Черкашина-губаренко му­ЗИ­ка І те­атр на пе­РЕ­хре­С­ті епох му­ЗЫ­ка и те­атр на пе­РЕ­крё­С­Т­ке вре­мён

Вид материалаДокументы

Содержание


«па­мять лю­бит ло­вить во тьме…» (о. мандельштам)
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   17
», – вспо­ми­нал один из ме­му­а­ри­с­тов 1. Он про­яв­лял бес­с­т­ра­шие в за­щи­те сво­их убе­ж­де­ний, ни­ко­му не по­зво­лял за­тра­ги­вать своё ар­ти­с­ти­че­с­кое са­мо­лю­би­е. Один из со­в­ре­мен­ни­ков ме­т­ко оха­ра­к­те­ри­зо­вал его как сво­е­го ро­да Дон Ки­хо­та, «ры­ца­ря, ко­то­рый не стра­ши­л­ся ни­ка­ко­го ан­та­го­ни­з­ма и со все­ми го­тов был по­ле­ми­зи­ро­вать до по­ло­же­ния риз» 2. За­де­тые за жи­вое его са­р­ка­с­ти­че­с­ки­ми вы­па­да­ми, кри­ти­ки вы­с­ме­и­ва­ли его вне­ш­ность, длин­ные во­ло­сы и стре­м­ле­ние по­дра­жать Ли­с­ту. По их сло­вам, Се­ров «по­хож был на кло­у­на, да­ю­ще­го всем и ка­ж­до­му при вся­ком удо­б­ном слу­чае за­тре­щи­ны» 3.

Эк­с­т­ра­ва­га­н­т­ность бы­ла обя­за­те­ль­ным ат­ри­бу­том стран­но­го, не­зде­ш­не­го об­ра­за ро­ма­н­ти­че­с­ко­го тво­р­ца. С ней не­ра­з­ры­в­но свя­зы­ва­лись и та­кие че­р­ты, как са­к­ра­ли­за­ция фи­гу­ры не­при­з­нан­но­го то­л­пой ге­ния, как апо­с­то­ль­с­кое слу­же­ние вы­с­шим ху­до­же­с­т­вен­ным иде­а­лам. Пе­ре­лом во всём строе жи­з­ни Се­ро­ва, вы­з­ван­ный га­с­т­ро­ля­ми Ли­с­та, по­ро­дил ос­т­рый се­мей­ный кон­ф­ликт. Его отец, ко­то­ро­го Ста­сов на­звал од­ним из са­мых за­ме­ча­те­ль­ных, вы­хо­дя­щих из ря­ду вон лю­дей по уму и об­ра­зо­ва­нию, всту­пил в ре­з­кую оп­по­зи­цию с но­вым об­ра­зом мы­с­лей сы­на. В пред­ста­в­ле­ния это­го вы­со­ко­по­с­та­в­лен­но­го чи­но­в­ни­ка о «ре­а­ль­но-­по­ле­з­ной для оте­че­с­т­ва де­я­те­ль­но­с­ти» не вхо­ди­ла оде­р­жи­мость ис­кус­с­т­вом, хо­тя, как пи­шет Ста­сов, он и счи­тал «о­чень ко­ми­ль­фо­т­ным и бо­н­тон­ным, чтоб у не­го в до­ме по­сто­ян­но про­и­з­во­ди­лась му­зы­ка» 4.

По­ле­ми­ка с от­цом ста­ла пе­р­вым ре­ши­те­ль­ным сра­же­ни­ем Се­ро­ва с го­с­под­с­т­ву­ю­щим в об­ще­с­т­ве фа­ри­сей­с­т­вом: «… При­ми­ряю се­бя с тво­и­ми вы­ра­же­ни­я­ми “ско­мо­ро­ше­с­т­ва”, “пу­с­тя­ков” – в ко­то­рых не хо­чу ви­деть на­ме­ков на то, что для ме­ня в се­бе за­клю­ча­ет сли­ш­ком мно­го свя­то­го». То, что в гла­зах от­ца вы­г­ля­де­ло, как блажь, юно­ше­с­кая бо­лезнь, для Се­ро­ва ста­ло свя­ты­ней и смы­с­лом всей его жи­з­ни. По­до­бно Ве­р­те­ру, бла­го­да­ря ис­кус­с­т­ву Ли­с­та он от­к­рыл в се­бе осо­бо ос­т­рую во­с­п­ри­и­м­чи­вость к вы­с­шим чув­с­т­вам и стре­м­ле­ни­ям и осо­з­нал эту спо­со­б­ность как своё гла­в­ное бо­гат­с­т­во. Пре­жде, чем пре­вра­тить за­ня­тия ис­кус­с­т­вом в свою про­фес­сию, он во­с­пи­тал се­бя как та­ла­н­т­ли­во­го слу­ша­те­ля, чи­та­те­ля, зри­те­ля, спо­со­б­но­го до­хо­дить в сво­ем по­кло­не­нии из­б­ран­ным ге­ни­ям до не­и­с­тов­с­т­ва. Так, по по­во­ду сво­е­го стра­с­т­но­го увле­че­ния по­зд­ни­ми ква­р­те­та­ми Бе­т­хо­ве­на, а та­к­же тво­р­че­с­т­вом ма­ло по­ня­то­го бо­ль­шин­с­т­вом по­зд­не­го пе­ри­ода в це­лом Се­ров на­пи­шет в пись­ме к Ли­с­ту: «Мне ка­же­т­ся, что пе­ред ли­цом по­до­бной му­зы­ки впо­л­не про­с­ти­те­ль­но дой­ти в сво­ем эн­ту­зи­а­з­ме до фа­на­ти­з­ма» 5. Впо­с­лед­с­т­вии та­кой же фа­на­тизм бу­дет от­ли­чать его от­но­ше­ние к дру­го­му му­зы­ка­ль­но­му ге­ни­ю. В пись­ме к да­в­ней при­яте­ль­ни­це от 7/19 апреля 1859 года чи­та­ем та­кое при­зна­ние: «… Я то­ль­ко и бре­жу Ва­г­не­ром. Его иг­раю, изу­чаю, об нём чи­таю, пи­шу, го­во­рю, про­по­ве­ду­ю. Я го­р­жусь тем, что мо­гу быть его апо­с­то­лом в Рос­си­и» 1.

Об­раз Ли­с­та из­ме­ни­л­ся в во­с­п­ри­я­тии рус­с­ких му­зы­ка­н­тов в вей­ма­р­с­кий пе­ри­од де­я­те­ль­но­с­ти по­сле­д­не­го, ко­г­да из пи­а­ни­с­та-­ви­р­ту­о­за он пре­вра­ти­л­ся в ком­по­зи­то­ра но­во­го на­пра­в­ле­ния, кру­п­но­ма­с­ш­та­б­но­го му­зы­ка­ль­но­го де­я­те­ля. В Рос­сии его ста­ли во­с­п­ри­ни­мать как си­м­вол ху­до­ж­ни­ка-­ев­ро­пей­ца, оли­це­т­во­ре­ние всей му­зы­ка­ль­ной ат­мо­с­фе­ры Ев­ро­пы, столь ра­зи­те­ль­но ко­н­т­ра­с­ти­ру­ю­щей с не­ве­же­с­т­вом и ди­ко­с­тью, го­с­под­с­т­ву­ю­щи­ми в оте­че­с­т­ве не­при­з­нан­ных та­ла­н­тов. Ре­ко­ме­н­дуя Ли­с­ту свои пе­ре­ло­же­ния для двух фо­р­те­пи­а­но по­зд­них ква­р­те­тов Бе­т­хо­ве­на, в том же пись­ме Се­ров го­во­рит о Гли­н­ке, сме­ло со­по­с­та­в­ляя его про­и­з­ве­де­ния с му­зы­кой по­зд­не­го Бе­т­хо­ве­на: «… Я не от­к­рою Вам ни­че­го но­во­го, ес­ли ска­жу, что му­зы­ка это­го вы­да­ю­ще­го­ся ге­ния все ещё не мо­жет быть оце­не­на по за­слу­гам, осо­бен­но у нас в Рос­сии, где му­зы­ка­ль­ное об­ра­зо­ва­ние, как Вы зна­е­те, обы­ч­но бы­ва­ет сла­бым и на­хо­ди­т­ся в край­нем пре­не­б­ре­же­ни­и» 2.

В ран­нем оче­р­ке Ва­г­не­ра «Па­ло­м­ни­че­с­т­во к Бе­т­хо­ве­ну» про­зву­ча­ла ро­ма­н­ти­че­с­кая те­ма куль­то­во­го во­с­п­ри­я­тия ли­ч­но­с­ти вы­да­ю­ще­го­ся ху­до­ж­ни­ка. Та­кое же куль­то­вое во­с­п­ри­я­тие от­ра­зи­лось в рус­с­ком сю­же­те па­ло­м­ни­че­с­т­ва в Ев­ро­пу к Ли­с­ту. Се­ров со­ве­р­шил та­кое па­ло­м­ни­че­с­т­во два­ж­ды, в 1858 и 1859 годах. Зна­че­ние этих ев­ро­пей­с­ких ви­зи­тов бы­ло для его би­о­г­ра­фии та­ким же опре­де­ля­ю­щим и по­во­ро­т­ным, как и встре­ча с ис­кус­с­т­вом Ли­с­та ве­с­ной 1842 года. С од­ной сто­ро­ны, Лист с ли­х­вой опра­в­дал все во­з­ло­жен­ные на ли­ч­ное с ним об­ще­ние ожи­да­ни­я. Бла­го­да­ря его по­кро­ви­те­ль­с­т­ву о Се­ро­ве-­кри­ти­ке и уче­ном му­зы­ка­н­те уз­на­ли в Ев­ро­пе. Его ста­тьи по­яви­лись в не­ме­ц­кой пре­ссе, на за­се­да­нии Все­об­ще­го не­ме­ц­ко­го му­зы­ка­ль­но­го об­ще­с­т­ва в Лейп­ци­ге бы­ло за­чи­та­но «О­т­к­ры­тое пись­мо» Се­ро­ва «о не­ко­то­рых взгля­дах на сим­фо­нии Бе­т­хо­ве­на, с тех­ни­че­с­кой их сто­ро­ны». Ре­ко­ме­н­да­ции Ли­с­та и пре­бы­ва­ние в кру­гу бли­з­ких к не­му лиц по­зво­ли­ли Се­ро­ву оку­нуть­ся в са­мую се­р­д­це­ви­ну ев­ро­пей­с­ких му­зы­ка­ль­ных ин­те­ре­сов, све­с­ти зна­ко­мс­т­во со мно­ги­ми зна­ме­ни­то­с­тя­ми. «Что за сим­па­ти­ч­ная на­ту­ра! – пи­сал Се­ров о Ли­с­те сво­ей при­яте­ль­ни­це Ма­рии Па­в­ло­в­не Ана­с­та­сь­е­вой. – Не­по­сти­жи­мо! Я ре­ши­те­ль­но го­р­жусь тем, что он от­ли­чил ме­ня и так со мной сбли­зи­л­ся» 3. О пло­до­тво­р­но­с­ти двух за­ру­бе­ж­ных по­ез­док вспо­ми­на­ет и ме­му­а­рист Се­ро­ва К. И. Званцов: «Ли­ч­ное зна­ко­мс­т­во с Ва­г­не­ром, с Бе­р­ли­о­зом, с Мейе­р­бе­ром не мо­г­ло не по­вли­ять бла­го­тво­р­но на впе­ча­т­ли­те­ль­но­го, лю­бо­з­на­те­ль­но­го Се­ро­ва» 4. Об этом же чи­та­ем у Але­к­сея Ве­се­ло­в­с­ко­го: «По­с­ле обо­их пу­те­ше­с­т­вий он то­ч­но об­но­ви­л­ся. Жи­вое дви­же­ние за­па­д­ной жи­з­ни, но­вое на­пра­в­ле­ние в му­зы­ке, при­ше­д­ше­е­ся ему по се­р­д­цу, все вле­к­ло его от кри­ти­че­с­кой ра­бо­ты к са­мо­сто­я­те­ль­но­му тво­р­че­с­т­ву» 5.

По­сле­д­нее на­блю­де­ние осо­бен­но ве­р­но­е. У за­ру­бе­ж­ных по­ез­док дей­с­т­ви­те­ль­но об­на­ру­жи­лась и дру­гая, не ме­нее ва­ж­ная по сво­им по­след­с­т­ви­ям сто­ро­на.

Не всем ев­ро­пей­с­ким про­е­к­там су­ж­де­но бы­ло осу­ще­с­т­виться. Так и не уда­л­ся план пе­ре­се­ле­ния в Ге­р­ма­нию в на­де­ж­де жить там ли­те­ра­ту­р­ны­ми тру­да­ми. В ка­нун вто­ро­го сво­е­го ви­зи­та в Ев­ро­пу Се­ров пи­сал: «Я уле­пё­ты­ваю, что­бы, вый­дя в от­с­та­в­ку, жить в Ге­р­ма­нии “ко­р­ре­с­по­н­де­н­том рус­с­ких жу­р­на­лов”. … У Ма­р­к­са бу­ду за­ни­мать­ся фу­га­ми и про­чим для то­го, что­бы по­лу­чить в Бе­р­ли­н­с­ком уни­ве­р­си­те­те ди­п­лом до­к­то­ра на­ук. С та­ким ди­п­ло­мом ко­г­да-­ни­будь от­к­рою опять курс в Пе­тер­бур­ге или в Мо­с­к­ве, авось бу­дет ус­пех по­бо­ль­ше ны­не­ш­не­го» 1. Ве­р­ну­в­шись из вто­рой по­ез­д­ки, он за­явил К. И. Званцову, что те­перь до­л­го не по­едет в Ев­ро­пу: «за­чем ме­шать ра­бо­те дру­гих сво­и­ми ви­зи­та­ми. Лу­ч­ше са­мо­му ра­бо­тать, а для ра­бо­ты при­ста­ль­ной на­до со­с­ре­до­то­чи­ть­ся» 2.

По­до­бно то­му, как Ли­ст-­ви­р­ту­оз, ос­та­вив в 1847 году ка­рь­е­ру ис­по­л­ни­те­ля, из­ме­нил свой об­раз жи­з­ни и ха­ра­к­тер де­я­те­ль­но­с­ти, по­ста­вив на пе­р­вое ме­с­то ком­по­зи­то­р­с­кое тво­р­че­с­т­во, так же по­сту­пил в на­ча­ле 60 х годов Се­ров. Об этом сам он так на­пи­сал 9 ноября 1860 года: «Я до­ста­вил се­бе не­ко­то­рую из­ве­с­т­ность, со­с­та­вив се­бе имя – му­зы­ка­ль­ны­ми кри­ти­ка­ми, пи­са­те­ль­с­т­вом о му­зы­ке – но гла­в­ная за­да­ча мо­ей жи­з­ни бу­дет не в том, а в тво­р­че­с­т­ве му­зы­ка­ль­ном» 3. Ин­те­ре­с­но, что сна­ча­ла на­пра­в­ле­ние тво­р­че­с­ких по­ис­ков он из­би­ра­ет не без вли­я­ния как Гли­н­ки, так и Ли­с­та. Об­ще­ние с Гли­н­кой и ко­л­ле­к­ти­в­ная за­бо­та о его на­сле­дии по­сле ко­н­чи­ны Гли­н­ки в Бе­р­ли­не сти­му­ли­ро­ва­ли ин­те­рес Се­ро­ва к оби­хо­ду пра­во­сла­в­но­го пе­ни­я. Пе­ре­ло­же­ния не­ко­то­рых це­р­ко­в­ных пе­с­но­пе­ний бы­ли им сде­ла­ны в 1859 году. Од­но­вре­мен­но его вдо­х­но­в­ля­ет при­мер Ли­с­та, в тво­р­че­с­т­ве ко­то­ро­го на­сту­па­ет по­во­рот к ора­то­ри­а­ль­ным и ду­хо­в­ным жа­н­рам как раз в это са­мое вре­мя. Се­ров пи­шет на ла­ти­н­с­кий текст и, как сам обо­з­на­ча­ет, «в це­р­ко­в­ном чи­с­то-­ка­то­ли­че­с­ком сти­ле» пар­ти­ту­ру Pater Noster, «чуть не ора­то­рию или мес­су». При этом он пла­ни­ру­ет по­слать своё про­и­з­ве­де­ние в Па­риж, где то­г­да на­хо­ди­лись Ва­г­нер и Лист, твё­р­до ра­с­с­чи­ты­вая на их бла­го­при­я­т­ный от­зыв.

Од­на­ко вско­ре его по­лно­с­тью по­гло­ща­ет бо­ль­шой опе­р­ный за­мы­сел. Его на­де­ж­ды стро­я­т­ся на том, что опе­ра бу­дет но­вой и ори­ги­на­ль­ной для Рос­сии, а та­к­же смо­жет не ме­нь­ше то­го по­нра­вить­ся в Ге­р­ма­ни­и. «Я до­л­го ко­пил в се­бе свои ка­пи­та­лы, но те­перь по­ра гря­нуть, и пе­р­вый мой залп, по­ла­гаю, бу­дет не без ре­зуль­та­тов для ис­кус­с­т­ва Рос­си­и» 4. Этим ожи­да­ни­ям су­ж­де­но бы­ло сбыть­ся, опе­ра «Ю­дифь» Се­ро­ва дей­с­т­ви­те­ль­но ста­ла зна­чи­те­ль­ным со­бы­ти­ем рус­с­ко­го му­зы­ка­ль­но­го и те­а­т­ра­ль­но­го ис­кус­с­т­ва. Однако план по­ко­ре­ния Ев­ро­пы по­лно­с­тью про­ва­ли­л­ся. Ед­ва ли не гла­в­ной при­чи­ной это­го бы­ла не­га­ти­в­ная оце­н­ка «Ю­ди­фи» Ли­с­то­м.

Их но­вая встре­ча со­с­то­я­лась в Ка­р­л­с­руэ ле­том 1864 года. Сю­да на му­зы­ка­ль­ный пра­з­д­ник Лист ехал без бо­ль­шой охо­ты, не со­би­ра­ясь до­л­го за­де­р­жи­вать­ся в Ге­р­ма­нии, с ко­то­рой по­рвал от­но­ше­ния, пе­ре­се­ли­в­шись в 1861 году в Рим. Лист ри­м­с­ко­го пе­ри­ода был уже не тем, ка­ким его знал Се­ров ра­нь­ше. Из­ме­ни­лось его вну­т­рен­нее со­с­то­я­ние, об­раз жи­з­ни, вне­ш­ний об­лик, ма­не­ра по­ве­де­ни­я. Эти глу­бо­кие из­ме­не­ния при­ве­ли к дли­те­ль­но­му охла­ж­де­нию его от­но­ше­ний с Ва­г­не­ром и пре­кра­ще­нию их пе­ре­пи­с­ки. За де­сять лет от 1861 по 1871 годы он встре­ча­л­ся со сво­им столь го­ря­чо лю­би­мым и вы­со­ко це­ни­мым дру­гом лишь два­ж­ды. Но­вое ду­ше­в­ное со­с­то­я­ние Ли­с­та от­да­ля­ло его от Се­ро­ва и за­ра­нее об­ре­ка­ло на не­уда­чу по­пы­т­ку по­сле­д­не­го за­и­н­те­ре­со­вать бы­в­ше­го по­кро­ви­те­ля гро­мо­з­д­кой пар­ти­ту­рой «Ю­ди­фи». Лю­бо­пы­т­но, что та­кой по­во­рот со­бы­тий Се­ров пред­ви­дел ещё до пе­тер­бур­г­с­кой пре­мь­е­ры опе­ры. Де­лясь в пись­ме к Ана­с­та­сь­е­вой ме­ч­та­ми при по­дде­р­ж­ке Ли­с­та до­бить­ся по­ста­но­в­ки сво­ей опе­ры на ге­р­ма­н­с­ких сце­нах, а та­к­же на­де­ж­дой на ана­ло­ги­ч­ные ре­ко­ме­н­да­ции Ва­г­не­ра, он сам се­бя об­ры­ва­ет сле­ду­ю­щим за­ме­ча­ни­ем: «Но все эти лю­ди, соб­с­т­вен­но го­во­ря, ин­те­ре­су­ю­т­ся то­ль­ко са­ми со­бой, сво­и­ми про­и­з­ве­де­ни­я­ми. … Всё это в по­ряд­ке ве­щей». Се­ров сра­в­ни­ва­ет от­но­ше­ние ху­до­ж­ни­ка к сво­е­му де­ти­щу с ма­те­ри­н­с­кой лю­бо­вью и, сло­в­но пред­ви­дя бу­ду­щее, за­яв­ля­ет: «С те­ми, кто мо­е­му про­и­з­ве­де­нию не сим­па­ти­зи­ру­ет, мне и де­лать не­че­го» 1.

Опе­р­ный путь Се­ро­ва по­дт­ве­р­дил пра­ви­ль­ность вы­во­да рус­с­ко­го ис­то­ри­ка, пи­са­те­ля и жу­р­на­ли­с­та Н. Полевого о «не­о­б­хо­ди­мо­с­ти все­об­щ­но­с­ти для са­мо­бы­т­но­с­ти и са­мо­бы­т­но­с­ти для все­об­щ­но­с­ти». Рус­с­кая му­зы­ка до­л­ж­на бы­ла на­ко­пить соб­с­т­вен­ный ху­до­же­с­т­вен­ный ка­пи­тал, чтоб как са­мо­бы­т­ное яв­ле­ние за­и­н­те­ре­со­вать Ев­ро­пу. К кон­цу жи­з­ни Се­ро­ва это уже про­и­зо­ш­ло, что од­ним из пе­р­вых по­нял имен­но Лист. Че­рез два го­да по­сле вне­за­п­ной ко­н­чи­ны Се­ро­ва Лист по­зна­ко­ми­л­ся с «Де­т­с­кой» Му­со­р­г­с­ко­го и не на­хо­дил слов, во­с­хи­ща­ясь этой му­зы­кой. По опи­са­нию сви­де­те­ль­ни­цы его во­с­то­р­гов Аде­ла­и­ды фон Шорн, взво­л­но­ван­ный, он во­с­к­ли­цал: «Лю­бо­пы­т­но! …и как но­во! Ка­кие на­хо­д­ки! Ни­к­то дру­гой так это­го бы не ска­зал…» 2.

Сам же Му­со­р­г­с­кий, поль­щен­ный от­зы­вом та­ко­го вы­со­ко­го ав­то­ри­те­та, мо­щ­но­го ху­до­ж­ни­ка-­ев­ро­пей­ца, ехать с ви­зи­том к Ли­с­ту в Вей­мар от­ка­за­л­ся. Со­ве­р­шить та­кое па­ло­м­ни­че­с­т­во ему на­стой­чи­во пред­ла­гал Ста­сов. Ви­ди­мо, ев­ро­пей­с­ких ил­лю­зий Се­ро­ва Му­со­р­г­с­кий уже не пи­тал, хо­тя со­чув­с­т­вие Ли­с­та ис­кус­с­т­ву чи­с­то рус­с­ко­му по ду­ху вы­со­ко оце­нил: «… Я ни­ко­г­да не ду­мал, что­бы Лист, за не­бо­ль­ши­ми ис­к­лю­че­ни­я­ми, из­би­ра­ю­щий ко­лос­са­ль­ные сю­же­ты, мог се­рь­ё­з­но по­нять и оце­нить “Де­т­с­ку­ю”, а гла­в­ное, во­с­то­р­г­нуть­ся ею: ведь всё же де­ти в ней рос­си­я­не, с си­ль­ным ме­с­т­ным за­па­ш­ком! … Что же ска­жет Лист или что по­ду­ма­ет, ко­г­да уви­дит “Бо­ри­са” в фо­р­те­пи­ан­ном из­ло­же­нии хо­тя бы» 3.

Му­со­р­г­с­кий лу­ч­ше, чем Се­ров, по­нял осо­бые усло­вие и са­мо­бы­т­ный путь ра­з­ви­тия рус­с­ко­го ху­до­ж­ни­ка. Жизнь и су­дь­ба оте­че­с­т­вен­но­го та­ла­н­та не мо­г­ли стро­ить­ся по за­па­д­ным мо­де­лям, сли­ш­ком си­лён и спе­ци­фи­чен был в ро­д­ной ха­л­дей­щи­не «ме­с­т­ный за­па­шок». Этим ско­рее все­го и об­ъ­я­с­ня­лось со­п­ро­ти­в­ле­ние пла­ну Ста­со­ва и не­же­ла­ние Му­со­р­г­с­ко­го ехать па­ло­м­ни­ком к Ли­с­ту. С го­ре­чью ра­з­мы­ш­ля­ет ав­тор «Де­т­с­кой» о «рос­сий­с­ком мно­го­с­т­ра­да­ль­ном ис­кус­с­т­ве» и «по­лу­сон­ном рос­сий­с­ком цар­с­т­ве», в ко­то­ром «до­б­ро бы ещё та­ла­н­ты, как гри­бы, ро­с­ли; а то ведь и из при­ся­ж­ных-­то та­ла­н­тов бо­ль­шин­с­т­во ка­кие-­то зе­лё­ные ос­лы, мно­го­ду­м­ные ду­ра­ки…» 1. Ку­да уж тут тя­гать­ся со «сме­лым ев­ро­пей­цем» Бе­р­ли­о­зом или с из­би­ра­ю­щим ко­лос­са­ль­ные сю­же­ты ту­зом Ли­с­том!

Сме­ни­лась эпо­ха, ме­ня­лась мо­дель по­ве­де­ния и стиль ре­чей. До­ста­то­ч­но сра­в­нить с отношением Мусоргского при­ве­ден­ный вы­ше от­зыв о Ли­с­те Се­ро­ва, или его же во­с­то­р­жен­ные сло­ва в пись­ме к по­сле­д­не­му: «Я сго­раю от не­те­р­пе­ния за­сви­де­те­ль­с­т­во­вать Вам – са­мо­ли­ч­но – моё по­чте­ние, иметь во­з­мо­ж­ность… вы­ра­зить Вам, хо­тя бы в ма­лой сте­пе­ни, то без­гра­ни­ч­ное во­с­хи­ще­ние, ко­то­рое ис­пы­ты­ва­ет пе­ред Ва­ми Ваш пред­ан­ный Але­к­сандр Се­ров» 2. Сю­жет ви­зи­та к Ли­с­ту для Му­со­р­г­с­ко­го об­ра­ща­е­т­ся в хи­ме­ру, по­до­бную сло­ве­с­но­му лейт­мо­ти­ву че­хо­в­с­ких трёх се­с­тер «В Мо­с­к­ву, в Мо­с­к­ву!». На пред­ло­же­ние Ста­со­ва он отве­ча­ет по­чти в ра­е­ш­ном сти­ле: «… авось, ко­г­да мо­ж­но бу­дет, ска­та­юсь к не­му в Ев­ро­пу и по­те­шу но­во­стя­ми, но то­ль­ко с Ва­ми, generalissime, а не ина­че. Те­перь же мне су­ж­де­но вя­нуть и ки­с­нуть в ха­л­дей­щи­не… Жу­т­ко! Быть мо­жет, ско­ль­ко но­вых ми­ров от­к­ры­лось бы в бе­се­дах с Ли­с­том, во ско­ль­ко не­и­з­ве­дан­ных уго­л­ков за­гля­ну­ли бы мы с ним… Ес­ли в Пе­т­ро­гра­де, на по­чве из ра­з­ло­жи­в­ши­х­ся че­ло­ве­че­с­ких тру­пов, ино­г­да бле­с­нет пу­т­ная мысль, за­ки­пит что-­то вну­т­ри и про­снё­т­ся по­лу­сон­ное все­рос­сий­с­кое тво­р­че­с­т­во, то что же там, в Ев­ро­пе?» 3.

Зе­лё­ная ла­м­па. – 1999. – № 3–4.

^ «ПА­МЯТЬ ЛЮ­БИТ ЛО­ВИТЬ ВО ТЬМЕ…» (О. МАНДЕЛЬШТАМ)

Уско­ль­за­ю­щий от то­ч­ных опре­де­ле­ний жанр ме­му­а­ров мно­гие сто­ле­тия до­би­ва­е­т­ся при­зна­ния сво­их прав на вхо­д­ной би­лет в бо­ль­шую ли­те­ра­ту­ру. Ино­г­да это слу­ча­е­т­ся са­мым па­ра­до­к­са­ль­ным об­ра­зом – как бы­ло с от­к­ры­ты­ми в XVIII веке не­за­ве­р­шён­ны­ми ме­муара­ми ита­ль­я­н­с­ко­го ску­ль­п­то­ра и юве­ли­ра Бе­н­ве­ну­то Чел­ли­ни. От­нюдь не об­ра­з­цо­вая, по­лная ава­н­тю­р­ных при­клю­че­ний жизнь «ге­ни­а­ль­но­го ба­н­ди­та», как на­звал его Ге­к­тор Бе­р­ли­оз, бы­ла пе­ре­ска­за­на с та­кой не­по­с­ред­с­т­вен­но­с­тью и за­ни­ма­те­ль­но­с­тью, что его имя при­зна­ли при­на­д­ле­жа­щим в ра­в­ной сте­пе­ни как ис­то­рии изо­б­ра­зи­те­ль­но­го ис­кус­с­т­ва, так и ли­те­ра­ту­ры.

Всё, что от­но­си­т­ся к жи­з­ни за­ме­ча­те­ль­ных лю­дей и к би­о­г­ра­фии ге­ни­ев че­ло­ве­че­с­т­ва в об­ла­с­ти ху­до­же­с­т­вен­но­го тво­р­че­с­т­ва, бе­зу­с­ло­в­но, на­хо­ди­т­ся в центре об­ши­р­но­го ме­му­а­р­но­го ми­ра. Тай­ны тво­р­че­с­т­ва во­л­ну­ют и са­мих тво­р­цов, по­бу­ж­дая их брать­ся за пе­ро и ос­мы­с­ли­вать зи­г­за­ги соб­с­т­вен­ной стран­ной су­дь­бы. Ав­то­би­о­г­ра­фии, ими на­пи­сан­ные, ча­с­то ста­но­вя­т­ся са­мо­сто­я­те­ль­ны­ми ху­до­же­с­т­вен­ны­ми про­и­з­ве­де­ни­я­ми, строй­ны­ми по фо­р­ме, со­о­т­вет­с­т­ву­ю­щи­ми всем пра­ви­лам хо­ро­ше­го ли­те­ра­ту­р­но­го вку­са. Но не ме­нее ча­с­то в са­мой ма­не­ре из­ло­же­ния, в от­бо­ре и по­да­че ма­те­ри­а­ла тон жи­вой бе­се­ды, взво­л­но­ван­ной ис­по­ве­ди, дне­в­ни­ко­вых за­пи­сей со­з­да­ет при­чу­д­ли­вую сво­бо­д­ную ком­по­зи­цию, са­ма ха­о­ти­ч­ность ко­то­рой сви­де­те­ль­с­т­ву­ет о не­вы­ду­ман­но­с­ти ра­с­с­ка­за.

С увле­че­ни­ем про­чи­тав «Ме­му­а­ры» Бе­н­ве­ну­то Чел­ли­ни во фра­н­цу­з­с­ком пе­ре­во­де, Бе­р­ли­оз на­пи­сал на их ос­но­ве опе­ру, а вско­ре и сам при­ня­л­ся опи­сы­вать свою жизнь. На­чал он в 45 лет, до­вёл по­ве­с­т­во­ва­ние до тра­ги­че­с­ко­го эпи­зо­да сме­р­ти пе­р­вой же­ны, не­ко­г­да зна­ме­ни­той ан­г­лий­с­кой ак­т­ри­сы Ге­н­ри­ет­ты Сми­т­сон. Ко­г­да труд уже был око­н­чен и про­ш­ло де­сять лет с мо­ме­н­та его на­ча­ла, был до­пи­сан «По­с­т­с­к­ри­п­тум», а не­за­до­л­го до сме­р­ти по­яви­лось ещё и «По­с­ле­с­ло­ви­е». Ком­по­зи­тор хо­тел дать по­лное пред­ста­в­ле­ние о со­бы­ти­ях сво­ей жи­з­ни, а та­к­же «о кру­ге чувств, го­ре­с­тей и тру­дов», на ко­то­рые был об­ре­чён. Его ко­м­ме­н­та­рии к соб­с­т­вен­ной би­о­г­ра­фии и тво­р­че­с­т­ву зву­ча­ли вме­с­те с тем об­ви­ни­те­ль­ным при­го­во­ром эпо­хе, об­ре­ка­ю­щей ху­до­ж­ни­ка на кре­с­т­ный путь ос­ме­я­ния, уни­же­ния, бо­рь­бы за са­мо пра­во тво­рить.

Бы­ва­ет, что по­гру­же­ние в про­ш­лое, в све­т­лые го­ды дет­с­т­ва на­чи­на­ет иг­рать для ме­му­а­ри­с­тов спа­си­те­ль­ную роль, за­щи­щая их вну­т­рен­ний мир от ра­з­ру­ши­те­ль­ных сти­хий вре­ме­ни. Так бы­ло с Сер­ге­ем Про­ко­фь­е­вым, над­пи­са­в­шим на пе­р­вой ру­ко­пи­с­ной те­т­ра­д­ке бу­ду­щей ав­то­би­о­г­ра­фии да­ту: 1 июня 1937 года. Ма­те­ри­а­лы к ней он на­чал со­би­рать очень ра­но, а ра­бо­ту про­до­л­жал с пе­ре­ры­ва­ми по­чти до по­сле­д­них ме­ся­цев жи­з­ни. Но при этом своё жи­з­не­о­пи­са­ние обо­р­вал на го­дах кон­се­р­ва­то­р­с­кой уче­бы.

Аг­рес­си­в­ный на­пор ста­ли­н­с­кой эпо­хи не смог ра­з­ру­шить га­р­мо­ни­ч­но­с­ти вну­т­рен­не­го ми­ра Про­ко­фь­е­ва, а в его тво­р­че­с­т­ве со­в­ре­мен­ность от­ра­жа­лась сквозь при­зму «ве­ч­ных» тем. По­-ино­му, бо­лее ос­т­ро и бо­ле­з­нен­но, ощу­щал кро­в­ную связь с эпо­хой Осип Ма­н­де­ль­ш­там, о чём по­ве­дал чи­та­те­лям в ав­то­би­о­г­ра­фи­че­с­ком эс­се «Шум вре­ме­ни»: «Мне хо­че­т­ся го­во­рить не о се­бе, а сле­дить за ве­ком, за шу­мом и про­ра­с­та­ни­ем вре­ме­ни. Па­мять моя вра­ж­де­б­на все­му ли­ч­но­му. …Там, где у сча­с­т­ли­вых по­ко­ле­ний го­во­рит эпос ге­к­за­ме­т­ра­ми и хро­ни­кой, там у ме­ня сто­ит знак зи­я­ния, и ме­ж­ду мной и ве­ком про­вал, ров, на­по­л­нен­ный шу­мя­щим вре­ме­нем, ме­с­то, отве­ден­ное для се­мьи и до­ма­ш­не­го ар­хи­ва».

Же­ла­ние ра­с­с­ка­зать о се­мье и вос­со­з­дать ис­то­рию ро­да ча­с­то по­бу­ж­да­ет по­то­м­ков, го­р­дых род­с­т­вом с ве­ли­ки­ми пред­ше­с­т­вен­ни­ка­ми, при­ни­мать­ся за во­с­по­ми­на­ни­я. «Са­гой о Ре­ву­ц­ких» мо­ж­но на­звать вы­пу­щен­ную в свет ки­е­в­с­ким из­да­те­ль­с­т­вом «Час» в се­рии «у­к­ра­їн­сь­ка мо­де­р­на лі­те­ра­ту­ра» кни­гу из­ве­с­т­но­го пред­ста­ви­те­ля ка­на­д­с­кой ди­а­с­по­ры те­ат­ро­ве­да Ва­ле­ри­а­на Ре­ву­ц­ко­го «По об­рію жит­тя». Гла­в­ным ге­ро­ем кни­ги, бе­зу­с­ло­в­но, стал зве­р­с­ки уби­тый у се­бя до­ма за пись­мен­ным сто­лом в де­ка­б­ре 1941 года отец ав­то­ра кни­ги, пред­ста­ви­тель зна­т­но­го укра­и­н­с­ко­го ро­да Дми­т­рий Ни­ко­ла­е­вич Ре­ву­ц­кий – фо­ль­к­ло­рист, пе­да­гог, пе­ре­во­д­чик, ста­р­ший брат ком­по­зи­то­ра Льва Ни­ко­ла­е­ви­ча Ре­ву­ц­ко­го. Как это бы­ло при­ня­то в го­ды по­ва­ль­ных аре­с­тов и пре­сле­до­ва­ний, с су­дь­ба­ми обо­их бра­ть­ев со­ве­т­с­кая власть ра­с­по­ря­ди­лась по­-сво­е­му. Мла­д­ше­го при­зна­ли офи­ци­а­ль­но, при­ну­див про­де­мо­н­с­т­ри­ро­вать свою ве­р­ность ре­жи­му и на­пи­сать со­в­ме­с­т­но с по­этом Ма­к­си­мом Ры­ль­с­ким «Пе­с­ню о Ста­ли­не» – сво­е­го ро­да охран­ную гра­мо­ту от ре­п­рес­сий. Ста­р­ше­го бра­та ли­ши­ли ра­бо­ты, де­р­жа­ли под по­до­зре­ни­ем, изы­ма­ли из би­б­ли­о­тек на­пи­сан­ные им кни­ги, а ко­г­да его же­на от­ка­за­лась ехать с бо­ль­ным му­жем в эва­ку­а­цию – ра­с­п­ра­ви­лись с обо­и­ми, во­с­по­ль­зо­ва­в­шись без­за­щи­т­но­с­тью двух ста­ри­ков и от­сут­с­т­ви­ем в до­ме сы­на. А Льва Ре­ву­ц­ко­го за­ста­ви­ли жить, му­ча­ясь тай­ны­ми стра­ха­ми, скры­вая свою ро­до­с­ло­в­ную, по­мня о том, что ули­кой не­бла­го­на­дё­ж­но­с­ти мо­жет стать эми­г­ри­ро­ва­в­ший на За­пад и в кон­це кон­цов ока­за­в­ший­ся в Ка­на­де пле­мян­ник Ва­ле­ри­ан. Са­мо­му Ва­ле­ри­а­ну Ре­ву­ц­ко­му при­шлось ис­пить до дна горь­кую ча­шу эми­г­ра­н­т­с­кой су­дь­бы, по­ка он не отво­е­вал пра­ва ве­р­нуть­ся к лю­би­мой про­фес­си­и. Его пе­ру при­на­д­ле­жат цен­ные кни­ги по ис­то­рии укра­и­н­с­ко­го те­а­т­ра. До­жил он до сча­с­т­ли­во­го дня, ко­г­да по­сле до­л­гой ра­з­лу­ки смог вновь всту­пить на ро­д­ную зе­м­лю. Ве­ли­чай­шим со­бы­ти­ем ста­ло для не­го от­к­ры­тие му­зея Ре­ву­ц­ких в ро­д­ном Ир­жа­в­це, где не­ко­г­да ра­с­по­ла­га­лось име­ние его ба­бу­ш­ки, ку­да ве­ли ко­р­ни ро­да.