С. Е. Хрыкин Сайт «Ирпенская буквица»: Издание: авторская редакция составителя. Книга

Вид материала

Книга

Содержание Урок осени Цветущая яблоня Ставни говорят Над ручьём Ночные облака Не убежишь Самая обыкновенная история Летний день Конец мира

Подобный материал:

• В. Х. Лобас «Культура Сходу» Сайт «Ирпенская буквица»: Издание: В. Х. Лобас «Українська, 815.26kb.
• Н. Д. Колбун «Заключение и литература» Сайт «Ирпенская буквица»: Издание: Н. И. Околитенко,, 284.53kb.
• Ирпенская буквица, 117.9kb.
• Ирпенская буквица, 1004.26kb.
• Ирпенская буквица, 853kb.
• А. Г. Шишов Медицинское изучение и предупреждение летных происшествий. Авторская редакция, 535.15kb.
• Рабочая программа уроков изобразительного искусства и трудового обучения в 1 классе, 173.25kb.
• И. В. Курчатов Сайт «Военная литература»: Издание: Головин И. Н. И. В. Курчатов. М.:, 1411.84kb.
• Книга уникальное издание. Это фактически «целительский», 3202.4kb.
• Е. П. Блаватской ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ (пер с англ. Л. Крутиковой, 5151.33kb.

24 мая 1926


* * *


В садах разводят землянику,

И вечереет, и вдали

На перевёрнутую книгу

Ночные сумерки легли.

В чудесной книге есть страницы,

Но горше и печальней нет

Той, на которой только видишь

И млечный край, и лунный свет.

Туман, туман… Без выраженья

Разъято всё, лежит как труп,

И лунный луч в кущах сирени

Так беспощаден, мёртв и туп.

Подумай: это умирает,

Что обступило нас кругом,

Что там ветвями колыхает,

Что дышит в воздухе ночном… –

Ты участи страшней не знаешь,

Ты сам, мой друг, подвержен ей,

Ты вот живёшь, а умираешь.

А много ли тебе ночей?


24 мая 1926


ЭЛЕГИЯ


За муравейником моим

Стоит вода, полна закатом,

И грустно мне, что я любим

Тобой так искренне и свято.

Ещё грустнее мне тогда,

Когда над синими холмами

Встаёт жестокая звезда

Посредницею между нами.

И мне грустней ещё затем,

Что всё минуло без возврата,

Что я беспомощен и нем

Перед тобой стоял когда-то.


24 мая 1926


МОЕЙ ЛИРЕ


Жестокая моя судьба,

Я пред людьми за то отличен,

Что был я преданней раба

Твоим затеям и привычкам;

За то, что в страшные года

Писал я так о самом нежном,

Как не писали никогда;

Что был я беден и прилежен. –

За то, я знаю, у меня

На каждый день не хватит хлеба,

Но я не изменю, но я

Иное прозреваю небо.


24 мая 1926


^ УРОК ОСЕНИ


Жесток и прям осенний день,

Размеренно часы проходят,

И всё ж какая-то есть тень

В изнемогающей природе.

Как грустно и светло кругом

В пустых, сбегающих просторах,

Спросонок, на осенний дом

Как бы просыпан серый порох.

Смотри, у этих пыльных дней,

У вечеров, покрытых тенью,

У тех желтеющих ветвей

Мы снова учимся терпенью.


24-25 мая 1926


* * *


В тёмном сумраке светит

Вечереющий путь.

Ночью плакали дети,

И не мог я уснуть.


Голоса их страшнее,

Чем бессонницы гнёт.

Кто внимать им умеет –

Никогда не заснёт.


Там враскачку летели

За обрыв тополя,

И светя еле-еле

Уплывала земля.


Ей навстречу попались

Две громадных звезды,

От которых остались

Огоньки у воды.


В самом деле, что горше

Для меня и больней,

Если капает дождик

На игрушки детей.


25 мая 1926


СУМАСШЕДШИЕ


1.


Мне трудно с вами говорить

На языке прекрасных песен.

Мы помешались от зари,

А тут выходит узкий месяц

И сумасшедшие бредут

Рядами по зелёным скверам,

Их дамы чинные ведут,

Женатые на землемерах.

У самой старшей поутру

Дантисты вынули из зуба

Сухую липкую кору,

Похищенную ей из клуба.

Она, зубастая, легка,

Воздушна, и не всякий знает,

Что видели в ней мотылька,

И он у всех в мозгу летает.


25 мая 1926


2. (III)


Мы знаем сказку: старый мельник*

Мукой обсыпал всё вокруг.

Его жена на той неделе

Спекла из теста лунный круг.

Вот почему всё побелело,

Песок просыпан за окно,

И, задыхаясь, то и дело

Самоубийцы пьют вино.

Пересыхает наше горло,

Мукой покрыты колпаки,

И по садам бегут проворно

Сухие столбики муки.

А в зеркале лицо белеет

И волосы растут до плеч…

– Смешон, кто ночью не умеет

Оладьи лунные испечь.


25 мая 1926

__________________________

* Впервые опубликовано как отдельное стихотворение в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


^ ЦВЕТУЩАЯ ЯБЛОНЯ


За зубчатою оградою

Начинается рассвет.

Веет холодом из сада

На ступеньки и паркет.

Как запущенно и глухо

От смородин до ракит!

Вся в цвету белее пуха

Яблонь старая стоит.

Облака летят без счёта

Будто в пене голубой,

Будто осыпает кто-то

Сад светящейся трухой.


25 мая 1926


* * *


Облака над нами ходят,

Речка медленно течёт.

Всё, что прожито – проходит,

Всё, что в будущем – пройдёт.

Пусть обман всего дороже,

Он зато прекрасней всех,

Даже небо дышит ложью:

– Красота, мой друг, не грех.

Тот, Кто лжёт, наверно создал

Всю земную красоту,

Этот синий, млечный воздух,

Широту и высоту.


25 мая 1926

* * *


Нам тесно без прекрасных сказок,

Яснее в них провидим мы,

Что так темно ещё ни разу

Нам не было вокруг тюрьмы.

Да не тюрьма ли эти стены,

Ряды бездушных фонарей,

И этот серый, неизменный

Машинный гул среди камней?

Но вот, внезапно оживая,

Свежи, как хлопья в вышине,

К нам сны и образы слетают

И сказки говорят оне.

Мы ищем жадно у поэтов

Прекрасных сказок, дивных снов,

А видим, как живёт без света

Уродец средь пустых домов,

И тот уродец сочиняет,

И пишет, и читает он…

Бедняга, он совсем не знает,

Что он и жалок, и смешон.


25 мая 1926


^ СТАВНИ ГОВОРЯТ


Гляди, прохожий: видишь, где мы

Ревниво тайны бережём.

Мы иногда глухи и немы,

Зато мы украшаем дом:

Какие пёстрые узоры! –

Вот петушки, сердца, цветы…

Мы этим лишь отводим взоры,

Но любопытны мы как ты.

Когда прильнув к стеклу ночному,

Мы видим, как оживлены,

Беспомощно снуют по дому

Заботы и слепые сны.

Мы видим: вещи оживают

И деревянным языком

Рассказывают и болтают

О самом тайном и ночном;

Обои, краски и узоры

Сползают на постель, и тут

Берут за горло, точно воры,

И душу сонную крадут.

Мы много знаем тайн и тоже

Ужасных былей, но страшней

Из всех одна: что ты, прохожий,

Боишься света и людей.


26 мая 1926


АКАЦИЯ


Как тучи белые акации

Висят до вечера кругом,

И всё не можешь надышаться

Тяжёлым, клейким воздухом.

Но запах к вечеру иссякнет,

Акация стоит одна,

И кажется, летит заря к ней

Из самого пустого дна,

И светом обдавая синим,

Как будто проливает здесь

Божественных, воздушных линий

И запахов и звона смесь.


26 мая 1926


* * *


Тебе невинность не пристала, –

Обворожительно глупа,

Ты будешь жертвою нахала.

Что мнение тебе? – Толпа

Бессмысленная и бездумна

Простит грехи, и ты прости,

Что оттолкнёт тебя бездушно,

Твои надежды и пути.


26 мая 1926


* * *


Бормочут вещи, краски, числа

Своим невнятным языком.

Над миром немота нависла.

О чём ты говоришь, о ком?

Я ничего не понимаю,

Смешались мысли, – всё ушло,

Осталась только ночь сырая

И запотелое стекло.

Да, так бывает в самом деле,

Не замечая, что и кто,

Глаза откроешь еле-еле,

В них лампа, шляпа и пальто.

Твой голос нежный, голос смутный

Сейчас или тогда звучал,

Тогда ли свет скупой и мутный

На чёрных окнах догорал

Сейчас ли за сердце хватила

Такая боль, такая грусть,

Что я увидел через силу,

Что с прожитым я не смирюсь.


26 мая 1926


* * *


Гитары долгий звон,

– Всё в мире засыпает,

Всё сыплется кругом.

Но вот со всех сторон

Бездумная, слепая

Тьма оцепила дом.


Не хочется дышать.

Жара пуховиками

Измучила меня.

На тёмную кровать

С открытыми глазами

Ложимся без огня.


Всё прожито навеки.

Остался длинный звон,

Как пенье комара.

На сомкнутые веки

Ложится поздний сон

До самого утра.


27 мая 1926


* * *


Бескровное тянется небо.

Какая сегодня жара!

И вялая, странная небыль

Стекает с сухого пера.

Старушки, чертята, уроды –

Питомник весёльем живёт,

Всё ищет бумажной свободы,

Но даже дверей не найдёт.

За дверью, бездумны и плоски,

Разъятые образы ждут,

И глазом слепым и белёсым

Глядит засыхающий пруд.


28 мая 1926


^ НАД РУЧЬЁМ


Шурша стекляшками, стрекозы

Садятся дружно у воды.

Их пригнетает белый воздух

И суховатый блеск слюды.

Сюда, что облако, спустился

Висячий дым пустых садов,

Ты даже дышишь через силу

В плавучем трепете листов.

Касаясь плеч рукой тяжёлой,

Покатых плеч, я говорю:

– Мохнатые сегодня пчёлы

Влетят в тягучую зарю.

Всё так плавуче и воздушно,

Что, молча сыростью дыша,

Нам повинуется послушно

Отяжелевшая душа…

И дверь туда приоткрывая,

Где видишь ты себя другой,

Она тебе повелевает

Остаться лёгкой стрекозой,

Чтобы стекляшками тугими

Мерцать, где дым и соловей,

Узнать, что есть любовь над ними

Дороже всей земной любви.


28 мая 1926


* * *


Как пузыри, наполненные тенью,

Покинутые комнаты висят.

Как пусто здесь: от окон до сирени

Всё так же пёстр и немощен закат.

Дыханья ли тебе недоставало?

Или в краю вчерашнего огня –

Я видел, как с усилием дышала, –

С каким трудом любила ты меня?

А я без сожаленья, без пощады

Глядел и думал: – ты побеждена,

Ты жалкая, лишённая отрады

Узнать – что нелюбима ты одна.


29 мая 1926


^ НОЧНЫЕ ОБЛАКА


Бумажных, плоских фонарей

Желтеют призрачные пятна.

Ты говоришь – «любовь», но в ней

Я разуверен безвозвратно.

Сбегают облака с земли,

Их слабый очерк как рисунок

Недвижных тел, как бы вдали

Течёт струя ветров бесшумно.

Да, это странная любовь

Зажгла фонарики цветные

И движет облаками вновь,

Летя от нас в края иные.

И сердце мне сжимает грусть,

И над минутной красотою

Летят – которым я молюсь

Которые молитв не стоят.


29 мая 1926


^ НЕ УБЕЖИШЬ


Никак нельзя тебя назвать,

Обворожительная робость,

На всём давно легла печать

Отбушевавшей где-то злобы.

Я в сад, – за мною точно тень

Дыханье сказочного мира,

Какая-то пустая лень

Перебирает струны лиры.

Я тщетно пробовал бежать,

Ломая хрупкие границы,

Стараясь в пальцах удержать

Стихи, мгновенья и зарницы.


29 мая 1926


* * *


За рекою горят огоньки,

Тускло светит серебряный месяц.

Жизнь пошла на фунты, на куски,

Не собрать её и не взвесить.

Ты дешёвой своей красотой

Не гордись, – ведь румяна смесятся,

И никто не захочет с тобой

Разговаривать и развлекаться,

Лишь останется жалость без сил,

И за то, что тебя не желают,

Не простит тот, кто раньше любил,

Ведь в любви снисхожденья не знают.


30 мая 1926


^ САМАЯ ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ


Подбородок дрожит и кривится рот.

Как поймать эту тень под глазами?

Неужели бесследно пройдёт

Всё, что жило и делалось нами?

От холодных страниц, от простынь,

От цветов на комоде пузатом

Ничего не осталось, и ты

Не осталась; а было когда-то –

Ты цеплялась за руки мои,

Да просила помедлить не ты ли?

И напрасные слёзы твои

Только мучили и смешили.

Ты цеплялась за жизнь, – жизнь ушла,

Ничего не осталось для мира.

– Боже, как же ты долго жила

А этой страшной и жалкой квартире.

Чем жила ты? Неужто ли впрямь

Только памятью слабой и ложной…

(. . . . . . . . . . . ?)

Но забыть?!

– Нет, забыть невозможно.

30 мая 1926


СОЧУВСТВИЕ


Ночь как в фокусе окна

На стекле отражена.

Дождик сеет понемногу.

Ты жива, и слава Богу.


Что уж проще и верней

Этих жёлтых фонарей.

Соучастником разлуки

На столе лежит конверт.

Ты встаёшь и тушишь свет,

И заламываешь руки…


Кто мне скажет, чем помочь

Разлюбившим в эту ночь?


30 мая 1926


ПРОХОЖИЕ


Как пузыри, наполненные тенью,

Их головы пустые надо мной.

Прохожие, какое сожаленье,

Что вы спешите вечером домой.

Я мог бы рассказать о вашей жизни:

Она пуста, зато она проста.

Чего стесняться в собственной отчизне?

Вся ваша жизнь, прохожие, тщета.

Но как, зато, достойно всё проходит,

Рассчитано, – что ничему не быть.

Вот истина: в хорошую погоду

С собою зонтика не следует носит.


30 мая 1926


ВО СНЕ


Нам неспокойно, шелестят

Бульвары в дыме беловатом,

Ещё недавно плыл закат

Печальней всех земных закатов.

О чём тогда мечтала ты?

Чего хотела? Чем дышала?

Зачем увядшие цветы

Безмолвно ты перебирала?

И я, не двигаясь, глядел

На профиль, горестно склонённый,

На облака, как груды тел

Взлетающих деревьев сонных.

И нехотя подумал я:

А ведь пройдёт очарованье,

И ты, не глядя на меня,

Мне тихо скажешь6 «До свиданья».

Тогда понятней станет мне,

Что «до свиданья» было ложью,

Что любим мы с тобой во сне,

А наяву любить не можем.


1 июня 1906


* * *


Так вот ещё одна весна:

Цветёт и реет воздух ночи.

Как будто даль обнажена! –

Чего ещё, скажи, ты хочешь?

Вот тополь встал над пустотой,

Как бы войдя в чужие дали.

Скажи мне, почему весной

Мы ищём то. Что потеряли?

К чему? – Былого не вернёшь.

А всё-таки в душе досада,

Ведь ты, наверное, живёшь

Теперь совсем не так, как надо.


2 июня 1926


^ ЛЕТНИЙ ДЕНЬ


Что может быть на свете проще:

Стоят берёзовые рощи,

Недвижно в воздух погрузясь,

На колеях сухая грязь

Осталась от дождя, направо

Цветёт всё небо, – жизнь в цвету,

Там двигаются, там растут

Высокие, густые травы,

Проходят тихо облака

В орешнике, и так легка

Пустая даль летит, пестрея,

Сюда, в зелёные аллеи…

Что сердцу значила печаль?

Прекрасный мир лежит на воле,

А выйдешь – убегает поле

До горизонта вдаль, вдаль…

Туда и мне, в тот край вечерний,

Туда, где золотеет рожь,

Туда, в соседнюю губернию,

Где ты мечтаешь и живёшь.


2 июня 1926


ИЗГНАННИК

Я в странах печальней не был,

Чем в этой холодной стране.

Изгнаннику кажется небо

Таким же пустым, как во сне.

Здесь те же цветы – да не пахнут,

И краски без солнца бедны,

Здесь тени тоскливые чахнут,

Закатом освещены.

И бледные женщины скупо

И хмуро на небо глядят,

Торжественно чинная глупость

Их вечером выведет в сад.

В саду всё рассчитано, прямо

Уходят проспекты аллей,

На мраморном боге панама,

Чтоб было ему веселей,

Чтоб тощие дамы глядели

Бесстрашно: ведь голым назвать

Нельзя же того, в самом деле,

Кто может панаму снимать.

Как страшно…

За сердце хватает

Проклятая жизнь, как во сне… –

Тюрьма и больница пустая –

Всё пусто в чужой стороне.


2 июня 1926

__________________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


* * *


Долго длился светлый бред

И росла черта заката.

Ты смеясь сказала «нет»,

И теперь ты виновата.

В чём же дело? Разве мы

Не вольны в своих желаньях? –

Говорили ж у тюрьмы

Осуждённым «до свиданья».

Но впервые для меня

Стало ясно безвозвратно,

Что любовь невероятна,

Что её нельзя понять.


3 июня 1926


^ КОНЕЦ МИРА


Ты слеп. Протяжно и светло

Ложится воздух опустелый.

Всё, что дышало и цвело,

Теперь навеки омертвело.

Разъятый мир лежит как труп.

Текут и блёкнут впечатленья,

Текут туда, где – нем и туп –

Бессмысленно ты ждёшь движенья.

Всё кончилось – пойми – навек,

Всё опустело и прожито,

Лишь фосфор пересохших рек

Ещё мерцает у зенита.

Обломком золотым осел

Закат на каменные груды,

Он безвозвратно догорел,

Не жди, не жди былого чуда.

И странный шёпот пересох,

Листва, окаменев, сгорела.

Твой мир так немощен и плох:

Вот жалкое простёрто тело,

А ты не умер и не жив,

Ещё следишь, потомок хилый,

Как солнце светит через силу,

Катясь в небытие, в обрыв.


3 июня 1926

___________________

* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.


ВЕЧЕР


Не бабочки, а серый пепел

Безвольно сыплется кругом.

Вот сумерки, но как же светел

В акации плывущий дом.

Какое здесь изнеможенье!

Как недоступно мне оно!

Какие горестные тени

Ломает хрупкое окно! –

Я нынче праздный посетитель,

Сквозь клейкий запах резеды

Гляжу, как протянулись нити

Туда – от сердца до звезды.

Неужто день и впрямь окончен

И ближе к нам небытие?

А жизнь короче, сон всё тоньше, –

И ничего не нужно мне.


4 июня 1926


МЭРИ


1.


Мэри Пушкина и Блока,

Ты сегодня снилась мне.

Твой пушистый лёгкий локон

Щекотал меня во сне.

Гостья дивная явилась

Мне из дальней стороны

И под утро превратилась

В беспокойный блеск луны.

В той стране мы раньше жили –

И, любя её одну,

Мэри, Мэри, мы забыли

Путь в ту дивную страну.


2.


Как нелеп наряд домашний!

Всё же Мэри всех милей.

Но её замучил кашель,

Нет ни денег, ни друзей…

Ты хотела жить в том мире,

Где обманщик пьёт и ест,

Где нас выгонят с квартиры,

Где всего дешевле честь? –

Что ж, терзайся. Только, Мэри,

Улыбнись ещё хоть раз,

Только раз – за все потери,

Что потом замучат нас.