В. В. Гриценко (Смоленск); д-р соц наук, проф

Вид материала

Документы

Содержание Т. Д. Калистратова, П. Ю. Калистратов

Подобный материал:

• Положение молодежи и реализация государственной молодежной политики в Российской Федерации:, 2576.32kb.
• В. В. Гриценко (Смоленск); к психол, 65.41kb.
• Інформаційні технології в журналістиці: вітчизняний І світовий досвід Київ 2002, 8272.38kb.
• Міжнародна журналістика – 2002 київ 2002, 2743.9kb.
• Приглашение и программа разнообразие почв и биоты северной и центральной азии, 521.14kb.
• Научный выпуск вестник балтийской педагогической академии вып. 29. – 2000 г. Поиск, 1745.18kb.
• Дипломных проектов по специальностям, 283.96kb.
• Вестник балтийской педагогической академии вып. 94. – 2010 г. Актуальные проблемы нравственного, 2431.92kb.
• Популяционно-селекционная модель организационного развития в. В. Щербина, д соц н.,, 644.85kb.
• В. О. Соболєв, докт соц наук, проф., О. Н. Ярмиш, 150.32kb.

^

Т. Д. Калистратова, П. Ю. Калистратов

Саратовский государственный университет
имени Н. Г. Чернышевского

Преемственность нужды или этика выживания?

Проблема богатства и бедности становится одной из наиболее приоритетных в современной России. Представления людей о собственном материальном положении не только постоянно влияют на их поведение, но
и во многом определяют жизненную направленность, мировоззрение, систему ценностей.

«В зависимости от социально-экономической формации в современных условиях складывается определенный целостный образ жизни — комплекс взаимодействующих обстоятельств. Взаимодействие человека
с этими обстоятельствами жизни составляет ту или иную социальную ситуацию развития личности» [Ананьев, 2006]. Это утверждение Б. Г. Ананьева удивительно точно отражает процесс и результат взаимодействия общества и человека. Степень давления, которую оказывает внешний мир на каждого из нас, может быть и бывает различной, однако важно, с нашей точки зрения то, что определенные исторические события «застают» человека в определенный момент его онтогенетических возможностей, в формате того жизненного пространства, который во многом определяют для него значимые взрослые.

Индивидуальный «вариант жизни», который по утверждению В. Н. Дружинина является целостной психологической чертой личного бытия,
не просто выбирается человеком из общего числа изобретенных человечеством и воспроизводящихся во времени [Дружинин, 2007]. Социальный формат жизни ребенка изначально и существенно ограничивает число таких выборов, иногда сводя их до минимума или лишая выбора вообще.
В подавляющем большинстве случаев «вариант жизни» не выбирается,
а навязывается ребенку, носит не добровольный, а принудительный характер.

Особенности рефлексии актуального положения и ограничения предвидения делают положение ребенка еще более уязвимым и зависимым от социального контекста.

Два десятилетия назад государство порицало любую форму индивидуального накопительства кроме духовного. Пословица: «Богатство —
не цель, бедность — не порок» до определенного времени звучала не фальшиво и отражала общее отношение государства к своим гражданам и отношение большинства граждан к тем ценностям, которые провозглашало государство. Одной из самых распространенных форм заботы людей
о себе являлось пассивное ожидание или инициирование заботы государства. Именно государство выступало гарантом благополучия своих граждан и регулировало распределение и перераспределение основных благ.

Режим пассивного ожидания благ приводил к тому, что психологически, постепенное улучшение уровня и качества жизни, воспринималось
и интерпретировалось большинством представителей сообщества не как результат усилий конкретных людей, их заслуга, а как результат того, что государство заметило, одобрило и оценило их усилия. Патерналистская установка в большинстве случаев определяла роль и место участников взаимодействия: государство должно отвечать и отвечает за благополучие граждан.

Эгалитаризм, рассматриваемый как стремление к фактическому материальному равенству всех граждан, являлся одной из преобладающих государственных ценностей.

Не будем при этом забывать, что ценностные ориентации, это, по сути, ни что иное, как отражение в сознании человека ценностей, признаваемых им в качестве стратегических жизненных целей и общих мировоззренческих ориентиров.

В этих условиях росли поколения граждан, которые постепенно приобщались к государственной системе ценностей и, из числа имеющихся, выбирали индивидуальный вариант жизни.

Признавая тот факт, что индивидуальная система ценностей не является простой копией современной человеку системы общественных ценностей, не оспаривая существование направленности личности, хотелось бы подчеркнуть, вслед за Б. Г. Ананьевым, что «…личность — общественный индивид, объект и субъект исторического процесса. Личность всегда конкретно-исторична, она продукт своей эпохи и жизни страны, современник и участник событий, составляющих вехи истории общества и ее собственного жизненного пути» [Ананьев, 2006].

Известные события новейшей истории привели к смене системы ценностей. Особо стоит отметить психологическую травматичность, по крайней мере, трех параметров обсуждаемой ситуации: короткий срок смены системы общественных ценностей; контраст сменяемой и сменившей системы ценностей; внезапный характер этих изменений.

Сложившаяся в обществе ситуация предполагала наличие у граждан высоких адаптационных возможностей, запаса времени и жизненных сил на то, чтобы не только действовать по новым правилам, но и в короткий срок изменить не столько образ жизни, сколько систему жизненных ценностей. Государство, как бы a priori, не хотело считаться с ограниченностью индивидуального жизненного ресурса, учитывать резерв жизненного времени.

При этом, бедность, ставшая уделом многих, в подавляющем большинстве случаев, не являлась результатом нерационального ведения хозяйства. Пользуясь привычными способами домохозяйствования, люди не могли получить прежний результат. Система персональных ценностей, а вместе с ней и весь предыдущий жизненный опыт, накопленные профессиональные знания, умения, навыки оказались не востребованы в условиях рыночной экономики.

Необходимо также учесть, что процесс смены ценностей происходил
в ситуации цейтнота, был связан с пониманием того, что «нужно успеть прыгнуть в последний вагон уходящего поезда», поскольку «…кто не успел, тот опоздал». Можно возразить, что изменение структуры ценностных ориентаций носит постепенный характер. С этим нет нужды спорить. Однако нас интересует не столько результат, сколько процесс, в котором вынужденно принимали участие люди со сложившейся системой ценностей, определенными ценностными ориентациями. Изменившиеся жизненные обстоятельства не просто испытывали на прочность базовые ценности и нравственные принципы этих людей, они вступали с ними в противоречие, конфронтировали с прежними государственными стандартами. Государство отрекалось от того, что декларировало, на чем настаивало на протяжении десятилетий. Таким образом, огромное количество людей, представителей разных поколений, должно было, едва ли не с завтрашнего дня, начать жизнь в изменившихся условиях, по новым правилам.

При этом поколение, которое призвано транслировать значимые ценности и нравственные стандарты, полученные из прошлого, испытывало состояние прогрессирующего когнитивного диссонанса. Естественно, что в этих обстоятельствах представители старшего поколения не спешили осуществлять миссию передачи системы ценностей.

Именно в этот период особенно активно в России происходил процесс формирования андекласса. Невозможность справиться с настоящими
и страх перед грядущими проблемами делали удивительно похожими тех, кто со временем составит кагорту «постоянно бедных» и тех, кто оказался в группе «временно бедных» людей. «Временно бедные» демонстрируя чудеса совладающего поведения, осознанно или интуитивно выбирая успешные стратегии выживания, используя социальные и психологические ресурсы, пытались справиться с жизненными трудностями. Для андекласса ситуация перемен обернулась непосильным испытанием, которое существенно превышало психологические ресурсы личности.

Сегодня можно говорить не только о процессе выработки и разнообразии стратегий совладания с нуждой, но и о некоторых результатах пролонгированной ситуации нужды, в которой выросло новое поколение российских граждан. Разумеется, речь идет не о тотальной нужде целого поколения. Однако для значительной части российских семей, входящих в андекласс, до сих пор находящихся за чертой бедности и имеющих детей, возникла ситуация преемственности нужды и выученной беспомощности с полным набором психологических атрибутов. Так называемые «новые бедные» — это многочисленная статусная группа со своим уровнем
жизни, качеством жизни, стилем жизни и стандартами потребления.

Наиболее важным, в контексте данного разговора, является идентификация и самоидентификация людей, входящих в эту номинацию.

Особую актуальность эта проблема приобретает в условиях происходящих и грядущих изменений, связанных с мировым финансовым кризисом. Увеличение числа номинантов этой группы можно прогнозировать, как, впрочем, можно прогнозировать характер и содержание трансформаций их жизненных планов и программ на ближайшую и отдаленную перспективу. А если принять во внимание тот факт, что опосредованность смысла жизни сознательно поставленными целями и задачами является сущностной характеристикой активности личности как субъекта жизни [Коган, 1997], то становится понятным, насколько серьезными могут стать психологические последствия кризиса. Эти психологические механизмы применимы для анализа жизненного контекста взрослых людей.

Вместе с тем следует учитывать и тот факт, что период проявления кризисных экономических явлений одновременно является психологическим пространством формирования социальной идентичности для нескольких поколений граждан, находящихся на этапе онтогенетической зависимости и беспомощности. При этом экономическая составляющая социальной идентичности личности, получившая название экономической идентичности, также находится у них в стадии формирования. И если учесть, что эта психологическая категория выражает осознание человеком принадлежности к конкретной социальной общности, определяемой экономическими признаками, то становится особенно понятной важность происходящего для настоящего и будущего каждой формирующейся личности.

В нашем случае, речь идет о процессе и результате формирования
экономического самосознания, экономико-психологического статуса, психологических резервов и возможностей, представлений о богатстве и бедности, субъективной шкалы благосостояния у представителей целого поколения. Доминирующие в современном российском обществе ценности обусловливают пренебрежительно-высокомерное отношение к бедности
и задают высокий стандарт потребительской активности.

Резкий рост значимости для личности материальных благ, с одной стороны, и продолжающейся имущественной дифференциации, с другой, может привести к кризису социальной идентичности у большинства групп населения. Особенно выразительными по содержанию и пролонгированными во времени эти кризисные явления могут оказаться для тех, кто находится на стадии онтогенетической беспомощности.

Литература

1. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. Питер, 2006.

2. Дружинин В. Н. Варианты жизни. Очерки экзистенциальной психологии. М., 2007.

3. Коган Л. Н. ссылка скрыта // Социологические исследования. 1997. № 4. С. 122—129.