Geum.ru

Информация по предмету Литература

  • 1461. О К.Н. Леонтьеве
    Другое Литература

    К.Н. Леонтьев родился 13\25 января 1831 года в селе Кудинове Мещевского уезда Калужской губернии. Родословная его по отцу известна только с XVIII века. Отец не занимался воспитанием Константина, и между ними никогда не было близости, скорее отчуждённость и антипатия. Совсем иные чувства питал философ к своей матери Феодосии Петровне, обаяние, ум, культура которой светили ему до последних дней его жизни. Чувственное отношение к жизни, литературный вкус, привязанность к изящным предметам, эстетизм оценок, первые религиозные впечатления всё это связано с влиянием матери. Когда-то его мать воспитывалась в Петербурге, в Екатерининском институте благородных девиц и была любимицей императрицы. Об этом сам Леонтьев не раз писал с благоговением и потрудился, чтобы издать сочинения матери об императрице Марии Фёдоровне. Родословной по линии матери Леонтьев гордился: то был старинный род Карабановых, известный ещё с XV столетия: оттенок гордости сохранился даже в ощущаемом им сходстве с дедом, Петром Матвеевичем Карабановым. Дед имел вид барина и красавца, любил стихи и всё прекрасное, но вместе с тем был развратен до преступности, жесток до бессмысленности и зверства, за обиду бросился как-то обнажённой шпагой на губернатора.

  • 1462. О Н.Я. Данилевском
    Другое Литература

    В своём жизненном цикле пишет Данилевский в «России и Европе» культурно-исторический тип проходит следующие стадии своего развития: первоначального формирования, складывания государственности и обретения способности защищаться от внешней опасности, а также возникновения наивысшего расцвета, сопровождающегося появлением искусств, наук, религии, и, наконец, постепенного превращения в «этнографический материал» из-за ослабления созидающих начал, что выражается в утрате государственной независимости и культурной самобытности. Он утверждает, что восточнославянская цивилизация окажется способной в будущем развить экономику не в ущерб религиозным, художественным и нравственным ценностям и тем самым станет четырёхосновным культурно-историческим типом (так, например, предыдущие были одноосновными, за исключением «двухосновной» Европы, которая достигла высот и в экономическом, и в художественно-эстетическом развитии).

  • 1463. О рассказе Д.Сэлинджера "Хорошо ловится рыбка бананка"
    Другое Литература

    Средневековый трактат индийского теоретика литературы Анандавардханы "Свет дхвани" говорит о том, что у каждого произведения искусства есть явный и скрытый, по словам автора проявленный и непроявленный, смыслы. В новелле Сэлинджера как минимум два непроявленных смысла. Первый - психоаналитический (см. психоанализ: ср. междисциплинарные исследовании). Для того чтобы попытаться проникнуть в этот смысл, следует подключить технику мотивного анализа . Перед тем как попасть в номер, Симор едет в лифте, где с ним приключается с позиций здравого смысла абсурдный эпизод, который портит ему настроение. В лифте с ним едет какая-то незнакомая женщина, и между ними происходит следующий диалог:

  • 1464. О романе Уильяма Фолкнера"Шум и ярость"
    Другое Литература

    Образ Кэдди дается лишь глазами трех братьев. Повествование от лица Бенджи наиболее трудно для восприятия, так как он все время перескакивает в своих "мыслях" от настоящего к прошлому. При этом, будучи не в состоянии анализировать события, он просто регистрирует все, что говорится и совершается при нем. В Бенджи живо только одно - любовь к сестре и тоска по ней. Тоска усиливается, когда кто-то называет имя Кэдди, хотя в доме оно под запретом. Но на лужайке, где "выгуливают" Бенджи, игроки в гольф все время повторяют "кэдди", что означает "мальчик, подносящий мяч", и, услышав эти родные звуки, Бенджи начинает горевать и плакать.

  • 1465. О семантике некоторых произведений Анны Ахматовой
    Другое Литература

    Из представленных здесь наблюдений вытекает один очень важный вывод. Коль скоро утрата у Ахматовой почти всегда означает обретение16 и коль скоро в ахматовской поэзии, как многократно отмечалось исследователями, огромную роль играют "психологические буйки", процессуальная синекдоха, улика17, позволяющая по названному следствию угадать неназванную причину18 (составляющую, тем не менее, главный, глубинный смысл поэтического произведения), - коль скоро верно и то и другое, мы по-иному воспринимаем восклицание "Слава тебе, безысходная боль!" ("Сероглазый король", 1910) и подобные ему. Ведь те, кто не любит Ахматову, очень часто не любят ее именно за это - за этот, как им видится, уход в страдание, упоение своим страданием как таковым19. Оборотная сторона названной в поэтическом тексте утраты, выраженного в нем страдания всегда есть обретение чего-то очень высокого (пусть даже и неназванного). Это распространяется и на те стихотворения, в каждом из которых по отдельности нет ясных намеков на обретение высокого. Это не результат нашего субъективного настроя, это доказывается совокупностью текстов самой Ахматовой, на которые мы опирались в нашей заметке и семантику которых стремились в ней показать. Работа проделана не напрасно, если эта заметка попадется на глаза тем, кому приходится бороться с ощущением, будто ахматовские стихи, в которых автор (или лирическая героиня) идет в глубь страдания, несут на себе отпечаток, чтобы не сказать по-другому, нездорового отношения к жизни. Лирика Ахматовой не патологична. Лирика Ахматовой чиста, возвышенна и целомудренна.

  • 1466. О творчестве Адама Мицкевича
    Другое Литература

    Мицкевич вначале, замышляя «Пана Тадеуша», думал о произведении, гораздо меньше по размеру и по охвату жизненных событий, наподобие «Германа и Доротеи» Гетте. Одноко, приступив к осуществлению своего замысла, он вместо задуманных пяти песен написал большую поэму в двенадцать песен. Поэма разрослась и приняла характер национальной эпопеи. В основу поэмы положено несколько сюжетных линий: борьба двух шляхетских родов за наследственный замок, завершающаяся вооруженным наездом; борьба Польши за национальную независимость, история Яцека Соплицы, судьбы Тадеуша и Зоси и др. Поэму справедливо называют «Энциклопедией польской жизни». Перед читателем предстает польская жизнь во всем ее многообразии: ее природа, картины быта, битвы, незабываемые типы уже уходящей Польши и молодое поколение.

  • 1467. О языке художественной литературы
    Другое Литература

    Âèíîêóð òàêæå ãîâîðèò î ñìåùåíèè îáû÷íûõ îòíîøåíèé ñëîâ ñ àáñòðàêòíûìè è êîíêðåòíûìè çíà÷åíèÿìè. Ïðè ýòîì ñëîâà îòâëå÷¸ííûå ïðåâðàùàþòñÿ â âåùè èëè æèâûå îðãàíèçìû. Ìîðôîëîãè÷åñêè ýòî äîñòèãàåòñÿ ïðèñîåäèíåíèåì ñóôôèêñîâ, õàðàêòåðíûõ äðóãîìó ñåìàíòè÷åñêîìó êëàññó. Çäåñü âîçìîæíî íåñêîëüêî âàðèàíòîâ:âî-ïåðâûõ ïðèñîåäèíåíèå óâåëè÷èòåëüíûõ ñóôôèêñîâ ê îòâëå÷¸ííûì ñóùåñòâèòåëüíûì (“äóõîòèùå”, ”êðàñîòèùè”, ”âîéíèùè”). Çäåñü íàáëþäàåòñÿ èììèòàöèÿ ÿâëåíèé ôàìèëüÿðíîé ðå÷è òèïà “ñèëèùà”, ”õâîñòèùå”. Ýòî è îáóñëîâëèâàåò ïîíÿòíîñòü è ýêñïðåññèâíîñòü ïîäîáíûõ êîíñòðóêöèé. Âî-âòîðûõ - ïðèñîåäèíåíèå óìåíüøèòåëüíûõ ñóôôèêñîâ (çàäà÷à è ïðèíöèï òå æå):”ïëà÷èêè”, ”íýï÷èê”, ”ëþáîâèøêè”, ”ñìåðòèøåê”.
    Ê ýòîìó æå òèïó îòíîñÿòñÿ ñëó÷àè ïðèðàùåíèÿ óâåëè÷èòåëüíûõ ñóôôèêñîâ ê ñóùåñòâèòåëüíûì ìàòåðèàëîâ:”ëó÷èùå”, ”âîäèùà”, “íàðîäèíà”. . . Åñòü è òðåòèé ñëó÷àé, êîãäà óâåëè÷èòåëüíûå èëè óìåíüøèòåëüíûå ñóôôèêñû ïðèñîåäèíÿþòñÿ ê èìåíàì ñîáñòâåííûì:”Áðîäâåèùå”, ”äåêàáðèê”, ”ïîöåëóèøêî”, ”ïîòåðèéêà”(ëþáîïûòíî, ÷òî çäåñü âû÷ëåíÿåòñÿ íîâûé ñóôôèêñ “-èéê”, íå ñóùåñòâóþùèé â ÿçûêå). Âñå ýòè ïðè¸ìû ñëóæàò äëÿ ìàòåðèàëèçàöèè ïîíÿòèé.

  • 1468. О. Кобилянська і Г. Маркес: діалог на рівні тексту
    Другое Литература

    Горе і самотність, що вяжуть героїв разом, мають свої причини. «Гра долі», «невидиме горе», щось «важке, грізне, незбориме», жінка-»семиголова змія» усе, що призвело до загибелі дітей Ніоби-Анни, чітко увиразнюється в її роздумах. На думку Урсули, прокляття будинку Буендіа, у гріхопадінні, до якого вони вдалися з Аркадио, одружившись. Шлюб двоюрідних брата та сестри викликав страх можливих хвостатих нащадків. Щоб обдурити долю, Урсула, прародителька, узагалі готова була відмовитися від продовження роду. Та й потім, переконуючись, що розплата усе відкладається, вона, проте, раз у раз жахалася чотирьох смертних гріхів, що підкорили собі членів її сімейства: війна, бійцівські півні, дурні жінки та марні ідеї. Спопеляючі пристрасті і примарні ідеї виявляються духовними поросячими хвостиками, появи яких так побоювалася Урсула і про появу яких насамперед у свого сина, Ауреліано вона здогадалася. Не випадково ми читаємо про героя, якому довелося розв'язати тридцять дві війни, порушити усі свої угоди зі смертю і відкрити зрештою переваги простого життя, що він «вивалявся, як свиня в гною слави». «Ти живеш так, закричала йому мати, коли довідалася, що він віддав наказ розстріляти свого друга, немов народився зі свинячим хвостом» [16; 309]. У цьому тендітному і прекрасному світі диваків і баламутів усі його мешканці народилися зі свинячими хвостиками. Усі вони, кожен по-своєму, вивалялися в бруді, хто слави, як Ауреліано, хто неприступності, як Амаранта, хто жорстокості, як Аркадіо, хто ненажерливості і марнотратства, як Ауреліано Другий, хто зніженої перекрученості, як Хосе Аркадіо.

  • 1469. О. Уайльд
    Другое Литература

    Как драматург Уайльд внес ощутимый вклад в обновление английского театра второй половины 19 в. Он стимулировал смещение интереса от легкой развлекательности к постановке более значимых жизненных проблем. В своих комедиях - "Веер леди Уиндермир", "Женщина, не стоящая внимания", "Как важно быть серьезным" и, наверно, лучшей из них - "Идеальный муж" (она долгое время с большим успехом шла во МХАТе)- Уайльд остроумно осмеивает пустоту и фальшь светского общества, мещанскую викторианскую мораль. В комедии "Идеальный муж" передана атмосфера практикуемых в свете шантажа, интриг, сплетен, олицетворяемых авантюристской миссис Чивли. Но и герой, Роберт Чильтерн, товарищ министра иностранных дел, джентльмен, гордящийся незапятнанной репутацией, как выясняется, построил карьеру на том, что продал государ - ственную тайну, что принесло ему богатство. Уайльд, также как и другой великий ирландец, Бернард Шоу, - мастер парадоксов. Вот некоторые из них: "Ничто так не старит, как счастье", "У женщин удивительное чутье: они пронюхивают всё, кроме того, что всем известно", "Англичане не выносят людей, которые всегда правы, но очень любят тех, которые сознаются в своей неправоте", "В Англии человек, который не говорит на нравственные темы два раза в неделю перед большой безнрав - ственной аудиторией, не может считаться серьезным политиком", "Любовь к себе - это начало длинного, продол - жающегося всю жизнь романа".

  • 1470. Об Александре Дюма
    Другое Литература

    Известный литературовед С. Дурылин весьма объективно и содержательно охарактеризовал значение книги французского писателя: «Роман Дюма был повествованием о декабристе, основанном не на вымысле, а на исторической правде, и повествованию этому, вышедшему из-под пера популярнейшего писателя современности, был обеспечен успех и внимание широкого европейского читателя. Для Николая I это не могло не быть весьма неприятным сюрпризом. Роман Дюма привлек внимание и сочувственное внимание широкой европейской аудитории к людям, самое имя которых для Николая I было ненавистно. Присуждая декабристов к каторжному молчанию сибирских пустынь, Николай хотел казнить их жестокой казнью полного забвения. Дюма своим романом отменял этот приговор для одного из декабристов и тем самым привлекал внимание к судьбе всех остальных. Эти остальные героическими тенями проходят в романе». (Дурылин С. Александр Дюма отец и Россия. В кн.: Лит. наследство, №№31-32, М., 1937,с. 513.) И действительно, стоит прочесть описание событий, происходивших 14 декабря на Сенатской площади, и можно убедиться, что Дюма всецело на стороне храбрых солдат и офицеров, принявших участие в памятном восстании.

  • 1471. Об Алексее Феофилактовиче Писемском
    Другое Литература

    На литературное поприще он выступил в первый раз с маленьким рассказом "Нина" (в журнале "Сын Отечества", июль, 1848), но первым произведением его должно считать "Боярщину", написанную в 1847 г. и, по воле цензуры, появившуюся в печати лишь в 1857 г. Роман этот уже проникнут всеми характерными особенностями таланта Писемского: чрезвычайной выпуклостью, даже грубостью изображения, жизненностью и яркостью красок, богатством комических мотивов, преобладанием отрицательных образов, пессимистическим отношением к устойчивости "возвышенных" чувствований и, наконец, превосходным, крепким и типичным языком. В 1850 г., войдя в сношения с молодой редакцией "Москвитянина", Писемский послал туда повесть "Тюфяк", которая имела громкий успех и, вместе с "Браком по страсти", выдвинула его в первые ряды тогдашних писателей. В 1850 - 1854 гг. появились его "Комик", "Ипохондрик", "Богатый жених", "Питерщик", "Батманов", "Раздел", "Леший", "Фанфарон" - ряд произведений, до сих пор не потерявших неподражаемой жизненности, правдивости и колоритности. Разнообразные моменты русской действительности, еще никем не затронутые, явились здесь впервые предметом художественного воспроизведения. Напомним, для примера, что первый эскиз рудинского типа дан в Шамилове за четыре года до появления "Рудина"; ординарность Шамилова, сравнительно с блеском Рудина, хорошо оттеняет пониженный тон произведений Писемского. Переселясь в 1853 г. в Петербург, Писемский произвел здесь значительное впечатление своей оригинальностью и, так сказать, первобытностью. Осторожность, с какой он уклонялся от теоретических и философских разговоров, "показывала, что отвлеченные идеи не имели в нем ни ученика, ни поклонника"; идеи общепринятые и, казалось, бесспорные, находили в нем противника, но совершенно неподготовленного к их усвоению. В материальном отношении Писемский в Петербурге был стеснен; жизнь его "подходила к жизни литературного пролетария". Служба ему не удавалась, писал он мало. За 1854 г. напечатаны в "Современнике" - "Фанфарон" и в "Отечественных Записках" - "Ветеран и новобранец"; в 1855 г. - критическая статья о Гоголе , лучший рассказ Писемского из народного быта: "Плотничья артель" и повесть "Виновата ли она"; оба последние произведения имели большой успех, и Чернышевский в обзоре литературы за 1855 год назвал повесть Писемского лучшим произведением всего года. Когда в 1856 г. морское министерство организовало ряд этнографических командировок на окраины России, Писемский принял на себя Астрахань и Каспийское побережье; результатом путешествия был ряд статей в "Морском Сборнике" и "Библиотеке для Чтения". Весь 1857 г. Писемский работал над большим романом и, кроме путевых очерков, напечатал только небольшой рассказ: "Старая барыня". В 1858 г. Писемский принял на себя редакцию "Библиотеки для Чтения"; его "Боярщина" явилась, наконец, на свет, а в "Отечественных Записках" был напечатан его chef d'oeuvre - роман "Тысяча душ". Не прибавляя почти ни одной новой черты к облику писателя, уже выразившемуся в его первых произведениях, роман, как наиболее глубоко задуманное и тщательное обработанное его произведение, характернее всех остальных для художественной физиономии автора, "и прежде всего, для его всепоглощающего глубокожизненного реализма, не знающего никаких сентиментальных компромиссов". В широкую картину расшатанного общественного строя провинции вставлены удивительные по психологической отделке портреты отдельных лиц. Все внимание публики и критики было поглощено героем, особенно историей его служебной деятельности. В фигуре Калиновича все - в прямом несогласии с сущностью романа и намерениями автора, отрицавшего художественный дидактизм, - видели отражение модной идеи конца 50-х годов: идеи "благородного чиновника", изображенного здесь, однако, в довольно сомнительном свете. Добролюбов, находя, что "вся общественная сторона романа насильно пригнана к заранее сочиненной идее", отказался писать о нем. Настенька, по общему признанию - наиболее удачный положительный образ Писемского. Быть может, благоприятные внешние обстоятельства, ознаменовавшие эту эпоху в жизни Писемского, дали ему уже почти не повторявшуюся в его деятельности способность стать и трогательным, и мягким, и чистым в изображении рискованных моментов. По этой мягкости близка к "Тысяче душ" небольшая, но сильная и глубокотрогательная повесть "Старческий грех" (1860). Еще ранее этой повести - одновременно с романом - напечатана была в "Библиотеке для Чтения" знаменитая драма Писемского: "Горькая судьбина". Основа пьесы взята из жизни: автор участвовал в разборе подобного дела в Костроме. Конец пьесы - явка Анания с повинной - столь законный и типичный для русской бытовой трагедии, в замысле автора был иной и в настоящем своем виде создан по внушению артиста Мартынова . Вместе с первыми рассказами Писемского из народной жизни, "Горькая судьбина" считается наиболее сильным выражением его реализма. В изображении великорусского мужика, в передаче народной речи Писемский никем ни раньше, ни позже превзойден не был; после него возврат к пейзанам Григоровича стал немыслимым. Спускаясь в недра народной жизни, Писемский оставлял свой обычный скептицизм и создавал живые типы хороших людей, столь редкие и не всегда удачные в его произведениях из быта культурных классов. Общий дух морали, развитый в мужицком мире "Горькой судьбины", неизменно выше удручающей атмосферы "Боярщины" или "Богатого жениха". Поставленная в 1863 г. на Александринской сцене драма Писемского имела чрезвычайный успех и до "Власти тьмы", была единственной в своем роде мужицкой драмой, привлекающей внимание обширной публики. Конец пятидесятых и начало шестидесятых годов были апогеем славы Писемского. К известности талантливого писателя присоединилась репутация замечательного чтеца; блестящий и авторитетный критик, Писарев, посвящал ему хвалебные этюды; он был редактором большого журнала. Коренное противоречие между духом этой эпохи и мировоззрением Писемского должно было, однако, привести к печальному исходу. Писемский не принадлежал ни к какой определенной группе и, не пытаясь примирить их воззрения каким-либо эклектическим построением, склонен был видеть одни слабые их стороны. Чуждый новому литературному направлению, Писемский вздумал бороться с ним легким и модным оружием - насмешкой, сатирой, памфлетом. Этим оружием успешно владели его противники, сильные другими сторонами своей деятельности и, прежде всего - своей широкой популярностью; но совершенно иным было положение Писемского. Когда в журнале Писемского, имевшим очень слабый успех, начался, в конце 1861 г., ряд фельетонов за подписью "Старая фельетонная кляча Никита Безрылов", уже невинной и благодушной насмешки первого фельетона над литературными вечерами и воскресными школами было достаточно, чтобы печать, с "Искрой" во главе, разразилась против Писемского бурей негодования. Дальнейшая полемика привела к тому, что редакторы "Искры" вызвали Писемского на дуэль, а авторитетная редакция "Современника" объявила себя солидарной с яростной статьей "Искры" о Безрылове. Глубоко потрясенный всем этим, Писемский порвал связи с Петербургом и в начале 1862 г. переселился в Москву. Здесь на страницах "Русского Вестника" появился в 1863 г. его новый роман, задуманный за границей (где Писемский, во время лондонской выставки, познакомился с русскими эмигрантами), начатый в Петербурге еще до разрыва с прогрессистами и законченный в Москве под свежим впечатлением этого разрыва. Общепринятое мнение о "Взбаламученном море", как о произведении грубо тенденциозном, полемическом, даже пасквильном, требует некоторых оговорок. Современная роману критика видела в нем "брань молодого поколения" (Зайцев в "Русском Слове", 1863, ? 10), "личную желчь, желание оскорбленного автора отомстить противникам, не признававшим его таланта" (Антонович в "Современнике", 1864, ? 4); но все это применимо, до известной степени, только к последней части романа; по признанию самого автора, "если здесь не отразилась вся Россия, то зато тщательно собрана вся ее ложь". Противники Писемского не отказывали ему, однако, в таланте: Писарев уже после инцидента с "Искрой" ставил Писемского выше Тургенева и находил, что старое поколение изображено в "Взбаламученном море" в гораздо более непривлекательном виде, чем представители нового. Евпраксия - положительное лицо романа, списанное с жены автора - противополагает молодых идеалистов герой, который, во всех своих идеалистических и эстетических метаниях, остается грубым материалистом. Вообще роман написан слабо, но не лишен интересных образов (например, Иона-циник). Из Москвы Писемский прислал в "Отечественные Записки" новое произведение, напечатанное в 1864 г. Это "Русские лгуны" - "чисто Рубенсовская коллекция живых и ярких типов русского захолустного житья". Писемский стал было заведывать беллетристическим отделом "Русского Вестника", но в 1866 г. опять поступил на государственную службу. С переездом в Москву совпадает поворот в направлении творчества и явное ослабление художественных сил Писемского. С этого времени им овладевает "памфлетическое отношение к сюжетам", проникая собой не только боевые изображения современности, но и картины отжившего быта. К последним относятся драмы, появившиеся в 1866 - 1868 годах в журнале "Всемирный Труд": "Поручик Гладков", "Самоуправцы" и "Белые соколы". В 1869 г. появился в славянофильской "Заре" роман Писемского: "Люди сороковых годов". Художественное значение романа незначительно; яркими и интересными являются в нем только лица второстепенные; даже в техническом отношении, в связи и расположении частей, он значительно ниже прежних произведений автора. Общественные идеи сороковых годов и представители обоих противоположных направлений, западничества и славянофильства, не находят в авторе сочувствия; социальная проповедь Жорж Санд и Белинского кажется его любимцу - эстетику, мистику и идеалисту Неведомову - "писанием с чужого голоса", а по адресу славянофилов, устами здравомыслящего Зимина направляется упрек в незнании народа - упрек, который Писемский повторял и впоследствии, видя в славянофильстве одно "религиозно-лингвистическое сантиментальничанье". Весьма важны автобиографические элементы романа, на который Писемский не раз указывал, как на дополнение к своей биографии. Здесь и его отец, в лице полковника Вихрова, и его воспитание, гимназия и увлечение театром, университет, студенческая жизнь, интерес к известной стороне "жорж-сандизма" и многое другое, игравшее роль в жизни автора. Критика отнеслась, в общем, неодобрительно к роману, не имевшему успеха и в публике. Появившийся около того же времени немецкий перевод "Тысячи душ" вызвал в Германии целый ряд сочувственных критических отзывов (Юлиана Шмидта, Френцеля и др.). Через два года ("Беседа", 1871) появился новый роман Писемского: "В водовороте", где автор пытался "представить нигилизм, осуществляемый в общественной среде". По своему литературному значению этот роман еще ниже предыдущего. Затем Писемский обратился к новому предмету обличения: ряд драм-памфлетов рисует, в грубых и мало реальных красках, финансовых дельцов. "Подковы" (комедия, в "Гражданине", 1873) - памфлет настолько резкий, что цензура вырезала его из журнала - посвящены высшей администрации; "Ваал", "Просвещенное время" ("Русский Вестник", 1873 и 1875) и "Финансовый Гений" изобличают концессионеров, биржевиков, капиталистов во всевозможных преступлениях. Пьесы эти сценичны и имели успех, но "Финансовый Гений" показался редакции "Русского Вестника" настолько слабым в литературном отношении, что его пришлось печатать в маленькой "Газете Гатцука". В столь же незначительных органах появились и два последние романа Писемского: "Мещане" ("Пчела", 1877) и "Масоны" ("Огонек", 1880). Первый посвящен изобличению все того же пошлого и наглого "Ваала", противополагаемого стародворянскому культу условного благородства, красоты и тонкого вкуса; автор мало знаком с подлинным "мещанством", и потому отрицательные образы романа совершенно лишены тех детальных, интимных черточек, которые только и могут сообщить поэтической абстракции жизненность. В "Масонах" автор блеснул богатыми историческими сведениями (ему в этом отношении очень много помог Вл.С. Соловьев), но роман мало занимателен: интересных фигур в нем, кроме упомянутого выше полковника Мареина, почти нет. Успеха он не имел никакого. "Я устал писать, а еще более того жить, - писал Писемский Тургеневу весной 1878 г., - тем более что хотя, конечно, старость - не радость для всех, но у меня она особенно уж не хороша и исполнена таких мрачных страданий, каких не желал бы я и злейшему врагу своему". Это тягостное настроение владело Писемским еще с начала семидесятых годов, когда внезапно покончил с собой его любимый сын, молодой математик, подававший надежды. Тщетно боролась любящая семья с приступами возрастающей ипохондрии, к которой присоединились еще физические недуги. Светлыми моментами последних лет жизни Писемского были празднование 19 января 1875 г. (на полтора года позже, чем следует), в обществе любителей российской словесности, двадцатипятилетнего юбилея его литературной деятельности и Пушкинские дни 1880 г. Хотя речь о Пушкине, как историческом романисте, произнесенная Писемским на празднестве, прошла незамеченной, общее настроение его, приподнятое чествованием памяти любимого поэта, было недурно. Новое несчастие - безнадежная болезнь другого сына, доцента Московского университета - надломило исстрадавшийся организм Писемского. Обычный припадок острой тоски и мнительности не завершился тихой грустью и физическим изнеможением, как бывало прежде, но перешел в предсмертную агонию. 21 января 1881 года Писемский скончался. Его смерть не показалась ни критике, ни публике значительной утратой для литературы, погребение его представило разительный контраст с похоронами умершего почти в то же время Достоевского . В воспоминаниях людей, знавших Писемского, резко запечатлелся его характерный и сильный образ, в котором слабые стороны значительно перевешиваются достоинствами. Он был человек добродушный, с глубокой жаждой справедливости, чуждый зависти и, при всем сознании своих заслуг и дарований, удивительно скромный. Всеми особенностями своего духовного склада, от неумения усвоить себе иностранную культурность до непосредственности, юмора и меткости суждений простого здорового смысла, он выдавал свою близость к народу, напоминая умного великорусского мужика. Основная черта его характера стала первостепенным достоинством его дарования; это - правдивость, искренность, полное отсутствие, отмеченных им в статье о Гоголе, недостатков догоголевской литературы: "напряженности, стремления сказать больше своего понимания, создать что-то выше своих творческих сил". В связи с этим он, один из величайших русских реалистов после Гоголя, защищая в теории "искусство для искусства" и ставил своему учителю в упрек желание "поучать посредством лирических отступлений" и "явить образец женщины в лице бессмысленной Улиньки". Впоследствии Писемский пожертвовал этими взглядами в угоду дидактическим намерениям. Не это, однако, было причиной упадка его таланта. Многосложные процессы общественной жизни, которые Писемский взял предметом своих позднейших романов, требовали, для правдивого, хотя бы даже и не исчерпывающего изображения не одного дарования, но и определенной и достаточно возвышенной точки зрения. Между тем еще Ап. Григорьев , которого никак нельзя заподозрить в дурном отношении к Писемскому, замечал о его ранних произведениях, что они "говорят всегда за талант автора и довольно редко - за его миросозерцание". Но этого таланта было вполне достаточно, чтобы дать поразительно верную и рельефную картину элементарно простого строя дореформенной России. Объективность настолько глубоко проникает лучшие создания Писемского, что Писарев называл Гончарова - это воплощение эпического творчества - "лириком в сравнении с Писемским". Септическое отношение к представителям красивого празднословия, не переходящего в дело, наравне с широкими и мрачными картинами отживающего быта, сослужило незаменимую службу тому движению, которому суждено было порвать связь между первоклассным писателем и русской читающей публикой.

  • 1472. Об организации цикла сонетов «La Сorona» Джона Донна
    Другое Литература

    Почему цикл носит название «La Corona»? По Х. Гардинер [5; 6, стр. 620], многие идеи, нашедшие своё отражение прежде всего в первом сонете, были почерпнуты Донном из латинского молитвенника, единственного имевшего хождение на тот момент. Действительно, даже получивший всеобщее признание перевод Библии на английский язык, т. н. Библия короля Иакова, был создан в 1611 году, через несколько лет после написания цикла “La Corona”. (Точная датировка венка сонетов Донна не установлена, его относят к 1606-1609 годам. Наличие же артикля в названии “La Corona” в латинском языке артиклей нет, видимо, должно объяснятся тем, что латинские источники, которыми пользовался автор, были написаны на неклассической латыни, как известно испытавшей влияние, в т. ч. на свой грамматический строй, вновь образованных романских языков. Хотя здесь возможны и некоторые итальянские или испанские аллюзии.) Вместе с тем подобное название, по сравнению с потенциальным английским «The Crown» (в ряде рукописных вариантов текста оно также значится), помещает данный сонетный цикл в более широкую, прежде всего богословскую, традицию, а кроме того, придаёт его звучанию бóльшую торжественность и небудничную значимость.

  • 1473. Обломов И.Гончарова
    Другое Литература

    Этот неразрешенный вопрос, это неудовлетворенное сомнение истощают силы, губят деятельность; у человека опускаются руки, и он бросает труд, не видя ему цели. Один с негодованием и с желчью отбросит от себя работу, другой отложит ее в сторону тихо и лениво; один будет рваться из своего бездействия, негодовать на себя и на людей, искать чего-нибудь, чем можно было бы наполнить внутреннюю пустоту; апатия его примет оттенок мрачного отчаяния, она будет перемежаться с лихорадочными порывами к беспорядочной деятельности и все-таки останется апатиею, потому что отнимет у него силы действовать, чувствовать и жить. У другого равнодушие к жизни выразится в более мягкой, бесцветной форме; животные инстинкты тихо, без борьбы, выплывут на поверхность души; замрут без боли высшие стремления; человек опустится в мягкое кресло и заснет, наслаждаясь своим бессмысленным покоем; начнется вместо жизни прозябание, и в душе человека образуется стоячая вода, до которой не коснется никакое волнение внешнего мира, которой не потревожит никакой внутренний переворот. В первом случае мы видим какую-то вынужденную апатию, - апатию и вместе с тем борьбу против нее, избыток сил, просившихся в дело и медленно гаснущих в бесплодных попытках; это - байронизм, болезнь сильных людей. Во втором случае является апатия покорная, мирная, улыбающаяся, без стремления выйти из бездействия; это - обломовщина, как назвал ее г. Гончаров, это болезнь, развитию которой способствуют и славянская природа и жизнь нашего общества. Это развитие болезни проследил в своем романе г. Гончаров. Огромная идея автора во всем величии своей простоты улеглась в соответствующую ей рамку Илья Ильич Обломов, герой романа, олицетворяет в себе ту умственную апатию, которой г. Гончаров придал имя обломовщины. Слово обломовщина не умрет в нашей литературе: оно составлено так удачно, оно так осязательно характеризует один из существенных пороков нашей русской жизни, что, по всей вероятности, из литературы оно проникнет в язык и войдет во всеобщее употребление. Посмотрим, в чем же состоит эта обломовщина. Илья Ильич стоит на рубеже двух взаимно противоположных направлений: он воспитан под влиянием обстановки старорусской жизни, привык к барству, к бездействию и к полному угождению своим физическим потребностям и даже прихотям; он провел детство под любящим, но неосмысленным надзором совершенно неразвитых родителей, наслаждавшихся в продолжение нескольких десятков лет полною умственною дремотою, вроде той, которую охарактеризовал Гоголь в своих "Старосветских помещиках". Он изнежен и избалован, ослаблен физически и нравственно; в нем старались, для его же пользы, подавлять порывы резвости, свойственные детскому возрасту, и движения любознательности, просыпающиеся также в годы младенчества: первые, по мнению родителей, могли подвергнуть его ушибам и разного рода повреждениям; вторые могли расстроить здоровье и остановить развитие физических сил. Кормление на убой, сон вволю, поблажка всем желаниям и прихотям ребенка, не грозившим ему каким-либо телесным повреждением, и тщательное удаление от всего, что может простудить, обжечь, ушибить или утомить его, - вот основные начала обломовского воспитания.

  • 1474. Образ "голоса" в творчестве Анны Ахматовой
    Другое Литература

    В этих строках уже нет красоты и таинственности, нет светлого голоса, что диктует стихи, они появляются из «сора». Таким образом, поэт показывает, что создание стихов это сочетание несочетаемого. Используя такие противоположности, поэт показывает двойственность и неоднозначность таинственного процесса рождения произведения. В других стихотворениях цикла Анна Ахматова также то превозносит творчество и способность поэта чувствовать, передавать: «Другое, в полночной родясь тишине, // Не знаю откуда крадется ко мне(…) // Как будто почти что не видя меня, // Струятся по белой бумаге(…) // Ушло, и его протянулись следы // К какому-то крайнему краю // А я без него …умираю», то принижает, лишает необычности: «Это выжимки бессонниц, // Это свеч кривых нагар //(…) Это пыль, и мрак, и зной». Можно заметить, что Анна Ахматова, говоря о светлости поэтического творчества, создает как особое возвышенное пространство, где и рождается «голос», просто диктующий строки, которые она записывает в «белоснежную тетрадь», так и пространство реальное, где в пыли растут лопухи и вместе с тем вдохновение. Из этого видно, что для поэта «голос» это противоречивый образ, хранящий в себе и небесную святость, и грязь реального мира.

  • 1475. Образ автора в романе А.С.Пушкина "Евгений Онегин"
    Другое Литература

    В 1830г. Пушкин, давно мечтавший о женитьбе и «о своем доме», добивается руки Н. Н. Гончаровой, юной московской красавици-бесприданници. Отправившись вступать во владение имением, подаренным отцом к свадьбе, он из-за холерных карантинов оказался на три месяца заключенным в селе Болдино (Нижегородской губернии). «Болдинская осень» открылась стихотворениями «Бесы» и «Элегия» ужасом заблудившегося и надеждой на будущее, трудное, но дарящее радости творчества и любви. Три месяца были отданы подведению итогов молодости (ее рубежом Пушкин полагал тридцатилетие) и поискам новых путей. Здесь и был завершен «Евгений Онегин». Жанр «Евгения Онегина» - лиро-эпический. Следовательно, строится он на неразрывном взаимодействии двух сюжетов: эпического (главные герои Онегин и Татьяна) и лирического (где главный герой рассказчик). Онегин типичная фигура для дворянской молодежи 20-х годов 19 века. Еще в «Кавказском пленнике» А.С.Пушкин ставил своей задачей показать в герое «ту преждевременную старость души, которая стала основной чертой молодого поколения». Проблемы цели и смысла жизни ключевые, центральные в романе, ведь в переломные моменты истории, каковыми стала для России эпоха декабрьского восстания, в сознании людей происходит переоценка ценностей. И в такое время высший моральный долг поэта указать обществу на вечные ценности, дать твердые моральные ориентиры. Роман в стихах вобрал в себя богатый поэтический опыт Пушкина, его поэтические находки и достижения и естественно, что он стал одним из самых совершенных в художественном отношении произведений не только Пушкина, но и всей русской литературы. За семь лет, в течение которых он создавался, многое менялось и России, и в самом Пушкине, и все эти перемены не могли найти своего отражения в романе. Роман создавался по ходу жизни и становился хроникой русской жизни и своеобразной ее поэтической историей.

  • 1476. Образ Англии в творчестве Е. Замятина
    Другое Литература

    Ðîññèþ è Àíãëèþ â "Áëîõå" îáúåäèíÿåò òî, ÷òî îíè ïîêàçàíû â âîñïðèÿòèè íå àâòîðà, à "ðóññêîãî ìóæèêà". Ýòî áëåñòÿùå ïåðåäàë â õóäîæåñòâåííîì îôîðìëåíèè ñïåêòàêëÿ âî ÌÕÀÒå 2 Á.Ì.Êóñòîäèåâ. Àíãëèéñêèå "õèìèêè-ìåõàíèêè" èç òðåòüåãî äåéñòâèÿ ïîõîäèëè íà ðóññêèõ êóïöîâ, íåãð-ïîëîâîé - íà òðàêòèðíîãî "Âàíüêó" (ñì.: Ýòêèíä Ì.Ã. Á.Ì.Êóñòîäèåâ. Ë., 1960. Ñ.169). Æèçíåííûå ðåàëèè, ðàñêðûâàâøèåñÿ â ðåïëèêàõ "àãëèöêèõ" ìàñòåðîâ, òàêæå áûëè è àíãëèéñêèìè è ðóññêèìè: "À ýòî äëÿ òîïîòó, êîãäà êàçà÷êà, ëè íàøåãî àãëèöêîãî êàìàðèíñêîãî ïëÿñàòü. Ìû ýòî î÷åíü óâàæàåì", "<...> Íó, êàìðàä, íàøåé ðóññêîé ãîðüêîé äëÿ ïðîêëàäî÷êè? À?" (Çàìÿòèí Å.È. Ñîáðàíèå ñî÷èíåíèé. Ò.1. Ñ.223, 223-224). Òàêîé æå êîëîðèòíî-ñèíòåòè÷íîé ÿâëÿëàñü ðå÷ü àíãëèéñêèõ ïåðñîíàæåé.  òðåòüåì äåéñòâèè ïüåñû äàíû â ðóññêîé òðàíñêðèïöèè àíãëèéñêèå "åñ", "äîíòàíäåðñòýíä" è "êàìðàä", ðàçãîâîð àíãëè÷àí è Ëåâøè ïðåäñòàâëÿåò ñîáîé óäà÷íóþ ñëîâåñíóþ èãðó, îñíîâàííóþ íà ñîçâó÷èè àíãëèéñêîãî "êàìðàä" ñ ðóññêèì "êîìó ðàäà, à êîìó è íå ðàäà". Ïåðåñêàçàííàÿ òóëÿêîì-ñêàçèòåëåì, ðå÷ü àíãëè÷àí âîáðàëà â ñåáÿ îáðàçíîñòü è øóòëèâîñòü è ðàçãîâîðíîé ðóññêîé ðå÷è. Ñ ïîìîùüþ ïîäîáíîãî ìàêàðîíè÷åñêîãî ÿçûêà âîïëîùàåòñÿ èäåÿ íåîáõîäèìîñòè ñèíòåçà íàó÷íûõ è êóëüòóðíûõ äîñòèæåíèé Ðîññèè è Çàïàäà (â äàííîì ñëó÷àå Àíãëèè).

  • 1477. Образ Базарова как художественное открытие Тургенева в романе "Отцы и дети". Закономерность появления образа нигилиста в русской литературе
    Другое Литература

    Помимо оппозиционной точки зрения сама речь революционера-демократа необычна. . Он разговаривает с интонацией сурового прокурора, допуская в своей речи насмешки и сарказм. Его речь отличается меткостью, простотой и лаконизмом. Она полностью лишена пафоса, высокопарности и иностранной лексики. Остроумие, находчивость, великолепное знание народного языка и умение владеть им, афористичность и лаконизм черты, характеризующие речь Базарова. Он говорит как коренной русский, как истинный демократ, выходец из народа. В его устах так органически, так естественно звучит просторечие (чай, «чувствует мой нос, что тут что-то не ладно», ан нет, как бишь, плюхнуть и т.д.). Он часто употребляет пословицы и поговорки («Бабушка надвое сказала», «Шила в мешке не утаишь», «Земля не клином сошлась», «Взялся за гуж не говори, что не дюж» ).Он и сам нередко создаёт выражения, родственные пословицам(«Решился всё косить валяй и себе по ногам», «Наша пыль тебе глаза выест»). В речах Базарова проявляется свойственный ему чисто народный склад ума трезвого, здравого, ясного. И Павлу Петровичу с ним не справиться. Даже Фенечка заметила это. «Я и не знаю, о чём у вас спор идёт, а вижу, что вы его и так вертите, и так…» - говорит она Базарову. Это истинно народная речь, и недаром она так нравится ямщикам. Демократизм героя обнаруживается и в его происхождении. Если один его дед «секунд майор какой-то», то другой «землю пахал». И этим вторым дедом со стороны отца Базаров по-настоящему гордится, потому что это прошлое «укореняет» его в народной почве. В письме к К.К. Случевскому автор оценивал Базарова : «Он честен, правдив и демократ до конца ногтей». Россия знала немало таких Базаровых : ведь и Белинский, памяти которого посвящён роман, и Добролюбов, и Чернышевский прошли тяжёлую жизненную школу, с честью выдержав все испытания.

  • 1478. Образ Богородицы в стихотворении А.С. Пушкина "Жил на свете рыцарь бедный…"
    Другое Литература

    Для Пушкина как писателя, в наибольшей степени ориентированного на западноевропейскую литературу, образ Богоматери имеет определённую историко-культурную предпосылку, относящуюся к эпохе западного средневековья. К этому времени, начиная с 11-12 веков, формируется культ Прекрасной Дамы, пришедший на смену крайней патриархальности средневекового общества западной Европы. В это время рыцарство как пласт общества формирует ему лишь свойственный этикет, направленный на поклонение Прекрасной Даме, что имело в большей степени игровой характер и уравновешивало статус женщины в глазах её мужа, принуждённого считаться с её поклонниками. Однако в это время параллельно существовали и рыцари-монахи, для которых, естественно, культом поклонения считалась Святая Дева Мария или даже святая монахиня, возглавлявшая данный орден. Т.е. эти два культа нередко переплетались и, вместо образа Богородицы, могла предстать Прекрасная Дама. У Пушкина этот историко-культурный контекст полностью отражён в стихотворении "Жил на свете рыцарь бедный…", что, на мой взгляд, несколько усложняет толкование соотношения этих двух параллелей, имеющих немного-немало, но всё же противоположный акцент. Для рыцарей Прекрасная Дама в самом пристойном смысле была сферой воображаемой, эстетической. Это была особая куртуазная культура изящного и прекрасного. Но Пушкина интересует противоположный лагерь этого культа. Его рыцарь - это рыцарь "бедный, молчаливый, простой, сумрачный, бледный, смелый и прямой" - вот ряд эпитетов, характеризующих рыцаря-монаха в первой строфе стихотворения. Перед нами предстаёт образ рыцаря-аскета, рыцаря-монаха. Мы видим противоположный культу Прекрасной Дамы культ поклонения первообразу, имеющему библейский генезис, - Богоматери.

  • 1479. Образ Владимира Ленского в романе А.С. Пушкина "Евгений Онегин"
    Другое Литература

    Во время работы над „Евгением Онегиным" Пушкин, пережил трагедию разгрома восстания декабристов. Среди казненных и угнанных на каторгу было много литераторов, друзей Пушкина: К. Рылеев, самый крупный представитель гражданского романтизма декабристов; А. Бестужев, В. Кюхельбекер, А. Одоевский, В. Раевский. Шестая глава романа, в которой рассказывается о поединке и гибели Ленского, создавалась в 1826 г., в значительной части после известия о казни Рылеева и его товарищей. В подтексте строф, посвященных дуэли Ленского, - мучительно-тягостное переживание Пушкина. Взволнованный рассказ о смерти Ленского и лирические раздумья автора о возможной судьбе героя воспринимались наиболее чуткими современниками как поэтический реквием декабристам. Образ Ленского многогранен и не должен истолковываться однозначно.

  • 1480. Образ волшебника в сказочной повести Л. Лагина "Старик Хоттабыч"
    Другое Литература

    Игровой характер волшебной сказки не исчез в процессе эволюции жанра. Даже потеряв в литературной сказке такую важную характеристику, как «неосознанность авторства», игровой эффект не исчез, а продолжает существовать за счет еще большего развития артистизма повествователя. Переход от внешней к внутренней точке зрения и наоборот осуществляется в литературной сказке не только в зачине и концовке, но и многократно повторяется в ходе повествования. Автор литературной сказки может напрямую обращаться к читателю, использовать разнообразные приемы, дающие адресату возможность почувствовать себя участником сказочных событий. Но «обновление» жанра имеет следствием не только расширение форм повествовательных стратегий. Игровой характер субъектной организации волшебной сказки трансформируется и распространяется на все уровни организации текста произведения и выходит за его пределы. Если в текстовом пространстве литературной сказки игра затрагивает форму текста, его синтаксические и лексико-фразеологические ресурсы, то за пределами конкретного текста она принимает форму интертекстуальной игры, представляющую собой включение литературной сказки в разнообразные межтекстовые связи. Именно интертекстуальная игра в форме «архитекстуальности» (Ж. Женетт) является связующим звеном между возрождаемыми в литературной сказке содержательными элементами семантического ядра волшебной сказки волшебно-сказочным хронотопом и игровой атмосферой. Интертекстульная игра обеспечивает инкорпорирование в текст литературной сказки элементов хронотопа жанра-прототипа, народной волшебной сказки. Через интертекстуальную игру устанавливается связь между народной волшебной сказкой как «архижанром» и литературной сказкой. Таким образом, хронотоп литературной сказки, как и все другие уровни ее текстовой организации, способствуют созданию игровой атмосферы в текстах произведений этого жанра. Игровая атмосфера и хронотоп волшебной сказки, присутствующие в «обновленном» виде в структуре жанра литературной сказки, могут подвергаться под влиянием конкретной культурно-исторической ситуации и особенностей идиостиля каждого отдельного автора довольно значительным трансформациям. Поэтому они нуждаются в подкреплении на поверхностном уровне текста определенными формальными, узнаваемыми элементами сказочной поэтики, «маркерами сказки» (О. Н. Гронская). К таким элементам относятся сюжет волшебных испытаний, отдельные сказочные мотивы, устойчивые функции персонажей, традиционные клишированные формулы, прецедентные имена персонажей волшебных сказок, интонационно-речевой строй, отдельные тропы и др. Они являются дополнительными сигналами для восприятия разнообразных модификаций сказочного жанра. Итак, жанровая структура литературной сказки формируется за счет системного взаимодействия игровой атмосферы произведения, включающей возрождаемый через «архитекстуальность» волшебно-сказочный хронотоп, и факультативных носителей «памяти жанра» волшебной сказки. Лишь такое взаимодействие «способно сформировать литературную сказку как жанр даже на фундаменте несказочного, в основном, образного материала»[ 2].