Geum.ru

Книга 4: Философия XX в уч для вузов

Вид материалаКнига

Содержание


Ствую себя собой и чувствую, что я здесь; это я
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   54

какой-то непостижимо жуткой, отвратительной стороной. В кафе взгляд

его падает на рубашку и подтяжки бармена. "Его голубая ситцевая

рубаха радостным пятном выделяется на фоне шоколадной стены. Но

от этого тоже тошнит. Или, вернее, ЭТО И ЕСТЬ ТОШНОТА. Тош-

нота не во мне: я чувствую ее там, на этой стене, на этих подтяжках,

повсюду внутри меня. Она составляет одно целое с этим кафе, а я

внутри". Итак, прежде всего от человека как бы отторгаются вещи

- причем не только действительно отвратительные, но и вещи, кото-

рые принято считать красивыми, ладно сделанными человеком или

возникшими вместе с самой природой, у многих вызывающей восхи-

щение. Рокантен же видит плюшевую скамейку в трамвае - и его

охватывает очередной приступ тошноты. Это побуждает Рокантена

вынести обвинительный акт миру вещей: "Да это же скамейка, шепчу

я, словно заклинание. Но слово остается у меня на губах, оно не хочет

приклеиться к вещи. А вещь остается тем, что она есть со своим крас-


ным плюшем, который топорщит тысячу мельчайших красных лапок,

стоящих торчком мертвых лапок. Громадное повернутое кверху брю-

хо, окровавленное, вздутое, ощерившееся своими мертвыми лапками,

брюхо, плывущее в этом ящике, в этом сером небе - это вовсе не

сиденье. С таким же успехом это мог бы быть, к примеру, издохший

осел, который, раздувшись от воды, плывет по большой, серой, широ-

ко разлившейся реке, а я сижу на брюхе осла, спустив ноги в светлую

воду. Вещи освободились от своих названий. Вот они, причудливые,

упрямые, огромные, и глупо называть их сидениями и вообще гово-

рить о них что-нибудь. Они окружили меня, одинокого, бессловесно-

го, беззащитного, они подо мной, они надо мной. Они ничего не тре-

буют, не навязывают себя, просто они есть". Эта филиппика против

вещей - не просто описание состояний болезненного сознания, в чем

Сартр был великий мастер, с потрясающей силой изображая разнообраз-

ные оттенки смятения разума и чувств одинокого, отчаявшегося чело-

века. Здесь - корни той части сартровских онтологии, гносеологии,

психологии, концепции общества и культуры, где зависимость чело-

века от первой и второй (т.е. видоизмененной самим челове-

чеством) природы изображается в самом трагическом, нега-

тивном свете. Она нередко предстает и как едва ли не главнейший

источник заболеваний личности, подобных рокантеновской тошноте.


Бунтом против вещей - а заодно и против благостно-поэтических

изображения природы вне человека - дело не заканчивается. "Тош-

нота" и другие произведения Сартра содержат выразительный, талан-

тливо исполненный обвинительный акт против природных потребнос-

тей, побуждений человека, его тела, которые в сартровских произве-

дениях часто предстают в самом неприглядном, животном виде.


Не лучше обстоит дело и с миром человеческих мыслей. "Мысли

- вот от чего особенно муторно... Они еще хуже, чем плоть. Тянутся,

тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус". Мучитель-

ное размежевание Рокантена с собственными мыслями по существу

переходит в обвинение против декартовского cogito, которое выписа-

но как ощущение всяким человеком неразрывности "я мыслю" и "я

существую", оборачивающееся, однако, еще одним глубоким болез-

ненным надрывом: "К примеру, эта мучительная жвачка - мысль: "Я

СУЩЕСТВУЮ", ведь пережевываю ее я, Я сам. Тело, однажды на-

чав жить, живет само по себе. Но мысль - нет; это я продолжаю,

развиваю ее. Я существую. Я мыслю о том, что я существую!... Если

бы я мог перестать мыслить! ...Моя мысль - это я; вот почему я не

могу перестать мыслить. Я существую, потому что мыслю, и я не могу

помешать себе мыслить. Ведь даже в эту минуту - это чудовищно -

я существую ПОТОМУ, что меня приводит в ужас, что я существую.

Это я, Я САМ извлекаю себя из небытия, к которому стремлюсь: моя

ненависть, мое отвращение к существованию - это все различные

способы ПРИНУДИТЬ МЕНЯ существовать, ввергнуть меня в суще-

ствование. Мысли, словно головокруженье, рождаются где-то позади,

я чувствую, как они рождаются где-то за моим затылком... стоит мне


**.


сдаться, они окажутся передо мной, у меня между глаз - и я всегда

сдаюсь, и мысль набухает, набухает, и становится огромной и, запол-

нив меня до краев, возобновляет мое существование"". И опять-таки

перед нами - не только и не столько описание того, что можно было

бы назвать смятенным состоянием духа Рокантена. На деле здесь и в

подобных пассажах сартровских произведений идет существенная

корректировка благодушного традиционного рационализма, для кото-

рого наделенность человека способностью мыслить выступала как благо,

как величайшее преимущество, дарованное человеку Богом. Сартр

употребляет все усилия своего блестящего таланта, чтобы показать,

что движение рассуждения от "я мыслю" к "я существую", да и вооб-

ще процессы мышления могут стать настоящим мучением, от которого

человеку невозможно избавиться.


В "Тошноте" и других произведениях Сартр подобным же образом

испытывает на прочность глубоко впитавшиеся в европейскую культу-

ру ценности - любовь, в том числе любовь к ближнему, общение и

общительность. Даже святые, на первый взгляд, отношения детей и

родителей, любящих мужчины и женщины Сартр препарирует поис-

тине безжалостно, выставляя на свет божий те скрытые механизмы

соперничества, вражды, измены, на которые сторонники романтиза-

ции этих отношений предпочитают не обращать внимания. Пожалуй,

наиболее ярко мир общения, как его изображает Сартр, запечатлен в

его драматургии.


Сартр довольно поздно обнаружил в себе дар драматурга. Нахо-

дясь в плену, он написал для самодеятельного театра пьесу "Мухи".

Все основные категории экзистенциалистской философии - любовь-

вражда, страх, измена, вина, раскаяние, неизбывность страдания, су-

ществование, лишенное Бога, - воплотились в сартровской стилиза-

ции мифа об Оресте, Электре, Агамемноне, Клитемнестре, Эгисфе.

Орест, убивающий свою мать, играет в драме Сартра иную роль чем

тот же персонаж у Эсхила. <Орест, по Сартру, - провозвестник су-

мерек богов и скорого пришествия царства человека. И в этом он

прямое отрицание Ореста Эсхила. Тот убил вопреки древнему мате-

ринскому праву, но убил по велению божественного оракула и во имя

богов, только других - молодых, покровителей возникающей госу-

дарственности. Недаром не он сам, а мудрая Афина спасает его от

Эриний, оправдывает месть за отца. Сартровский Орест не ищет ни-

каких оправданий вне самого себя. Оттого-то и трагедия о нем носит

по-аристофановски комедийный заголовок: "Мухи" - еще одна от-

ходная этике, черпающей свои нормы во внеличных, божественных

предначертаниях>.


В пьесе "За закрытой дверью" Сартр как бы анатомирует челове-

ческие отношения. В комнате, наподобие камеры, лишенной окон, с

наглухо закрытой дверью - две женщины и один мужчина. У них нет

ничего, кроме общения. А оно оборачивается настоящей пыткой. В

конце концов оказывается, что затворничество этих людей - добро-

вольное; они в любой момент могут выйти из своей "тюрьмы", но


"т




предпочитают остаться в ней. И вот герой драмы делает вывод: ад -

это не то, о чем говорят христиане; ад - это другие люди и общение

с ними. Для героев Сартра жизнь в четырех стенах - страдание, но в

известном смысле желанное, наподобие монашеской аскезы. Так мож-

но искупить свои мирские грехи и, что еще важнее, укрыться, отгоро-

диться от мира '. В своих романах и пьесах Сартр как бы коллекци-

онирует необычные, именно пограничные ситуации, намеренно пре-

вращает их в некоторые общие модели. Ибо он полагает, что в таких

ситуациях человек способен обостренно воспринимать и постигать смысл

своего существования. Тошнота Рокантена - путь к постижению эк-

зистенции. "Сейчас под моим пером рождается слово Абсурдность -

совсем недавно в парке я его не нашел, но я его и не искал, оно мне

было не к чему; я думал без слов о вещах, вместе с вещами... И, не

пытаясь ничего отчетливо сформулировать, я понял тогда, что нашел

ключ к Существованию, ключ к моей Тошноте, к моей собственной

жизни. В самом деле, все, что я смог уяснить потом, сводится к осно-

вополагающей абсурдности... Но теперь я хочу запечатлеть абсолют-

ный характер этой абсурдности" ".


Критики Сартра, в том числе из марксистского лагеря, старались

доказать, что он и другие французские экзистенциалисты "возвели в

абсолют" противоречия, абсурдность буржуазного бытия, а также осо-

бенности действительно трагических ситуаций - наподобие мировой

войны или оккупации. Но Сартр и Камю упорно твердили, что тра-

гизм человеческого существования имеет всеобщий характер

и не знает исторических или национальных границ. Изображая

драматизм отношений между человеком и природой, между индиви-

дом и другими людьми, Сартр создавал маленькие литературные "филь-

мы ужасов", которые в свете событий конца XX в. обернулись доволь-

но реалистическими предостережениями. Люди живут своей повсед-

невной жизнью. "А между тем великая, блуждающая природа прокра-

лась в их город, проникла всюду - в их дома, в их конторы, в них

самих. Она не шевелится, она затаилась, они полны ею, они вдыхают

ее, но не замечают... А я, я ВИЖУ ее, эту природу, ВИЖУ... " Что

случится, если она вдруг встрепенется? Страшные натуралистические

фантазии Сартра - это фантазии-предостережения, но некоторые из

них (вроде третьего глаза у ребенка) в эпоху Чернобыля страшным

образом сбываются. Они заканчиваются обвинениями - в адрес тра-

диционных гуманизма и рационализма. <Я привалюсь к стене и крик-

ну бегущим мимо: "Чего вы добились вашей наукой? Чего вы доби-

лись вашим гуманизмом? Где твое достоинство, мыслящий тростник?"

Мне не будет страшно - во всяком случае не страшнее, чем сейчас.

Разве это не то же самое существование, вариации на тему существо-

вания? ...Существование - вот чего я боюсь >".


К концу XX в. - в эпоху многочисленных войн, локальных конф-

ликтов , национально-этнических распрей, постоянной угрозы для жизни

из-за радиоактивных катастроф, экологического кризиса, терроризма,

в эпоху невиданного напряжения духовных сил человека, девальва-


ции моральных ценностей и других бедствий - критика Сартром и

другими экзистенциалистами человеческого существования, "филосо-

фия страха и отчаяния" отнюдь не устарела. Самые мрачные описа-

ния Сартром смятенных состояний экзистенции не потеряли смысла.

И потому читатели, узнавая в переживаниях героев самих себя, ищут

ответа на вопрос: в чем же выход? Как должен вести себя человек?


О том, каков ответ Сартра на эти вопросы, говорилось ранее. Ключ

к существованию - свобода человека. Но в отличие от традиционной

философии, прославлявшей Разум и Свободу, Сартр рекомендует че-

ловеку не питать никаких иллюзий. Свобода - не высший и счастли-

вый дар, а источник страданий и призыв к ответственности. На сво-

боду человек обречен. Смысл экзистенции как сущности человека

- в том, чтобы выдержать, выстоять, все-таки состояться в качестве

человека. В "Тошноте" Сартр описывает не только состояния отчая-

ния и смятения, но и минуты просветления. Такие дни и минуты по-

добны вспышке. "Ничто не изменилось, и, однако, все существует в

каком-то другом качестве. Не могу это описать: это как Тошнота, только

с обратным знаком, словом, у меня начинается приключение, и когда

я спрашиваю себя, с чего я это взял, я понимаю, в чем дело: Я ЧУВ-

СТВУЮ СЕБЯ СОБОЙ И ЧУВСТВУЮ, ЧТО Я ЗДЕСЬ; ЭТО Я

прорезаю темноту, и я счастлив, точно герой романа".


Рокантен слушает, как в кафе поет негритянка, и музыка позволя-

ет подумать: есть люди, которые спасены вдохновением и творчеством

"от греха существования". "Не могу ли я попробовать? Само собой,

речь не о мелодии... но разве я не могу в другой области? ...Это была

бы книга - ничего другого я не умею... В том-то и была моя ошибка,

что я пытался воскресить маркиза де Рольбона. Нет, книга должна

быть в другом роде. В каком, я еще точно не знаю - но надо, чтобы

за ее напечатанными словами, за ее страницами угадывалось то, что

было бы не подвластно существованию, было бы над ним. Скажем,

история, какая не может случиться, например сказка. Она должна

быть прекрасной и твердой, как сталь, чтобы люди устыдились своего

существования". Итак, свобода, выбор, ответственность, надежда,

творчество - это фундаментальные понятия философии Сартра, нео-

трывные от отчаяния и страдания.


Трагическая концепция существования, воплотившаяся в литера-

турных произведениях Сартра, перелилась и в абстрактные формы

философской онтологии.


Философская онтология Сартра


В "Бытии и ничто", как и во всем творчестве Сартра, основной

проблемой становится толкование диалектической, противоречивой свя-

зи природы и человека, индивида и общества, господства и рабства,

принуждения, необходимости и свободы, ответственности, выбора. Раз-

думья над этой диалектикой - стержневая тема как традиционной,

так и современной Сартру философии. Но в том-то и дело, что сарт-

ровская онтология включает в себя явную или скрытую, но всегда


страстную полемику против самых различных подходов к бытию мира

и человека. При этом из этих разных подходов и концепций Сартр

умеет заимствовать ценные идеи. Прежде всего в вопросе о размеже-

вании материализма (в частности, марксистского материализма) и

идеализма Сартр сумел принять в расчет и поддержать опровержение

материализма, предпринятое сторонниками трансцендентализма XX в.

Мы уже видели, в какой яркой экзистенциальной форме протест про-

тив "давления" самовластного мира вещей воплощен в литературных

произведениях Сартра. В философских сочинениях, особенно пред-

шествовавших повороту Сартра к марксизму, материализм отвергался

не менее решительно. Суть всякого материализма Сартр усматривал в

том, что люди анализируются как вещи, предметы, совокупность оп-

ределенных реакций, в принципе не отличающихся от совокупности

качеств и явлений, благодаря которым существуют стол, стул или

камень. Материализм хочет уравнять человека с камнями, растения-

ми, червями, превратить его не более чем в сгусток материи. Материю

же Сартр наделяет негативными характеристиками: она есть "отрица-

ние", "постоянная угроза нашей жизни", "колдовская материя", кото-

рая искажает, уродует человеческие действия. Материальность вещи

или инструмента, замечает Сартр, есть радикальное отрицание изоб-

ретения и творчества. И хотя материальная детерминация для челове-

ка неизбежна, из этой детерминации проистекает безысходный тра-

гизм человеческого существования.


Вместе с тем Сартр не может согласиться с трансценденталистами

(в частности, с феноменологами), которые просто предложили "выне-

сти за скобки" все материальное, вещное, объективное. В философ-

ской онтологии, таково мнение Сартра, исходным должно быть не

отгороженное от мира, не "порождающее" мир бытие-сознание, но

бытие, которое обладает онтологическим первенством перед сознани-

ем. Вместе с тем надо найти такую точку отсчета, благодаря которой

преодолевался бы дуализм трансцендентного (т.е. независимого от со-

знания) бытия и сознания.


Главная особенность онтологии Сартра определяется той ролью,

которая придается категориям "бытия-в-себе" и "ничто". "Бытие-в-

себе" (l'etre-en-soi) - это и есть "что"; оно - символ самостоятельно-

сти, "плотности", непрозрачности, полноты мира, независимого от че-

ловека. Бытие-в-себе - глубина, у которой нет границ и краев. С

помощью этого понятия Сартр, по-видимому, хотел зафиксировать

различные свойства природы, поскольку она противостоит человеку:

необъятность, глубину, непостижимость, таинственность, самовласт-

ность космического универсума. Еще Паскаль говорил о природе и ее

неисчерпаемости для познания, одним из первых почувствовав страх

и тревогу за хрупкость человеческих бытия и сознания, несоизмери-

мость усилий человека и глухого к этим усилиям необъятного и гроз-

ного мира. Человек как бытие обозначается в онтологии Сартра с по-

мощью категории "бытие-для-себя" (l'etre-pour-soi).

В философии Хайдеггера Сартр ценит и заимствует то, что цент-


ральное онтологическое значение придается категории Ничто. Но если

у Хайдеггера Ничто есть некоторое общее обозначение темного и непо-

стижимого противовеса Бытию, то в сартровской диалектике бытие и

Ничто тесно переплетаются - и не где-то в отдаленных глубинах,

недрах бытия, а в самом "ближнем" бытии, включая человека и его

действия. <"Нет", как внезапное интуитивное открытие, по-видимому

является сознанием бытия, сознанием "нет". В мире, где повсюду бы-

тие, существует не только Ничто, которое, по определению Бергсона,

непостижимо... Необходимое условие, которое должно быть выполне-

но, чтобы мы были в состоянии сказать "нет", состоит в том, что не-

бытие должно постоянно присутствовать как в нас, так и вне нас, т.е.

Ничто проникает в бытие> .


С помощью вездесущего Ничто Сартр и пытается метафизически

обобщить все те состояния, которые он мастерски описывал в художе-

ственных произведениях, - хрупкость человеческого существования,

пронизывающий страх, отчуждение от мира, отвращение к миру и к

"аду" вынужденного "бытия-вместе-с другими", образующего одно из

социально-исторических измерений человеческого бытия. Существу-

ют и бытие, и Ничто, но Ничто коренится в человеке, в "экзистенции"

как существовании, т. е. в бытии-для-себя. Если у Хайдеггера дест-

рукция мира бытия - некая безличная сила и сторона Ничто, то у

Сартра деструктивное, отрицающее Ничто тесно связано с человеком

и его бытием. "Человеческое бытие - не только такое бытие, благода-

ря которому негативность раскрывает себя в мире, но которое может

применить негативный подход по отношению к самому себе... "


Итак, абсурдность, негативность - черты человеческого существо-

вания, за которые человеку непременно приходится нести ответствен-

ность. Если случилась война и кого-то призвали в армию, если люди

хоть как-то причастны к войне и не протестуют против нее, они в

ответе за войну. Ибо человеческая свобода - определение самого бытия

человека. Свобода, на которую человек обречен, это выбор, который у

него всегда есть. Свобода лежит в фундаменте всех сущностей.


В статье "Экзистенциализм это гуманизм" Сартр уточняет еще один

важный для него момент. Он выступает против тех, кто полагает:

отрицание существования Бога, явный или скрытый атеизм, ничего не

меняет и в повседневном поведении человека, и в его бытии. На самом

деле атеистические предпосылки - а их принимает и Сартр - корен-

ным образом меняют трактовку жизни и человека. Сартр ссылается на

слова из Достоевского "Если бог не существует, все позволено". Для

экзистенциализма, говорит он, это отправной момент. Человек свобо-

ден, он и есть свобода. Нет ничего ни над нами, ни перед нами в

светлом царстве ценностей, нет оправдания и извинения за содеянное

нами. Мы одиноки и покинуты. Человек, снова и снова повторяет

Сартр, приговорен быть свободным. В упомянутой работе Сартр ссыла-