Книга Н. Смита рекомендована слушателям и преподавателям факультетов психологии и философии вузов по курсам общей психологии и истории психологии, системных методов ис­следования и преподавания психологии

Вид материала

Книга

Содержание Конструктивистская терапия. Герменевтическая терапия. Постмодернистская терапия и академическая психология Области практического применения Соспоставление с другими Интербихевиоральная психология Оперантный субъективизм Феноменологическая психология Использование логики с целью дискредитации логики Использование эмпиризма с целью дискредитации эмпиризма Какие события принимаются во Точка опоры Вопрос релятивизма Релятивизм в противовес представлению об общ­ности культур. Релятивизм в противовес реализму. Редукционизм и удвоенный мир Постмодернизм против физических и биологических наук Влияние на систему образования Модификации конструкционизма Часть V. Нецентрические или интеракционально-контекстные системы ... Полное содержание

Подобный материал:

• Первые программы психологии как самостоятельной науки. 20. Роль Вундта в оформлении, 24.84kb.
• Морозов А. В. М71 История психологии: Учебное пособие для вузов, 3214.19kb.
• Современная Гуманитарная Академия, 197.44kb.
• Темы рефератов по дисциплине «История психологии», 21.19kb.
• План: Предмет и задачи психологии как науки > Место психологии в системе наук и структура, 1231.11kb.
• Программа минимум кандидатского экзамена по курсу «История и философия науки», 121.23kb.
• Лекция по дисциплине «Методика преподавания психологии» тема: Предмет методики преподавания, 128.25kb.
• Модуль Социальная психология как наука, 415.34kb.
• Методические рекомендации по методике преподавания психологии. Тематика семинарских, 78.25kb.
• Вопросы к зачету по методике преподавания психологии, 18.95kb.

с теми, которые она просит рассказать их самих, и выражает свои соб­ственные чувства, вместо того чтобы поддерживать атмосферу конфиденциальности и создавать впечат­ление, что она выше всего этого.

В психологии пока что собрано мало данных о том, каким образом возникают убеждения (beliefs) и как они изменяются (Fruggeri, 1992). В конструкционист-ской семейной терапии клиент не в большей степе­ни определяет изменение путем отбора того, что яв­ляется полезным, чем это делает терапевт. Система­тический анализ сессий семейной терапии показывает, что вопросы терапевта, ставящие под сомнение согласованность убеждений, заставляют участников вырабатывать новую согласованность, и наиболее значительные изменения в повествованиях имеют место, когда терапевт соединяет многочислен­ные и различающиеся между собой описания. Это позволяет сделать предположение, что просто пред­ложить различные точки зрения недостаточно; тера­певт должен показать, как они сочетаются друг с дру­гом (Fruggeri & Matteini, 1991, цит. по: Fruggeri, 1992).

^ Конструктивистская терапия. Нимейер (Neimeyer, 1995) описывает одну из форм конструк­тивистской терапии, получившую название «по­вествовательная реконструкция» («narrative reconstruction»). Первым шагом в ней является «экс-тернализация» таких проблем, как депрессия, путем представления их как внешних по отношению к ин­дивидууму. Затем терапевт направляет клиента к развитию повествований, связанных с условиями жизни, вызвавшими появление проблемы. Когда проблема отделена от клиента, тому легче вырабо­тать альтернативную историю, что позволяет ему ус­тановить контроль над проблемой. Терапевт подтвер­ждает валидноеть истории, выдавая клиенту дипло­мы об успешном прохождении терапии (diplomas of mastery), либо составляя письма, которые описыва­ют успех клиента или побуждают его к дальнейше-


му развитию повествования. Можно рассматривать эту процедуру как использующую методики под­крепления, в соответствии с практикой анализа по­ведения / поведенческой терапии. Аналогичным об­разом при работе с «неизлечимо агрессивными» па­циентами, в результате переноса акцента с того, что является ненормальным в поведении данного лица, на «структуры образцов взаимодействий между людьми, имеющими отношение к проблеме» (Caldwell, 1994), процедура становится близкой к поведенческой терапии. Социальные факторы, слу­жащие подкреплением агрессивного поведения, уст­раняются, и уровень агрессивности постепенно сни­жается. Данные разновидности конструкционистс-кой / конструктивистской терапии сочетаются с поведенческой терапией.

Критикуя позиции конструкционизма / конструк­тивизма, отрицающих познаваемую реальность, Спид (Speed, 1991) утверждает, что делая акцент на том, каким образом клиенты конструируют свои представ­ления и убеждения, конструктивистские терапевты игнорируют то, что происходит в жизни клиента. От­куда, спрашивает он, берутся представления клиен­тов? Почему они конструируют именно такие, а не другие представления? Он видит ценность конструк­тивизма в том, что тот помогает терапевту увидеть, что их представления об истине не являются единствен­но возможными; однако он считает, что возражение против любой объективной истины — это край­ность, которая «заводит семейных терапевтов в тупик» (р. 407). Он выступает за «со-конструктивизм» («co-constructivism»), признающий структурированную реальность, значимость различных аспектов которой зависит от индивидуальной или групповой ситуации. Терапевт, совместно с семьей, проходящей терапию, конструирует описание событий.

Некоторые представители конструктивистской терапии применяют концепции и методики когни­тивной терапии, а некоторые предпочитают разно­видность психологии «я» (self-psychology), которую конструкционисты и другие представители конст­руктивизма отвергли бы. Теория личных конструк­тов Келли (см. с. 219) также предполагает конструк­тивистский подход. «Терапевт как исследователь-консультант» (формулировка Келли) помогает клиентам формулировать их личные конструкты та­ким образом, чтобы они более эффективно отвечали на значимые вопросы и расширяли спектр их альтер­нативных взглядов на предоставляемые жизнью воз­можности (Efran & Fauber, 1995).

^ Герменевтическая терапия. Герменевтика как язы­ковая интерпретация имеет много общего с конструк-ционизмом, однако сохраняет ориентацию на объек­тивный мир. Вулфолк (Woolfolk, 1992) предпочитает ее конструкционизму и утверждает, что мы может оце­нивать истину, используя различные методы в различ­ных контекстах. Только отстаивая объективную исти­ну, мы можем защитить традиции и практики нашей культуры, считает он. Как подход к психотерапии, гер-

225

меневтика включает технологию, прояснение ценно­стей, самораскрытие и самоинтерпретацию.

^ Постмодернистская терапия и академическая психология

Полкингхорн (Polkinghorne, 1992) утверждает, что психотерапия, если она проводится высококвали­фицированными профессионалами, является по су­ществу постмодернистской практикой, альтернатив­ной академической психологии. Такие системы пси­хологии, как анализ поведения, психология «я» Роджерса и психоанализ, могут быть переинтерпре­тированы как метафоры для раскрытия и как когни­тивные схемы, посредством которых клиенты ор­ганизуют свой опыт. Терапевты, отмечает он, редко находят полезную для себя информацию в психоло­гических исследованиях и вынуждены вырабатывать свой собственный корпус знаний. Они делают это, основываясь не на наборе предполагаемых истин, ус­тановленных академической психологией, а на на­блюдениях за окружающими условиями и используя собственные схемы мышления для конструирования корпуса знаний, которые могут найти практическое применение в терапии. Лучше всего рассматривать академическую психологию, утверждает Полкинг­хорн, как подраздел психологии практики (psychology of practice). Поскольку постмодернизм уже занял доминирующее положение в практике, считает он, академическая психология становится в этом случае подразделом постмодернизма.

^ ОБЛАСТИ ПРАКТИЧЕСКОГО ПРИМЕНЕНИЯ

Конструктивизм (в большей степени, чем его ближайший родственник конструкционизм) напра­вил часть своих усилий на область образования (в частности, Jones & Maloy, 1996; Marlowe & Page, 1998; Palinscar, 1998; Richardson, 1997). Он делает акцент не на знаниях, а на «овладении дискурсом, нормами и практиками, связанными с конкретными сообществами» (Palinskar, 1998, р. 365). Усилия по усовершенствованию сферы образования должны включать перенос акцента на неформальные знания, признание множественности правильных ответов на многие типы заданий и «способствование социаль­ному конструированию некоторых типов знания» (Berlinger & Biddle, 1995, p. 327). Ниже следует пе­речисление мер, предлагаемых сторонниками кон-труктивизма:

(а) поддержание социальных конструкций значе­ний, а не объективного знания;

(б) междисциплинарное обучение вместо обуче­ния в рамках отдельных академических дисциплин;

(в) поощрение социальной справедливости и де­мократического обсуждения в противовес корпора­тивному доминированию демократии;

(г) понимание совместно вырабатываемых значе­ний вместо получения знаний от взрослых;

(д) конструирование значений в процессе чтения, счета и обсуждения, в противовес получению знаний, выработанных предшествующими поколениями;

(е) обсуждение того, что является важным для будущего отдельных людей и общества в целом, в противовес заучиванию стандартного корпуса зна­ний, овладение которым оценивается путем тестиро­вания (Jones & Maloy, 1996, pp. xvi, 362).

Конструктивисты пытаются в большей степени привить любовь к естественным наукам и математи­ке, чем обеспечить овладение ими. В демократичес­ком обществе, считают конструктивисты, нужны не столько технические или профессиональные знания, сколько здоровое взаимное уважение между полами, социальными классами и расами. Фактически, утверждают они, специалисты придают слишком большое значение эмпирическому знанию. Обще­ство, однако, держится на здравом смысле, опыте и обоснованной оценке. Сравнение показывает, на­сколько близки эти принципы принципам гуманис­тического образования (см. главу 4, с. 126-128 и 135-136).

^ СОСПОСТАВЛЕНИЕ С ДРУГИМИ

ПОДХОДАМИ

Когнитивная психология

Большинство конструкционистов отвергают представление о некой инстанции в голове, кото­рая является причиной поведения, и направляют свой взгляд на социальное сообщество как источ­ник действий и значений. Воспоминания, эмоции, представления, восприятия и т. д. следует искать в социальных структурах, а не в сконструированных репрезентациях и схемах, приписываемых мозгу или разуму. С другой стороны, когнитивисты от­вергли бы конструкционистские мнения о том, что когнитивные эмпирические исследования состоят не более чем из социального дискурса и что их ре­зультаты не могут быть распространены за преде­лы локальных групп. Другое важное различие со­стоит в том, что конструкционисты отвергают «ра­зум как зеркало» мира, тогда как большинство когнитивистов придерживаются данной точки зре­ния в форме определенной разновидности мен­тальных репрезентаций, представляющих собой либо саму нейронную активность, либо ее резуль­тат.

226

Постмодернистов / конструкционистов объединя­ет с когнитивистами представление о том, что суще­ствует барьер, стоящий между познающим и миром природы. Для некоторых конструктивистов и неко­торых постмодернистов язык составляет единствен­ную доступную реальность, и остальная часть приро­ды непознаваема. Для конструкционистов соци­альные конструкции, как они отражены в языке, представляют собой все, что может быть познано. Когнитивисты заявляют, что познаваемы внутренние репрезентации мира, но не внешний реальный мир. Эти различия точно отражают расхождения между органоцентрическими и социоцентрическими посту­латами соответствующих систем.

^ Интербихевиоральная психология

Сравнение с интербихевиоризмом является дос­таточно неоднозначным. Конструкционизм отрица­ет любые различия между субъектом и объектом, как отрицает он и представление о разуме как зер­кале мира. Он признает факт социальной конструк­ции, в которой язык является элементом, обеспечи­вающим взаимопонимание. Однако он отрицает любую независимую достоверность других собы­тий. Интербихевиоризм, напротив, не накладывает никаких ограничений на то, какие события могут являться частью природы. В то же время он согла­шается с конструкционизмом, что разум и отраже­ния являются конструктами, а не событиями, и на­стаивает, что они не должны смешиваться с собы­тиями. Язык, с точки зрения интербихевиоризма, представляет собой бистимуляционные интеракции (bistimulational interactions), в ходе которых инди­видуум сообщает кому-то о чем-то. В отличие от конструкционизма, интербихевиоризм не рассмат­ривает язык как всеобъемлющую схему (grand schema), составляющую или структурирующую все знание, тем не менее соглашаясь с тем, что язык — это не средство передачи психического содержания от одного разума к другому и что он функциониру­ет как взаимно разделяемые значения. (Интербихе­виоризм утверждает, очевидно, в полном согласии с конструкционизмом, что социальная психология сама по себе представляет дисциплину, изучающую взаимно разделяемые значения [Kantor, 1929, 1982].) Когда конструкционизм заявляет, что язык — это знак или означающее (signifier), интербихевио­ризм соглашается с этим — если имеется в виду письменная речь. Однако интербихевиоризм пола­гает, что устная речь — это конкретные бистимуля­ционные интеракции, а не знаки или символы. По­нимания, возникающие в повседневной жизни (Semin & Gergen, 1990), представляют собой от­правную точку познания для обеих систем, хотя интербихевиористы пытаются построить на этом основании научное знание, тогда как конструкцио-нисты считают его не только начальной, но и конеч­ной точкой познания.

Отказ конструкционизма признавать индивиду­альное действие, которое не являлось бы полностью «обусловленным» («situated» in) социальным кон­текстом, возможно, отчасти объясняется представле­нием о том, что индивидуальные действия требуют введения конструкта разума или мозга как силы, вызывающей такие действия. Не обращаясь к подоб­ным конструктам, интербихевиоризм предполагает, что индивидуальное действие может быть понято как взаимодействия между индивидуумом и объектами, осуществляющиеся в сеттинге (социальном или не­социальном), в котором заключена история прошлых взаимодействий, и все эти факторы в совокупности составляют причину действия, будь то мышление, представление, использование и совершенствование навыков, запоминание, действие по привычке, обще­ние или формирование социальных конструкций. Разум, воля, способность мозга и другие сконструи­рованные причинные агенты становятся излишними, если только события, а не конструкты, составляют части интеракционального поля. В противовес при­знанию интербихевиоризмом всех событий строгий конструкционист будет настаивать на том, что мы не можем познавать события в отрыве от социального процесса, и признает как единственное событие сам социальный процесс. Контекстуальный конструкци­онист (см. с. 217), с другой стороны, придерживает­ся в большей степени нецентрической, чем социо-центрической ориентации, что сближает его с пози­цией сторонников интербихевиоризма.

^ Оперантный субъективизм

Для Стефенсона коммуникация осуществляется между индивидуумами, а не между группами, а субъективность и объективность различаются меж­ду собой лишь в зависимости от точки зрения — моя это точка зрения или ваша. Для Гергена коммуника­ция социальна и объективность существует только в социальном процессе. Субъективность отдает инди­видуализмом, и ее количественный характер делает ее еще более подозрительной. Несмотря на это, ряд представителей социального конструкционизма на­ходят Q-методологию Стефенсона методом, вполне удовлетворяющим их интересы, и используют ее в своих исследованиях, определяя субъективность, включенную в социальные конструкции, — то, каким образом индивидуумы разделяют либо не разделяют общие точки зрения в различных комбинациях. По­вествования интересуют конструкционистов, однако человек, собирающий повествования или проводя­щий интервью, очень легко может начать контроли­ровать процесс. В Q-методологии люди рассказыва­ют свои собственные истории посредством сортиров­ки высказываний.

^ Феноменологическая психология

Джорджи (Giorgi, 1992) полагает, что постмодер­низм и конструкционизм подвергли проверке и под-

227

твердили (attested) значение субъективности, однако оставили ее такой ослабленной, что она не может ока­зать какого-либо влияния. Субъективность для неко­торых конструкционистов связана с индивидуальнос­тью, а индивидуальность должна рассматриваться как подраздел социальных процессов. Хотя феноменология подчеркивает роль значений для людей, эти значения, как правило, индивидуальны, а не социальны. Конст-рукционизм признает только социальные значения. Индивидуальных точек зрения не существует. Конст-рукционизм также отверг бы концепцию Гуссерля об интуитивных значениях (intuiting meanings) — подоб­ных пониманию того, что наличие трех углов состав­ляет существенный признак треугольника, — которые обладают большей универсальностью, выходя за грани­цы отдельных культур, мнений, предвзятостей или те­орий, и настаивал бы на том, что значения ограничены рамками «локальных» групп.

Психоанализ

Некоторые психоаналитики модифицировали свою систему, позаимствовав ряд положений социального конструкционизма. В частности, Мертон Гилл (Merton Gill) замещает биологические и физикалист-ские концепции Фрейда концепциями социального конструкционизма, герменевтики, интерпретациями (см. главу 5), в которых участники терапевтического процесса, аналитик и анализанд (analysand) совмест­но конструируют значения. Ни одна из интерпрета­ций не является правильной; наилучшей является та, которая на данный момент представляется более со­гласованной (хотя впоследствии она может изменить­ся). Подобно ему, Рой Шефер (Roy Schafer) не ищет истинных интерпретаций, а обращается к повествова­ниям как к процедуре конструирования событий в настоящем, тем самым отбрасывая традиционную роль психоаналитика как конструирующего прошлое. Рассказывание историй — единственная реальность. Доналд Спенс (Donald Spence) считает аналитичес­кую сессию рассказыванием небылиц (narrations about fables), в которых факты и фантазии, как в из­лагаемых воспоминаниях о детском инцесте, не могут быть оделены друг от друга. Поскольку истины мы не узнаем никогда, согласно его версии, аналитик должен конструировать истории, достаточно согласованные, чтобы пациент поверил в них и смог получить от это­го пользу. Эти представители психоанализа в значи­тельной степени отошли от традиционной органоцен-трической позиции психоанализа, приблизившись к социоцентрической позиции.

КРИТИКА

Поскольку постмодернизм и социальный конст-рукционизм настроены настолько критично в отно-

шении всего здания науки, включая как физические, так и социальные науки, они вызвали значительное количество ответных критических замечаний в свой адрес. Эти ответные реакции достаточно разнородны и нелегко поддаются упорядочиванию. Далее следу­ет лишь свободная их группировка, после чего опи­сывают отдельные попытки постмодернистов и конструкционистов модифицировать свои позиции, пытаясь учесть некоторые предъявляемые к ним пре­тензии.

^ Использование логики с целью дискредитации логики

Конструкционисты и постмодернисты использу­ют логику, критикуя другие подходы и доказывая превосходство собственной позиции как обращаю­щейся к социальным, лингвистическим, историчес­ким и другим факторам, стоящим над логикой и до­казательствами. Тем самым они, по крайней мере строгие конструкционисты, неявно используют те самые процедуры, значение которых пытаются при­низить. Они нигде не допускают иррациональности, такой как несогласованность или противоречия; бо­лее того, они критически отмечают такие противоре­чия в других системах. Они даже не ссылаются на «локальную» социальную группу для обоснования собственной позиции, ибо это означало бы, что пост­модернистская / конструкционистская точка зрения имеет силу лишь в рамках данного социального со­общества. Хотя сторонники данного подхода отрица­ют, что их собственная позиция имеет какое-либо особое обоснование, они прилагают совместные уси­лия к тому, чтобы продемонстрировать недостатки других позиций и преимущества собственной. Не­смотря на их утверждения о том, что конструкцио-низм является всего лишь альтернативой другим точ­кам зрения и не претендует на истинность, они пы­таются показать, что ни одна другая система не является обоснованной.

Рассмотрим следующее высказывание: «Можно утверждать, что не существует теории познания — будь то эмпирическая, реалистическая, рационалист­ская, феноменологическая или любая другая теория, — которая могла бы представить согласованные дока­зательства собственной истинности или обоснован­ности» (Gergen, 1994b, p. 77). Но на каком базисе основывается истинность самого данного утвержде­ния? Или, может быть, отрицательные утверждения подобного рода стоят особняком, и лишь положи­тельные утверждения представляют собой соци­альные конструкции? К тому же, поскольку автор, по-видимому, обращается к более широкой аудито­рии, чем представители его собственного направле­ния социального конструкционизма, разве его фор­мулировка «можно утверждать» не предполагает ра­ционального утверждения, основанного на «доказательствах собственной истинности», имею­щих силу за рамками его локальной группы?

228

Редхед (Redhead, 1995), специалист но филосо­фии физики, недоумевает, почему конструкционис-ты, если они рассматривают все лишь относительно той или иной точки зрения, утруждают себя доказа­тельствами. Ведь тогда сами их аргументы — не бо­лее чем мнения или точки зрения. И все же они не­явно признают истинность релятивизма. «Реляти­висты рассматривают свою позицию как верх постмодернистской интеллектуальности, однако вся их позиция угрожает падением в царство бессвязно­го абсурда» (р. 14).

^ Использование эмпиризма с целью дискредитации эмпиризма

Общие выводы конструкционизма — (а) формули­ровки знания всегда зависят от контекста и (б) в силу непрерывного изменения контекста объективного зна­ния или истины не существует — являются положе­ниями, основанными на эмпирических наблюдениях. «Таким образом, обнаруживается, что социальный конструкционизм, хотя и невольно, но прочно укоре­нен в эмпирической традиции» (Terwee, 1995, р. 193). И все же, хотя конструкционизм и использует данную процедуру, он отрицает любую сколько-нибудь уни­версальную законность эмпиризма.

^ Какие события принимаются во

внимание?

Не смешивает ли конструкционизм, утверждая, что люди и социальные группы создают свое соб­ственное понимание мира, социальные взаимодей­ствия с тем, с чем осуществляются эти взаимодей­ствия? Событие познания (knowing) — это не просто нечто, исходящее от социальной группы; оно слага­ется из взаимодействий с людьми и другими веща­ми. Если конструктивисты полагают, что люди и объекты, с которыми происходит взаимодействие, непознаваемы, не являются ли их конструкции в рав­ной степени непознаваемыми? Кажется странным, что конструкционисты, принимая социальный про­цесс конструирования как познаваемое событие при­роды, не допускают познаваемости других событий.

^ Точка опоры

Масколо и Дальто (Maskolo & Dalto, 1995) счита­ют, что для того чтобы наблюдение было интеллиги­бельным, оно должно иметь точку опоры в актуаль­ном опыте. Аналогичное замечание делает Неттлер (Nettler, 1986), указывая на то, что требуется некое эмпирическое основание в качестве точки отсчета, от которой можно исходить, и что результатом отсут­ствия таковой будет являться «новая разновидность оккультной речи», не допускающая возражений от­носительно объективности того, что утверждают ее приверженцы. Она пытается доказать, что истины, которые содержит данная система, «выходят за пре-

делы здравого смысла» («good sense») (p. 480). Гер-ген (Gergen, 1986) отвечает на это, что его не инте­ресует «здравый смысл», который состоит всего лишь из «социально санкционированных конвен­ций»'^. 481). Однако он также признает, что всякая интеллигибельность базируется на культурном фун­даменте («надстройке», «forestructure») и что, по­скольку он подверг деконструкции этот фундамент и превратил его в язык, ему не на чем базировать свои аргументы: если реальный мир не является адекватным базисом, то его собственные аргументы не могут основываться на реальном мире (Gergen, 1994а). С этим связано основное критическое заме­чание в адрес постмодернизма и строгого конструк­ционизма: они предлагают лишь предположения о предположениях и не могут выйти за рамки слов (Caputo, 1983, Prawat, 1996).

^ Вопрос релятивизма

Релятивизм в противовес социальной программе.

Интерес конструкционистов к таким социальным вопросам, как преодоление расовой и тендерной дис­криминации и установление атмосферы демократи­ческого диалога в науке, предполагает принятие не­которых универсальных ценностей. Данная система обращается к кросс-культурным исследованиям и истории для демонстрации своих положений, кото­рые, хотя конструкционисты и отрицают этот факт, указывают на то, что в попытках отстоять свои пози­ции они отчасти принимают доказательства, выходя­щие за рамки локального сообщества. Кроме того, они не приводят четкой формулировки того, что яв­ляется «локальным» сообществом. Является ли аме­риканская культура локальной, или термин локаль­ный обозначает некоторый ее подраздел, как, скажем, американские психологи или когнитивные психоло­ги? А может быть, имеется в виду еще более тонкое различение в пределах этих групп, как, например, коннекционисты в рамках когнитивизма, или еще более тонкое деление? Или, быть может, термин ло­кальное сообщество относится к различиям между норвежцами и культурой банту? Очевидно, вся за­падная культура является «локальной», когда пост­модернисты подвергают критике традицию эпохи Просвещения, представителей которой радикальные феминистки иногда называют «мертвыми белыми англо-европейскими мужчинами». Один из сторон­ников постмодернизма, Данцигер (Danziger, 1997), признает тот факт, что постмодернисты расходятся в мнениях по вопросу (а) «дискурса эмансипации» (отстаивания социальной справедливости) и (б) от­ношения к знанию как полностью релятивному к со­циальным конструкциям. Он полагает, что система может оказаться «потенциально самодеструктивной» (р. 409).

Нет никаких сомнений в том, что происходят ло­кальные изменения от ситуации к ситуации, но какие критерии используют конструкционисты (и если они вообще используют какие-либо критерии, не содержат

229

ли эти критерии универсальной составляющей?) с целью определения того, насколько уместно в преде­лах конструкционистской системы для одной соци­альной группы оспаривать позиции другой? Герген (Gergen, 1994b) заявляет, что такие споры не могут иметь смысла. Тогда почему такие группы, как пост­модернисты и конструкционисты, критикуют научное сообщество? Может быть, потому, что и те и другие являются частью западной культуры, если не одной и той же субкультуры? Если постмодернист может ос­паривать позиции науки, почему наука не может под­вергать сомнению претензии оккультизма?

Господствующие взгляды в американской культу­ре отрицают равные возможности женщин и мень­шинств. Постмодернисты / конструкционисты вы­ступают против этих взглядов как проявлений не­справедливости. Они желали бы введения практики отказа от привилегий, практики демократического выбора, установления демократических ценностей, защиты окружающей среды и пр. Но почему они ре­шили выбрать данные социальные цели, если цели не имеют основания за пределами социальных групп и если отношения между этими группами как раз и определяют те ценности, которые конструкционисты так хотели бы изменить? Строгий конструкционист, каковым является Герген, сказал бы, что эти цели действительно не имеют основания за пределами со­циальных групп ни в качестве желательных, ни в ка­честве нежелательных; но другие представители конструкционизма придают этим целям особый ста­тус — как, впрочем, и сам Герген, когда он выступает за «демократизацию».

Заявление своей позиции по социальным вопро­сам представляет собой проблему обоюдоострого меча для постмодернистов / конструкционистов. С одной стороны, они проповедуют, что социальные конструкции, связанные с расовым и тендерным не­равенством, ведут к дискриминации. С другой сторо­ны, существует интерпретация, согласно которой сама дискриминация представляет собой соци­альную конструкцию, а потому не обладает объектив­ной реальностью. Двойное лезвие режет по обеим сто­ронам социального вопроса одинаково хорошо.

^ Релятивизм в противовес представлению об общ­ности культур. Требуя тотального релятивизма, кон-струкционизм отрицает основополагающий челове­ческий опыт и возможность коммуникации, преодо­левающей культурные границы, полагают Мартин и Томпсон (Martin & Thompson, 1997). В своей край­ней форме, отмечают авторы, такой релятивизм де­лает психологию невозможной и сводит человечес­кий опыт не более чем к локальным эпизодам, обла­дающим сиюминутным значением. Кроме того, любая такая тотально релятивистская позиция сама по себе претендует на универсальность, против кото­рой конструкционизм считает нужным бороться.

Строгие конструкционисты обратили все знание в языковые конвенции, зависящие от культуры и ис-

тории, игнорируя тот факт, как много знаний разде­ляет все человечество и что для этого знания не су­ществует никаких культурных границ. Немногие ста­нут возражать против того, что история и культура оказывают влияние на конструирование людьми многих аспектов мира, как, например, на то, считают люди ту или иную пищу вкусной или нет, либо об­ладает ли с их точки зрения тот или иной объект ма­гической силой или подчиняется законам природы. Но независимо от того, к какой культуре или суб­культуре мы принадлежим, практически все призна­ют, что прыжок с высоты приведет к быстрому паде­нию и, возможно, к травме; что за ребенком нужно долгое время ухаживать, прежде чем он сможет хотя бы в какой-то степени самостоятельно удовлетворять свои потребности; что здоровье лучше, чем болезнь (свидетельством чему является практика целителей, от шаманов до врачей); что для поддержания жизни необходимы пища и вода и т. д. Несмотря на то, что эти вопросы рассматриваются по-разному в различ­ных культурах, основные принципы разделяют все; эти принципы не являются культуроспецифичными и обеспечивают почву для всеобщего взаимопонима­ния.

В обзорном исследовании 220 культур Мердок (Murdock, 1945) обнаружил внушительный ряд бе­зусловно культурных по своей природе элементов, общих для всех культур. Этот ряд (упорядоченный по английскому алфавиту) включал такие элементы, как возрастные градации (age-grading), атлетические виды спорта (athletic sports) и телесные украшения (bodily adornment) — в начале списка и обычай на­вещать родственников и друзей (visiting), отлучение ребенка от груди (weaning), попытки влиять на по­годные условия (weather control) — в конце списка. Однако в пределах каждой из этих категорий суще­ствовали значительные различия, характерные для «поведенческих реакций индивидуумов и стимуль-ных ситуаций, в которых вызываются эти реакции» (р. 125) Общей для них является «единообразная си­стема классификации, а не единый фонд идентичных элементов» (р. 125). Наиболее тождественным из них является семья, ибо формы семьи в основе сво­ей одинаковы повсюду без исключения. Обзор, про­веденный Мердоком, свидетельствует о том, что про­явления культурного сходства и различий связаны не с противопоставлением, скажем, норвежцев и куль­туры банту или ученых и неученых, а правилами, определяющими специфичность. Если мы вообще признаем эмпирические данные — а все конструкци­онисты проводят кросс-культурные сравнения, — эти данные свидетельствуют о том, что мы не можем рас­суждать в прямолинейных терминах о том, что явля­ется локальным и что — нелокальным, но должны обозначить, какие категории являются сходными, а какие элементы в пределах этих категорий являют­ся различными, и какие их них имеют отношение к пониманию, являющемуся общим для различных культур, а какие — к различным пониманиям. Также

230

заслуживает внимания вопрос о том, какие средства могут быть использованы для преодоления возника­ющих барьеров в тех случаях, когда коммуникация осложняется социальными различиями, Льюис Вольперт (Lewis Wolpert, 1993) разрабатывает неко­торые вопросы, рассмотренные в данной главе, с це­лью установления коммуникации между учеными (scientists) и неучеными (nonscientists).

Вопрос о том, в какой степени сам постмодернизм может получить распространение в других культу­рах, остается открытым. Исследование энвайронмен-тальных групп (environmental groups) в Индии с ис­пользованием Q-сортировки не подтверждает заяв­ления постмодернистов о переходах (tarnsitions)³ от модернистского к постмодернистскому обществу (Peritore, 1993). Возникающие в индийской культу­ре энвайронментальные группы и взаимоотношения между ними в значительной степени отличаются от западных. Весьма любопытно, что постмодернизм указывает на культурные различия как на основной аргумент против представлений об универсальности (foundationalism) и в пользу представлений о локаль­ности (localism), и теперь обнаруживаются культур­ные различия, указывающие на то, что сам постмо­дернизм не распространяется за пределы локальной группы, в данном случае — западной культуры.

^ Релятивизм в противовес реализму. Философ Гринвуд (Greenwood, 1992a, 1992b) утверждает, что не выдерживают критики следующие два основных аргумента конструкционистов: (а) не существует средств, позволяющих сравнивать независимую ре­альность с ее описаниями, и (б) язык, в котором име­ют место теоретические описания, лишен объективно­сти. Он отмечает, что дискурс между ним самим и кон-струкционистами представляется объективным, и приходит к заключению, что нет никаких оснований считать, что язык научной теории менее объективен. Соглашения о значащих описаниях, утверждает он, возможны потому, что все мы подмечаем одни и те же характеристики широкого спектра явлений, которые нас окружают. Кроме того, в силу данных соглашений мы можем выработать метафору и теорию о событи­ях, которые не можем непосредственно воспринимать. К этим соглашениям мы должны добавить совместно разделяемые социальные конвенции. Идентичные описания, наряду с социальными конвенциями, обес­печивают возможность формулировать значащие опи­сания, которые могут быть подвергнуты проверке. Кроумер (Cromer, 1997), физик по специальности, утверждает, что наука действительно объективна и что базисом ее объективности является повторяемость (repeatability), наряду с теоретическим знанием о том, что должно повторяться. Редхед (Redhead, 1995) за­нимает близкую позицию. Указывая на субатомные частицы, он отмечает, что мы никогда не сможем знать

с достоверностью об их существовании, однако экспе­риментальные свидетельства в определенной степени служат подтверждением этого факта, а надежность сообщений о результатах экспериментов может быть оценена путем проверки и точных измерений. Редхед находит, что он вынужден «отвергнуть якобы либе­ральную, непредвзятую и эгалитарную, но в конечном счете — деструктивную доктрину релятивистов и со­циальных конструкционистов» (р. 16).

Конструкционисты, настаивает Гринвуд, не смо­гли представить никаких свидетельств того, что «описания не могут оцениваться сторонними лица­ми» (1992b, p. 189), и, следовательно, нет никаких ос­нований прибегать к альтернативам, таким как выво­димые из литературной теории. Кроме того, заявле­ние, что множественные теории (multiple theories) могут согласовываться с любыми наборами данных, а потому у нас нет средств, позволяющих исключить ложные теории, не соответствует действительности. Часто более чем одна единственная теория должна быть привлечена для объяснения наших наблюде­ний, отмечает Гринвуд. Возможно, удачный пример такой ситуации мы находим в космологии (науке о происхождении и эволюции вселенной), где постоян­ный приток новых данных в результате усовершен­ствования телескопов приводит к тому, что нахожде­ние теории, согласующейся со всеми данными, пред­ставляет собой задачу, которая до сих пор остается неразрешенной. В психологии теории, предложен­ные для объяснения таких личностных характерис­тик, как либерализм и консерватизм, также остают­ся неудовлетворительными. Но если в психологии множественные теории и могут успешно использо­ваться для объяснения наблюдаемых фактов, то это, как полагает Гринвуд, происходит вследствие «ис­кусственности многих экспериментальных и других эмпирических исследований» (1992b, p. 189). Этой проблемы можно избежать, утверждает он, выбрав реалистические координаты «социальных реляцион­ных измерений (dimensions) разума и действия» (1992b, р. 189).

Большинство ученых, включая специалистов в области психологических наук, вероятно, согласи­лись бы с Гринвудом относительно научного реализ­ма, однако некоторые стали бы возражать против психофизического дуализма «разума и действия».

^ Редукционизм и удвоенный мир

С. Браун (S. Brown, 1995) отмечает, что конструк­ционизм проявляет свой редукционистский характер в том, что сводит индивидуальную деятельность к функционированию социальной группы — индиви­дуальность оказывается функцией более фундамен­тального образования. Этот редукционистский

³ Такие переходы должны были бы включать новые значения информации, служебного компонента, зависящего от знания, а также изменения, предполагающие возрастание роли правительства в регулировании рыночной экономики и защите потребителей (R. Brown, 1994).

231

взгляд не позволяет конструкционизму объяснить феномен индивидуальной креативности и интеллек­туальные идеи, которые индивидуумы формулируют прежде, чем представить их какому-либо дискур­сивному сообществу и социальным конструкциям этого сообщества. Аналогичным образом Флетчер (Fletcher, 1992) замечает, что «крайний вариант» кон-струкционизма исходит из «сверхсоциализирован-ной» («oversocialized») концепции человеческой де­ятельности, не оставляющей места индивидуальным характеристикам или креативности. Основываясь на высказываниях Гергена о письменных источниках, можно предположить, что он ответил бы на это, что все якобы индивидуалистические действия вплетены в контекст предыдущих социальных взаимодействий и неотделимы от них: «Рассмотрим возможность того, что письменные источники никогда не являют­ся созданиями отдельных людей. Они представляют собой продукты исторических конвенций или парти-ципаторных систем (participatory systems), в которых индивидуумы выступают лишь в качестве проводни­ков (выразителей) коммунальных форм» (Gergen, 1986, р. 482). И все же, пытаясь найти объяснение одной форме поведения (индивидуальной) на другом уровне (социальном), который конструкционизм считает более основополагающим, данный подход остается редукционистским. Он отрицает, что опре­деленный уровень функционирования, в данном слу­чае — индивидуальное поведение, обладает какой-либо независимостью или имеет собственные прин­ципы функционирования.

Браун отмечает также, что конструкционизм не только вынужден будет принять то, что он сам явля­ется социальной конструкцией (как это делает Гер-ген), но также должен будет признать, что в рамках данной системы даже ее объяснение социальных кон­струкций должно быть сведено к социальным конст­рукциям. Представляется, что конструкционизм ока­зывается вовлеченным в бесконечный регресс в по­исках исходной точки, из которой развиваются конструкции.

Но, быть может, помимо редукционистских взгля­дов, конструкционизм содержит также представле­ние об удвоенном мире: одном, состоящем из соци­альных конструкций, и другом, на котором основы­ваются эти конструкции, причем последние фактически оказываются непознаваемыми? Если так, корни конструкционизма следует искать в уче­нии Иммануила Канта, немецкого философа XIX ве­ка, утверждавшего, что поскольку реальный мир представляет собой лишь репрезентацию, содержа­щуюся в разуме, он непознаваем. Фактически Кант объявляет, что мы живем в двух мирах: реальном, ос­тающемся для нас непознаваемым, и психическом, который мы познаем и который является репрезен­тацией реального мира. Эта позиция с^ова приводит нас к представлению о разуме как зеркале, которое Рорти и другие представители постмодернизма / конструкционизма на словах отвергают. Если же

конструкционизм не признает, что конструкции ос­нованы на фактических событиях, это означает, что он признает лишь абстракции — сами конструкции — в качестве существующих, то есть представляет собой разновидность солипсизма.

^ Постмодернизм против физических и биологических наук

Двое ученых, Гросс и Левитт (Gross & Levitt, 1994), представили развернутое возражение в ответ на постмодернистскую критику науки. Авторы отме­чают, что, согласно точке зрения постмодернистов, западная цивилизация находится на краю гибели и не способна сотворить собственное будущее. Постмо­дернисты, отмечают авторы, берут на себя серьезную моральную ответственность, вынося подобный при­говор, несмотря на то, что они проявили лишь поверхностное понимание науки. Сторонники пост­модернизма заявляют, что наука полна предубежде­ний и является социальным артефактом и что лишь их собственная система предлагает новую мудрость, с позиций которой можно оценивать научные вопро­сы. И все же они не обладают даже необходимым уровнем специальной подготовки, чтобы выносить такие суждения, поскольку лишь немногие предста­вители постмодернизма являются учеными и изуча­ли науку достаточно углубленно, чтобы разбираться в тонкостях научных вопросов или легко ориентиро­ваться в них. Гросс и Левитт видят в постмодерниз­ме угрозу науке, ибо он подрывает способности бо­лее широких слоев общества использовать научные достижения и разумно оценивать получаемые наукой результаты.

При этом постмодернистский скептицизм в отно­шении науки не распространяется на оценки сторон­никами этой системы достоинств самого постмодер­низма. Постмодернисты «отрицают любые особые привилегии, приписываемые науке, по сравнению с интуицией или мифологией, однако оставляют такие привилегии за постмодернистским скептицизмом» (Smith, p. 393). Другое противоречие, указывают Гросс и Левитт, состоит в том, что сторонники пост­модернизма атакуют как основания науки, так и вы­воды науки, используя те же самые процедуры логи­ческого вывода и эмпирические свидетельства, кото­рые использует сама наука. Они апеллируют к достаточно стандартным мерам истинности, которые могут создать видимость логической связности. Кро­ме того, постмодернизм отказывается от любых уни­версальных теорий и с энтузиазмом принимает не­определяемые (indeterminate) значения, нестабиль­ность и тотальный релятивизм, который, по мнению сторонников этой системы, избавляет нас от диктата и экологической катастрофы, которыми угрожает нам наука. Не являются ли сами такие взгляды уни­версальной теорией, спрашивают Гросс и Левитт?

В противовес мнению о том, что научный язык является игрой, в которой могут участвовать лишь

232

наделенные богатством и властью, как считает фило­соф Лиотар, Гросс и Левитт утверждают, что науч­ный язык открыт для всех. Каждый может участво­вать в коммуникации объективно описанных знаний о мире и делиться этими знаниями. Даже самые бед­ные слои населения рассчитывают получить пользу от достижений науки. Отказать им в такой возмож­ности было бы негуманным. «Грубо говоря, наука работает» (р. 49). Философ Пауль Курц (Paul Kurtz, 1994) высказывает аналогичную мысль: «Пра­вомерность научного подхода к пониманию природы и человеческой жизни подтверждается его успехами» (р. 257).

Гросс и Левитт напоминают, что наследием эпохи Просвещения явилось стремление к построению еди­ного корпуса знания о мире, которому постмодер­низм считает нужным противостоять, считая поиски знания бесполезным заблуждением, ведущим даже к угнетению отдельных социальных групп. Постмодер­нисты настаивают, что никакое универсальное зна­ние невозможно, ибо всякое знание определяется локальными условиями и является продуктом соци­ального класса, формируясь под влиянием предубеж­дений и исторических реалий данного социального класса. Вместо знания мы располагаем лишь истори­ями и повествованиями, которые позволяют нам придавать миру смысл; однако, как замечают Гросс и Левитт, такое постмодернистское понимание выра­жается в терминах предубеждений и личных интере­сов повествователя.

«Презрительно отзываясь об эпохе Просвеще­ния, постмодернисты, безусловно, обрубают собственные корни, как эмоциональные, так и интеллектуальные, которые формируют и поддер­живают его наиболее сокровенные эгалитарные идеалы.... В своей наиболее разрушительной форме эта доктрина мало чем отличается от док­трины морального безразличия (moral blank-ness)... на которой возник фашизм в первой по­ловине нашего столетия» (Gross & Levitt, p. 73).

Философ Энглбретсен (Englebretsen, 1995) рас­сматривает эффекты постмодернизма с точки зрения, близкой к научной позиции Гросса и Левитта. Он считает, что постмодернизм оказывает пагубное вли­яние на науку и образование. Эти области «компро­метируются, искажаются, принижаются и отрицают­ся» (р. 53) постмодернистами, считающими их ис­точником всех социальных зол и стремящимися заменить их локальными представлениями (beliefs) и устранить различия между учителями и ученика­ми. Энглбертсен полагает, что хотя постмодернизм подчеркивает свою терпимость к любым идеям, ра­циональным или иррациональным, он проявляет не­терпимость к людям. Эта нетерпимость вытекает из взглядов постмодернизма, настаивающего на локаль­ных истинах, разделяющих людей в соответствии с

их локальной принадлежностью, которая может быть основана на расовых, возрастных, национальных или половых признаках. «Когда моя истина и твоя исти­на различаются в зависимости от различий, суще­ствующих между нами, эти различия становится не­возможно игнорировать — они начинают играть слишком важную роль» (р. 53).

Гросс и Левитт отмечают те явления, которые они рассматривают как пагубное влияние постмодерниз­ма на социальные науки, — то, что антропология по­шла на уступки постмодернизму и отказалась от сво­их научных принципов в пользу антинаучного ре­лятивизма, а отдельные разделы социологии и социальной психологии заменили строгие научные исследования рассказыванием историй.

Постмодернисты заимствуют взгляды Томаса Куна (Thomas Kuhn), изложенные в его знаменитой книге о «парадигмах» (концептуальных основаниях) в науке (Кун Т. Структура научных революций: Пер. с англ. — М.: Прогресс, 1975), согласно которым но­вые парадигмы замещают старые только в тех случа­ях, когда приверженцы старой парадигмы уходят со сцены, а их место занимают приверженцы новой. Кун указывает на то, что парадигмы несоизмеримы друг с другом.

Постмодернисты также заимствуют утверждение Уилларда Куайна (Willard Quine) о том, что любое число научных теорий могло бы соответствовать за­данному множеству данных (Кун является историком, а Куайн — философом). Эти авторы, очевидно, пыта­ются продемонстрировать, что в науке нет абсолют­ных истин и что знание обладает тотальной релятив­ностью по отношению к социальным и историческим условиям. Однако Кун дает искаженную картину фак­тического научного прогресса, избирательно исполь­зуя примеры из ранних этапов развития науки, чтобы утверждать о существовании нескольких научных ре­волюций, в ходе которых прерывалась преемствен­ность с предыдущим этапом развития науки (Cromer, 1997). Вольперт (Worpert, 1993), биолог-исследова­тель, приводит многочисленные примеры, свидетель­ствующие о том, что многие положения Куна и Куай­на неверны. Кроме того, он отрицает, что наука зани­мается поисками абсолютной истины. Предметом научного поиска являются теории, обеспечивающие лучшее понимание наблюдаемых событий. «Хотя на первоначальном этапе принятия той или иной из кон­курирующих теорий, возможно, присутствует силь­ный социальный аспект, включающий моду, властные группировки и т. д., основным критерием в конце кон­цов оказывается то, насколько хорошо теория объяс­няет (наблюдаемые) феномены» (р. 103). За полвека до него Кантор (Kantor, 1942) выразил свое отноше­ние по аналогичному вопросу: «Хотя конструкции отличаются от исходных данных и подвержены влия­нию инструментов и гипотез исследователя, они не являются произвольными, как не являются и просто навязываемыми событиям в силу влияния традиций» (р. 177).

233

Вольперт отмечает, что в заявлениях релятивистов о том, что и наука и верования являются социально сконструированными и эквивалентными истине, не учитывается закрытая природа верований — практи­чески не допускающая анализа своих положений, — тогда как научные утверждения открыты для критики и изменения. Великая сила науки как раз и заключает­ся в том, что она обеспечивает процедуры сбора инфор­мации, проверки гипотез и выведения следствий, кото­рые открыты для других. Как отмечалось выше, анализ ситуации в науке, проведенный женщинами, продемон­стрировал необходимость реформирования науки, про­низанной тендерными предубеждениями. Андерсен (Andersen, 1994) полагает, что объективность науки — это социальный процесс, в котором большое количе­ство людей участвует в исследовании, критике, дости­жении соглашения, пересмотре и подтверждении науч­ных данных. В условиях, когда различные люди с раз­личными точками зрения исследуют некий вопрос, касающийся природы, появляющиеся на первом этапе гипотетические результаты могут быть очень далеки от совершенства и могут нуждаться в последующем изме­нении или корректировке, однако они обеспечивают некоторое понимание и некоторую объективность на данный момент.

Примером тому является возникновение такого понимания в результате принятия вакцин против за­болеваний, распространенных в Японии, Китае, Египте и среди африканских племен, а также в Ев­ропе и Северной Америке. Эти достижения с очевид­ностью выходят за рамки локальных, даже если от­дельные группы отвергают их. Многие культуры и субкультуры приходят к признанию и принятию пре­имуществ таких научных и технологических дости­жений, как вакцины или телефон, — к признанию того, что, пользуясь словами Гросса и Левитта, «на­ука работает». Действительно ли постмодернисты / КонструкционистьГ собираются настаивать на том, что увеличение продолжительности жизни во мно­гих странах, явившееся результатом научного пони­мания вопросов санитарии, природы болезней и пи­тания, является всего лишь социальной конструкци­ей? И если да, то чьей конструкцией?

Универсальность самой науки подтверждается ра­стущим числом людей, участвующих в научных и технологических исследованиях, ведущихся во всем мире. Международные научные конференции и со­трудничество ученых из разных стран стали зауряд­ным явлением. Научные книги и журналы часто со­держат материалы, написанные представителями различных культур и наций, причем не только запад­ных. Многие страны, представляющие значительное разнообразие культур, но не обладающие возможно­стями для обучения студентов, посылают их в дру­гие страны, которые могут предоставить им такие возможности. Интерес к науке основывается на ши­роком признании того факта, что наука действитель­но работает, и на желании воспользоваться ее дости­жениями. Конечно, наука и технология могут быть

использованы и в целях зла или могут повлечь не­желательные результаты, но это можно сказать прак­тически о любой другой сфере практики. Именно здесь приобретает особую важность широкая демо­кратизация как система контроля, в сочетании с рас­пространением научных знаний.

Приверженцы конструкционизма, Семин и Герген (Semin & Gergen, 1990), признают: «Пока что конст-рукционизм не может представить убедительных объяснений происхождения деструктивных практик, взаимоотношений между языком и поведением и значительных успехов естественных наук» (р. 16). Р. Браун (R. Brown, 1994) соглашается с тем, что со­циальные науки также вносят свой вклад в жизнь об­щества. Они смогли отстоять «академическую свобо­ду, профессиональное суждение, гражданские права и объективность правосудия» и явились значимой силой в «победе цивилизованности над насилием, доводов рассудка и фактов над эмоциями и преду­беждениями, четких формулировок над туманными обещаниями» (р. 26). Но несмотря на это, заключает он, «универсализм (foundationalism) проявил свою философскую несостоятельность» (р. 26).

^ Влияние на систему образования

Кромер (Сгошег, 1997) находит, что конструкти­визм глубоко проник в стандарты бесплатного госу­дарственного среднего образования. Результатом явилась форма научного образования (science education), поддерживаемая грантами Национально­го научного фонда (National Science Foundation) и основанная на процессе самостоятельного открытия учениками знаний, являющегося неэффективным, нередко уводящим в неверном направлении, а зачас­тую и просто ошибочным. Кромер предъявляет свои претензии конструктивизму:

«В Соединенных Штатах система научного на­чального и среднего образования на сегодняш­ний день контролируется преподавателями, про­шедшими профессиональную научную подго­товку в педагогических учебных заведениях, печально известных уже в течение ста лет своим низким образовательным уровнем. Редко можно встретить преподавателя научных дисциплин, ко­торый знал бы свой предмет хотя бы на уровне, соответствующем требованиям, предъявляемым к восьмиклассникам. Именно эта группа с энту­зиазмом встретила конструктивизм, поскольку он дает им возможность говорить только о процес­се (каков бы он ни был), а не о содержании (в ко­тором они остаются невежественными). И имен­но эта группа составляет программы, стандарты и учебники для начальной и средней школы».

Конструктивизм, продолжает он свое обвинение, дискредитировал объективное знание и снабдил пре-

234

подавателей предлогом для отказа от академической науки и насаждения невежества. Учителя (а) высту­пают лишь в качестве фасилитаторов и (б) в этом ка­честве помогают учащимся конструировать свои соб­ственные структуры знания, замещающие универ­сальную структуру знания, что подрывает систему образования. Кромер рассматривает научное образо­вание в Греции и находит, что после девяти лет обуче­ния — без всякого акцентирования самооценки уча­щихся — греческие школьники демонстрируют более глубокое понимание науки, чем американские школь­ники после двенадцати лет обучения. Широкомасш­табные исследования вопросов самооценки свидетель­ствуют об отсутствии связи самооценки как с уровнем подготовки, так и с личными целями (Bandura, 1997).

Кромер также ставит под сомнение заявления кон-струкционизма о том, что литература является главен­ствующей наукой. Признавая принципиально важную роль языка в образовании, он полагает, что культура все же передается преимущественно неязыковыми средствами. Практические навыки (manual skills) с трудом поддаются языковому описанию, и обучение им, в основном, происходит путем подражания, а на­глядные изображения часто оказываются эффектив­нее любых слов. В изобразительном искусстве, музы­ке, спорте и ремеслах слова могут использоваться с целью поощрения или корректировки, но демонстра­ция чаще оказывается базовым методом обучения. Деррида, Фуко и конструкционисты выворачивают все наизнанку, утверждает он, когда пытаются дока­зать, что научное знание невозможно, поскольку (а) только язык служит основой для мышления, а язык не может верно отражать реальность, и (б) эм­пирические подходы не могут доказать собственную обоснованность. Такая точка зрения, считает Кромер, является возвратом к средневековой трактовке Арис­тотеля, в которой к истине ведут логические размыш­ления и дискуссии. Ньютон, отмечает он, продемон­стрировал нам великую силу рассуждения (платонов­ский рационализм) в сочетании с наблюдением (аристотелевский эмпиризм). Эмпирические наблю­дения и рассудок являются равноправными партнера­ми, открывающими весь мир для научного изучения.

Многое из того, что Кромер приписывает конст­руктивизму, берет начало в практике подготовки учителей в педагогических училищах в период 30-х годов, задолго до появления конструктивизма (см. главу 4, с. 126-127). Тем не менее конструктивистс­кий подход согласуется с той образовательной по­литикой, на которую указывает Кромер и которая на сегодняшний день доминирует в бесплатных государ­ственных школах США. Более того, конструктивис­ты внесли ряд дополнений и исправлений во взгля­ды, соответствующие этой политике. Например, если традиционная политика придавала второстепенное значение академической успеваемости (хотя и отри­цала факт игнорирования этого аспекта образова­ния), конструкционизм и вовсе спускает проблему оценивания знаний на тормозах и предлагает в каче-

стве замены групповой консенсус. По крайней мере в некоторых случаях конструктивизм предлагает полностью отказаться от показателей успеваемости, чтобы не отбивать у учащихся интерес к эксперимен­тированию (Sykes, 1995). Национальная Комиссия по достижениям в образовании (National Comission on Excellence in Education) забила тревогу, выступив с публикацией «Нация под угрозой» (A Nation at Risk, U. S. National Comission, 1983). В ней приводят­ся факты, свидетельствующие о низких требованиях и низком уровне подготовки в школе. С тех пор были проведены дальнейшие исследования, в ходе кото­рых проводились сравнения американских учащих­ся со школьниками из других промышленно разви­тых стран, продемонстрировавшие крайне неудов­летворительный уровень подготовки первых. Каким бы ни был вклад конструктивизма и гуманистичес­кой психологии (см. главу 4, с. 126-128 и 135—136, особое внимание обратите на табл. 4.1) в формиро­вание социальных конструкций и индивидуалисти­ческой ориентации (self-enhancement) соответствен­но, в сочетании с устоявшейся образовательной по­литикой, практикуемой в педагогических училищах и институтах, с которой согласуются взгляды обеих систем, они оказали в высшей степени пагубное вли­яние на уровень академических достижений. Можно привести огромное количество свидетельств в под­тверждение того, что данные подходы никогда не смогут нейтрализовать этот эффект, и изменить его на обратный (Stebbins et al, 1977; Watkins, 1988; Adams & Englemann, 1996).

Еще один из многих негативных результатов вы­ражается в том, что педагогам, занятым в высшем образовании, за исключением учреждений с очень высокими требованиями к приему студентов, прихо­дится сталкиваться с огромным количеством плохо подготовленных и слабо мотивированных студентов и обеспечивать им коррективные курсы, подтягива­ющие их до требуемого уровня. Это приводит к мно­гочисленным жалобам со стороны преподавателей, работающих со студентами, а также к распростране­нию практики завышения оценок в колледжах и уни­верситетах, под давлением, заставляющим их ми­риться с низкими результатами студентов.

^ Модификации конструкционизма

Были предприняты попытки избежать крайностей, свойственных строгому конструкционизму, в резуль­тате которых появились такие его модификации, как контекстуальный конструкционизм (см. с. 217). Этот подход представляет собой альтернативу конструкци-онистской позиции и предполагает, что познаватель­ное отношение заключается во взаимодействиях в контексте познающего субъекта и познаваемого мира. На базе этого познавательного взаимодействия мы можем пытаться получать дополнительные знания о природе, включая социальные отношения и язык, чья роль так важна для конструкционистов. В реальнос­ти, как отмечают Вулгар и Полач (Woolgar & Pawluch,

235

1985), конструкционисты, занимающиеся исследова­ниями, неизбежно привносят в них интерпретативную структуру, которая имеет базис в мире здравого смыс­ла. Это позволяет им наблюдать и анализировать со­циальные конструкции, которые они описывают в сво­их исследованиях.

Рассуждая аналогичным образом и используя ис­торические примеры, Фостер (Foster, 1987) показыва­ет, что вопреки заявлениям конструкционистов науч­ное знание все же аккумулируется и может быть объективным. Тот факт, что знание об объекте никог­да не может быть полным или может быть ошибочным при первоначальном контакте, не является подтверж­дением абсолютной непознаваемости. При последую­щих контактах с объектом знание возрастает; и имен­но контакт с объектом, а не философская позиция, формирует наше понимание. Лишь за счет отрицания того, что мы имеем контакт с объектами, конструкти­визму удается сохранить позицию релятивизма, выс­тупающего против объективности. Релятивизм, отме­чает Фостер, политически связан с анархизмом и фа­шизмом; он цитирует высказывание Муссолини (диктатора, руководившего Италией с 1922 по 1943 год, союзника Гитлера) о преимуществах релятивиз­ма (см. также цитату из работы Гросса и Левитта, при­веденную выше). В аналогичном заявлении Гитлер приводит практически те же самые аргументы, что и постмодернисты, касающиеся объективности, науки, истины, морали, власти и релятивизма (Rauschning, 1940). Р. Браун (R. Brown, 1994), однако, утверждает, что релятивизм вызвал к жизни меньше жестокостей, чем абсолютизм, и спрашивает, что хуже: зло, оправ­дываемое как культурный релятивизм, или зло, оправ­дываемое притязаниями на абсолютную истину? Он настаивает на том, что тирания полагается на абсолю­тизм, тогда как демократия полагается на релятивизм, вынося свои суждения.

Еще одна из многих предложенных модификаций признает социальные влияния, продолжая рассматри­вать при этом конструкт Я в качестве причинного агента (Maseolo & Dalto, 1995). Данная гипотеза при­влекает вероятностный эпигенез (см. главу 13, с. 333), согласно которому организм является одним из взаи­модействующих компонентов в иерархически органи­зованной эволюционной системе взаимодействия организм—среда, и по аналогии, Я рассматривается как один из уровней данной системы. Заметим, что данная гипотеза предполагает взаимодействие конст­рукта (Я) с объектами или событиями (организм и среда). (См. главу 11, с. 284-285, где предлагает аль­тернативный, недуалистический подход к Я.)

ВЫВОДЫ

Постмодернизм базируется на теории искусства и литературной критике, однако вносит свой вклад в

науку, показывая, что науке в значительной степени свойственны субъективность, приписывание объек­там ценностных характеристик, а также культурные и тендерные предубеждения, что необходимо прини­мать во внимание. Однако вследствие своих экстре­мистских взглядов, а также презрения к наукам и принижения их роли постмодернизм снискал дур­ную славу в глазах ученых и других слоев обществен­ности, а влияние социального конструкционизма на сферу образования, возможно, принесло больше вре­да, чем пользы. Постмодернизм занял ведущие пози­ции в женских исследованиях, социологии соци­альных проблем и педагогической психологии. И все же лишь немногие представители физических и био­логических наук, а также других разделов психоло­гии согласились принять его в качестве короля наук или господствующей науки. Постмодернизм все чаще рассматривается просто как очередной стиль в искусстве, не способный сказать нечто достойное внимания о структуре знания или науке.

Данцигер (Danziger, 1997) рассматривает конст-рукционизм как выполняющий преимущественно критическую функцию и подвергающий сомнению исходные положения традиционной психологии. Ав­тор надеется, что в этой роли он поможет поколебать позиции догматизма. Поскольку постмодернизм, как правило, выступает в качестве критика, своим суще­ствованием он обязан той самой системе, которую пытается изменить. А значит, его можно назвать «па­разитическим» или, быть может, «симбиотическим», отмечает Данцигер. Зависимая роль постмодернизма заставляет его занимать значительно более традици­онные позиции, чем можно ожидать, судя по его ис­ходным положениям, заключает Данцигер. ,

Данное заключение, по-видимому, созвучно с неко­торыми пунктами, изложенными выше (раздел: Кри­тика), рассматривающими постмодернизм / конструк-ционизм как использующий минимум четыре принци­па, которые кажутся противоречащими его программе: (а) использование рациональных доводов, выходящих за рамки локальной группы, (б) пересечение границ социальных групп в поисках сравнений, (в) использо­вание эмпирических свидетельств, (г) ориентация на социальную реформу, что противоречит позиции реля­тивизма, и, вдобавок к ним, (д) неявное признание ре­альности (actuality) несоциальных событий.

Представляется очевидным, что социальный кон-струкционизм играет важную роль, указывая на ряд важных проблем и недостатков психологии, среди которых можно упомянуть следующие: субъектив­ность в планировании и интерпретации исследова­ний; ценностные суждения, заложенные при прове­дении исследований; ограниченность «объективных» методологий в экспериментальной психологии; авто­ритарная роль терапевта, принимаемая некоторыми разновидностями психотерапии; роль истории и кон­текста как неотъемлемой части любого научного предприятия; социальные и исторические корни не­которых общераспространенных психологических

236

конструктов, таких как ментализм, репрезентацио-низм и биологический редукционизм.

Однако лишь немногие психологи и представите­ли других научных дисциплин готовы отказаться от наблюдений и свести все знание и все научные про­цедуры к одним лишь языковым конвенциям, как того требует строгий конструкционизм. Контексту­альный конструкционизм с его подчеркиванием сво-

ей неразрывной связи с обыденным миром и контек­стуальными отношениями, присущими этому миру, вероятно, может рассчитывать на более теплый при­ем. «Освобождение психологических теорий от жестко ограниченных (но не обязательно от всех) утверждений, основанных на наблюдении, возможно, является наибо­лее существенным наследием [конструкционизма]» (Stain, 1990, р. 251).

237


^ Часть V. Нецентрические или интеракционально-контекстные системы