Рецензент д-р филос наук, проф. М. В. Попович Редактор Р

Вид материалаДокументы

Содержание


Коннотативная изотопия.
Список использованной литературы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13
К = Г
, (£1, £3) Т2 (П, i2) Тг (12, £3),

который является функцией от исходного (интерпретируемого) текста и обеспечивает для него группу интерпретант. Такой способ представления корпуса учитывает не единую (базовую) изотопию, элиминирующую неоднозначность, а трансформируемую группу возможных прочтений (в определенных позициях роль «базы» выполняют как (£1), так и (£2).

С помощью такой модели, артикулированной в риторическом измерении, могла бы частично учитываться «десемантизация» (или «ресемантизация») текста, изменяющего интерпретанты в новой культурной традиции. Это означает, что корпус предоставляет упорядоченный набор возможностей, который в реальном функционировании текста регулируется с точки зре-

174

ния интерпретаТйвных стратегий, предлагаемых культурой.

^ Коннотативная изотопия. Проблемы, возникающие в связи с анализом лолиизотоганого текста, свидетельствуют о том, что тексту присуща потенциальная метафоричность, которая реализуется или не реализуется в редуцированном прочтении в зависимости от выбора «базы». В данном случае «базовый» или «фигуративный» уровни интерпретации зависят от того, устанавливается ли между изотопиями транзитивное или нетранзитивное отношение, что позволяет ввести понятие «коннотативной изотопии».

Впервые это понятие было использовано А.-Ж. Греймасом, различавшим «коннотированную» и «кон-нотирующую изотопию». Поскольку речь идет о двух аспектах одного явления, мы не будем придерживаться этого различия.

Понятие «коннотативной изотопии» получило развитие у М. Арриве, по мнению которого изложенная Ф. Растье теория полиизотопного текста сопряжена с некоторыми опасными следствиями, так как в ней имплицитно постулируется, что всякая семема является по крайней мере биизотопной. Присутствие в тексте семем, индексированных только в одной изотопии, является указанием на существование (£3), которая часто проявляется лишь в незначительном числе сем и связана с метафорическим отношением между (£1) и (£2). В таком случае ни одна семема текста не может иметь менее двух содержаний.

Следовательно, нужно постулировать существование «невоспринимаемых изотопии», которые М. Арриве и определяет как «коннотативные изотопии». С помощью этого понятия учитывается существование изотопии, не проявившихся ни в одной лексеме текста. Это не означает, что коннотативные изотопии существуют только in absentia: часто значения, содержащиеся в одних точках на уровне коннотации, в других точках текста выступают на уровне денотации (см.: [28, с. 59—60]).

Употребление понятий «коннотация» и «денота-ция» применительно к изотопии текста представляется крайне неопределенным. А.-Ж. Греймас обычно употребляет их в смысле Л. Ельмслева. Изложенная М. Арриве теория текстового символизма (см.: [29]) также не оставляет на этот счет сомнений. В таком случае «коннотация», по определению, является та-

175

Ким бтношением между знаками, когда знак (ERC) становится означающим вторичной системы: (ERC) RC, или означаемым вторичной системы: ER (ERC).

Следовательно, речь может идти либо об отношении между знаками, либо об отношении между текстами. Например, когда А. Жарри в описании экзотических растений мифического острова использует названия архаичных музыкальных инструментов и последовательность их ввода в музыкальной пьесе, текст пьесы оказывается коннотированным. Что касается изотопии, то она не образует «знака», поскольку сама относится либо к плану выражения, либо к плану содержания, то есть речь здесь идет об отношении между текстами.

Проблемы, возникающие в этой связи, могут быть различно сформулированы в зависимости от того, устанавливаем ли мы изотопию только на уровне содержания (А.-Ж. Греймас), или же определяем ее как «итерацию любой лингвистической единицы, проявившейся или не проявившейся в плане выражения или в плане содержания» (М. Ариве). В обоих слу-^ чаях, как полагает М. Арриве, они связаны с применением «принципа экспансии» и отсутствием изоморфизма между планом выражения и планом содержания: «Если всякая семема полиизотопного текста должна быть по крайней мере биизотопной, то нужно ввести постулат об отсутствии изоморфизма между «планом выражения» и «планом содержания»... Если допустить этот постулат, можно установить, что единицы одной изотопии могут на уровне другой изотопии иметь для выражения или содержания единицы разных размеров. В такой системе очевидно, что некоторые семемы на уровне коннотированной изотопии не имеют соответствующих им- единиц содержания» [28, с. 60].

Кажется, М. Арриве смешивает две различные проблемы. По определению А.-Ж. Греймаса, «принцип эквивалентности» состоит в том, что речь, понимаемая как иерархия единиц .коммуникации, содержит и отрицание этой иерархии, так как единицы разных размеров могут восприниматься как эквивалентные [71, с. 72]. Из этого принципа, когда он используется при сравнении естественных языков, вытекает их идиоматический характер (напр.: potato соответствует pomme de terre). Когда же он применяется

176

к фактам одного языка, он освещает металингвистический характер речи.

Применим ли этот принцип к понятию изотопии? Здесь он приобретает другое функционирование, поскольку единицы, итерированные (изотопные) в плане выражения, могут перекрывать в плане содержания (Неитерированные единицы. Например, potato и pomme de terre, действительно, эквивалентны в референци-.альном плане, но сомнительно, чтобы можно было говорить об их семической эквивалентности. По крайней мере, лексема (potato) может быть представлена как пучок неитерированных сем, тогда как синтагма (pomme de terre) не только итерирована, но и аллотопна.

К таким фактам применимо замечание А.-Ж. Греймаса о том, что «коннотативная речь не изоморфна денотативной речи» [69, с. 95]. Установление коннота-тивного отношения в данном случае связано с различной структурой содержания. Референциальное значение, приписываемое одной из единиц, приобретает в этом случае в другой единице дополнительное содержание. В сущности, рассмотренный пример образует элементарную модель отношения типа «знак/текст».

Если мы рассматриваем лингвистические единицы, проявившиеся или не проявившиеся в плане выражения или в плане содержания, возникает вопрос о возможности установления коннотации между изотопия-ми выражения и содержания. М. Арриве отмечает, что содержание в этом случае «соскальзывает» в план выражения, приводя к деструкции знака. Это связано с тем, что изотопии содержания и выражения индексируют разноуровневые единицы (в частности, на лек-сематическом уровне, как мы видели, итерация может быть иллюзорной).

Исходя из этих результатов, М. Арриве приходит к выводу о том, что «коннотативные изотопии» возможны, только если они располагаются в парадигматическом плане, то есть функционируют между текстами. Такая теория полиизотопного текста коренным образом отличается от «одномерной» модели, предлагаемой Ф. Растье (правда, Ф. Растье оговаривает, что «три однонлановых прочтения являются фикцией изложения, так как смысл проявляется только во взаимодействии трех изотопии» [104, с. 96], но не развивает этого положения). По мнению М. Арриве, «местом возникновения коннотированной изотопии является не текст, а интертекст, определяемый как ансамбль

177

Текстов, Между которыми функционируют отношения интертексту альноети» [28, с. 61].

Эти выводы, полученные при анализе полиизотопного текста, совпадают с результатами более ранней работы М. Арриве (см.: [29]), посвященной символике текста. Если мы представляем текст в качестве целостной единицы, необходимо контролировать процедуры, с помощью которых производится это преобразование. Текст обладает гомогенной семической структурой и выполняет сигнификативные функция. Символизация предполагает наличие вертикального отношения между текстами, а представление текста как «знака» основывается на семической однородности формы содержания.

Следовательно, речь вообще не идет здесь о плане выражения: отношение устанавливается между формами содержания нескольких текстов. Децентрация (или «деструкция») знака, которую фиксирует в своем исследовании М. Арриве, в значительной мере порождена неоднозначностью метаязыка, на котором описываются в данном случае отношения между текстами.

Аналогичным образом в полиизотопном тексте интертекстуальное отношение устанавливается для изотопии содержания, которая может быть постулирована независимо от учета сигнификативной функции. Отсюда понятно, насколько метафорично в данном случае употребление таких понятий, как «денотация» и «коннотация». Как отмечает М. Арриве, для описания «коннотативных изотопии» можно было бы использовать серию трансформационных метафор, учитывая, что интертекстуальные трансформации (в отличие от трансформаций генеративной грамматики) приводят к модификации содержания.

Это замечание возвращает нас к проблеме «базовой изотопии», поскольку трансформация осуществляется не относительно референта, а относительно некоторого изотопного уровня, в функции которого производится переоценка текста. Здесь нет «буквального» или «прямого» смысла, соотносимого с референтом, но есть исходный уровень изотопии, на котором производятся преобразования. В таком случае, вместо неопределенного понятия «коннотативной изотопии» предпочтительнее было бы говорить о метафорических «коннекторах», распределенных между изотопиями текста или в группе текстов.

178

- Тем-не менее, не следует полагать, что "понятие «коннотативной изотопии» лишено функционального значения. Представляется, что здесь имеет смысл дифференцировать случаи, представленные отношениями: «знак-текст» и «текст-текст».

В отношениях интертекстуального типа регулятивные функции осуществляются «корпусом» текстов, в рамках которого реализуются трансформации изотопии. В этом случае выбор «базы» определяется либо позицией текста в корпусе, либо интерпретативной стратегией, предписанной культурной традицией.

Отношение «знак-текст», которое может иллюстрироваться, например, случаями интертекстуального силлепса, отношением «текст-заглавие» и пр., представляет собой привилегированный случай для иллюстрации «коннотативных изотопии». Соотносимая с текстом лексема, сохраняя сигнификативное значение, может индексироваться в изотопии текста и/или функционировать в качестве коннектора между несколькими текстами. В этом случае для метафорических отношений, устанавливаемых между изотопиями, с некоторой степенью условности можно выделить «план денотации» и, «план коннотации».

Рассмотренный в этом разделе концепт «изотопии» выделяет характерные особенности организации текста. Текст представляет собой дискретную единицу, обладающую гомогенной семантической структурой, которая обеспечивает внутреннюю дифференциацию за счет установления отношений с другими единицами того же ранга. Наличие изотопной структуры позволяет тексту генерировать свой контекст, отклонения от которого способны выполнять смыслообразующие

функции.

В определении изотопии следует учитывать, что принадлежность текста к некоторому корпусу,— реальному или виртуальному,— определяется только на уровне формы содержания. Вместе с тем, в определение изотопии должно быть введено понятие «аллото-пии», поскольку только наличие отклонений отсылает к другим текстам. Следовательно, моноизотопный текст является только теоретической абстракцией. Многозначность текста обусловлена тем, что он интерпретируется с помощью других текстов.

В общеоемиотическом плане существенно, что концепт 'изотопии позволяет определить центральную позицию текста между такими иерархически разнород-179

ными областями, как инфралингвистический уровень, где осуществляются базовые риторические операции, и ящтертекетуаль'ный уровень, на котором осуществляется интеграция дискурсивных форм в социокультурном контексте. В качестве дискурсивной единицы, ■сверхдетерминированшюй на всех иерархических уровнях, текст моделирует генеративные механизмы культуры, что позволяет транспонировать риторическую проблематику в область культурной антропологии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Современная риторика является принципиально новой дисциплиной или, точнее, направлением научного поиска, реализуемого группой дисциплин гуманитарного цикла. Поскольку степень зрелости науки определяется, в частности, ее способностью очертить собственные границы, наше изложение уместно завершить (Несколькими замечаниями о пределах и перспективах риторического анализа.

Прежде всего, следует отграничить риторику от цикла традиционных литературоведческих дисциплин.

Неориторика сломилась первоначально как попытка применения лингвистических и семиотических методов к анализу художественного текста с целью построения теоретической «поэтики». По крайней мере, такова была первоначальная установка Р. Барта, Ц. Тодорова, Ж- Кэна (см.: [1; 24; 441). Однако риторические исследования, хотя они и проводились на материале художественных произведений, реально привели к описанию универсальных текстов механизмов, которые только в некоторых прагматических ситуациях приводят к возникновению эстетического эффекта.

Своеобразным противовесом этой тенденции во Франции стала риторика, развившаяся в контексте антропологического и психологического анализа коллективных и индивидуальных бессознательных структур. Помимо разработки оригинальных аспектов общей «теории символа», это направление выработало типологически ограниченные архаичными культурами, но достаточно мощные методики анализа отношений «текста» к культурно-антропологическому «контексту».

Программы исследований междисциплинарного типа часто формулируются «с точки зрения» локальных дисциплин, (но повсеместно приводят к результатам, которые отвечают на другие вопросы, первоначально даже не ставившиеся. Современная риторика имеет то преимущество, что провозглашает независимость

181

фигуративных процессов от их возможных значении, в том числе «поэтических». В конце-концов, «в искусстве разрыва изотопии крытые рынки ни в чем не уступают академическим институтам» [60, с. 76].

Имманентное описание «поэтического» текста имеет ограниченный интерес, поскольку его функционирование зависит от включения в культурно-историческую среду. Принятие этого результата означает, что «эстетическая функция» изымается из. дискурса и помещается в сфере интерпретации, то есть смысл становится функцией не текста, а иятертекста. .. . .

Риторические исследования наиболее ародуктив-ны там, где -они соприкасаются с лингвистической, семиотической или культурологической теорией текста. Существенный вклад риторических исследований в развитии лингвистики состоит, по нашему мнению, в выявлении функциональной роли «контекстуальных сём», особенно в том аспекте, который касается их '«сверхдетерминации» (интертекстуального распределения) .

По уровню формализации неориторичеокие модели,
бесспорно, уступают моделям «генеративной грамма
тики». Между тем, учет контекстуального распреде
ления семем с варьируемым семическим набором по
тенциально, предполагает возможность согласования
«генеративного» и «йнтерпретативного» подходов. До
сих пор предполагалось, что индексация семичеекого
набора является функцией разложения текста, .что
вносило в анализ элемент релятивизма."Установление
регулярностей в распределении интертекстуальных от
ношений, локализуемых в настоящее время по край
ней мере ,в рамках;«корпуса», предполагает возмож
ность обобщения базовых .постулатов «структурной
семантики». ..'. ;; ;/~1. ; . , ; :

' Поскольку риторика строится как интерпрётативт
ная модель й связана с проблемой понимания, суще
ственно указать ее отличие, от .герменевтику сложив
шейся в рамках феноменологической и экзистенциа
листской философии. -..■■.•- -■■■■

Общая установка имеет черты сходства. Предполагается, что в процессе интерпретации и продуцирования текста используются культурные модели, основанные и а «общих местах» "(топосах), которые обра-1 зуют «предлонимание» и могут быть не представлены 6 тексте: Для инокультурного адресата текст всегда содержит «лакуны»" и «отклонения», сигнализирую--W2

щие о необходимости интерпретации. Поэтому интерпретация-текста всегда сопряжена с приращением смысла.

Однако способ решения проблемы понимания в яеориторике отличен от герменевтического. В герменевтике интерпретация, фактически, приводит к построению нового текста. В некотором смысле, философская герменевтика аналогично средневековой экзегезе оказывается не «описанием» культуры, а «фактом» культуры, который сам требует описания. Такой способ функционирования философской рефлексии заслуживает самого серьезного внимания, однако его необходимо четко дифференцировать от неориторического моделирования возможных интерпретатив-ных конструкций, включающих герменевтические построения в качестве частного случая.

На франкоязычную неориторику оказали влияние антропологические традиции, ориентированные на выработку метаязыка описания культурных фактов. Рассмотренные нами структурно-трансформационные модели текста способствовали преодолению культурного субъективизма герменевтического подхода. Поскольку схемы интерпретации, артикулированные на текстовой структуре конечны, а специфика культурных фактов определена главным образом «х комбинированием, неориторика открывает широкие возможности для эксперимента, реализуемого на знаковых моделях культуры. В этом отношении современная риторика в значительной мере превращается в антропологическую дисциплину,— аналогично тому, как текст, выявляющий множественность своих смыслов, оказывается по имению Р. Барта, уже не «историческим», а «антропологическим» явлением [2, с. 370].

Исходя из опыта, накопленного неориторикой и семиотикой культуры, можно предположить, что одним из перспективных направлений риторического анализа может быть создание «этнориторики», способной внести определенный вклад в изучение процессов речевого мышления, в частности, специфики его функционирования в условиях межкультурных контактов. На примере средневековой экзегезы мы видели, что некоторые типы обращения со знаками, наблюдаемые нами в случаях паталогии, могут кодифицироваться целыми культурными традициями помимо прочего и в идеологических формах. Вероятно применение неориторических методов к анализу культуры могло бы су-

183

щественно расширить область антропологического эксперимента и модифицировать сам статус гуманитарного знания.

Наконец, в ретроспективе прошедшего времени можно наметить некоторые тенденции, реально наметившиеся в развитии риторики и семиотики. Наиболее показательной в этом отношении нам представляется эволюция Парижской семиотической школы, одним из ответвлений которой явилась и Льежская неори-торяка. Последовательно переходя от проблем сигни-фикации и построения «структурной семантики» к общей семиотике, интерпретируемой как социальная наука в широком смысле слова, Парижская школа выработала формальные модели, пригодные для анализа локальных идеологических структур. Тем самым была создана теоретическая база для широкого цикла прагматических исследований, ориентированных на типологию дискурсивных практик (религиозных, юридических, филологических, мифологических и пр.), в которых реализуются .коллективные бессознательные структуры. Анализ литературы позволяет предположить, что в ближайшие годы вопросы прагматики останутся в центре внимания гуманитарных наук.

Разумеется, это только одно из возможных направлений развития гуманитарных исследований. Гипертрофированный рост средств массовой информации, повышение удельного веса идеографии в нашей культуре, задачи машинного перевода и проблемы, связанные с обучением языку не могут обойтись без обращения к риторической функции речи. Ясно одно: современная риторика получила развитие в междис-цвплинариой области, где интенсивно идут процессы интеграции и вторичной дифференциации научного знания. И существенно, что возникла она в зоне оживленных дискуссий, где обычно определяются перспективы будущих исследований.

^ СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
  1. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прог
    ресс, 1989. 615 с.
  2. Барт Р. Критика и истина//3аруб. эстетика и теория литера
    туры XIX—XX вв. М.: МГУ, 1987. С. 349—386.
  3. Барт Р. Основы семиологии//Структурализм: «за> и «против».
    М.: Прогресс, 1975. С. 114—163.
  4. Безменова Н. А. Искусство создания текста: Из истории
    французской риторики//Аслекты общей и частной лингвист,
    теории текста. М.: Наука, 1982. С. 160—169.
  5. Безменова Н. А. Неориторика: Проблемы и перспективы//
    Семиотика. Коммуникация. Стиль. М.: ИНИОН, 1984. С. 37—
    83.
  6. Богатырев П. Г. Вопросы теории народного искусства. М.:
    Искусство, 1971. 544 с.
  7. Вайнрих X. Текстовая функция французского артикля//Но-
    вое в заруб, лингвистике. Лингвистика текста. Вып. VIII. М.:
    Прогресс, 1978. С. 370—387.
  8. Греймас А.-Ж. В поисках трансформационных моделей//3а-
    руб. исследования по семиотике фольклора. М.: Наука, 1985.
    С. 89—108.
  9. Греймас А.-Ж. К теории интерпретации мифологического нар-
    ратива//Там же. С. 9—34.



  1. Греймас А.-Ж., Курте Ж. Семиотика. Объяснительный сло
    варь теорий языка//Семиотика. М.: Радуга, 1983. С. 483—
    550.
  2. Гринцер П. А. Санскритская поэтика и античная риторика:
    теория «украшений»//Контекст-1983. М.: Наука, 1984. С. 38—
    87.
  3. Дюбуа Ж. Общая риторика. М.: Прогресс, 1986. 392 с.
  4. Жоль К. К. Мысль. Слово. Метафора. Проблемы семантики
    в философском освещении. К.: Наук, думка, 1984. 301 с.
  5. Леви-Строс К. Деяния Асдиваля//3аруб. исследования по
    семиотике фольклора. М.: Наука, 1986. С. 35—76.
  6. Леви-Строс К. Структура и форма//Там же. С. 109—144.
  7. Леви-Строс К. Структурная антропология. М.: Наука, 1985.
    536 с.
  8. Лотман Ю. М. Риторика//Учен. зап. Тарт. гос. ун-та/Тр. по
    знак, системам. Тарту, 1981. С. 8—28.
  9. Маранда П., Кенгас-Маранда Э. Структурные модели в фо
    льклоре/^ аруб. исследования по семиотике фольклора. М.:
    Наука, 1985. С. 194—260.