Geum.ru

Рецензент д-р филос наук, проф. М. В. Попович Редактор Р

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13
фак-

76

U

тов «лексического символизма» (то есть собственно метафор), но представляет необходимый аспект анализа фактов «пропозиционального символизма». Но это различение неявно предполагает выделение метафоры из контекста, что противоречит данным о тек-стообразующих функциях метафоры (см.: [63]). С другой стороны, Ц. Тодоров настаивает на взаимодополнительности синтаксического и семантического анализа текста, имея в виду синтагматические и парадигматические отношения (хотя синтагматика сама по себе не обязательно синтаксична). В конечном счете, тезис о «взаимодополнительности» остается декларативным.

Более продуктивным представляется подход Ж-Тамин, позволяющий определить реальные границы синтаксического анализа, в рамках которых он коррелирует с семантическими процессами (см.: [123]). Исходя из анализа дискурсивной метафоры (metaphore filee), основанной на функционировании анафорических индексов, Ж- Тамин предлагает радикализацию синтаксического анализа метафоры. Метафорическая конструкция должна быть изучена в ее отношении к контексту. Следует обращать внимание не только на метафорические термины, но и на нефигуративные элементы, с которыми они синтаксически связаны.

Обращение к модели metaphore filee симптоматично в том отношении, что ставит вопрос о «сфере действия» метафорического термина. Метафора, однажды употребленная, воздействует на контекст в рамках фразы и «адфразовых дискурсивных единиц. Правда, Ж. Тамин игнорирует вторую возможность, ограничивая метафору фразовым уровнем. Тем не менее, существенно, что метафора рассматривается «е как «точечный» троп, а как синтагма, содержащая прямой и метафорический термины, взятые в синтаксической (конструкции.

Если обозначить с помощью (Тр) прямой термин, (Тпг) метафорический термин и (R) устанавливаемое между -ними отношение, схема метафоры приобретает вид (Тр R Тпг). Тогда части речи, к которым принадлежат (Тр) и (Тпг) распределятся по двум рубрикам.

а) Метафоры, где (Тр) и (Тпг) не принадлежат к одной части речи. Для французского языка эта рубрика представлена комбинациями: Глагол-(-Наречие, Имя+Прилагательное и метафоры, объединяющие глагол с субъектом и/или дополнением. Эта категория

77

соединяется с традиционными метафорами in absentia. Характерно, что при определении отношения in absentia Ж. Тамин избегает понятия «субституции», поскольку оно предполагает возможность реконструкции метафоры in praesentia и тем самым стирает между этими разновидностями метафоры синтаксическую границу.

б) Метафоры, где (Тр) и (Тт) принадлежат к одной части речи. Эти метафоры перекрывают фигуры in praesentia.

Дальнейший этап связан с анализом отношения (R). Обычно предполагается, что метафоры, вводимые с помощью глагола etre ('быть') (Л7! есть N2), выражают эквивалентность и являются дериватами, сравнимыми с формой (N{ есть как JV2) (similitude*). Для метафоры in praesentia эта гипотеза подвергается экспериментированию путем подстановки comme ('как'), постановки вопроса, на который может быть дан единственный 'или множественный ответ, и пер мутации (перестановки внутри одной и той же синтагмы). Существенно, что устанавливаемая таким образом типология производится не путем указания конструкции, которая могла бы распознаваться при автоматическом анализе, а установлением корреляции в распределении признаков. Различие между сравнением и метафорами in absentia/in praesentia представляет собой различие в дистрибуции синтаксических форм и вводит реляционные критерии, коррелирующие с глубинной структурой.

Работа Ж. Тамин показывает, что при определенных условиях синтаксический анализ применим не только к фактам «пропозиционального сим1волизма», но и к фактам «лексического символизма». На уровне фразового анализа дискурса все фигуры имплицируют синтаксис, реализуемый в фигуративном контексте.

Полученные выводы совпадают с данными семантического анализа, противопоставляющего дискурсивную метафору и аллегорию. Следовательно, синтаксические критерии (или их наличие/отсутствие, что в некоторых случаях само по себе является типологическим критерием) могут использоваться в типологических целях, по крайней мере в тех случаях, когда «сфера действия» метафорических терминов не выходит за рамки фразы.

Между тем, синтаксис не позволяет корректно отличать фигуративные употребления от нефигуратив-

78

йых. Метафорические отклонения локализованы в семантике. Различие между такими высказываниями, как: a) «L'Homme seuil est un escalier ('Одинокий мужчина это лестница') и б) «L'Homme seuil est un celibataire» ('Одинокий мужчина это холостяк') состоит в том, что в (б) существует предустановленное отношение, отсутствующее в (а). Иными словами, выделение (Тр) и (Тт) осуществляется на семантическом уровне. Никакие синтаксические правила не запрещают произвести фигуративную переоценку некоторого фрагмента, и на этом свойстве дискурса строятся многие тексты.

Разумеется, сторонники синтаксического анализа не ставят задачи определения формальных критериев, автоматически! сигнализирующих о наличии в речи семантического отклонения. Речь идет о решении типологических задач, и с этой точки зрения несущественно то, что (Тр) и (Тт) определяются с помощью семантической компетенции. Существенно другое. Если (Тр) и (Тт) могут подвергаться вторичной переоценке, трансформируется порядок применения синтаксических процедур. Известно, что термины, имеющие прямое употребление, могут переоцениваться в силу простой итеративности, особенно если они вовлекаются в структуру анафоры. (Например, частое употребление метонимии «крови» у Расина приводит к тому, что этот термин, употребляемый в прямом смысле, начинает восприниматься как символ [154]).

При пермутации (Тр) и (Тт) изменяется тип фигуры. Вероятно, здесь можно выявить классы возможных и невозможных перестановок, что позволило бы перейти к синтаксическому анализу символических форм. Тем не менее, превращение семантики в общесемиотическую дисциплину предполагает четкое различение семантического и синтаксического уровней анализа. Это становится особенно наглядным при рассмотрении полемической части работы Ж. Тамин.

В техническом плане здесь содержится много точных наблюдений. Например, критикуя типологию Р. Якобсона, Ж- Тамин отмечает: «Парадоксально, что Якобсон, верный риторической традиции, относит к метонимии все примеры, обладающие чертами in absentia, которые помещаются в синтагме, тогда как метафоры, которые обычно являются in praesentia, относятся к парадигме» [123, с. 80]. Действительно, у Р. Якобсон* воспроизводится традиционная пресуп-

79

позиция, согласно которой метонимия противопоставляется метафоре как in absentia/in praesentia. Примеры смежности, в том числе и такие, которые можно интерпретировать метафорически, представлены in absentia: «L'airain sur ces monts terribles vomit le fer et la mort» ('Бронза на этих горах изрыгает железо и смерть'), «A la fin j'ai quitte la Ro.be pour ГЕрёе» ('В конце-концов я сменил Тогу на Меч'). Наоборот, из участия синтаксиса в конфигурациях in praesentia следует их метафорическая интерпретация даже тогда, когда отношение представляет собой отношение части к целому.

Такое смешение, как будет показано ниже, проистекает из асимметрии в функционировании иконичес-кого и символического языков. Между тем, Ж-Тамин настаивает на неправомерности распространения анализа фигуративных процессов за рамки лингвистики: если фигура предполагает синтаксис, она не может реализоваться в одновременно данной единице. Определение метафоры, по мнению Ж. Тамин, не должно обобщаться. Речь идет о лингвистических и только о лингвистических фактах.

На наш взгляд, речь идет о совершенно неоправданном ограничении. Понятия лингвистического и экстр алингвистического символизма, различающегося наличием/отсутствием синтаксических отношений, являются абстракциями, описывающими разные стороны символического (поведения. Если, как полагает Ж- Тамин, метафора всегда реализуется в устной или письменной последовательности, то как объяснить асинтаксичную («о синтагматичную) метафору она или палеолитические текстограммы, где фигуративная последовательность записывается в символически организованном пространстве, с которым она вступает в нелинейные отношения (см.: [85; 86])?

В процессе коммуникации лингвистическая структура постоянно взаимодействует с контекстуальными и текстуальными индексами, соотносящимися с ней по типу нелинейного комбинирования. Следовательно, для определения границ синтаксического анализа необходимо указать такую семантическую модель, в рамках которой синтаксические критерии утрачивают продуктивность.

Ж. Тамин невольно подсказывает адрес такой семантической теории. Критикуя позицию Льежской неориторической школы, автор отмечает, что в качестве

SO

Примеров здесь используются только номинальные метафоры и делает примечательную оговорку: «Как же в противном случае можно было бы говорить о семи-ческом пересечении между лексемами, не принадлежащими к одному морфо-синтаксическому классу?»

[123, с. 701.

Так как мы еще не рассматривали типологических принципов Льежской школы, поясним в двух словах, о чем идет речь. Льежские риторы основывают свою типологию на инфраструктурном уровне, где осуществляется оемйческое распределение. Поскольку, по их мнению, метафора основана на семическом пересечении, их анализ, с точки зрения Ж. Тамин, применим только к метафоре in praesentia, где (Тр) и (tm) принадлежат к одному классу.

Между тем, в компонентном анализе отношение между семами по определению является «синтагматическим», но «несинтаксическим». Это общее место, которое в том или ином виде принимается как сторонниками французского семанализа (Б. Поттье, А.-Ж. Грей-мас, Ю. Кристева, Ф. Растье), так и представителями генеративной лингвистики (Дж. Катц, Дж. Фодор и

ДР-)-

Едва ли не единственное исключение представлено

в статье X. Вайнриха, который полагает, что между семами могут существовать также отношения, не допускающие коммутации. Соответственно, мы можем различать два типа: (1) (а, Ь) = (Ь,а) и (2) (а * Ъ) Ф (Ь—*■#). В каждой из этих формул а и Ъ являются семами, но в (2) мы не можем изменить их порядок, не изменяя смысла морфемы (цит. по: [130, с. 37—381). Эта идея не получила распространения. Более популярной оказалась предложенная А.-Ж. Греймасом иерархическая модель, учитывающая типы инклюзивных и эксклюзивных отношений, в которой сохранен принцип асинтаксичности.

В данном случае речь идет не о техническом вопросе, а о фундаментальном принципе построения дискурсивной семантики. Принимая допущение о том, что смысл проявляется в дискурсе, мы должны оговорить его отношение к синтаксически организованным фразовым последовательностям. В 1952 г. была опубликована статья 3. Хэрриса (переведена на французский в 1969 г.), в которой он определил дискурс как последовательность лингвистических форм, расположенных в следующих друг за другом фразах и пос-81

тавил вопрос о построении датер фразовой грамматики. По мнению А.-Ж- Греймаса, которое он изложил в 1966 г. в Societe d'etude de la langue francaise, такая грамматика учитывает только поверхностные структуры. Если же мы хотим учитывать глубинные логико-семантические уровни формирования дискурса, мы должны допустить, что семы имеют синтаксически свободное распределение в морфеме, фразе и дискурсе (см.: [46, с. 31—33]). Поскольку итерация сем (классем) возможна в любой единице, превышающей уровень морфемы, синтаксически фиксированные границы фразы оказываются непродуктивными.

Прямым следствием принятия постулатов «трансфразовой семантики» является допущение о том, что на глубинном уровне распределение сем не зависит от распределения морфо-синтаксических классов. В этой связи непонятно, почему Ж. Тамин полагает, что принадлежность морфем к разным классам препятст-зует возможности их семического пересечения. Если имеется в виду наличие у некоторых классов специфических сем, маркирующих их при поверхностных трансформациях, то это исключает только некоторые дистрибутивные варианты.

Сказанное позволяет уточнить границу, разделяющую семантический и синтаксический уровни анализа фигуративных процессов. Традиционная риторика, основывавшаяся на субститутивной концепции метафоры, строила свои классификации на базе поверхностной семантики, учитывающей уже проявившиеся смыслы. Синтаксический анализ также осуществляется на уровне поверхностных структур и пытается установить корреляцию с традиционными типологическими категориями. Вполне естественно, что такая корреляция устанавливается только частично и что дистрибуция случаев, когда она возможна и/или невозможна, сама по себе теоретически значима. Однако для корректного описания поверхностных процессов необходима соответствующая модель глубинной структуры и лравил ее трансформации.

2.3. Неоригорическая интерпретация проблемы значения

Смысловые модификации описывались традиционной риторикой без определения четких семантических критериев их классификации. Первые попытки

82

строгой типологии тропов, предпринятые во второй половине нашего столетия, выявили в традиционной типологии наличие парадоксов. Их распределение обладает определенной регулярностью, позволяющей предположить существование инварианта на уровне глубинной структуры. Для обсуждения этой гипотезы целесообразно рассмотреть классификационные принципы, предложенные Р. Якобсоном и Льежской неориторической школой.

Классификация Р- Якобсона. Таксономическая модель Р. Якобсона, которая к началу 70-х гг. приобрела статус «классической» и сохранила терминологические следы в современной науке, сложилась на основе описания «автотелнческой» («поэтической») функции речи, передающей информацию о структурной организации дискурса. Поскольку язык является естественной системой коммуникации, процесс его усвоения (или выработки лингвистического «консенсуса» в рамках локальной прагматической ситуации) предполагает, что каждый речевой акт, помимо экстралингвистической информации, передает информацию о собственном «коде». Этим объясняется «избыточность» естественного языка в сравнении с искусственными, где соответствующая функция переведена в иерархию «метаязыков».

Анализ этой функции показал, что ofla использует те схемы, которые в традиционной риторике и поэтике рассматривались как специфическая характеристика «риторической» («поэтической») речи. Сознательное применение этих механизмов в целях достижения «аргументативного», «суггестивного» или «эстетического» эффекта является только частным случаем «нормального» говорения на естественном языке. В этом смысле риторика должна быть включена в общую лингвистическую (или семиотическую) теорию. При рассмотрении риторических процедур Р. Якобсон не отходит от классических таксономии. Он анализирует три наиболее распространенных тропа: метафору, метонимию и синекдоху, объединяя (в соответствии с классической традицией) метонимию и синекдоху, противопоставляемые метафоре. Можно сказать, что его подход даже «слишком традиционен». Настораживает, однако, противоречие между практической классификацией Р. Якобсона и его собственными теоретическими посту .чатами.

В данном случае существенно не само противопо-

83

ставление метафоры и метонимии, а основание этого противопоставления. Типология тропов базируется у Р. Якобсона на различении процедур «отбора» и «комбинирования». Помимо прочего, она имеет и психолингвистическое обоснование. Так, в случаях афазии, неоднократно описываемых Р. Якобсоном, может нарушаться только одна из этих процедур. Если нарушена процедура «отбора», больной ,не может перейти от некоторого слова к его синонимам и не понимает метафорических смыслов, хотя метонимические обороты могут им использоваться. При нарушении контекстуры («комбинирования») речь больного сводится к группе субституций (метафор).

Различение этих двух приемов, по мнению Р. Якобсона, проявляется во всех символических процессах, как интрасубъективных, так и социальных. Например: «При изучении структуры снов вопрос состоит в том, чтобы узнать, основываются ли символы на смежности (у 3. Фрейда метонимическая «перестановка» и синекдохическая «конденсация») или на сходстве (у Фрейда «идентификация» и «символизм»). Магические ритуалы также подразделяются на два эти типа» [78, с. 65].

Отметим, что традиционное различение метафоры и метонимии предшествует у Р. Якобсона различению соответствующих им лингвистических процедур. Заслуга его состоит главным образом в том, что риторические категории оказываются интерпретированными с помощью типологии психолингвистических процессов и семантических моделей сигнификации.

Во Франции распространение тезисов Р. Якобсона было подготовлено работами К. Леви-Сгросса и Ж. Лакана, также различавшими синтагматические (комбинационные) и парадигматические (селекционные) отношения. Отныне сходство и смежность соотносятся соответственно с парадигматикой и синтагматикой.

Несколько позже Ж. Коэн сформулировал взаимодополнительность этих операций, соотнеся метафору с парадигматическим отклонением и его последующей редукцией в речи (см.: [44; 451). Точно так же X. Вайнрих различает два аспекта метафорических процессов, синтагматический и парадигматический, хотя не исследует механизмов их взаимодействия (см.: [140]).

Популярность типологии Р. Якобсона объясняется 84

возможностью отнесения фигуративных процессов к разнотипным символическим интерпретациям, которые реально всегда сотрудничают в формировании символа. Однако именно в этом пункте она оказывается неоднозначной. Резюмируем его тезисы.

а. Р. Якобсон различает два полюса речевой ак
тивности: полюс «селекции и субституции» и полюс
«комбинирования и контекстуры».

б. Смежность является формой комбинации, то
есть можно установить параллель между смежнос
тью объектов и комбинированием слов. На основании
этого предполагается, что в лингвистическом функци
онировании метонимия вписывается в синтагматичес
кий полюс.

в. Тогда для метафоры остается только полюс се
лекции, и два полюса речи становятся полюсами «ме
тонимии» и «метафоры».

Уязвимое место состоит в пункте (б). Напомним, что теория Р. Якобсона основана на двух дистинкци-ях: 1) он устанавливает различие между референци-альными и дифференциальными отношениями; 2) вводит двойную интерпретацию знака на оси отбора и оси комбинирования. Различение сходства и смежности на референциальном уровне у Р. Якобсона нейтрализовано.

Метонимия, отнесенная к оси комбинирования, является случаем символической интерпретации. Устанавливая смежность на референциальном уровне (то есть ставя знак равенства между смежностью объектов и комбинированием символов), Р. Якобсон, фактически, осуществляет процедуру, характерную для описываемого им афатика (!): «Между этими уровнями возникает конфликт, когда отсутствие контекста у афатика выявляет тенденцию к упразднению иерархии лингвистических единиц» [78, с. 60]. Афатик такого типа избегает употребления синонимов и затрудняется в назывании изображений предметов. Именование и изображение выполняют для него знаковые функции, поэтому именование предмета и наименование изображения образуют две различные процедуры, так как устанавливается эквивалентность между икони-ческим символом (изображением) и лингвистическим символом (словом). Отметим в этой связи, что при «нормальном» речевом поведении ситуация инвертируется: мы склонны именовать изображение как объект [12, с. 230], что в определенной коммуникативной

85

ситуации само по себе может совпасть с некоторым паталогическим симптомом.

Можно выдвинуть гипотезу, согласно которой некорректность описания фактов афазии связана с тем, что в речи афатика асимметричным образом нарушаются процедуры перевода иконического и вербального языков. В этой связи утверждение Ж- Тамин о том, что не существует референциальных метафор (поскольку з них отсутствует синтаксис) представляется слишком жестким. Наоборот, здесь возможно установление корреляции (как отмечает М. Ле Гер, в экстралингвистической области символ равнозначен метафоре [74, с. 47]).

Для проверки этой гипотезы обратимся к распределению парадоксов, возникающих в риторических таксономиях.

Существуют две контрольные области, в которых проявляются противоречия классификации Р. Якобсона: это отношение in absentia/in praesentia и распределение синекдох, которые с таким же успехом могут ранжироваться со стороны метафоры (как у Ж- Лакана). Р. Якобсон откосит к метонимии все примеры in absentia, тогда как ось комбинирования дана актуально, а к метафоре—примеры in praesentia, хотя ось отбора по определению виртуальна. Метафора in praesentia объясняется как результат «проекции с оси отбора на ось комбинирования» (аналогична функция медиатора у 1\. Леви-Стросса). Но тогда и метонимию следовало бы объяснить как проекцию. Здесь возможна асимметрия в распределении признаков. В ■зеференциальном плане синекдоха части и целого образует отношение in praesentia, которое в дискурсе переводится в in absentia (субституция означающего). Синекдоха рода и вида в обоих планах может быть in absentia. Перевод референциального отношения в дискурсивный план нейтрализует это различие в базовых операциях.

Наоборот, метафора на оси отбора представлена in absentia, но при проекции на ось комбинирования может проявляться либо как in absentia («перо» вместо «нож»), либо как in praesentia («лужи витрин»). Следовательно, отношение in absentia/in praesentia характеризуется двумя инвертированными способами проекции.

Необходимо учитывать, что Р. Якобсон формулировал свою гипотезу на результатах наблюдений над 86

афатиками, которые соотносились с данными фрейдовского психоанализа. Сошлемся в этой связи на наблюдения Ц. Тодорова, посвятившего символике 3. Фрейда специальное исследование.

3. Фрейд сопоставлял результаты изучения символизма снов и вербальных острот, рассматривая дискурсивные фигуры в качестве вспомогательного материала. Ц. Тодоров, наоборот, отдает предпочтение лингвистическому символизму, поскольку он поддается непосредственному наблюдению и выражен в общезначимой форме. При попытке перевода терминологии 3. Фрейда в общепринятые риторические термины, Ц. Тодоров столкнулся с тем обстоятельством, что при интеграции онирических (относящихся к области сна) и лингвистических фактов некоторые отношения (в частности, in absentia/in praesentia) распределены неоднозначно (см.: 1131]).

Точно так же при переводе «Очепков обшей лингвистики» Р. Якобсона на французский язык, Н. Рювет обратил внимание автора на расхождение его интерпретации 3. Фрейда с интерпретацией Ж. Лакана. Ж- Лакан идентифицирует фрейдовскую «конденсацию» с метафорой и «перестановку» с метонимией; у Р. Якобсона «конденсация» идентифицируется с синекдохой. Ответ Р. Якобсона состоит в том, что концепт «конденсации» перекрывает метафору и синекдоху.

Сопоставим схему Р. Якобсона (метасЬора/мето-нимия + синекдоха) с классификацией Ж- Лакана. У последнего различаются два вида метонимии. Во-первых, референциальная смежность «части» и «целого». Например, в выражении «Пар17с на горизонте!» связь корабля с парусом состоит в отношении объектов («означаемых», как говорит Ж- Лакан), поэтому на ней основывается метонимия. Во-вторых, метонимия может быть производной от метафорического отношения: метафора устанавливается между двумя означающими, из которых одно субституируется вместо другого, причем «оккультное» означающее сохраняет свою метонимическую связь с остальной цепью.

Отметим, что Ж. Лакан не учитывает отношения сигнификации и рассматривает метафору только как результат субституции. В первом случае метонимия представлена референциальной синекдохой, во втором случае она является функцией метафорического отно-