Статус и функции современной французской инвективы

Дипломная работа - Иностранные языки

Другие дипломы по предмету Иностранные языки



?ернословия составляет основу нижайших форм народного языка и самый непредсказуемый и богатый источник наших ругательств (там же, с. 11).

Однако данное социальное противопоставление, на самом деле, зиждется на еще более глубоком амбивалентном мифопоэтическом основании. М.М. Бахтин раскрывает последнее следующим образом: Верх - это небо; низ - это земля; земля же - это поглощающее начало (могила, чрево) и начало рождающее, возрождающее (материнское лоно). В собственно телесном аспекте, который нигде четко не ограничен от космического, верх - это лицо (голова), низ - производительные органы, живот и зад(...). Снижение роет телесную могилу для нового рождения. Поэтому оно имеет не только уничтожающее, отрицающее значение, но и положительное, возрождающее: оно амбивалентно, оно отрицает и утверждает одновременно(Бахтин, 1990, с. 31).

О подобной символике материально-телесного низа, в частности, фаллических действий писал М.М. Маковский: Фаллические действия играли первостепенную роль в мировоззрении язычников (тАж) Фаллос символ космической энергии, середина микро- и макрокосмоса (упорядочивающее начало) (...) Соитие это как бы жизнь внутри смерти и смерть внутри жизни (Маковский, 1996, с. 376).

Думается, что именно космическая символика языческих представлений, а также гротескное средневековое мироощущение, составлявшие основу древней инвективы, обусловили ту денотативную размытость, которая сегодня характеризует французское сквернословие, способное выразить одновременно все и ничего. Действительно, чрезмерные генерализация и преувеличение, явившееся продуктом карнавального начала средневековой народно-смеховой культуры, а также природа первобытного мышления, сливавшего в единое целое множественность и единичность, оставили современной брани некую таинственную, магическую, совершенно не определенную и не конкретную предметность, окружив ее целой бурей самых сильных эмоций и переживаний, выражение которых и является основной задачей современной инвективы.

Таким образом, рассуждая о французском сквернословии сегодня, мы можем говорить о некоторых архетипических схемах, лежащих в его основе и вобравших в себя бесконечное множество самых разных денотатов.

Так, П. Гиро, размышляя о символике полового акта в этом ключе, делает следующий вывод: Половой акт, являясь символом всякой переходной деятельности, выражает отношение могущества и немощности между активным деятелем и пассивным объектом. В его грубой форме (foutre) эта деятельность может быть представлена как жестокая (foutre sur la gueule), обманная и насмешливая (se foutre de quelquun), бесполезная (foutaise, couillonnade, connerie) (Guiraud, 1976, c. 39).

К. Руайренк, вслед за П. Гиро, отмечает общую устремленность оскорблений к одной и той же цели: утверждение мужчины перед лицом женщины и перед другими мужчинами за счет снижения этого другого (Rouayrenc, 1996, c. 108).

Таким образом, коитус, рассматриваемый как субъектно-объектная деятельность, в которой сильный субъект подчиняет, ввиду своего физиологического превосходства, слабый объект, является ключевым архетипом инвективного словоупотребления: Этот образ, который освещает и питает весь язык, является одним из важнейших и древнейших в генеративной структуре лексики, а, за счет последней, и литературного, и научного, и фольклорного, и мифологического мышления (Guiraud, 1976, c. 42).

В основе полового акта, как отмечает П. Гиро, лежит представление об ударе (coup), порождающем всякое действие и являющимся своеобразным толчком к этому действию (там же, с. 47)

В современном французском языке, по словам того же лингвиста, насчитывается около 1200 (!) наименований коитуса. Таким образом, половой акт служит универсальной парадигмой шаблонной и символической формой для обозначения любого действия (там же, с.47).

Исследования П. Гиро в этой сфере особенно подтверждаются психоаналитическими выводами З. Фрейда, заявившего когда-то о сексуальной основе чуть ли не всякого человеческого действия. Так, рассуждая о различного рода отклонениях в интимной жизни человека, З.Фрейд пишет: Мы называем сексуальную деятельность извращенной именно в том случае, если она отказывается от цели продолжения рода и стремится к получению удовольствия как к независимой от него цели (Фрейд, 1995, с. 243). Интересно в связи с этим отметить, что З. Фрейд не сводит сексуальное к генитальному, но четко разграничивает их, подчеркивая, прежде всего тот факт, что сексуальное составляет сферу наслаждения, в то время как генитальное относится лишь к продолжению рода: И совершенно аналогично другие объявляют идентичным "сексуальное" и "относящееся к продолжению рода" - или, если хотите выразиться короче, "генитальное", - в то время как мы не можем не признать "сексуального", которое не "генитально", и не имеет ничего общего с продолжением рода. Это только формальное сходство, однако оно имеет более глубокое основание (там же, с. 278).

Может показаться, что обращение к фрейдовскому психоанализу в лингвистическом исследовании не вполне оправдано, поскольку З. Фрейд делает свои выводы, исходя из наблюдений над поведением и речью людей с расстроенной психикой, или анализирует символику сноведений, что представляется весьма не убедительным при выявлении собственно языковых особенностей инвективы. Однако, по справедливому замечанию Э. Беннвениста, именно фрейдовский пси