Geum.ru

Ч. С. Кирвеля Утверждено Министерством образования Республики Беларусь в качестве учебник

Вид материалаУчебник

Содержание


Третий период
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   18
Клод Леви-Строс (р. 1908), Мишель Фуко (1926—1984), Жак Лакан 901—1981), Ролан Барт (1915-1980) и др.

С точки зрения структуралистов, между науками о природе и социально-гуманитарными науками нет никакой разницы, поэтому применяемые научные методы тоже должны быть одинаковыми. Социально-гуманитарные знания могут считаться научными только в том случае, если: 1) эти знания будут иметь формализованный вид, вид теоретических моделей логико-математического типа; 2) если они будут соответствовать критерию строгости и доказательности; 3) если в их содержании будут найдены абстрактные структуры, обеспечивающие их объективность и общезначимость. Подобные рассуждения являются распространением позитивистских принципов на социальное и гуманитарное знание, сциентистской программой методологии гуманитарных исследований. Подход, разработанный

структуралистами, с одной стороны, отражает переход гуманитарных наук с эмпирического уровня развития на теоретический, а с другой — открывает возможность использования компьютерной техники и, шире, логико-математических моделей при исследовании социально-гуманитарной проблематики.

В поисках ответа на гносеологический вопрос о возможности объективного социально-гуманитарного познания структуралисты обращаются к кантовской философии. Именно Кант впервые задал аналогичный вопрос относительно теоретического естествознания. В связи с этим представители структурализма пересматривают кантовское понимание трансцендентальности. С точки зрения Канта, трансцендентальность характеризует формальные, априорные предпосылки познания, обусловливающие объективность знаний. Но в то же время, по Канту, трансцендентальность означает познавательную и эстетическую активность субъекта, который с помощью априорных форм конструирует предмет познания, предмет науки и искусства. По мнению структуралистов, такое понимание трансцендентальности должно быть пересмотрено, всякую субъективность (творческую активность субъекта) следует исключить. В противном случае становятся невозможными рационализация и интеллектуализация гуманитарного знания.

Социально-гуманитарное познание осуществляется на основе естественного языка, который содержит в себе метаязык — объективные структуры, не осознаваемые субъектом, являющиеся, по существу, всеобщими законами, управляющими мышлением, жизнью разума. Именно эти структуры определяют наше видение мира, обеспечивают объективность и формализованность гуманитарных знаний. Получается, что сам язык как знаковая система содержит в себе априорные формы. Поэтому лингвистическая проекция на различные отрасли гуманитарного знания не только возможна, но и необходима. Кроме того, культуру и ее проявления можно рассматривать как самостоятельные знаковые системы, которые не только интерпретируются с помощью языка, но и сами подчиняются правилам семиотических (знаковых) систем. Что касается обще-

521

ственного и индивидуального бытия, их тоже можно рассматривать как явления, обнаруженные и зафиксированные с помощью языка. Для структуралистов нет сомнения в приоритете языка над субъектом в силу наличия в языке объектив­ных структур. Субъект познания при этом рассматривается как точка пересече­ния различных знаковых систем: искусства, религии, моды и т.д. Речевая практика понимается как выявление объективных структур данных языков, а не как субъективно-творческий процесс, на чем настаивали феноменологи и экзистенци­алисты. Таким образом, из познавательного процесса исключается не только субъективность, но и сам субъект — в нем нет потребности. Осуществляется свое­образное «убийство субъекта», поэтому не случайно структурализм был назван французским феноменологом П.Рикером, «неокантианством без трансценденталь­ного субъекта». Таким образом, структурализм предлагает свой, особый вариант априоризма, согласно которому способы функционирования интеллекта и фор­мы организации знания принадлежат не самому разуму, а находятся вне его, обусловлены внешними факторами, т.е. априорные формы выведены за рамки субъекта.

Где же искать механизмы функционирования знаковых систем? Чтобы от­ветить на этот вопрос, структуралисты обращают внимание на то, что на уровне сознания человек пользуется знаками, строит из них предложения, тексты и т.д., но правила, по которым он это делает, остаются неосознанными. Человек мо­жет даже не догадываться об их существовании. Исходя из этого, структурали­сты отмечают, что структуры бессознательного — это и есть скрытые механизмы функционирования знаковых систем. Бессознательное — это не проявление иррационального (внерационального), оно рационально и логично. Иррацио­нального, по существу, нет, вся духовная жизнь человека рационализирована. Структуры бессознательного — это структуры самого интеллекта, носящие об­щечеловеческий характер. Играя роль априорных форм, они обусловливают объективность познания. Эти скрытые закономерности, которым бессознательно подчиняется человек, являются глубинными пластами культуры, которые сами структуралисты называют по-разному: «эпистема» или «дискурсивная формация» (М.Фуко), «ментальные структуры» (К.Леви-Строс). Согласно структурализму в любом случае связь сознания человека с миром опосредована механизмом фун­кционирования знаковых систем, поэтому невозможна независимая и суверен­ная деятельность человеческого «Я». Данный вывод направлен против классического европейского рационализма с его идеалами независимости, авто­номности разума, который вместе с тем является условием обнаружения чело­веком своего собственного бытия: «Мыслю, следовательно, существую». Логика приводит структуралистов к другому выводу: «Мыслю и обнаруживаю свое бытие только благодаря наличию объективных структур». И если на поверхности мы наблюдаем развитие идей, то это не результат активности человеческого разу­ма или духовной сферы в целом. Причины следует искать в глубинных изме­нениях самих объективных структур, в недрах самой культуры. В рамках своей программы структуралисты не отказываются от рационализма, они расширя­ют его до неорационализма. Суть последнего состоит в признании культурно-исторической обусловленности человеческого знания, в идее исторически меняющихся предпосылок познавательного процесса.

В качестве конкретно-научного метода гуманитарного знания структура­лизм внес заметный вклад в исследование жизни и обычаев первобытных пле-

мен, мифологии, фольклористики, языка, религии и других явлений культуры. Но его идеи всегда вызывали острые дискуссии. Влияние структурализма про­леживается в концепциях представителей франкфуртской школы, в современной герменевтике, в различных вариантах позитивизма и т.д.

Структурализм не остался в пределах социально-гуманитарных наук, он по­учил идеологическую интерпретацию, которая по содержанию существенным образом отличается от концепций его основных представителей. В результате идеологизации структурализма сформировался специфический тип мировоззрения, основанный на противопоставлении структуры человеку. В рамках такого противопоставления структура рассматривается в качестве антигуманного начала. Поскольку глубинные, скрытые механизмы и отношения регулируют нe только культуру, но и социальную жизнь, приверженцы структурализма считают, что через них наше сознание пронизывается структурой власти, что означает замену власти языка языком власти.

Внутренняя логика развития самого структурализма, а также попытка его представителей осмыслить изнутри сам структурный метод выявили ряд вопросов, на которые было невозможно ответить, оставаясь в пределах статичных структур: как и почему происходит смена самих структур, как соотносятся структурное и неструктурное (маргинальное) и т.д.

Третий период существования структурализма (вторая половина 60-х годов XX в.) демонстрирует попытку решения вышеназванных проблем и связан с анализом социально-культурного и политического контекста, в котором существует структура. Вместе с тем в этот же период начался переход от «классического» структурализма к постструктурализму, который попытался осуществить синтез структурного метода, философских идей структурализма и структуралистской идеологии.

В качестве самостоятельного явления в философии и гуманитарном знании постструктурализм сформировался в 70—80-е годы во Франции и частич­но в США. Его главными представителями являются: Жак Деррида (р. 1930), КильДелез (1926-1995), Жан Бодрийар (р. 1929), Жан-Франсуа Лиотар (р. 1924), Ричард Рорти (р. 1931), Феликс Гваттари (1930—1993) и др.

Постструктурализм не имеет организационного единства и общей про-граммы, однако у него есть специфическое проблемное поле и свой подход к решению поставленных проблем, что позволило ему в 80-е годы приобрести концептуальную самостоятельность. В то же время постструктурализм стоит у истоков философского постмодерна, что делает крайне затруднительным проведение между ними четкой границы. В этой связи имеет смысл включить в анализ постструктуралистской концепции только те проблемы, которые связывают ее с «классическим» структурализмом.

Рассматривая те же проблемы, что и структурализм, постструктурализм су-щественным образом переставляет акценты в их решении. Структуралистов прежде всего интересует проблема поиска механизмов, обеспечивающих объективность, общезначимость гуманитарных знаний, общих правил последовательного перехода от одного слова к другому, от одной мысли к другой. Согласно структурализ­му, между идеями существует причинно-следственная связь, они последовательно сменяют друг друга, а процесс мышления рассматривается как линейный. Однако уже М.Фуко в своей работе «Слова и вещи» (1966), обратил внимание на то,

что данный подход существенным образом упрощает ситуацию, поскольку в куль­туре могут одновременно возникать и существовать различные объективные структуры организации мышления, которые в свою очередь порождают разные системы идей. Идея нелинейности мышления становится одной из главных в по­стструктурализме, а затем и в постмодерне. Наиболее детально она разработана Ж.Деррида. По его мнению, мышление не двигается от мысли к мысли, от слова к слову на основе определенных правил, оно хаотично перескакивает с одного на другое. Мышление — это не процесс, подчиненный логике, а скорей всего процесс игры.

Нелинейность мышления не может быть адекватно отражена линейным пись­мом (под «письмом» структуралисты понимают знаковое оформление любой ре­альности), когда знания последовательно выстраиваются в цепочку. Для выражения процесса мышления, согласно Деррида, больше подходит система текстов, где каж­дый текст представляет собой открытую систему. Поскольку в процессе взаимо­действия принимает участие бесконечное количество текстов, структура становится неопределенной. Структуралисты считали, что механизмом создания смысла любого семиотического образования является определенная структура. Пост­структуралисты дополняют данный тезис выводом о том, что структура не мо­жет быть определенной, поэтому она становится механизмом деструкции смысла.

Для постструктуралистов такие вопросы, как объективность, научность, ме­тод, утратили свое значение, перестали быть целью познания. В отличие от струк­турализма, который стремился вывести субъект за пределы социально-гуманитарного познания и тем самым найти объективность, постструктурализм настаивает на воз­врате субъекта в познавательный процесс. Однако для представителей пост­структурализма субъект — это не абстрактный носитель познавательной способности или понятийно-концептуальных форм, не персонифицированный разум, но определенный тип личности: ребенок, художник, шизофреник и т.д. Постструктуралистов интересует уже не сама структура, а то в ней, что позволяет выйти за ее пределы, т.е. «изнанка». Поэтому они стремятся в первую очередь выявить и осмыслить противоречия, которые возникают при попытке использо­вать языковые структуры для получения объективного знания о человеке и обще­стве. «Изнанка» структуры имеет многочисленные проявления: история, динамика, тексты, в которых нет «бинарных оппозиций», случай, свобода, тело, отноше­ния господства-подчинения и т.д., однако самые важные из них — желания. От них зависят проявления индивидуальной и общественной жизни, они в конеч­ном счете определяют все неструктурное в структуре. Для человека, считают постструктуралисты, реальность — это «бытие желаний», удовлетворить кото­рые он стремится всеми силами. В отличие от структуралистов постструктура­листы уверены в том, что человек способен прорваться к реальности. Однако на этом пути его сдерживает «символическое» (структуры культуры), агрессив­но относящееся к человеческим желаниям. Сами желания рождаются в бессоз­нательном. В связи с этим, по мнению сторонников постструктурализма, подлинное бессознательное не может быть символическим, не может содержать в себе механизмы знаковых систем. Тем самым они оспаривают один из основ­ных тезисов «классического» структурализма, согласно которому объективная структура интеллекта, механизмы функционирования знаковых систем «погру­жены» в бессознательное.

По мнению постструктуралистов, реальность желания может быть выражена через другое неструктурное явление, например в текстовой реальности (Ж.Деррида) или в политической деятельности (Ж.Делез). Анализу последней стструктуралисты уделяют особое внимание. С их точки зрения, властные отношения, понимаемые как отношения господства-подчинения и принуждения, существовали всегда. Эти отношения исходят отовсюду, они первичны субстанциональны. Любая власть имеет свое знаково-символическое оформление — Дискурс Власти. Последний нельзя свести к политической терминологии, риторическим приемам, аргументации, политическим доктринам и т.д., посредством которых одно лицо осуществляет свою волю в деятельности других людей. Вся культура содержит отношения господства-подчинения и является ,ikom Власти. Власть вечна, можно менять только формы ее проявления. Однако и сам язык обладает автономной властью, образуя Власть Дискурса. Это означает, что язык выполняет функцию властного принуждения. Дискурс — процесс получения нового знания на основе последовательных и ясных рассуждений и в то же время процесс принуждения мышления к производству формально-логических высказываний. Любое произнесенное слово имеет власть не только над тем, кому оно адресовано, но и над самим говорящим. Анализируя политическую реальность, постструктуралисты отмечают, что больше нет смысла говорить о субъекте как индивидуальном «Я». Речь должна идти только о коллективном «Мы», которое представляет собой группу единомышленников. Эта группа бессильна противостоять власти, но она и не стремится захватить власть, у нее другая цель — обнаружить и описать очаги власти и ее стратегию. Такая позиция, тают они, позволяет группе сохранить человеческое, хотя и ведет к утрате индивидуального. Тем самым постструктурализм провозглашает дилемму человеческого и индивидуального. Субъект постструктуралистов становится «хитрым», использует социально-политические структуры, манипулирует ими, продолжая оставаться под их влиянием, в то время как субъект структуралистов был всего лишь «наивным», поскольку структуры манипулировали им.

Постструктуралистское понимание социально-политической реальности и места человека в ней, по существу, отражает шок индивидуального «Я» от столкновения с социальной действительностью, с анонимностью механизмов власти и принуждения, делающими бессмысленными и деятельность, и поиск объективности социального и гуманитарного знания. Основные идеи и тенденции постстструктурализма во многом определили проблематику и направление развития такого явления духовной жизни Запада, как постмодернизм.

ПОСТМОДЕРНИЗМ

В последние два десятилетия XX в. проблемы, связанные с постмодернизмом, активно обсуждаются отечественными и зарубежными философами, оста­ваясь в ряду дискуссионных. Даже само понятие «постмодернизм» не имеет строго очерченного смысла и общепринятого определения. Постмодернизм представляет собой совокупность общекультурных философских идей и тенденций, отражающих специфику переживания человеком западной цивилизации реалий конца XX в. Постмодернизм можно рассматривать и как совокупность идей, являющихся итогом критики, которую осуществляла западная философия по от-

Постмодернизм 525

ношению к самой себе начиная со второй половины XIX в. В философии возник­новение постмодернизма чаще всего связывают с постструктурализмом. Философ­ская работа, где впервые было употреблено понятие «постмодерн», принадлежала перу Жана-Франсуа Лиотара и называлась «Ситуация постмодерна» (1979). В своих работах Лиотар распространил дискуссии о постмодерне в культуре на область философии, и с 80-х годов это понятие прочно вошло в философский лексикон. К постмодернизму чаще всего относят тех же мыслителей, что и к постструкту­рализму. Это прежде всего Жак Деррида, Жиль Делез, Жан-Франсуа Лиотар, Жан Бодрийар, Ричард Рорти и др.

Философия постмодернизма не существует как нечто целостное, представ­ленное в систематизированном виде. Объясняется это не только тем, что среди ее ведущих представителей нет концептуального единства, но и тем, что сами они выступают против философии как особого вида интеллектуальной деятель­ности, имеющей свою специфику, а также единые мировоззренческие и теорети­ческие основания. По мнению постмодернистов, наступила «смерть философии» в ее традиционном понимании. Философское мышление исторично, подчерки­вают они, поэтому философия как самостоятельный жанр духовного творче­ства со строго заданными границами в виде «вечных» философских вопросов исчерпала свои возможности и переросла прежние рамки. Согласно постмо­дернистам, этот процесс начался уже давно. Доказательством тому служат про­изведения многих представителей неклассической философии и деятелей культуры второй половины XIX — XX в.: С.Кьеркегора, Ф.Ницше, позднего М.Хайдеггера и др. С точки зрения постмодернистов, произведения названных авторов представляют собой экстерриториальные тексты, т.е. тексты, возник­шие на «стыке» ряда жанров философии, литературы, психологии и т.д., в силу чего они не принадлежат целиком ни одному из них. Постмодернисты считают необоснованными притязания философии на роль научной дисциплины, по­скольку в отличие от науки она не имеет преемственности проблем и прогресса в их решении. На каком основании, например, — задают они вопрос, — можно утверждать, что концепции философов XX в. более прогрессивны, чем идеи античных мыслителей, если философия не содержит в себе критериев «соизме­римости» философских идей? Сторонники постмодернизма не просто предла­гают изменить технику и процедуру философского анализа, они предлагают вообще переосмыслить роль, место и статус философии в культуре. Если фило­софия не является поиском истин и не содержит их в себе, то она не может быть определителем того, какая из областей культуры (мораль, искусство, ре­лигия и т.д.) более адекватно представляет действительность, следовательно, у нее нет преимущества перед остальными культурными сферами. По этой при­чине философия, считают наиболее радикально настроенные постмодернисты, должна разомкнуть свои границы и соединиться прежде всего с искусством, став при этом «искусством мышления», или исчезнуть, растворившись в других явлениях культуры. Если философия хочет сохранить свое творческое начало, то это творчество должно быть без границ. «И все же, — успокаивает амери­канский постмодернист Р. Рорти, — нет никакой опасности в том, что фило­софии «пришел конец»... Даже если философия XX века входит в период неуклюжих переходных метаний, все равно остается нечто, называемое «фи­лософией» по другую сторону перехода»'.

' Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1997. С. 291—292.

Постмодернисты считают необходимым пересмотреть понимание бытия сложившееся в предшествующей философии. Прежде всего, по их мнению следует отказаться от идей онтоцентризма и теоцентризма, в рамках которых либо бытие, либо Бог являются условиями, обеспечивающими единство мира и его целостность. Реальность, как отмечают Ж.Делез и Ф.Гваттари в своей местной работе «Капитализм и шизофрения» (1972—1980), — это не целостность, а не связанные между собой фрагменты, мир — это мозаика частностей. только мир не является целым, целым не может быть и конкретный объект. Последний не может быть и частью целого. Чтобы стать таковой, он должен бытъ предварительно деформирован, обработан. Поэтому целостность — это либо результат связного описания, либо результат действия сил, насильственно соединяющих эти фрагменты. Однако предмет не может являться пассивным материалом для человеческой обработки. На любое воздействие со стороны человека обязательно отвечает сопротивлением, не желая переходить из сферы «неразумного» в сферу «разума». Тем более человеку неподвластна структурная организация мира в целом. В связи с этим любой проект преобразования обречен провал, поэтому не имеют смысла ни насильственное преобразование природы, ни социальные преобразования. От них следует отказаться.

По мнению сторонников постмодернизма, не является оправданным и деление бытия на объективную и субъективную реальность. Ссылаясь на современные достижения в области компьютерной техники, они обращают внимание на то, что реальность, смоделированная компьютерными устройствами (виртуальная-реальность), является результатом интеллектуальной деятельности. Но по отношению к тем, кто в нее «погружается», в ней «живет» и «действует», она является ее объективной, чем дождь за окном. Виртуальное становится реальнее реального, а объективное и субъективное, субъект и объект перестают быть различимыми.

Анализируя ситуацию, сложившуюся в современном научном познании и науке в целом, представители философского постмодернизма предлагают свой вариант ее понимания. По их мнению, реальность в силу своей фрагментарности не только не поддается практическим преобразованиям, но и не может быть адекватно осмыслена и систематизирована, поскольку нельзя создать теоретическую систему, из которой реальность «не выпадала бы», в которую бы она полностью вмещалась. Как считает Бодрийар, это происходит уже потому, что событие всегда предшествует теории, последняя же неизбежно отстает, появляясь тогда, когдa само событие стало уже другим. Постмодернисты особое внимание обращают на тот факт, что для изучения открытых систем, каковыми являются рода, общество, экономика, политика и т.д., не подходят теории «закрытого» типа, созданные на основе традиционной логики и системы понятий со строго фиксированным смыслом. Поэтому для построения «открытых теорий» необходимы принципиально новые понятия, иной стиль мышления, новые правила интеллектуальной деятельности.

Будучи убежденным в том, что разум исчерпал свои возможности в тех формах, в каких он был представлен в предшествующей западноевропейской философии, Деррида, в частности, предлагает свой проект постмодернистской «логики», включающий следующие идеи: 1) извлечение элементарной бинарной оппозиции (белое-черное, мужское-женское и т.д.); 2) выделение негативного терми-

на (черное, женщина и т.д.); 3) фиксация общей нейтральной предпосылки (например, в оппозиции мужчина-женщина таковой является человек); 4) инверсия терминов (тьма-свет, женщина-мужчина и т.д.); 5) доказательство равенства негативного термина позитивному (тьма равна свету). При таком подходе, счи­тает Деррида, происходит разрушение существующего европейского сознания, основанного на доминировании системы позитивных терминов, которую француз­ский философ называет «белой мифологией». В структуре самого понятия постмо­дернисты предлагают пересмотреть соотношение между означаемым и означающим. Последнее, считают они, должно быть изменчивым, подвижным, чтобы обеспе­чить понятию «скользящий» смысл. По мнению постмодернистов, «открытые теории» не могут создаваться на основе логики как способа мышления, ее следу­ет заменить ассоциацией и игрой. Ассоциативно-игровой стиль мышления как альтернатива картезианскому, логико-конструктивному представляется им бо­лее соответствующим современным требованиям к интеллектуальной деятельно­сти. Кроме того, такой стиль соответствует и состоянию современного человека, который устал не только жить и мыслить, но даже последовательно и четко выражать свои мысли.

Постмодернистские проекты по изменению структуры мысли и стиля мыш­ления направлены против логоцентризма западноевропейского сознания с целью его разрушения, которое позволит изменить культуру, а через нее и весь мир.

Исследуя процессы научного познания и его результаты, представители философского постмодернизма обращают внимание на то, что современная наука, изучая действительность, предлагает теоретические модели, имеющие высокую степень абстракции, но лишенные наглядной представимости. Такие те­оретические модели представляют собой семиотические (знаковые) системы, ко­торые не имеют соответствующей чувственно-образной интерпретации. Поэтому, считают постмодернисты, схема познавательного процесса, предложенная пред­шествующей философией, где в качестве обязательных присутствовали две сту­пени — чувственная и рациональная, — в принципе, не соответствует действи­тельности. Сегодня процесс научного познания — это взаимодействие знако­вых систем (их диалог), которое не требует участия субъекта. Новые теории появляются не благодаря творческой активности субъекта, а благодаря системе связи, которая складывается в результате взаимодействия существующих тео­рий, в зоне их контактов. Как отмечалось выше, постмодернисты не согласны с теми, кто считает, что логико-конструктивный стиль мышления является глав­ным в науке и что в результате мыслительных актов обязательно появляется теория, выполняющая объяснительную и интеграционную функцию по отно­шению к другим. Нет никакой объяснительной и интегративной концепции, есть только открытое пространство, возникшее как результат взаимодействия теорий (текстов). Следствием таких рассуждений является вывод о том, что исти­на не одна, истин всегда больше, чем одна. Тем самым постмодернисты отстаи­вают принципиальный плюрализм истин.

Аналогичный вывод делают представители философского постмодерниз­ма и относительно гуманитарного познания, в основе которого, по их мнению, лежит процедура интерпретации текста. Каждый текст имеет веер равнознач­ных интерпретаций, которые подключают к нему целый ряд исторических, со­циологических, психологических и других концепций. В процессе интерпретации

происходит взаимодействие текстов друг с другом, текста и автора, текста и чита­теля; в рамках такого взаимодействия и формируются смыслы. Данный процесс получил название интертекстуальность. Идея интертекстуальности, предло­женная Деррида, лишает смысла саму проблему правильного толкования текста как приближения к авторскому замыслу, а также проблему границы жанра. Сама интеллектуальная практика в таком понимании предстает как скачок от од­ного текста к другому, путешествие по текстам. Такая ситуация адекватно отража­ет образ жизни современного человека, который вынужден мгновенно переходить от одного вида деятельности к другому, от одной информации к другой.

Отдельно рассматривая вопрос о социальном познании, постмодернисты утверждают, что не существует мышления, свободного от социальных и поли­тических факторов. Поэтому ученый, занимающийся социальными проблемами не может претендовать на объективность, он всегда политически ангажирован обслуживает интересы тех или иных социальных групп. Понятия «ложь» и «истина» также неприменимы к социальному познанию. Истина здесь — всего лишь соглашение, установленное властью господствующих групп.

В качестве основного вывода из анализа познавательного процесса предста­вители философского постмодернизма предлагают утверждение, что этот про­цесс и соответственно наука являются бессубъектными. Человек выполняет здесь функцию либо посредника между теориями и текстами, либо носителя соци­ального дискурса (т.е. системы социальных отношений, отраженной в созна­нии и закрепленной в идеологии). Человек как творческое начало, определяющее цели, делающее выбор, созидающее новое, отсутствует. «Субъект умер» не только в науке, но и в искусстве и философии. Устранение субъекта из познавательно­го процесса разрушает последний, делает ненужным его анализ, а следователь­но, и такой раздел философии, как эпистемология. Таким образом, критическое осмысление предшествующих вариантов решения проблемы познания прово­дится постмодернистами под лозунгом «смерти эпистемологии».

Обращая внимание на тот факт, что культура сегодня заявила о своем доминирующем положении среди других социальных сфер, постмодернизм формулирует следующий парадокс: чем больше культуры, тем меньше творче­ства. Включаясь в культуру, человек вписывается в определенные нормативные рамки, принуждающие его мыслить и поступать определенным образом. Даже сознательно ориентируясь на создание принципиально нового, человек постоян­но сверяет и согласует свои результаты с тем, что уже есть. Эти идеи становятся основополагающими для постмодернистов при анализе художественного творче­ства. Согласно логике их рассуждений, творчество существует только в том слу­чае, если есть процесс рождения абсолютно нового первоначального смысла, когда художник впервые предлагает какие-то новые идеи и образы. Сегодня художник не имеет дела с абсолютно «чистым» материалом, который не содер­жал бы в себе предшествующей обработки культурой. Кроме того, культурой определен и задан собственный внутренний мир художника, а возможности копирования и тиражирования, существующие в современном обществе благо­даря техническим достижениям, лишают творчество и его результат уникально­сти и неповторимости. В силу этого произведение современного художника — это совокупность заимствований, цитат из ранее созданного. В связи с этим сам художник вполне осознанно должен стремиться к компиляции, к цитиро­ванию, к эклектизму. Процесс художественного творчества сводится к сово-

купности процедур: расчленению культурного наследия на ряд составляющих, произвольному оперированию полученными частями и получению из них но­вых комбинаций. Именно такой смысл имеет идея деконструкции Деррида. По его мнению, деконструкция должна стать основным принципом любого вида интеллектуальной деятельности.

В рамках постмодернизма наблюдается стремление пересмотреть статус произведения в контексте творческого процесса. Произведение рассматривается не как результат, а как событие, как развертывание смыслов и мыслительных актов, что соответствует традициям «философии становления», получившей развитие в XIX —