С. Е. Хрыкин Сайт «Ирпенская буквица»: Издание: авторская редакция составителя. Книга

Вид материалаКнига

Содержание


Любовь на скором
Я остался один
Книга сказок
И душный свет облил балаган!)
Из русского букварика
Чернышевский Николай Гаврилович
Рано утром
В пустоту зияющую – в жизнь
Надпись на книге гумилёва
Черниговские ночи
Так зреет бунт
Романтическая баллада
Перед грозой
Чудесное превращение
Прогулка на память
16 сент. 1928, Санаторий (Боярка?)
Сегодня среда
Ботанический парк
Летний сон
В звёздах
...
Полное содержание
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   30
а,

Цветная шаль твоя, как тень цветная

Надута ветерком и запахом полна,

Скользит с плеча на вечер мая.

Как мается, средь лёгких, восковых

Цветов, над белой чашкой чая

Луна черёмухи, прозрачный очерк их

Стоит за облаком, мерцая.

Черемшина, твой голос, жизнь твоя –

Одно неутолимое желанье,

Неутомима, как любовь моя,

Невоплотима, как воспоминанье.

Черёмуха цветёт и, на мою беду,

По лунным галереям льётся,

И сырость капает. Я медленно иду

И слушаю: ночное сердце бьётся.


20 апр. 1928


^ ЛЮБОВЬ НА СКОРОМ*

(ЮНОСТЬ)

2081

Гортанный говор –

И, платьем шурша,

Она проходит

Мимо,

И незачем жить,

И нечем дышать,

Это – неотвратимо.


Нежность!

Что нежность,

Когда наяву

Её соловьиное тело

Я крепко сжимаю

И говорю:

– Ты этого только хотела?


И горло,

Где тени спутанных жил

(Так голубеют фиалки),

Не может

не петь,

не глотать

и не жить,

Так жадно дышит,

Так жалко.


Мы выходим:

Черёмуха, дым,

Звёзды в глаза

– лови!

Как страшно живётся молодым, –

Ничего не понять

В любви.


Эта гроздь

Молочных, воздушных цветков, –

Это Млечный Путь

над тобой,

Где блестит булыжник,

Где эхо шагов

Отдаётся на мостовой.


Едва разобрать

Твоё лицо,

Голос твой

будто в вате.

Кто ты такая, в конце концов, –

Душа?

Голос?

Платье?


Быть может,

Ты и звёзды – во мне.

Кругом соловьи поют.

В городском саду?

В глубоком сне?

Или со мною

– тут?..


Она молчит.

Дежурный трамвай,

Гремя,

Пролетает мимо.

И ты с площадки

Кричишь:

– Прощай! –

По-старому неутолимая.


В вагоне**,

Минуя огни и дома,

Охвачены

сыростью тёмной,

Мы пролетаем,

Сходя с ума

От перспективы огромной.


Молодость:

Дух захватило!

Летим,

Черёмуха рвётся в трамвай…

Миг обладанья

Миром чужим –

Я горло твоё сжимаю.


– И нет никого. –

Мимо меня

Ты проходишь в воспоминаньи…

Что ж осталось

От былого огня,

Который грел мирозданье?**


20 апр. 1928

________________________

Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», Киев, АРП, 1929, без последних двадцати строк (…В вагоне… который грел мирозданье?), ** заменённых пятью новыми строками, лишёнными внутреннего драматизма, пронизывающего всё стихотворение:

^ Я остался один,

Широко

Охвачен густым и тёмным

Воздухом, где дышалось легко

Тысячам тысяч влюблённых.


НОЧЬ

2082

Даже думать нельзя о другом –

Привязалась пустая мечта.

Ночь лежит далеко за окном,

Блеском звёзд и дорог налита.

Осыпая на плечи, на сад

Звёзды капель, стеклянную кисть

Обрушивая, черёмухи висят,

Войдя навсегда в нашу жизнь.

Я зову – никого, ничего,

Только тёмный шорох листов.

И нельзя не любить оттого,

Что мы любим саму любовь*.


23-25 апр. 1928

_______________________

* Впервые в черниговской областной молодёжной газете «Гарт» № 30 (2055), 19 июля 2002 г.

* Сравните – у А. Пушкина: …И сердце вновь горит и любит – оттого,

Что не любить оно не может.


^ КНИГА СКАЗОК

(ВОСЬМАЯ СТРАНИЦА)

2083

Взойди на пригорок: вдали, вдали,

Где в темноте, лишённый веса,

Поёт комар, на край земли

Уходят участвующие в пьесе

Тяжёлые тучи, роняя огни,

Ветви, склонённые к изголовью

Тяжело больных, удивлённые брови,

Полотна, мешки, сундуки, сны, –

Всё это на миг, но много раз

Переменяет место. Неподвижен

Лишь её подбородок, разрез глаз,

Да актёрский парик – пыльный и рыжий.


Гроза затянулась. Уже давно

Шарабан стоит, увяз по ступицы.

Выйдешь в ночь (внутри не сидится:

Барабанит дождь о полотно) –

Запах липы тяжёл и плотен,

Сырость свежа и как будто пуста…

О чём задумался, актёр безработный?

Темно, оступишься – высота.

Спят дети – ещё не разбужены громом.

К ним подходит аист с фонарём

И о сказке печальной, давно знакомой

Говорит таинственным шепотком:

– Кап…

которые

кат…

кап…

катились

Под горку: блин, сковорода, стакан,

Кап…

которые

у…

кап…

удивились. –


^ (И ДУШНЫЙ СВЕТ ОБЛИЛ БАЛАГАН!)


25 апр. 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


^ ИЗ РУССКОГО БУКВАРИКА

2084

Спит Кудеяр-разбойник*

В «Заезжем дворе М. Алтынова»,

Спрятав под жилетку острый нож.

Он чутко спит

И слышит жужжанье мух

И звон посуды,

И в биллиардной спор и треск шаров,

И крики сельских ребятишек,

В красных рубахах Мишек и Гришек

С букварями шестидесятых годов,

Стремление народа к «разумному, вечному», –

И дед Пахом

Говорит «спасибо сердечное»

Мужчине с бородой, но с благородным лицом.


Он слышит, как ахтырские гусары

Среди бутылок

И подмокших карт

Помещика бьют по щекам

И в шулерстве его обличают

И голову его горiлкой поливают.


Он видит, как уездный нигилист,

Презреньем, водкою дыша,

Читает Чернышевского*

В нумере 16,

И успокаивается его душа,

Утратившая право на бессмертие,

Ибо душа – есть комплекс… –

Печально!


Спит Кудеяр-разбойник.

Ржут лошади,

Звенит ведро колодца,

Перекладных меняют господа

И кушают чаёк,

Дворня в то время –

Огурчики с капустой, с чёрным хлебом,

Приятно улыбаясь, ПОЕДАЕТ.


Лакей (но это ж копия

Известного генерала)

На солнце щурясь,

Следит за играми славян.


Спит Кудеяр-разбойник,

Он спит, Кудеяр-разбойник,

А луч солнца

В тарелках освещает огромные цветы.


Но поздно. Вечереет…


27 апр. 1928

__________________________

Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.

*См. Н. Некрасов: «Кому на Руси жить хорошо» – рассказ Ионушки:

«…Было двенадцать разбойников,

Был Кудеяр – атаман…»

А также у М. Волошина в «Гражданской войне»: «…И жив степной, разгульный дух и Разиных, и Кудеяров…».

* ^ Чернышевский Николай Гаврилович (1828–1889) – мыслитель, революционер-демократ, писатель, автор романа «Что делать?», ставшего своеобразным «катехизисом революционера» для прогрессивной российской молодёжи.


ДОСАДА

2085

Панна, в белом поле тишины

Сад как будто сдвинулся.

Оставишь

Сад – и снова холодок луны,

Пенье панны, бормотанье клавиш.

Что за ночь: черёмухой дыша,

Радуясь на глупое бессмертье,

Жалуется сонная душа

На тетрадях и на конверте.

Но утратив право на себя,

Значит, на тебя права утратив,

Ходишь, снисходительно любя

Этот мир черёмух беловатый.

Бутафорский сад прошелестел –

Так когда-то в юности бывало:

Панна пела, у окна стояла

И упала вниз, лишившись сил.


29 апр. 1928


СТОЛОВАЯ

2086

От стеклянной грозди винограда,

От тяжёлой, пыльной тишины

Всё, что никому сейчас не надо,

Превратилось в полдень, в чашки, сны.

Ограничен лампой и буфетом

В этом мире деревянных блюд,

Тяжело висит, пронизан светом,

Вечный и незыблемый уют.

Где же нам забыть о самом важном:

О швейцарском виде на стене?

Что же ты молчишь, мой друг продажный,

И обеда не предложишь мне?

А когда от сытного обеда

Сквозь лучи, цветочки и дома

Я сойду в пустую жизнь соседа

Так же тихо, как схожу с ума,

Тот же сон, должно быть, повторится:

Грозди винограда и буфет,

В клетке механическая птица,

На столе несъеденный обед,

И хозяин тот же – от обеда

Сквозь лучи, цветочки и дома

Сходит в расписную жизнь соседа

Так же незаметно, как с ума.


29 апр. 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


^ РАНО УТРОМ


Зорю бьют. Из рук моих

Ветхий Данте упадает.

А.С. Пушкин

2088

Мы давно уснули.

С книг стекает мгла и лень.

На разводах улиц

Бронзовая горбится сирень.


От сырых бульваров,

Где уже рассвет и вышина,

Веет пустота угаром,

Вся заборами ограждена.


И над тёмной книгой

(Будто зеркало уходит вглубь)

Вижу наплывающее солнце

И колокола певучих труб.


1 мая 1928

___________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.

* Эпиграфом взяты первые строки неозаглавленного стихотворения А. С. Пушкина (1829) с небольшим изменением: у Пушкина – «…выпадает».


КОМЕДИЯ

2089

Весна – окно открыто.

В зелёной глубине

За прялкой Маргарита*

Смеясь, кивнула мне.

А много ль маргариток

Худой студент нашёл

В певучем поле пчёл?


Худая тень в плюще,

При шпаге и плаще,

Дождётся ль Маргариты*?

Луна стоит, бела,

Светлеет вышина,

Окно, окно открыто.


Бегите, мой студент!

Поверьте: алимент

Нечистый не уплотит,

Он скучен, зол и прост,

Стоит, повесив хвост –

Бес нынче безработен.


5 мая 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.

* Пародийная – в адрес провинциального мещанства, с лексикой и орфографией – аллюзия на Маргариту в «Фаусте» Гёте.


УТЕШЕНИЕ*

2090

Ласточки пробьют большие дыры

В синей вышине.

К вечеру стемнеет, станет сыро,

Вывесят фонарик на окне.


Побежит по лужам тусклый, жирный

Прямо в сад зелёный свет,

Где сиреней хладные кумирни

Берегут пространство, влагу, цвет.


И, ломая пальцы в дикой скуке,

Тот, кто должен умереть,

Слушает их капающие звуки,

Хочет с ними петь – не может петь.


Он, хватая этот воздух млечный,

Каплей, кажется, повис,

Чтоб упасть, расплёскивая вечер

В пустоту зияющую – в жизнь.


5-6 мая 1928

________________________

Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», Киев, АРП, 1929, с изменением: вместо авторского «^ В пустоту зияющую – в жизнь» – редакторское «В шумный сад, – в сияющую жизнь», несколько смягчившее смысл контекста.

* Владельцы частных домов обязаны были вывешивать фонари (обычно масляные) для освещения своих уличных номеров.


ТРАГЕДИЯ*

2091

Вечер в синих нишах был высок,

Будто вспоминает, да не вспомнит

О предшественниках. – Мотылёк

Крылышками навевает сон мне.


Слышу: слово зреет и растёт

В тесноте, а вырваться не может.

Судорогой сводит гневный рот,

Мысль немеет перед новой ложью.


И глядит трагический актёр,

Маской уходя в туман живого,

На певучий, на блаженный вздор –

Мотыльком порхающее слово.


6 мая 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.

* Сравните – у Ф. И. Тютчева (1803–1873) в стихотворении Silentium!: «Мысль изречённая есть ложь».


В ГОСТЯХ

2092

Весна. Я приехал в провинцию

Озёр, гибких ветвей и стволов дождя,

Где сельские боги

У застав на базарах

Собирают пищу своим детям.


В открытую дверь – зелёные дворы

Сквозь дождь уходят плоскогорьем

В еврейские лавочки

С огромными ножницами

И всяческой бакалеей.


Соседка, которую зовут Дарьей,

Отплывает с вывеской в небо,

Присутствующие при чуде

Хватаются за кошельки,

Но она, благосклонно улыбнувшись,

Машет им плавником.


Я открываю ветхую книгу,

Где говорится

О великой провинциальной культуре. –

Странно…


9 мая 1928

_______________________

* Впервые опубликовано в журнале «Радуга» № 2, 1997 г., Киев


^ НАДПИСЬ НА КНИГЕ ГУМИЛЁВА*

«ФАРФОРОВЫЙ ПАВИЛЬОН»*

2093

Пузатый чайник с цветами гвоздики

Покрыт блестящим лаком,

На блюдечках сиреней гвоздики –

Чай ароматен и лаком.


Он протяжен в воздушном течении

Времени, фарфоровый цветник.

Пока угасал закат – в течение

Получаса цвет сник.


И – гладкий на ощупь, неразличимый –

Цветок лишь память о том,

Что рассудок надевал не раз личины

На этот маленький том.


9 мая 1928

______________

* Гумилёв Николай Степанович (1886–1921) – русский поэт, глава группы акмеистов. Один из сборников его стихов, «Фарфоровый павильон», издан в Петрограде издательством «Гиперборей» в 1918 году.


^ ЧЕРНИГОВСКИЕ НОЧИ*

2094

Небо открыто и светится.

Спать? – Ничуть не бывало!

Время висит над сеновалом

Большой Медведицей.


Как ветка, надломленная дождём,

Роняет цветы и семена,

Это созвездие временами

Сгибалось над нашим селом*.


Ты зовёшь меня спать, ты угрожаешь

Закрыть окно –

погоди немного:

Я слышу, беседуют об урожае

В мокрой смородине боги.


Их руки врастают в землю корнями,

Их голос шумен и отдалён.

Падает ветвь, дрожа листами,

И прорастает звёздами сон.


10-11 мая 1928

________________________

* Опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», Киев, «АРП»,1929 г.


* * *

2095

За мной, за облаком, за страной

Воды и холмов несётся ветер,

Летит зелёная стрела,

Дрожат натянутые сети

И пористая пена осыпана золой.


Я счастлив (наконец-то) и совершенно один,

Я совершенно здоров и весел, –

Но я грустен – потому что (важная причина)

Людей ещё расстреливают и вешают.


12 мая 1928


* * *

2096

Купец под самой лавкой

Зарезанный лежит,

Кругом него приказчики

В собственной крови.


Приходит полицмейстер –

Усатый господин,

За ним судебный следователь

В «прюнелевых» ботинках.


В ту пору выпал дождик,

Вся станция цветёт.

Приказчика Петрушу

Запирают в вагон.


На перроне солдаты,

Средь них отец и мать.

Не хочется Петруше

Из города уезжать.


«Вы верьте или не верьте,

Но я не виноват,

А виноват хозяин

И его молодая дочь».


17 мая 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


* * *


Китайские каменные боги

В длинных пальцах держат цветы и животных.

Они рассыпаются под солнцем и дождём,

И если бы они умели жаловаться, то молчали б,

Ибо ничто не проходит бесследно,

И уничтожаясь здесь – они оживают в нашей памяти.

Так и я – не жалуюсь.

17-18 мая 1928

_______________________

* Впервые опубликовано в журнале «Радуга» № 2, 1997 г., Киев


У МОРЯ

2098

Птицы обходят следы

Пористой, нежной пены.

В зелёном кристалле воды –

Удлинённое тело сирены.


А ночью бьют в набат,

Шатаясь, дубы и орешники,

И гости обходят сад

Как злоумышленники.


Тяжёлый, грохочущий бой

Всё отдалённей, пустынней…

«Мне скучно сегодня с тобой», –

Говорит герой героине.


Что сердцу моря до них? –

Оно покрывает пеной

Смешные дела слепых,

Кривляющихся перед сценой.


3 февр. – 18 мая 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


* * *

2099

Как будто притушили свет:

Вдруг стало тихо и просторно.

Дождь – он лепечет, точно бред:

Темно, настойчиво, проворно.

Как изучить его язык?

Язык уже немой, быть может,

Стекающий с огромных книг

Неодолимой, сладкой ложью.

Дождь, и за мутной глубиной,

Где веет сыростью и глушью,

О жизни лёгкой и простой

Мучительно и дико слушать.


10 июня 1928


^ ТАК ЗРЕЕТ БУНТ

2100

Секретно – так, чтоб дождь не шёл,

Из сумерек, из синей туши

Они мотают мягкий шёлк.


И голос птицы, полный прохлады,

Врывается как ветер в уши,

И я, раздавленный червяк,

Дрожу от голода и боли,

И злой хозяин недоволен:

– Мотай свой шёлк, молчи, бедняк! –


Но ветер вольности поёт,

И сердце гневом оживает,

И судорогой сводит рот,

И руку жмёт рука чужая.


26 июня 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


ЖАРА

2101

Ночь завалила духотой

Окна и двери, и голову спящего.

В вате часы идут над тобой

От ничего – к настоящему.


Как крепко ты спишь, беззащитен и глух,

Отброшенный в вечность на зыбкой постели!

А бедный твой разум? – горел и потух.

А сердце? – его спасти не успели!

И я просыпаюсь в отчаянье. Так

Незрячий –

в каменном горле колодца.

И слышу спокойное: тик-

так, –

Оно ещё бьётся!


3 июля 1928

__________________

* Впервые опубликовано в журнале «Палессе» № 3 (4), 1997, сентябрь, Гомель.


^ РОМАНТИЧЕСКАЯ БАЛЛАДА

2102

Колокольчики, трубы оркестра, вьюнки,

Облака колоколен и тополей…

Июньские дни глубоки и легки,

Как вода, плывут перед ней.


Цыганка, пылает в поле чебрец,

Рвётся сердце на ржавой цепи:

Моей бедной жизни

Пришёл конец,

Старая гитара

Разбита в щепы.


Ах, цыганка,

в бубен

бей!

В циновках теней,

В полосках теней

Шатры белы,

Теплы дожди,

Ночи светлы.

Пади!

пади!

…А ночью

Мячиком катилась

Отлитая тобою пуля,

Шёл дождь на пепелище их

И ветер липами шумел, –

– Я умирал!


11 июля


^ ПЕРЕД ГРОЗОЙ

2103

Ночь как ночь. – Не спится мне.

Шелест сада затихает.

Издалёка, как во сне,

Молча небо полыхает.


И завален духотой,

Отраженьем форм минутных,

Воздух реет надо мной –

Весь светящийся и мутный.


Я встаю, кренясь на миг,

Окна белые проплыли,

Корешки любимых книг

Неподвижны в ртутной пыли.


И, спокойствием полны,

Тихо шелестят страницы,

Что страшнее тишины

Ничего не приключится.


14 июля 1928

________________________

* Впервые опубликовано в Черниговской областной газете «Деснянська правда» № 205 (18237), 25 октября 1989 г.


УСПОКОЕНИЕ

2104

Мозаика цветов и крупных лепестков:

Дорога насекомых и птиц

Среди ветвей,

По коридорам кислорода,

Просвеченным кружками солнца

И нитями теней,

Среди прохлады, шелеста и шума,

Средь запахов, имеющих оттенки

Любого цвета и напряженья.


Таков тот сквер:

Накрытый тенью, принуждающий

Нас двигаться, как будто мы

В своих движеньях связаны

Тяжёлым и душным напряженьем.


Сквозь ветви и заставы

Стволов и листьев

Видны трамваи,

Ослепительный на солнце

Кинематограф улицы –

Отсюда

Почти бесшумной.


Эти пятна

Разноцветных платьев,

Размеренные жесты,


Нарисованные на воздухе,

Дети, пьющие молоко,

Пирожки, хлебцы, печенья –

Всё – плоды деревьев и тени.


Связанный с человечеством,

Как лист связан с веткой,

Я чувствую за других,

Ем с другими,

Отправляю те же потребности

И чувствую боль,

Причинённую не мне.


На этой скамейке,

Зеленоватой от сырости

И тёплой,

Скамейке, которая дышит,

Я всё отдалённей,

Всё плоше

Вижу и слышу.


Прохожие, перерастая деревья,

Говорят на изысканном языке,

Понятном, потому что его не нужно понимать.

Они прикасаются

К моему лбу

Влажными, клейкими руками,

Смешиваясь с шумом, с запахом,

С временем и пространством,

Превращая меня

В частицу листка,

В стебелёк травы.


И я блаженно дышу,

Наконец понимая,

Что покой – это отрешение


От воли, от желаний,

Что покой – это счастье

Жить и дышать, чувствуя себя

Во всём и всех в себе.


Так я засыпаю.


15 июля 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


^ ЧУДЕСНОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ

(ФУГА-3)

2105

Где человеческое тело?

Где бедная человеческая мысль?

Где сознание, память, желание?

Кисти рук – желтоватые кости,

Дух – быть может, этот ветер.


О, чудесный шёпот!

Прислушайся – шумят листья.

Часовни тени,

Коридорчики света,

Земля, испещрённая белыми пятнами,

Вся – движение.


Здесь я один.

Со мной кувшин воды,

Краюха хлеба,

Лопата с комьями чернозёма

И на дне тенистой ямы

Желтоватые кости,

Каска, винтовка и котелок.


Здравствуй, мой старший брат!

Я беру в свои руки

Твою руку.

Что ж – мы встретились неожиданно,

Бессмертные, но подверженные изменениям.


Мне хочется есть,

И, глубоко дыша,

Я отрезаю ломоть хлеба.

Вот он – посыпанный серой солью,

Он – осязание, запах, вкус –

Войдёт в мою кровь

И перестанет быть хлебом.

Что ж, товарищ,

И это – не утешение?


Таков тот сад:

Он закрывает тысячью ветвей,

Заглушает тысячью шумов

Звон тарелок

И разговор хозяйки.


Хозяйка (вдова убитого солдата)

Кормит больных

На воздухе, в саду.

Я болен той же самой болезнью –

Боязнью исчезнуть.


И я на цыпочках отхожу от ямы.

Я прохожу галереями,

Где прохлада стоит стеной

Почти такой же плотной,

Как вода.


Я блуждаю в разрежённом воздухе солнца,

Где всё легко,

Где быстро проходишь

Огромные пространства,

А оглянешься – едва в один шаг,

Где, должно быть,

Я совершенно невидим,

Заблудившийся среди звона и сиянья.

Я прохожу поляны

Синего воздуха

И сырых заборов,

Где гнилые груши

Сушит осень.

И теперь, подходя

К выструганным доскам,

Я говорю:

Зачем же я тебя покинул?


Сюда я ближе к дому,

Я вижу её платье,

По которому пролетают пятна света,

Я слышу отдалённый разговор,

Звяканье ножей и вилок.

И вдруг я понимаю:

Всё это

Мне кажется.


Садовник видел чудака:

Он, спотыкаясь,

Прошёл с куском хлеба в руке,

В тяжёлой каске,

Что-то бормоча. –

Он подошёл к забору

И задумался.

– Один из квартирантов, –

Решил садовник

И посмотрел на небо,

И зевнул.


Обед подходил к концу,

Когда хозяйка вскрикнула,

Уронила тарелку

И обернулась:

Я, улыбаясь, шёл из тени

Навстречу ей.


14 сент. 1928

Санаторий на Печерске

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


^ ПРОГУЛКА НА ПАМЯТЬ

(2106)

Колоколенки, колокольня,

Гирлянды тени на стене.

Там тяжёлый водопад прохлады;

Булыжники, нагретые солнцем,

Вводят нас в полдень.


Она проходит по булыжникам

И, босой ногой ступая

В прохладу коридора,

Ведущего в монастырский сад*,

Она чувствует холодок

Грозящей лихорадки.

Кран водопровода

Капает,

Катятся капли, наполняя

Деревянную кружку обеда.

Не оборачивайся! –

Огромное барокко**,

Выдавливая воздух,

Хочет закрыть коридор.


Под каштаном

(По традиции, думаю я)

Лежит поломанная бочка.

Бочка-корабль, покачиваясь,

Отплывает в голубую теплынь.

Так мы проходим несколько шагов.

Какая микроскопическая картинка:

Мы в коридоре яблонь,

Где воздух,

Просачиваясь голубыми струйками,

Раздувает её юбку.

Клянусь, это – июль!

– Сентябрь.


Посмотри

(Она смотрит, обнимая ствол),

Какая масса красок:

Белые, голубые, жёлтые,

Синие, лиловые, красные,

И краски – вовсе не существующие,

Переходящие то в звук –

Крик петуха,

То в запах –

Её кожи.


Поляны помидоров,

Горы груш и яблок,

И рядом – астры,

Около которых холодно

И легко дышать.

Георгины, нарисованные на воздухе –

Они легко покачиваются

И, если бы могли думать,

Думали б о заборах, о стирке,

О резком воздухе гнили – приюте грибов,

О собаке, доживающей последнюю осень.

Настурции – цветы чайников

И ещё тёплых вечеров,

Когда гуляющие кавалеры

Бросают окурки, попадая им в чашечки.


– Странно, – говорит она, –

Я ничего не понимаю. –

А понимаю ли я?

Ты мечтаешь о музыке.

Она бы, расширив сад

До пределов, за которыми –

холод, солнце и страх,

Не могла бы соперничать

С колокольней.

Да и музыка ль это была б? –

Просто водопад тени

С грохотом упал бы

Со стены,

Обдавая булыжник

Кинематографической лентой прибоя,

Расшатывая – подумай – даже

Основание башни,

Но не сдвинув мухи

На её карнизе.


Сверху,

Отсюда сверху,

Следя за воздушной линией стрижа

(Так же очерчена её шея

Воздушным рисунком),

Склонившись вместе с колокольней,

Врываясь белым столбом

В нагретый воздух

И оттеснив его к полям –

Мне равно была странной

Жизнь мухи

И твоя жизнь.


Сверху,

Отсюда сверху

И чуть ниже, где лепные ангелочки

Осыпают извёстку вниз, –

Отсюда я вижу,

Как поворачивается горизонт

Голубым шаром.

Он висит? Или мы висим,

Захлёбываясь в ветре?


О, если бы теперь

Была мне доступна

Эта свежесть лужицы

Между камнями,

Вздох, исцеляющий от всех болезней,

Чувство свободы стрижа, –

Я, быть может, ожил бы.


Милая лужица,

Здесь, на колокольне,

Ты отражаешь немного неба,

Где плавает листик акации,

Должно быть, занесённый птицей.


Сверху,

Отсюда сверху

Отчётливо видна дорога;

Она чуть наклонно,

Чуть покачиваясь

Ухолит под деревья,

Где едва видно твоё платье.


Где теперь те люди,

Что лепили ангелочков,

Облокотясь на небо?

Пустые глаза масок

Так же внимательно и бессмысленно

Глядят в поля.

Сердобольные пустышки –

Сочувствие и юмор.

От колокольного звона

Ангелочки осыпались вниз,

Бессмысленно ободряя друг друга.


– Ещё одной поломанной астрой стало больше, –

Сказала она, входя в тень,

И перемена была поразительна:

Холод обдал её запахом

Земли и гнилушек;

Лёгким запахом зелени

Тишина шептала о том,

Что дальше забора ничего нет

И всё кончено.


– Не верь!

– Не верь ничему!

Выйди из тени! –

Я зову тебя, сидя на лесенке,

Нагретой солнцем.

Но ты не отзываешься.

Я всматриваюсь – тебя уже нет:

Поломанная астра,

Солнце

И заборчик уезда.


^ 16 сент. 1928, Санаторий (Боярка?)

________________________________

*Фруктовый сад Троицкого монастыря (основан в 70-х годах XVII века) в Чернигове.

**Колокольня Троицкого монастыря (1771–1775, барокко, высота 58 м.).


^ СЕГОДНЯ СРЕДА

2107

Давай поскучаем.

Вот мухи зачахли – скучают

Над выпитой чашкой без дна.

Над маслом, над хлебом,

Над старой газетой их шелест:

Они сообщают

Старинные новости.

Я думаю: новость – сухая и пыльная новость –

Она корешком переплёта Жюль-Верна*

Откроет,

Что можно со всем примириться:

Со скукой и с мухой… –

Сегодня среда.


Нам нужен не воздух,

А нечто другое,

Чтоб сразу, как тень, охватило,

Слепя цветником сентября, –

Весёлый калейдоскоп – даже клеем он пахнет,

И ветра предвидеть нельзя.

Забыв, что за мною

Чернильное царство, газеты,

и люди, и вещи, и мухи,

Смотрю я, дыша глубоко,

На текучее небо, на краски по клумбам,

На тень, что белеет: озноб,

Хинин – первый иней…


А всё-таки, здесь что-то есть;

Будто план, будто чертёж

Исполнен не точно:

Забор слишком низок,

Досадно – но эти цветы из бумаги

И тень – лишь оптический фокус,

Притом неудачный.


Но улица?

Вижу кусок мостовой

И голову лошади.

Где же

Живые события, люди?

Хотя бы писатель прошёл –

Ведь в судьбе у него

Что-то лежит роковое*.

Ничего: ни прохожих, ни ветра, ни звука…

Сегодня – среда.


2 окт. 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.

* Жюль Верн (1828–1905) – французский писатель, автор приключенческих и научно-фантастических произведений.

*Смотрите у Н. Некрасова, стихотворение «В больнице» (1855):

Братья-писатели! В нашей судьбе

Что-то лежит роковое…


^ БОТАНИЧЕСКИЙ ПАРК

2108

Парк охвачен темнотой,

И в тени, будто вырезанные из дерева,

Сидят печальные фигурки отдыхающих.

Отдых, здесь – во мгле, в самом центре

Недвижных теней и шума лип, –

Здесь отдых есть потеря, падение и небытие.


Лицо, сделанное из тёмной коры,

Напоминающее маску

Под фетровой шляпой,

И зелёная краска скамейки

С полосами солнца

Поворачиваются ко мне с угла дороги,

И на миг, как предупреждение –

Мелькание спиц велосипеда

И звон трамваев из далёкого города.

Или это тело, коснеющее в неподвижности.

Оно тёмными очертаниями,

Линиями простыми и резкими,

Складками деревянного платья

Уже не сегодняшнее, а вчерашнее.

Руки – опущенные, со вздутыми жилами –

Выточены так искусно, что мне, идущему мимо,

Вспоминаются выпуклые виноградинки на буфете –

Такая подробность и точность в их морщинах.


Человек – это музыка

С её сменой наростаний, падений,

Разочарованья, надежды, отчаянья, веселья.

Он сконцентрирован в эту неподвижную фигуру –

Теперь мощная машина,

Сильнейшее из взрывчатых.


Поворачивая аллеей

Туда, под гору,

Где деревья, вздув узловатые мускулы,

Еле выдерживают

Эту синюю пустоту,

Расчерченную лёгкими зигзагами ласточек,

Я замечаю у пёстрой лимонадной будки

Обрывки афиш, цветные платья,

Детские колясочки. –

Вся эта триумфальная пестрота –

Точно перед войной или на бегах.


Отсюда, с горы, прямой дорогой каштанов,

Мимо бочек, наполненных чёрной водой

с жёлтыми листьями,

Мимо грабель, лопат и домика сторожа

Среди прохладного дня октября

Я растерянно борюсь со счастием.


Но расточительно, подобно этим каштанам,

Сбрасывающим листья

То по спиральным путям неба,

То по косым и прямым путям лучей,

Я отдаю в пространство свои мечты,

Своё тепло.

Нищий, на ощупь пробираясь вниз,

Я знаю, что и сегодня буду голоден

И уже никогда не согреюсь.


Тем временем дама, пьющая сельтерскую воду,

Охваченная холодом и тишиной парка,

Думала: «Какое мне дело до него…» –


Прекрасны были кричащие буквы афиш

За её спиной.


4 окт. 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


^ ЛЕТНИЙ СОН

2109

У голубых садов воды,

Среди потёмок гибких ив,

Среди переплетённых пятен света

И белого песка кочует лето.

Ромашками навис обрыв,

Где тайники зелёной мглы

В омуте лучи ломая

Едва текут, едва светлы,

И чёрный берег подмывают.


А мне? Скажи, что делать мне

Средь этой пустоты светящейся,

В сухом полуденном огне

Течёт и тает настоящее.

И разобрать уже нельзя,

Где жёлтые внизу, где синие

Цветы и дни, они скользят –

Воздушные, прямые линии.


Ломая томный блеск воды,

Лениво – точно мысли бреда –

Проходят облака в сады,

Стоят, томясь после обеда, –

Туда, где племя сельских маков

Наш сон дневной хранит, качаясь,

Отсюда подают нам знаки

О лихорадке перед чаем.

Влюблённые, качаясь в пыль,

Они летят во мглу как стая,

Их стебель прямо как фитиль

Высасывает сушь, пылая,

Пока ты спишь.

Постель бела

И сонно отдаёт прохладой,

Жужжит пчела, сквозь бред пчела,

И больше ничего не надо.

Стакан воды – в нём свежесть рек,

Блестят полы, дверные ручки, –

Так умирает человек:

Не мучится он и не мучит.

Ему легко дышать и спать

Под лёгким одеялом мира,

Качается его кровать

И хрупкая его квартира.

И в раковине облаков,

Спиралью уходящей в вёрсты,

Вновь – маков тёмный сон и пёстрый

Шумящий мир идей и слов.

Он спит.

В пустой сторожке деда,

В горячем поле на краю,

Средь белых стен прохлады, бедность

Поёт пустую песнь свою.

Быть может, в глиняной свистульке

Та песнь – течение небес,

И лени, и цветов, и плеск

Воды, и дальний ропот улья;

Быть может – это ветер луга

Как ткань светящихся ароматов

Нам занавесит окна с юга,

Чтоб слышать песнь труда и мяты.


Но в глиняной свистульке – ветер,

Нет никого: покой да небо.

И, может быть, меня на свете

По-настоящему и не было…

Закрыв глаза, иду обратно:

Сухой румянец лета, пятна

Неуловимой желтизны,

Жара на сене, холод тени,

По вечерам – среди деревьев

Туман и радуга луны… –

Спи.

Спи!


9 окт. 1928


В ОСАДЕ

2110

Средь пыли, сена и лучей

Во флоте страшных трубачей –

Жужжащих ос – стоит наш форт,

Герои город защищают

За деревянною стеной

Засохшего плюща.


Жужжалкин, здравствуйте, Жужжалкин! –

Он в пыльных брюках, в макинтоше,

Сухой, как голос пчёл, и жалкий,

Как перепуганная лошадь.

Тягучая, скупая речь:

«Вы не-здо-ро-о-о-о-вы – эт-о бывает,

Мы будем клевер ваш беречь,

Хотя он грозы навевает.

Противник должен отступать,

Хотя, не скрою, мы разбиты.

Что жизнь? Ведь можно и не спать,

Не пить ни с кем , пока мы сыты». –

Но я не верю ничему,

Как сено, что горчит и злится,

И я, наверно, не пойму,

Что с этим можно примириться.


И вот уже дует в свистульки клён,

И дети слушают бедные песни, –

Что благодарнее, что чудесней

Наших осенних времён?

А месяц этих тонких верб –

Он днём слабей полёта мухи.

Мой друг, на всём лежит ущерб,

Страшны события и слухи,

Безумство он напоминает,

Мушиный медленный полёт,

А крылышки – какова цена им –

Противник мудрый разберёт.


Как меченый листьев красный крап,

Он в сумерках моего мозга,

О, зелёная плоскость стола,

Ты вошла в мою жизнь слишком поздно.

Сквозь события, лица и тысячи вер

Я гляжу в пустые глаза твои:

Что за ними? Ужель никуда и ничто,

И разведчик глядит с высоты стола,

Но жужжит, но ворота скрипят,

И в просторный дворик провинции

Влетает, гудя, крылатый солдат

Отдохнуть и напиться.

И за ними стоит холод и тьма,

И его товарищи перебиты.

– Защитники, мы сошли с ума:

Ворота открыты!


12-13 окт. 1928


^ В ЗВЁЗДАХ

2111

Пахнет сеном – сном.

Так пахнет сон.

И розовым она коленом раздавила мотылька.


Течёт в пустыне звёздная река,

Она течёт и точит камень,

И течь дают корабли её

На меловых отрогах Млечного Пути.


Сияющие корабли,

Фосфорические корабли.

Сквозь их рёбра стекает небо

Сном.

Чьим сном?


О чём ты думаешь? Куда, куда

Было направлено их плаванье?

Большая синяя звезда

С каких холмов эфира светила им?

Какая чудовищная авария

Их разнесла в щепы,

Их разнесла в пыль

Млечного Пути?


Мы слушаем:

Шевеля волосы,

Шумит, шумит ночной ветер,

Колебля миллионы листьев,

Колебля тонкие стволы и ветви,

Колебля и смущая наши чувства,

Наши сны.

Чьи сны?

Я слушаю.

А белое лицо твоё с закрытыми глазами,

Мерцающее в темноте лицо

Внимательно отсутствует.


Ночные мотыльки

Из праха и травы

Всё бьются у виска,

Дыша крылами.

И ты так – еле-еле дышишь.

Ты слышишь?

Ты еле-еле дышишь,

Колебля их крылышки.


В каких глубинах затонули корабли,

И на каких тысячевёрстных мелях

Из мела

Колеблются они,

Вдыхая ветер и шум

Твоего сердцебиения?


Поднимись над грудой осколков:

В долине из камня

Бьётся мотылёк,

Раздавленный твоим коленом.

И если бы смотреть сквозь микроскоп:

Жилец иной планеты,

Обратив блистающие пузыри –

Тысячи глаз –

С мучением рассматривает

Снасти крыл;

Их тонкая проволока

Спутана и поломана.

А корабли?

Одни улетели,

Другие мертвы.


Как, в общем, постыдна смерть

Разумного существа!


И вот, обречённый на гибель,

Он входит в твой сон

Тысячью глаз,

Освещённых изнутри

Страшным светом мученья…


О, Млечный Путь,

О, страшный млечный сон,

Действительность под хрупкой оболочкой!


16 окт. 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


^ ВОРОБЬИНАЯ НОЧЬ

2112

Поздно. Восходит звезда.

По спутанным клубкам дорог

Среди клубов запаха и сырости

Идут беженцы.

Вот всадники горбатые в плащах,

Старухи богомольные

(Есть высохшие маки

В одежде старух),

Усатые гвардейцы с лаковым лицом,

Другие ещё не оформившиеся тени –

Те без головы,

Те без ног

И некоторые вовсе никакие.

Все они крадутся к нашим белым стенам,

К свету окон,

Блуждающему в бузине,

Текучестью напоминая дождь,

Быть может – предвещая дождь.


А что у нас? –

Под кругом лампы,

Как бы застигнутые заговорщики,

Мы сохраняем натянутые позы

Оскорблённой невинности.

Под кругом лампы, как под микроскопом

(Иная точка зрения)

Мы – бесконечно малые организмы,

Ничуть не страшные,

Да и не нужные никому.


Или под кругом лампы,

Как в фотографическом аппарате,

Довольно интеллигентная семья

Скучает коллективно,

Ощущая свою сытость

И упиваясь течением благородных мыслей.


– Да, будет дождь.

Но кто же мы такие?

Чего мы ждём? –

Он думает, наполовину высунувшись из окна.

Свежо.

Тяжёлый ветер нагибает

Какие-то вершины,

Какие-то неразличимые бугры

Колышутся. – Кусты?

Деревья?

Или шалаши беженцев?

Темно – ни земли, ни неба.

Он повернулся: всё то же,

Всё те же напряжённые фигуры

В широком круге света.


Вот какова истинная реальность:

До ужаса она близка

И невыносимо привычна.


Сквозь щель парадной двери

Таинственный наш свет

Им подаёт надежду,

Будто мы решаем их дела,

Будто мы им дадим

Помещение, деньги, пищу, –

О, если бы они знали,

Что этот свет есть только свет

Перед дождём – под дверью.


Такой же свет я помню

Из-под дверей, где собрались врачи.

Я в полутьме, в жару, в забытьи

С надеждой щурил глаза

На полоску лучей,

И успокоил меня

Тихий звон посуды.

Тогда я понял, что останусь жив.


Но это не в пример забавней:

Шум ветра или шёпот их,

Или первые капли дождя.

В сенях мы чувствуем чужое ожиданье,

Как, должно быть, чувствует слепой

Предмет, ещё его не коснувшись,

Как чувствует в себе больной

Постороннее тело болезни.

И вдруг оказалось – шипит самовар. –

Нас обрадовал ещё один союзник.


Я вышел на крыльцо.

Среди потока темноты,

Несущейся мимо меня,

Среди движущихся куда-то деревьев –

Я не заметил никого.

Но вправо,

В полоске окна

Шевелилась серая старуха,

Вздыхая так тягостно,

Как вздыхают во сне от невыносимой боли. –

Я быстро захлопнул дверь.


– Дождь начался.

Предстоит длинная ночь,

И долгая песнь самовара,

И ожидание.


Они, конечно, лягут спать.

А я? – Я не усну.


Дождь хлюпает, хлопает,

Липнут их платья,

Шипит бенгальский огонь. –

Налейте мне чаю.


22 окт. 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


СТАНСЫ


Краснеет солнце. На снегу

Лежат слепительные тени.

И в памяти я берегу

Касанье, шелест и движенье.


Заденешь жизнь – стеклянная гроздь

Тебя бесшумно осыпает.

Какое счастье молодость –

Никто как следует не знает.


Держись! Мы падаем, скользим,

В глаза ударят звёзды инея,

И над рябиной всходит дым –

Воздушные прямые линии.


А взглянешь в солнечную высь –

Уходят крыши и трамваи.

Дай руку мне и улыбнись –

Полнее счастья не бывает.


7 дек. 1928

_______________________

* Впервые опубликовано в журнале «Радуга» № 2, 1997 г., Киев (с изменением второй строки: «Лежат таинственные тени»)


^ МОЯ СМЕРТЬ


Я много думаю о смерти,

Как буду мучиться я и задыхаться,

И вокруг постели сойдутся черти

Над бедным грешником посмеяться.

А как взгляну я: в кабинете

Луч заката – воронка витая

Встаёт на пол.

Никому на свете

Я такой тоски не пожелаю.


9 дек. 1928


НЭП


Дайте мне вина.

Я – пошляк-мужчина,

Всеми я любим.

На дворе луна –

Так, наполовину,

Не луна, а – дым.


Ах, играй, фокстрот,

Уноситесь, пары!

Расплясался НЭП.

Твой огромный рот,

Стриженая Сара,

Жалок и нелеп.


От твоих чулок,

От цветного платья –

Жар и духота.

Скуден вечерок

На твоей кровати,

Рыжая мечта.


Скрипка нас ведёт

Ощупью к диванам,

В люстры, в чёрный лак.

Сердце, как фокстрот,

На краю стакана

Отбивает такт.


Дайте мне вздохнуть,

Пошляку-мужчине,

Дайте мне вина!

Лёгок санный путь –

Перегар бензина,

Узкая луна…


Вот твой низкий дом.

Я ещё не видел

Комнаты твоей.

Ходят под окном

Беды и обиды

С письмами друзей.


Ах, играй, фокстрот,

Уноситесь, пары,

Расплясался НЭП!

Твой огромный рот,

Стриженая Сара,

Жалок и нелеп.


И за то, что мне

Нет возврата ныне –

Пусто и темно.

Чья-то жизнь в окне

Осыпает иней

На твоё окно.


И меня ведут

С сонными ворами

Белым пустырём.

И стоит в снегу –

Сдавлена домами –

Камера с окном.


12-15 дек. 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


СКАЗКА

Тильтиль* и Митиль*

Ушли в метель.

Сгорел фитиль,

Пуста постель.

По самые уши

Войдя в вечность,

Фея свечи

В домике тушит.


Милая вечность,

Домашняя вечность! –

Окно из слюды

Выходит в вечер.

Заметает ветер

Их следы…


Заметает память

Их следы.


18 дек. 1928

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург (процитировано Дмитрием Быковым – с сокращением – в статье «Свет за дверью», журнал «Огонёк», 2001, февраль, 26).

* Тильтиль и Митиль – герои знаменитой пьесы бельгийского поэта и драматурга Мориса Метерлинка (1862–1949) «Синяя птица» (1908).


^ СТАРЫЙ РОМАНС*


Всё рассчитано и взвешено.

Тихо падает снежок.

За окошком занавешенным

Вечер прям и путь далёк.


– Что ж бояться нам, цыганочка? –

Говорит ей господин, –

Сядем в крашеные саночки,

Быстрой тройкой полетим,

И у нашего предместия,

Где на ставенках цветы,

Застрелю тебя из мести я,

И на снег свалишься ты:

Грудь коварная прострелена –

Ни кровинки, ни следа…

Видно, нам с тобою велено

Не встречаться никогда…


– Не обучена я грамоте,

А знаю сказки пострашней.

Дай-ка лучше мне на память… и

На похмелье – пять рублей. –


Пушкин смотрит: за скворешнями

Поднимается дымок…

За окошком занавешенным

Вечер прям и путь далёк.


18 дек. 1928

________________________

Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», Киев, АРП, 1929.