Книга Н. Смита рекомендована слушателям и преподавателям факультетов психологии и философии вузов по курсам общей психологии и истории психологии, системных методов ис­следования и преподавания психологии

Вид материалаКнига

Содержание


Полуэксплицитные постулаты
Протопостулаты (общие руководящие допуще­ния, касающиеся науки в целом или, в данном случае, общей методологии исследования)
Метапостулаты (поддерживающие допущения для конкретной науки)
Кто руководит процессом?
Кто обладает знанием?
Некоторые процедуры
Семейная терапия
Психология развития
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   50
Вторжения в другие области. За последние двад­цать лет конструкционизм приобрел господствую­щее влияние в области женских исследований и в социологии, в особенности в исследованиях соци­альных проблем, а также в некоторых разделах ант­ропологии. Меньшего успеха он добился в психоло­гии (Sarbin & Kitsuse, 1994), за исключением соци­альной и педагогической психологии, в которых ему удалось занять достойное место. (Когнитивизм так­же приобрел значительное влияние в социальной психологии, тогда как наиболее традиционное на­правление в социальной психологии переместилось в школы бизнеса.) Герген (Gergen, 1985) хотел бы ввести конструкционизм во все разделы психоло­гии, поскольку он считает психологию — как и дру­гие науки — «формой социального процесса» (р. 266).

^ ПОЛУЭКСПЛИЦИТНЫЕ ПОСТУЛАТЫ

СОЦИАЛЬНОГО К0НСТРУКЦИ0НИЗМА

Ниже следуют постулаты, которыми, по-видимо­му, руководствуется Герген. Большинство из них в значительной степени эксплицитны, однако некото­рые были выведены нами логическим путем.

^ Протопостулаты (общие руководящие допуще­ния, касающиеся науки в целом или, в данном случае, общей методологии исследования):

1. Мы не можем установить никаких универсаль­ных истин в отношении мира.

2. Единственным типом событий в природе, в су­ществовании которых мы можем быть уверены, яв­ляются социальные события.

3. Каждый человек в отдельности не обладает зна­нием, [поскольку] знание представляет собой не что иное, как тип отношений, существующих в челове­ческой общности (community).

220

4. Ни разумная душа (mind), в которой мир отобра­жается и генетически организуется, ни наблюдения за миром вокруг нас не являются источником знания.

5. Отношения между людьми, сведенными вместе историей и объединенными культурой, определяют формы выражения, посредством которых мы пони­маем мир.

6. Наука, логика, мифология, религия, мистицизм, общественное мнение и литература имеют равные основания претендовать на истину в качестве соци­альных традиций (social conventions).

7. Социальный конструкционизм имеет не больше прав претендовать на истину, чем любой другой под­ход. Сущность данного подхода, как и остальных, состоит в попытке осмыслить повторяющиеся пат­терны.

8. Социальное сообщество (social community) мо­жет оценивать или обосновывать достоверность сво­их утверждений только внутри самого себя, однако, в силу культурных различий, оно не может делать этого в отношении утверждений другого сообще­ства.

9. Наиболее существенным вкладом науки в куль­туру, частью которой она является, служит обеспечи­ваемая ею «теоретическая интеллигибельность».

10. Апелляция к логике, а также к фактическим свидетельствам не имеет силы за пределами соци­альных групп, в рамках которых данные формы [до­казательства и демонстрации истинности] культур­но и исторически сложились, хотя процедуры логи­ческого вывода могут использоваться при формулировании положений социального конструк-ционизма, а также в ходе критического анализа фор­мулировок других подходов; при этом обращение к фактическим свидетельствам может использоваться наряду со средствами логики.

^ Метапостулаты (поддерживающие допущения для конкретной науки):

1. Отказавшись от претензий на истину, соци­альный конструкционизм призывает других исследо­вать возможные варианты, которые придавали бы ре­альности осмысленность, а также рассматривать аль­тернативные способы объяснения [наблюдаемых ими событий].

2. Придерживаясь тотального релятивизма, соци­альный конструкционизм воздерживается от соб­ственной позиции по каким-либо вопросам научно­го, морального, политического или иного характера. Данные вопросы могут рассматриваться только в контексте конкретной культуры.

3. Индивидуальные характеристики могут быть сведены к дискурсу социальной группы.

4. Мы структурируем мир лингвистически, а не когнитивно. Требование истинности заключается в сочетаемости слов, содержащих в себе логическое утверждение [пропозицию].

5. Социальный дискурс — единственная форма знания, и это знание не выходит за рамки той соци­альной группы, для которой характерен данный [тип] дискурса.

Постулаты (допущения, относящиеся к предме­ту изучения):

1. Психология изучает социальный дискурс как единственный базис знания.

2. Социальный дискурс содержит истину или зна­ние только на локальном уровне, на котором порож­дается данный тип дискурса.2

3. Каузальность возникает не под действием внут­ренних факторов (души (mind), мозга, воли или дру­гих индивидуальных конструктов), ее источник на­ходится в социальном сообществе.

ИССЛЕДОВАНИЯ

Конструкционистское исследование использует любые процедуры, обеспечивающие интеллигибель­ность в пределах отдельного социального сообще­ства. Широкое распространение получило интер­вьюирование и составление повествовательных тек­стов (narrative-writing). Более изощренные процедуры, используемые в ряде конструкций, включают Q-методологию (см. главу 11), представ­ляющую собой строгий и мощный количественный метод обнаружения различных комбинаций субъек­тивности, по которым люди могут быть объедине­ны как разделяющие одни и те же социальные кон­струкции. Темы исследований включают лесбиян­ство и феминизм (Kitzinger, 1986, 1987; Kitzinger & Stainton Rogers, 1985), феминизм и порнографию (Gallivan, 1994), жестокое обращение с детьми (Staintion Rogers & Staintion Rogers, 1989), соци­альные и бихевиоральные тексты (Curt, 1994; McKeown, 1990), и психопатологию (Stowell-Smith, 1997). Некоторые конструктивисты считают пове­ствование наиболее эффективным средством описа­ния конструкционистских исследований и концеп­ций (Sarbin & Kitsuse, 1994). Используя еще одну процедуру, пять исследователей описали свои вос­поминания и размышления об эмоциональных со­бытиях, затем совместно обсудили их, обращая вни­мание на общие паттерны воспоминаний и анализи­руя, какими способами конструировались значения

2 Герген (1985) утверждает, что поскольку (а) конструкционизм следует нормативным правилам сообщества, (б) пра­вила могут быть подвергнуты критике по историческим и культурным основаниям, и (в) конструкционизм оценивает этичность научной деятельности с точки зрения всего общества, данный подход не является полностью релятивистс­ким.

221

в их социальном контексте (Kippax et al., 1988; Crawford et al., 1990).

Герген (Gergen, 1994b, 1997) перечисляет такие темы, как враждебность, познание (cognition), аттитю-ды, структура личности, эмоции, развитие ребенка и физическая боль, а также тревога, шизофрения, депрес­сия, анорексия и булимия, множественная личность и другие психиатрические диагнозы, ставшие объектом исследования в качестве социальных конструкций. Иными словами, они являются конструкциями, сфор­мированными в сообществе, и не подлежат более ши­рокому распространению. Конструкционисты также интересуются точками зрения других с целью предло­жить альтернативы конвенциональным взглядам и ли­ниям поведения (policies), таким как, например, эмоци­ональное поведение, которое является культуроспеци-фичным. Конструкционистов интересуют изменения исторических представлений о детях, кросс-культур­ные сравнения детей и культурно-исторические вариа­ции материнской любви. Они изучали страсть, рев­ность, обонятельные и вкусовые ощущения как соци­альные процессы. Они также изучали изменяющиеся представления о психологии человека, участниках ис­следований и сущности экспериментальной психоло­гии. Они представили описания сконструированной сущности (nature) человеческого тела, половых разли­чий, медицинских заболеваний, беременности, детства, интеллекта, жестокого обращения с женами и периода жизни (life course). Им удалось описать тендерные роли, уголовные преступления и агрессию как резуль­тат взаимодействий, а не внутренних импульсов, а так­же осветить такие темы, как тендерные предрассудки, бедственное положение меньшинств, расизм и другие социальные проблемы.

Большинство этих исследований носят эмпири­ческий характер; однако, согласно представителям конструкционизма, они не претендуют на истинность и не гарантируют истинности предлагаемых ими вы­водов. Они только предлагают конструкцию соци­альной жизни, представляющую ее в новом свете, и драматизируют описание реальности, рассматривая ее в новой перспективе и представляя альтернатив­ные подходы к действию. «Каждая из форм теорети­ческой интеллигибельное™ (или, на обыденном язы­ке, удобопонятности) — когнитивная, бихевиорист­ская, феноменологическая, психоаналитическая и другие — предоставляет в распоряжение культуры дискурсивные средства организации социальной жизни» (Gergen, 1994b, p. 142). Конструкционисты признают, что все эти формы выполняют определен­ную роль и могут рассматриваться как часть кон-струкционистского социального ландшафта, однако ни одна из них не должна занимать господствующее положение. Мы не найдем в конструкционистских исследованиях традиционных тенденций психологи­ческого исследования, направленных на поиск общих ответов (generalities) на такие вопросы, как, напри­мер, является ли более эффективным концентриро­ванное или распределенное упражнение, какие пат-

терны реакции вызывает тот или иной режим под­крепления или какие условия способствуют поддер­жанию или изменению перцептивных константное-тей (хотя конструкционистов могут интересовать культурные различия данных форм поведения). Мы не обнаружим даже в социальной психологии, основ­ном прибежище конструкционизма, ничего, напоми­нающего классические демонстрации Шерифа (Sherif), проведенные в естественной обстановке под­росткового лагеря и показывающие, каким образом можно спровоцировать враждебные столкновения между группами и что эти враждующие группиров­ки могут объединиться против общей угрозы и даже превратиться в союзников и друзей.

Анализируя постмодернистские исследования в области образования, Констас (Constas, 1998) утверждает, что его повествовательная методология не должна становиться единственным средством ис­следования, вытесняя систематические исследова­ния, а должна занять свое место в ряду многих дру­гих методологий. Констас отрицает, что «упоря­доченное мышление и рациональный анализ подавляют человеческий дух и попирают политичес­кие права людей, которых мы изучаем» (р. 28). Он находит, что большинство постмодернистских иссле­дований воздерживается от выводов и рекомендаций; они являются настолько неопределенными, что мо­гут оказать мало пользы педагогам. Кроме того, на­учные отчеты постмодернизма, в значительной сте­пени отягощенные грузом научной литературной традиции, как это имеет место в большинстве пост­модернистских исследований, могут способствовать только увеличению разрыва между педагогами-прак­тиками и исследователями. Однако если они будут изложены в формах, используемых в художествен­ной и критической литературе, они могут оказать значительную помощь в установлении коммуника­ции между ними. Важная роль, которую могут сыг­рать повествовательные исследования, полагает Кон­стас, состоит в изложении результатов исследований в повествовательной форме, так чтобы исследователь мог доступно изложить свои результаты для учите­лей, администрации учебных заведений и широкой публики. .

ПСИХОТЕРАПИЯ

Принципы

Традиционная психотерапия сосредоточена пре­имущественно на индивидуальных восприятиях и понимании. Конструкционистская терапия перено­сит акцент с интереса к индивиду на социальный языковой процесс. Она задается вопросом, может ли конкретное самоописание быть представлено в новой

222

форме и могут ли альтернативные описания также хорошо соотноситься с фактами (Gergen, 1994b). В ходе терапии разрабатывается новый набор конст­рукций, представляющих собой альтернативы ста­рым (Fruggeri, 1992). Болезни и проблемы становят­ся культурными конструкциями, а не самостоятель­ной реальностью. Дисфункциональные семьи, тревога, депрессия и страдание воспринимаются как таковые лишь в определенной социальной перспек­тиве. Диагностика становится излишней, а лечение превращается в перестраивание (reconstrual) соци­альных перспектив. Представление о том, что чело­веку необходимо измениться и что это изменение может вызвать терапевт, должно быть оставлено. Вместо этого терапевта следует рассматривать как участника-наблюдателя, сотрудничающего с клиен­том в создании контекста, в котором могут развить­ся новые и приносящие большее удовлетворение ре­алии (Hardy, 1993). Терапия — это процесс форми­рования значений, присущих определенным типам отношений между терапевтом и клиентом, в ходе которого терапевт и клиент со-развивают (co-evolve) значения посредством диалога.

Эфран и Кларфилд (Efran & Clarfield, 1992) рас­сматривают терапию как процесс, носящий образо­вательный характер, в ходе которого учитель и уче­ник в результате переговоров приходят к соглаше­нию, которое будет иметь силу в рамках сообщества и которое предписывает определенные цели и проце­дуры. Терапевт и клиент — это не субъект и объект, а участники одного процесса; а мышление, чувства и воображение являются не внутренними событиями, а создаются совместным участием. Посредником в этом участии служит язык. Терапевт, утверждают они, должен принять на себя ответственность за по­следствия своих собственных мнений и ценностей и должен побуждать клиента сделать то же самое. Со­гласно данному сценарию, терапевт помогает клиен­ту рассматривать симптомы и проблемы как часть социальных паттернов жизни, а не как внутренние силы или болезнь. «Война жизни» идет не только между мыслями и чувствами, но и между конфлик­тующими друг с другом требованиями различных социальных контекстов (Efran & Fauber, 1995).

^ Кто руководит процессом?

В конструкционистской терапии терапевт утрачи­вает свою позицию знающего и руководящего лица и использует различные способы взаимодействия и описания, способствующие выработке альтернатив­ных конструкций, тогда как клиент рассматривает варианты выбора и их последствия и те различные возможности, которые обеспечивают эти варианты для формирования новых значений. Терапевт прини­мает роль «художника общения — архитектора диа­логического процесса» в качестве «участника-наблю­дателя и участника-фасилитатора» (Anderson & Goolishian, 1992). Отказываясь от взгляда на тера-

певта как агента изменения, конструкционизм также отказывается от доктрины, согласно которой клиент должен сопротивляться изменению (Fruggeri, 1992). Некоторые представители конструкционистской те­рапии, по мнению Эфрана и Кларфилда, стали прак­тиковать настолько же недирективную терапию, как и роджерианцы (см. главу 4), что является совершен­но излишней крайностью.

^ Кто обладает знанием?

Клиентов поощряют исследовать различные пове­ствования, но не принимать ни одно из них в каче­стве истины. Повествования — это средства форми­рования значений, а также помощи клиенту и тера­певту понять эти значения как части контекста, не являющиеся ни окончательными, ни истинными. Через опыт повествования они приходят к призна­нию того, что одно повествование не лучше и не важ­нее, чем другое (Gergen, 1994b). По мнению Андер­сона и Гулишиана (Anderson & Goolishian, 1992), процесс повествования обретает свою трансформа­ционную силу за счет того, что он выражает жизнен­ные смыслы в новом контексте. Терапевт указывает клиенту на то, что не имеет никаких изначальных предположений, ответов или ожиданий — он не зна­ет (does not-know) — но проявляет огромное любо­пытство и хочет услышать больше. Терапевты не мо­гут уклониться от действий, помогающих клиенту, который просит от них изменения, преодолеть свои проблемы, но они могут изменить социальные ожи­дания относительно терапевта как эксперта (Fruggeri, 1992). Терапевт не может лишиться ни сво­их знаний, ни своих предвзятостей, ни игнорировать информацию о клиенте, которую он получает от лиц, направивших его к нему. Однако он может не закры­ваться от новых значений, занимая позицию не-зна-ющего. Согласно описанию терапии Андерсоном и Гулишианом (Anderson & Goolishian, 1992), практи­куя не-знание, терапевт избегает наводящих вопро­сов или дознания и старается поощрять клиента под­вести терапевта к новым пониманиям. Вопросы, задаваемые с позиции не-знания, ведут к конструи­рованию локального лексикона и установлению по­нимания между обеими сторонами, в процессе кото­рого история постоянно переизлагается и развивает­ся. Это обеспечивает согласованный взгляд на чувства, (личную) историю и восприятия. Такой под­ход, утверждают Андерсон и Гулишиан, поощряет чувство освобождения в терапии, считающейся ус­пешной.

Примером такой терапии является случай, когда 41-летний мужчина был убежден, что он болен зараз­ной болезнью и представляет опасность для других людей. После того как он продолжал считать себя больным, хотя анализы показали, что возможность заболевания полностью исключена, он был направ­лен в психиатрическую службу, но это не дало ника­кого эффекта. Психиатр в конце концов направил его к Гулишиану, который не стал оспаривать историю,

223

рассказанную клиентом, но проявил к ней интерес. Ему показалось, что клиент почувствовал при этом облегчение. Задавая вопросы типа «Как долго Вы больны этой болезнью?», терапевт побудил клиента переизложить свою историю таким образом, чтобы в ней раскрылись новые значения. Позиция не-знания, вероятно, оказала благотворное воздействие. Когда мужчина вернулся к лечащему его психиатру, врач сообщил, что его жизнь улучшилась и сейчас его ско­рее волнуют профессиональные проблемы и пробле­ма брака, чем тема инфекционной болезни. Практи­ка не-знания способствовала переходу терапии на новый этап.

^ Некоторые процедуры

Терапевтические процедуры, которые использует конструкционизм, включают: обсуждение решений вместо проблем (de Shazer, 1993); помощь клиентам в написании писем и других текстов, в которых они реконструируют свою жизнь (White & Epstein, 1990); переговоры между терапевтом и клиентом с помощью различных техник ведения беседы (O'Hanlon & Wilk, 1987); фокусирование на позитив­ных высказываниях клиентов о самих себе (Friedman & Fanger, 1991; Durrant & Kowalski, 1993), а также работа с подростками-инвалидами на основе пове­ствований об их состоянии с использованием кукол (Coelho de Amorim & Cavalcante, 1992).

^ Семейная терапия

Данный вид терапии, в котором существует множе­ство разновидностей, занял ведущее место в конструк-ционистской клинической практике. Он рассматрива­ет поведение как часть семейной системы, включаю­щей циклическую причинность, которой связаны члены семьи, а не линейную причинность влияния прошлых событий на индивида. Важную роль в транс­формации семейной терапии сыграли феминистское движение, социальный конструкционизм и культур­ный релятивизм (Hardy, 1993). Феминизм привлек внимание к тому факту, что мы живем в патриархаль­ном обществе, в котором мужчины дают указания, а женщины следуют им; культурный релятивизм спо­собствовал принятию точки зрения, что на все аспек­ты жизни оказывает влияние культура и что терапия не может игнорировать культуру. То, что мы рассмат­риваем как функциональное или дисфункциональное, варьируется от культуры к культуре; так, афро-амери­канские традиции, уходящие корнями в африканскую культуру, придают большую ценность группе, чем пра­вам отдельных индивидов.

Сама по себе семья является единицей, к членам которой относятся как клиент, так и терапевт. По­скольку терапевта объединяет с клиентом совмест­ный опыт, он участвует в конструировании инди­видуальных проблем семьи, с которыми, возможно, сталкивается клиент. Как и в случае индивидуальной конструкционистской терапии, терапевт больше не

является руководящей стороной или экспертом, а становится со-интерпретатором.

Собер и его коллеги (Sauber et al., 1993) предла­гают следующие операциональные характеристики семейной терапии:

• Вся семья является единым целым, и любое чис­ло членов семьи может участвовать в терапии в лю­бой комбинации.

• Эта комбинация может меняться от раза к разу.

• Семья идентифицирует пациента, который ре­презентирует проблемы во взаимоотношениях (maladjustments) всей семьи.

• Диагноз, как и цель лечения, ставится в отноше­нии всей семьи.

• Вместо сохранения индивидуальной конфиден­циальности весь материал терапии открыт для всей семьи.

• Терапевт фокусируется на взаимоотношениях и значениях, существующих в пределах семьи, и под­черкивает способы, посредством которых могут быть достигнуты здоровые взаимодействия.

• Некоторые семейные терапевты выходят за рам­ки семьи — на уровень общины, что переводит дан­ный подход в область общественной психологии (см. главу 13, с. 325).

Хоффман (Hoffman, 1991) идентифицирует пять «священных коров» и одну «суперсвященную коро­ву» традиционной психологии и указывает на по­следствия их существования для семейной терапии:

(а) Вера в объективное социальное исследование основана на мифологии; аналогично объективные ди­агностические процедуры, проводимые с целью оп­ределения размеров страховых выплат, для которых требуется постановка диагноза биологического забо­левания (biological illness), имеют сомнительную ва-лидность.

(б) Существование Я как внутренней когниции или эмоции является проблематичным. В семейной терапии индивидуум становится частью экологии (среды).

(в) ^ Психология развития предполагает наличие универсальных стадий развития, наподобие предло­женных Пиаже или психоанализом, однако формы развития в высшей степени разнообразны. Аналогич­ным образом традиционная психотерапия предпола­гает предопределенный характер процесса измене­ния, однако процесс изменения в равной степени может отличаться разнообразием.

(г) Положение о том, что эмоции носят универ­сальный характер и внутренне присущи людям, по­рождает веру в то, что они должны высвобождаться или выражаться или что они являются вещами, с ко­торыми необходимо войти в контакт. Психологи и социальные работники полагают, что они должны помочь людям «проработать» («work through») свои эмоции, когда их постигает несчастье. Семейные те-

224

рапевты уже давно подвергают критике такие теории вытеснения.

(д) Идея уровней, проявлением которой служит вера в то, что симптом означает лежащее в его осно­вании расстройство, может быть замещена рассмот­рением того, что сообщается в различных контекстах.

И наконец, «суперсвященной коровой» является колониализм, предполагающий, что исследователь или терапевт занимает руководящую позицию, а ис­пытуемый или клиент — подчиненную. Иными сло­вами, терапевт становится колониальной властью над клиентом. Семейная терапия отошла от такого подхода, и в одной из ее разновидностей использу­ется «рефлектирующая группа» («reflecting team»), обсуждающая семейные вопросы в присутствии всех членов семьи и предлагающая им высказать свои комментарии. Хоффман описывает отношения меж­ду клиентом и терапевтом как отношения партнер­ства. Она без колебаний предлагает клиентам свои собственные истории, наряду