В. В. Гриценко (Смоленск); д-р соц наук, проф

Вид материала

Документы

Содержание Й. Мардоса

Подобный материал:

• Положение молодежи и реализация государственной молодежной политики в Российской Федерации:, 2576.32kb.
• В. В. Гриценко (Смоленск); к психол, 65.41kb.
• Інформаційні технології в журналістиці: вітчизняний І світовий досвід Київ 2002, 8272.38kb.
• Міжнародна журналістика – 2002 київ 2002, 2743.9kb.
• Приглашение и программа разнообразие почв и биоты северной и центральной азии, 521.14kb.
• Научный выпуск вестник балтийской педагогической академии вып. 29. – 2000 г. Поиск, 1745.18kb.
• Дипломных проектов по специальностям, 283.96kb.
• Вестник балтийской педагогической академии вып. 94. – 2010 г. Актуальные проблемы нравственного, 2431.92kb.
• Популяционно-селекционная модель организационного развития в. В. Щербина, д соц н.,, 644.85kb.
• В. О. Соболєв, докт соц наук, проф., О. Н. Ярмиш, 150.32kb.

^

Й. Мардоса

Вильнюсский педагогический университет

Религиозные практики как средство адаптации
в экстремальных условиях жизни: литовские ссыльные в Сибири (1945—1960 гг.)

Концепт адаптации антропологами подразумевается как приспособление к естественной природной и социальной среде [Encyclopedia of Social and Cultural Anthropology, 1996]. Суть понятия наиболее соответствовало процессу, который приходилось преодолеть сосланным в Сибирь в послевоенные годы жителям Литвы. В 1944—1953 гг. из Литвы в разные области Сибири было сослано примерно 250 тыс. людей, т. е. практически каждый 10-й в основном житель сел и мелких городков Литвы [Lietuva 1940—1990, 2005]. Тяжелая физически и психологически пересылка, критические
в начальной стадии условия проживания, недоверие местного населения
и другие обстоятельства часто ставили людей в безвыходное положение. Поэтому адаптация в новосложившейся реальности проходило в экстремальных условиях. По мнению ссыльных, выдержать физическое и психологическое напряжение и сохранить человеческое достоинство помогла религия и обряды религиозного характера. Поэтому изучение религиозной жизни ссыльных позволяет проследить функции религии, формы проявления религиозных обрядов и обычаев в экстремальных условиях жизни
и установить, как различные религиозные практики способствовали процессу адаптации в новосложившейся реальности. Дать определенный ответ на эти вопросы позволяют данные опроса бывших ссыльных, проведенного путем интервью в конце ХХ — начале ХХI вв. Также была собранна коллекция сделанных на местах ссылки фотографий, которые также позволяют наглядно судить, как в процессе адаптации проявлялась роль религии.

До середины ХХ в. литовские сельские жители выделялись особой
религиозностью. Поэтому в ссылке схема функционирования обрядов
и обычаев соответствовала форме, которая была присуща традиционной ритуальной обрядности сельских жителей Литвы. Таким образом, формы и способы выражения религиозности людей в первую очередь были естественным продолжением традиций в новой среде. Однако следует отметить, что в повседневной жизни различные обычаи и обряды религиозного характера играли неодинаковую роль в отдельные периоды ссылки. Также особенности проживания, демографические характеристики ссыльных часто определяли место и образ их проведения. Все эти обстоятельства влияли на образование и форму системы активной религиозной деятельности, которая сложилась на местах ссылки.

Религиозные практики в Сибири носили индивидуальный (семейный)
и коллективный характер. Во время высылки и, особенно, в начальной стадии проживания на местах ссылки люди обращались к индивидуальным действиям — систематически по утрам и вечерам индивидуально
и семьями молились, а также пели религиозные песни. Кроме того, церковные песни в любое время сутки пели на местах сбора перед отправлением в ссылку, в поездах во время пересылки. Необходимо отметить, что во время пересылки в поездах зафиксированы случаи исполнения церковной песни «Господин король», которая в сельской среде исполнялась при угрозе или при стихийных бедствиях [Mardosa, 2002]. Таким образом, ссылка трактовалась как стихийное бедствие и люди обращались к Богу за помощью. Этнологи заметили, что в лагерях религиозные обычаи и обряды, символы религиозного происхождения служили формой сопротивления политическому режиму и аргументами этнической идентификации, также становились формой пассивного политического сопротивления [Čepaitienė, 2001]. Данная тенденция отмечается и среди ссыльных, но
в основном она носила латентный характер. Особенно эта черта присуща
к начальной стадии ссылки, в основном до 1953 г. Известны случаи, когда проявление открытой коллективной религиозной деятельности воспринималась властями как целенаправленная антисоветская пропаганда и организаторов осуждали реальным тюремным заключением. Поэтому активнее праздновались те праздники, которые не выходили за рамки семейного круга или носили коллективный характер.

В домашней среде отмечались календарные религиозные праздники
и в первую очередь Рождество с Пасхой, которые с течением времени трансформировались и приспособились к новой реальности: в отличии от Литвы торжественная трапеза кроме семейной приобрела и коллективный образ. Этому способствовало расположение ссыльных в начале семьями
в бараках, позднее часто компактно в поселках. Изначально, во время
сочельника только молились, позже с Родины присылали специальный ритуальный хлеб, который верующие между собой делились, а в начале 50-х гг. стали организовать коллективную трапезу. Ритуальным было
и застолье во время Пасхи, которое тайно праздновали в семейном кругу. В середине 50-х гг., вследствие изменения условий режима, местная власть стала относиться к праздникам более либерально, поэтому празднование стало выходить за рамки семейного круга и ссыльные собирались даже в школьных залах. Несмотря на место празднования, застолье всегда носило сакрализованный характер, с соответствующими ритуальными символами, а тем самым сохранялись и черты народного праздника.

Так как в начальной стадии процесса адаптации особую значимость имело чувство психологического единства, в первые годы проживания
в Сибири на религиозной и этнической основе обряды сплачивали социум и формировали микроячейки этнокультурного характера. На местах ссылки особую роль в этом плане играли так называемые «Майские обряды». До середины ХХ в. в селах Литвы в мае проводилось коллективное пение специальных церковных песен «литаний» у сооруженных в домах сельских жителей алтариков. Упомянутая традиция широкое распространение приобрела в Сибири. Тайно литании пели лишь в начале ссылки, а к середине 50-х гг. алтарики устраивались во дворе у бараков, а также у возведенных на кладбище крестов [Rumbutytė-Muchlia, 2003]. Алтарики в Сибири служили и своеобразными церковным алтарем. Кроме майских обрядов у них проводились другие ритуалы — крестили детей, здесь периодически прибывающий священник венчал молодоженов [Mardosa, 1999]. Майские обряды в Сибири интенсивно функционировали на протяжении всего периода ссылки, и объем стал уменьшаться лишь с началом переселения части ссыльных в города во второй половине 50-х гг. В этот период расселение постепенно стало дисперсным и сменились акценты в функциях обрядов в сторону усиления их социальной значимости.

Массовый характер в Сибири приобрело посещение кладбищ. В Литве традиционно после богослужения в костеле верующие на кладбище посещали могилы родных и близких, поэтому данный обычай составлял часть системы воскресных ритуалов. Также происходили и коллективные сакральные походы у сельских крестов во время Крестовых дней (три дня перед Вознесением), которые в Литве часто заканчивались молитвой на сельском кладбище [Mardosa, 2002]. Такое ритуально-обрядовое поведение на местах ссылки приобрело новые черты. Образованные на местах ссылки кладбища, как сакральное место, становилось местом публичных религиозных церемоний, которые зафиксированы во многих более крупных местах захоронения. На окраинах кладбищ во время основных церковных праздник место имели публичные молитвы и богослужения с участием ксендзов. Таким образом, кладбища превращались в своеобразный «костел», а формирующаяся традиция стала новым витком в проявления народной религиозности в Сибири в целом.

Кроме того, частые в ссылке поминки становились местом проведения коллективных религиозных обрядов в домашней обстановке, а публичные похоронные процессии, несмотря на отрицательное отношение органов власти, в течение всего периода проживания в Сибири носили религиозный характер. Конечно, в первые годы ссылки на похоронах не участвовали священники (они появились лишь в середине 50-х гг., когда из лагерей были освобождены ксендзы), однако прощание с покойным в домашней обстановке всегда носило церковно ритуальный характер. Соблюдалась также этнографическая специфика религиозного пения у гроба во время поминок, однако сама церемония прощания с покойным сократилась. Если в деревнях Литвы соблюдалась традиция трехдневного прощания, то на местах ссылки церемония длилась не больше суток, т. е. хоронили на следующий день после смерти. В данной области наблюдалась некоторая конвергенция католической обрядности с православной. Зафиксированы случаи, когда местные жители русской национальности просили с религиозным песнопением похоронить умершего. Также логика традиционного литовского ритуала требовала закрыть гроб в помещении и лишь иногда простились с покойным во дворе [Vyšniauskaitė, 1961]. Как видно из иконографических материалов, в Сибири на кладбище иногда несут открытый гроб, что, по сути, противоречит католическим похоронным традициям
и тем самым свидетельствует влияние на ход церемонии православного ритуала.

Адаптация по своей сути является компромиссом [The dictionary of Anthropology, 2001]. Поэтому при демонстрации религиозности ссыльные балансировали между своими потребностями и возможностями их легально реализовать. Хотя на этой почве с местной властью и возникали конфликты, но публичные коллективные религиозные действия все-таки
не были открытым выражением негативного отношения к советской власти. При помощи сакрализированных действий ссыльные стремились поддержать индивидуальную религиозность, сохранить народные традиции
в целом, а компенсационные функции религии придавали веру в свою способность выжить в экстремальных условиях. Также обряды выступали важным интегрирующим общины звеном, сдерживали среди ссыльных процесс ассимиляции. Поэтому в Литве под давлением советских и партийных органов, а также вследствие демографических изменений в обществе, уровень активной общинной религиозной жизни в начале 50-х гг. снизился. В быту исчезли многие религиозные обычаи и обряды публичного характера (за исключением похорон), а в местах ссылки они сохранились. Конечно, такого положения нельзя целиком обобщать, так как
в разные периоды и в зависимости от комендантов, органов МВД, отношения складывались неоднозначно. Однако ссыльные в иноэтничной среде с помощью адаптационных и социальных функций религии сохранили традиции общинной жизни, которая им была особенно важной с точки зрения идентичности — религиозная активизировала этническую и культурную идентичность ссыльных в целом.

Важную роль обычаи и обряды играли в становлении и развитии религиозности детей и молодого поколения в целом. Индивидуально матери формировали религиозные навыки, а к коллективным обрядам молодежь приучалась принимая участие в религиозных практиках. Поэтому на местах ссылки исполняемые обряды становились не только религиозным символом, но и средством этнического воспитания и фактом проявлением национального единства, тем самым и путем формирования национальных чувств у молодежи. С другой стороны коммуникативные функции обрядов также создавали возможность представителям других национальностей
и конфессий принимать участие в религиозной жизни литовских ссыльных. Поэтому в последние годы ссылки религия играла также и интегрирующую роль. Это очень важно, так как в начальный период проживания в Сибири у ссыльных имели место осложненные отношения с местным населением. Однако по материалам опроса, на почве религии постепенно складывались положительные отношения в первую очередь с верующей частью местных жителей других национальностей.

Таким образом, религия и религиозные обряды своей духовностью усиливали адаптационные возможности ссыльных и способствовали уровень их включенности в среду. Тем самым исполнение религиозных практик сплачивала ссыльных и на этой почве образовались социумы, которые становились важным фактором в сохранении их этнокультурного своеобразия. Индивидуальные и семейные религиозные практики поддерживали в основном индивидуальную религиозность людей и способствовали участию ссыльных в коллективных обрядах. Поэтому рассмотренные формы религиозной жизни интуитивно поддерживались людьми и функционировали практически в течение всего периода их проживания в Сибири.
В такой обстановке религия стало важным адаптационным фактором, сплачивала ссыльных, но с другой стороны осложняла процесс интеграции в местную социокультурную среду. Также направленная политика власти из-за идеологических и управленческих соображений способствовала замкнутость ссыльных. Лишь в середине 50-х гг., когда молодежь начала учиться и селиться в городах, сплоченность ссыльных стала ослабевать, а интеграция в местную среду ускорилась. Процесс стимулировала и образующаяся образовательная и тем самым социальная дифференциации ссыльных, так как в Сибирь высылались в основном семьи из крестьянской среды. Поэтому можно утверждать, что религия и религиозные обряды усиливали адаптационные возможности ссыльных и способствовали выживанию в экстремальной среде.

Литература

1. Encyclopedia of Social and Cultural Anthropology. Edited by Alan Barnard and Jonathan Spencer. London; New York, 1996.

2. Čepaitienė A. Atgaivinant etninį tapatumą: individas, simbolis, vieta // Lietuvos etnologija. Socialinės antropologijos ir etnologijos studijos. 2001. № 1(10).

3. Lietuva 1940—1990: okupuotos Lietuvos istorija. Vilnius, 2005.

4. Mardosa J. Kryžiaus dienos XX a.: krikščioniška ir žemdirbiška tradicija // Lietuvių katalikų mokslų akademijos metraštis. T. 21. Vilnius, 2002.

5. Mardosa J. Kaimo religinio gyvenimo formos ir funkcijos XX a. pirmojoje pusėje // Etninė kultūra ir tapatumo išraiška. Vilnius, 1999.

6. Rumbutytė-Muchlia R. Gegužinės apeigos // Tremtinys. 2003. V. 29.

7. Vyšniauskaitė A. Laidotuvių papročiai Lietuvoje XIX a. — XX a. pirmaisiais dešimtmečiais // Iš lietuvių kultūros istorijos. T. III. Vilnius, 1961.

8. The dictionary of Anthropology. Edited by Thomas Barfield. Blackwall Publishers, 2001.