Плутишкина сказка

Вид материала

Сказка

Подобный материал:

• Финист Ясный Сокол», «Снегурочка» Сборник русских народных сказок, пословиц и поговорок,, 9.97kb.
• Викторина рассчитана на знание учащимися сказок: «Сказка о попе и работнике его Балде», 216.37kb.
• Викторина рассчитана на знание детей сказок: «Сказка о попе и работнике его Балде», 50.98kb.
• «Это не сказка, а присказка, сказка будет впереди», 155.09kb.
• Сказки, 599.59kb.
• Сказки, 769.86kb.
• Сценарий часа общения для учащихся 1-2 классов «Сказка ложь, да в ней намек, добрым, 211.98kb.
• 1. Сказка о хлебобулочном изделии > Сказка о пенсионере, зарабатывающем на жизнь рыбным, 8.47kb.
• Программа развития доу «Сказка», 706.12kb.
• План: Что такое литературная сказка? Фольклорная и литературная сказка: сходства, 16.74kb.

12.


Узкий проход меж отвесных скал вывел их в широкую горную долину. Плутишка радостно вскрикнула - эта долина была зеленой!

Небольшая горная речка бежала по обкатанным камням под сенью не­высоких деревьев, которые показались Плутишке знакомыми. У нее возник­ло ощущение, что однажды она уже бывала в этих краях. Привстав на стременах, Плутишка внимательно осмотрелась по сторонам.

- Мы в Суре, - сказал Капитан Тигр.


Белый Рыцарь и Герцог тоже привстали на стременах и осмотрелись, руки их легли на эфесы мечей.

- Здесь мечами много не навоюете, - равнодушно заметил Тигр, дос­тавая из седельного чехла свой карабин. Осмотрев оружие, он дослал патрон в ствол и снова сунул карабин в чехол.

Плутишка поежилась - ей вспомнилась встреча с солдатами герцога Сурского на переправе и разоренное село. Действительно, что здесь тол­ку от мечей, пусть даже и самых лучших...

- Что вы предлагаете? - спросил Солис.

- Для начала - наполнить наши фляги, - ответил капитан, покидая седло.

Трое друзей последовали его примеру.

Плутишка с наслаждением опустила руки в быструю холодную воду, плеснула ею себе в лицо и подумала, как хорошо было бы сейчас иску­паться, а потом полежать на берегу, на этом вот большом плоском камне, согретом солнцем, прижавшись к нему щекой, и слушать, закрыв глаза, как журчит вода и щебечут в зарослях невидимые птицы... Но им надо двигаться дальше, туда, где прикован к стене из грубых камней Радуж­ный Кот...

И она первой вновь оказалась в седле.

- Так что же вы все-таки собираетесь предпринять? - снова спросил капитана Солис.

- Двигаться к замку герцога Сурского, - ответил Тигр.

- А там?

- Там будет видно. Сейчас нам почти ничего не известно - кроме того, что

этой ночью Кот, судя по всему, находился в подвалах герцогс­кого замка.

Нам не известно, что происходит в замке и вокруг него. Нам не известно,

где находятся друзья Кота, где искать Капитана Альтерэго, и жив ли он

вообще.

- Он жив, - твердо сказал Белый Рыцарь.

- Тем лучше для нас. Его помощь будет весьма кстати.

- А потом? - тихо спросила Плутишка. - Если нам удастся найти и

освободить Радужного Кота - что вы станете делать, Капитан Тигр? Ведь

Снежная Королева приказала вам доставить Кота к ней. Вы... - сделаете

это? А если мы вам этого не позволим - что тогда? Вы поступите с нами,

как с тем драконом? Или превратите в снег?...

- Гм... - пробурчал себе под нос Герцог, а сэр Солис молча пос­мотрел на капитана.

- Это зависит не от меня, - прозвучал холодный ответ рыцаря Снеж­ной Королевы.

- А от кого же? - спросила Плутишка.

- От вас. От тебя. Моя сила не беспредельна.


Капитан тронул своего коня и тот понес его мерной рысью по берегу реки. Трое всадников последовали за ним.

Вскоре впереди показалась дорога, вброд пересекающая реку, вдоль которой двигался маленький отряд. Капитан повернул своего коня влево, пересек реку, поднимая фонтаны брызг, переливающиеся всеми цветами ра­дуги в лучах уже клонящегося к закату солнца, и поскакал по дороге.

Что-то очень знакомое вновь почудилось Плутишке в этих местах и, когда впереди за деревьями замаячили крыши селения, она уже поняла, где находится.

Капитан Тигр остановил коня и вскинул руку.

- Остановитесь. Ждите меня здесь.

Соскочив с коня, он скрылся в придорожных кустах, и шорох его ша­гов растворился в шелесте листьев.

Плутишка вспомнила, как точно так же скользнул когда-то в эти кусты Радужный Кот, и вздохнула.

Тигр вернулся минут через двадцать и молча вскочил в седло.

- Что там? - спросил Солис. - Ничего, - прозвучал холодный ответ, и капитан тронул коня.

Двигаясь шагом, они через несколько минут оказались на главной улице покинутого жителями селения. Плутишка огляделась по сторонам и, привстав в седле, воскликнула:

- Смотрите!


Я

ТЕБЯ

ЛЮБЛЮ


Большие красные буквы не поблекли, не выгорели, словно не полива­ли их дожди, не опаляло солнце, словно только сегодня написала их чья-то твердая рука на стене, иссеченной пулями...


Я

ТЕБЯ

ЛЮБЛЮ

Как клятва в верности, как обещание возвратиться и вернуть жизнь в эти разбитые, расстрелянные дома.


Я

ТЕБЯ

ЛЮБЛЮ


Как уверенность в победе Жизни над Смертью.


Первым нарушил молчание Белый Рыцарь.

- Я готов подписаться под каждым словом, - тихо сказал он.

А Его Светлость Герцог Бульонский и Паштетский не сказал ничего, но улыбнулся какой-то своей мысли и Плутишка, взглянувшая в этот миг на его лицо, поразилась. Ей казалось, что она знала Герцога. Знала властелина самого вкусного на свете замка. Знала солдатом, знала ве­сельчаком, знала любителя хорошей компании... Но ни разу не видела она, чтобы лицо Герцога светилось такой нежностью.

- Хотела бы я знать, о ком он сейчас подумал... - с необидной за­вистью вздохнула про себя Плутишка. И тут же отвернулась, а то получи­лось, словно она невольно подсмотрела какую-то тайну Его Светлости.

Отвернувшись, она увидела стену того дома, на котором в прошлый раз были написаны стихи на западно-сурском, которые прочел Альтерэго.

Что это? Плутишка тронула Глазастика и подъехала поближе. Старые стихи были на месте, а рядом - рядом были другие, новые! Но уже на знакомом ей гросландском...


Мы -

солдаты, преданные командирами,

изменившими Знамени и Присяге,

позабывшими о Долге и Чести,

разодравшими Родину на куски,

чтобы властвовать.

Но они позабыли о том,

что солдаты мы, а не солдатики,

и указы их могут стереть

нашу Родину с карт,

но, покуда мы живы,

в нашем сердце хранится она

и кто знает,

надолго ли хватит терпения

нашим винтовкам!


- Знакомая рука, - услышала она за спиной голос Солиса.

- И лапа тоже, - прогудел негромко Его Светлость, заметив отпеча­ток на стене у последней строчки.

- Они были здесь! - воскликнула Плутишка.

- Но вряд ли это было сегодня, - спокойно заметил Капитан Тигр и она сникла.

- Здесь нет смысла задерживаться, - продолжал капитан. - В селе­нии нет ни

единой живой души. Здесь мы не узнаем ничего.

И копыта его белоснежного коня зазвенели подковами по каменистой дороге. Плутишка, вздохнув, послала Глазастика следом. За нею двину­лись Солис и Герцог.


Ночь они провели в пещере, которую отыскал капитан. Натаскав туда мелкого хвороста, они накрыли его взятыми из седельных вьюков одеялами и улеглись, закутавшись в плащи. Тигр, впрочем, ложиться не стал, а всю ночь просидел на страже у входа, неподвижный, как окружавшие его камни.

Плутишке снилось, как Альтерэго и Кот пишут стихи на стене, но прочесть их ей никак не удавалось - слова расплывались, ускользали. Плутишка во сне сердилась на эти слова, но они ее не слушались...

Полдень следующего дня застал их в широком каньоне, окруженном отвесными каменными стенами, в которых не было ни единой расщелины. Каньон этот сразу не понравился Плутишке - ни кустика, ни деревца, лишь невысокая жухлая трава. Случись что - укрыться тут совершенно негде. Плутишка нервничала, тревожно озираясь по сторонам. Солис и Герцог тоже напряженно вертели головами, лишь Капитан Тигр был невоз­мутимо спокоен.

И все же именно он первым заметил опасность и, привстав на стре­менах, обернулся назад. Друзья тоже остановились и услышали вдали на­растающий шум мотора.

Обернувшись, они увидели вздымающий клубы пыли зеленый грузовик, мчащийся в их сторону. В его кузове было полно людей и Плутишке пока­залось, что в руках их что-то поблескивает на солнце. Над кузовом раз­вевалось разноцветное знамя.

- Разрази меня гром, - прогудел, вглядевшись, Его Светлость, - если это не

знамя герцога Сурского!

- Вы правы, Ваша Светлость, это его солдаты, - спокойно подтвер­дил Капитан Тигр. - Зная, из кого он их набирает, полагаю, что нам лучше не встречаться с ними. За мной!

И он пустил своего белоснежного коня в стремительный карьер. Гла­застик и конь Солиса устремились за ним, следом забухал копытами гер­цогский битюг.

У Плутишки засвистело в ушах, она пригнулась к шее Глазастика, думая лишь о том, как бы не вылететь из седла. На Глазастике она была, конечно же, в полной безопасности, но все равно было жутко - так быст­ро они не мчались еще никогда. Но долго ли их кони смогут удержать та­кой темп, особенно битюг Его Светлости? Ведь грузовик, который мчался следом, не отставая, не может устать, его не загонишь - не то что ло­шадей...

Что будет, если конь Герцога сдаст? Ведь у них только карабин Тигра, а в грузовике полно солдат. Почему они не стреляют? Думают, на­верное, что всадникам и так не уйти, и не хотят тратить патроны? Но на что же надеется Капитан Тигр?...

Вдруг она заметила, что каньон впереди быстро сужается, и вот уже конские копыта загремели в узком извилистом проходе меж отвесных скал.

Внезапно Капитан Тигр остановил своего коня, подняв его на дыбы, и соскочил на землю.

- Вы с ума сошли! - воскликнул Солис, тоже останавливаясь вместе с остальными.

- Вперед!!! - рявкнул Капитан Тигр, выхватывая карабин из чехла. - А я

остановлю их здесь.

- И вы думаете, что мы бросим вас в бою одного?! - возмутился Его Светлость. - Вы же погибнете!

- Возможно, - холодно ответил капитан. - Но вы безоружны и будет четыре

трупа вместо одного, вот и все. Не теряйте времени, сейчас они будут

здесь, и все мы погибнем без всякой пользы, я в том числе. Тогда может

погибнуть и ваш Кот. Вас трое, я один, три больше одного. Плюс Кот и

Альтерэго. Вперед!!!

И он так хлестнул своим лассо коней под тремя друзьями, что те взвились и помчались во весь опор, и через миг скрылись за поворотом.

Капитан отвел своего коня за скалу, занял позицию за большим кам­нем, взял на прицел поворот, из-за которого должен был выехать грузо­вик, и стал ждать, слушая, как нарастает приближающийся рев мотора. Лицо закованного в черный лед капитана было совершенно спокойным.

13.


Ну вот и все. Наутро приговор

Мне кто-то зачитает перед строем

И огласится залпом узкий двор,

И тело где-нибудь во рву зароют.

Спят в камерах друзья тяжелым сном.

Ну что ж, мы сами выбрали дорогу

И я жалею только об одном -

Что сделать я успел не так уж много.

А больше, право, не о чем жалеть.

Конечно, горько с жизнью расставаться,

Но я бы не простил себе вовек,

Когда бы в стороне решил остаться...


Радужный Кот вздохнул и поморщился. Здорово же от него воняет па­леной шерстью... Черт бы побрал этих молодчиков герцога Сурского! Ис­портили ему такую роскошную шкуру! Хорошо, что Плутишка не видит, она бы просто в ужас пришла.

Кот попытался пошевелиться, но тут же стиснул зубы от боли. Оча­ровательная манера - освободить от цепей прикованного к стене для то­го, чтобы его можно было избивать одновременно с четырех сторон, а по­том, когда он упадет, бить его еще и ногами. Хорошо, что Плутишка это­го не видела, ей могло бы стать плохо.

Кто-то, конечно, скажет, что он сам виноват - не надо было гово­рить герцогу в лицо, что он о нем думает. Интересная мысль. Не гово­рить подлецу, что он подлец, чтобы он не обиделся. Выходит, если он обиделся, то имеет право приказать избивать тебя? Но ведь надо же ког­да-то сказать подлецу, что он подлец. Потому что, если просто молчать, "презирая в душе", это не остановит зло, и ты тоже будешь его молчали­вым соучастником, какие бы убедительные оправдания ни находил для се­бя.

Сказать подлецу, что он подлец... Ах, если бы там, на холме, где они с Альтерэго стреляли в солдат герцога Сурского, можно было, не стреляя, просто сесть и поговорить с ними! Ведь не все же они до пос­леднего закоренелые мерзавцы. Иногда бывает так, что всего одним сло­вом в чужой душе можно пробудить Свет, если хоть одна его искорка сох­ранилась там, не смотря на власть Тьмы. Если б так можно было бороться за каждого! Но поздно... Раньше, раньше надо было это делать. Потому что с первым выстрелом слишком многое изменяется - и вокруг, и в тебе самом.

Каким он сам был раньше? Он ведь терпеть не мог всяких драк, и даже вид крови на собственной лапе действовал на него очень сильно. Да, теперь все иначе, он сумел победить даже страх смерти, но... Все же он был бы счастлив, если б не было необходимости брать в руки оружие. Никогда и нигде. Но иногда приходится. Если все уже испробовано, но Зло, Тьма, не желает остановиться. "Последний довод короля" - так писали на пушках в те времена, когда они еще стреляли маленькими круг­лыми ядрами. Если вдуматься, мысль сама по себе верна - последний до­вод. Последний! Когда все иное уже испробовано, но оказалось бессиль­ным. Только тогда... И конечно же - во имя чего. Это - главное. Но "Не имеет значения!" - кричат многие. - "Этот последний довод отвратителен всегда!". Для них нет разницы между грабителем, убийцей - и встающим у него на пути солдатом? Потому что в руках солдата тоже оружие... При­ятно, наверное, упиваться своей непорочностью, предавая анафеме меч Альтерэго - пребывая в то же время под защитою этого меча! Прав был тот Медик, который написал однажды для всех этих утонченных натур:


В минуты эти,

когда ты читаешь мои слова -

где-то

на белом свете

кому-то уже не встать,

и все это - чтобы ты

мог читать.


Слишком в лоб для утонченных натур. Они этого не любят. Им бы ню­ансы потоньше. Смешное слово - нюансы. Какие-то маленькие любопытные зверьки. Или инопланетяне. Нюансы. Жители планеты Нюан.

Хотя, кто станет отрицать - нюансы штука нужная. Один небольшой нюанс может изменить все дело. Впрочем, это значит, что он лишь казал­ся небольшим, незначительным...

Да, но он вообще-то не об этом думал... А о чем? Черт, как гудит голова, мысль ускользает... Ах да, "слишком в лоб"... Но ведь есть ве­щи, о которых нельзя, просто нельзя говорить иначе. "Иди и смотри". Кажется, это из Библии. Да, из Откровения. Откровение - Апокалипсис. Господи, почему так много тех, кому для открытия Откровения нужен ка­кой-нибудь "апокалипсис", разразившийся над их головою? Впрочем, мно­гие и тогда предпочитают заткнуть уши и быть в стороне. Они хотят, чтобы Им "сделали красиво". И что же?...


Нанизывать слова на слова

- ради музыки слов,

языком обкатывая горошины-звуки?

Изощряться в метафорах и сравнениях,

воздвигая вычурные соборы,

полные презрения к тем,

кто по жизни идет,

словно в поле за плугом,

и падает ничком в борозду,

как семя?

И единственной формой достойной считать

преломление в образах -

даже того,

что прекрасно в своей простоте

и в величии вечном

превыше сравнений?

Преломлять даже то,

что должно оставаться

жестокою, голою правдой,

чуждой даже единственной ноты

искусственной или фальшивой?

И -

во имя чего? Взгляните!

Нас учили:

Превыше всего -

Человек.

Человек.

Вот он,

мертвый,

на проволочном заграждении,

озаряемый вспышками взрывов,

со сквозною дырою с кулак в груди,

там,

где очередь провизжала,

сердце вырвав...

Вот он,

роется в мусорном чане,

бездомный,

среди небоскребов холодного города,

разделяет объедки с крысами и бродячими псами -

он,

Человек,

который "звучит гордо"!


Вот он,

молится им же выдуманным фальшивым богам,

глухим,

равнодушным,

жестоким,

пред алтарями,

воздвигнутыми во славу пустоте,

бьется, подобно пытаемым электрическим током...


Откуда у многих это нежелание думать, этот страх быть Человеком? Быть Человеком. А что это значит? " А человек он был..." "И создал Он человека по образу и подобию своему". Он создал, Творец. По образу и подобию своему. Значит, Человек должен быть Творцом, иначе он предает в себе Главное. Кто-то называет это Главное Богом...


Бог... Он, Кот, умрет закоренелым атеистом. Потому что для него неприемлем образ Вседержителя, у которого "все в руках Божьих". Если все - в Его руках, то за что же отвечаешь ты сам, Человек? Но если на­зывать Богом то Главное, то Святое, что должно быть в каждой живой ду­ше, в которой Свет не покорился Тьме - тогда, пожалуй, он, Кот, гораз­до религиознее тех, кто регулярно бьет поклоны, ставит свечи и вымали­вает себе прощение непонятно у кого.

Как там сказано у Апостола Иакова? "Что проку, братия мои, если кто говорит, что имеет веру, а дел не имеет? Может ли такая вера спас­ти его?... Ибо, как тело мертво без духа, так и вера без дел мертва." Будь он, Кот, священником, он бы именно это и проповедовал.

Кот попробовал представить себя священником и усмехнулся. Какой уж из него священник - ни тебе кротости, ни смирения. Да и вообще, где это видано - кот в сутане. За такую идею во время оно можно было бы и на костер угодить.

Впрочем, он и без того уже в некотором роде угодил на костер - паленой шерстью так и разит. И чертовски ломит спину и лапу.

Кот попытался устроиться поудобнее на каменном полу, отыскивая наименее болезненное положение. Вот так, вроде бы, терпимо. Только шею ломит... А так - уже почти не ломит.

Интересно, когда за ним придут - в последний раз? Впрочем, какая разница. Ему умирать не стыдно. У его Веры были Дела...


Наша кровь драгоценнее золота.

Если Родина потребует,

мы отдадим ее всю, до последней капли...


Кто он, тот, кто оставил эту безымянную надпись на стене тюремной камеры на острове Пуло-Кондор? Мы тоже сражались за Родину... Оскорбленную, униженную, разорванную на куски алчными негодяями - ради влас­ти. Сволочи, боже мой, какие же сволочи! Сколько крови пролито по их вине, сколько оборвано жизней, сколько детей не появилось на свет - Музыкантов и Пекарей, Поэтов и Пахарей, Физиков и Корабелов...

А на нас, тех, кто не захотел отречься от Родины и данной ей при­сяги, смотрели, как на дурачков - сколько вас, разве вы не видите, у кого сегодня сила, на что вы надеетесь, "что вы хотите всем этим дока­зать"? Как-будто мы действительно хотели что-то "доказать". Но Го Можо уже сказал все задолго до нас:


Вставай и знай: ничтожна жизнь,

когда, чтоб быть живым,

теряешь принципы и честь,

идя путем кривым!


Нет. Должен быть кто-то, кто скажет "Нет!" всей этой сволочи. Да­же если это будет стоить ему жизни.

Интересно, что за казнь устроит ему герцог Сурский? Хорошо бы, конечно, к расстрелу - все же как-то почетно. Хотя вряд ли, слишком много чести для какого-то кота. Котов обычно топят в пруду. Бр-р-р! Он уже раза два тонул, и это, конечно, было не слишком приятно. Но в этом "ресторане" не он, Кот, будет заказывать...

Хорошо бы Плутишка ничего не узнала - пропал себе Кот и пропал, и все...

 

Узнав, что меня не стало, не называй мое имя -

ты можешь спугнуть мою смерть, отдалить желанный покой.

Твой голос - звон колокольный, все чувства мои будивший,

может, как луч фонарный, мой след в тумане сыскать...


Это стихи Роке... Он давно погиб, Роке, а стихи его остались, и Кот их помнит, и значит - Роке продолжает жить...

Кот улыбнулся. Дураки! Они думают, что если заперли его в одиноч­ной камере, то он тут один! Нет, они просчитались! Он здесь не один. С ним здесь все те, кого он помнит, живые и мертвые - те, кто был для него примером и опорой - и в лучшие дни, и в худшие. Его друзья и те, кого он никогда в жизни не видел, но о которых знал - и они были рядом с ним.

Где-то сейчас Альтерэго? Они не взяли его, эти сволочи, не взяли! И он будет сражаться, даже если останется последним солдатом на этой горькой, преданной земле...

Они не взяли его! Кот тихо рассмеялся и тут же стиснул зубы - спину свело болью. Впрочем, это мелочь - спина. Подумаешь тоже... Ме­дика пытали куда страшнее.


А вот интересно было бы посмотреть на физиономию герцога Сурско­го, если б тот узнал, что он, Кот, сейчас счастлив. Да, да - счастлив! И не только потому, что умирает за Стоящее Дело. Он вообще очень счастливый Кот. Впрочем, все это, видимо, где-то за пределами понима­ния герцога Сурского и многих других тоже. Они спутали счастье с до­вольством и никогда не узнают, какое оно, счастье. И рассказывать им об этом - все равно, что толковать о радуге слепому от рождения. А он, Кот, знает...

Ему вспомнился Торнский мост, как они втроем лежали за горящим танком лейтенанта Грэя, кусая кулаки от бессилия, и вдруг услышали за спиной рев мотора. Танк Лема он узнал сразу - старая машина, черная, как ночь. У него перехватило горло и в глазах на несколько мгновений все стало зыбким и нечетким, но это было - счастье. И они, все трое, поднялись в полный рост... И потом, когда они мчались, крича, за тан­ком, гоня ненавистного врага - это тоже было счастье...

Но разве только это? Вовсе нет! Гораздо больше было совсем других минут - в счастливых, мирных городах, когда удавалось что-нибудь СДЕЛАТЬ, когда на чьем-то лице улыбка сменяла печаль или слезы. И были друзья, много друзей, и все - настоящие. И еще, конечно же, была Самая лучшая на свете Плутишка, и он был ужасно счастливым Котом всякий раз, когда ее видел. И когда она держалась за его лапу или трепала его за уши, он тоже был счастливым Котом. И когда она его воспитывала, выго­варивая ему за "несносные кошачьи манеры" - он тоже был счастлив.

Вот если бы она была здесь, он ни за что не признался бы ей, что ему больно, а вовсе даже наоборот - показал бы ей язык и сочинил бы смешную дразнилку. И ему в самом деле уже не было бы больно - как во­обще можно думать о какой-то спине, если видишь Самую лучшую на свете Плутишку?!


Быть счастливым совсем не сложно -

Просто надо за руки взяться

И под летний веселый дождик

Убежать с тобою вдвоем,

Босиком пробежать по лужам,

По ручьям, что навстречу мчатся,

Улыбаясь встречным прохожим

Под пронизанным солнцем дождем...


Однажды в том Городе, где живет Плутишка - только он тогда еще не знал, что она там живет - Кот угодил под сильнейший июльский ливень. Он спрятался в ближайший подъезд и стал наблюдать. Всякий ведь знает, что смотреть на летний ливень ужасно интересно - особенно, если сам ты при этом остаешься сухим.

Этот пронизанный солнцем ливень был такой сильный, что вода кати­лась по мостовой вровень с тротуарами и машины мчались по ней, вздымая буруны, как гоночные катера.

Мимо подъезда, где сидел Кот, прошлепали двое босых парней в за­катанных до колен джинсах, неся в руках снятые рубашки и кеды. Потом пробежали, смеясь, две девчонки с прилипшими к лицам волосами, в мок­рых насквозь платьях, размахивая сброшенными босоножками. Следом важно прошествовал какой-то дядька в черном плаще и желтой соломенной шляпе. Под плащом были закатанные до колен брюки и босые ноги, а ботинки дядька держал в заложенных за спину руках. Вид у него был очень серь­езный и потому ужасно смешной.

Кот смотрел и завидовал. Он бы, конечно, тоже так хотел, но у не­го с собою были письма со Сказочной Почты, а они от этого размокли бы... Но все равно было очень хорошо!

Интересно, где сейчас Плутишка и что делает... Как хорошо было бы вместе с нею снова оказаться в Веселом Замке Королевы и слушать, лежа у камина, как Плутишка играет на лютне и поет. Ему всегда очень нрави­лось, как поет Плутишка. Вот был бы у него, Кота, замечательный голос! Он бы тогда тоже пел и на лютне играл, и больше нравился бы Плутиш­ке...

Думая об этом, Радужный Кот незаметно уснул. Снилась ему, конечно же, Плутишка. Как они вдвоем гуляют под цветущими каштанами в столице Минланда...

Радужный Кот спал и улыбался во сне.