом, смиряется, обретая подлинный мир - с Богом, с

с миром и с собой. другими людьми, с миром и с самим собой.

Во-первых, не смиренный человек нахо-

дится в военных отношениях с Богом. "Воюющий" с Богом человек, прежде

всего, отказывается принять и согласиться с тем, что он как индивидуальность -

"плохой". И он изобретает многие аргументы, обвиняющие Бога либо в бес-

смыслии ("зачем Ты меня тогда создавал?"), либо во лжи ("я готов согласиться

только с тем, что у меня есть отдельные недостатки..."). Он обвиняет Бога в

том, что сами задания, которые дает Бог, непосильны; что Бог ставит его в ус-

ловия, когда выполнить задание невозможно. Он обвиняет Бога в том, что на

Земле вообще, а в частности у него, обвинителя, столько страданий. Он обвиня-

ет Бога в том, что Бог несправедлив (а о любви и вовсе говорить не приходится:

"если бы Бог меня любил, разве бы Он дал мне такую трудную жизнь?"). Он

обвиняет Бога в том, что человеческие отношения на любом уровне - от семей-

ного до межгосударственного никак не могут быть построены на основании до-

224

бра и чести. Он готов обвинять Бога и в своей собственной глупости, бесчест-ности, подлости, бессердечности, эгоизме, бессовестности ("ведь Бог меня соз-дал таким"). Он обвиняет Бога в том, что у него не решаются любые научные, творческие, бытовые и прочие проблемы. Наконец, он обвиняет Бога в том, что Бог поставил себя на слишком высокое место, а его, человека, на сравнительно низкое; что Бог требует культа Себе, а когда человек делает культ любому из своих сограждан, или человеку вообще, Бог сердито говорит: "Не сотвори себе кумира". Вообще Бог вынуждает жить человека в неразрешимых и неустрани-мых противоречиях любого характера, включая нравственный. В результате даже теоретически мирные отношения человека с Богом невозможны; а уж практически и подавно. А если и возможны, то на очень строгих со стороны че-ловека условиях: если Бог удовлетворит все человеческие требования. Но Бог не удовлетворяет; - уж во всяком случае, есе требования. Поэтому человек на-ходится не в мирных отношениях с Богом.

Если религиозной связи с Богом нет, то такая немирность устанавливает-ся даже и сознательно, что порой находит и конкретный выход в прямой враж-де, доходящей до ненависти по отношению к церкви и людям церкви. Если же человек сознает себя верующим, то немирность разрешается в частых инстинк-тивных конфликтах, обычно не осознаваемых формулировочно. И это - неиз-бежность до тех пор, пока в соответствии с заповедью не поставлена и не нача-ла решаться проблема выработки смирения.

Но вот - начинается делание; и первый результат смирения - постепенное восстановление мира с Богом; для начала - в том, что человек перестает сопер-ничать с Богом, перестает ставить себя впереди, и Бог в их отношениях ставит-ся на подобающее первое место, а человек занимает подобающее ему второе.

Заканчивается бунт, и смиряющейся все более естественно органично и радостно в своем смирении раскрывается в подлинной норме стояния перед Бо-гом. Далее - если в душе, еще не вполне смирившейся, и раздаются порой обви-нения, то они направлены уже в адрес не Бога, а, например, абстрактной судь-бы, случая, обстоятельств или других людей, а то и вовсе направляются безад-ресно. Все виднее смиренному сердцу становится любовь Божия, ведущая его к благой и блаженной цели. Собственные безобразия в покаянном свете вводят

225

его в болыпее достоинство смирения, в котором он, прощенный и иной, видит себя вводимым в несравненный мир Божий, и все очевиднее становится, что его мир с Богом - это дар мира Божьего.

И тогда смирение переживается не просто как психологическое спокойст-вие или тем более безразличное равнодушие, и даже не просто как легкая ней-тральная радость от отсутствия войны, а как высокое ощущение дружбы (что понятно и на языке дипломатических реальностей; где подписываются догово-ры о мире и дружбе). В этой дружбе, когда она выражает подлинный мир с Бо-гом, нет ни малейшего стремления к панибратскому и дешевому демократизму, а напротив - чувство тихой, но глубокой умиленной благодарности оттого, что высокий Бог одарил тебя своим миром и дружбой, избрав тебя "во Своя". Здесь нет никакой эгоцентристской сентиментальности, при которой умиленно пере-живается самоценностъ своих чувств. Впрочем, в таком эгоцентризме никако-го избрания и дружбы не происходит, потому что Бог избирает другов Своих ("вы други Мои есте") и одаривает своим миром тех, кто оказывается готовым принять эти мир и дружбу, ответственно и самоотверженно согласившись на Его условия ("кто любит Меня, заповеди мои соблюдает" - Ин. 14, 21). И первое из них - верное, смиренное предстояние пред лицом Божиим, то есть выполне-ние первой и главной заповеди даже в Ветхозаветном ее выражении ("Аз есмь Господь Бог Твой... Да не будут тебе бози иные, разве Мене...").

Можно отметить хороший и точный показатель наступившего смирения как мира с Богом: это приятие всех как внутренних (тяжелые особенности сво-его характера), так и внешних (скорби) обстоятельств, посылаемых Богом. Прежнее неприятие являлось, как раз наоборот, точным показателем немирно-сти. И в этом действии мира с Богом различается три основных этапа. Во-первых, сознательно прекращается ропот. Во-вторых, человек принимает и не-сет крест свой, подобный кресту Христову как необходимость, с сознанием, что Бог посылает крест для спасения. В-третьих, совершается благодарное и радо-стное переживание всего случающегося и собственное искание воли Божией, хотя и трудной, но "благой, угодной и совершенной".

Наиболее трудным и скорбным образом воплощается крест в тех обстоя-тельствах, которые связаны с человеческими отношениями.

226

Разделение людей - естественное следствие противоестественного греха -имеет во всех конкретных случаях множество конкретных причин. Имеющаяся немирность - выражение этого разделения. Главная причина и движущая сила разделения и немирности - индивидуализм, переживаемый как на психологиче-ски-бытовом, так и на философском уровнях. В конкретной жизни индивидуа-лизм проявляется и выражается у разных людей в различных наборах собст-венных целей (включая и нравственные), ценностно переживаемых, и в различ-ных наборах средств и способов к осуществлению этих целей. Переживая себя индивидуалистически, человек рассматривает других в лучшем случае как ма-териал, на основании которого удобно осуществлять свои цели (рынок - пре-красная модель), в худшем - как комплекс препятствий к их достижению. В лю-бом случае - личностный подход к личности исключается.

Но никто не желает быть ни материалом, ни препятствием. И потому, с одной стороны, в устремлениях собственной воли (интенции), а с другой - в со-противлении чужим целевым волям и осуществляется борьба, мотивируется немирность. Наконец, иррационально то вспыхивающие и неясно мерцающие импульсы злобности, то устойчивые и мутно накатывающие волны неприязни, то личностно направленные, то вовсе безадресные создают в душе несмиренной непрекращающийся фон немирности. В частности, у многих это выражается в различных формах самопревозношения, надменности, которая при "благопри-ятных" обстоятельствах приобретает характер вполне предметной борьбы. Это, правда, не всегда. Но что уж почти всегда - это склонность к постоянно совер-шаемому суду и осуждению, порою открытому и агрессивному, но еще болыпе - "про себя", не очень заметному, но зато почти постоянному. Таковы неизбеж-ности несмирения.

Начинающий действие смирения ставит себя если не ниже, то уж, по крайней мере, на один уровень с другими, хотя бы потому, что начинает пока-янно осознавать невысокий уровень своих нравственных достижений. Таким образом, прежде всего, замирают очееидные выражения немирности: суд, борьба, надменность. Но это лишь начало, приводящее к нейтральному ре-зультату. И процесс выкарабкивания из зловонной нравственной ямы далеко не нейтрален. И наступившее смирение по отношению к людям несет не просто

227

приятные ощущения спокойствия, не ограничивается равнодушным безучасти-ем. Этот мир становится деланием активным и святым, несущим доброжела-тельство и прямое добро всем, кто включается в его орбиту. Впрочем, для нере-лигиозного смирения - это высшее достижение. Религиозное же смирение это-му нравственному содержанию мира и единства придает духовный импульс, и оно перестает быть просто нравственно-психологическим. Это с особенной яс-ностью переживается литургически. Тот, в ком началось подлинное действие смирения (духовной нищеты) слышит слова: "возлюбим друг друга, да едино-мыслием исповемы... Отца и Сына и Святаго Духа", не просто как призыв из-вне, но как реальное выражение мирного братства и дружества через Божест-венную милость мира.

Однако все это не предметно и непонятно до тех пор, пока действие сми-рения не начнет переживаться не только как поиск и обретение мира с Богом и с людьми, но и как поиск и обретение енутреннего мира. Этот поиск становит-ся возможным лишь тогда, когда еидна собственная немирность и когда это со-стояние переживается с горечью и скорбью.

Дело немирности в акте греха первочеловека было комплексным: разрыв связи с Богом, утверждение себя в противопоставлении другим и раздробление прежнего личностного единства и целостности. В душевных болезнях это пе-реживается с особой силой и очевидностью. Но, по-видимому, и "здоровые" люди иногда слишком заметно переживают свою "расстроенность". Впрочем, обычно по непониманию внутреннего мира, она едва заметна. В несмирившем-ся человеке расстроенность или немирность действует