Черкашина-губаренко муЗИка І театр на пеРЕхреСті епох муЗЫка и театр на пеРЕкрёСТке времён
Вид материала | Документы |
- Черкашина-губаренко муЗИка І театр на пеРЕхреСті епох муЗЫка и театр на пеРЕкрёСТке, 4261.65kb.
- Литература атр» Вопросы для входного контроля по дисциплине «Культура, религии, литература, 44.34kb.
- Особенности уголовной политики, борьбы с преступностью в России и странах атр, 2846.32kb.
- Темы лекционных занятий: Основные понятия государственной и национальной символики., 29.89kb.
- Атр-2012 с 23 по 30 июня 2012 года, 13.5kb.
- Приветствие уэбстера Кианга, Генерального директора Конфедерации тпп атр, 62.45kb.
- Конференция-конкурс научных докладов студентов,аспирантов и молодых исследователей, 55.41kb.
- Слушатель Хабаровской Высшей школы мвд россии. Особенности преступности, уголовной, 386.14kb.
- Состоится международная научно-практическая конференция «Россия и страны атр: исторический, 32.24kb.
- Доклад о стратегии развития международных и внешнеэкономических связей субъектов рф, 1659.5kb.
Именно орфическая сторона искусства виртуозов-музыкантов блестящей оперной эпохи, предлагавшей слушателям изысканное меню из многочисленных оперных фантазий, вариаций, транскрипций, парафраз, привлекла к их в большинстве своём забытым произведениям Сергея Стадлера, назвавшего свою первую программу «Приглашением к опере» (аллюзия веберовского «Приглашения к танцу»). Вся программа оказалась чем-то подобным музыкальной шкатулке с секретами. Арию Россини «Di tanti palpiti» – меланхолическую песню юного рыцаря Танкреда, после долгой разлуки с трепетом ступившего на родную землю, мы услышали сначала в подлинном авторском варианте, где мягко бархатистый тон низкого женского голоса (в ушах так и звучит неповторимый тембр исполняющей эту арию блистательной россиниевской певицы Мэрлин Хорн) заменила скрипка. А сразу вслед за этим прозвучали вариации Паганини на ту же тему. Мы словно включились в очаровательную игру: в фейерверке кунштюков, в лабиринте головоломных пассажей, трелей, двойных нот, аккордов, острых и лёгких штрихов то скрывалась, то на мгновение проглядывала, словно играя в прятки и поддавки, трепетная кантиленная мелодия. По следам Паганини шли все знаменитые и менее знаменитые скрипачи-виртуозы более чем столетнего периода. Те из них, кто обладал самостоятельным композиторским даром, создавали на оперные темы масштабные пьесы, поражающие неисчерпаемыми возможностями трансформации исходного материала, способностью с помощью скрипки и фортепиано вызвать в воображении слушателей серию ярко театральных сцен со своими маленькими сюжетами и узнаваемыми под новыми звуковыми масками персонажами – нежным Зибелем и охваченным любовной меланхолией Фаустом, саркастическим фокусником Мефистофелем и простодушной Маргаритой, лицедеем Фигаро, страстной цыганкой Кармен. К лучшим номерам программы безусловно принадлежали такие известные пьесы, как «Фантазия на темы оперы “Кармен” Бизе» Пабло Сарасате, «Фантазия на темы оперы Гуно “Фауст”» Юзефа Венявского, а также «Фигаро-фантазия» менее известного у нас итальянского композитора XX века Марио Кастельнуово-Тедеско. Кроме итальянских и французских в карнавальных скрипичных нарядах были представлены и русские оперные мелодии – песня из «Мавры» Стравинского, «Гопак» из «Сорочинской ярмарки» Мусоргского, марш из «Любви к трём апельсинам» Прокофьева, песня индийского гостя из «Садко» Римского-Корсакова.
А связующим мостиком между двумя вечерами стала общая тема: приглашение к опере и к путешествию на её родину, в сердце Италии – вечный город Рим. Были здесь и другие явные и скрытые переклички. Так, в сольной программе мы услышали сразу две версии антракта из оперы Джузеппе Верди «Ломбардцы в первом крестовом походе» – его обычное переложение для скрипки и фортепиано, и расширенный вариант в виде фантазии на темы оперы скрипача-виртуаза Анри Вьетана. Это стало модуляцией в оперный мир Верди, раскрытый прекрасным молодым певцом Андреем Шкрутаном в содружестве со Стадлером-дирижёром. Но помимо того в вердиевском первом отделении второго вечера Стадлер продирижировал и сыграл на скрипке, стоя на дирижёрском подиуме, – тот же Антракт из «Ломбардцев», который прозвучал совершенно по-новому, даже показалось, что играл его какой-то другой, новый Стадлер!
Андрей Шкурган разделял с приезжей знаменитостью лавры героя вечера. Это высокий, красивый, с выигрышной сценической внешностью и высоким уровнем музыкальной культуры украинский баритон, который за относительно недолгий период своей успешной карьеры сумел подготовить более двадцати оперных партий, стать лауреатом нескольких международных конкурсов, спеть на сценах многих театров мира – и сохранить официальный статус в Украине в качестве солиста филармонии в его родном городе Черновцы. От имени своего города он и выступал, при этом среди всех его званий перечислялся и почётный титул «Вердиевский голос», завоёванный им в Италии. Хотелось спросить, неужто в наших оперных театрах наблюдается катастрофический избыток таких голосов, из-за чего певец такого масштаба не является солистом, скажем, Львовского оперного или – что было бы вполне логичным – Национальной оперы Украины? Сколько талантов без тени сожаления мы уже отдали на откуп Западу. Неужто и этого замечательного певца потеряем? В предложенной вердиевской программе он показал не только культуру и вкус, безупречную певческую манеру, но и разносторонность своего актерского дарования. Кульминационным стали в его исполнении неистово-обличительная, полная боли и тоски ария Риголетто и погружённый в шекспировскую атмосферу комедийно-игровой монолог Форда из оперы «Фальстаф» – два полярных образа, вызвавшие изменение тембровой окраски голоса, звуковой техники, жеста, внешнего поведения певца.
Для второго отделения программы Стадлер-дирижёр выбрал симфонический триптих итальянского композитора XX века Отторино Респиги, состоящий из трёх масштабных симфонических поэм: «Фонтаны Рима», «Пинии Рима», «Празднества Рима». О знаменитых римских фонтанах так писал русский путешественник, историк и культуролог Павел Муратов: «Они низвергаются шумящими каскадами с искусно расположенных скал, как фонтан Треви или большой фонтан Бернини на пьяцца Навона. Они спокойно падают отвесными водяными плоскостями. Почерневшие мраморные тритоны трубят, надув щёки, в раковины, морские кони выгибают каменные спины, поросшие зелёным мхом, бронзовые юноши вытягивают руки в античной игре с бронзовыми черепахами и дельфинами». Всё это мы услышали и как бы увидели в красочной, струящейся, переливающейся многообразными оттенками изысканного оркестрового колорита первой поэме Респиги. Оркестр предстаёт здесь и как единый живой организм, и как коллектив солистов-виртуозов. Все три поэмы можно считать пробным камнем оркестрового мастерства. И наш всё ещё числящийся в молодых филармонический коллектив сыграл для маэстро Стадлера, чутко откликаясь на каждый его жест, каждое движение корпуса, в полную силу своих возможностей. Это был абсолютный контакт, подлинно любовный союз, в котором кормчий-дирижёр умело вёл большой корабль, то отдаваясь на волю волн, то раздувая паруса, то подстёгивая, властно подхлёстывая движение, словно бросаясь в неистовые звуковые потоки, помогая себе всем корпусом, даже подпрыгивая от возбуждения, внося в партитуру незапланированный автором эффект – сотрясающий дирижёрский подиум стук грузно падающего тела. Всё это совсем не мешало, а лишь помогало музыкальному восприятию. На наших глазах большой музыкант творил музыку, извлекая её не только из мёртвых инструментов, но и из живых сердец сидящих перед ним, внимающих ему музыкантов-сотворцов.
Каждая из трёх поэм, обладая стилевой общностью, открывала нам новые картины Рима, прекрасным звуковым памятником которому стал этот триптих. Поэмы редко исполняются в один вечер. Наиболее популярна из них вторая, «Пинии Рима». В третьей появляются новые образы и краски города праздничной толпы, карнавала, религиозных процессий, напоминающих театральные представления на открытом воздухе, ночных факельных шествий, разноголосицы звуков, запахов, ароматов, изменчивых форм. Театральность четырёх сменяющихся картин подчёркнута в ней введением в оркестр мандолины, помещёнными на балконе трубами, прорезающими плотную оркестровую ткань, финальным эффектом включения птичьих трелей. Творчество Отторино Респиги стало интимно близким Стадлеру, ибо этот известный итальянский композитор был к тому же концертирующим скрипачом-виртуозом, педагогом и выступавшим во многих странах дирижёром. Настоящим большим музыкантам всегда бывает тесно в рамках избранной изначально специализации. Их влечёт своей безбрежностью весь огромный мир музыки, столь внутренне созвучный их щедрым натурам. Вот почему трансформация Стадлера в дирижёра, как и его оперная ностальгия, показалась всем нам столь органичной. Будем с нетерпением ждать новых с ним встреч в стенах Национальной филармонии.
Зеркало недели. – 2000. – 4 марта.
^ ПОБЕДЫ И ДЕРЗАНИЯ ДИРИЖЁРА
Как-то известный советский дирижёр Карл Элиазберг, первый исполнитель Седьмой симфонии Д. Шостаковича в блокадном Ленинграде, скептически заметил, оценивая талант молодого коллеги: настоящий дирижёр начинается после 40 лет. В этом особенном году с тремя нулями украинскому дирижёру Владимиру Сиренко будет сорок. И тем не менее он уже многое успел, заявив о себе как о перспективном молодом музыканте одиннадцать лет назад. Удачный дирижёрский дебют, ставший началом его карьеры, оказался символическим. В очень короткие сроки, буквально с одной репетиции ему удалось записать на украинском радио новое непростое сочинение своего старшего товарища Якова Губанова. Этот успех был замечен тогдашним главным дирижёром Государственного симфонического оркестра Украины Игорем Блажковым – в своё время одним из самых активных пропагандистов новой музыки, знавшим цену подобной удачи. Блажков и стал крёстным отцом Сиренко, пригласив выпускника Киевской консерватории ассистентом дирижёра в свой оркестр.
Конечно, это была милость судьбы: сразу начать работать с коллективом, по праву считавшимся лучшим из украинских оркестров. Он проходил здесь не только профессиональное становление, но и школу человеческих отношений, что помогло избежать многих ошибок впоследствии, когда ему предложили возглавить сложный коллектив (а бывают ли простые?) – симфонический оркестр Телерадиокомпании Украины.
Одно из ценных человеческих качеств Владимира Сиренко – его коммуникабельность, открытость для доброжелательных контактов с самыми разными людьми. Со старшими и маститыми он не ведёт себя подобострастно, у начальства не ищет покровительства. Его поведение с коллегами-музыкантами демократично без панибратства, без малейшего намека на «комплекс гения».
На вступительных экзаменах в Киевскую консерваторию мальчику с периферии, лишённому влиятельных покровителей и к тому же не обещавшему стать выдающимся солистом-виртуозом, нелегко было выдержать конкурс. «Поступил с трудом», – признается Владимир. Выручили яркие общемузыкальные данные: слух, память, живое чувство музыки, а не механическая заученность при исполнении сольной программы.
По признанию Владимира, с хорошими педагогами ему всегда везло. Были это люди неординарные и главное – настоящие профессионалы, требовательные и бескомпромиссные. В дирижёрский класс к Алину Власенко он сначала попал на факультатив, продолжая заниматься по баяну у С. Крапивы, не только баяниста, но и хормейстера. При переходе с факультатива на основной курс экзамены принимала комиссия, возглавляемая Стефаном Турчаком, тогда заведующим кафедрой оперно-симфонического дирижирования и главным дирижёром Киевской оперы. Встречи с Турчаком особенно запали в память. Многое в облике этого замечательного музыканта было близким: его неудержимый, как горячая лава, темперамент, его высочайшие критерии совершенства звучания, его неповторимая пластика, обаяние, гипнотическое воздействие на музыкантов и слушателей. Пройдёт несколько лет – и Сиренко станут сравнивать с Турчаком, которого уже не будет в живых. Найдут сходства в импульсивности, взрывчатой эмоциональности дирижёрской манеры обоих, в головокружительной быстроте восхождения на дирижёрский Олимп.
Попав в радиооркестр, давно нуждавшийся в решительном обновлении состава, репертуарной политики, в оздоровлении климата в коллективе, Сиренко проявил свой талант умелого организатора, быстро завоевав любовь и авторитет музыкантов разных поколений. Он был требователен и объективен, но и достаточно гибок, умел считаться с реалиями, не форсируя события. А главное, он знал и учитывал особенности души каждого настоящего музыканта, готового поступиться внешним благополучием во имя увлекательной работы, серьёзных творческих задач.
Вскоре представился случай продемонстрировать, что сумел за короткий срок сделать молодой руководитель с коллективом, ранее пребывавшим в затянувшемся кризисе. Два года подряд, в 1993 м и 1994 м, оркестр во главе с Владимиром Сиренко выезжал на ответственные гастроли по Франции. Украинские музыканты привезли из этих поездок самые теплые отзывы, сыграв Пятую симфонию Чайковского и Девятую Дворжака, исполнив с капеллой «Думка» малоизвестные у нас сочинения французских авторов, «Мессу святой Цецилии» Ш. Гуно и ораторию «Семь слов Христа» Ц. Франка. Благодаря этой поездке сочинения Гуно и Франка прозвучали и в Украине.
Специфика работы радиоколлектива связана с мобильностью, умением быстро и качественно исполнить и записать немало новой и редко звучащей музыки. Сиренко обладает хваткой, внутренней организованностью и большой выдержкой, что позволяет проводить репетиции чётко, не тратя лишних слов и нервов. Ещё со студенческих лет он живо интересуется творчеством современных украинских композиторов, как именитых, так и совсем молодых, только вступающих в жизнь. Сколько раз приходилось ему дирижировать государственные экзамены на композиторском факультете! Необходимость в минимальные сроки подготовить большую программу из новых, в большинстве ещё незрелых школьных сочинений не всегда радует оркестрантов, склонных относиться к творчеству молодых со скепсисом и насмешкой. И только благодаря искренней заинтересованности и немалому дипломатическому дару маэстро-дирижёра такие концерты проходили на должном художественном уровне и без эксцессов.
В последние годы работы на радио Сиренко стал практиковать выступления своего коллектива в «живом эфире», с прямой трансляцией исполняемой программы. Это рождало иллюзию публичности, повышая ответственность и вызывая так необходимое творческое волнение. И всё же дирижёр жил мечтой о концертной эстраде. Чувствовал он в себе силы двигаться дальше, решать более сложные задачи. Мечталось о больших симфонических циклах, об исполнении таких произведений, которые были не под силу выпестованному им радиооркестру. И вот мечта сбылась! В сезоне 1999/2000 года Владимира Сиренко приглашают возглавить первый оркестр Украины, получивший звание Национального. В новом качестве он возвращается туда, где начинал свой дирижёрский путь. Возвращается к тому, что с грустью можно охарактеризовать как «разбитое корыто». Из многолетней тяжбы с главными дирижёрами, из терзавших коллектив распрей и провалов в творческой политике госоркестр Украины, заслуженный коллектив, носящий имя Национального, вышел не в самой лучшей форме. Иной бы впал в панику, засуетился, но это не в характере Сиренко. Имея опыт обновления коллектива на основе продуманной художественной политики и вдумчивого подбора кадров, он и в новом качестве решил действовать таким же путем.
За один сезон уже намечен существенный сдвиг. Об этом свидетельствуют успешные гастроли Госоркестра по Испании и Франции, а также начатый в стенах Национальной филармонии грандиозный цикл «Все симфонии Малера». Последняя художественная акция вызвала горячий отклик у киевских меломанов. На четырех уже состоявшихся концертах зал переполнен, в нём царит атмосфера эмоционального подъема. Полное взаимопонимание ощущается между дирижёром и музыкантами оркестра, каждый из которых проявляет максимум собранности и чувства ответственности, испытывая радость совместного музицирования. Жаль, что не слишком большой зал филармонии не позволяет охватить большее число желающих приобщиться к этому высокому искусству. Ведь каждая симфония Малера – это грандиозная концепция космических масштабов, это голос страстного музыканта-философа, с болью, горечью, радостным подъёмом, высоким благоговением размышляющего о главных вопросах бытия – о взлетах и падениях каждой человеческой души, о Боге, о добре и зле, о жизни, смерти и бессмертии. Четвертый концерт малеровского цикла состоялся в Страстную субботу. В нём удачно соединились прозвучавшая в первом отделении музыка Вагнера – импозантно театральная увертюра к «Тангейзеру» и два самых знаменитых фрагмента «Тристана», вступление и смерть Изольды, – с наиболее светлой, самой камерной Четвертой Малера с её детской чистотой и инфантильностью, причудливой фантастикой, представлениями о смерти как переходе из времени в вечность, в счастливую обитель райского блаженства: ангелы пекут хлеб, звучит небесная музыка, молодые девушки пляшут, небесный сад полон чудес. Весь строй симфонии, характер её исполнения музыкантами госоркестра, топкая интерпретация финала известной камерной певицей Людмилой Войнаровской отвечали настроениям теплого весеннего вечера кануна великого христианского праздника светлого воскресения всех людских надежд и чаяний.
Этой торжественно светлой нотой хотелось бы закончить рассказ о Владимире Сиренко. Но вслед за праздниками дирижёра и его оркестр ожидают будни, в которых не всё так просто и победно радостно. Парадокс нашей столичной музыкальной жизни состоит в том, что Национальный симфонический оркестр ходит в пасынках у Национальной филармонии, которая относительно недавно обзавелась собственным симфоническим коллективом и при чрезмерной перегруженности своих помещений отнюдь не склонна гостеприимно открывать двери не имеющему собственного зала госоркестру. Репетировать приходится в тесных, не приспособленных акустически помещениях, выверить характер звучания и акустический баланс перед концертом, особенно когда речь идёт о симфониях Малера с хором и солистами и других аналогичных произведениях, не всегда до конца удается. Приходится решать и другие нелегкие проблемы нашей сложной для искусства повседневности. Но ведь Владимиру Сиренко осенью будет 40. Судя по словам Карла Элиазберга, у него ещё всё впереди.
Зеркало недели. – 2000. – 6 мая.
^ ПОКОРЯЮЩАЯ КРАСОТА СОВЕРШЕННЫХ ФОРМ
Над программой этого концерта, организованного Немецким культурным центром «Гёте-институт» в зале Национальной филармонии Украины, витало имя Иоганна Себастьяна Баха, 250 летию со дня смерти которого он был посвящён. Немецкий струнный ансамбль Номос-квартет – активно гастролирующий по всему миру коллектив, мастерство которого отмечено многочисленными престижными премиями, – начал с исполнения трёх фуг из уникального опуса Баха «Искусство фуги», в котором великий Мастер незадолго до своей кончины достиг высшего совершенства реализации сложнейшего технического задания. Основанная на строгом расчёте и самоограничениях форма фуги, как никакая иная из музыкальных форм, вызывает аналогии с архитектурой, которую называют застывшей музыкой. Цикл «Искусство фуги» подобен объединённому общей идеей архитектурному ансамблю, каждое отдельное строение в котором, представляя образец художественной законченности, неразрывно соотнесено с целым. Заимствованную у Баха идею музыканты Номос-квартета решили распространить на весь концерт, представив фуги Баха в качестве отправной точки и образца, на который так или иначе ориентировались два других совершенных мастера, поздний Бетховен и Дмитрий Шостакович.
В первом отделении без перерыва прозвучали Бах и VIII струнный квартет Д. Шостаковича. Последнее сочинение хорошо известно нашим слушателям как в оригинальной версии, так и в оркестровом варианте. Его программная основа, связанная с музыкой к фильму «Пять дней, пять ночей», его музыкальные автоцитаты, а также воспринимающаяся как трагическая кульминация мелодия революционной песни «Замучен тяжёлой неволей» сформировали ассоциативное поле, которое влияло на характер исполнения и восприятия. В версии немецких музыкантов эти ассоциации как бы снимаются. Соотнесённость с высокой отстранённостью баховской лирики, с легкостью несущих звуковых конструкций его фуг и непринуждённым развёртыванием сложных комбинаций переплетающихся голосов наложила отпечаток на интерпретацию квартета Шостаковича. Его острый драматизм и экспрессия были сглажены, резкие контрасты и гротескные сломы внутри частей уравновешены. Образы приобрели более камерный, интимный характер. Красиво и мягко прозвучали лирические места, четко проартикулированы темы из первой симфонии и оперы «Леди Макбет Мценского уезда».
Шостакович, подобно Баху, любил зашифровывать в своих произведениях начальные латинские буквы своего имени и фамилии, которые складывались в лаконичную тему-монограмму D S C H. Два последних звукосимвола этого мотива совпадают с монограммой создателя «Хорошо темперированного клавира»: B A C H. Через двести лет после смерти Баха Шостакович создал в память о великом немце свой цикл прелюдий и фуг. Фуга как сложнейшая и совершенная полифоническая форма привлекала в последний период творчества и Бетховена. Бетховен последних сонат и квартетов, величественной Торжественной мессы был особенно близок Баху раскованностью и свободой творческой фантазии, склонностью к разрешению сложных технических заданий.
Во втором отделении концерта немецкие музыканты великолепно сыграли Тринадцатый квартет Бетховена ор. 130, завершив его, как первоначально было задумано самим композитором, монументальной Большой фугой. Исполнение Бетховена можно назвать кульминацией программы. Здесь в полную меру проявились ансамблевая сыгранность и тембровая слитность коллектива, умение добиваться особой непринужденности музыкального развёртывания, выявлять контрасты фактурных планов. Безусловным лидером показал себя скрипач Мартин Денинг. Соня-Мария Маркс, Фридерика Кох и Сабина Пфайффер – три женщины, которых он умело направлял и вёл за собой, прежде всего раскрылись как прекрасные ансамблистки. Можно сказать, что сердца этих четырёх музыкантов бились в такт, а их мастерство было поставлено на службу сверхзадачи концерта – показать искусство Баха как величественную вершину, на которую устремляли свои взоры музыкальные гении последующих поколений.
Зеркало недели. – 2000. – 9 декабря.
^ САД МУЗЫКАЛЬНЫХ ГРЁЗ КАРОЛЯ ШИМАНОВСКОГО
Украинская земля всегда благоприятствовала рождению талантов. Кроме собственных одарённых творцов она может гордиться тем, что стала родиной детства таких великих музыкантов ХХ века, как русский композитор Сергей Прокофьев или поляк Кароль Шимановский. Как своего земляка Шимановского чтит нынешняя Кировоградщина. Здесь, на юге бывшей Российской империи в имении Тимошовка он родился и рос. В Елисаветграде учился и формировался как самобытный композитор, которому выпадет честь называться вторым после Шопена гением польской музыки.
Творчество Шимановского поражает своей многоликостью. Он был необычайно чуток к веяньям своего времени, вбирал и по-своему перерабатывал различные влияния. Импрессионистическая тонкая звукопись уживалась в его палитре с ярким романтическим пафосом, героической патетикой, обострённой экспрессией. Вместе с тем его художественное воображение питалось особенно обострённой памятью культуры. Казалось, он жил сразу в нескольких эпохах. Мир античных мифов и библейских преданий был ему также близок, как рыцарское средневековье, как архаика гуральского фольклора, как поэтические грёзы и сонные видения, запечатлённые в легендах, сказках, эпических поэмах разных народов.
Горячими поклонниками творчества и личности Кароля Шимановского стали талантливые украинские музыканты – скрипач Олесь Семчук и пианистка Анна Середенко. Это по их инициативе и с их участием был организован и проведен цикл монографических концертов, посвящённых музыке выдающегося польского композитора. Всё начиналось с Кировограда, где местные энтузиасты заботливо собирают и хранят всё, что связано с именем и памятью их знаменитого земляка. Здесь организован мемориальный музей Шимановского, проводились конференции, концерты и другие творческие акции. Не удивительно, что именно кировоградцы оказались первыми благодарными слушателями программы, подготовленной Олесем Семчуком и Анной Середенко. А после выступлений в Чернигове и Виннице программа была вынесена на суд взыскательной столичной публики.
Вечер Шимановского в колонном зале имени Н. Лысенко Национальной филармонии Украины состоял из двух отделений. В первом прозвучали камерные сочинения композитора разных лет – от выдержанной в позднеромантическом ключе ранней Сонаты для скрипки и фортепиано до виртуозных обработок знаменитых каприсов Паганини, представляющих зрелое творчество мастера. Между этими крайними точками разместилась удивительно тонкая и изобретательная пьеса «Дриады и пан» из цикла «Мифы». Её исполнение можно было охарактеризовать как кульминацию и драгоценную изюминку всего вечера. Здесь артисты настолько слились с музыкой, поддались её очарованию, что как бы сами стали сотворцами удивительного мира зачарованных звучаний. В какие-то моменты скрипка Олеся Семчука словно бы чудом превращалась в мифическую флейту Пана, таинственные голоса населённого мифическими существами девственного леса слышались в звуках фортепиано. Шимановский предстал в этой пьесе как поэт изысканной звукописи и живой творческой фантазии, в то время как его интерпретация Трёх каприсов Паганини позволила музыкантам продемонстрировать виртуозное мастерство, темперамент, великолепную ансамблевую сыгранность. Хотелось от души поздравить всех нас с тем, что в Украине родился замечательный дуэт не просто профессионалов высокого класса, но и самоотверженно преданных искусству вдохновенных артистов, ибо именно Олесь Семчук и Анна Середенко выступили инициаторами проведения цикла благотворительных концертов «Творцы – за духовное возрождение Украины». Вечер Шимановского, проведенный при поддержке таких спонсоров, как АКБ «Банк Австрия Кредитанштальт», Польский институт в Киеве, СП «Укринтерцукор», был уже вторым в задуманной и реализуемой серии.
Симфоническая часть программы была проведена Заслуженным Академическим симфоническим оркестром Украины под управлением его художественного руководителя и главного дирижёра Владимира Сиренко. Её открывала масштабная Концертная увертюра опус 12, исполнявшаяся в Киеве впервые. Я бы не отнесла это излишне пафосное и явно избыточное по количеству нот и шумных оглушительных звучностей сочинение к большим удачам композитора. Видимо, он здесь ещё учился свободно владеть большими оркестровыми массами и строить развёрнутую симфоническую форму, хотя в парадной торжественности и громогласности этой музыке нельзя отказать.
Совершенно иным предстал Шимановский в Первом скрипичном концерте, великолепно исполненном и солистом, и оркестром, который в данном случае получил возможность продемонстрировать целую россыпь изысканных звучаний, быстро меняющихся живых ритмов и динамических импульсов. Голос скрипки то словно бы утопал в звуковой роскоши, то завораживал, подобно пению сирен среди морских волн, то вовлекал в некий экстатический танец.
Вечер завершился не только долго не смолкавшими аплодисментами публики, но и ещё одним приятным для трёх молодых музыкантов сюрпризом. Директор благотворительного фонда имени Владимира Горовца, а также Международного конкурса памяти В. Горовца Юрий Зильберман сообщил о выделении Олесю Семчуку, Анне Середенко и Владимиру Сиренко годовых стипендий, которые позволят развить и продолжить начатый ими концертный цикл. Хочется верить, что духовное возрождение Украины действительно наступит, если за дело берутся такие неординарные таланты.
Зеркало недели. – 2001. – 27 января.
^ «ЗВЁЗДНЫЙ» ПРОЕКТ В СТИЛЕ ПРАЗДНИЧНОГО ШОУ
Каждое появление в Украине солистки Венской оперы и любимицы нашей публики Виктории Лукьянец уже априорно претендует на роль события неординарного. На этот раз наша гостья и одновременно соотечественница предстала в характерно постмодерном контексте тройного праздника. Праздник самого её появления в Киеве в стенах Колонного зала имени М. Лысенко Национальной филармонии Украины совпал со знаковым шевченковсим днём 9 марта и с продолжением многодневного чествования украинских женщин и солидарных с ними представителей прекрасного пола всего постсоветского пространства. Видимо, хорошо отработанный жанр правительственного (в недалеком прошлом – партийного) праздничного концерта повлиял на устроителей «звёздной» акции, соединивших в одной программе Моцарта и вальс И. Штрауса, концерт для голоса с оркестром Р. Глиэра и рафинированные Семь миниатюр для камерного оркестра В. Бибика (из которых почему-то прозвучало только пять), самые что ни на есть запетые украинские песни-романсы и проникновенную «Молитву» на религиозные тексты Ирины Кирилиной. В том же жанровом ключе была выдержана вся атмосфера концерта. «Как денди лондонский одетый» арт-продюсер Сергей Проскурня сказал перед началом несколько прочувствованных слов. Дирижёр Роман Кофман подымался на подиум в эффектом белом пиджаке и чёрной рубашке. Киевский камерный оркестр, который он возглавляет, то расширялся за счёт неизвестных пришельцев, рассаживаясь по всей сцене, то вставал, с блеском исполнив отведенные специально для него Симфонию № 29 Моцарта и миниатюры Бибика. Сама героиня праздника вышла в первом отделении в розовом бальном платье скромно-очаровательной Золушки, а во втором трансформировалась в столь милую и знакомую Наталку, Ганнусю, Марусю, гуцулку Ксеню, то есть в простую украинскую девушку в вышиванке, образ которой столь соответствовал исполняемому репертуару.
Наэлектризованный от начала до конца вечера переполненный зал состоял как из многочисленных поклонников знаменитой оперной примадонны, чьи международные триумфы явно льстили нашему национальному самолюбию, так и из тех, кто, согласно меткому определению Винни Пуха, мог быть назван «родственниками и знакомыми Кролика». Их специально замеченное и отмеченное всеми присутствие создавало мощный паратеатральный эффект, становясь ещё одним компонентом праздничной программы.
Виктория Лукьянец безусловно подтвердила на этом не вполне академическом и не вполне европейском по рангу и классу концерте свой высокий рейтинг. Она была обаятельна, женственна и открыта, ходовой популярный репертуар пела с безупречным мастерством, продолжив в этом смысле традиции таких прославленных корифеев украинской оперной сцены, как Иван Козловский, Зоя Гайдай, Оксана Петрусенко, Анатолий Соловьяненко, Евгения Мирошниченко. По сравнению с последней в концерте Глиэра ей недоставало головокружительной лёгкости звучания крайних верхних нот, которые были излишне напряжёнными и пронзительными. Но в её трактовке концерта на первый план выступил выразительный контраст скрытой драматической экспрессии элегической по тону первой части и кокетливой игривости воздушных колоратур, брызжущей радости общего тона части второй. Мягко и непринуждённо, и даже как-то особенно элегантно звучал здесь оркестр. Подобно изысканно воспитанному кавалеру, Роман Кофман словно бы незаметно вёл и направлял солистку, «преподнося» её публике как прекрасную жемчужину. Можно сказать, что во всей этой пёстрой программе дирижёр и солистка проявили такое общее для них качество, как артистизм. Они не просто сыграли и спели, а мастерски разыграли весь концерт. Что касается публики, то она с удовольствием и с азартом подыгрывала этому эффектному представлению. Известно, что никакой розыгрыш не может иметь успеха без участия тех, кто позволяет себя разыгрывать.
А скепсис тех, кто ушел не вполне довольным, легко списать на дурное расположение духа, или же на нежелание принять предложенные правила игры. Очевидно эти не поддавшиеся общему энтузиазму скептики просто забыли о том, что живут в эпоху постмодернизма, предполагающего смешение жанров и стилей, высокого и низкого, академического и неакадемического, религиозного и светского, – и к тому же обожающего устраивать доверчивым читателям и зрителям всяческого рода искусные провокации и розыгрыши. Быть может в следующий раз им и всем нам повезет услышать солистку Венской государственной оперы Викторию Лукьянец в том репертуаре, с которым она выступает на самых престижных сценах и концертных площадках Европы. Пока же она тронула и умилила нас тем, что холодный европейский лоск не испортил и не изменил её, что она осталась верной родной земле и её песням.
Зеркало недели. – 2001. – 17 марта.
^ ХАРЬКОВСКИЕ ПРЕМЬЕРЫ ВИТАЛИЯ ГУБАРЕНКО
Жалоба и триумф. Голгофа судьбы каждого сколько-нибудь крупного таланта и торжественное погребение, которой сигнализирует о настигающем художника посмертном признании. Таким виделся путь творца автору симфонической поэмы «Тассо» Ференцу Листу, на собственном опыте постигавшему трагическое одиночество подлинного творца даже в тех случаях, когда жизнь его казалась современникам вполне благополучной и как будто бы не давала повода для жалоб. Нелегко складываются взаимоотношения возмужавших птенцов, выпорхнувших из гнёзд в большой мир, широко расправив крылья, с их отчим кровом и домом. «Может ли что хорошее быть из Назарета?» – слышал за своей спиной Христос, и не мог совершать чудес в городе своего детства. В истории остались имена городов, которые изгоняли из своих стен прославленных земляков, а позднее им же ставили монументы. Уезжая в последний раз из России, покинув ненавистный Петербург, Михаил Глинка остановился на границе, чтоб произнести горькие слова обиды и обвинений в адрес столь жестокой к своему гению родины, предпочитавшей восхищаться иноземными знаменитостями и не замечать отечественных талантов. Так было и есть, ибо нет пророка в отечестве своём.
Харьковчанин по рождению и воспитанию, представитель харьковской композиторской школы Виталий Губаренко последние пятнадцать лет своей жизни провел в Киеве. В течение всех этих лет его музыка очень редко звучала в родном городе. А между тем именно здесь он дебютировал с крупным вокально-симфоническим произведением на концертной эстраде, когда был ещё студентом третьего курса Харьковской консерватории. С той поры симфонический оркестр Харьковской областной филармонии стал родным для него коллективом, игравшим премьеры многих его сочинений, которые затем входили в репертуар оркестров Киева, Донецка, Симферополя, Одессы, звучали во многих городах бывшего Советского Союза. На долгие годы сохранялась дружба и творческое общение с возглавлявшими в разные периоды харьковский оркестр дирижёрами. Не однажды за долгую творческую жизнь именно с этим оркестром проводились монографические авторские концерты Виталия Губаренко. Последний по времени состоялся шесть лет назад. За пультом тогда стоял бывший харьковчанин, талантливый молодой дирижёр Игорь Палкин, сотрудничеством с которым композитор очень дорожил, доверив именно ему первое исполнение в Киеве, а затем в Харькове монооперы «Одиночество» для тенора с оркестром на тексты писем Проспера Мериме.
Несмотря на отличный состав солистов и достаточно высокий уровень исполнения, последняя прижизненная встреча композитора с Харьковом принесла ему ещё одно горькое разочарование, как бывало во взаимоотношениях с городом не раз и в прежние времена. Губаренко всегда отличался независимым нравом и прямотой суждений, начальству угождать не умел и не стремился, да и сам никогда не числился в композиторах-начальниках. Ради творчества рано оставил удачно начатую педагогическую деятельность. Слишком многое в его судьбе шло помимо Харькова. Так, родной город с большим опозданием и только на короткое время признал в своём земляке крупного оперного композитора, да и признал ли всерьёз? В то время как успешный оперный дебют Губаренко одновременно состоялся в Киеве, Одессе и Новосибирске, только три из тринадцати его опер впоследствии прозвучали на сцене Харьковского театра оперы и балета им. М. В. Лысенко, ещё две были поставлены студенческим коллективом оперной студии, не имевшей ни своего помещения, ни постоянного репертуара. А после того, как Харьков обрёл, наконец, долго строившееся новое здание оперного театра, произведения Губаренко вовсе исчезли из афиши. У композитора сложилось впечатление – и не без оснований, что родной город слишком быстро и охотно вычеркнул его из своей памяти. Ведь всё, создававшееся с 1986 года, обходилось здесь стороной, и даже юбилейный авторский концерт в связи с 60-летием со дня рождения, в котором были предложены неизвестные харьковчанам произведения, не собрал достаточного количества публики.
И вот теперь, через 44 года после дебюта студента-третьекурсника, – концерт памяти композитора, творчество которого как бы открывалось в этот вечер заново. В исполнении симфонического оркестра Харьковской областной филармонии под управлением Игоря Палкина прозвучала неизвестная харьковчанам симфония-балет «Зеленые святки» – масштабное симфоническое полотно с яркими сочными образами, пронизанное динамикой, сочетающее поэзию и юмор, написанные широким мазком жанровые картины и тонкую звукопись фантастических эпизодов. Оркестр сыграл симфонию с истинной увлечённостью. Дирижёр четко выстроил многоплановую форму, рельефно выделил контрасты, ни на миг не ослабив присущую музыке энергию и волевой напор.
Иные стороны дарования композитора раскрылись в двух миниатюрах для солирующих духовых инструментов в сопровождении струнного оркестра. Адажио для гобоя прозвучало в исполнении Виктории Кареловой и оркестра под управлением Игоря Палкина как светлая лирическая зарисовка, пронизанная настроением томной неги, столь соответствующим особенностям тембра солирующего инструмента. Большой успех выпал на долю другого молодого музыканта Сергея Третякова, с блеском и подлинным артистизмом исполнившего Арию для кларнета в сопровождении струнных. Так как главное слово принадлежало в концерте молодым исполнителям, в нём как бы передавалась эстафета от поколения шестидесятников, к которому относился Виталий Губаренко, к новой генерации. Важным связующим звеном в этой перекличке поколений безусловно был талантливый молодой дирижёр Игорь Палкин, который непосредственно общался с композитором и в процессе этого общения вырабатывал собственный подход к исполнению его музыки.
Продолжением той же темы стало второе отделение концерта, в котором юная, но уже хорошо известная своими конкурсными победами пианистка из Симферополя Мария Ким с зажигательным темпераментом и какой-то бурлящей, всёсокрушающей энергией исполнила в сопровождении харьковского оркестра под управлением Игоря Палкина Рапсодию на тему Паганини Сергея Рахманинова. Безмерно широкие границы музыки сопрягают прошлое и современность, искусство бессмертного итальянского виртуоза Паганини, творчество русского гения Рахманинова, музыкальный мир украинского творца Виталия Губаренко, талант и мастерство молодых музыкантов, перед которыми распахнул двери новый ХХІ век.
Зеркало недели. – 2001. – 17 марта.
^ МУЗИЧНА ВЕРСІЯ «СЛОВА…»
Напередодні святкування десятиріччя нашої незалежності прем’єри одразу трьох монументальних музично-поетичних творів, присвячених відомим історичним постатям і пов’язаним з ними подіям, з’явилися в афішах оперних театрів Харкова та Львова й у філармонічних програмах. Йдеться про опери «Поет» Левка Колодуба і «Мойсей» Мирослава Скорика та про ораторію Євгена Станковича «Слово про похід Ігорів, Ігоря, сина Святослава, внука Олега». У перших двох випадках героями обрано могутніх мужів, велетнів, здатних круто змінювати хід історії і визначати її рух на багато поколінь уперед. Усе їхнє життя є дивовижним прикладом панування над обставинами місця і часу. Вони вчать сподіватися без надії, бачити далеку мету і заради неї долати з упертістю і терпінням життєві негаразди. Вони – обранці долі, яким відкриваються істини, недоступні людям з натовпу. І вчинки їхні оцінюються за особливими критеріями і вимірами. У скрутні кризові періоди, що вимагали рішучих змін і сміливих неординарних дій, мистецтво звертало свій погляд саме на таких героїв, відшукуючи їх у легендах, міфах, у далекій та близькій історії.
Зовсім не схожий на велетнів-пророків і духовних поводирів людства Новгород-Сіверський князь Ігор, син Святослава, – невдаха, що вирушив у похід проти могутнього ворога, не розрахувавши сили, втратив власне військо, опинився у полоні, з якого втік, щоб з докорами сумління і розчаруванням повернутися додому. Слідами цієї гіркої поразки безіменний автор унікального твору нашої стародавньої літератури розповів про причини і ціну жорстокого досвіду. Він ніби передбачив, що цій землі і цьому народу ще не один раз доведеться з болем і жалем переживати наслідки власних поразок, провину за які вони будуть ділити зі своїми улюбленими героями.
У відомій опері Олександра Бородіна «Князь Ігор», над якою композитор працював багато років, але так і не довів свій задум до завершення, обрано яскравий фресковий стиль викладу. Тут ніби відтворено мальовничі сторінки історії формування могутньої імперії, яка згодом об’єднає у собі Захід і Схід. У шляхетного і сміливого князя Ігоря з’являться в опері ворожі його намірам сили у власному таборі, тоді як половецького хана Кончака тут змальовано як сильну й могутню постать потенціального спільника. Так само й уся атмосфера половецьких сцен з їх буянням барв і невгамовною запальною енергією ніби передбачає «російське скіфство» початку ХХ століття.
Свою версію «Слова» запропонував у часи брежнівського застою композитор-шістдесятник Борис Тищенко у балеті «Ярославна». Як дійсна позитивна сила національної історії тут виступає постать дружини князя, охоронниці домашнього вогнища, втілення вищих моральних ідеалів вірності, цнотливості, довготерпіння. Сам Ігор розвінчується і наділяється якостями псевдогероя. Його зарозумілості й авантюризму протистоїть нонперсоніфікована ворожа навала, що знищує все на своєму шляху. Таке рішення теми відбивало тогочасний стан суспільства з повністю знеціненою вірою у вождів і носіїв влади, з пасивним протистоянням цій офіційній владі, з наростаючим тиском безособового зла і постійним відчуттям небезпеки. Показово, що у ті самі часи відбулася спроба переглянути канонічну редакцію опери Бородіна і дати їй інше тлумачення на основі вивчення й використання рукописних матеріалів. Водночас «темні місця» у тексті «Слова» зробив спробу зовсім по-новому розшифрувати казахський поет і дослідник Олжас Сулейменов. Він же з сумнівом поставився до прийнятих у російському літературознавстві «великодержавницьких» інтерпретацій цієї визначної пам’ятки.
І ось тепер ми маємо свій власний, суто український варіант музичного прочитання «Слова», до того ж народжений в історичних обставинах нового тисячоліття. Узявшись за музичне тлумачення «Слова» і використавши український переклад Леоніда Махновця, Євген Станкович свідомо відмовився від усього, що б відволікало від змісту тексту і руйнувало б дещо відсторонену літописно-оповідну манеру викладу. Виконавський склад є класичним для ораторіального жанру: чотири солісти, мішаний хор, симфонічний оркестр. Хоча сольні партії пов’язані з конкретними персонажами, голоси яких вони озвучують (Ярославна, Князь Ігор, Буй-тур Всеволод, Святослав, Баян), не йдеться про індивідуальні портретні характеристики. Більш або менш розвинуті сольні репліки ніби виринають з хорової маси і у ній же розчиняються. Індивідуальні постаті трактовано саме як «голоси з хору», тобто всю історію невдалого походу відтворено як сюжет без героїв. Це не є драма, у якій хтось бере на себе відповідальність за хід подій та їх наслідки. На кшталт історичної хроніки композитор розгортає низку епізодів. У них відтворено послідовні етапи того, що відбувається у кожний окремий момент. Ось чути, як коні іржуть за Сулою. Ось Ігор подивився на сонце і сонце йому тьмою путь заступило. Ось, як у робочому журналі або у щоденнику, з точністю фіксується день і навіть час доби: ніч, що довго меркне, з-зарання у п’ятницю, другого дня вельми рано, з-зарання до вечора… За таким принципом відбувається розподіл твору на частини, які однак складаються у безперервну лінію і майже непомітно перетікають одна в одну. З початку до кінця збережено оповідний тон, емоційна забарвленість якого залежить від темпу самих подій. Ця оповідь відбиває то уповільнений рух війська, то напружену атмосферу довгого чекання, то лихоманку запеклого бою. Усе тримається на чітко вибудованому ритмічному каркасі, який задається оркестром. Разом з тим в оркестрі знаходять відбиток усі схоплені на ходу і зафіксовані слухом і зором деталі: бойові сигнали, спалахи вогнів, іржання коней, пташиний клекіт, сплески води, брязкіт зброї. На тлі досить ущільненої, інколи дещо переобтяженої оркестрової фактури виразно звучать виточені орнаментальні соло духових інструментів. Твір починається тривожним мотивом литавр, який кількаразово прорізатиме звукову тканину як образ невідворотного фатуму.
Реакції учасників подій сконцентровано у партії хору, надзвичайно розвинутій і рухливій, з виразним використанням різних тембрових барв окремих хорових груп. Ретельно підготувала прем’єру Національна академічна капела «Думка», очолювана Євгеном Савчуком. Рівнозначним її партнером виступив Національний симфонічний оркестр і його головний диригент Володимир Сіренко, який побудував цілісну лінію динамічного наростання і чітко визначив кульмінаційні моменти твору. Сольні партії виконували Ірина Семененко (сопрано), Михайло Тищенко (тенор), Микола Коваль (баритон), Сергій Магера (бас). Важко судити з першого враження, наскільки повно і глибоко було розкрито у прем’єрному виконанні авторський задум. Що стосується якостей самого твору, то у ньому безумовно пізнається впевнений почерк майстра й ознаки виваженого зрілого стилю. Свіжості сприйняття можливо трохи заважали асоціативні відгомони вже знаного з попередніх прочитань близьких сюжетів, у тому числі у творчому доробку самого Станковича.
Відповідно до характеру трактування образів літературного першоджерела твір ніби не отримав вагомого повноцінного завершення. Фінального висновку з відтвореної ним історії невдалого походу і програної битви композитор нам так і не запропонував. Мабуть він вирішив, що цей висновок ще зробить час, а нам слід поміркувати, як не лише жити надіями на блискавичні швидкі перемоги, а й обертати собі на користь гіркий досвід власних поразок.
Дзеркало тижня. – 2001. – 7 липня.
^ ОСЕННИЙ МАРАФОН КИЕВ-МУЗИК-ФЕСТА
На втором десятке лет своего существования наш главный Международный музыкальный фестиваль успешно стартовал неделю назад. Похоже, он входит в зону стабильности. Однако всё ещё опасно применять к нему эпитет традиционный. Если нет ничего более постоянного, чем временное, то в наше неустойчивое время скорее действует иная закономерность. Поэтому в том факте, что фестиваль открывается в Киеве уже двенадцатый раз, всё ещё ощутим элемент чуда. Главный его творец, породивший столь замечательную идею и положивший немало сил на её внедрение в жизнь, композитор Иван Карабиц и на этот раз оказался на высоте. Фестивальные программы получились событийно насыщенными, в них развёрнута впечатляющая панорама произведений разных жанров и стилей, представляющих музыкальную продукцию едва родившегося нового века и обильного плодами века минувшего.
Знаменательно, что первый фестивальный день начался презентацией сборника научных статей «Українська тема у світовій культурі». Его составитель Марианна Копица на прошлом фестивале организовала представительную международную конференцию под тем же названием. Её участники впоследствии переработали свои выступления в серьёзные научные исследования, которые и вошли в сборник. Похоже, что отнюдь не узко понятая украинская тема будет превалировать и на нынешнем фестивале. Украинские музыканты лидируют в нём не только в качестве хозяев. Уже первые концерты продемонстрировали высокую степень зрелости нашей музыкальной культуры. Сегодня в ней преодолён искусственно созданный разрыв с многовековыми традициями, который возник в результате идеологических установок на борьбу с религией и запрета на создание и исполнение церковной музыки. Воскресный день в Киево-Печерской Лавре и «Хоровая симфония» в Михайловском Златоверхом соборе составили как бы фестиваль в фестивале. Это был торжественный парад наших хоровых коллективов, церковных и светских. Сменяя друг друга, они выступали на открытом воздухе и внутри двух величественных, недавно возрождённых соборов, при этом исполняли наряду со средневековой и барочной православной музыкой, духовными произведениями известных мастеров прошлых веков сочинения на канонические сакральные тексты современных украинских композиторов. Интерес к этой сфере творчества никак не сводится к следованию моде. Композиторы ощущают внутреннюю потребность приобщиться к чистым, незамутнённым источникам нашей духовной самобытности, к тому пласту культуры, в котором украинская ментальность реализует себя наиболее глубоко и широко, в соприкосновении с высшими ценностями бытия и с духовным опытом всего человечества.
В росписях и фресках, в иконах и сияющих золотом иконостасах, в восставших из руин и небытия зданиях соборов, в звуках музыки, которые наполняют пространство храмов и вынесены прямо на ступени и площадки перед зданиями, мы созерцаем возрождаемую Красоту. Она изгонялась из наших сердец и всё ещё изгоняется оглушительным грохотом агрессивно-воинственной цивилизации. Но ей и только ей суждено спасти наш влекущийся к гибели мир. Хоровые концерты воскресного фестивального дня явственно продемонстрировали заложенную в идее Божественной Красоты объединяющую силу. Она способна слить воедино индивидуальную и коллективную творческую энергию, сломать барьеры между человеком и природой, между прошлым и настоящим, сакральным и профанным. Когда-то творчество мастеров церковного искусства было анонимным. Теперь каноничность, неразрывно связанная с этим видом творчества, хотя и не лишает произведений авторства, но отводит авторской инициативе совершенно иную роль. Это можно было ощутить и по той музыке, которая прозвучала. В ней так или иначе восстанавливалась разорванная связь времён. Богдана Фильц, Виктор Степурко, Леся Дычко, Владимир Зубицкий, Юрий Ищенко, Владимир Губа, Лариса Донник, Михаил Шух – все вместе они как бы составили новый союз украинских давидсбюндлеров, последователей древнего псалмопевца, готовых трудиться во славу Господа, как трудились на этой ниве все их знаменитые и безвестные предшественники.
Ориентация на ценности, неподвластные времени, просматривалась в программах симфонического и камерного концертов, которыми открывался фестиваль. В первом из них была преодолена номенклатурная тенденциозность подбора имён, доставшаяся в наследство от социалистического прошлого. Вопреки прочно укоренившемуся киевоцентризму фестиваль открывался произведениями корифеев харьковской композиторской школы Дмитрия Клебанова и Валентина Борисова. Школа эта не была однородной, хотя в целом формировалась как альтернатива киевской. Клебанов и Борисов и как педагоги-воспитатели, и как творческие индивидуальности при жизни представляли две различных, в чём-то соперничающих тенденции внутри композиторской когорты харьковчан. Дистанция времени эти различия несколько сгладила, хотя впечатления от их давно не звучавшей на столичных площадках музыки всё же остались разными. Если «Дивертисмент» Борисова, в своё время воспринятый как новое слово в творчестве умудрённого опытом мастера, сегодня уже в какой-то степени потускнел, особенно в праздничном фестивальном контексте, то Четыре прелюдии и фуги для оркестра Клебанова, напротив, прозвучали очень ярко и свежо. В них композитор раскрылся в наиболее сильных сторонах своего таланта, как великолепный мастер оркестра, симфонист, знаток полифонии, к тому же истинный профессионал высокого класса. Четыре контрастных по настроению части сложились в целостный цикл, в котором сложная полифоническая техника используется с виртуозным мастерством и абсолютной творческой свободой. В характере образов можно было расслышать родословную Клебанова, восходящую к бурлящей живой атмосфере искусства 20 х годов. Лирика и углублённый драматизм нечётных частей эффектно контрастировали с юмористической второй прелюдией и фугой, где залихватски прозвучала почти дословно процитированная шуточная украинская песня «Глибока кирниця», и с виртуозным финалом в духе шуточно-гротескного скерцо. Чувствовалась близость к балетной и театральной музыке молодого Шостаковича и к балетным страницам самого Клебанова, которому наибольшую известность когда-то принесли его балеты на современные темы «Аистенок» и «Светлана».
Ретроспективная часть программы составила увертюру-зачин ко второму отделению, в котором с нетерпением ожидалась премьера Концерта № 3 для скрипки с оркестром Мирослава Скорика. Концерт посвящён его первому исполнителю, украинскому скрипачу, живущему в США, Юрию Харенко. Посвящение вполне обосновано не только высокими качествами музыканта, но и характером произведения. Скрипка играет в этом одночастном драматическом монологе лидирующую роль. Её одиноким голосом – напряжённым размышлением, словно бы обращённым к собственной душе, открывается произведение. Ей принадлежит инициатива смены образов, внезапных разрывов, движения к трагической кульминации в духе траурного шествия. Сжатый по форме, концерт воспринимается как целостное глубокое произведение, обращённое к главным вопросам бытия, к теме жизни и смерти, к философским размышлениям о смысле человеческого существования. Хорошо почувствовали характер музыки и во взаимодействии с солистом выстроили её динамический план дирижёр Николай Дядюра и руководимый им симфонический оркестра Национальной филармонии Украины.
Программа первого симфонического вечера эффектно завершилась второй сюитой из «Дафниса и Хлои» – полного звуковых роскошеств античного балета Мориса Равеля. Финал восторженно принятого публикой произведения оркестру и дирижёру даже пришлось бисировать. Однако, на мой взгляд, Равель был больше похож у Дядюры на Стравинского и Прокофьева эпохи скифства, чем на рафинированного француза, купающегося в импрессионистических тонкостях. Внешняя сила и напор явно превалировали над завораживающей магией звучания, столь характерной для данного произведения.
Продуманную и содержательную программу предложила слушателям во второй фестивальный вечер «Киевская камерата». Этот ансамбль солистов по праву получил статус Национального. Как никакой другой коллектив, «Камерата» и её бессменный руководитель Валерий Матюхин ведут репертуарную политику, направленную на поддержку всего лучшего и талантливого, чем богата современная украинская музыка. Они играют эту музыку не по навязанной извне обязанности, а действительно по глубокому внутреннему побуждению. Такой подход сказывается и в выборе программ, и в качестве исполнения. На этот раз концерт был выстроен так, чтобы слово «камерный», присутствовавшее в названии произведений и определяющее их исполнительский состав, обрело смысл некоей сквозной идеи. Оно означало обращённость внутрь, вслушивание в себя, в тишину взлелеянного Творцом природного мира – вздохи земли, шорохи и всплески, колебание ветра, раскачивающего высокую ветку, песни, которые в предутренней прохладе напевают пробуждённые от сна полевые травы… Был в этой музыке совсем не похожих друг на друга авторов и напряжённый прорыв из водоворота времени во вневременную вечность, из суеты – в несуетность. Невольно вспоминались программные образы Третьей симфонии Малера – что рассказали цветы, что рассказали звери, «Три ангела пели», «Райское житьё». Виталий Губаренко в Четвёртой камерной симфонии для виолончели и струнного оркестра, Игорь Щербаков в «Покаянном стихе» и “Dreаmstring”, Валентин Сильвестров в «Гимне 2001 года», Евгений Станкович в Камерной симфонии № 9 для фортепиано и двенадцати струнных, Владимир Загорцев в Камерном концерте № 6 для флейты, фортепиано и струнных (фестивальная премьера) – каждый по-своему пытался найти свой путь к Красоте, к той небесной Музыке, существование которой единственно оправдывает несовершенную музыку земную.
Камерный концерт под управлением Валерия Матюхина показал возможность воспринимать произведения украинских авторов вне их привязанности к контексту. Это не была ни демонстрация достигнутого, ни выставка новой продукции, в этом концерте не довлело ничего, что имело бы характер ангажированности. Это была просто музыка, которую хотелось слушать, забыв об объявленных датах и биографиях авторов.
Зеркало недели. – 2001. – 29 сентября.