«Санкт-Петербургский государственный университет»

Вид материала

Диссертация

Содержание Общая характеристика работы. Степень разработанности проблемы Цель диссертационного исследования Теоретическую и методологическую основу проведенного исследования Полученные результаты и их научная новизна Основные положения, выносимые на защиту Научно-теоретическая и практическая значимость работы Апробация результатов исследования Структура диссертации Основное содержание диссертации. Этапы становления понятия спонтанность: между самопроизвольностью и непроизвольностью Суверенность Я и Другого» Герменевтика спонтанности и конечность человека»

Подобный материал:

• Санкт-Петербургский государственный инженерно-экономический университет Факультет менеджмента, 124.06kb.
• «Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет», 710.94kb.
• «Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет», 705.4kb.
• «Санкт-Петербургский государственный университет», 425.14kb.
• СПбгэту центр по работе с одаренной молодежью информационное письмо санкт-Петербургский, 63.77kb.
• «Санкт-Петербургский государственный архитектурно-строительный университет», 1117.58kb.
• «Санкт-Петербургский государственный университет экономики и финансов», 414.83kb.
• «Санкт-Петербургский государственный университет сервиса и экономики», 319.38kb.
• Уста в, 511.48kb.
• Д. O. Отта рамн санкт-Петербургский государственный университет Санкт-Петербургский, 284.06kb.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ


На правах рукописи


ДОРОФЕЕВ

ДАНИИЛ ЮРЬЕВИЧ


СПОНТАННОСТЬ И СУВЕРЕННОСТЬ КАК КАТЕГОРИИ

ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ


Специальность 09.00.13 – философская антропология, философия культуры


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора философских наук


Санкт-Петербург

2011

Диссертация выполнена на кафедре философской антропологии философского факультета ФГБОУ ВПО «Санкт-Петербургский государственный университет»


Научный консультант: Марков Борис Васильевич

Доктор философских наук, профессор


Официальные оппоненты: Слинин Ярослав Анатольевич

Доктор философских наук, профессор

Грякалов Алексей Алексеевич

Доктор философских наук, профессор

Щербаков Владимир Петрович

Доктор философских наук, доцент


Ведущая организация: Русская христианская гуманитарная академия


Защита состоится «___» ___________ 2011 года в ___ часов на заседании совета Д 212.232.68 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, Санкт-Петербург, В.О., Менделеевская линия, д.5, философский факультет, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. А.М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета по адресу: 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д.7/9.

Автореферат разослан «___» ___________ 2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета,

Кандидат философских наук, доцент Лузина Т.И


Общая характеристика работы.


Актуальность темы исследования. Философия XX века во всех своих наиболее значимых проявлениях развивалась под знаменем «антропологического поворота». История европейской философии и раньше знала периоды, когда проблема человека являлась особенно актуальной – например, во второй половине V в. д.н.э. в Древней Греции или в XV-XVI вв. в Италии. Но лишь в прошлом веке философия вплотную подошла к необходимости формирования философской антропологии в качестве нового фундаментального раздела философского знания, современной philosophia prima, пришедшей на смену физике, метафизике, теологии. Вестником этого проекта, как известно, явился Макс Шелер (1874-1928), представивший основные положения своей «Философской антропологии» в известной работе «Положение человека в космосе», но так и не успевший завершить ее, о чем свидетельствуют многочисленные поздние сочинения, заметки, фрагменты, посвященные разработке этого проекта¹. Весь этот материал, большая часть которого до сих пор остается в неопубликованных рукописях, еще предстоит серьезно осмыслить,, и недавно выполненная нами работа по критическому анализу уроков и перспектив философской антропологии Макса Шелера² является важным шагом на этом пути. Также с именем Шелера связывается как появление отдельной немецкой школы философской антропологии, так и начало многочисленных последующих исследований в этой области. Достаточно сказать, что в 50-70 гг. прошлого века появилось сразу несколько серьезных книг под названием «Философская антропология» таких самобытных авторов, как М.Ландманн, Э.Ротхакер, Х.Хенгстенберг, В. Брюнинг, П.Ландсберг, Е.Финк и др.

Такая популярность философской антропологии вызвана большим вниманием к принципиальным проблемам человеческого бытия, но при этом она редко приводила к фундаментальному осмыслению оснований и самой возможности самоопределения философской антропологии как отдельной философской дисциплины, претендующей к тому же на главенство в иерархии философского знания. Философскую антропологию зачастую поверхностно и слишком абстрактно понимали как «философию человека», ограничиваясь этим определением и не вскрывая ее сущностных апорий, на которые указывал еще М. Хайдеггер в «Бытии и времени». Поэтому позже, благодаря развитию структурализма и постструктурализма, выдвинувших концепцию «смерти человека» и представивших критику антропологической составляющей в философии, вопрос о принципиальном самоопределении и самообосновании философской антропологии стал жизненно важным для ее дальнейшего развития. Следует откровенно признать, что данная критика вскрыла некоторые слабые места претензий философской антропологии на главенство в системе философского знания и ее нельзя не учитывать.

Однако мы продолжаем считать философско-антропологический проект актуальным и продуктивным, возможно, даже еще более чем во времена его зарождения в 20-х годах в Кельне. Подтверждением этому может служить все более увеличивающаяся проблематичность положения человека в современном мире, когда его философское осмысление зачастую не успевает за быстрым развитием наук, привносящими своими открытиями много нового в антропологическую тематику и формирующими новые, не известные ранее формы человеческого существования – прежде всего связанные с возможностями виртуальной коммуникации. Не менее важно и то, что, по нашему мнению, потенциал философской антропологии до сих пор еще далеко не реализован, несмотря на частые претенциозные заявления и программы, а также многочисленные книги и учебники по данной дисциплине. При этом мы принципиально отказываемся от возможности создания единой философской антропологии как некой завершенной и всеобъемлющей философской формы антропологического знания, на что еще претендовал в своих поздних метафизических работах Макс Шелер. Одним из завоеваний европейской философии второй половины прошлого века является открытие продуктивного принципа множественности, который позволяет рассматривать человека не в одной монистической и метафизической перспективе, претендующей на предельный охват и завершенность, а в разнообразных и конечных установках, чья неоднородность может лишь способствовать выявлению новых пластов в понимании человеческого бытия. Поэтому мы предпочитаем вместо «философской антропологии» говорить о «философско-антропологических исследованиях», свой вариант которых и собираемся представить³.

Но мы также не согласны сводить эти исследования к историческому обзору концептов понимания человека или к анализу разных форм антропологического знания (исторической антропологии, религиозной, культурной и др.), как это делали и продолжают делать ряд исследователей ⁴. Философско-антропологическому исследованию следует ориентироваться на фундаментальное критическое осмысление собственных оснований, принципов, категорий, и только тогда оно сможет быть действительно продуктивным и актуальным для развития современной философии.

Представляемая диссертация направлена на анализ спонтанности и суверенности человека как категорий философско-антропологического исследования. Статус категорий в данном случае выражает наше стремление представить и развернуть на современном критическом уровне философско-антропологическую проблематику как, по нашему мнению, наиболее полно, существенно и актуально определяемую этими ключевыми понятиями. Философско-антропологическое исследование спонтанности и суверенности поднимает проблемы, наиболее важные при понимании современного положения человека. Это в первую очередь проблемы власти и самоопределения человека, соотношения непроизвольного и самопроизвольного способа человеческого самополагания, свободы и конечности, утверждения Я и признания Другого, личностных и безличностных форм коммуникации, дорефлексивного уровня сознания и его определенности историко-культурными данностями, открытости и множественности и т.д.

Спонтанность является классическим философским понятием, формирование значений которого осуществлялось в Античности, Средневековье и Новое время, хотя в наше время оно активно развивается и используется не столько в философии, сколько в физике, биологии, психологии. Мы хотим вернуть этому понятию его фундаментальное значение в философии, раскрыв, прежде всего, его философско-антропологические возможности. Суверенность же до сих пор окончательно не вошла в ряд основных философских понятий, хотя именно в ХХ веке, с особой актуальностью для него проблем власти и ее границ, самоопределения и независимости, свободы и произвола, оно уже не раз показывало свою насущность для философского и прежде всего философско-антропологического осмысления. Поскольку в истории философии перенос термина из сферы юридической в сферу философии дело не такое уж редкое – можно вспомнить такие понятия, как «архе», «категория», «субъект», – то, как мы считаем, суверенность также сможет стать одним из центральных философско-антропологических понятий.

Хотим при этом подчеркнуть, что в нашем исследовании эти категории берутся и анализируются не как отдельные и изолированные друг от друга понятия, а как находящиеся в теснейшей взаимосвязи, делающей возможным их рассмотрение в философско-антропологической перспективе в неразрывном единстве. Именно в такой взаимосоотнесенности спонтанности и суверенности человеческое бытие предстает не в качестве замкнутой автономности или однородной субъективности, а как способ свободного личностного самополагания, не замкнутого в себе, а открытого диалогу с Другим, или Иным. Такое понимание предполагает, что в своем исследовании спонтанности и суверенности человека мы также обратим серьезное внимание на такие понятия, как неоднородность, множественность, открытость и инаковость (греч. heterites, лат.alteritas, нем.Andersheit).

С помощью категорий спонтанности и суверенности и выявления их принципиальной взаимосоотнесенности мы хотим концептуализировать наиболее проблемные и актуальные стороны опыта существования и самополагания человека, раскрыть специфическую амбивалентность осуществления его уникального положения в мире, уточнить современные условия осуществления человеческой личности. Эта цель нашего исследования может быть достигнута при максимально полном осмыслении основных достижений классической и особенно современной философии в области понимания человека, в том числе включая и критические замечания в адрес философской антропологии, которые должны помочь раскрыть ее продуктивный потенциал.

Степень разработанности проблемы. В связи с ориентацией современной философии на антропологическую тематику, формированием и развитием таких форм антропологического знания, как биологическая, историческая, религиозная, социальная, культурная, лингвистическая, политическая антропологии, философско-антропологические исследования получили большое распространение⁵. Практически каждый сколько-нибудь значимый мыслитель так или иначе затрагивал эту проблематику в своих работах.

Но мы хотели бы упомянуть прежде всего тех, кто не просто рассуждал на тему человека, а так или иначе анализировал основополагающие вопросы, касающиеся самой возможности, форм, методов, специфики развития философской антропологии как самостоятельной философской дисциплины. Так, например, В. Дильтей или Э. Гуссерль очень сильно повлияли на философско-антропологические исследования XX века, но сами эти авторы напрямую в своих работах не касались проблем философской антропологии как отдельной философской науки. С другой стороны, такие критики философской антропологии, как М. Хайдеггер или М. Фуко способствовали существенному выявлению и уяснению предпосылок и границ развития этой дисциплины.

В русской религиозной философии, в которой антропологической теме придавали особенное значение, необходимо назвать имена П.С. Юркевича, В.С. Соловьева, П.В. Флоренского, Н.А. Бердяева, А.Ф. Лосева, С.Л. Франка, Л.П. Карсавина, Б.П. Вышеславцева, М.М. Бахтина, Л. Шестова, И.А. Ильина. Отечественные авторы, начиная со второй половины ХХ века до сегодняшнего дня, представлены работами Б.Т.Григорьяна, М.К. Мамардашвили, М.А. Кисселя., С.С. Аверинцева, Э.В. Ильенкова, Б.В. Маркова, П.С. Гуревича, Я.А. Слинина, В.А. Подороги, И.И.Евлампиева, Б.Г. Соколова, В.Д. Губина, Ю.Н.Солонина, П.П. Гайденко, К.А.Сергеева, Н.В.Омельченко, А.С. Зиновьева, А.Я. Гуревича, А.А. Грякалова, В.В. Бибихина, В.П. Щербакова и др. В рассмотрении антропологической проблематики западноевропейская философия выделяется фундаментальными работами М. Шелера, М. Хайдеггера, Х.-Г. Гадамера, Х. Плеснера, А. Гелена, Д. Гильдебрандта, Э. Кассирера, М. Бубера, З. Фрейда, К. Левита, Е. Финка, Д. Лукача, Т. Адорно, Г. Маркузе, К. Шмитта, Ж.П. Сартра, Ж. Батая, Л. Витгенштейна, Н. Элиаса, П. Рикера, Х. Ортеги-и-Гассета, Э. Фромма, Э. Юнгера, П. Шардена, Э. Левинаса, К. Леви-Строса, М. Фуко и др. Из философов второй половины ХХ века также можно назвать имена М. Фрингса (М. Frings), М. Ландманна (М. Landmann), Э. Агацци Э.(А. Agazzi), П. Лансберга (P. Landsberg ), Х.П. Рикмана (H.P.Rickman), E. Ротхакера (E. Rothacker), Л. Фарре Л. (L. Farre), А. Сервера Эспинозу (А. Espinosa Cervera ), Г.Э. Хенгстенберга (H-E. Hengstneberg), Р. Цанера (R. Zaner), В. Брюнинга (W. Bruning), В. Камлаха (W. Kamlah ), В. Келлера (W. Keller), О. Поггелера (О. Poggeler), Г. Арльта (G. Arlt) и др. Также хотелось бы выделить французскую школу исторической антропологии (М. Блок, Л. Февр, Ф. Арьес, Ж. де Гофф и др.), социальной антропологии (А. Шютц, П. Лукман, Т. Бергер и др.), религиозной антропологии (Р. Отто, П. Тиллих, В.Н. Лосский и др.), культурной антропологии (М. Мосс, Б. Малиновский , Л. Леви-Брюль и др.). Из философов нашего времени, связанных с международным шелеровским обществом (Max-Scheler-Gesellschaft) и активно исследующих философско-антропологические вопросы, можно упомянуть В. Хенкмана (W. Henckmann), M. Габеля (M. Gabel), Х.Р. Зеппа (H.P. Sepp), H. Леонарди (H. Leonardy), О.В. Орта (O.W. Orth). Также стоит выделить современных немецких философов Ю. Хабермаса, П. Слотердайка, Д. Кампера и др., французских философов А. Бадью, А.Рено и Ж. Нанси, англоязычных мыслителей Х. Патнэма и П. Стросона.

Как мы видим, западная философско-антропологическая традиция довольно внушительная и отечественной философии еще предстоит обрести достаточный уровень критического осмысления и анализа проблем развития философской антропологии. Шагами на этом пути является созданное нами совместно проф. Б.В. Марковым несколько лет назад «Российское общество Макса Шелера» (http:\\max-scheler.philosophy.pu.ru), регулярное проведение в рамках «Дней петербургской философии» философско-антропологических секций, издание современных работ, посвященных постановке и исследованию жизненно важных вопросов самоопределения философской антропологии, чему посвящена, например, опубликованная нами книга работ современных российских и зарубежных авторов «Философская антропология Макса Шелера: уроки, критика, перспективы». Также нужно отметить усилия, которые прилагают на этом пути сотрудники секторов отдела аксиологии и философской антропологии (зав. д.ф.н., член-корр. РАН Лапин Н.И.) и отдела комплексных проблем изучения человека (зав. д.ф.н., член-корр. РАН Юдин Б.Г.) Института философии РАН; Института синергийной антропологии (рук. Хоружий С.С.); Лаборатории философско-антропологических исследований (рук. д.ф.н., проф. Омельченко Н.В) при факультете философии и социальных технологий Волгоградского государственного университета, где также регулярно проводится международный форум «Человек в современных философских концепциях» и выпускается специальный философско-антропологический журнал «Рефлексии»; Ростовской философско-культурологической школы (Е. В Золотухина-Аболина, Режабек Е.Я).

Что же касается философских и в частности философско-антропологических исследований спонтанности и суверенности, то картина здесь несколько иная. Понятие спонтанности играло существенную роль в китайском даосизме (Лао-цзы, Чжуан-цзы, Ле-цзы), у досократиков, в атомистике Демокрита и Эпикура, в физике и этике Аристотеля, теологии Августина, Григория Немезия, Иоанна Дамаскина и Ансельма Кентерберийского, метафизике Лейбница и А. Баумгартена. Но высшей точкой классического развития философского понимания спонтанности, по нашему мнению, является трансцендентальная философия Канта и Фихте, заложившая ряд оснований современной философской антропологии. Поэтому неудивительно, что в ХХ веке работы, актуализирующие философско-антропологический смысл спонтанности, были непосредственно связаны с изучением и переосмыслением кантовского понимания трансцендентального Я, временности, конечности, трансцендентальной апперцепции и продуктивной способности воображения. Здесь в первую очередь следует назвать лекции Э. Гуссерля по «феноменологии внутреннего сознания времени», работу М. Хайдеггера «Кант и проблема метафизики», исследование Х. Мерхена «Воображение у Канта»; объединяет и систематизирует результаты этих работ книга И. Хейдеманна «Спонтанность и временность. Одна проблема «Критики чистого разума»», изданная в знаменитой серии “Kant-Studien”⁶. Из последних работ, анализирующих на рамках принципов немецкой классической философии этические аспекты понятия спонтанность, можно назвать опубликованную в 2006 г. статью Клауса Дюзинга «Спонтанность и нравственная свобода у Канта и Фихте»⁷.

Другая линия в осмыслении понятия спонтанности, также вытекающая из поставленных Кантом проблем в «Критики практического разума», а до него еще и новоевропейским рационализмом у Г. Лейбница и средневековой схоластикой, связана с понятием свободы и воли. Здесь как раз раскрывается прямая взаимосоотнесенность понятий спонтанности, свободы, самоопределения, самоограничения, закона и автономии человека. Очень много для новой, антропологической постановки этого вопроса сделал Шопенгауэр и особенно Ницше, и то, что он не очень часто использует понятие спонтанность здесь даже не столь важно: главное, что способ существования он рассматривал в свете свободного, волевого и самопроизвольного полагания человеческой личности («сверхчеловека»). Также следует назвать имена Анри Бергсона и Жан-Поля Сартра, в философии которых спонтанности уделяется существенное значение. Следует отметить, что французская философия ХХ века вообще обращалась к теме «спонтанность, воля, свобода» достаточно часто. Помимо указанных имен, можно также упомянуть М. Мерло-Понти, Ж. Батая, М. Лейриса, Э. Левинаса, П. Рикера, которые в своих книгах не раз обращались в экзистенциальных и феноменологических аспектах к исследованиям спонтанности как кардинальной характеристики воли и свободы человека. В контексте социальной проблематики марксизма посвятил теме «философии спонтанности» свою книгу видный французский философ Л. Альтюссер⁸. Также нельзя не упомянуть и критические исследования философов Франкфуртской школы (М. Хоркхмайер, Т. Адорно, Г. Маркузе), которые, хотя и не были непосредственно посвящены проблеме спонтанности, но своими новаторскими подходами к пониманию человеческой свободы в социально-экономических условиях капиталистического общества раскрыли новые аспекты нашего понятия и во многом повлияли на молодежную революцию 1968 года во Франции. Из современных исследований можно назвать, например, работу Г. Прауса (G.Prauss) «Кант о свободе как автономии», но прежде всего книги Х. Мюллера (H.A. Muller) «Спонтанность и законность», П. Финстера (P. Finster ) «Спонтанность и свобода» и К. Кавамура (K. Kawamura) «Свобода и произвол».

Еще одну линию раскрытия философского и философско-антропологического смысла спонтанности проложила философия жизни, понимаемая в самом широком смысле, от «философии переживания» В. Дильтея до психоанализа и от понимания иерархического строения биопсихического мира Шелера и Плеснера до биологически ориентированного витализма Г. Дриша и И.Икскюля, от Бергсона до Клагеса. В этом направлении, правда, спонтанность часто заменяется понятиями «инстинкта», «порыва» и «влечения» – Instinkt, Trieb und Drang. Надо сказать, что такое замещение или даже отождествление, возможно допустимое в биологических науках, будучи перенесенным на философское понимание спонтанности привело к его одностороннему, схематичному, а местами даже поверхностному восприятию, не учитывающему все многообразие его философских коннотаций. Одно дело, когда в этологии говорится о «спонтанности поведения» как о свойстве инстинктивной реакции животных, и совсем другое – когда в этом же значении оно используется философами в отношении человека.

Интерес к имманентному познанию жизни, т.е. познанию жизни из нее самой, так ярко проявившийся в конце XIX-первых десятилетиях ХХ века, был подготовлен новым пониманием природы, критичного к ее пассивному, инертному, детерминистическому и механистическому образу в ньютоновском естествознании. Понимание материи как активного и самоорганизующегося начала у Дидро; учение Руссо о обращении к естественно-стихийным проявлениям природы; новая физика Гете, альтернативная учению о свете Ньютона и его общим основополагающим принципам; философия природы Шеллинга и иенских романтиков; концепция «воли к жизни» Шопенгауэра; даже «Диалектика природы» Ф. Энгельса – все эти авторы своими трудам создавали фундамент для развертывания новой концепции спонтанности жизни. В этом философские основания физики во многом возвращались к урокам античной физики, до Аристотеля включительно, основывающейся на понимании материи и природы как активного спонтанного процесса самодвижения. В XX-м веке эту тенденцию развила и систематизировала синергетика, в первую очередь благодаря работам И. Пригожина, которые наиболее интересны собственно для философии и могут быть полезны философской антропологии⁹. Мы уже не говорим о многочисленных исследованиях принципа спонтанности в специальных отраслях физических, биологических, химических и медицинских наук.

Такая новая модель отношения к природе, отказывающаяся от привычных схем и установок – например, от субъектно-объектной парадигмы или установки на деятельное искусственное подчинение и завоевание природы – неизбежно привела к повышенному интересу к тем культурам, в которых изначально царил иной принцип – неразделенной тождественности. В первую очередь имеются ввиду, конечно, высокоразвитые восточные культуры. Именно в них, прежде всего в даосизме и буддизме, спонтанность представала как некий единый и неделимый вселенский принцип, проявляющийся во всех частных множественных феноменальных проявлениях. В зарубежных трудах такая установка, понимающая спонтанность открытость всеобъемлющей космической энергии, нашла свое отражение в книгах известного исследователя и переводчика даосизма А. Грехама, прежде всего в его книге «Разум и спонтанность. Новое решение проблемы факта и ценности»¹⁰.

И здесь мы органично переходим к отечественным исследованиям спонтанности. Если в западноевропейской философии мы смогли выделить по меньшей мере четыре направления, каждое из которых представлено подробными, значимыми и влиятельными работами в сфере изучения спонтанности, то отечественная философия представлена преимущественно одной работой, целенаправленно и оригинально развертывающей возможности этого понятия. Имеется в виду книга В.В. Налимова «Спонтанность сознания» (М., 1989), которая как раз актуализирует перспективы восприятия спонтанности в восточных культурах, переориентируя их на анализ проблем множественности смыслов и механизмов понимания. Кроме этого труда можно назвать разве что недавно подготовленный Институтом философии Российской Академии Наук сборник статей отечественных ученых под названием «Спонтанность и детерминизм» (М.: Наука, 2006), в котором проблема спонтанности рассматривается прежде всего в перспективе развития современной физики и синергетики, уходящей от абсолютизации причинно-следственных связей в природе, а также в опубликованной в этом же сборнике статье В.И. Самохвалова «Спонтанность как состояние и прием», развивающую установки Грехама и Налимова. В электронном каталоге Российских диссертаций в разделе гуманитарных наук на наш запрос было выдано всего три наименования работ, связанных со спонтанностью, причем две из них были связаны со сферой педагогики, а оставшаяся – с гносеологией. Конечно, такое состояние изучения понятия спонтанности можно признать неудовлетворительным для современной российской философии и особенно философской антропологии. Хочется надеяться, что вышедшая недавно книга сможет хотя бы частично изменить это положение¹¹.

Что касается суверенности, то этому понятию еще только предстоит войти в философский словарь как России, так Европы, и не случайно, что именно в наше время оно раскрывает свою актуальность. Ведь хотя некоторые аспекты его значений – в первую очередь независимость, свобода, самостоятельность – не раз подробно анализировались в философской литературе, но именно акцент на философское осмысление проблем власти, которым характеризуется современная философия, способствует выведению понятия суверенности в центр внимания и превращению его, наряду со спонтанностью, в основополагающую категорию философско-антропологического исследования. В отличие от понятия автономии (от греч. auto – сам, себя, и nomos – закон), которое является признанным классическим философским понятием и имеет обширную библиографию, суверенность раскрывает значение не полагания закона, а верховной власти человека полагать и определять себя. В этом значении спорадически употреблял данный термин Ф. Ницше.

Являясь одним из основных понятий в юридической теории государства и права, вошедшим в активный научный обиход благодаря трудам Жан Бодена в ХVI в., для современной философии суверенность начала открывать свой птенциал благодаря основополагающим работам К. Шмитта, прежде всего его сочинению «Диктатура». В этой книге осуществлен исторический обзор истоков формирования понятия «суверенность», уходящих к древнеримскому правовому понятию диктатуры, и представлены новаторские мысли в области философии власти, которые в дальнейшем будут развиваться такими своеобразными мыслителями, как, например, Э. Юнгер. Еще более значимой для нас с точки зрения непосредственно философско-антропологических перспектив развития концепции суверенности человека является книга Жоржа Батая «Суверенность»¹². Для нас Жорж Батай особенно важен, т.к. он показывает глубинную взаимосвязь спонтанности и суверенности человека, о чем нам приходилось уже писать¹³. В этом он следует за Ницше – одним из основных для себя философов. Также значимым для Батая в перспективе развития проблематики человеческой суверенности является Г.В. Ф. Гегель, открытие которого связано для него, как и для многих других видных французских философов, с лекций по «Феноменологии духа» Александра Кожева. Из последних отечественных работ, предлагающих философский анализ суверенитета и близких философско-антропологической тематике, можно назвать книгу С.Н. Бондаревой и Д.В. Колесова «Суверенитет, субъективность, свобода» (Москва\Воронеж., 2007), а также интересное исследование о истоках возникновения идеи суверенной личности в европейской культуре Т.Б. Длугач «Подвиг здравого смысла, или рождение идеи суверенной личности» (М.: Канон, 2008). В целом же нужно признать, что в современном отечественном научном пространстве очень слабо представлены философско-антропологические исследования человеческой суверенности, тогда как политологических исследований, посвященных государственному суверенитету (прежде всего в сфере политики и экономики), довольно много¹⁴. Нам кажется, что подобное положение должно быть исправлено.

Цель диссертационного исследования: Выявить научный понятий спонтанности и суверенности для развития философско-антропологической концептуализации человека в условиях современной философии.

В соответствии с данной целью ставятся следующие задачи:

- раскрыть актуальное значение понятий спонтанности и суверенности для современной философской антропологии.

- описать положение человека в современном мире в понятиях «открытая» и «замкнутая» суверенность, однородность и неоднородность, монологизм и диалогизм, множественность и единство, свое и иное, коммуникация и общность, «норма» и «аномалия», свобода и власть, самополагание и отчуждение, экстатичность и рецептивность.

- показать, что спонтанность и суверенность человеческого Я дополняется его открытостью Другому благодаря интерсубъективности повседневного жизненного мира.

- подчеркнуть недостаточность понимания спонтанности как стихийного импульсивного порыва и осуществить герменевтический анализ механизмов упорядочения и самоорганизации человеческого бытия.

- выявить онтологические и экзистенциальные основания актуализации конечности человеческой спонтанности и суверенности.

- установить границы и возможности персоналистического проекта философской антропологии

Теоретическую и методологическую основу проведенного исследования составляют философско-антропологические разработки, полученные в ходе применения феноменологических, трансцендентальных, экзистенциальных, герменевтических, частично аналитических и структурных методов исследования. Особое внимание было обращено на опыт развития феноменологии и философской антропологии европейскими философами в ХХ веке, начиная от подходов Мартина Хайдеггера, Макса Шелера и методов немецкой школы философской антропологии (Г. Плеснер, А. Гелен) до сегодняшнего дня. Также задействованы возможности диалогического, междисциплинарного и компаративистского анализа. Учитываются и те результаты, которые были достигнуты при анализе спонтанности методами других наук – например, физикой, биологией, химией, а при анализе суверенности – юриспруденцией, политической философией и политологией.

Работа построена на активном использовании и критическом осмыслении итогов и методов исследований гуманитарных наук и наследия классической философии в сферах, близких философско-антропологической проблематики. Так, например, существенную помощь оказал опыт исследований исторической, социальной, религиозной антропологии.

Полученные результаты и их научная новизна.

Научная новизна диссертации состоит в разработке понятий спонтанности и суверенности в качестве категорий философско-антропологического исследования положения человека в современном мире, в ходе которого были получены следующие основные результаты:

- осуществлена критическая рефлексия сложившихся в ХХ веке представлений о философской антропологии как сущностной науке о человеке, а также тезиса о «смерти человека», подвергающего сомнению актуальность философской науки о человека;

- актуализирована дискуссия о статусе, месте, возможностях, методе, целях, понятийном аппарате философской антропологии, что помогло учесть уроки развития философской антропологии в прошлом веке и наметить перспективные пути ее развития в веке нынешнем.

- проанализированы и обобщены исследования спонтанности в разных областях научного и вненаучного знания (в физике, этике, теологии, трансцендентальной философии и др.) с целью использования их в философско-антропологических исследованиях.

- выявлена взаимосвязь спонтанности и суверенности как категориальных характеристик личностного способа человеческого самополагания и самоопределения.

- на основе феноменологического, экзистенциального и герменевтического анализа представлено понимание человеческой суверенности, как утверждающей себя в открытости миру и другому человеку.

- в ходе развертывания философско-антропологических возможностей категорий спонтанности и суверенности актуализированы понятия «множественности», «неоднородности» и «инаковости» для теоретического описания человеческого существования в условиях современности.

- благодаря применению герменевтического метода рассмотрены пространственные, временные и этико-религиозные измерения формирования порядков спонтанности.