Билеты по семиотике
Реферат - Литература
Другие рефераты по предмету Литература
»ожения, тексты книг и другие конвенциональные знаки суть Символы.
Иной род знаков - индексальные знаки - призваны указывать. Напоминаем: Все, что фокусирует внимание на чем-либо, представляет собой индекс.
Указывать, фокусировать на чем-то, отсылать - не синонимичен ли данный ряд? Сколь ни легковесным кажется предположение, основанное на анализе только этой синонимии, но разве не очевидно, что в цитате и интертексте мы сталкиваемся прежде всего с индексализацией символического знака?
В какие же тогда отношения вступают текст-цитатор и текст-цитант?
И. Бродский, большой мастер в работе с чистыми структурами (многие художественные эффекты его поэзии и состоят в семантизации структурного начала в ущерб содержательному) во втором сонете Двадцати сонетов к Марии Стюарт подвергает цитируемые тексты эллипсису, лишая их целостности и самодостаточности и тем самым разрушая символический код:
В конце большой войны не на живот. Когда что было, жарили без сала...
В первом стихе эллипсизируется архаизированно-героиче-ское не на живот, а на смерть, во втором - разговорно-бытовое А что было, то и жарили. Полномасштабные символы поэту не нужны - хватит и минимально-достаточной метки, иначе - индекса, чтобы указать на соответствующий социолект, который в процессе текстуального развертывания столкнется с меткой, индексом другого социолекта, конфликтующе с ним сопряженного.
Кстати, о том, что символическая полнозначность текста-цитанта для Бродского факультативна, свидетельствует и то, что в английском варианте второго сонета к М. Стюарт вместо русского патриотического клише звучит не менее патриотическое, но англосаксонское:
The war to end all wars produced ground zero...
Каковы интерпретационные последствия данного взгляда на трансформацию знака в интертексте? Прежде всего, неизбежно встает вопрос о самодостаточностии постмодернистского текста, который обязан по определению быть текстом, а значит, носить все характеристики символа (по Ч. Пирсу). Таковым он
и является, но, сотканный из индексов, указывающих на разнообразные и конфликтующие социолекты, он - уже как метазнак - символизирует не что иное, как полное отсутствие единого Объекта, единого Основания Репрезентамена - при множественности Интерпретантов.
И второе последствие, не менее важное. Говоря об индек-сальных знаках, в качестве таковых Пирс упоминает и разного рода упаковочный материал языка: относительные местоимения, окончания во флективных языках и прочие так называемые служебные элементы или, как показывают современные исследования, элементы структурные [Фоменко 2001]. Сотканный из индексальных знаков, интертекст представляет собой таким образом обнаженную структуру авторского мира, модель, которая непосредственно дана в тексте и практически не нуждается в анализе.
Отсюда - важное замечание. Концепция интертекста с самого начала было направлена на разрушение представлений о единстве, целостности и системности текста; интертекст размывает границы текста, делает его фактуру проницаемой, его смысловые контуры - изменчивыми и неопределенными [Гас-паров 1995: 60]. Различные и разнообразные дискурсы, привнесенные в текст, не дополняют его (как, например, обильные цитаты из древних авторов, встречающиеся в произведениях писателей XVII~XVI1I веков), но пересекают и нейтрализуют друг друга [там же], а текст как феномен теряется в непрерывных интертекстуальных наслоениях.
Поэтому не всякий оснащенный обильным цитированием текст есть узелок интертекста. Таковым станет только тот текст, где цитации вступают в драматичные, конфликтные взаимоотношения и, самое главное, где авторская интенция реализует себя исключительно в сталкивании и нейтрализации различных и разнородных дискурсов (социолектов, способов письма и т. д.), отказываясь от экспликации собственного слова и собственного голоса.
Таким текстом является текст постмодернизма (редкие случаи интертекстуального письма встречаются и в более ранние периоды литературной истории; к ним можно отнести, очевид-
но, романистику Стерна), возведший игру в чужие дискурсы и социолекты в главный принцип текстопорождения (подробнее об этом см.: [Лоскутова 1999: 103]).
И связанное с этим - третье обстоятельство. Возникшая в эпоху становящегося постмодерна, концепция интертекстуальности стала формой его эстетической авторефлексии и, одновременно, своего рода его нормативной поэтикой [там же]. Приведем в связи с этим тонкое наблюдение Б. Гаспарова, который писал о том, что в постмодернизме важен принцип не хорошо, но правильно [Гаспаров 1995: 63], что значимость текста определяется не его эстетическими достоинствами, а тем, насколько точно он следует нормам и правилам эстетики постмодерна, одной из основ которой является принцип интертекстуальной игры.
Именно поэтому мы даже не ставим вопрос об эстетических достоинствах приводимых ниже фрагментов из текста поэтессы Ю. Скородумовой. Главное то, что это - правильный текст, даже более правильный, чем предписывается нормативной поэтикой постмодернизма: во втором фрагменте приводимого текста уже не дискурсы конфликтуют между собой (через столкновение лексических, стилевых или иных маркеров); конфликт здесь обретает внутридискурсивный характер:
Параноев ковчег
...Все было весело и чи