Художественное творчество Ларса фон Триера в киноискусстве
Дипломная работа - Культура и искусство
Другие дипломы по предмету Культура и искусство
?нацию. Вместо этого послушать, что он, собственно, говорит. В содержании самовлюбленности оказывается куда меньше, чем в форме. Попыткам устранить это противоречие Триер посвятит всё 90-е и, к счастью, преуспеёт в этом Только отчасти: его фильмы по сей день остаются красивыми (слишком красивыми, чтобы быть по-настоящему хорошими, сетует он сам.) Центральная тема и трилогии Е, и последовавшего Королевства (где Триер променял Тарковского на Линча с такой легкостью, что начинаешь думать: не так уж он ему был дорог, этот Тарковский) - потеря ориентиров, поиск точки опоры в мире, который неспешно, но верно едет в тартарары.
Вот в Элементе преступления лирический герой Триера - криминалист Фишер, владеющий методикой (чисто теоретически) раскрытия любых преступлений. Он возвращается ц Ближнего Востока и, как романный крестоносец, видит безрадостную картину: у власти идиоты, старый учитель выжил из ума, архивы затоплены, на книжных полках Только пыль… И даже топография родного города изменилась до неузнаваемости, а универсальный ключ к секретам бытия, носителем которого герой вроде бы является, - не факт что к чему-то подходит. Вот в Европе еще один триеровский двойник, Леопольд Кесслер (образ, надо сказать, уже куда менеё нарциссический, чем в Элементе), пытается остаться хорошим парнем в условиях террористической войны. Вот, наконец, в прологе Королевства говорится про некоторую усталость в конструкции огромного, прекрасного здания, во всёх остальных смыслах вполне еще крепкого. [71, с.145]
Этот пессимизм и навязчивый мотив упадка - нечто большеё, чем традиционный для большинства игроков на постмодернистском рынке комплекс понимания себя в качестве жалкого, недостойного последователя неких титанов. Триер с самого начала не верит не только в себя и свои методы (в Элементе преступления профессор криминалистики становится серийным убийцей; в Королевстве врач-психиатр, почитающий психиатрию лженаукой, и нейрохирург, отрицающий существование мозга, пытаются разглядеть образ грядущего в собственных экскрементах). С самых первых шагов Триер недоволен и возможностями режиссёрской профессии как таковой - он определенно ищет пути прямого воздействия на аудиторию. Недаром два из трех фильмов трилогии Е оформлены в виде сеансов гипноза (с закадровым счетом до 10 и проч.), а в Эпидемии гипноз используется, чтобы разрушить границу между экраном и жизнью. Как следствие, режиссёр, сценарист и продюсер не снятого пока фильма заражаются некой чумой, которую сами выдумали.
Наверное, Триер был бы счастлив чем-нибудь заразиться, а еще больше счастлив, если б ему удалось на самом деле загипнотизировать какого-нибудь толстяка во втором ряду. Но золотые часики гипнотизера качаются впустую, трилогия Е очевидно не достигает цели. Она слишком умственна, слишком схематична, ею можно восхищаться Только на очень отстраненном умозрительном уровне.
И Триер, понимая это, как койот (ну или муравьед), попав в капкан, решительно отгрызает себе лапу. Отсекает от себя то, что мешает ему продолжать движение. Он лишает себя удовольствия снимать в дизайнерском, контролируемом пространстве, переходя к умышленно неряшливой, спонтанной манере. Он пробует её в телесериале, а после формализует в виде обета целомудрия Dogma-95. Запрещает себе игры со светом, водой, фактурами и прочеё чисто кинематографическое сладострастие, как склонный к ожирению человек отказывает себе в вожделенной булочке с джемом. [71, с.144]
Тогда же, в рамках того же стремления к целомудрию, Триер отправляет в долгосрочную ссылку своего лирического героя. После того как тело Леопольда Кесслера из Европы уплыло по реке к морю, из фильмов Триера надолго исчезает сам Триер, да и вообще кто-то, кого, пусть даже с натяжкой, можно было бы посчитать алтер его автора. Пресловутый комический конферанс на титрах Королевства надо понимать как окончательное развенчание фигуры автора; наглядную демонстрацию того, какой автор лишний, никчемный человек, как нелепы и смешны те выводы, которые он пытается навязать аудитории, какой он в конце концов идиот. В трилогии Золотое сердце (Рассекая волны, Идиоты, Танцующая в темноте) автора нет вовсё. Правила Догмы запрещают даже упоминание фамилии режиссёра в титрах - забавней всёго, что этому правилу, придуманному Триером для изгнания своего собственного персонального демона (точнеё, самого себя, показывающего крестик и козу) из собственных фильмов, следуют другие. Как воннегутовский герой, устроивший массовое самоубийство марсиан Только затем, чтоб прояцнить для себя парочку сугубо внутренних спорных вопросов, Триер создал собственное кинематографическое течение. Которое, может быть, и не станет тем глобальным явлением, каким оно виделось всём в 90-е, но будет в той или иной степени жить. Триера не станет, а дети будут играть в Догму.
Забавно и то, что, проведя блестящий Ритуале Романум длиной почти в 10 лет, Триер по итогам решил помиловать изгнанного демона. Очевидно, он вполне уверен в том, что ему не грозит соблазн снова впасть в изображение собственных биохимических реакций и заняться экранной мастурбацией (угрюмый датчанин, мастурбирующий во мраке кинозала - знаменитое обидное определение из Сцреён Интернатионал так нравится самому Триеру, что он без ссылки на первоисто чник употребляет его в предисловии к переизданию трилогии Е). И с этой увере