Geum.ru

Концентрат

Вид материалаСборник статей

Содержание


Проблемы и вызовы следующего десятилетия
Желающий да узнает
Экспортный потенциал
Мера ответственности
Подобный материал:
1   2   3   4   5

^ ПРОБЛЕМЫ И ВЫЗОВЫ СЛЕДУЮЩЕГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ

Сергей Носов  

 Вышла в свет книга-антология «Новейшая история металлов Евразии. 1995 – 2005 годы», цель которой – сохранить историческую память об этом ярком и сложном периоде в развитии отечественной металлургии. В заключение этой современной летописи публикуется беседа с потомственным металлургом, представителем знаменитой династии Носовых, родоначальник которой Григорий Иванович Носов возглавлял первые советские комбинаты – Кузнецкий металлургический и Магнитку. Его внук Сергей Носов в наше время тоже приобрел свой опыт, работая на Магнитке. Затем был генеральным директором Нижнетагильского комбината, вице-президентом «ЕвразХолдинга», управляющим металлургическим комплексом этой компании. В ходе обстоятельного интервью, которое состоялось в редакции журнала «Металлы Евразии», наш собеседник дал оценку сегодняшнего состояния металлургической отрасли и обозначил проблемы, которые, на его взгляд, могут создать препятствия для ее развития в следующем десятилетии.

— Сергей Константинович, как вы оцениваете результаты технологичес­ких, производственных, структурных реформ, произошедших в российской металлургии после 1991 года? В чем эта отрасль превосходит теперь совет­скую, в чем уступает?

— Сравнивать металлургию советских времен и сегодняшнюю не вполне кор­ректно, поскольку они принадлежат к разным экономическим укладам и раз­ным эпохам. Но если принять такую ого­ворку, «дореформенная» металлургия, как это ни странно, на мой взгляд, выиг­рала бы по многим показателям и в объ­емах, и в качественных характеристиках — производительности труда, затратах на тонну выпускаемой продукции. Сегодня можно говорить о серьезном упрощении сортамента и уменьшении коэффи­циента загрузки мощностей. В этих усло­виях работать легче и проще.

Среди наиболее значимых событий технологического плана я бы отметил строительство МНЛЗ на НТМК, ЗСМК и Челябинском комбинатах, что позволяет им переходить к организации производ­ства листового проката. Для них это, воз­можно, станет ключевой задачей следу­ющего десятилетия.

Однако в целом вряд ли стоит преу­величивать наши технологические дости­жения за минувший период. На большин­стве предприятий реализовывались про­граммы, основа которых была разрабо­тана более пятнадцати лет назад.

Самые существенные перемены — не в производстве, а в условиях функционирования отрасли. Совершенно иным стал характер взаимоотношений с поставщиками сырья и материалов, с от­раслями инфраструктуры, которые мьн называем естественными монополиями, Радикально изменилось основное про­изводственное звено — теперь это част­ная металлургическая компания. Появи­лись холдинги, к которым стали подтяги­ваться горнорудные предприятия и угольные активы. В результате сложились так называемые вертикально-интегриро­ванные структуры. В черной металлур­гии я бы выделил «ЕвразХолдинг», управ­ляющего одновременно несколькими крупными комбинатами с полным произ­водственным циклом. Ведь называя хол­дингами Магнитку, «Северсталь» и НЛМК, мы понимаем, что каждый из них пред­ставляет собой одно мощное, эффектив­ное металлургическое предприятие, во­круг которого группируются сырьевые, сбытовые, инжиниринговые подразде­ления, обеспечивающие его работу.

— Металлургический комплекс при­надлежит к числу наиболее благополуч­ных секторов российской экономики: растут прибыли компаний, реализуются крупные инвестиционные проекты. Ка­кие факторы, на ваш взгляд, обеспечили эту позитивную тенденцию, насколько долговременной она вам представляет­ся?

— В этом, наверное, заключен глав­ный парадокс последнего десятилетия: при всех своих проблемах металлургия стала успешной отраслью. Хотелось бы только напомнить, что период благопо­лучия был и в начале 90-х годов. При­быль, которую получали металлургичес­кие предприятия, впервые вырвавшиеся на внешний рынок, при низком уровне внутренних цен на сырье, материалы, энергоресурсы, думаю, была не мень­шей, чем сегодня. Но известно, что за этим последовало: сильнейший кризис, к которому мы оказались не готовы. Наступила растерянность. Все в один го­лос заговорили о необходимости госу­дарственной программы поддержки, об изношенности основных фондов, о том, что без льгот, отсрочек и преференций не можем дальше развиваться.

Вспоминая тот тяжелый опыт, я бы рекомендовал рассматривать нынеш­нее благополучие как некий удобный момент для активной реструктуризации отрасли, в том числе для ее техническо­го обновления и приведения в порядок всей производственной инфраструкту­ры. Важно, чтобы деньги, полученные благодаря конъюнктуре рынка, были использованы максимально эффективно. Пусть это прозвучит банально, но не может быть бесконечного подъема. Как неожиданно он наступил, так неожидан­но может и закончиться. И к этому надо готовиться. Если в предыдущем десяти­летии для нас главной задачей было «выжить», то задача на следующее деся­тилетие — при любых отклонениях рын­ка не повторить тот кризис, который бы повлек за собой очень серьезные последствия социально-экономического характера.

— Ваша оценка технического состо­яния российской металлургии: удалось ли сократить отрыв от мировых лиде­ров?

— Мы довольно быстро догоняем ми­ровую металлургию, особенно по уров­ню развития первых переделов, куда, учитывая структуру нашего экспорта, и вкладывались основные инвестиции. Те компании, которые занимаются техни­ческим перевооружением, ни в чем принципиально не отстают. Правдами и неправдами, за счет внутренних ресур­сов, заработав деньги на благоприятной конъюнктуре, они сегодня могут себе позволить покупать такие же современ­ные агрегаты, у тех же самых производи­телей, что и западные конкуренты.

Есть проблема иного рода. Мы вкла­дывали средства преимущественно в технологическое оборудование. Теперь надо обратить внимание на инфраструк­туру, где темп инвестиций отставал, — на вспомогательные производства, энерге­тическое хозяйство. Ставим самые со­временные МНЛЗ, но достичь показате­лей работы заводов, допустим, компании Posco, не получается, потому что инфра­структура этих заводов существенно от­личается от того, что было запроектиро­вано у нас еще в 40-е годы прошлого ве­ка. Если решительным образом не зай­мемся модернизаций вспомогательных производств и инфраструктуры, то бу­дем все больше проигрывать.

Другая проблема. Сейчас инвестици­ями считаются вложения не только в тех­ническое перевооружение, но и затраты на обычный капитальный ремонт, на под­держание в работоспособном состоя­нии зданий, оборудования, инфраструк­туры предприятий. Средств в амортиза­ционных фондах не хватает, потому что все амортизировано. Но ведь во всем мире инвестиции — это когда меняешь цепочку оборудования, цепочку техно­логий, комплекс, систему. А если мы ста­вим новейший агрегат, когда связанное с ним энергооборудование полностью из­ношено, не будет этот агрегат нормаль­но работать.

В российской металлургии еще очень многое предстоит сделать, многое проинвестировать. И не может не вызы­вать глубокого разочарования то, что в стране не удалось сохранить отечест­венное металлургическое машиностро­ение, и мы сегодня вынуждены исполь­зовать в основном чужой инжиниринг. То же самое можно сказать о металлургической науке, которая была признанной во всем мире. При всем уважении к на­шим ученым, в этой сфере продолжают работать лишь немногие ветераны. Брэнды институтов остались, а научных кадров в них — в лучшем случае, на одну полноценную лабораторию наберется.

— Почему, несмотря на переход к рынку, сохранился и даже окреп преж­ний, «комбинатский» способ организа­ции металлургического производства, когда предприятия ведут натуральное хозяйство — сами обеспечивают себя рудой и другими ресурсами, содержат собственные механоремонтные цехи и иные вспомогательные подразделения? Возможен ли в российских условиях иной путь развития?

— Традиционный «уклад» подкрепила практика формирования вертикально-интегрированных холдингов, когда каж­дая компания стремилась обзавестись собственной сырьевой базой. Изначаль­но это было реакцией на «металлурги­ческие» войны, где одним из главных ви­дов оружия была сырьевая блокада. Се­годня сырьевые активы, хотя и выглядят элементом натурального хозяйства, на самом деле представляют собой отдель­ный бизнес, поскольку и уголь, и руду металлургические заводы даже внутри компаний покупают по рыночным ценам. Кстати говоря, не могу вспомнить случая, чтобы применение «сырьевой блокады» кому-нибудь помогло достичь цели за­хвата активов. Последний отголосок этой борьбы — ситуация 2005 года во­круг Магнитогорского металлургическо­го комбината. Она показала, что у нас рыночные отношения вполне сложи­лись, и в условиях рынка компания всег­да может быстро найти эффективное ре­шение.

Похожая ситуация в прошедшем де­сятилетии была и с углем, когда угроза остановки коксохимического производ­ства, пережитая металлургами, заставила их всерьез задуматься о том, чтобы при­влечь в состав своих компаний угольные предприятия и реализовать эту идею на практике.

Что касается ремонтных цехов, то здесь проблемы другого порядка. Если это подразделение на 90 % времени за­действовано на металлургическом ком­бинате, вряд ли целесообразно толкать его к рыночной самостоятельности. Об­мануть природу этого явления все равно не получится, в чем лично я убедился после нескольких неудачных опытов. На­сколько знаю, попытка «Северстали» с выделением структуры ремонтных мощностей в отдельный бизнес не дала ре­зультата, на который рассчитывали. Пока не возникли условия для истинной, а не показной конкуренции на рынке ре­монтных услуг с цивилизованными цена­ми и уровнем сервиса. А возникнут, тог­да и состоится та западная схема, кото­рую мы безуспешно, но настойчиво пы­тались внедрить у себя в России.

— В настоящее время на экспорт ре­ализуется более 50 % выпуска стальной продукции, хотя руководители всех компаний неизменно говорят о приори­тете внутреннего рынка. Ваш прогноз: останется ли металлургия в обозримой перспективе экспортно-ориентирован­ной отраслью? Какой вариант развития вы считаете более надежным для отече­ственной компании: наращивание абсо­лютных объемов производства с ориен­тацией на внешний рынок или реструк­туризация с упором на расширение выпуска продуктов высокого передела для внутреннего потребителя?

— Наращивание объемов производ­ства, конечно, не самоцель. Серьезная компания будет заботиться об укрепле­нии своего присутствия равным образом и на внутреннем, и на внешних рынках. Какими путями кто идет, это определяется и выбранной стратегией, и состоянием технологий, которые имеются на данный момент. Но вот что не может не беспоко­ить: при всех колебаниях рынка структу­ра сбыта нашей продукции в целом оста­ется неизменной. Именно она становится главным ограничителем положительных тенденций к росту. Это не только вина ме­таллургов, но в гораздо большей мере проблема всей российской экономики, связанная с низким уровнем металлопо-требления в основных отраслях, прежде всего, в машиностроении.

Недостаточная емкость внутреннего рынка несет в себе определенную угро­зу. Так, в случае резкого ухудшения ми­ровой конъюнктуры производители по­неволе начнут вести жесткую конкурент­ную борьбу за российского потребите­ля. Но при низких объемах потребления это будет ущербная конкуренция, в ко­торой окажется немало случайных жертв, что не станет фактом победы ни для отрасли, ни для российской эконо­мики в целом.

К сожалению, не только состояние рынка, но и перекос, который в послед­нее десятилетие сложился в структуре производственных мощностей, поощря­ет развивать преимущественно продук­цию второго передела и, грубо говоря, гнать заготовку на экспорт. Это выгодней и проще, поскольку не нужно занимать­ся сложными технологиями, упорно ра­ботать над сортаментом. И в результате происходит некоторая деградация. А между тем постепенно начинает наби­рать объемы импорт стальной продук­ции, особенно сложных видов - вот это очень тревожная тенденция.

В настоящее время российская ме­таллургия в состоянии выдерживать конкурентную борьбу по качеству не только заготовки, но и конечной про­дукции, и готова к тому, чтобы создать серьезную программу продвижения на рынок продуктов с высокой добав­ленной стоимостью. Собственник, ду­мающий не только о сегодняшней при­были, но и том, что будет с компанией в последующие 10 лет, наверное, дол­жен предпринимать шаги, чтобы не от­стать от конкурентов. И по тем реше­ниям, которые принимаются сегодня в компаниях, можно будет делать выво­ды, кто и насколько долго сейчас в этом бизнесе себя позиционирует.

— Недавно ряд крупных компаний провел IPO. Как вы оцениваете резуль­таты этой акции и общую ситуацию с инвестициями? Каким должен быть опти­мальный баланс финансовых источни­ков для инвестиций: банковского кре­дита, собственных средств, займов, цен­ных бумаг и других инструментов?

— Насколько мне известно, проведе­ние IPO не повлекло за собой дополни­тельных объемов инвестиций, во всяком случае, в России. По-прежнему сущест­вуют и успешно работают другие ин­струменты и механизмы привлечения ин­вестиций в металлургическую отрасль. Для чего же в таком случае принимались решения разместиться на западных фон­довых рынках? Очевидно, собственники каждой компании преследовали свои, только им известные цели, и строить на этот счет догадки вряд ли имеет смысл.

Баланс финансовых источников, в принципе, может быть любым. Каждая компания формирует структуру своих заимствований, исходя из конкретных условий финансовых рынков. Главное, чтобы программа дальнейшей деятель­ности позволяла без ущерба для произ­водства обслуживать кредиты и другие заемные средства. Кстати, по акциям, проданным через IPO, тоже надо платить дивиденды (что сейчас активно и проис­ходит), ведь тот, кто приобрел их, рас­считывает на прибыль от своих инвести­ций и в объеме, не меньшем, чем банков­ский процент.

— Насколько эффективна сложившаяся в отечественной металлургии мо­дель корпоративного управления? Можно ли ее считать конкурентоспо­собной в сравнении с мировыми станда­ртами?

— Когда мы говорим о производи­тельности труда, привычно занимаемся подсчетом объемов выплавленного ме­талла по отношению к числу рабочих. Но почему-то эти подсчеты не охватывают управленческий персонал. Можно ска­зать, «белые воротнички» живо интере­суются работой «синих воротничков», а сами избегают подобного внимания. Между тем по количеству управленцев на тот же объем металлургического про­изводства мы уже во много раз прев­зошли штаты министерств советского периода, и это не вполне оправдано спецификой новых задач. Ведь сама по себе система управления производст­вом, затратами, экономикой предприя­тия, финансами в принципе мало в чем изменилась — в основе это все та же со­ветская система, адаптированная к со­временным рыночным условиям.

Корпоративной бюрократизации противостоять гораздо сложнее, чем ве­домственной, поскольку она выпадает из-под общественного и государственного контроля. Но оценить степень «забюрократизированности» компании не так уж трудно. Достаточно запустить бу­магу и посмотреть, сколько времени она ходит. Если решение, которое может быть принято в течение часа, «созрева­ет» в течение месяца, это уже диагноз.

Не приходится сомневаться, что по­вышение эффективности управления влечет за собой рост производитель­ности труда. Но главное, что в глобаль­ной конкуренции в следующем десяти­летии побеждать будут наиболее быс­трые компании, то есть такие, где мини­мальное количество звеньев в управлен­ческой цепочке позволяет ключевые ре­шения принимать оперативно. Сегодня много разговоров о группе Лакшми Миттала, который буквально ворвался в ме­таллургическое бизнес-сообщество. Так вот, структура управления его группой предельно проста, а численность управ­ленцев в головной компании не превы­шает ста человек. Поэтому он наиболее сегодня эффективен, в том числе и в вопросах роста своей компании.

— Как вы оцениваете состояние же­лезорудной базы отечественной метал­лургии и возможности ее развития, осо­бенно в восточных регионах страны. Какие виды производств, с учетом раз­работки месторождений Сибири и Дальнего Востока, могли бы стать кон­курентоспособными в этих регионах? Какой объем инвестиций для этого не­обходим?

— Железной руды на сегодня вполне достаточно. С учетом того, что множест­во мелких предприятий по производству чугуна закрыто, с учетом ориентирован­ного на Россию Соколовско-Сарбайского месторождения и с учетом того, что экспорт железорудного сырья у нас объективно ограничен сложностью и стоимостью транспортировки. Хотя но­вых месторождений не появилось, но за­пасы действующих горно-обогатитель­ных комбинатов достаточны. Главное, грамотно вести добычу и вскрышные ра­боты, чтобы не оказались без руды при наличии ее в недрах.

Если посмотреть, какие лицензии, на какой объем месторождений, в том чис­ле в Центральной части России, предла­гает Министерство природных ресур­сов РФ, то получается значительный объ­ем и на ближайшую перспективу. Надо только деньги вкладывать. И это будут стратегические инвестиции.

Потенциал Сибири и Дальнего Вос­тока трудно переоценить. Знаменитое изречение «Россия должна прирастать Сибирью», прозвучавшее более 200 лет назад, оказалось настолько прозорли­вым, что актуально и в XXI веке. Для соз­дания серьезной металлургической базы на востоке страны нужно не менее 5 млрд долл. А вообще, инвестиции в развитие металлургии, не только черной, но и цветной, могут исчисляться десятка­ми миллиардов долларов.

Конечно, перспектива строительства крупных металлургических предприятий полного цикла пока неопределенная. В сегодняшней реальности освоение си­бирских железорудных богатств может идти по укороченной схеме: производст­во концентратов, окатышей и, возможно, металлизованных окатышей. Их вероят­ный потребитель — китайская металлур­гия, у которой, кажется, неограниченный потенциал развития и потому гигантские потребности в ресурсах. К сожалению, это ставит Сибирь в положение сырьево­го придатка соседней страны. Но при ра­зумной структуре инвестиций в рудные месторождения может сохраниться пер­спектива строительства современных металлургических предприятий на базе освоенных запасов и действующих гор­но-обогатительных комбинатов. Так что, если черная металлургии Сибири и Даль­него Востока будет создаваться, то имен­но начиная с ГОКов. Приоритеты разви­тия, о которых Президент России гово­рил в Якутске, позволяют думать и наде­яться, что экономика региона начнет под­ниматься и потребует металлургической продукции.

— В России начинается активное строительство мини-заводов. Как на их появление могут отреагировать рынки электроэнергии и лома, с одной сторо­ны, и готового проката, с другой? На­сколько это может осложнить жизнь комбинатам полного цикла?

— Нужно учитывать такой специфи­чески российский фактор, как очаго­вость развития экономики, когда центр производства продукции может не сов­падать с основными центрами ее по­требления. В этих условиях серьезным конкурентным преимуществом у мини-заводов по сравнению с комбинатами становится расстояние. Проблематично, например, доставив арматуру из Кузбас­са на Дон, конкурировать по цене с за­водом, который расположен в Ростов­ской области и работает на ломе, в этой же области собираемом. Судя по всему, такая конкуренция не имеет перспекти­вы. В Соединенных Штатах почему-то ни у кого не возникает мысли везти анало­гичную продукцию с восточного побе­режья на западное и там предлагать по­требителю. Поэтому появление даже не­скольких миллионов тонн стального про­ката с мини-заводов способно сильно подорвать благополучие предприятий-гигантов.

На основных рынках проката у по­требителей будет прямой выигрыш, по­скольку с ростом предложения уровень цен неизбежно понизится. Поставщикам электроэнергии и лома это тоже на руку — цены будут расти. Что касается ресур­сов металлолома, ситуация может стать тревожной. На протяжении длительного периода объемы вывоза его из страны по отношению к металлофонду намного выше, чем уровень экспорта газа и неф­ти по отношению к запасам углеводоро­дов в недрах. А металлофонд за послед­ние десять лет не только не прирастал, но и заметно сократился.

— Что сдерживает сегодня развитие технологии «прямого восстановления» и какие факторы могли бы ей способст­вовать?

— До сих пор сдерживала и, может быть, еще сдерживает цена, во-первых, и отсутствие развитого рынка, во-вто­рых. Потребителями металлизованных окатышей — продукции прямого вос­становления могли бы стать конвертер­ные производства предприятий, произ­водящих высококачественные марки стали, а также электросталеплавильные производства. Мы знаем, что уменьша­ется металлофонд России. Думаю, в ближайшем десятилетии страна столк­нется с проблемой нехватки металлолома, и компенсировать дефицит путем импортных закупок, учитывая все тот же транспортный фактор, скорее всего, не удастся.

Между тем уже сегодня начинает ме­няться структура сталеплавильного про­изводства. На предприятиях ни один но­вый конвертерный цех не заложен, но строятся и проектируются все новые электропечи взамен мартенов, не гово­ря уже о мини-заводах. Так что раньше или позднее, но придем к тому, что ос­новным сырьем для сталеплавильных аг­регатов станут продукты прямого вос­становления. Поэтому следующее деся­тилетие с точки зрения сырья вполне мо­жет стать десятилетием металлизованных окатышей. По моим приблизительным оценкам, объем их потребления удвоит­ся. И проекты строительства соответст­вующих комплексов на Михайловском и Лебединском ГОКах имеют под собой прочные основания.

— Год назад была выдвинута идея создания в России транснациональной горнорудной компании, которая была бы способна конкурировать с ВНР Billiton, CVRD, Rio Tinto. Насколько реа­листичным представляется вам этот про­ект и нужен ли стране «железорудный Газпром»?

— Если представить, что такая компа­ния уже появилась, не думаю, что она окажется конкурентоспособной. Упомя­нутые лидеры торгуют рудой и концен­тратом, образно говоря, на борту сухо­грузов. Мировая металлургия — это предприятия, расположенные вблизи морского побережья, а не как у нас — на горе Магнитной, на горе Высокой, на Курской магнитной аномалии... Чтобы вывозить наше железорудное сырье на экспорт, нужно преодолевать очень большие расстояния по железной доро­ге, что увеличивает стоимость и умень­шает конкурентоспособность. Кроме того, российские порты не готовы к та­кому объему перевалки не самых удоб­ных и привлекательных в экологическом отношении грузов: мороки много, прибыли мало. Поэтому без интеграции с металлургическими компаниями сырье­вой гигант вряд ли сможет занять до­стойное место на мировом рынке.

— Какова вероятность внедрения в российскую металлургию мировых ТНК, например, той же Mittal Steel? Смогут ли отечественные компании с максималь­ными объемами производства в 10-15 млн т стали в год выдержать давление гиганта с десятикратным превосходст­вом по мощностям?

— Для глобальной компании прогло­тить «лишние» 5—10 млн т не проблема. И если она поставит такую цель, в усло­виях свободного рынка будет трудно по­мешать ей этого добиться. А последст­вия могут быть очень серьезные, в чем недавно убедились на примере Украи­ны. Ведь глобальная компания в своей стратегии не обязана учитывать регио­нальные и национальные интересы.

России, которая не сегодня-завтра вступит в ВТО и еще шире откроет свои рынки, нужно учитывать эти уроки. Наде­юсь, в стране есть кому отслеживать си­туацию, готовиться к различным сцена­риям. С моей точки зрения, нужна госу­дарственная поддержка процессам дальнейшей консолидации националь­ных компаний.

— Как вы оцениваете феномен Китая в развитии мировой металлургии? Как «китайский фактор» способен повлиять на состояние мирового и российского рынков металлопродукции?

— «Китайский фактор» помогал нам неплохо выживать в минувший период. Когда страна с населением более мил­лиарда человек превращается из раз­вивающейся в развитую, гигантский рост потребление металла — вещь объ­ективная. Но мы увлеклись успехами на китайском рынке и слишком вяло реа­гировали на вызревающие здесь новые тенденции. Сначала Китай потреблял у нас арматуру, потом перешел на заго­товку, теперь начинает смещаться из фазы потребления заготовки к потреб­лению железорудного сырья, что само по себе является очень тревожным сиг­налом. Сегодня китайцы ставят задачу агрессивного внедрения на внешние рынки. Они стремятся занять здесь крупные ниши, позиционируя себя в качестве мирового экспортера. Уже нельзя не замечать, что китайские ме­таллурги выходят на мировой рынок с готовой металлопродукцией. Очевид­но, в скором времени они вытеснят на­ших экспортеров с рынков Юго-Восточной Азии. Более того, когда придет черед поставок китайской продукции в Россию, нам нечего будет этому проти­вопоставить. Этой проблеме нужно уделять серьезное внимания уже се­годня.

Новая государственная доктрина исходит из того, что Россия должна стать великой энергетической держа­вой. Но если не добавить к энергетике мощный машиностроительный комп­лекс, то сильно рискуем остаться прос­то энергетическим придатком более развитых экономик. Что же делать? Все­ми правдами-неправдами развивать собственное машиностроение. Жестко ограничить импорт, как бы ни возмуща­лись лоббисты. Вместо этого дать воз­можность мировым компаниям — тем же Voest-Alpine, Danieli, SMS — на самых выгодных для них условиях организо­вать производство своего оборудова­ния в России. Был период, когда запад­ные машиностроители могли прийти на российский рынок в таком качестве, но не было должных гарантий, экономи­ческой и политической стабильности. Возможно, этот шанс еще не упущен. Хотя и здесь Китай ушел вперед. Такого количества литейно-прокатных моду­лей, которые построил за последние годы Китай, нет ни у одной страны мира. Реализовав вместе с иностранными фирмами большое количество метал­лургических проектов, опробовав на деле оборудование и технологии всех этих фирм, изучив лучшее, что может предложить мировая практика, эта страна приобрела колоссальный опыт в области строительства и инжиниринга.

— Сторонники либеральной концеп­ции полагают, что государство должно уменьшать свою роль в экономике, уступая место частному бизнесу и пред­принимательской инициативе. Ваше мнение на этот счет: что может и должно делать государство?

— Эта бесплодная дискуссия длится уже немало лет, и непонятно, с какой це­лью. Если хотят доказать, что государст­во должно устраниться из экономики, то ни в одной стране оно не устранилось и устраняться не собирается. Везде госу­дарство самым непосредственным об­разом поддерживает конкурентоспо­собность экономики: регулирует, управ­ляет, субсидирует, лоббирует интересы национальных корпораций.

Советовать, что могло бы сделать на­ше государство для нашей же экономи­ки, дело неблагодарное. Все зависит от того, что оно хочет сделать.

«Металлы Евразии», № 3 2006 г.


Социально-экономическое положение в стране

Куратор нацпроектов рассказал о роли России в глобальной экономике

Выступление первого вице-премьера Дмитрия Медведева на проходящем в Санкт-Петербурге Х Международном экономическом форуме вызвало повышенное внимание участников. Некоторые эксперты разглядели в речи оратора не только перечень правительственных установок, но и целую экономическую программу, с которой обычно идут «в народ» кандидаты на крупный политический пост.

Вот некоторые высказывания, прозвучавшие из уст Медведева.

О месте России в мире:

- Россия не должна замыкаться в своей европейской идентичности, ей надо развиваться во все стороны. Очевидно, что в сегодняшней ситуации Россия может претендовать на лидерские позиции в ряде секторов мировой экономики. Для этого у нас есть все необходимые ресурсы и предпосылки.

 О повышении конкурентоспособности РФ на мировых рынках:

- Необходимо использовать природную креативность людей; не отказываясь от сырьевого экспорта, переводить его в сторону продуктов глубокой переработки; использовать уникальное геополитическое положение для развития транспортных коридоров; создавать и продвигать на внешние рынки крупные российские корпорации и создавать мобильную инновационную инфраструктуру.

 О будущем рубля:

- По мере повышения в мире спроса на рубли наша валюта тоже может стать одной из резервных, так же, как и валюты других центров экономического развития. Современному миру необходима более безопасная финансовая система, где нет доминирующей валюты.

 О российских поставках природного сырья:

- Мы не собираемся снижать долю России в поставках на мировой рынок энергоносителей и товаров, основанных на переработке природных ресурсов. По оценкам специалистов, на начало третьего тысячелетия на долю России приходится около 65% мировых запасов апатитов, 36% - природного газа, около 30% железа и 13% нефти.

«Комсомольская правда», 15.06.2006 г.


А. Лившиц: Что же случилось с нашей экономикой

Двойная тяга

Рубль лезет вверх. Тянут два рынка. Оба заграничные. На одном валится доллар. На другом формируются высокие цены на нефть. Из-за них к нам по-прежнему идет валюта. Нескончаемым потоком. Предложение обгоняет спрос. Вот вам и 26.5 рубля за доллар.

Курсовая политика - штука серьезная. Занимаются ею люди знающие. По характеру - фаталисты-оптимисты. Мол, рынок есть рынок. Да еще с двойной тягой. Силища громадная. Сопротивляться бесполезно. Куда влечет - туда и движемся. Забивая, кстати, инфляцию. По самую шляпку. Увесистым целковым. Получается очень складно. Ущерб? Признаков не видно.

Ну почему же... Потери есть. Рост замедлился. Хотя продолжается массовая раздача денег из бюджета. Спрос огромный. Только осваивай. То есть производи. Продавай. Зарабатывай. Но не получается... Что же стряслось в нашей экономике? Да ничего, кроме тотального наступления импорта. Темп ураганный - удвоение за последние четыре года. Причина - укрепление рубля.

Страдают экспортеры. Те, что торгуют за доллары. Вывозят товар. Привозят выручку. Меняют на рубли. Каковых становится все меньше. Катастрофы пока нет. Спасают мировые цены. Но ведь многие инвестируют из доходов. Обходясь без банков, продажи акций и т.п. Если так пойдет и дальше, начнется повальная резка бизнес-планов. Последствия очевидны...

Российские предприниматели пережили две мобилизации. Лозунг первой - "Плати налоги или проиграешь!" - нашел отклик в сердцах. Капиталисты поняли, что надо делиться. С народом. Через бюджет. Исправились. Потом объявили вторую - "За социальную ответственность!" Тоже приняли. Всей душой. Отреагировали. Деньгами на детей, лицей, музей, хоккей, театр зверей. Теперь, похоже, подошла третья - "Все на борьбу с инфляцией!" Властям начать бы с себя. Прекратив раздувание бюджета. Но они решили иначе. Хотят задавить инфляцию за счет экспортеров. Дескать, богатые. Перебьются.

Так и будет. Выживут. Другое дело - экономика. Боюсь, дорого заплатим. За однозначную инфляцию. Лекарство уж больно сильное. Горло, может быть, и вылечим. Но печень посадим точно.

Двойная тяга не уникальна. Встречается и в других странах. Возьмем, к примеру, Китай. Развивался стремительно. Много экспортировал. А юань держал стабильным. Лет десять, наверное. Чем только ему не грозили. Особенно американцы. Неудивительно. Дефицит взаимной торговли - 200 млрд. долл. Стандартный ответ Национального банка: курсовая политика "отвечает текущим потребностям страны и сориентирована на ее фундаментальные интересы". Просто и без затей. Вам надо, а нам - нет.

В прошлом году китайцы все же ревальвировали юань. Чуть-чуть. Совершили политический жест. Чтобы отвязались. Потребовав взамен торговые уступки.

Мы сделали с рублем то же самое. В намного больших размерах. Хотя никто и не настаивал. Партнеры похвалили. За преданность рыночным идеалам. Как же, отдали им часть рынка. Без всяких понуканий. Добровольно. Бесплатно...

Говорят: до Китая далеко. Другая планета. Хорошо, посмотрим вокруг. Увидим Казахстан. Он близко. Сосед. Тоже торгует нефтью и металлами. Тоже имеет двойной профицит - бюджета и платежного баланса. Тоже завален валютной выручкой. Да, тенге ползет вверх. Но гораздо медленнее рубля. Результат? Инфляция ниже российской (по оценке МВФ - 9% в 2006 году). Рост выше - 8%.

Помню жаркий спор. Вышел из него с моральным ущербом. Услышав: с тобой все ясно. Соловей сырьевого экспорта. Других аргументов, видно, не нашлось...

Ладно. Стерпим. Но вот китайцы с казахами... Тоже наймиты русской буржуазии? Не надо слов. И бранных междометий. Просто они умеют защищать свои интересы. А мы пока не научились.

Прогноз неутешительный. Грядет полная финансовая либерализация. Откроем двери настежь. Для любых зарубежных капиталов. Тяга станет не двойной. Тройной. Подъем рубля ускорится. Погонит новую волну импорта. Остановить не удастся. Поскольку уже будем в ВТО. А санитарный врач Онищенко у нас один. Всю торговлю не покроет. В итоге чиновники сыграют с экономикой по нулям. Ни инфляции, ни роста. Как бы в кризис не упасть. Тогда штык в землю. И все по домам... Страшный сон? Дай-то Бог.

Александр ЛИВШИЦ

«Финансовые известия», 07.06.2006 09:17





В течение девяти лет Россия пытается присоединиться к Всемирной торговой организации. Но чем дольше идут переговоры, тем жестче условия для России по вступлению в ВТО. Для большинства граждан России ВТО остается загадкой. О том, что принесет новый статус деловому сообществу и обычным потребителям, глава российской делегации на переговорах по присоединению к ВТО, заместитель министра экономического развития и торговли рассказывает Виктории Чеботаревой.



Виктория Чеботарева. Велика ли политическая составляющая в переговорном процессе?

Максим Медведков. Нет, она не велика, поскольку это все-таки торговая организация и переговоры посвящены торговым вопросам. Но, конечно, она существует. И не только в российских, но и в переговорах любой другой страны.

В чем это выражается? Почему, скажем, особая позиция России по Ирану вдруг отбросила назад почти завершенный переговорный процесс с США?

Я не думаю, что это произошло из-за Ирана. У нас на переговорах с США остался ряд сложных торговых вопросов, требующих решения, и мы сейчас работаем над тем, чтобы найти компромисс. У нас не складывается впечатление, что на проблемы, с которыми мы сталкиваемся, серьезно повлиял Иран.

К каким уже решенным вопросам пришлось вернуться?

Они касаются доступа на российский рынок сельскохозяйственных товаров, некоторых услуг. Но это обычная логика процесса, то есть до тех пор, пока переговоры полностью не завершены, считается, что любая страна может вернуться к обсуждению. Это неприятно, но такова практика.

Какие сельскохозяйственные товары Россия экспортирует в США?

Мы туда мало чего продаем. Речь идет об импорте из США сельхозпродукции.

А импортируем много?

Да. Прежде всего это птица, другие сельхозтовары, в том числе говядина, свинина.

^ ЖЕЛАЮЩИЙ ДА УЗНАЕТ

В чем заключается роль проекта ЕС "Вступление России в ВТО" и чьи интересы он отражает? Европейских производителей?

Не пытайтесь углядеть здесь какой-то конфликт интересов. Во-первых, это не первый проект, а пятый с середины 90-х годов. И суть его не меняется. В нем есть несколько компонентов. Первый - юридическая поддержка России, позволяющая помочь нам разрабатывать, дорабатывать законодательство в соответствии с нормами ВТО. У нас не хватает юристов и экспертов, которые могут привести российское законодательство к этим нормам. Европейское сообщество помогает нам с помощью юридических компаний.

Второй компонент этого проекта связан с распространением информации о системе ВТО. Тоже "нейтральная" деятельность: в рамках проекта проводятся конференции, семинары, публикуется различного рода информация о деятельности ВТО, об используемых там инструментах. Кстати, в проекте работает немало российских специалистов.

ЕС заинтересован во вступлении России в ВТО?

Весь мир заинтересован. И сама Россия заинтересована. Что касается именно этого проекта, здесь, повторю, нет никакого конфликта, мы заранее договорились с ЕС, что по чувствительным вопросам, где у нас есть разные точки зрения на торговые вопросы, этот проект не работает.

Зато теперь у нас появились высокопрофессиональные юристы в этой области?

Конечно, специалистов по ВТО стало больше. Но, очевидно, и их недостаточно для того, чтобы обеспечить эффективное участие России в деятельности этой организации. Сейчас ряд вузов - и Высшая школа экономики, и Академия внешней торговли, и Санкт-Петербургский государственный университет - организуют образовательные программы.

Кто представляет преподавательский состав?

В ряде вузов - преподаватели, которые прошли специальные курсы подготовки. В основном за границей. Они тиражируют, адаптируют полученные там знания. В "вышке" хорошие специалисты сами по себе. Помимо этого к процессу они привлекают наши переговорщиков, те тоже читают там лекции. В Санкт-Петербурге профессорско-преподавательский состав практически весь проучился за границей.

Неудачи приватизационного процесса в России в начале 90-х организаторы потом объясняли просто: народ не понял, о чем идет речь. Та же история повторилась с пенсионной реформой, с монетизацией льгот. Закономерные опасения в обществе вызывает и неизбежность вступления в ВТО. Не следует ли из этого, что в нашем правительстве есть некоторые сложности с умением ясно формулировать перспективные задачи?

Почему возникает это опасение?

Потому что никто толком не знает, что их ждет.

А кто-то хочет узнать и не может? Давайте разделим вопрос на два. Кому об этом нужно знать? Тому, кого это затронет. Затронет только бизнес. Нас с вами, как частных потребителей товаров и услуг, не затронет. Нам будет только лучше после присоединения страны к ВТО.

Почему?

Потому что рынок будет более конкурентоспособен, потому что цены на товары и услуги уменьшатся, их предложение расширится, у нас будут дополнительные рабочие места. Граждане России от этого только выиграют.

В снижение цен почему-то верится с трудом. Весь 15-летний процесс вхождения именно под этим девизом в рынок говорит об обратном. Нередко наш производитель, не меняя качества, приближает свои цены к стоимости импортных товаров, в которые заложены транспортные, курсовые и прочие издержки.

У нас будут снижены барьеры доступа иностранных товаров на российский рынок. С другой стороны, у нас будут существенно упрощены процедуры регулирования торговли товарами и услугами. Все это отразится на конечной цене товара, в том числе и отечественного.

Когда ввели квотирование китайских лампочек в России, питерское предприятие просто на четверть повысило цену на свой товар.

Между либерализмом и протекционизмом всегда есть некое противоречие. Для того чтобы создать нормальные условия конкуренции, иногда необходимо защитить рынок. Для этого есть таможенные пошлины. Помогут и временные дополнительные меры. Те, которые применяются, например, в отношении производителей ламп. То есть за успех одной отрасли иногда платит потребитель.

Что такое рынок в понимании переговорщика - в большей степени потребитель или производитель?

И тот, и другой. Если не будет производителя, не будет и потребителя, потому что потребителю негде будет работать, зарабатывать на жизнь. Кто будет покупать ваш журнал, если у потребителя вашей информации не будет денег, так как не будет завода или компании, где он трудится?

Поэтому здесь должен быть некий баланс интересов. И присоединение к ВТО поможет нам его лучше нащупать. Временные меры, которые применяются (подчеркну, они - временные), например по лампочкам, будут действовать несколько лет. Потом их отменят. Но за это время российский производитель должен средства, которые он заработает на продажах своих лампочек, пустить на модернизацию и повышение конкурентоспособности производства.

Второго такого шанса у него, скорее всего, не появится. Вся система защитных мер и направлена именно на то, чтобы в течение определенного периода времени дать возможность для секторов экономики и конкретных предприятий вдохнуть, получить новую порцию кислорода и прочнее встать на ноги.

Помимо кислорода и средств есть еще нечто, что заставляет вкладывать в модернизацию, в строительство новых предприятий. Почему за 15 лет в России таковые практически не появились?

Во-первых, у нас производственная база, которая осталась в России после СССР, явно превышает возможности рынков: и российского, и стран СНГ, и мирового - поглотить все, что потенциально можно на этих предприятиях производить. Особенно это касается машиностроения, рассчитанного некогда на ВПК. Да и гражданское машиностроение обслуживало не только Россию.

...оставаясь не вполне конкурентоспособным.

Согласен. Но зачем тогда строить новые, если можно модернизировать старые? И эти процессы идут по всей стране. У нас нет, может быть, нового КамАЗа, но нам второй, наверное, и не нужен. Одного достаточно, чтобы жить и нормально развиваться.

А процессы модернизации идут: в автопроме - очень активно, менее активно - в авиапроме (чему есть объективные причины).

Зачем нашему самолетостроению развиваться, если у нас долгосрочные контракты с Boeing и Airbus? Попытки инвестиций в эту отрасль, утверждает, например, Александр Лебедев, наталкиваются, как минимум, на организационные трудности.

Давайте посмотрим на экономику процесса. Совершенно очевидно, что Россия не сможет жить без самолетов. Мы слишком большая страна. Швейцарцы, наверное, могли бы по своей стране передвигаться только на поездах. А мы не можем. Нам нужно много самолетов.

Возникает вопрос: а где их брать? Наверное, лучше производить их самим, чем покупать за границей, потому что тем самым вы в отечестве создаете рабочие места, разрабатываете новые технологии, зарабатываете деньги. Совершенно очевидно, что было бы непростительно глупо отказываться от идеи воссоздать собственный авиапром.

Почему у нас стало много боингов и аэробусов? Потому что авиапром не может предложить достаточное количество конкурентоспособных моделей. И совершенно очевидно, что он не сможет этого сделать в течение ближайших нескольких лет. До тех пор, пока те проекты, которые находятся "в трубе", то есть на стадии реализации, не будут выполнены, на это время мы вынуждены самолеты импортировать.

Согласитесь, немаловажно, что западные производители к тому же хорошие лоббисты?

Замечательные. Но для того чтобы быть хорошим лоббистом, нужно еще предлагать хороший товар. Я не специалист в самолетостроении, но, как утверждают эксперты, у нас только в последнее время появились потенциальные конкурентоспособные проекты. Раньше их просто не было.

^ ЭКСПОРТНЫЙ
ПОТЕНЦИАЛ

У тех, кто ведет переговорный процесс, стоит перед глазами картина конкурентоспособности российских отраслей?

У нас есть такая картина. Мы ее периодически обновляем.

И что там? Что обозначено, условно говоря, красным, требующим внимания, цветом или зеленым, говорящим, что в этой отрасли все в порядке?

Цвета меняются. Например, мы полагали, что сельское хозяйство России неконкурентоспособно. А последние годы показывают: идет бурный рост производства, особенно по некоторым направлениям. В целом Россия, по данным ВТО, занимает 10-е место в мировом экспорте продовольствия и сельхозпродукции. Такое же, как и Аргентина.

Что мы помимо зерна еще в большом количестве экспортируем?

Кроме зерна довольно широкий ассортимент: хлебобулочные изделия, конфеты, шоколад, растительные масла, а некоторые области и регионы - овощи и фрукты продают. Наше мороженое, например, идет в Европейский Союз. В общем, продуктовый экспорт расширяется.

Это результат того, что пришли инвесторы. Как мне говорил один из них, человек, пришедший в сельское хозяйство из водочного бизнеса: "Главное, нужно попросту соблюсти технологию, тогда оно само все растет и дает очень хорошие результаты, второе - следует найти рынок сбыта".

Возьмем автопром. Бурный поток инвестиционных проектов за последний год показывает, насколько привлекательна эта отрасль в России. Все крупные западные компании сюда приходят и собираются здесь производить автомобили.

Но не всем сопутствует фортуна. "Дженерал моторс" не повезло.

А у "Форда", например, в России неплохо дела складываются.

Чем-то, кем-то ведь придется пожертвовать ради такого хорошего дела, как ВТО?

Никто сознательно ни на какие жертвы не шел и идти не собирается.

И, главное, зачем?

Вы полагаете, что мы ничего не утратим, сохраним все отрасли, все товары и виды услуг?

От того, что появятся какие-то новые услуги, все только выиграют. Потому что поставщики услуг, которые сюда придут, кого будут нанимать? Российских граждан. Они же не со своими придут менеджерами и продавцами. Где они будут платить налоги за эти услуги? Здесь.

Что касается товаров - что изменится, если где-то немного снизится таможенный тариф? От его уровня у нас серьезно зависит судьба какой-то отрасли? Нет. Потому что у нас курсовые колебания рубля к доллару в течение месяца могут перекрыть любой тариф. И за счет того, что курс будет выгодным для импорта, будет больше поток товаров. Либо наоборот.

Тем более что у нас средний тариф на промышленные товары снизится (по истечении всех переходных периодов после присоединения) только на 3 процента. То есть практически незаметно.

Для каких-то товаров это будет больше, чем 3 процента, но у нас есть на случай непредвиденных событий инструменты селективной защиты, такие, какие были применены в отношении лампочек.

Почему неоправданно большое внимание оказывается дискуссиям по поводу прав на интеллектуальную собственность, в частности в отношении контрафактных DVD, CD? Это значительная часть рынка? Почему так нервничает Запад?

Вы правы, здесь есть некое передергивание. Но все дело в том, что это большие деньги. Американцы считают, что мы, покупая контрафактную продукцию, крадем у них миллиард долларов в год.

Якобы столько их компании могли бы заработать на продаже своих лицензированных дисков. Мы считаем, что цифра непомерно завышена. Наши специалисты утверждают, что она кратно меньше.

Но проблема не в том, что американские компании испытывают сложности в работе на нашем рынке, а в том, что и российские компании, режиссеры, кинематографисты, исполнители песен и так далее испытывают такие же сложности по отношению к использованию их интеллектуальной собственности и в России, и за рубежом.

Получается, что несовершенство в нашей правоприменительной практике наносит ущерб своей же экономике. А государство за счет того, что многие вещи производятся в "пиратских" компаниях, теряет налоги.

^ МЕРА ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Вам в ходе переговоров приходится быть мягким дипломатом или человеком агрессивным? И вообще, этот долго тянущийся процесс сопровождается нервным стрессом или это спокойные долгие переговоры?

Процесс не вялый и не спокойный. Он не лишен стресса, и нервы у некоторых переговорщиков оказываются на пределе. Потому что, с одной стороны, на карту часто поставлены большие, причем чужие деньги. Если бы свои, наверное, было бы проще. И, с другой стороны, ответственность за результат большая.

А какая мера ответственности лежит на чиновниках, отправляющих, по сути, экономику России в свободное плавание? Ну, не получилось...

(Смеется). Что значит "не получилось".

Венгрия же утратила национальную банковскую систему...

И кто от этого пострадал в Венгрии? Может, для всех стало лучше, это еще надо посмотреть.

Кто у нас несет ответственность за развитие экономики? Это часть экономической политики государства. А международные переговоры (по крайней мере по ВТО) мы сознательно организовали таким образом, что у нас есть, как минимум, три уровня контроля. Первый - правительство, и там очень жесткая система наблюдения.

Кто контролирует?

Все министры. Система создана таким образом, что есть министерские директивы и за их рамки переговорщик выходить не имеет права. Так принято во всех развитых странах.

Второй уровень - Федеральное собрание. Потому что все эти документы должны пройти через процесс ратификации. Особенно активно мы работаем с Госдумой, депутаты знают обо всех основных результатах завершенных переговоров. Третий уровень - это бизнес. Он активно вовлечен в подготовку всех наших переговорных позиций посредством РСПП и других объединений деловых людей.

Может ли представитель компании прийти в ваше ведомство?

Конечно. И его примут, с ним поговорят. Мне неизвестно, чтобы кто-нибудь получил отказ.

Считаете ли вы, что выстроена совершенная система обратной связи?

Пока нет. Потому что бизнес иногда боится ходить к нам. По причинам, которых я, кстати, не понимаю. Мы спрашиваем бизнес - что вы хотите, чтобы мы сделали для вас? Мы предлагаем ряд своего рода услуг, например по снижению барьеров для российского экспорта в третьих странах. У нас уже десятки компаний, которые просят что-то сделать в торговой политике третьих стран, и что-то нам удается. За прошлый год эти меры принесли бизнесу десятки миллионов долларов. После присоединения к ВТО у нас будут намного лучшие возможности защищать интересы бизнеса на внешних рынках. Поэтому помимо площадки РСПП мы проводим ежегодные конференции в регионах, объясняем им, какие преимущества дает активная торговая политика. Мы в значительной степени открыты.

Как-то вы произнесли фразу "выиграют все". Почему московский мэр Лужков оказался таким ярым оппонентом вступления в ВТО?

Мне непонятно. Мы были на мероприятиях, которые организовало правительство Москвы, знакомы с набором его аргументов. Но они почти все основаны на предположениях, а не на фактах. Мы готовы показать на конкретных примерах, что опасения, положенные в основу глобальной озабоченности руководства нашей столицы, либо просто беспочвенны, либо не совсем корректно оценивают реальные последствия присоединения.

Повторяю, любой человек - гражданин, бизнесмен - может получить у нас всю необходимую информацию о наших переговорных позициях.

Та, что доступна, делится на 2 части. Первая - публичная, и она размещена на сайте. Если человек ленится набрать несколько букв - wto.ru, мы не можем с этим бороться, у нас нет таблеток от лени. Тот, кто хочет, находит.

Другая информация, касающаяся непосредственно переговоров, закрыта. Мы не можем ее сейчас сделать публичной. Таковы переговорные правила. Однако мы в течение последних трех лет даем ее тем представителям бизнеса, которым действительно это нужно.

Вот к нам приходит производитель молока, планирующий инвестировать в этот сектор. Для него очень важно знать, в каких условиях ему предстоит работать через несколько лет. Мы ему даем исчерпывающую информацию. Он уходит, понимая, что у него будет через 5-10-15 лет. Наши тарифные обязательства - на долгие годы вперед.

Какие российские компании пострадали от несовершенства закона, от недобросовестных зарубежных партнеров?

Число таких случаев недобросовестного, некорректного применения законодательства, дискриминации российских компаний превышает сотню.

Например, производители удобрений, которые делают их из газа, пострадали много лет назад потому, что к ним применили специальные нормы, где цена на российский газ, а это почти 70 процентов издержек, связанных с производством удобрений, не учитывалась.

Их просто административным решением, основанным на том, что Россия не член ВТО и с ней можно делать все что угодно, существенно ограничили в доступе на очень крупный рынок сбыта. Наши производители удобрений понесли и несут до сих пор миллиардные потери.

Это крупный пример. Есть много менее значимых примеров. Например, как во Франции боролись с российским крабом.

Сейчас идет похожая борьба с российскими мехами. Так получается, что шкуры рыси и волка из России в ЕС экспортировать нельзя. А из других стран - можно. Казалось бы, незначительная ситуация. Но их промыслом занимаются сотни жителей Крайнего Севера. У них нет другой работы.

Пока мы не в ВТО, таких случаев будет много.

Кому подведомственно таможенно-тарифное регулирование?

Принимает решения правительство. Вырабатывает проекты рекомендаций Минэкономразвития. Здесь есть специальные комиссии во главе с министром, куда входят представители заинтересованных ведомств. Они, собственно, и принимают решения о том, рекомендовать правительству вводить ту или иную меру или нет.

Насколько прозрачна правовая система защиты российского производителя?

Она весьма прозрачна. Но насколько это допускают международные законы. Есть большой объем конфиденциальной информации, которая защищена ВТО. В остальном она транспарентна, и любая мера, которая применяется в этой сфере, публична. Мы должны публиковать основные данные, получаемые в ходе раcследования, и почему мы пришли к определенным выводам. Она может быть проверена и в том случае, если с ней кто-то не согласен, он может пойти в суд и ее оспорить.

Но создав большой потенциал транспарентности и предсказуемости системы, мы потеряли в ее качестве. Теперь, чтобы добиться применения меры, российский производитель иногда должен набраться терпения - система принятия решений очень сложная.

Во многих странах такие решения принимают министры. А в России - правительство. Поэтому нужно пройти через все бюрократические процедуры, а у каждого чиновника может быть свое мнение по поводу необходимости той или иной меры. Вот процесс и затягивается.

Не потому ли против отечественных экспортеров в мире существует в 15 раз больше всяких антидемпинговых пошлин и барьеров, чем в России - против импортеров?

В 15 раз - преувеличение, но в 10 - да. В том числе и поэтому. Если система защиты неэффективна с точки зрения временных затрат, которые нужно сделать, чтобы получить соответствующее решение, то многие отказываются заниматься этим делом. Либо прибегают к другим мерам. Проблема есть.

На языке чиновника это называется "проблема есть". Что это означает в бизнесе?

Наши производители защищены, но процедура получения этой защиты требует временных затрат. Многие депутаты считают, что этот закон нужно облегчить, сделать более жестким с точки зрения сроков и более легким в отношении процедуры принятия решений. Согласен. Если эта работа будет проведена, то она изменит ситуацию к лучшему.

Журнал "Деловые люди", 05.06.2006 г.

Законодательство

Поправки в Трудовой кодекс

Госдума приняла во втором чтении поправки в Трудовой кодекс РФ (ТК РФ), устраняющие имею­щиеся противоречия. Из­менения вносятся в бо­лее чем 300 статей ко­декса, он дополняется 13 новыми статьями.

В законопроекте преду­смотрено увеличение гаран­тий и компенсаций гражда­нам. В частности, в ТК РФ вводится положение, обязы­вающее работодателя вы­плачивать денежную компен­сацию за нарушение уста­новленного срока выплаты зарплаты, оплаты отпуска, выплат при увольнении независимо от вины ра­ботодателя.

В связи с увеличением числа нерабочих дней по­правки в ТК РФ изменяют коэффициент расчета сред­него дневного заработка. Также изменен порядок ис­числения среднего дневного заработка для оплаты отпус­ков – вместо трех месяцев вводится подсчет за 12 ме­сяцев.

Кроме того, в случае со­кращения работнику должны предлагаться все вакантные должности.

Представители работни­ков наделяются правом тре­бовать от работодателя рас­смотрения их заявлений о привлечении к дисциплинар­ной ответственности не только руководителей орга­низаций и их заместителей, но и руководителей струк­турных подразделений.

Оговариваются и вопросы профессиональной подго­товки и повышения квалифи­кации. Согласно принятым поправкам в кодекс будет возможно заключение уче­нического договора не толь­ко на переобучение без от­рыва от работы, но и на про­фессиональное обучение – в обоих случаях обучение мо­жет проводиться как без от­рыва, так и с отрывом от производства.

Также согласно законо­проекту понятие «организа­ция» заменено на «работо­датель»; уточняются назва­ния и полномочия госорга­нов, осуществляющих фун­кции регулирования, надзо­ра и контроля в сфере тру­да.

Содержание трудового до­говора приведено в соответ­ствие с общеправовыми принципами деления усло­вий на обязательные и до­полнительные. Законопроект изменяет критерии о заклю­чении срочных договоров в малом предприниматель­стве. Это право остается только за работодателем с численностью работающих до 35 (в действующей редак­ции – до 40), а в розничной торговле и в бытовом обслу­живании – до 20 (ранее до 25).

Также вносятся и другие поправки, направленные на исключение возможности неоднозначного толкования правовых норм кодекса.

За принятие поправок в Трудовой кодекс проголосо­вали 359 депутатов, против - 5, воздержавшихся нет.

«Труд и время», № 10 2006 г.