Художественное творчество Ларса фон Триера в киноискусстве
Дипломная работа - Культура и искусство
Другие дипломы по предмету Культура и искусство
? мёртвого. Не случайно поэтому наиболеё законопослушный сотрудник тут же нападаёт на Кристоффера с самыми деструктивными намерениями, подобно персонажам Борхеса, он понимают, что Христа необходимо убить именно для того, чтобы вернуть закон на его прежнеё трансцендентальное место. Вера может существовать только при условии нехватки тела и образа, то есть только при условии кастрации, которую и пытаются создать всё прочие герои, каждый со своей стратегией. Создать эту нехватку и значит отделить господина от наслаждения, обнаружить, что он такой же подлежащий закону сын человеческой, как и прочие смертные, найти за спиной родителя то самое желание другого, с которым он соотносит свои собственный действия и поступки. И правда, ситуация стабилизируется, когда Кристофер совершает над собой это кастрационное действие и заявляет, что выше него есть ещё самый-самый главный босс, который и принимает всё кардинальные решения. Его распинают до тех пор, пока Кристоффер не артикулирует свою подданность, как бы вторя архангелу Гавриилу, он говорит, что он не бог, а всёго Только его посланник. Кристоффер делает то, что не может Бесс МакНилл из фильма Рассекая волны, он отделает от себя наслаждение бога с тем, чтобы не быть им поглощённым, тогда как Бесс отдаётся полностью этому наслаждению, а её жертва точно становится выкупом за исцеление любимого мужа. [71, с.132]
Сообщество может функционировать только при условии того, что ему вменён некоторый грех, грех уже совершённый, в идеале, данный от рождения, только в этом случае, осознавая чувство вины, сообщество может предпринимать попытки искупления и достигать благодати прощения. В своём семинаре Лакан говори, что провинность не является чем-то таким, что навязано нам в чисто формальных своих чертах, но предстаёт, напротив, как felix culpa, повод для похвалы, ибо именно в ней берёт своё начало та высшая сложность, которой обязано своим развитием измерение жизни, именуемое цивилизацией. [71, с.135]
Мы всёгда открываем закон в ретроспективном прочтении как же нарушенный нами, именно поэтому можем мы желать, выстраивать отношения с другими людьми и в обращённом виде получать удовольствие. Ведь закон держится не на авторитете всёмогущего отца, и уж тем болеё не на страхе перед наказанием или блаженстве идентификации с ним, в гораздо большей степени законопослушные люди обязаны именно своему чувству вины, которое в отличие от греха, не является первородным, его ещё нужно постараться создать и культивировать. Той вины, которая заставляет Кристоффера сдавать позиции и отказываться от роли самого главного босса, перестать быть истуканом Гамбини и транслятором священного текста, и занять место внутри сообщества. Только отделяя от себя инстанцию закона, Кристофер может принять свободное решение подписывать договор или отказаться от сделки, решение, продиктованное уже ни корпоративной этикой или состраданием к компаньонам, и ни чувством долга или наслаждением буквой текста, то есть ни воображаемыми, ни символическими доминантами, а своим собственным желанием. Тот путь десубъективации, который он проделал в течение всёго фильма, позволяет Кристофферу совершить единственный свободный поступок. [71, с.138]
Еще 10 лет назад Ларс был вполне себе говорящим муравьедом из кунсткамеры, образцовым носителем распространенного в 90-е диагноза наш талантливый мальчик.
Не худшим - но уж никак не самым ярким представителем поколения игроков в бисер перед свиньями. Даже к началу нулевых, когда в нем почти не осталось попкультурного ухарства, когда уже была подписана Dogma, отдана на закланье первая из прекраснодушных триеровских страдалиц, а плотник уже нарубил досок на эшафот для второй - даже тогда датчанин казался скорей высококлассным ловкачом, чем человеком, способным что-то в ком-то всёрьез перевернуть. Устрой кто-нибудь в 2000 году тотализатор на предмет того, кто из пресловутых мальчиков сподобится шагнуть от игр к величию, автор этих строк скорей уж поставил бы на кого-то из младших - на Тыквера или Винтерберга… И пусть это свидетельствует о дурном вкусе автора! Но вот Бергман (у него хороший вкус), Бергман уже после всёх каннских славословий Танцующей в темноте брезгливо обронил, что из Ларса мог бы выйти режиссёр - но вот беда, парень, кажется, никогда не отучится врать, выкобениваться и выделывать дешевые рекламные фокусы.
И это и есть, наверно, самый главный вопрос: как получилось, что этот пижон и компилятор (посмотрите на него образца 94-го: смокинг явно с чужого плеча, портьера за спиной - и та краденая) стал тем, кем он стал? В какой момент был им сделан шаг, после которого кино как-то естественно, будто так и надо, стало вдруг делиться на фильмы Ларса фон Триера и всё остальные?
Что революции через раз совершаются мошенниками, а магия и шарлатанство - понятия родственные, вольно перетекающие друг в друга, известно давно. Но Триер, всё-таки, случай беспрецедентный. Отслеживать его творческий маршрут - это как смотреть на человека, идущего по проволоке, и вдруг понять, что проволоки больше нет, а человек тем не менеё продолжает идти. С такой же несимпати чной пижонской ухмылкой, но уже по воздуху. Вглядимся же еще раз в размытый стоп-кадр, на котором подающий надежды молодой режиссёр показывает нам козу… А теперь отмотаем назад. [71, с.139]
В американском словаре политически корректных слов термином визуально ориентированный обозначают глухих, применительно же к деятелям искусства он, скореё всёг?/p>