Протоиерей владислав свешников очерки христианской этики
| Вид материала | Реферат |
СодержаниеЛожное смирение Алчбаи смирение |
- Русской Православной Церкви, касающихся вопросов христианской этики, нравственных проблем,, 34.88kb.
- Протоиерей Серафим Соколов. История Христианской Церкви (начиная с 4-го века) Глава, 356.72kb.
- Вопросы для подготовки к зачету по дисциплине «основы этики», 58.69kb.
- План Теологическое обоснование морали в средневеково-христианской этике. Моральная, 159.26kb.
- Протоиерей Григорий Дьяченко Борьба с грехом Благословение Свято-Троице-Серафимо-Дивеевского, 777.44kb.
- Высшие богословские курсы при мпда, 235.39kb.
- Терехович Владислав Эрикович, 2222.79kb.
- Первая треть XIII в.) (примерный план раскрытия темы), 37.28kb.
- Протоиерей Евгений Левченко, иерей Александр Егоров, Лаптев Л. Г., академик, проф, 62.51kb.
- Курс «Основы религиозной культуры и светской этики» Модуль «Основы светской этики», 68.6kb.
Великое мужественное и смиренное терпение требуется для перенесения трудных греховных характеров ближних. Но это терпение, заложенное начав-шимся сознательно смирением, вырабатывается в великую силу, которая, в свою очередь предоставляет все более живые возможности общения и с самим собою, и с ближними, и с Богом, посылающим скорби для воспитания смирен-ной и терпеливой души. Особенно доброй и органичной школой смирения и терпения является семейная жизнь.
250
Как и все, что имеется в нравственной жизни, добродетель терпения име-ет и свое развитие, и свое совершенство.
Совершенством и как бы иным качестеом терпения, является и именует-ся долготерпение. Долготерпение отличается от терпения не просто более дол-гим сроком, хотя и при этом различия и характеристика были бы не только ко-личественные. Ведь и на самом деле, иной нравственный тип требуется для то-го, чтобы совершить и блестящий, и великий, но кратковременный подвиг. А иной тип - для ежедневного, в течение многих лет, перенесения уродливого ха-рактера, например, тяжело психически больного родственника, где даже и бла-годарности ожидать невозможно - ни от кого, и никогда. Но долготерпение имеет и особое положительное содержание, по которому оно в нравственном переживании преимущественно приписывается Богу: "Щедр и милостив Гос-подь, долготерпелив и многомилостив" (Пс. 102,8) - поется в псалме, где многая милость Бога к человеку определяется, как бесконечное прощение и невмене-ние ему бесконечных грехов, обид и огорчений. Поэтому, любой человек, снис-ходительно, благодушно и милостиво сносящий тяжести ближнего, уподобля-ется Богу. Особенным же образом, долготерпение проявляется в послушании.
Ппс ѵі пні р Послушание - это не прояеление слабоеолия, -
ни вообще, ни как тип склонения перед более силь-ной волей, как это случается, например, обычно в семейных отношениях, при-чем не только в отношениях, типа: родители-дети, но и в отношениях, типа: жена-муж и муж-жена. В этом отношении, послушание последнего типа, т.е. когда муж находится в послушании у жены ("под каблуком"), оказываются не только не нужным, но и вредно искаженным, греховным с обеих сторон. Но и выстроенные по внешнему признаку нормально, послушание приобретает нрав-ственную силу и точность, когда в нем можно видеть свободное и нравственное убеждение. Т.е. например, жена подчиняется мужу потому, что она радостно сознает, что в этом - ее религиозно-нравственный долг; и в этом - ее выражение смирения.
251
Таким образом, послушание, будучи по существу свойством, обратным своеволию, которым совершилось грехопадение первых людей, оказывается вместе с тем и нравственным качеством как выражение смирения. И в этом от-ношении смирение диктуется просто как обязательная нравственная норма (те же отношения между детьми и родителями, между монахом и настоятелем мо-настыря, да и просто - между служащими и руководством, правда в исключи-тельно производственной сфере). Безусловно, также, в этом отношении обяза-тельной является норма послушания у верующих людей между ними и Богом. Но даже и в этих, органически естественных условиях послушания, о нем не-редко приходиться говорить скорее как о желанном, чем как о реальном.
Так, известно, что самым "традиционным" и постоянным детским грехом является именно непослушание, на что обычно жалуются родители. Чем более общество отходит от христианских нравственных норм, тем менее для женщи-ны становится даже просто понятным, почему она должна слушаться мужа. И в обычных производственных отношениях чуть только имеются малейшие аргументы, чтобы сделать дело по-сеоему (здесь, конечно речь идет не о готов-ности к ответственности в меняющейся ситуации, а к мотивам, относящимся к лени, к поиску легких путей, к простому нежеланию), и если есть какая-то воз-можность - указания руководства не принимаются во внимание. В обществен-ной ситуации это приводит к расхлябанному анархизму и даже преступности. Монашеская жизнь, по сравнению с предложенными ситуациями, может пока-заться идеалом послушания. И внешне, в смысле дисциплинарных проявлений, это, конечно, так; но по сравнению с подлинными идеалами, о которых расска-зывается в различных патериках, лавсаиках и т.п. литературе, современная монашеская жизнь - это почти разгул своеволия. Рассматриваемое со стороны онтологически-религиозной, послушание, есть восстановление образа человека в его чистоте и святости, погубленной преслушанием; эта задача была под силу только совершенному человеку, Богочеловеку - Иисусу Христу, о котором, только в силу этого понимания говорится, что Он "послушлив был даже до смерти, смерти крестной" (Евр.2,8). Но ведь не случайно перед этим говорится: "смирил себя" - т.е. вошел в область совершенного смирения - мира, тишины,
12 Сборники, в которых приводятся поучительные истории и рассуждения из древней монашеской жизни
252
покоя, безропотности; таким образом, даже в духовно-религиозном смысле, по-слушание - есть выражение смирения. Иначе говоря, смирение в этом смысле есть сознательное выполнение иной воли еместо своей и как своей. Именно, как (т.е. в качестве), что особенно очевидно в крайних ситуациях самоотвер-женного служения. Так, перед крестными страданиями, Иисус молился об из-бежании смертных страданий, но молитва эта заканчивалась словами "впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет". (Лк.22,42)
В сущности, таков же характер послушания у каждого человека, имеюще-го стремление исцелить свою больную и искаженную грехом волю. Но этот он-тологический смысл находит свое практическое духовно-нравственное содер-жание в нищете духоеной и самоотречении.
В самоотречении, - потому что одно из наиболее органичных проявле-ний его как раз и является послушание, прежде всего послушание воли Божией. Сущность такого послушания - подчинить свою волю и желания высшему смыслу; ибо воля Божия всегда направляет человека к лучшему, но почти нико-гда так, как ему самому хотелось бы, с точки зрения самолюбивых ощущений, предположений и намерений.
В духоеной нищете, потому что начало смирения - в признании недоста-точности и нечистоты этих ощущений, предположений и намерений, мотиви-рующих "сеою" еолю, и потому в необходимости замены ее на "чужую". В моей воле я духовно нищ, - говорит смиряющийся, но я жажду обрести духов-ное богатство в чужой воле. Эти импульсы могут иметь место и помимо рацио-нально осознанного христианства, и часто очень с глубокими переживаниями.
Можно ли, например, недооценивать значение серьезного послушания детей? Оно - и это подтвердит любой теоретик и практик воспитания - является одним из важнейших факторов построения личности, хотя бы потому, что через него образуется навык к правильным решениям. (Разумеется, лишь в том слу-чае, если сам воспитатель руководствуется верными жизненными установками).
Можно ли пренебрежительно относиться к послушанию старшим лицам и узаконенным порядкам в производственных процессах? К сожалению, преиму-
253
щественно российский опыт показывает, что непослушание случается слишком часто, и приводит к тяжелым, а то и катастрофическим последствиям.
Дешевое, пустое, дурацкое, а нередко и злобное несмирение, которое так часто действует и прямо во вред себе - пусть мне же будет хуже, но поступлю по своему! - со стороны отрицательной великолепно показывает связь смирения и послушания (точнее - несмирения и непослушания). Болезненный поиск лож-но понимаемой свободы в условиях гордого самосознания и его разрушитель-ные последствия прекрасно показа в русской литературе, более всего - у Досто-евского.
Искаженная грехом воля лучше всего исцеляется через послушание. По-слушанием, принятым сердечно, из жизни сознательно устраняется принцип "я хочу" - один из ведущих принципов греховного бытия, приводящий и к урод-ливому, одностороннему развитию внутренней жизни, и к многочисленным столкновениям греховных воль, разлетающихся в разные стороны. Но главная нравственная задача, конечно, не просто в том, чтобы человек оказался лишен-ным свободы воли - через послушание, доведенное до абсолютной степени, но в том, чтобы она, исцеленная, переориентировала бы свой вектор в сторону под-линного, объективного добра.
Таким образом, больная воля исцеляется через постоянно возобновляе-мый навык к добру в послушании заведомо доброй воле. В этом простом во-зобновлении он не только повторяется, но и совершенствуется. Так "совершен-ствуются" руки столяра в процессе его обучения - от начинающего ученика к подмастерью - в процессе повторения им набора достаточно однообразных дей-ствий; становясь мастером, он уже может не учиться - рука его всегда работает правильно (хотя всегда есть возможность незапрограммированной ошибки). Обученный человек и сам может учить других.
Таков был (да и остается) механизм научения нравственному добру и верному применению аскетических принципов в христианском опыте.
Таково нормальное назначение духовника в церкви по отношению к так называемым "духовным чадам", в порядке постановки и решения задач: 1)выбить у них из-под ног почву своеволия, как дурного, злого нечистого, гор-
254
дого, больного выявления свободы; 2) для этого прежде дать увидеть всю "дурь", беспочвенность, и бесплодность такой своевольной свободы; 3) затем, начавшим восхождение на гору смирения, раскрыть необходимость поиска подлинно свободных путей; и 4) образовывать в них образ Божий через условие стойкого навыка верных нравственных и аскетических решений.
В церковной действительности так часто можно встретить изречения, ти-па: "послушание паче поста и молитвы", а наиболее нравственно-красивые эпи-зоды патериков посвящены именно послушанию. Один из них использовал в своем фильме А. Тарковский. Речь идет о монашеской повести, в которой рас-сказывается о том, как некий известный авва посылал своего послушника в те-чение долгого времени каждый вечер с небольшим сосудом к источнику, кото-рый был на расстоянии полуночи пути, с тем, чтобы утром полить сухое дерево, стоявшее во дворе келии, а когда к концу лета дерево стало "неожиданно" пло-доносить, старец созвал других монахов, чтобы они могли вкусить благоухаю-щих плодов от "древа послушания".
Остается разрешить вопрос: всегда ли -
Ложное смирение
исходя из нравственных и объективных пози-
и послушание ции _ полезно, чисто и допустимо смирение и
послушание? Наблюдение, да и априорная логика показывают, что в этом отношении возможны искажения чистого этиче-ского опыта.
Оказывается, что возможны такие ситуации, когда и смирение и послу-шание оказываются недопустимыми. Правда, во всех подобных ситуациях, речь идет о ложном смирении и о ложном послушании, либо о том, когда налицо имеются лишь внешние их признаки, а внутренние мотивы совсем иные. Так известно, что в первые века христианства враги христиан упрекали их как раз в недостаточном смирении. "Вас не убеждают, - говорили они, - отказаться от ос-нов вашего вероучения. Но ради единства Вы совершите лишь некоторые дей-ствия, которыми Вы покажете, что согласны с истинами других вероучений. Вы не согласны? Так где же ваше хваленое смирение? Высыпьте хотя бы несколько
255
крупинок фимиама на алтари наших богов в свидетельство вашей лояльности к ним - и вы останетесь живы. Если нет - вас ждет мучительная смерть". Но хри-стиане отвечали: "Смерть? что же, пусть смерть. То, что вы нам предлагаете -это предательство нашего Бога и нашей веры. Но смиряться ради такого преда-тельства - невозможно. Это смерть хуже всякой смерти".
Святитель Игнатий Брянчанинов пишет: "Есть ложное смирение и истин-ное смирение. Ложное смирение - это смирение перед ложью. Истинное смире-ние - смирение перед истиною. Смирение только тогда истинно, когда это сми-рение перед воплотившеюся Истиной, Господом Иисусом Христом". Таким об-разом, смирение есть нравственная добродетель не тогда, когда оно является психологическим регулятивным фактором, применяемым всегда незаеисимо от содержания, на которое он направлен. Более того - применяемый ене зави-симости от всего содержания жизни и ее нравственной направленности - он может не столько ориентировать, сколько дезориентировать. Смирение в таком случае превращается в компас, но работающий в условиях перемещающегося магнитного полюса земли. Инструмент хороший, и стрелка его работает нор-мально, объективно. Только "объект" ведет себя "субъективно".
Смириться - означает войти в мирные отношения. Но допустимо ли вхо-дить в мирные отношения со злобой, ложью, страстями, вообще со грехом? Нет, здесь только война и война до смерти. Смирение важно не ради смирения, но как необходимый нравственно-психологический фундамент для строительства христианской личности, фундамент, без которого все равно ничего не постро-ить, но и фундамент хорошо строить таким образом, чтобы заранее иметь в ви-ду план и назначение будущего здания.
На первый взгляд, такое понимание противоречит осознанию бесконеч-ной и абсолютной ценности смирения, как бы бесконечного нравственного са-моумаления. Такое самоумаление, по непреложному закону Божества - "уни-жающий себя - возвысится" - приводит к обьектиеному возвышению (но не самовозвышению, которое, напротив, по тому же закону ведет к объектиеному унижению). На самом деле, противоречия здесь нет - по двум причинам.
256
Во-первых, потому, что речь идет о двух, хотя бы и сходных, ноне впол-не одинаковых значениях термина "смирение". В одном случае слово "смире-ние" означает понимание и переживание своего конкретного ничтожества по сравнению с бесконечно высоким и содержательным нравственным идеалом (нищета духовная). Это смирение есегда нравственно содержательно, потому что полон, ценностен и убедителен (содержателен) идеал, к которому оно стре-мится и приносит плоды как в силу отречения от собственного зла и несовер-шенства и стремления к совершенному и полному добру, так и в силу тех бла-годатных даров, которые посылаются просящему. В другом случае смирение понимается как примиренность (приятие) с любым конкретным нравственным и духовным содержанием, ене заеисимости от его определенной положитель-ной или отрицательной, ценности.
Во-вторых, когда речь идет об абсолютной ценности смирения, обычно просто не учитывается (либо как само собою разумеющееся, либо по недостат-ку рассудительной силы), что оно потому и ценно абсолютно, что вольно или невольно сопостаеляется с абсолютным, Божественным нравственным со-вершенством ("Смирение перед воплотившеюся Истиною" - святитель Игна-тий). Ложное смирение просто не учитывает содержательной силы такого со-поставления.
Равным образом, послушание, раскрывающееся как выявление смирения, ценно и само по себе (абсолютно), ибо личностно разрушает генетическую ба-зу непослушания (Адамов грех) и вообще смягчает мировую остроту человече-ского преслушания. Но и послушание не только небессодержательно; в нем всегда деойной нравственный смысл: послушание одному одновременно озна-чает непослушание другому и прямо наоборот. Так со времен Адама. Послуша-ние диаволу - это непослушание Богу. Послушание добру - это непослушание злу. Послушание заповедям - это непослушание своим похотениям. Это все на-столько очевидные понимания, что не требуют никакой теоретической аргу-ментации. Иное дело на практике, потому что там все порою меняется местами - в воображении и интерпретациях; зло занимает место добра, а добро - место зла.
257
Но порою, когда и объект и содержание послушания не вызывает сомне-ния, оказывается, что нравственные плоды послушания становятся неожиданно и очевидно недобрыми. Например, послушание духовнику - кажется, - дело всегда "положительное" и доброе. Но духовник может оказаться неопытным, нравственно и духовно нечутким, слепым, и тогда, получается, по слову Еван-гельскому: "Если слепой ведет слепого, оба упадут в яму" (Мф.15,14). Или, по крайней мере, будут совершаться ошибка за ошибкой, что в результате приве-дет к устойчивому ошибочному навыку.
В конечном итоге смысл послушания в том, чтобы приучать к доброму и верному пониманию и переживанию принципа свободы. "Не будьте рабами че-ловеков"(1 Кор. 7,22), - говорит Евангелие. Между тем, порою и родители, и духовные и иные лица, находящиеся на "командных высотах", невольно, разу-меется, но ищут возможность обратить своих "послушников" в верных, но без-думных рабов. Это получается особенно успешно, когда у "послушников" име-ются к тому психологические предпосылки. Очень печально может складывать-ся судьба таких "послушников" в ситуации, когда послушание вдруг становится невозможным (брак из двух безответственных "послушников", смерть духовни-ка и проч.).
Наконец, самая опасная, бесплодная ядовитая и противная ложь это со-вершение "театра" из смирения и послушания. Чаще всего он совершается у людей, внутренне склонных к холуйству, но все же отчасти переживающих его мерзость; поэтому они в обычном для людей поиске самооправдания сублими-руют свою мерзость в "театре переживания". Это не внешний истерический или биомеханический театр, в котором формализм артиста, часто блестящий, легко виден и самим актерам и зрителям. Нет, это глубокий и искренний театр.
Такой театр может даже поощряться самодовольными (хотя нередко са-моотверженными) духовниками, порою вполне невежественными в смысле знания точных, глубоких и тонких основ подлинного духовничества, но зато легко встающих в позицию оракула, отвечающего на все вопросы и не только духовной жизни. А "чада духовные" нередко насильственно тащат своего ду-ховного отца на этот оракульский постамент, на котором тем удобней распола-гается отец, чем он умнее, сведущее, серьезнее, глубже, нравственнее, самоот-
258
верженнее. Если он невежда в духовной жизни, самовлюбленный гордец, на-глый толстосум, полагающий, что его духовный сан дает ему неоспоримое пра-во на его оракульство, - наивность и неосновательность его претензий поддер-живается только такими же духовными невеждами, как и он сам. Но куда боль-ше беда, когда двустороннее актерство искренне и глубоко. Обычно его в таких случаях очень трудно распознать. Оно становится понятным лишь по той атмо-сфере рабской возни, которая устраивается вокруг батюшек, в некоторых слу-чаях даже не подозревающих об этом зловонном воздухе холуйства. Обычно в таких приходах, нередко по многим проявлениям очень сильных, переживание общины вокруг "батюшки" оказывается гораздо сильнее переживания полно-ты церкви.
Почти всегда такого рода отношения замешаны на пристрастиях к духов-нику, который далеко не всегда их замечает и потому не дает своевременный отпор, особенно когда в самом духовнике замечаются сильны самодержавные тенденции. Увы! Он в таких случаях приводит своих духовных чад не ко Хри-сту, а к себе, и это тем менее заметно, чем более он живой, яркий и искренний проповедник, призывающий к подлинному христианству. Распознать такое псевдостарчество у молодых священников, когда оно еще и младостарчестео, сравнительно проще. Вообще духовные болезни тем менее опасны и тем скорее лечатся, чем они больше видны. И пристрастие тем меньше имеет место, чем больше у священника искренняя и серьезная любовь сочетается со священным холодом и чем болыпе он не столько раздает советы, сколько "натаскивает" своих подопечных на собственные понимания, которые лежат вполне в рамках церковных и христианских традиций, разрешения духовно-нравственных и вся-ких иных вопросов.
Итак, "нищета духовная", т. е. подлинное Алчбаи
смирение есть фундамент строительства жизни
жажоа праеды на основаниях объективной нравственности. Но
строительство не может ограничиться одним фундаментом. Удовлетворенность видением недвижного состояния одного фундамента - невероятна. Святая неудовлетворенность, необходимая для нрае-
259
стеенного строительстеа, открывается далее в заповедях блаженства: "Бла-женны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся". Смысл этого образа показывает, что сия "алчба и жажда" - процесс активный, по крайней мере -внутренне.
Алчущий - по определению - не просто хотящий поесть по привычному распорядку дня, но изголодавшийся до крайней степени, когда организм уже изнывает настолько, что никаких других желаний не остается, кроме как насы-тить его, и даже уж не насытить, а хоть сколько-нибудь вкусить, иначе просто смерть. И жаждущий - по определению - не просто ощутивший желание по-пить, которое осуществляется очень просто: подошел к кранику, и вот уже льется желанная водичка; нет, жаждущий - это уже как бы иссохший и с запек-шимися от безводья губами. И это даже сильнее, чем алчба пищи. Во всяком случае, и то, и другое означает крайнюю степень изнеможения и стремления плотского организма; изнеможение - от полного отсутствия того, что крайне необходимо; стремление - обрести возможность получить это необходимое. И если в обычной современной европейской действительности немногие испыты-вали это на деле, и лишь в крайних ситуациях, то в некоторых африканских и азиатских странах ситуация голода, к сожалению, достаточно стандартная, и тамошним жителям нет необходимости слишком напрягать воображение, чтобы понять, что это - "алкать и жаждать". Впрочем, воображению и любого челове-ка не требуется очень большой работы, чтобы осознать хоть в какой-то степени смысл этих слов.
Соответственно этому пониманию, не - алчущий и не - жаждущий, есть или уже сытый, т.е. получивший необходимое извне (потому что реально ал-чущий и жаждущий, если он насытился изнутри самого себя, пребывает в бо-лезненной мечте и фантазии, ведущей к смерти); - или насыщающийся теперь, т.е. приобретающий и потребляющий предмет своей алчбы и жажды. Таким об-разом, сытость на каждый момент жизни это отсутствие необходимости в даль-нейшем процессе насыщения. Кроме того, в субъективном ощущении это со-провождается переживанием довольства, удовольствия, т.е. блаженства некото-рой наступившей полноты.
260
Известная евангельская парадоксальность предлагает по своей сути про-тивоположный нравственно-психологический подход, кажущийся непонятным: блаженны не сытые, или, по крайней мере, насыщающиеся, но прямо наоборот -алчущие и