Санкт-Петербургский государственный университет

Философский факультет

Кафедра культурологии

Кафедра философской антропологии

Центр современной философии и культуры (Центр «СОФИК»)

Лаборатория постклассических гендерных исследований

ПАРАДИГМА

Философско-культурологический альманах

Издается с 2005 года

ВЫПУСК 16

Санкт-Петербург

2011

ББК 71.0

П 18

Главный редактор М. С. Уваров

Редакционная коллегия номера: д-р филос. наук Н. В. Голик; д-р филос. наук Б. В. Марков; д-р филос. наук Е. Г. Соколов; д-р филос. наук Ю. Н. Солонин; Ф. В. Каплан (отв. секретарь); д-р филос. наук Н. Х. Орлова (зам. гл. редактора)

Печатается по постановлению

Редакционно-издательского совета

философского факультета

Санкт-Петербургского государственного университета

Парадигма: Философско-культурологический альманах. Вып. 16/ Отв. ред. выпуска Н. Х. Орлова. СПб., 2011. 202 с.

П 18

ISSN 1818-734X

В очередном выпуске альманаха (вып. 15 вышел в 2010 г.) публикуются материалы Международной научной конференции «Метафизика искусства VII. Российский гендерный порядок: искусство, литература, массовая культура», состоявшейся в рамках очередных Дней петербургской философии (СПбГУ, 19 ноября 2010 года).

Выпуск предназначен для работников высшей школы, аспирантов, студентов, всех, кто интересуется актуальными проблемами современной философии и культуры.

ББК 71.0

© Авторский коллектив, 2011

ISSN 1818-734X © Философский факультет, 2011

СОДЕРЖАНИЕ

ГЕНДЕРНЫЙ БЕСПОРЯДОК

Базуева Е. В. Институциональное обеспечение воспроизводства гендерной власти в современной России	5
Уваров М. С. Гендерная игротека отечественного спорта………………………………………………………………	13
Павлова О. Н. Нарциссическая андрогиния современной культуры и рождение новых форм «женского»	20
Номеровская А. Д. Трансгендерное общество: воспроизводство гендерной идентичности в массовой культуре…………………………………………………………….	28
Латина С. В. «Унисекс» как «стирание граней» между феминным и маскулинным (на материале интернет-сайтов)………………………………………………………………	36
Сташкунас А. А. Миф об идеальном мужчине………..	45
Соколова Е. Э. Проблемы мужчин в современной России……………………………………………………………….	55
Кондаков А. А. Порядок дискурсов в формировании девиантных черт гомосексуальной субъективности……	65
Бунтури В. В. Женские и мужские роли в традиции петербургского литературного салона………………………	75
Орлова Н. Х. «Крейцерова соната» Л. Н. Толстого как увертюра к дискуссии о сущности брака………………….	84
Каплан Ф. В. Опыт материнства в художественных практиках современной России……………………………..	96
Белова Ю. Н. Нищие «мужики» и «бабы» на этюдах Антуана Ватто……………………………………………………	103
Маслякова А. И. «Андрогинистические» идеи в русской философской мысли конца XIX – начала XX веков и их отражение в музыкально-эстетической концепции композитора-космиста А.Н. Скрябина………….	110
Лыгалов А. А. Мужские и женские образы и возможности исследования музыкального языка…………………	119
Коленько С. Г. Гендерная роль певца-кастрата: жизнь и игра………………………………………………………	128
Турутина Е. С. Женщина-мать и половое воспитание детей: история и современность…………………………….	137
Бобылева В. О. Гендерное измерение высшего образования…………………………………………………………......	145
Тукмачева Е. А. Профессиональное самоопределение молодежи: гендерный аспект…………………………………	152
Ассадулина О. А. Влияние общественных стереотипов на гендерную социализацию младших школьников……………………………………………………………………	161
ТОЧКА ЗРЕНИЯ
Богатова Л. М. Квази-пол – гендерный симулякр постмодерна……………………………………………………….	165
Богословский М. М. Биологические и социальные основы женской культуры…………………………………….	179

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

ГЕНДЕРНЫЙ БЕСПОРЯДОК

Е. В. Базуева

Институциональное обеспечение воспроизводства

гендерной власти в современной России

Начнем с определения исследуемого феномена. Не вдаваясь в анализ его герменевтики в феминистских исследованиях и концепции власти, разрабатываемой в рамках структурно-конструктивистской парадигмы,^¹ и используя наработки современной экономической теории, под гендерной властью, на наш взгляд, следует понимать потенциальную возможность субъекта власти воздействовать на поведение объекта власти посредством угрозы применения санкций с целью максимизации собственной функции полезности (присвоения ренты власти) в условиях асимметрии распределения экономических ресурсов.^² Исходя из этого следует заметить, что для установления гендерно асимметричных отношений было не достаточно создания неравного обмена ресурсами между мужчиной и женщиной в семье и обществе, нужно было закрепить соответствующие институциональные роли в «коллективном действии», или, говоря словами Дж. Р. Коммонса, «действующем коллективном институте» через систему правил, регулирующих взаимоотношения между агентами экономической системы. Причем, по мнению теоретиков экономики власти, именно эти институциональные роли, реализуемые в границах заданной системы правил (институциональной среды), поддерживающих их, и есть исключительный источник власти.^³ В этой связи в рамках данной публикации остановимся на рассмотрении институциональных факторов воспроизводства гендерной власти. Напомним, что институциональная среда включает три типа правил: надконституционные (неформальные), конституционные и экономические правила. Дадим краткую характеристику каждого уровня институциональной среды.

Надконституционные правила состоят из общих и трудноизменяемых неформальных правил, передающихся путем обучения и имитации от одного поколения к другому, т. е. имеющих глубокие исторические корни. Неформальные ограничения тесно связаны с преобладающими стереотипами поведения и зачастую не осознаются индивидами. Они не закрепляются в официальных источниках, их исполнение гарантируется разветвленной системой санкций. Среди них выделяют вину, стыд, санкции, требующие издержек от наказывающей стороны, и другие. Эффективность неформальных правил надконституционного уровня институциональной среды зависит от: 1) размера социальной группы, в которой они действуют; 2) величины издержек, которые несет нарушитель, подвергающийся наказанию; 3) относительной стабильности и устойчивости характера взаимодействий между экономическими агентами в обществе.

Конституционные и экономические правила относят к формальным правилам, которые являются «официально закрепленными нормами права, обязательные для исполнения всеми, и транспарентны».^⁴ В свою очередь, конституционные правила устанавливают иерархическую структуру общества, его фундаментальную структуру принятия решений и наиболее важные характеристики контроля за политическими процедурами.^⁵ Экономические правила непосредственно определяют формы организации хозяйственной деятельности, в рамках которой экономические агенты формируют институциональные соглашения и принимают решения об использовании ресурсов.

Далее дадим характеристику действующим в обществе формальным и неформальным правилам, определяющим диспозицию гендерной власти. При этом, что касается системы неформальных правил, то в процессе развития общества их содержание практически оставалось неизменным, расширялся лишь спектр их разновидностей по мере накопления социального опыта. Все они закрепляли положение женщин в качестве объекта гендерной власти.

Прослеживая генезис системы неформальных правил, регулирующих отношения гендерной власти на крупных этапах развития общества можно выделить несколько блоков:

Для первобытного общества содержание неформальных правил выражается мифами и легендами: «Мужчина – основной добытчик, женщина – расточитель, потребитель продуктов мужского труда» (О. А. Афанасьевский); «Женщина (gynai) – «рожающая детей», мужчина – носитель всей духовной жизни» (Г. Лихт); мифы о великой физической мощи мужчин и физической слабости женщин.

Для рабовладельческого общества общества содержание неформальных правил выражается изречениями, афоризмами, постулатами, аксиомами: Familus – «домашний раб, «семья» – совокупность принадлежащих одному человеку рабов (Ф. Энгельс); «Женщина есть низшее существо, импонентное животное, пассивный сосуд для мужского “жара”, высшей жизненной силы. Активная творческая форма – вот участь мужчины, женщина же, по своей сути, – бесплодная инертная материя, не имеющая души, и посему не может быть отнесена к настоящим людям. Высшее благо, рациональность не находит себе пристанища в мертвом плотском существе, которым, несомненно, является женщина (Аристотель).

Для феодальногого общества содержание неформальных правил закрепляется в поговорках, пословицах, приметах, двух- и трехсловных определениях, библейских канонах: «Бабе дорога – от печи до порога» (поговорка), «Женский быт, всегда он бит!», «Мужик в семье, что матица в избе» (пословицы); «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу, потому, что муж есть глава жены, как Христос глава церкви» (Библия); «Мужья стоят над женами за то, что Аллах дал одним преимущество перед другими» (Коран).

В капиталистическом обществе нормативы проявляются в образных ярких тезисах научных трудов: «Такими хочу я видеть мужчину и женщину: его – способным к войне, ее – к деторождению! (Ф. Ницше); «В отличие от нас женщины по крайней мере не обязаны стремиться к величию. У мужчин даже вера, даже смирение призваны доказывать величие. Это так утомительно» (А. Камю); «Женщина городского типа – наемная работница, источник дешевого неквалифицированного труда» (Л. Поляков).

Социализм девизы, лозунги, идеологизированные названия произведений литературы и искусства, электоратные призывы: «Женщина – резерв в борьбе за коренное переустройство общества и основная производительная сила государства» (В. И. Ленин); «Мужчина – номадический субъект, трудовая и боевая единица, не обремененная частной собственностью и ответственностью за семью, основной строитель/защитник коммунизма» (О. А. Здравомыслова, А. А. Тёмкина); «Член правительства», «Свинарка и пастух», «Сельская учительница», «Трактористы»..

Смешанная экономика вырабатывает межстрановые типажи, имиджевые образы и модели жизнеповедения, внедряемые СМИ: имидж женщины-хозяйки на фоне стирки, уборки, заботы о муже и детях (А. В. Гармонова); «Танцующая домохозяйка, готовящая суп» – идеальный образ, наилучший образец для подражания (Г. Холмс); «Безропотная бабуля и добрая тетушка из пятидесятых с половником в руках» (Т. А. Шилова); «Образ мужчины в рекламе – образ собственника».

Характер отношений к женщинам, закрепляемый системой формальных правил, как может показаться на первый взгляд, претерпевал значительные изменения. Они прежде всего зависели от типа проводимой государственной политики в отношении женщин. В ней отражен генезис институциональных ролей мужчин и женщин, которые, как было отмечено нами выше, в рамках действующей институциональной среды экономические агенты вынуждены «играть» для достижения поставленных целей

Генезис содержания формальных правил, определяющих диспозицию гендерной власти, и адекватных институциональных ролей^⁶ выглядит следующим образом:

для доиндустриального периода с патриархальным типом характерны ограничение участия женщин в профессиональной деятельности; ограничение доступа женщин к высшему образованию; ориентация женского образования на подготовку к выполнению традиционных обязанностей; отстранение женщин от участия в политической жизни; ограничения женщин в сфере владения имуществом.

для индустриального периода с патерналистским типом государственной политики характерны признание равенства прав для мужчин и женщин во всех сферах общественной жизни; вовлечение женщин в общественное производство; создание системы общественного воспитания детей; создание системы семейных льгот и пособий, закрепленных исключительно за женщинами; установление квот для женщин как отдельной категории для продвижения в политической системе.

для индустриального периода с либеральным типом государственной политики характерны интеграция женщин в полную занятость на оплачиваемой работе; отстраненность женщин от участия в высших эшелонах государственной и политической власти;признание функции воспитания и ухода за детьми функцией семьи; слабое участие государства в поддержке репродуктивной функции женщины.

для постиндустриального периода с эгалитарным типом государственной политики характерны равный доступ женщин и мужчин к производительным ресурсам и источникам получения дохода, включая управление государством; распространение государственных льгот, связанных с уходом за детьми, на обоих родителей; нивелирование действия гендерных стереотипов в экономике семьи и общества; одинаковая отдача на человеческий капитал у мужчин и женщин; гендерная экспертиза нормативно-правовых программно-целевых документов и управленческих решений.

Исходя из вышесказанного, возникает вопрос: Почему изменение системы формальных правил, приведенное нами, не повлекло за собой аналогичного изменения в системе неформальных правил? Для ответа на него необходимо напомнить возможные виды соотношений формальных и неформальных ограничений между собой. Вслед за Д. Нортом принято выделять две формы.

Первая – «формальные правила могут дополнять неформальные ограничения и тем самым повышать их эффективность».^⁷ В этом случае возможны два варианта взаимодействий: 1) формальные правила и неформальные ограничения могут находиться в гармонии друг с другом, т. е. трудно провести границу между формальными и неформальными механизмами принуждения; 2) формальные правила и неформальные нормы поведения могут принуждать экономических агентов к разным видам поведения, при этом они совместимы между собой и служат достижению одной социальной цели.

Вторая – «формальные правила могут вводиться для того, чтобы модифицировать, пересмотреть или изменить неформальные ограничения».^⁸ Данная форма взаимодействия, кроме перечисленных выше, также предполагает два варианта соотношений: 1) формальные и неформальные правила могут быть не согласованы друг с другом, т. е. они существуют как независимые друг от друга системы общественного контроля, любые попытки усовершенствовать формальное правило приведут к ненужной растрате ресурсов; 2) формальные правила могут противоречить неформальным, находиться с ними в конфликте, тогда неформальные правила будут подталкивать людей к сопротивлению правилам формальным. Подобное состояние конфликта между различными группами правил наиболее отрицательно сказывается на развитии экономики, поскольку в этом случае значительно возрастают издержки контроля и принуждения к исполнению формальных правил.

Если дать гендерную интерпретацию обозначенным выше формам соотношения формальных и неформальных правил, образующих институциональную среду гендерной власти, то только на этапе доиндустриальной экономики данные правила находились в гармонии, усиливая друг друга, и соответствовали институциональным условиям функционирования экономики доиндустриального типа. Следовательно, такое взаимодействие способствовало эффективному функционированию всей экономической системы.

Начиная с индустриальной экономической системы, формальные и неформальные правила перестали соответствовать друг другу. На этапе строительства социализма формальные и неформальные правила стали принуждать женщин и мужчин к разным видам поведения. Так системой формальных правил было закреплено равноправие мужчин и женщин в реализации их трудовых функций, так как государство нуждалось в увеличении «армии работников».

При этом сущностные характеристики системы неформальных правил остались неизменными, продолжая перманентно воспроизводить вторичное положение женщины в экономике семьи и общества. Это было возможно в результате того, что в институциональном проектировании советского варианта равноправия мужчин и женщин отсутствовало санкционирование гендерной власти. В результате за видимым равноправием, регламентируемым системой формальных правил, были сохранены все формы гендерной власти и санкции за их невыполнение, закрепленные и поддерживаемые системой неформальных правил. Данное внутреннее противоречие институциональной среды гендерной власти было спроецировано и на современный период развития нашей страны.

Напомним, что с переходом нашей страны к рыночной экономике система формальных правил начала формироваться с учетом международного законодательства, которое было ратифицировано нашей страной. В соответствии с ним в России необходимо было создать институциональные условия, обеспечивающие равные возможности мужчинам и женщинам в реализации их потенциалов, а значит, фактически нивелирующие возможность установления диспозиции гендерной власти.

В этой связи нашей страной были ратифицированы все Конвенции ООН, регламентирующие данную область правоотношений, началась модификация нормативно-правовых документов, обеспечивающих потенциальную возможность нивелирования гендерной власти. Однако, институциональная ловушка, сформированная на предшествующих этапах развития институциональной среды гендерной власти общества, и приобретение новых при институциональном проектировании ее адекватно требованиям международного законодательства привело к тому, что институциональный конфликт между системой формальных и неформальных правил ее составляющих только усугубился. Этому способствовало, во-первых, то, что закрепленные в национальном законодательстве формальные правила не охватили всего правового поля гендерного взаимодействия экономических агентов; во-вторых, нарушение содержащихся норм формальных правил сопровождается обязательным применением в отношении субъектов соответствующих санкций только в случае проявления гендерной власти, основанной на насилии.

Причем, имеется в виду только насилие, совершенное с применением физической силы. Следовательно, институциональный механизм, предусматривающий санкции за проявление различных видов гендерной власти, основанной на обмене, отсутствует. Поэтому нет необходимости и в создании специализированных структур, контролирующих их выполнение. В результате формальные нормы, направленные на нивелирование гендерной власти в нашей стране не действуют. Поэтому большинство населения продолжает следовать неформальным нормам, закрепляющим подчиненное положение женщин в экономике семьи и общества. Механизм лоббирования^⁹ новых стандартов гендерного поведения, когда общество может выбирать между альтернативными вариантами норм поведения, в данном случае не действует, т. к. большинство женщин и мужчин продолжают считать действующие неформальные нормы лучшими, а число тех, кто хотел бы их изменить пока немногочисленно.

Кроме того, перманентное воспроизводство данного институционального противоречия обусловлено также и тем, что в настоящее время, как отмечалось нами ранее, гендерная власть рассредоточена между несколькими субъектами: мужчинами, организациями, государством и самими женщинами (в части внутренней власти). Следовательно, каждый из них может формировать собственную систему ограничений для объекта власти в отведенной области регулирования властных отношений, извлекая при этом ренту власти. Ее размер будет зависеть от властного потенциала субъекта власти, который определяется размером и значимостью ресурсов, которыми он обладает. В соответствии с этим обозначаются границы власти данного субъекта над данным ее объектом. При этом разные субъекты власти находятся между собой в отношениях доминирования, которые создают иерархию гендерной власти, в рамках которой один и тот же экономический агент может выступать в одном властном отношении как объект власти, а в другом – как ее субъект.

Таким образом, можно сказать, что в совокупности они образуют иерархизированную систему институтов гендерной власти, изучение которой позволит расширить представление о значимости институциональных факторов перманентного воспроизводства гендерной власти. Однако это станет предметом нашего дальнейшего исследования.

М.С. Уваров

Blog

Санкт-Петербургский государственный университет

Содержание