Geum.ru

Черкашина-губаренко му­ЗИ­ка І те­атр на пе­РЕ­хре­С­ті епох му­ЗЫ­ка и те­атр на пе­РЕ­крё­С­Т­ке вре­мён

Вид материалаДокументы

Содержание


Культурні ланд­ша­ф­ти
Му­зы­ка­ль­ная по­ст­лю­дия ухо­дя­ще­го ве­ка
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17
^ КУЛЬТУРНІ ЛАНД­ША­Ф­ТИ

ПА­ЛО­М­НИ­ЧЕ­С­Т­ВО В БАЙ­РОЙТ

Ни од­ни дра­ма Ва­г­не­ра не те­р­пе­ла столь пла­че­в­ной су­дь­бы, не­вни­ма­ния и ра­з­но­то­л­ков, как те­т­ра­ло­гия «Ко­ль­цо ни­бе­лу­н­га». За­пу­тан­ные си­ту­а­ции, сло­ж­ней­шая и то­н­чай­шая си­м­во­ли­ка, ма­с­са ра­з­но­ха­ра­к­те­р­ных дей­с­т­ву­ю­щих лиц де­ла­ют эту те­т­ра­ло­гию тру­д­но­то­л­ку­е­мой во­о­б­ще, и, что­бы на­й­ти яс­ное и про­с­тое её по­ни­ма­ние, на­до за­тра­тить бу­к­ва­ль­но не­ско­ль­ко лет, по­сте­пен­но вжи­ва­ясь в нее и ро­д­нясь с её за­ве­т­ны­ми иде­я­ми.

А. Ф. Лосев

Впе­ча­т­ле­ния от про­ш­ло­го­д­не­го ва­г­не­ро­в­с­ко­го фе­с­ти­ва­ля в Бай­рой­те сли­лись в мо­ём во­с­п­ри­я­тии с ат­мо­с­фе­рой са­мо­го го­ро­да, с лю­дь­ми, ко­то­рые мне здесь встре­ти­лись. Гра­ни­цы вре­мён как бы пе­ре­ста­ли су­ще­с­т­во­вать. Жан Поль и юный Шу­ман, со­ве­р­ша­ю­щий па­ло­м­ни­че­с­т­во к ме­с­там, ко­то­рые пи­та­ли фа­н­та­зию его лю­би­мо­го пи­са­те­ля, где этот ча­ро­дей во­ль­ной про­зы жил, тво­рил, на­шёл ве­ч­ный при­ют. Сле­ды бо­лее да­ле­ких эпох в укра­шен­ном ле­п­ни­ной и по­зо­ло­той ми­ни­а­тю­р­ном те­а­т­ре на Опе­р­н­ш­т­ра­с­се, в при­чу­д­ли­вых ску­ль­п­ту­рах и фо­н­та­нах, в по­хо­жих на де­ко­ра­ции зда­ни­ях зам­ков, ста­ро­го и но­во­го, в те­ни­с­том ухо­жен­ном Го­ф­га­р­те­не.

По­се­ще­ние фе­с­ти­ва­ля об­хо­ди­т­ся не­де­ше­во. Пу­б­ли­ка, ко­то­рая сю­да едет, зна­ет, за что бу­дет пла­тить. До­ро­гое – зна­чит ка­че­с­т­вен­но­е. Но по­па­да­ют сю­да и те, ко­му, как в своё вре­мя и Ва­г­не­ру, пла­тить не­чем. К ним, бе­зу­с­ло­в­но, от­но­си­м­ся мы, те, кто про­жи­ва­ет в не­су­ще­с­т­ву­ю­щей ве­ли­кой дер­жа­ве под име­нем СНГ. Чу­дом ока­за­в­шись в Бай­рой­те, до по­сле­д­не­го мо­ме­н­та не ве­ря, что это про­и­зой­дёт, я с ра­до­с­т­ным уди­в­ле­ни­ем встре­ти­ла здесь не так уж ма­ло сво­их – и со­о­те­че­с­т­вен­ни­ков, и со­се­дей из бли­ж­не­го за­ру­бе­жь­я. Пре­жде все­го это бы­ла эне­р­ги­ч­ная мо­ло­дежь: уча­с­т­ни­ки па­рал­ле­ль­но иду­ще­го фе­с­ти­ва­ля «Встре­ча», ва­г­не­ро­в­с­кие сти­пе­н­ди­а­ты. По­сле­д­ним пре­до­с­та­в­ля­е­т­ся уни­ка­ль­ная во­з­мо­ж­ность по­бы­вать на спе­к­та­к­лях, по­бе­се­до­вать с ру­ко­во­ди­те­ля­ми и ве­те­ра­на­ми ва­г­не­ро­в­с­ко­го пра­з­д­ни­ка, по­се­тить му­зей, на прак­ти­ке при­об­щить­ся к тра­ди­ци­ям ва­г­не­ро­в­с­ко­го ис­по­л­ни­те­ль­с­т­ва.

Яв­ля­ясь пред­се­да­те­лем со­з­дан­но­го осе­нью 1996 года Ки­е­в­с­ко­го ва­г­не­ро­в­с­ко­го об­ще­с­т­ва, я с поль­зой для се­бя по­об­ща­лась с ко­л­ле­гой из Мо­с­к­вы Юри­ем Яро­сла­в­це­вым. Он в Бай­рой­те уже во вто­рой раз. Не бу­ду­чи про­фес­си­о­на­ль­ным му­зы­ка­н­том, этот мно­го­ле­т­ний эн­ту­зи­аст ва­г­не­ро­в­с­ко­го дви­же­ния и ос­но­ва­тель са­мо­го пе­р­во­го на те­р­ри­то­рии бы­в­ше­го СССР Мо­с­ко­в­с­ко­го ва­г­не­ро­в­с­ко­го об­ще­с­т­ва, Юрий Бо­ри­со­вич во­с­хи­щал ме­ня зна­ни­ем бу­к­ва­ль­но все­го, что от­но­си­лось к ве­ли­ко­му ком­по­зи­то­ру и его се­мье, не го­во­ря уже о са­мой му­зы­ке.

С Яро­сла­в­це­вым и с по­бы­ва­в­шей та­к­же не впе­р­вые в Бай­рой­те Га­ли­ной Ве­р­ки­ной, во­з­г­ла­в­ля­в­шей ва­г­не­ро­в­с­кое об­ще­с­т­во в Ха­рь­ко­ве, нас об­ъ­е­ди­нил один уди­ви­те­ль­ный дом. Его хо­зяй­ка – Ма­ри­на Ба­аг – из Ха­рь­ко­ва ко­г­да-­то да­в­но уе­ха­ла во­се­м­на­д­ца­ти­ле­т­ней, в Ге­р­ма­нии жи­вёт бо­лее по­лу­ве­ка, но ос­та­ё­т­ся рус­с­кой по все­му сво­е­му скла­ду. Ма­ри­на Ев­ге­нь­е­в­на до бе­зу­мия лю­бит го­род сво­е­го дет­с­т­ва – и не ме­нее го­ря­чо лю­бит му­зы­ку Ва­г­не­ра. В ра­з­ных слу­ж­бах фе­с­ти­ва­ля, в том чи­с­ле в пре­сс-­бю­ро, она ра­бо­та­ла мно­го лет, сей­час на пе­н­сии и де­ла­ет всё, что­бы при­влечь но­вых по­клон­ни­ков Ва­г­не­ра из Рос­сии и Укра­и­ны, а та­к­же что­бы при­нять их и по­мочь, сде­лать пре­бы­ва­ние в Бай­рой­те на­и­бо­лее со­де­р­жа­те­ль­ным и к то­му же со­г­ре­тым на­сто­я­щим че­ло­ве­че­с­ким те­п­ло­м. Об­ще­ние с ней и её го­с­тя­ми по­мо­г­ло ощу­тить во­з­дей­с­т­вие фе­с­ти­ва­ль­ной ау­ры на ра­з­ных лю­дей – тех, кто бы­вал здесь не од­на­ж­ды, хра­нит в па­мя­ти по­ста­но­в­ки ра­з­ных лет, зна­ет осо­бые ри­ту­а­лы и пра­ви­ла по­ве­де­ни­я. Та­ким об­ра­зом и я как бы по­па­ла в круг по­свя­щен­ных, что не мо­г­ло не ска­зать­ся на во­с­п­ри­я­тии фе­с­ти­ва­ль­ных спе­к­та­к­лей.

В про­гра­м­ме 1997 года но­вых по­ста­но­вок не бы­ло. От­зы­вы о том, что по­вто­ря­лось не пе­р­вый год, мо­ж­но бы­ло про­честь в рус­с­кой пре­ссе. Не­ко­то­рые из оце­нок мне бы­ли зна­ко­мы. Они на­стра­и­ва­ли на яв­но кри­ти­че­с­кое от­но­ше­ние к гла­в­но­му на­зва­нию афи­ши, «Ко­ль­цу ни­бе­лу­н­га» с Джей­м­сом Ле­вай­ном, с до­во­ль­но эк­с­т­ра­ва­га­н­т­ны­ми, как счи­та­ли ре­це­н­зе­н­ты, ко­с­тю­ма­ми и сце­но­гра­фи­ей ма­дам Роз­али, с яко­бы ли­шён­ной чё­т­ко­го ком­по­зи­ци­он­но­го сте­р­ж­ня и един­с­т­ва кон­це­п­ции, сни­жа­ю­щей ма­с­ш­таб ва­г­не­ро­в­с­ких идей ре­жи­с­су­рой Аль­ф­ре­да Ки­р­х­не­ра 1.

«Ко­ль­цо», дей­с­т­ви­те­ль­но, ока­за­лось нео­жи­дан­ным – и имен­но этим сра­зу же ме­ня увле­к­ло. Апо­ка­ли­п­сис в ка­р­ти­н­ках кон­ца ты­ся­че­ле­тия – так мне за­хо­те­лось его на­звать, вспо­м­нив со­чи­нён­ное То­ма­сом Ман­ном про­и­з­ве­де­ние Ад­ри­а­на Ле­ве­р­кю­на. Ге­рой Ман­на вдо­х­но­в­ля­л­ся Дю­ре­ром, но ис­то­л­ко­вал его об­ра­зы в ду­хе на­стро­е­ний ме­ж­во­ен­ных лет. В се­го­д­ня­ш­ней вне­ш­не бла­го­по­лу­ч­ной Ге­р­ма­нии о вой­не на­по­ми­на­ют ра­з­ве что ра­з­ва­ли­ны ра­з­ру­шен­но­го аме­ри­ка­н­с­ки­ми бо­м­ба­ми со­бо­ра свя­той Ека­те­ри­ны в Нюрн­бер­ге, со­х­ра­нен­ные как па­мя­т­ник, – то­го са­мо­го, где про­и­с­хо­дит дей­с­т­вие пе­р­во­го ак­та «Ню­р­н­бе­р­г­с­ких мей­с­те­р­зи­н­ге­ров».

Опи­сы­вая Апо­ка­ли­п­сис Ле­ве­р­кю­на, То­мас Манн обо­б­щал те те­н­де­н­ции ис­кус­с­т­ва пе­р­вой тре­ти XX века, ко­то­рые, по его сло­вам, слу­жи­ли про­ти­во­ве­сом «на­ци­о­на­ли­с­ти­че­с­ки-­ва­г­не­ро­в­с­ко-романтической ре­а­к­ци­и». С се­го­д­ня­ш­них по­зи­ций ан­ти­ва­г­не­ри­ан­с­т­во ава­н­га­р­д­но­го ис­кус­с­т­ва той по­ры, при­чём не то­ль­ко не­ме­ц­ко­го, пред­ста­в­ля­е­т­ся ве­сь­ма от­но­си­те­ль­ным. Мо­ло­дой Про­ко­фь­ев тща­те­ль­но изу­чал ва­г­не­ро­в­с­кие пар­ти­ту­ры, был сви­де­те­лем пе­тер­бур­г­с­ко­го ва­г­не­ро­в­с­ко­го бу­ма. Опыт это­го изу­че­ния от­ра­зи­л­ся в его му­зы­ка­ль­ном те­а­т­ре столь же по­-сво­е­му, сколь и в те­а­т­ра­ль­ных ис­ка­ни­ях Ри­ха­р­да Штра­у­са. Ав­тор сце­на­рия «Пе­т­ру­ш­ки» Стра­ви­н­с­ко­го Але­к­сандр Бе­нуа де­бю­ти­ро­вал как те­а­т­ра­ль­ный ху­до­ж­ник де­ко­ра­ци­я­ми к пе­тер­бур­г­с­кой по­ста­но­в­ке «Ги­бе­ли бо­гов». Увле­чён­ный не­ме­ц­ким ге­ни­ем Сер­гей Дя­ги­лев от­нес­ся к этой ра­бо­те кри­ти­че­с­ки, од­на­ко это лишь по­бу­ди­ло его кру­жок вни­ма­те­ль­но ана­ли­зи­ро­вать прак­ти­ку во­п­ло­ще­ния ва­г­не­ро­в­с­ких про­и­з­ве­де­ний сред­с­т­ва­ми со­в­ре­мен­но­го те­а­т­ра.

Мо­ж­но пе­ре­чи­с­лять и да­лее име­на очень ра­з­ных тво­р­цов, ко­то­рые ис­ка­ли в на­сле­дии Ва­г­не­ра отве­ты на соб­с­т­вен­ные, но­вые во­п­ро­сы эпо­хи. При­чём, как это ча­с­то бы­ва­ет, бо­ль­ше все­го во­с­п­ри­ня­ли от ав­то­ра «Ко­ль­ца» те, кто ме­нее все­го на не­го по­хо­дил. Мо­ж­но ска­зать, что сло­жи­л­ся ин­те­н­си­в­ный ди­а­лог, в ко­то­ром ма­с­те­ра XX века пред­ла­га­ли ос­т­рые опы­ты-­оп­ро­ве­р­же­ния, па­ра­до­к­са­ль­ные по­во­ро­ты про­блем, по­сту­ли­ро­ван­ных ве­ли­ким мес­си­ей ис­кус­с­т­ва бу­ду­ще­го. Как мне пред­ста­в­ля­е­т­ся, со­з­да­те­ли бай­рой­т­с­ко­го «Ко­ль­ца» имен­но та­кой ди­а­лог и пред­ла­га­ют. Они сло­в­но про­пу­с­ти­ли ва­г­не­ро­в­с­кое тво­ре­ние сквозь при­зму той ху­до­же­с­т­вен­ной прак­ти­ки сто­ле­тия, ко­то­рой то­же по­ра, за­быв о бу­н­тах и эпа­та­жах, ста­но­вить­ся до­сто­я­ни­ем ев­ро­пей­с­кой куль­ту­ры и за­нять своё ме­с­то на об­щих би­б­ли­о­те­ч­ных пол­ках ря­дом с на­сле­ди­ем Ва­г­не­ра.

Вне­ш­ний вид пе­р­со­на­жей спе­к­та­к­ля, ма­те­ри­а­лы, цве­та, фа­к­ту­ра де­ко­ра­ций ас­со­ци­и­ру­ю­т­ся с по­ня­ти­я­ми ди­зайн, видеоклип, ком­пь­ю­те­р­ная гра­фи­ка, от­ра­жа­ют эс­те­ти­ку со­в­ре­мен­ной сре­ды в её ре­к­ла­м­но-­об­ра­з­цо­вых фо­р­мах, о чём спра­ве­д­ли­во пи­са­ли все кри­ти­ки, ис­по­ль­зуя ма­ги­че­с­кое сло­во­-от­мы­ч­ку «по­с­т­мо­де­р­низм». У ге­ро­ев со­в­ре­мен­ные при­чё­с­ки, в ко­с­тю­мах есть на­мё­ки на ан­ти­чность, по­зд­нее сре­д­не­ве­ко­вье; ко­с­ми­че­с­кие фа­н­та­зии сме­ня­ю­т­ся си­лу­э­та­ми ти­пи­ч­ных фи­гур во­с­то­ч­но­го ми­ра, зна­ко­мых в ос­но­в­ном по аме­ри­ка­н­с­ким ки­но­бо­е­ви­кам. Всё в це­лом отве­ча­ет тре­бо­ва­ни­ям Вы­со­кой мо­ды, где по­до­бный си­н­тез го­во­рит об ин­ди­ви­ду­а­ль­ном по­че­р­ке мо­де­ль­е­ра и о его спо­со­б­но­с­ти по­днять­ся над ути­ли­та­р­ны­ми фу­н­к­ци­я­ми оде­ж­ды, на­сы­тив её осо­бой се­ма­н­ти­кой. Что озна­ча­ют два ра­з­ли­ч­ных об­ли­ка Фри­к­и – Ган­ны Шварц? В «Зо­ло­те Рей­на» она по­хо­жа од­но­вре­мен­но на взба­л­мо­ш­ную ди­ка­р­ку и на со­б­ла­з­ни­те­ль­но до­сту­п­ную да­му по­лу­с­ве­та. У Во­та­на – Джо­на То­м­ли­н­со­на с его чуть над­тре­с­ну­тым, не­ско­ль­ко уста­лым го­ло­сом вид по­лной не­ра­с­т­ра­чен­ной эне­р­гии су­п­ру­ги по­сто­ян­но вы­зы­ва­ет эро­ти­че­с­кое во­з­бу­ж­де­ни­е. Оно хоть и не пе­ре­ра­с­та­ет в по­ры­вы стра­с­ти, но де­ла­ет его ка­п­ри­з­но-­сво­е­н­ра­в­ным му­жем, ко­то­рый при­вык жить в ат­мо­с­фе­ре по­вы­шен­но­го вни­ма­ния к соб­с­т­вен­ной пе­р­со­не и все­ми сред­с­т­ва­ми это­го тре­бу­ет. Фри­к­а (та же пе­ви­ца в об­ра­зе Ва­ль­т­ра­у­ты пре­кра­с­но про­ве­ла в фи­на­ль­ной ча­с­ти те­т­ра­ло­гии сце­ну с Бру­н­ги­ль­дой) уме­ло ему по­ды­г­ры­ва­ет, как и все ос­та­ль­ные, – сви­та, иг­ра­ю­щая роль ко­ро­ля. Это не да­ёт ему за­ме­тить, что власть его мни­мая, что от ве­ли­чия ос­та­ёт­ся лишь се­рия эф­фе­к­т­ных поз и же­с­тов.

Ко­с­тюм Во­та­на – длин­ная си­няя юб­ка-­ко­ло­кол, бе­лый же­с­т­кий ко­р­сет, на­тя­ну­тая на го­ло­ву и за­кры­ва­ю­щая по­л-­ли­ца си­няя, на­по­до­бие ку­па­ль­ной, ша­по­ч­ка – вме­с­те с длин­ным ко­пь­ем, по­хо­жим на шест пры­гу­на, с про­фи­лем пти­цы и по­ры­ви­с­ты­ми же­с­та­ми, сви­де­те­ль­с­т­ву­ю­щи­ми об им­пу­ль­си­в­ной на­ту­ре хо­ле­ри­ка, де­ла­ют его фи­гу­ру не сто­ль­ко ве­ли­че­с­т­вен­ной, ско­ль­ко ха­ра­к­те­р­ной. Не­ско­ль­ко раз в те­че­ние те­т­ра­ло­гии Во­тан с ра­з­д­ра­же­ни­ем от­ш­вы­ри­ва­ет ко­пье как на­вя­з­чи­вую по­ме­ху. Гро­з­ное вла­с­то­лю­бие, по при­вы­ч­ке ему пред­пи­сан­ное, в та­ком про­ч­те­нии об­ра­за бо­ль­ше по­хо­же на обы­к­но­вен­ное су­ма­с­б­род­с­т­во. Сло­мать его со­п­ро­ти­в­ле­ние Фри­к­е ни­че­го не сто­ит. В «Ва­ль­ки­ри­и» она пе­ре­оде­ва­е­т­ся в на­сто­я­щий ко­с­тюм бо­ги­ни: бле­с­тя­щее, об­тя­ги­ва­ю­щее фи­гу­ру си­не­-го­лу­бое пла­тье, пра­вый ру­кав ко­то­ро­го ги­пе­р­т­ро­фи­ро­ван­но удли­нен то ли ме­та­лли­че­с­ким кры­лом, то ли чем-­то вро­де ко­л­ча­на со стре­ла­ми. Уже это стран­ное со­о­ру­же­ние ги­п­но­ти­зи­ру­ет Во­та­на и га­сит его эро­ти­че­с­кие по­ры­вы. К то­му же се­рь­ё­з­ный ра­з­го­вор с ним Фри­к­а за­во­дит на уз­ком по­две­с­ном мо­с­ту, огра­ни­чив сво­бо­ду пе­ред­ви­же­ний. Он сти­с­нут и ско­ван, про­тив не­го вы­с­та­в­лен уст­ра­ша­ю­щий щит-­за­с­лон. Фри­к­а ве­дёт сце­ну пла­но­ме­р­но и ра­с­чё­т­ли­во, его же на­и­в­ная са­мо­на­де­ян­ность га­с­нет с ка­ж­дой но­вой ата­кой, по­ка не на­сту­па­ет от­ме­чен­ная же­с­том от­ча­ян­ной по­ко­р­но­с­ти по­лная ка­пи­ту­ля­ци­я. Та­ким он и ос­та­ё­т­ся в па­мя­ти – скло­нён­ным на мо­с­ту, упа­в­шим на ко­ле­но и опи­ра­ю­щи­м­ся на ко­пьё, – в по­зе чуть ли не про­ви­н­ци­а­ль­но­го тра­ги­ка, зна­ю­ще­го, чем ра­з­жа­ло­бить пу­б­ли­ку.

Фри­к­а ухо­дит с три­у­м­фом. Мост опу­с­ка­е­т­ся, пре­кра­ща­ясь в до­ро­гу. И на­сту­па­ет вы­ра­зи­те­ль­ней­шее пе­ре­клю­че­ние смы­с­ла, од­на из са­мых си­ль­ных сцен спе­к­та­к­ля, в ко­то­рых до­сти­г­нут по­длин­ный си­н­тез му­зы­ка­ль­ной и сце­ни­че­с­кой вы­ра­зи­те­ль­но­с­ти, вну­т­рен­не­го и вне­ш­не­го дей­с­т­ви­я. Уди­ви­те­ль­но ти­хо, в ми­с­ти­че­с­ких глу­би­нах на­чи­на­ет Во­тан свою ис­по­ведь. Его лю­би­мая дочь и вто­рое «я» Бру­н­ги­ль­да – Де­бо­ра По­ла­с­ки си­дит чуть ни­же до­ро­ги, на ко­то­рую бес­си­ль­но опу­с­ти­л­ся по­ве­р­жен­ный бог. За­сты­в­шая ми­за­н­с­це­на с си­м­ме­т­ри­ч­но ра­с­по­ло­жен­ны­ми в оди­на­ко­вых по­зах фи­гу­ра­ми, ра­з­вё­р­ну­ты­ми ли­цом к за­лу, со­з­да­ёт на­пря­же­ние, за­ста­в­ляя вслу­ши­вать­ся в ка­ж­дый звук. Ис­пу­ган за­сты­в­ший взгляд Бру­н­ги­ль­ды. Ведь она по­ни­ма­ет, что Во­тан де­ли­т­ся са­мым по­та­ен­ным и со­к­ро­вен­ным, впе­р­вые об­на­жа­ет ду­шу, и сам как бы впе­р­вые осо­з­на­ет глу­бин­ные тай­ны ми­ро­вой су­дь­бы. Го­лос пе­в­ца зву­чит здесь при­глу­шен­но, пе­ре­хо­дя по­чти в ше­пот. Бру­н­ги­ль­да вся пре­вра­ща­е­т­ся в слух и в хо­де уди­ви­те­ль­ной ис­по­ве­ди вну­т­рен­не ме­ня­е­т­ся, сло­в­но бы имен­но в эти мгно­ве­ния ста­но­ви­т­ся ли­ч­но­с­ть­ю. Эпи­че­с­кая за­ме­д­лен­ность те­м­па му­зы­ка­ль­но­го дей­с­т­вия здесь со­ве­р­шен­но не­об­хо­ди­ма. Без это­го в Бру­н­ги­ль­де не ус­пе­ла бы со­з­реть из­ну­т­ри по­тре­б­ность ока­зать­ся ря­дом с от­цом, по­жа­леть его чи­с­то же­н­с­кой жа­ло­с­ть­ю. Пе­ре­ло­м­ным му­зы­ка­ль­ным мо­ме­н­том ста­но­ви­т­ся ре­ль­е­ф­ное ин­то­ни­ро­ва­ние те­мы про­кля­тия ко­ль­ца, а в за­ве­р­ше­нии сце­ны ва­ж­ный смы­с­ло­вой ак­цент вно­си­т­ся па­у­зой-­об­ры­вом пе­ред сло­ва­ми Во­та­на о не­и­з­бе­ж­но­с­ти ко­не­ч­ной ми­ро­вой ка­та­с­т­ро­фы.

По­сте­пен­но мы про­ни­ка­е­м­ся сим­па­ти­ей к та­ко­му не­ге­ро­и­че­с­ко­му, но по­-че­ло­ве­че­с­ки по­ня­т­но­му Во­та­ну. По­ни­ма­ние его про­блем ещё бо­ль­ше во­з­ра­с­та­ет в сце­не сто­л­к­но­ве­ния со стай­кой кра­с­но-­че­р­ных дев-­ко­бы­лиц с то­р­сом на­е­з­д­ниц в юбо­ч­ках-­шта­ни­ш­ках. Ва­ль­ки­рии пу­га­ю­т­ся гне­ва от­ца так ка­р­тин­но, са­ми они та­кие за­ба­в­ные и так эф­фе­к­т­но ле­та­ют над зе­м­ной тве­р­дью в све­тя­щи­х­ся го­лу­бых ко­л­бах, что угро­зы и бу­р­ные на­па­д­ки ра­з­г­не­ван­но­го бо­га ни­к­то, в том чи­с­ле и он сам, не при­ни­ма­ет сли­ш­ком все­рь­ез.

В «Ва­ль­ки­ри­и» за­мы­сел по­ста­но­в­щи­ков вы­я­в­ля­е­т­ся на­и­бо­лее на­гля­д­но и убе­ди­те­ль­но. Сни­мая при­вы­ч­ный ро­ма­н­ти­че­с­кий па­фос, они сло­в­но бы по­сте­пен­но за­во­ё­вы­ва­ют сфе­ру по­лно­ве­с­ных ли­ри­че­с­ких эмо­ций. Так де­ко­ра­ции пе­р­во­го ак­та от­к­ро­вен­но ан­ти­по­э­ти­ч­ны и ли­ше­ны на­ря­д­но­с­ти ат­т­ра­к­ци­он­но­го ди­с­ней­ле­н­до­в­с­ко­го «Зо­ло­та Рей­на». При­по­д­ня­тая часть сце­ни­че­с­кой пло­ща­д­ки – кры­ша ухо­дя­ще­го в зе­м­лю жи­ли­ща Ху­н­ди­н­га – ос­но­в­ное ме­с­то дей­с­т­ви­я. Ясень, ра­с­ту­щий вкривь по­се­ре­ди­не сце­ны, – ста­рое, по­чти ра­з­ру­шен­ное де­ре­во без ли­с­т­вы, да­же не де­ре­во, а ка­кой-­то тру­х­ля­вый столб. Меч то­р­чит из не­го на ви­ду, очень ни­з­ко. Са­ма иг­ро­вая пло­ща­д­ка мно­го­фу­н­к­ци­о­на­ль­на. Это и на­вес, и стол, и жё­с­т­кое ло­же, и дво­р. От­де­ленный от ос­та­ль­но­го про­стран­с­т­ва, центр сце­ны сза­ди огра­ж­дён сви­са­ю­щи­ми с ко­ло­с­ни­ков ве­рё­в­ка­ми, то ли за­на­ве­ши­ва­ю­щи­ми вход в жи­ли­ще, то ли со­з­да­ю­щи­ми усло­в­ный об­раз ле­са, от­ку­да по­яв­ля­е­т­ся уста­лый Зи­г­мунд. В лю­бо­в­ной сце­не ве­рё­во­ч­ная што­ра с шу­мом об­ру­ши­ва­е­т­ся, пре­вра­ти­в­шись в холм зе­ле­ной тра­вы, а све­р­ху опу­с­ка­е­т­ся го­лу­бое по­ло­т­ни­ще, изо­б­ра­жая от­к­ры­в­ший­ся взо­ру ве­сен­ний не­бо­с­вод.

Тра­к­то­в­ка об­ра­за Ху­н­ди­н­га свя­за­на с от­ка­зом о ро­ма­н­ти­за­ции зла. Это бы­ло оче­ви­д­но ещё в «Зо­ло­те Рей­на», где Аль­бе­рих вёл се­бя де­ло­ви­то и с жё­с­т­кой на­по­ри­с­то­с­тью, но его об­раз не имел черт ше­к­с­пи­ро­в­с­ко­го «все­ле­н­с­ко­го зло­де­я». И Ху­н­динг в ис­по­л­не­нии пре­кра­с­но вла­де­ю­ще­го го­ло­сом, ес­те­с­т­вен­но­го в сце­ни­че­с­ком по­ве­де­нии Га­н­са Са­к­са – это уве­рен­ный в се­бе хо­зя­ин, су­ро­вый страж до­ма. Его те­ма зву­чит в ор­ке­с­т­ре с ка­кой-­то бес­с­т­ра­с­т­ной мо­но­тон­но­с­тью, по­дчё­р­ки­вая не­и­з­бе­ж­ность то­го, что не­пре­мен­но слу­чи­т­ся.

Хо­ро­шо впи­сы­ва­е­т­ся в ан­ти­ро­ма­н­ти­че­с­кую, од­на­ко на­сы­щен­ную на­ра­с­та­ю­щей эк­с­п­рес­си­ей ат­мо­с­фе­ру дра­мы вы­со­кая фи­гу­ра Зи­г­му­н­да – Па­у­ля Эль­ми­н­га в ис­тё­р­том ме­хо­вом по­лу­шу­б­ке, с си­ль­ным, не­ско­ль­ко ре­з­ко­ва­тым го­ло­сом и та­ки­ми же ре­з­ки­ми во­ле­вы­ми дви­же­ни­я­ми. В нём с са­мо­го на­ча­ла ви­ден ис­тин­ный му­ж­чи­на, во­с­пи­тан­ный в су­ро­вых ли­ше­ни­ях от­цом, ко­то­рый от­нюдь не го­то­вил его для же­н­с­ких ласк и по­эти­че­с­ких во­с­то­р­гов. По­это­му аб­со­лю­т­ная не­опы­т­ность в об­ще­нии с же­н­щи­на­ми со­с­та­в­ля­ет вну­т­рен­нюю те­му пе­р­во­го эта­па его ди­а­ло­га с Зи­г­ли­н­дой.

Зи­г­ли­н­да – Ти­на Ки­берг вна­ча­ле по­яв­ля­е­т­ся в обез­ли­чен­ном об­ли­ке по­слу­ш­ной и без­мо­л­в­ной слу­жа­н­ки хо­зя­и­на-­му­жа. Она оде­та в стро­гий на­ряд с бе­лым ко­р­се­том-­па­н­цы­рем и стран­ным ме­та­лли­че­с­ким во­ро­т­ни­ком-­ошей­ни­ком; во­ло­сы гла­д­ко за­че­са­ны, дви­же­ния ско­ва­ны. Прин­цип ко­р­се­тов, по­дче­р­ки­ва­ю­щих стро­е­ние те­ла, на­по­ми­ная ги­п­со­вые сле­п­ки жи­вых фи­гур, про­во­ди­т­ся лейт­мо­ти­вом во всех ко­с­тю­мах. Се­ма­н­ти­че­с­кая его фу­н­к­ция от­к­ры­ва­е­т­ся в куль­ми­на­ции лю­бо­в­ной сце­ны, где Зи­г­ли­н­да со стра­с­т­ной, по­чти стра­да­ль­че­с­кой ре­ши­мо­с­тью от­б­ра­сы­ва­ет ско­вы­ва­ю­щую де­таль оде­ж­ды. Го­лос у пе­ви­цы не сли­ш­ком бо­ль­шой, но она им хо­ро­шо вла­де­ет. Пре­кра­с­но уда­лось ей по­ка­зать де­фо­р­ма­цию ге­ро­и­ни, про­бу­ж­де­ние в ней той га­р­мо­нии и све­та, ко­то­рые Гё­те оха­ра­к­те­ри­зо­вал по­ня­ти­ем «ве­ч­но жен­с­т­вен­но­го». С тро­га­те­ль­ной це­ло­му­д­рен­но­с­тью Зи­г­мунд и Зи­г­ли­н­да осва­и­ва­ют не­мые уро­ки лю­б­ви: ка­са­ния, взгля­ды, ску­пые ла­с­ки, на­ко­нец, не­уде­р­жи­мый взрыв про­ры­ва­ю­ще­го око­вы чув­с­т­ва. За­по­ми­на­ю­т­ся их при­жа­в­ши­е­ся друг к дру­гу фи­гу­ры в про­ща­ль­ной сце­не пе­ред по­еди­н­ком. Мы не смо­жем за­быть этих де­тей че­ло­ве­че­с­ких, бро­шен­ных в пу­чи­ну же­с­то­ко­го ми­ра, пред­ан­ных те­ми, кто про­и­з­вел их на свет.

На­сто­я­щее жи­вое чув­с­т­во в кон­це кон­цов про­би­ва­ет се­бе до­ро­гу и в фи­на­ль­ной сце­не Во­та­на с Бру­н­ги­ль­дой. Вер­хо­в­ный бог, то­ль­ко что про­во­з­г­ла­ша­в­ший гне­в­ный при­го­вор от­с­ту­п­ни­це, вдруг ре­ши­те­ль­но от­ш­вы­ри­ва­ет на­до­е­в­шее ко­пьё вла­с­ти, на ка­кой-­то мо­мент ста­но­ви­т­ся лю­бя­щим от­цом. Ис­че­за­ет ка­р­тин­ная по­за вла­с­ти­те­ля, вы­с­во­бо­ж­да­ю­т­ся тя­ну­щи­е­ся к лю­би­мо­му су­ще­с­т­ву ру­ки – го­во­ря­щие, вы­ра­зи­те­ль­ны­е. Как и в сце­нах Зи­г­му­н­да и Зи­г­ли­н­ды, во­з­ни­ка­ет лейт­мо­тив про­тя­ну­тых друг к дру­гу рук, встре­ча­ю­щи­х­ся ла­до­ней, же­с­тов че­ло­ве­че­с­ко­го еди­не­ния и до­ве­ри­я.

От­ча­ян­ное бес­си­лие Во­та­на и око­н­ча­те­ль­ное от­ре­че­ние от ми­ра до­сти­га­ют апо­гея в «Зи­г­ф­ри­де». По­-на­с­то­я­ще­му тро­га­ет дра­ма по­те­ря­в­ше­го се­бя ге­роя в сце­не с Эр­дой – Бри­гит­той Све­н­ден. Весь эпи­зод ре­шён в ду­хе по­ло­тен си­м­во­ли­с­тов на­ча­ла ве­ка. Об­ле­де­не­в­шая зе­м­ная по­ве­р­х­ность, ве­тер, ме­ша­ю­щий дви­гать­ся; оди­но­кий пу­т­ник, ко­то­рый бре­дёт по­чти на­угад; Эр­да, ко­то­рая по­яв­ля­е­т­ся из-­за ши­р­мы-­ска­лы и сно­ва за ней ис­че­за­ет, – бле­д­но­ли­цая, ли­шён­ная жи­з­ни. Как со­м­на­м­бу­ла или сле­пец она во­дит ру­ка­ми по по­лу­п­ро­з­ра­ч­ной по­ве­р­х­но­с­ти го­лу­бо­ва­то­го эк­ра­на, пы­та­ясь ос­тать­ся ещё на миг, ра­з­га­дать, уде­р­жать уско­ль­за­ю­щее зна­ни­е.

На­ко­нец, тра­ги­че­с­кой куль­ми­на­ци­ей об­ра­за Во­та­на ста­но­ви­т­ся по­сле­д­няя по­пы­т­ка про­ве­рить свою власть, за­де­р­жав рву­ще­го­ся к ог­не­нной гра­ни­це Зи­г­ф­ри­да. Ко­не­ч­но, в чём-­то нам сим­па­ти­ч­ный Во­тан, увы, не ис­пы­ты­ва­ет чув­с­т­ва ви­ны пе­ред бро­шен­ны­ми им и им сгу­б­лен­ны­ми не­за­кон­но­ро­ж­ден­ны­ми де­ть­ми, что не­ско­ль­ко ко­ле­б­лет на­ше к не­му со­чув­с­т­ви­е. Как по­ка­зы­ва­ют по­ста­но­в­щи­ки и ис­по­л­ни­тель, Во­тан жи­вёт чув­с­т­ва­ми, по­дда­ё­т­ся на­стро­е­ни­ям мо­ме­н­та, с од­ной сто­ро­ны, и сли­ш­ком за­нят сво­ей ро­лью в ми­ро­вых про­цес­сах – с дру­гой. Ему не до то­го, что­бы за­ме­чать ре­а­к­ции окру­жа­ю­щих, тем бо­лее ана­ли­зи­ро­вать по­след­с­т­вия сво­их им­пу­ль­си­в­ных дей­с­т­вий. И к то­му же он не мог да­же по­до­зре­вать, ка­ко­го вну­ка при­го­то­ви­ла ему су­дь­ба.

Зи­г­ф­рид Во­ль­ф­га­н­га Шми­д­та с го­ло­сом ско­рее ха­ра­к­те­р­ным по те­м­б­ру, чем по­длин­но ге­ро­и­че­с­ким, со­в­сем не по­хож на окру­жён­но­го оре­о­лом све­т­лей­ше­го из лю­дей кра­са­в­ца-­ге­роя без стра­ха и упре­ка. Его оде­ли в бе­лый по­лу­де­т­с­кий ко­с­тюм с от­ло­ж­ным во­ро­т­ни­ком и си­ней без­ру­ка­в­кой, под ко­то­рой впо­с­лед­с­т­вии об­на­ру­жи­ва­е­т­ся се­рый жё­с­т­кий жи­лет. На­и­в­но не­по­с­ред­с­т­вен­ный, по­дви­ж­ный, пры­га­ю­щий, как мя­чик, в об­ни­м­ку с по­чти ци­р­ко­вым ро­ж­де­с­т­ве­н­с­ким ме­д­ве­жо­н­ком, ку­вы­р­ка­ю­щий­ся че­рез го­ло­ву, этот ле­с­ной маль­чик-­пе­ре­ро­с­ток со­в­сем не го­тов ко встре­че с той жи­з­нью, в ко­то­рой власть при­на­д­ле­жит Ху­н­ди­н­гам и Ги­би­ху­н­гам, а пра­вит бал не­улы­ба­ю­щий­ся «чё­р­ный во­ин» Ха­ген (Эрик Ха­л­ф­а­р­сон). Ва­г­нер ме­ч­тал о та­ком со­о­б­ще­с­т­ве и та­ких лю­д­с­ких от­но­ше­ни­ях, ко­то­рые бу­дут управ­лять­ся не­по­с­ред­с­т­вен­ны­ми им­пу­ль­са­ми и ин­с­ти­н­к­та­ми. Иде­а­ль­но оли­це­т­во­ря­ет эти ме­ч­ты Зи­г­ф­рид, си­лы ко­то­ро­го по­до­бны си­лам са­мой при­ро­ды. Но от­сут­с­т­вие ко­н­т­ро­ля ра­зу­ма и не­опы­т­ность об­ре­ка­ют та­ко­го ге­роя на ле­г­кую до­бы­чу су­ро­во­го сы­на Аль­бе­ри­ха. Зи­г­ф­рид мно­го про­и­г­ры­ва­ет в сра­в­не­нии со сво­им от­цом, ко­то­ро­го ни­ко­г­да не ви­дел и не знал. По­па­в­ше­го­ся на его пу­ти Во­та­на он во­с­п­ри­ни­ма­ет как про­с­тую по­ме­ху, ко­то­рую ну­ж­но, не за­ду­мы­ва­ясь, уст­ра­нить. На­до­е­д­ли­во­го чу­жа­ка в ши­ро­ко­по­лой шля­пе сна­ча­ла дру­же­лю­б­но про­сят не ме­шать, по­том, ра­с­се­р­ди­в­шись, ра­з­би­ва­ют в ще­п­ки его глу­пую па­л­ку, чтоб вслед за тем стре­ми­те­ль­но убе­жать и за­быть об этой слу­чай­ной встре­че.

Да уж, ни­з­ве­р­же­ние ста­рых бо­гов не вы­г­ля­дит здесь осо­бен­но эф­фе­к­т­но. Че­рез них пе­ре­сту­па­ют, ос­та­вив не­уз­нан­ны­ми. А ведь и вся их ком­па­ния по­хо­жа на пе­р­со­на­жей, бу­д­то ожи­ва­ю­щих в ска­зо­ч­ных чу­де­сах му­ль­т­фи­ль­мов. И всё же Во­та­на, а та­к­же сим­па­ти­ч­ных ка­р­на­ва­ль­ных ве­ли­ка­нов с над­ста­в­ны­ми кар­то­нны­ми го­ло­ва­ми (Ре­не Пайп – Фа­зольт, Эрик Ха­л­ф­а­р­сон – Фа­ф­нер) жа­л­ко по­чти так же, как Пе­т­ру­ш­ку Стра­ви­н­с­ко­го–­Бе­нуа, как ис­те­ка­ю­ще­го клю­к­вен­ным со­ком ге­роя бло­ко­в­с­ко­го «Ба­ла­га­н­чи­ка» или пе­ча­ль­но­го ко­ро­ля Тре­фа, сын ко­то­ро­го бо­лен ме­ла­н­хо­ли­че­с­кой бо­ле­з­нь­ю. Кста­ти, Зи­г­ф­рид ны­не­ш­не­го «Ко­ль­ца» дей­с­т­ви­те­ль­но чем-­то «пре­д­ве­ща­ет» про­ко­фь­е­в­с­ко­го Прин­ца. То­ль­ко не на­шлось ря­дом с ним до­б­ро­го ма­га Че­лия, не по­до­спе­ли во­в­ре­мя Чу­да­ки, что­бы ра­с­к­рыть гла­за Бру­н­ги­ль­де и ос­та­но­вить ру­ку убий­цы – Ха­ге­на.

А что же Бру­н­ги­ль­да, она-­то ку­да смо­т­ре­ла? Ге­ро­и­ня Де­бо­ры По­ла­с­ки здесь столь же не­опы­т­на в жи­тей­с­ких де­лах и без­за­щи­т­на пе­ред ми­ром Ха­ге­на, как и Зи­г­ф­рид. Не­со­ра­з­ме­р­но вы­со­кая, с длин­ны­ми но­га­ми и по­-де­ви­чьи угло­ва­ты­ми дви­же­ни­я­ми, в стран­ном ко­с­тю­ме ама­зо­н­ки, она при­вле­ка­ет сво­ей не­по­с­ред­с­т­вен­но­с­тью и вы­зы­ва­ет со­чув­с­т­вие бе­с­по­мо­щ­ной ра­с­те­рян­но­с­тью пе­ред впе­р­вые по­сти­г­ши­ми уда­ра­ми: пред­ате­ль­с­т­вом, об­ма­ном, над­ру­га­те­ль­с­т­вом над её лю­бо­вь­ю. Мир, ко­то­рый она не ус­пе­ла уз­нать, в ко­то­ром был убит не ­ве­да­в­ший, что тво­рил, Зи­г­ф­рид, до­л­жен по­ги­б­нуть. Эту ги­бель Бру­н­ги­ль­да при­ни­ма­ет и ей спо­соб­с­т­ву­ет без вся­ких ко­ле­ба­ний. В фи­на­ле на фо­не кра­си­во све­тя­ще­го­ся, по­до­бно огро­м­ным ре­к­ла­м­ным щи­там эк­ра­на, сна­ча­ла кра­с­но­го, за­тем си­не­-го­лу­бо­го, сто­ит она на го­лом че­ре­пе пла­не­ты, ши­ро­ко ра­с­с­та­вив нот и ра­з­ве­дя ру­ки. В го­ло­се зву­чит то­р­же­с­т­во и ли­ко­ва­ни­е. Го­ри оно всё яр­ким пла­ме­нем! – как бы слы­ши­т­ся за всем её до­л­гим то­р­же­с­т­вен­но-­па­те­ти­че­с­ким мо­но­ло­гом. Да и о чём со­жа­леть? Ведь в кон­це кон­цов всё во­з­в­ра­ща­е­т­ся на кру­ги своя, сно­ва слы­ши­т­ся в во­дах Рей­на без­за­бо­т­ное пе­ние ру­са­лок. И как же не хо­че­т­ся за­ме­чать сто­я­щую сбо­ку тё­м­ную фи­гу­ру с ко­пь­ём, в по­зе, на­по­ми­на­ю­щей Во­та­на. Это Ха­ген. Он не ушел, он ждет.

Но­вое бай­рой­т­с­кое «Ко­ль­цо» не пу­га­ет стра­ш­ны­ми про­ро­че­с­т­ва­ми, не ак­це­н­ти­ру­ет ас­со­ци­а­ций с ка­та­с­т­ро­фа­ми XX века, не по­да­в­ля­ет ве­ли­чи­ем гро­з­но­го эс­ха­то­ло­ги­че­с­ко­го ми­фа. Есть в нём дру­гое – си­г­на­лы опа­с­но­с­ти, скры­той за на­ря­д­ным фа­са­дом со­в­ремен­ной жи­з­ни. Пре­жний Зи­г­ф­рид, си­ль­ный и мо­гу­чий ге­рой, опла­кан­ный под зву­ки все­ле­н­с­ко­го тра­у­р­но­го ма­р­ша, в не­кие не столь уж да­ле­кие мра­ч­ные вре­ме­на стал ку­ми­ром чё­р­но­ру­ба­ше­ч­ни­ков, по­кля­в­ши­х­ся ото­м­с­тить за его смерть. В но­вом «Ко­ль­це» мы уви­де­ли Зи­г­ф­ри­да кон­ца ты­ся­че­ле­тия, ни­чуть не гро­з­но­го, до­во­ль­но сим­па­ти­ч­но­го и при этом по­ра­зи­те­ль­но ин­фа­н­ти­ль­но­го, как и ак­се­ле­ра­т­ка Бру­н­ги­ль­да. Гля­дя на них, с со­жа­ле­ни­ем ду­ма­ешь, на­ско­ль­ко бо­лее лег­ко­мы­с­лен­ным и без­ду­м­ным ста­ло че­ло­ве­че­с­т­во, не­смо­т­ря на все тех­ни­че­с­кие чу­де­са, мо­щ­ную ин­ду­с­т­рию ре­к­ла­мы, фа­н­та­зии му­ль­ти­пли­ка­то­ров и мо­де­ль­е­ров. Мир, про­ме­ня­в­ший се­рь­е­з­ную ли­те­ра­ту­ру на ко­ми­к­сы, ти­ра­жи­ру­ю­щий зре­ли­ща все­ле­н­с­ких по­жа­ров и ка­та­с­т­роф в ви­де­о­к­ли­пах, по­хо­же, всё бо­ль­ше впа­да­ет в дет­с­т­во. А мра­ч­ный сын по­хо­ти Ха­ген в ра­з­вя­з­ке ис­то­рии ос­та­в­лен в те­ни, но не ис­чез. Не­уже­ли по­сле­д­нее сло­во за ним?

Го­во­ря о но­вой по­ста­но­в­ке те­т­ра­ло­гии, нель­зя не от­ме­тить ро­ли в ней усло­в­ных при­ёмов, в ча­с­т­но­с­ти зна­ме­ни­то­го бре­х­то­в­с­ко­го ме­то­да от­чу­ж­де­ни­я. Это не про­ти­во­ре­чит глу­би­не ва­г­не­ро­в­с­ко­го за­мы­с­ла, но как бы про­ве­ря­ет его на про­ч­ность иной те­а­т­ра­ль­ной эс­те­ти­кой. В ре­зуль­та­те не­ко­то­рые эпи­зо­ды, слу­жи­в­шие ка­м­нем пре­тк­но­ве­ния и вы­зы­ва­в­шие зу­бо­ска­ль­с­т­во оп­по­не­н­тов, здесь «ра­з­вя­за­ны» по­сред­с­т­вом яр­ких те­а­т­ра­ль­ных ме­та­фор, с по­мо­щью от­к­ро­вен­но­го об­на­же­ния дей­с­т­ви­те­ль­но юмо­ри­с­ти­че­с­кой по­до­пле­ки от­де­ль­ных си­ту­а­ций. Лев То­л­с­той из­де­ва­л­ся над сце­ной ко­в­ки ме­ча в «Зи­г­ф­ри­де». Ны­не­ш­ние по­ста­но­в­щи­ки по­ни­ма­ют, что сде­лать эту сце­ну ве­ли­че­с­т­вен­ной и гра­н­ди­о­з­ной с пе­в­цом, изо­б­ра­жа­ю­щим ле­с­но­го от­ро­ка-­си­ла­ча сре­д­не­го ро­с­та и не очень ху­до­го, всё ра­в­но не уда­с­т­ся. По­это­му они как бы го­во­рят нам, зри­те­лям: улы­бай­тесь, по­сме­и­вай­тесь про се­бя: то, что вы ви­ди­те, на­и­в­но и ми­ло, и пусть та­ким оно для вас и бу­дет. А как же по­ка­зать пре­вра­ще­ния Аль­бе­ри­ха в дра­ко­на или би­т­ву Зи­г­ф­ри­да с Фа­ф­не­ром? Как в со­в­ре­мен­ных ки­но­т­рил­ле­рах – всё ра­в­но не по­лу­чи­т­ся. Зна­чит, пусть бу­дут «шу­т­ки и ка­ла­м­бу­ры, при­ли­ч­ные те­а­т­ру», как лю­бил по­вто­рять фо­р­му­лу иг­ро­во­го ис­кус­с­т­ва пред­ста­в­ле­ния его адепт Все­во­лод Мейе­р­хольд. И вот мы ви­дим, как «дра­ко­ном» в один миг ста­но­ви­т­ся по­дде­р­жи­ва­е­мая дву­мя сто­л­ба­ми по­ка­тая кры­ша бу­н­ке­ра – Ни­бе­ль­хей­ма. На ней за­жи­га­ю­т­ся две бо­ль­шие зе­ле­ные ла­м­пы-­гла­за, в то вре­мя как кры­ша-­че­люсть на­чи­на­ет опу­с­кать­ся на го­ло­ву Во­та­на и Ло­ге. «Ой, как стра­ш­но!» – хо­че­т­ся ра­до­с­т­но кри­к­нуть вслед за пе­р­со­на­жа­ми про­ко­фь­е­в­с­кой «Лю­б­ви к трём апе­ль­си­нам». А в сце­не по­дви­га Зи­г­ф­ри­да дра­ко­нь­ей па­с­тью ста­но­ви­т­ся ую­т­ный зе­лё­ный холм, на ко­то­ром ле­с­ной маль­чик уст­ро­и­л­ся, как на тра­вя­ной по­сте­ли, чтоб по­слу­шать ше­лест ле­са. Ша­тёр из ли­с­ть­ев над его го­ло­вой сде­лан из обы­к­но­вен­ных зо­н­ти­ков. Мно­же­с­т­во зе­лё­ных зо­н­ти­ков об­ра­зу­ют при­чу­д­ли­вые узо­ры, по­том на­чи­на­ют дви­гать­ся, сло­в­но под по­ры­ва­ми лег­ко­го ве­т­ра. А чуть по­зже холм при­по­ды­ма­е­т­ся – и об­раз стра­ш­но­го Фа­ф­не­ра с ог­не­ды­ша­щей па­с­тью уже го­тов!

Вспо­ми­на­ю­т­ся и дру­гие де­та­ли, при­да­ю­щие по­ста­но­в­ке яр­кую те­а­т­ра­ль­ность. Ми­ме и Аль­бе­рих (Ма­н­ф­ред Юнг, Эк­ке­хард Вла­ши­ха) оде­ты, как бли­з­не­цы и на­по­ми­на­ют то ли де­са­н­т­ни­ков в за­щи­т­ной пя­т­ни­с­то-­зе­лё­ной фо­р­ме, то ли во­ин­с­т­вен­ных че­ре­па­шек из по­пу­ля­р­но­го аме­ри­ка­н­с­ко­го му­ль­т­се­ри­а­ла. Сце­на их ссо­ры в «Зи­г­ф­ри­де» по­ста­в­ле­на ди­на­ми­ч­но – и ко­не­ч­но же, бью­т­ся они по­-во­с­то­ч­но­му, но­га­ми. За­ме­ча­те­ль­ны мю­зик-­хо­л­ль­ные де­во­ч­ки-­ру­са­л­ки в чё­р­ных три­ко, в ко­ро­т­ких спе­ре­ди и удли­нен­ных с по­мо­щью фра­ка-­хво­с­та сза­ди юбо­ч­ках (Д. Гейер, С. Фрейер, Д. Турнер). Они ка­ча­ю­т­ся на ло­па­с­тях ве­р­тя­щей­ся ка­ру­се­ли, про­ви­са­ют, как на ту­р­ни­ке, на её ме­та­лли­че­с­ких пе­ре­кла­ди­нах, ло­в­ко пе­ре­ме­ща­ю­т­ся, дра­з­ня Аль­бе­ри­ха. А в сце­не с Зи­г­ф­ри­дом из «Ги­бе­ли бо­гов» эти ми­ле­нь­кие гёрлс изя­щ­но «пла­ва­ют» на по­ка­том па­р­ке­т­ном по­лу, изо­б­ра­жа­ю­щем по­ве­р­х­ность зе­м­но­го ша­ра.

Не всё бы­ло в спе­к­та­к­ле иде­а­ль­но, что не уди­ви­те­ль­но в та­кой сло­ж­ной, во мно­гом эк­с­пе­ри­ме­н­та­ль­ной по­ста­но­в­ке. Не­ко­то­рые сце­ны по­ка­за­лись сла­бее и по­то­му, что по­ста­но­в­щи­кам не хва­та­ло в них бле­с­тя­щей изо­б­ре­та­те­ль­но­с­ти, про­де­мо­н­с­т­ри­ро­ван­ной в дру­гих эпи­зо­дах, и из-­за про­с­чётов ис­по­л­ни­те­лей. Так, Ма­н­ф­ред Юнг, ко­то­ро­го мы по­мним как Зи­г­ф­ри­да в спе­к­та­к­ле П. Булеза и П. Шеро, в ро­ли Ми­ме утя­же­лил об­раз, не на­шёл со­о­т­вет­с­т­ву­ю­щих кра­сок в го­ло­се, от­че­го про­и­г­рал пе­р­вый акт «Зи­г­ф­ри­да» в це­лом. Здесь же в тре­ть­ем ак­те за­тя­ну­той и од­но­тон­ной по­ка­за­лась сце­на про­бу­ж­де­ния Бру­н­ги­ль­ды.

К на­и­бо­лее за­по­м­ни­в­ши­м­ся эпи­зо­дам мо­ж­но от­не­с­ти эк­с­по­зи­цию в «Ги­бе­ли бо­гов» – жи­ли­ще Ги­би­ху­н­гов. Как и ве­з­де, про­стран­с­т­во сце­ны здесь ого­ле­но и слу­жит ме­та­фо­рой по­ве­р­х­но­с­ти зе­м­но­го ша­ра. Ко­г­да за­на­вес от­к­ры­ва­е­т­ся, мы ви­дим ра­с­по­ло­жен­ных фро­н­та­ль­но, вос­се­да­ю­щих тре­у­го­ль­ни­ком пред­ста­ви­те­лей гру­бо чув­с­т­вен­но­го во­ин­с­т­вен­но­го ро­да. Гу­т­ру­на – Ан­на Шва­не­ви­ль­ме по­ме­ще­на вну­т­ри ме­д­но зо­ло­ти­с­то­го при­чу­д­ли­вой фо­р­мы тро­на. Яр­ким пя­т­ном бро­са­е­т­ся в гла­за её ора­н­же­во-­чё­р­ное оде­я­ние стро­гих ли­ний, со­в­ре­мен­ный вид при­да­ёт ге­ро­и­не ко­ро­т­кая при­чё­с­ка с по­дде­р­жи­ва­ю­щей во­ло­сы ши­ро­кой ле­н­той. Со­б­ран­ный и строй­ный Гу­н­тер – Фальк Штра­к­ман, си­дя­щий на во­з­вы­ше­нии в центре, вы­де­ля­е­т­ся им­по­за­н­т­ной де­та­лью ко­с­тю­ма в во­с­то­ч­ном ду­хе, с ши­ро­ки­ми ра­с­к­ле­шен­ны­ми брю­ка­ми. Его ле­вый взду­тый ру­кав ора­н­же­во­го цве­та в га­р­мо­ш­ку вы­г­ля­дит во­ин­с­т­вен­но и вы­зы­ва­ю­ще. Чё­р­но­му Ха­ге­ну, вос­се­да­ю­ще­му с дру­го­й стороны, эти на­и­в­ные зна­ки от­ли­чия не ну­ж­ны. Он бу­дет и так управ­лять всем, си­дя на ме­та­лли­че­с­ком со­о­ру­же­нии, на­по­ми­на­ю­щем су­дей­с­кую три­бу­ну. А све­р­ху на­до всем на­ви­са­ют тя­жё­лые ме­та­лли­че­с­кие ящи­ки, по­дче­р­ки­вая да­вя­щую тя­жесть ат­мо­с­фе­ры до­ма.

Го­во­ря о спе­к­та­к­ле, я всё вре­мя име­ла в ви­ду един­с­т­во му­зы­ка­ль­ной и те­а­т­ра­ль­ной его сто­рон. Чув­с­т­во­ва­лось, что и об­щее по­ста­но­во­ч­ное ре­ше­ние, и об­ра­зы, со­з­да­ва­е­мые пе­в­ца­ми, ро­ж­да­лись в ре­зуль­та­те со­г­ла­со­ван­ной ра­бо­ты ди­ри­жёра с ре­жи­с­сё­ром, сце­но­гра­фом, пе­в­ца­ми. Те­а­т­ра­ль­ность при­ёмов оказывалась во всех слу­ча­ях уме­с­т­ной, не по­дме­няя и не ил­лю­с­т­ри­руя му­зы­ку. О до­ве­рии к са­мо­сто­я­те­ль­ным вы­ра­зи­те­ль­ным во­з­мо­ж­но­с­тям му­зы­ки сви­де­те­ль­с­т­во­ва­ли сим­фо­ни­че­с­кие эпи­зо­ды, ко­то­рые ис­по­л­ня­лись при за­кры­том за­на­ве­се.

Про­гра­м­ма фе­с­ти­ва­ля бы­ла со­с­та­в­ле­на так, что в ней по­лно­с­тью пред­ста­в­ле­но зре­лое и по­зд­нее тво­р­че­с­т­во Ва­г­не­ра и не фи­гу­ри­ру­ют опе­ры 40 х годов. По­ля­р­ны­ми в этой па­но­ра­ме на­зва­ни­я­ми бы­ли «Ню­р­н­бе­р­г­с­кие мей­с­те­р­зи­н­ге­ры» и «Па­р­си­фаль». Но в по­ста­но­в­ке мно­го­ле­т­не­го ди­ре­к­то­ра фе­с­ти­ва­ля, ре­жи­с­сё­ра и сце­но­гра­фа Во­ль­ф­га­н­га Ва­г­не­ра их ко­н­т­ра­с­т­ность как бы сгла­жи­ва­лась. Оба спе­к­та­к­ля мо­ж­но на­звать до­б­ро­т­но ака­де­ми­че­с­ки­ми, оба яв­но ра­с­с­чи­та­ны на то, чтоб удо­в­ле­т­во­рить кон­се­р­ва­ти­в­ную часть пу­б­ли­ки – ста­рых ва­г­не­ри­а­н­цев, при­ве­р­жен­ных устой­чи­вым тра­ди­ци­ям и не одо­б­ря­ю­щих ре­з­ких от­с­ту­п­ле­ний от при­вы­ч­но­го. Та­кая «про­с­лой­ка» фе­с­ти­ва­ль­ных по­клон­ни­ков сло­жи­лась тут да­в­но, ещё со вре­мен пра­в­ле­ния Ко­зи­мы Ва­г­нер. В му­зее вил­лы Ва­н­ф­рид мо­ж­но ос­мо­т­реть ма­ке­ты фе­с­ти­ва­ль­ных спе­к­та­к­лей, на­чи­ная с 1876 года. По ним ви­д­но, как до­л­го здесь куль­ти­ви­ро­ва­л­ся по­ста­но­во­ч­ный стиль впо­л­не до­б­ро­т­ный и ос­но­ва­те­ль­ный, но да­лё­кий от по­ис­ков со­в­ре­мен­но­го те­а­т­ра. Ил­лю­зо­р­но ил­лю­с­т­ра­ти­в­ная, по­яс­ни­те­ль­ная опе­р­ная ре­жи­с­су­ра, в ко­то­рой не при­хо­ди­т­ся ни­че­го ра­с­ши­ф­ро­вы­вать и ра­з­га­ды­вать, где де­ко­ра­ции кра­си­вы, по­ня­т­ны, в ме­ру об­ра­з­ны и по­эти­ч­ны, все­гда име­ла по­клон­ни­ков и бу­дет их иметь. Мо­ж­но се­бе пред­ста­вить, что из всей фе­с­ти­ва­ль­ной про­гра­м­мы лу­ч­ши­ми спе­к­та­к­ля­ми они как раз на­зва­ли бы «Май­с­те­р­зи­н­ге­ров» и «Па­р­си­фа­ля». И имен­но они на­чи­на­ли не­одо­б­ри­те­ль­но сви­с­теть, ко­г­да на по­кло­ны вы­хо­ди­ла ма­дам Роз­али, в то вре­мя как дру­гая часть пу­б­ли­ки про­до­л­жа­ла во­с­то­р­жен­но кри­чать и то­пать но­га­ми­. И ко­не­ч­но, не все фа­на­ти­ч­ные ва­г­не­ри­а­н­цы одо­б­ри­те­ль­но при­ня­ли по­ста­в­лен­но­го ны­не уже по­кой­ным Хай­не­ром Мю­л­ле­ром «Три­с­та­на и Изо­ль­ду» (сце­но­гра­фия Э. Вондера, ко­с­тю­мы И. Ямамото, ди­ри­жёр Д. Ба­рен­бойм). Мне же этот спе­к­такль по­ка­за­л­ся гла­в­ным, са­мым вы­да­ю­щи­м­ся со­бы­ти­ем фе­с­ти­ва­ля.

По­ста­но­в­щи­ки про­ти­во­по­с­та­ви­ли пред­ель­но на­ка­лён­ной эмо­ци­о­на­ль­ной ат­мо­с­фе­ре ва­г­не­ро­в­с­кой му­зы­ки стро­гий ас­ке­тизм зри­те­ль­но­го ря­да, пред­ель­ную эко­но­мию сце­ни­че­с­ких средств. Дух тра­ге­дии ви­та­ет над спе­к­та­к­лем с са­мо­го на­ча­ла. В ра­с­се­ян­ном при­зра­ч­ном све­те фи­гу­ры про­ри­со­вы­ва­ю­т­ся как сквозь ту­ман. Об­раз бе­ло­го ту­ма­на вос­со­з­дан и на иг­ро­вом за­на­ве­се, на­по­ми­на­ю­щем пу­с­той ква­д­ра­т­ный ки­но­э­к­ран. Пе­р­вый акт вы­де­р­жан в светло ко­ри­ч­не­вом цве­те по­кры­то­го ла­ком де­ре­ва. Про­стран­с­т­во ор­га­ни­зо­ва­но по­сред­с­т­вом де­ле­ния на ква­д­ра­ты и по­ло­сы: дей­с­т­вие про­и­с­хо­дит в на­по­л­нен­ных при­зра­ч­ным све­том пу­с­тых по­ме­ще­ни­ях. На ма­ле­нь­ких пло­ща­д­ках вни­зу и на­ве­р­ху две же­н­щи­ны и двое му­ж­чин, ме­ж­ду ко­то­ры­ми – без­д­на от­чу­ж­де­ни­я. Их ра­з­де­ля­ет лу­ка­вый День с его фа­ль­ши­вы­ми за­ко­на­ми. Как в ан­ти­чной тра­ге­дии, на­пря­же­ние со­з­да­ё­т­ся от­но­ше­ни­я­ми этих че­т­ве­рых – двух ге­ро­ев и их на­пе­р­с­ни­ков. С пе­р­вых же зву­ков го­ло­са Ва­ль­т­ра­ут Майер – Изо­ль­ды фи­гу­ра ир­ла­н­д­с­кой ко­ро­ле­вы, уяз­в­лён­ной в сво­их чув­с­т­вах же­н­щи­ны, не­умо­ли­мо при­тя­ги­ва­ет вни­ма­ние, все ни­ти дей­с­т­вия на­хо­дя­т­ся в её ру­ках. Ей пред­сто­ит ото­р­вать друг от дру­га не­по­д­ви­ж­но си­дя­щих Три­ста­на и Ку­р­ве­на­ла, гро­з­ный му­ж­с­кой со­юз ко­то­рый до­л­жен ра­с­па­с­ть­ся. Не­пре­к­лон­но су­ро­вый Три­стан – Зи­г­ф­рид Еру­за­лем в длин­ном чё­р­ном па­ль­то, с гла­д­ки­ми, сза­ди за­пле­тен­ны­ми в ко­си­ч­ку во­ло­са­ми, на­ко­нец-­то ре­ша­е­т­ся спу­с­тить­ся вниз и тем са­мым пе­ре­йти по­сле­д­нюю че­р­ту, к че­му так стра­с­т­но при­зы­ва­ла во­з­лю­б­лен­но­го-­вра­га его плен­ни­ца и по­ве­ли­те­ль­ни­ца. Во­л­ше­б­ный на­пи­ток, ко­то­рый они пьют, на мгно­ве­нье ра­з­б­ра­сы­ва­ет их в ра­з­ные сто­ро­ны. По­сле кра­т­ко­го пре­бы­ва­ния в не­бы­тии для них на­сту­па­ет но­вая ре­а­ль­ность.

В спе­к­та­к­ле по­ста­но­в­щи­кам и ис­по­л­ни­те­лям пре­кра­с­но уда­ё­т­ся вос­со­з­дать всю не­об­ыч­ность су­ще­с­т­во­ва­ния ге­ро­ев од­но­вре­мен­но в двух из­ме­ре­ни­ях: Дня (то есть то­го, что их окру­жа­ет), из оков ко­то­ро­го они тще­т­но стре­мя­т­ся вы­р­вать­ся, и без­дон­ной ко­с­ми­че­с­кой Но­чи ве­ч­ной лю­б­ви сме­р­ти. Во вто­ром ак­те их сви­да­ние про­и­с­хо­дит в те­с­ном за­мкну­том про­стран­с­т­ве, сплошь уста­в­лен­ном ры­ца­р­с­ки­ми до­спе­ха­ми. Они со­з­да­ют на­гля­д­ный ак­ко­м­па­не­мент к пе­р­во­му эпи­зо­ду лю­бо­в­ной сце­ны, в ко­то­ром ге­рои стре­мя­т­ся по­нять, что же и по­че­му так с ни­ми про­и­зо­ш­ло. За­гнан­ные в ла­би­ринт этих за­га­до­ч­но по­бле­с­ки­ва­ю­щих мё­р­т­вых по­до­бий об­ма­н­чи­вых си­м­во­лов Дня, влю­б­лен­ные пы­та­ю­т­ся, сло­в­но пти­цы, бью­щи­е­ся в сил­ках, ото­р­вать­ся от зе­м­ли, взле­теть, до кон­ца уй­ти в тво­ри­мую ими ми­с­те­рию лю­б­ви. И ко­г­да уже ка­же­т­ся, что вот-­вот они и впра­в­ду во­с­па­рят в сво­бо­д­ном по­лё­те, об­на­жа­е­т­ся ре­з­кий све­то­вой про­рыв в сте­не за­д­ни­ка, и от­ту­да по­яв­ля­ю­т­ся пред­атель Ме­лот с ко­ро­лем Ма­р­ком (Па­уль Эл­минг, Ма­ти­ас Холль). Ско­р­б­ная ре­чь-­до­п­рос Ма­р­ка сло­в­но бы по­ви­са­ет в пу­с­то­те, она не мо­жет за­деть слух тех, ду­ши ко­то­рых уже пре­бы­ва­ют в ином ми­ре хо­тя са­ми они ещё тут, на зе­м­ле.

В тре­ть­ем ак­те мы ви­дим, что зе­м­ное жи­ли­ще Три­ста­на, как и жи­ли­ще его ду­ши – сме­р­те­ль­но ра­нен­ное те­ло, пре­вра­ти­лось в спло­ш­ные ра­з­ва­ли­ны. Пол усе­ян ме­лом и ще­б­нем, в се­ре­ди­не пу­с­той уны­лой сце­ны – кре­с­ло, на­кры­тое по­ло­т­ни­щем, на ко­то­ром в бе­с­па­мят­с­т­ве ле­жит ге­рой. Сгу­щён­ная ат­мо­с­фе­ра тра­ге­дии по­дчё­р­к­ну­та си­дя­щей на ска­мье сбо­ку не­по­д­ви­ж­ной фи­гу­рой сле­п­ца. Его по­сто­ян­ное при­сут­с­т­вие уси­ли­ва­ет бе­с­по­кой­с­т­во в уны­ло за­ме­д­лен­ной, бе­с­ко­не­ч­но то­с­к­ли­вой на­ча­ль­ной сце­не, и, на­обо­рот, играет роль тра­ги­че­с­ко­го ко­н­т­ра­пу­н­к­та ли­хо­ра­до­ч­но­го мо­но­ло­га-бре­да Три­ста­на. То­ль­ко в иде­а­ль­ной аку­с­ти­ке это­го за­ла, при та­ком уро­в­не ма­с­тер­с­т­ва му­зы­ка­н­тов мо­г­ло так про­зву­чать со­ло ан­г­лий­с­ко­го ро­ж­ка, так ра­с­к­рыть­ся со­ве­р­шен­но жи­вая, тре­пе­т­но от­зы­в­чи­вая ду­ша ва­г­не­ро­в­с­ко­го ор­ке­с­т­ра. В «Три­с­та­не» ор­кестр дей­с­т­ви­те­ль­но по­до­бен оду­ше­в­лён­но­му су­ще­с­т­ву, ве­р­нее, сли­тым в од­но, бро­шен­ным в пу­чи­ну ско­р­бей и во­с­па­ря­ю­щим над ней двум су­ще­с­т­вам.

Ко­г­да от­ча­я­нье, на­де­ж­да бо­ле­з­нен­ные ви­де­ния Три­ста­на до­сти­г­нут пред­ела, и он на­ч­нет сры­вать по­вя­з­ку с ра­ны, на сте­не за­д­ни­ке сно­ва от­к­ро­е­т­ся про­лом. На этот раз он окра­шен кро­ва­вым цве­том, сло­в­но за­ли­ва­ю­щим пы­ла­ю­щий мозг уми­ра­ю­ще­го. По­том кра­с­ный ква­д­рат ста­нет све­том, в этом зо­ло­ти­с­том све­то­вом си­я­нии яви­т­ся то­н­кая, сло­в­но све­ча фи­гу­ра Изо­ль­ды. Она на­кро­ет труп лю­би­мо­го, зе­м­ная обо­ло­ч­ка ко­то­ро­го как бы ра­с­т­во­ри­т­ся в ле­жа­щей на по­лу гру­де оде­ж­ды. А его по­дру­га до­по­ёт за них обо­их пре­рван­ную Liebestod, что­бы ду­ши их об­ъ­е­ди­ни­лись в ве­ч­но­с­ти.

В по­ста­но­в­ке «Три­с­та­на и Изо­ль­ды», как мне пред­ста­в­ля­е­т­ся, на­и­бо­лее по­лно и со­ве­р­шен­но ре­а­ли­зо­ва­на идея ва­г­не­ро­в­с­ко­го те­а­т­ра как си­н­те­за ис­кусств. Этот си­н­тез пред­ста­в­лен как по­ли­фо­ния са­мо­сто­я­те­ль­но дей­с­т­ву­ю­щих и вза­и­мо­дей­с­т­ву­ю­щих сла­га­е­мых. Те­а­т­ра­ль­ный ряд со­з­да­ёт здесь ко­н­т­ра­пункт к му­зы­ка­ль­но­му, и на­обо­рот. Эф­фект от та­ко­го со­че­та­ния ве­дёт к «при­ра­ще­нию смы­с­ла», ес­ли во­с­по­ль­зо­вать­ся ли­те­ра­ту­ро­ве­д­че­с­ким те­р­ми­ном. По­это­му спе­к­такль ока­зы­ва­е­т­ся не од­ной из во­з­мо­ж­ных ис­по­л­ни­те­ль­с­ких ве­р­сий про­и­з­ве­де­ния, а са­мо­сто­я­те­ль­ным за­ко­н­чен­ным про­и­з­ве­де­ни­ем си­н­те­ти­че­с­кой при­ро­ды, то есть тем са­мым «це­ло­ку­п­ным ху­до­же­с­т­вен­ным тво­ре­ни­ем», по­яв­ле­ние ко­то­ро­го в бу­ду­щем пред­ве­щал в сво­их те­о­ре­ти­че­с­ких ра­бо­тах ав­тор «Три­с­та­на».

О мно­гом ещё не ска­за­но в этих за­ме­т­ках о те­а­т­ре Ва­г­не­ра, ко­то­рый мы уви­де­ли в про­гра­м­ме Бай­рой­та–1997. Бы­ло бы не­спра­ве­д­ли­во не упо­мя­нуть о ве­ли­ко­ле­пии фе­с­ти­ва­ль­но­го хо­ра, ру­ко­во­ди­мо­го Нор­бер­том Ба­ла­шем. Зву­ча­ние хо­ра по­ра­жа­ло мо­щью, на­сы­щен­но­с­тью, эк­с­п­рес­си­ей, будь то «Па­р­си­фаль» «Май­с­те­р­зи­н­ге­ры» или «Ги­бель бо­гов». На до­лю это­го ко­л­ле­к­ти­ва и его ру­ко­во­ди­те­ля по­сле око­н­ча­ния спе­к­та­к­лей не­и­з­мен­но при­хо­ди­лись са­мые гро­м­кие ап­ло­ди­с­ме­н­ты и ха­ра­к­те­р­ное для ре­а­к­ции фе­с­ти­ва­ль­ной пу­б­ли­ки одо­б­ри­те­ль­ное то­па­нье но­га­ми.

Семь спе­к­та­к­лей фе­с­ти­ва­ля – семь ра­з­ли­ч­ных ху­до­же­с­т­вен­ных ре­ше­ний, от­ра­жа­ю­щих ка­р­ти­ну со­в­ре­мен­но­го му­зы­ка­ль­но­го те­а­т­ра в од­ном из его сре­зов, сви­де­те­ль­с­т­ву­ю­щих о не­и­с­че­р­па­е­мо­с­ти ис­кус­с­т­ва ве­ли­ко­го те­а­т­ра­ль­но­го ре­фо­р­ма­то­ра и му­зы­ка­ль­но­го ге­ния Ри­ха­р­да Ва­г­не­ра.

Му­зы­ка­ль­ная ака­де­ми­я. – 1998. – № 2.

^ МУ­ЗЫ­КА­ЛЬ­НАЯ ПО­СТ­ЛЮ­ДИЯ УХО­ДЯ­ЩЕ­ГО ВЕ­КА

Во­з­мо­ж­но, по­то­м­ки на­зо­вут XX век эпо­хой му­зы­ка­ль­ных, те­а­т­ра­ль­ных и ки­но­фе­с­ти­ва­лей. Увле­че­ние бо­ль­ши­ми и ма­лы­ми фе­с­та­ми пре­вра­ти­лось в сво­е­о­б­ра­з­ную эпи­де­ми­ю. Об­ъ­я­вив пять лет на­зад «под за­на­вес» ухо­дя­ще­го сто­ле­тия об от­к­ры­тии ме­ж­ду­на­ро­д­но­го фе­с­ти­ва­ля со­в­ре­мен­ной му­зы­ки «Ко­н­т­ра­с­ты», льво­вя­не со­ве­р­ша­ли сме­лый шаг. Во-­пе­р­вых, под ло­зу­н­га­ми му­зы­ка­ль­ной со­в­ре­мен­но­с­ти на­чи­на­ли свой путь в бо­ль­шое ис­кус­с­т­во те, ко­го се­го­д­ня на­зы­ва­ют кла­с­си­ка­ми ХХ века. Их тво­р­че­с­т­во ес­ли и не по­кры­лось ака­де­ми­че­с­ким гля­н­цем, то око­н­ча­те­ль­но и бе­с­по­во­ро­т­но впи­са­но в ис­то­рию, об­ре­ло ра­в­ные пра­ва с ма­с­те­ра­ми про­ш­лой, по­за­про­ш­лой и ещё бо­лее да­лё­ких эпох. Во-­вто­рых, в Укра­и­не уже су­ще­с­т­во­ва­ли два фе­с­ти­ва­ля, как и льво­в­с­кий, пре­те­н­ду­ю­щие на то, что­бы пред­ста­в­лять но­ви­н­ки тво­р­че­с­т­ва укра­и­н­с­ких ком­по­зи­то­ров в со­по­с­та­в­ле­нии с тем, что пи­са­лось и пи­ше­т­ся ав­то­ра­ми дру­гих стран, что до­л­ж­но, по мы­с­ли ор­га­ни­за­то­ров, на­гля­д­но де­мон­стри­ро­вать ус­пе­хи укра­и­н­с­кой ком­по­зи­то­р­с­кой шко­лы, ни­чуть и ни в чём не усту­па­ю­щей за­ру­бе­ж­ным ко­л­ле­гам. И всё же ини­ци­а­то­ры льво­в­с­кой ак­ции бы­ли убе­ж­де­ны, что «Ко­н­т­ра­с­ты» смо­гут со­пе­р­ни­чать и с Ки­ев-­му­зик-­фе­с­том, и с одес­с­ки­ми «Дву­мя дня­ми, дву­мя но­ча­ми». Пять лет, ми­но­ва­в­ших со дня от­к­ры­тия пе­р­во­го льво­в­с­ко­го фе­с­ти­ва­ля, по­дт­ве­р­ди­ли обо­с­но­ван­ность та­кой уве­рен­но­с­ти. Ес­ли одес­с­кие «дни и но­чи» вы­де­ля­ю­т­ся вре­мен­ной спрес­со­ван­но­с­тью и при­ве­р­жен­но­с­тью ис­к­лю­чи­те­ль­но к ава­н­га­р­д­но­му сти­ле­во­му на­пра­в­ле­нию со­в­ре­мен­но­го му­зы­ка­ль­но­го тво­р­че­с­т­ва и ис­по­л­ни­те­ль­с­т­ва, ес­ли ки­е­в­с­кий «фест» ли­хо­ра­дит от хро­ни­че­с­ких де­не­ж­ных за­тру­д­не­ний и по­ро­ж­дён­ных ими слу­чай­но­с­тей при фо­р­ми­ро­ва­нии про­грамм, то льво­в­с­кая ко­ман­да су­ме­ла чё­т­ко ор­га­ни­зо­вать ра­бо­ту, сфо­р­ми­ро­вать и по­сле­до­ва­те­ль­но про­во­дить в жизнь свою кон­це­п­цию фе­с­ти­ва­ля.

Как это ха­ра­к­те­р­но для бо­ль­шин­с­т­ва со­ли­д­ных и пре­сти­ж­ных фе­с­ти­ва­лей, в ос­но­ву кон­це­п­ции по­ло­же­на спе­ци­фи­ка ме­с­та его про­ве­де­ни­я. Сам го­род Львов и его не­про­с­тая ис­то­рия по­дс­ка­за­ли ос­но­в­ную иде­ю. Не­ко­г­да в этом об­щем куль­ту­р­ном про­стран­с­т­ве жи­ли бок о бок укра­и­н­цы и по­ля­ки. Как и Кра­ков, Львов был ча­с­тью Галиции. От­сю­да – ес­те­с­т­вен­ное же­ла­ние вспо­м­нить о да­в­них свя­зях, при­влечь к со­т­ру­д­ни­че­с­т­ву Кра­ко­в­с­кое от­де­ле­ние Со­ю­за ком­по­зи­то­ров Поль­ши. На пя­том фе­с­ти­ва­ле, про­хо­ди­в­шем во Льво­ве с во­сь­мо­го по се­м­на­д­ца­тое ок­тя­б­ря, про­зву­ча­ли про­и­з­ве­де­ния из­ве­с­т­ных в Поль­ше и за её пред­ела­ми ком­по­зи­то­ров Кри­с­ти­ны Мо­шу­ма­нь­с­кой-­На­зар, Бо­гу­сла­ва Ше­ф­фе­ра – уро­же­н­цев Льво­ва и во­с­пи­тан­ни­ков кра­ко­в­с­кой ком­по­зи­то­р­с­кой шко­лы. Центра­ль­ным фе­с­ти­ва­ль­ным со­бы­ти­ем ста­ло ис­по­л­не­ние в за­ле Льво­в­с­ко­го опе­р­но­го мо­ну­ме­н­та­ль­но­го «Кре­до» Кши­ш­то­фа Пе­н­де­ре­ц­ко­го, про­зву­ча­в­ше­го под управ­ле­ни­ем ав­то­ра при уча­с­тии поль­с­ких со­ли­с­тов, хо­ро­вой ка­пеллы «Ду­м­ка» и льво­в­с­ко­го де­т­с­ко­го хо­ра «Ду­да­рик», а та­к­же Фе­с­ти­ва­ль­но­го ор­ке­с­т­ра Пе­н­де­ре­ц­ко­го, при­езд ко­то­ро­го в Укра­и­ну ока­за­л­ся во­з­мо­ж­ным бла­го­да­ря спо­н­со­р­с­кой по­мо­щи не­ф­те­га­зо­во­го стро­и­те­ль­но-­мо­н­та­ж­но­го пред­при­я­тия А.­Т­.­Ка­р­па­ты (Ва­р­ша­ва), при со­т­ру­д­ни­че­с­т­ве с фо­н­дом Про Му­зы­ка Ви­ва (Ва­р­ша­ва) и Ге­не­ра­ль­ным кон­су­ль­с­т­вом Ре­с­пу­б­ли­ки Поль­ша во Льво­ве. Кон­церт про­хо­дил под по­чё­т­ным па­т­ро­на­том поль­с­ко­го пре­зи­де­н­та Але­к­са­н­д­ра Ква­с­не­в­с­ко­го. Ва­ж­но от­ме­тить, что его ор­га­ни­за­то­ры не пре­сле­до­ва­ли ни­ка­ких ко­м­ме­р­че­с­ких це­лей, по­это­му зал был за­по­л­нен му­зы­ка­н­та­ми и по­длин­ны­ми лю­би­те­ля­ми му­зы­ки, ко­то­рым не ну­ж­но бы­ло ло­мать го­ло­ву над тем, где ра­з­до­быть сред­с­т­ва на до­ро­го­с­то­я­щие би­ле­ты.

Не за­бы­ли ор­га­ни­за­то­ры фе­с­ти­ва­ля о том вре­ме­ни, ко­г­да в об­щем куль­ту­р­ном про­стран­с­т­ве скла­ды­ва­лось тво­р­че­с­т­во ком­по­зи­то­ров бы­в­ших со­ве­т­с­ких ре­с­пу­б­лик, а в пу­га­ю­щую пар­тий­ных иде­о­ло­гов и по­дня­тую на шит За­па­дом гру­п­пу со­ве­т­с­ких ава­н­га­р­ди­с­тов-­ше­с­ти­де­ся­т­ни­ков вме­с­те с рус­с­ким Эди­со­ном Де­ни­со­вым, укра­и­н­цем Ва­ле­н­ти­ном Си­ль­ве­с­т­ро­вым вхо­дил эс­то­нец Ар­во Пярт. Те­перь име­на этих трёх зву­чат вне ка­кой-­ли­бо свя­зи с иде­о­ло­ги­че­с­ким кон­текс­том. Тво­р­че­с­т­во этих кру­п­ных ма­с­те­ров му­зы­ка­ль­ной куль­ту­ры вто­рой по­ло­ви­ны XX века да­в­но ста­ло об­ще­ми­ро­вым до­сто­я­ни­ем. Ар­во Пя­р­та, ны­не жи­ву­ще­го в За­па­д­ном Бе­р­ли­не, при­чи­с­ля­ют к од­но­му из са­мых ис­по­л­ня­е­мых со­в­ре­мен­ных ав­то­ров. По­это­му осо­бую зна­чи­мость при­да­ли фе­с­ти­ва­ль­ной про­гра­м­ме её мо­щ­ный хо­ро­вой за­чин – ис­по­л­не­ние льво­в­с­ким ка­ме­р­ных хо­ром «Gloria» под управ­ле­ни­ем Вла­ди­ми­ра Си­во­хи­па «По­ка­ян­но­го ка­но­на» Пя­р­та, на­пи­сан­но­го в 1997 году, – и за­ве­р­ше­ние по­сле­д­не­го сим­фо­ни­че­с­ко­го кон­це­р­та про­и­з­ве­де­ни­ем Пя­р­та, со­з­дан­ным два­д­ца­тью го­да­ми ра­нее, Tabula rassa для двух скри­пок, пре­па­ри­ро­ван­но­го фо­р­те­пи­а­но и стру­н­но­го ор­ке­с­т­ра. На­зван­ный сим­фо­ни­че­с­кий кон­церт был во мно­гих от­но­ше­ни­ях си­м­во­ли­чен. В нём ор­га­ни­че­с­ки со­е­ди­ни­лись ис­по­л­ни­те­ль­с­кие и тво­р­че­с­кие си­лы ра­з­ных стран. Поль­с­кий ди­ри­жёр Ро­ман Ре­ва­ко­вич – он же один из пя­ти ор­га­ни­за­то­ров льво­в­с­ких «Ко­н­т­ра­с­тов» со дня их ос­но­ва­ния – сто­ял во гла­ве мо­ло­дого, но уже яр­ко за­яви­в­ше­го о се­бе ор­ке­с­т­ра «Ви­р­ту­о­зы Льво­ва». В со­чи­не­нии Пя­р­та со­ли­ро­ва­ли ру­мы­н­с­кая скри­па­ч­ка Оа­на За­ха­рия и льво­вя­н­ка Ли­дия Шу­т­ко. В пе­р­вом от­де­ле­нии про­зву­ча­ли два про­и­з­ве­де­ния укра­и­н­с­ких ав­то­ров – «Ка­ме­р­ная му­зы­ка для 21 инструмента» Юрия Ла­ню­ка и Ка­ме­р­ная сим­фо­ния № 4 для ви­о­ло­н­че­ли и стру­н­но­го ор­ке­с­т­ра Ви­та­лия Гу­ба­ре­н­ко (со­лист Та­рас Ме­н­ци­н­с­кий). Во вто­ром от­де­ле­нии бы­ла ис­по­л­не­на Сим­фо­ни­ет­та для стру­н­ных Кши­ш­то­фа Пе­н­де­ре­ц­ко­го, обо­з­на­чи­в­шая за­ме­т­ный сти­ле­вой по­во­рот в его тво­р­че­с­т­ве по­сле­д­не­го де­ся­ти­ле­ти­я. Сме­на сти­ле­вых ори­е­н­ти­ров ещё ра­нь­ше обо­з­на­чи­лась в тво­р­че­с­т­ве Пя­р­та, сло­в­но бы отве­р­г­ну­в­ше­го как сли­ш­ком уз­кое и зло­бо­д­не­в­ное са­мо по­ня­тие му­зы­ка­ль­ной со­в­ре­мен­но­с­ти. В его му­зы­ке го­с­под­с­т­ву­ют не­су­е­т­ные, от­ре­шён­ные от гро­мо­з­дя­щи­х­ся сло­ж­но­с­тей со­в­ре­мен­но­го ми­ра ри­т­мы ве­ч­но­с­ти – все­гда той же и все­гда но­вой, не име­ю­щей на­ча­ла и кон­ца, для­щей­ся в бе­с­ко­не­ч­ных по­вто­ре­ни­ях.

В чи­с­ле ак­ти­в­ных ор­га­ни­за­то­ров и уча­с­т­ни­ков льво­в­с­ких «Ко­н­т­ра­с­тов» – имя ха­рь­ко­в­с­ко­го ком­по­зи­то­ра Але­к­са­н­д­ра Ще­ти­н­с­ко­го. Он при­на­д­ле­жит к по­ко­ле­нию со­ро­ка­ле­т­них, тех, кто обя­зан сво­им ста­но­в­ле­ни­ем пря­мым и ко­с­вен­ным учи­те­лям, тво­р­че­с­т­во ко­то­рых со­с­та­в­ля­ет ос­но­ву фе­с­ти­ва­ль­ных про­грамм. Это Лю­то­с­ла­в­с­кий, Пе­н­де­ре­ц­кий, Пярт, Шни­т­ке, Што­к­га­у­зен, Си­ль­ве­с­т­ров, Гра­бо­в­с­кий, Би­бик. Не мы­с­ля­т­ся «Ко­н­т­ра­с­ты» без про­и­з­ве­де­ний Ев­ге­ния Стан­ко­ви­ча, как но­вых, так и бо­лее из­ве­с­т­ных, во­ше­д­ших в ре­пе­р­ту­ар мно­гих ис­по­л­ни­те­лей и ис­по­л­ни­те­ль­с­ких ко­л­ле­к­ти­вов. А льво­вя­нин Ми­ро­с­лав Ско­рик был пред­ста­в­лен на пя­тых «Ко­н­т­ра­с­тах» не то­ль­ко но­вы­ми со­чи­не­ни­я­ми, но и вы­с­ту­пил как ди­ри­жёр во гла­ве со­з­дан­но­го им Ка­ме­р­но­го ор­ке­с­т­ра Льво­в­с­ко­го вы­с­ше­го му­зы­ка­ль­но­го ин­с­ти­ту­та. По­сле не­ско­ль­ких лет пре­бы­ва­ния в США и в Ав­с­т­ра­лии Ско­рик во­з­в­ра­ти­л­ся в Укра­и­ну и сра­зу ак­ти­в­но вклю­чи­л­ся в му­зы­ка­ль­ную, пе­да­го­ги­че­с­кую и об­ще­с­т­вен­ную де­я­те­ль­ность од­но­вре­мен­но во Льво­ве и в Ки­е­ве. В его тво­р­че­с­т­ве по­сле­д­них лет про­и­зо­шёл за­ме­т­ный сти­ле­вой по­во­рот, зна­чи­мость ко­то­ро­го ещё пред­сто­ит ос­мы­с­лить. Стре­м­ле­ние к «но­вой про­с­то­те», к де­мо­к­ра­ти­за­ции му­зы­ка­ль­но­го язы­ка с оче­ви­д­но­с­тью про­яви­лось и в Пар­ти­те № 7 для стру­н­ных, про­зву­ча­в­шей вод управ­ле­ни­ем ав­то­ра, и в аро­ч­но за­мкну­в­шей фе­с­ти­ва­ль­ные про­гра­м­мы «За­у­по­кой­ной» для со­п­ра­но, те­но­ра и хо­ра