Geum.ru

Книга 4: Философия XX в уч для вузов

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   54
июля 1929 г. на общем собрании естественнонаучных и гуманитарных

факультетов Фрейбургского университета.


К вопросу о метафизике, вынесенному в заголовок, Хайдеггер по-

началу движется обходным путем. Он начинает с выяснения предназ-

начения наук: научная теория обращена к сущему. "Исследованию

подлежит сущее и более - ничто, одно сущее и кроме него - ничто;

единственно сущее и сверх того - ничто" ". И тут же Хайдеггер, как

бы забыв о науке и даже привычных темах метафизики, переходит к

проблеме Ничто. "Где нам искать Ничто? Как нам найти Ничто? ...Как

бы ни обстояло дело. Ничто нам известно, хотя бы просто потому, что

мы ежечасно походя и бездумно говорим о нем... Ничто есть полное

отрицание совокупности сущего "". Когда мы нападаем на след Нич-

то? Когда нас охватывает глубокая тоска, "бродящая в безднах наше-

го бытия". <Бывает ли в нашем бытии такая настроенность, которая

способна приблизить его к самому Ничто? Это может происходить и

происходит - хотя достаточно редко, только на мгновения - в фун-

даментальном настроении ужаса. Под "ужасом" мы понимаем здесь

не ту слишком частую способность ужасаться, которая по сути дела

сродни избытку боязливости. Ужас в корне отличен от боязни... Ужа-

сом приоткрывается Ничто> .


Сущее впервые приоткрывается благодаря сопоставлению с Нич-

то: оно раскрывается именно как Сущее, а не как Ничто. "Только на

основе изначальной явленности Ничто человеческое присутствие спо-

собно подойти к сущему и вникнуть в него... Человеческое присут-

ствие означает выдвинутость в Ничто" . И лишь после таких живопи-

саний роли Ничто Хайдеггер переходит к коренному для него вопросу

о метафизике. Но теперь проблемы метафизики приобретают новое

измерение: "Выдвинутость нашего бытия в Ничто на основе потаенно-

го ужаса есть перешагивание за сущее в целом: трансценденция. Наше

вопрошание о Ничто призвано продемонстрировать нам метафизику

саму по себе"". Связывая категории бытия и ничто, Хайдеггер по

праву вспоминает о гегелевской диалектике бытия. Но именно здесь

высвечивается и отличие хайдеггеровской экзистенциальной аналити-

ки от диалектики категорий Гегеля. Последнему не требуется прибе-


ll


гать ни к человеческому бытию, ни к "экзистенциалам" вроде ужаса,

чтобы постулировать диалектическое тождество и различие бытия и

ничто. Для Хайдеггера же диалектика бытийных категорий опосреду-

ется Dasein, т.е. человеческим бытием-вопрошанием, бытием-экзистен-

цией и, как мы теперь установили, погружением в Ужас, без которо-

го, как полагает Хайдеггер, невозможна метафизика - независимо от

того, задумываются ли об этом и отдают ли себе в этом отчет люди,

рассуждающие метафизически. Кроме того, если у Гегеля чистое бы-

тие и чисто ничто - быстро проходимая логической мыслью ступень-

ка большой лестницы, то у Хайдеггера Бытие, скрепленное теперь с

Ничто, помещены в самом центре метафизики. Не только метафизи-

ка, но и наука, подчеркивает Хайдеггер, имеет отношение к Ничто:

"наше научное бытие возможно только в том случае, если оно заранее

уже выдвинуто в Ничто... Только благодаря открытости Ничто наука

способна сделать сущее как таковое предметом исследования. Только

когда наука экстатирует, отталкиваясь от метафизики, она способна

снова и снова отстаивать свою сущностную задачу, которая не в со-

бирании и упорядочении знаний, а в размыкании, каждый раз заново

достигаемом, всего пространства истины и истории".


Наука, согласно Хайдеггеру, рождается только тогда, когда чело-

века захватывает "отчуждающая странность сущего", когда она про-

буждает в человеке удивление. <Только на основе удивления - т.е.

открытости Ничто - возникает вопрос "почему?">... Только благода-

ря нашей способности спрашивать и обосновывать для нашей экзис-

тенции становится доступна судьба исследователя"". Для философии

же особенно существенна эта способность человека и человечества к

"своеобразному скачку", в котором наша собственная экзистенция

посвящается сущностным возможностям человеческого бытия в целом.


Основной вопрос метафизики получает новую формулировку: "по-

чему вообще есть сущее, а не, наоборот, Ничто?"


Таковы основные аспекты учения Хайдеггера о бытии и ничто, как

оно было сформулировано уже в ранних сочинениях. В более поздних

работах Хайдеггера на первый план выдвигается проблематика целост-

ного Бытия, по отношению к которому человек - лишь несамостоя-

тельная, зависимая часть. Здесь - суть того поворота (Kehre), кото-

рый обозначился в раздумьях Хайдеггера военного времени и полу-

чил свое выражение в произведениях послевоенного периода.


Проблемы бытия, техники, языка

у позднего Хайдеггера


"Поворот" (Kehre)


После написания "Бытия и времени" Хайдеггер в течение несколь-

ких десятилетий вновь и вновь обращался к вопросу о соотношении

Dasein и бытия, экзистенции и бытия, все более глубоко и решительно

подвергая ревизии свою прежнюю позицию. Так, еще в лекциях и


набросках конца 30-х годов (которые, кстати, в переработанном виде

вошли в послевоенные сборники "Holzwege" и "Wegmarken") Хайдег-

гер подчеркивал:
знаком "антропологического", "субъективистского" и " индивидуалис-

тического"...>. Это значит, что "Бытие и время" было сосредоточено

на вопросе о человеке как осуществляющем "набросок бытия", т. е. на

антропологическом аспекте (S. 299). Что могло, продолжает Хайдег-

гер, навести на ложную мысль, будто вопрос о Dasein и, соотвествен-

но, о бытии (Sein) следует решать лишь обращаясь к человеку. Меж-

ду тем центральный для Da-sein момент "Da" "в качестве события

исходит от самого бытия" (ereignet vom Seyn selbst) (Ibid.). (Хайдег-

гер со временем прибегает к старинному написанию немецкого слова,

означающего бытие - Seyn, стараясь подчеркнуть его метафизичес-

ки-изначальное значение.)


Итак, акценты все более переносятся с философско-антропологи-

ческого к метафизическому, онтологическому пониманию Dasein и дру-

гих категорий хайдеггеровской философии. В конце 40 - начале 50-Х

годов этот "поворот" (Kehre) становится все более отчетливым. Его

суть может быть выражена словами Хайдеггера: "Бытие требует чело-

века, чтобы осуществиться самим собою среди сущего и сохраняться в

качестве бытия" . "Или: существо человека в том, чтобы быть храни-

телем, который ходит за существом бытия, обдуманно сберегая его.

Только когда человек как пастух бытия ходит за истиной бытия, он

может желать и ждать прихода события бытия, не опускаясь до пус-

той любознательности"'.


Итак, в философии Хайдеггера после "поворота" на первый план

выдвигается уже не антропологизированное Dasein, бытие-сознание, а

бытие как таковое (Seyn). Соответственно, существенно меняется стиль

и характер онтологии Хайдеггера. Философское исследование бытия

как бы дробится, двигаясь по некоторым магистральным для мысли-

теля путям. Все они, вместе взятые, все более актуализируют мышле-

ние Хайдеггера, обращающееся к острейшим социально-философским

вопросам. Парадокс и противоречие, однако, состоит в том, что хай-

деггеровская философия не избавляется от причудливой стилистики

сложнейшего по языку и образам философско-поэтического повество-

вания. Охарактеризуем главные проблемные узлы философии позднего

Хайдеггера.


Вопрос о технике. "Мы ставим вопрос о технике и хотели бы тем

самым подготовить возможность свободного отношения к ней. Сво-

бодным оно будет, если откроет наше Dasein для сущности техники.

Встав вровень с этой сущностью, мы сумеем охватить техническое в

его границах". Сущность техники Хайдеггер определяет следующим

образом: всякое (техническое) произведение "выводит из потаенности

в открытость". Именно это "событие произведения" греки именовали

словом "алетейя". Итак, сущность техники расположена в области,

где "сбывается" алетейя, где светится истина. Современная техника

- тоже раскрытие потаенного. По у нее есть специфическая - и


опасная - особенность: "Царящее в современной технике раскрытие

потаенности есть производство, ставящее перед природой неслыхан-

ное требование быть поставщиком энергии..."". Например, на Рейне

поставлена гидроэлектростанция. Но она "не встроена в реку так, как

встроен старый деревянный мост, веками связывавший один берег с

другим. Скорее река встроена в электростанцию".


Сущность техники Хайдеггер определяет через слово "постав",

который означает особый "вызов" - человек сосредотачивается на

"поставлении того, что выходит из потаенности, в качестве состояще-

го-в-наличии. Постав становится миссией человека". Но это влечет за

собой крайнюю опасность, ибо втянутость в непрерывное "поставляю-

щее производство" "толкает человека на риск отказа от своей свобод-

ной сущности" .


Если Хайдеггер и видит надежду на сдерживание опасностей, ис-

ходящих от современной техники, то эта надежда связана скорее не с

самим техническим деланием. Мыслитель апеллирует к тому, что сло-

вом "техне" у греков обозначались не только техника, но и изящные

искусства. И поэтому Хайдеггер считает спасительным обращение во-

вне техники, например к искусству или к философскому размышле-

нию. Правда, Хайдеггер высказывает эту, по-видимому, утопическую

надежду без всякой уверенности. "Дано ли искусству осуществить эту

высшую возможность своего существа среди крайней опасности, ник-

то не в силах знать. Но мы вправе ужаснуться. Чему? Возможности

другого: того, что повсюду утвердится неистовая техническая гонка,

пока однажды, пронизав собою все техническое, существо техники не

укоренится на месте события истины". Итак, Хайдеггер снова вспо-

минает о кардинальном понятии "ужас", над которым он размышлял

еще в "Бытии и времени", в данном случае придавая ему позитивное

значение в деле возможного (но возможного ли, в самом деле?) разре-

шения "бедственного положения" современного человечества. Ужас,

надеется Хайдеггер, может повернуть мысль человека к самому бы-

тию, к самим вещам.


Проблема вещи. Проблема языка


После войны Хайдеггер особенно интенсивно работал над всеми

этими проблемами. Вот как они воплотились, например, в докладе

1950 г. под названием "Вещь". Это настоящий гимн простым и "лад-

ным", как сам патриархальный крестьянский быт, вещам - благода-

ря им, верит Хайдеггер, "мир явится как мир, воссияет круг, из кото-

рого выпростается в ладность своей односложной простоты легкое ок-

ружение земли и неба, божеств и смертных". Философским мудр-

ствованиям по поводу "ладности" вещей Хайдеггер как будто бы пред-

почитал искусство - например, изображение крестьянских башмаков

на картине Ван Гога. Что не мешало ему писать многие философские

тексты, воспевая, именно воспевая, непосредственность, "ладность"

единения человека с бытием, призывая прислушиваться к "голосам


земли" и "крови" и упрекая ложно- и сложномудрствующую филосо-

фию в затемнении, выхолащивании первоструктур бытия. Будь на то

воля Хайдеггера, он бы - вместе с техницизмом и сциентизмом, с

массовыми культурой и религиозными верованиями - "отменил" бы

и профессиональное философствование с его цеховыми "измами". Он

как бы приглашает философствовать вместе с ним любого склонного к

этому человека. Но разве философствовать не значит мыслить в соот-

ветствии с определенными традициями? Насчет мышления Хайдеггер

согласен, однако он добавляет: "...Мышление есть мышление бытия.

Мышление не возникает. Оно есть, поскольку есть бытие. Но падение

мышления в науку и веру есть злая судьба бытия" .


Но как тогда можно, и можно ли напасть на след "доброй судьбы"

Бытия? Ответ Хайдеггера: надо припасть к чистым, бьющим из самой

почвы народного духа родникам языка. Бытие "приходит к проговари-

ванию" - рождается язык. Момент рождения таинственен. Тема язы-

ка - одна из самых главных в произведениях позднего Хайдеггера.

По существу тема "Бытие и язык" - новая и важная для всей фило-

софии XX в. Здесь мы снова возвращаемся к проблеме немецких кор-

ней философии Хайдеггера. Немецкий писатель Э. Юнгер верно заме-

тил: <Отечеством Хайдеггера была Германия с ее языком. Его роди-

ной был лес. Там - на его тропинках и просеках - он был у себя

дома. Его братом было дерево. Когда Хайдеггер учреждал свой язык,

углубляясь в работу по отысканию корней, то он делал нечто большее,

чем принято, выражаясь словами Ницше, "между нами - филолога-

ми"... Он схватывает слово там, где в полной своей зародышевой силе

оно еще погружено в молчание, и проращивает его из лесного гуму-

са> '°. Все верно, все так. Однако остается и очень существенные "но".


Онтология Хайдеггера - философская утопия. Утопия красивая.

Но ведь прорваться к "ладу" простых вещей, учредить какой-то дру-

гой мир - вне традиционных и обновляемых техники, науки, культу-

ры, философии - может, и хотелось бы, но, увы, не дано. Да и сам

Хайдеггер, мечтая о непосредственном "проговаривании" бытия через

язык, создает для записи слышного ему голоса бытия сложнейшую

"нотную грамоту", неотрывную от вековых традиций профессиональ-

ного философствования.


А теперь "но", пожалуй, самое существенное. У каждого народа

есть таланты, более всего питаемые именно корнями и первоисточни-

ками народной, национальной культуры, особо чувствительные к во-

обще-то чистым голосам отеческой земли, таланты, умеющие несрав-

ненно работать с родным языком. Хайдеггер - один из таких талан-

тов Германии, явление в немецкой культуре, да и в европейском духе.

Однако именно в его судьбе обернулась трагедией та опасность, кото-

рая нередко подстерегает такие таланты. Ибо не было в его филосо-

фии человеческого бытия того демократического, гуманистического

камертона, по которому он мог бы настраивать и свою мысль, и свое

поведение. Ясперс точно отметил, что проблемы демократии никогда

не интересовали Хайдеггера. Потому и не услышал Хайдеггер в 1933-м,


как "голос земли и крови", вообще-то способный объединить, сбли-

зить людей с общими корнями, стал захлебываться в истошных воп-

лях о происках, заговорах, неполноценности других народов. Не ус-

лышал, как "голос крови" уже стал возвещать о жажде кровопроли-

тий. А ведь как раз в такие дни, месяцы, годы, десятилетия, когда

большие массы народа, нации захватывает ненависть, когда цивили-

зацию начинают превозмогать варварство и одичание, когда уже начи-

нает литься "малая" кровь и пахнет очень большой кровью, - тогда

люди духа и культуры проходят через труднейшее испытание на под-

линную верность своему народу и своей нации. (Надо ли говорить,

что и нам сегодня история посылает подобные испытания?)


Величие духа индивидов и наций основательнее и горше всего про-

веряется тогда, когда воинственные "голоса", предвещающие массо-

вое кровопролитие, уже слышны. Истинные патриотизм и мудрость

состоят, стало быть, в том, чтобы всеми силами бороться против опас-

ных состояний своих наций, народа, против воинственных фюреров,

против черно-коричнево-рубашечников, которые обычно плодятся на

глубоких кризисах и народной боли. И еще один урок: выяснилось,

что философская онтология Хайдеггера, несмотря на ее абстрактность

и специальный характер, толкала мыслителя к переосмыслению тра-

диционного гуманизма и других животрепещущих проблем культуры.


Хайдеггер о проблеме гуманизма


В знаменитом "Письме о гуманизме" (это подготовленный для пуб-

ликации в 1947 г. текст письма французскому философу Жану Бофре

- в связи с появлением в 1946 г. брошюры Ж.-П. Сартра "Экзистен-

циализм и гуманизм") Хайдеггер прежде всего исходит из того, что

существо человеческой деятельности не продумано, хотя философия

много говорила именно о деятельности. Философ снова и снова возво-

дит деятельность к бытию. <...Существо деятельности в осуществле-

нии. Осуществить значит: развернуть нечто до полноты его существа,

вывести к этой полноте, producere - произвести. Поэтому осуществи-

мо, собственно, только то, что есть. Но что прежде всего "есть", так

это бытие... Мысль не создает и не разрабатывает это отношение. Она

просто относит к бытию то, что дано ей самим бытием. От-ношение

это состоит в том, что мысль дает бытию слово. Язык есть дом бытия.

В жилище языка обитает человек. Мыслители и поэты - обитатели

этого жилища. Их сфера - обеспечение открытости бытия, насколько

они дают ей слово в речи, тем самым сохраняя ее в языке> "'. Итак, у

позднего Хайдеггера языку, а не мысли и действию, "прогова-

риванию" через язык вверяется экзистенциальная функция

"хранить бытие", приобщаться к его открытости.


Хайдеггер готов признать оправданными заботы о возвращении

человеку (homo) человечности (humanitas). "Однако на чем стоит че-

ловечность человека? Она покоится в его существе". А понимания

человека и его сущности заметно различаются - в зависимости, пола-


гает Хайдеггер, именно от особой метафизики. Но хотя "...всякий гу-

манизм остается метафизичным" "", кардинальный вопрос об отноше-

нии бытия к человеческому существу не ставится. Гуманизм даже ме-

шает поставить этот вопрос. И здесь Хайдеггер на новый лад повторя-

ет уже известные нам темы метафизики, бытия, эк-зистенции. Новое в

том, что усиливается риторика некоей поэтической метафизики, гово-

рящей о требованиях бытия. Это своего рода "метафизика света и

просветов": "стояние в просвете бытия я называю эк-зистенцией чело-

века. Только человеку присущ этот род бытия" . А сущность челове-

ка, что нам уже известно из раннего Хайдеггера, "покоится в его экзи-

стенции" Далее Хайдеггер, вслед за Гегелем и Марксом, говорит об

отчуждении, именуя его "бездомностью", которая "становится судь-

бой мира" ". Это снова побуждает Хайдеггера подвергнуть критике

традиционный гуманизм.


В хайдеггеровской критике традиционного гуманизма много оттен-

ков. Хайдеггера не устраивает бездумная апология человека и его да-

леких от совершенства деяний. Мыслитель возражает против того чтобы

образ гуманизма, возникший в определенную историческую эпоху (а

ею была эпоха римской республики"), бездумно прилагался к более

поздним эпохам. Тем не менее во всех видах гуманизма есть, по Хай-

деггеру, нечто общее: понимание человека как разумного существа,

animal rationale. "Эта дефиниция человеческого существа не ошибоч-

на. Но она обусловлена метафизикой" . А традиционная метафизика,

как мы теперь знаем, сама поставлена под вопрос.


Хайдеггер понимает, сколь деликатный вопрос он затрагивает, когда

призывает ревизовать старый гуманизм и пробиться к новому гума-

низму. <Поскольку что-то говорится против "гуманизма", люди пуга-

ются апологии антигуманного и прославления варварской жестокос-

ти... Поскольку что-то говорится против "ценностей", люди приходят

в ужас от этой философии, дерзающей пренебречь высшими благами

человечества>. Хайдеггер критикует, впрочем, не только определен-

ную философию - он вообще ставит под вопрос будущее философии.

Правда, он оговаривает, что искомая противоположность "гуманиз-

му" ни в коей мере не предполагает "апологии бесчеловечности" и