Плутишкина сказка

Вид материала

Сказка

Подобный материал:

• Финист Ясный Сокол», «Снегурочка» Сборник русских народных сказок, пословиц и поговорок,, 9.97kb.
• Викторина рассчитана на знание учащимися сказок: «Сказка о попе и работнике его Балде», 216.37kb.
• Викторина рассчитана на знание детей сказок: «Сказка о попе и работнике его Балде», 50.98kb.
• «Это не сказка, а присказка, сказка будет впереди», 155.09kb.
• Сказки, 599.59kb.
• Сказки, 769.86kb.
• Сценарий часа общения для учащихся 1-2 классов «Сказка ложь, да в ней намек, добрым, 211.98kb.
• 1. Сказка о хлебобулочном изделии > Сказка о пенсионере, зарабатывающем на жизнь рыбным, 8.47kb.
• Программа развития доу «Сказка», 706.12kb.
• План: Что такое литературная сказка? Фольклорная и литературная сказка: сходства, 16.74kb.

6.


Утром Черный Рыцарь и Кот отправились в штаб Гвардии, Кузя укати­ла на передовую на своем грузовике, Зеленая убежала в редакцию, а Плу­тишка отправилась искать Королеву.

Она нашла ее в одной из госпитальных палат, где Королева ставила капельницу лежащему без сознания гвардейцу. Солдат бредил, с губ его срывались бессвязные обрывки слов - то чьи-то имена, то военные коман­ды.

- Ну, как успехи? - спросила Королева Плутишку. - Удалось тебе в чем-

нибудь разобраться?

- Не знаю... То кажется, что все ясно, то снова вдруг совершенно

запутывается...

- Может, ты здесь поможешь? Тут много тех, кто приехал сюда из других

краев, семьи их далеко и не хватает рук, чтобы ухаживать за всеми. С

местными все же проще...

- Я... Мне.. - тихо прошептала Плутишка, густо краснея. - Я пони­маю, и я,

конечно... Только мне, наверное, трудно будет с теми, кто... кто убивал...

Королева повернулась к ней и посмотрела на нее долгим вниматель­ным взглядом.

- Ты боишься? Или они недостаточно хороши для тебя? Но ты вспомни - ведь когда-то и твой отец лежал вот так же, беспомощный...

Плутишка опустила глаза. В голове ее все смешалось - Добро, Зло, Страдание - как отвлеченные категории тех гуманистических и философс­ких "тусовок", где все было так понятно и просто - и живое человечес­кое Страдание перед ее глазами, и выбор между конкретным, а не абс­трактным, Добром и Злом, где Добро, к тому же, часто выглядело скорее, как выбор меньшего из двух Зол, и руки у Добра тоже были в крови.

- Боже мой, - подумала Плутишка. - Хорошо философам рассуждать, сидя в своих кабинетах, а вот если бы их самих сюда - что бы они ска­зали, что бы выбрали? Или они и здесь оказались бы где-то над всем этим? Она так не умеет... Но что же ей сказать Королеве, чем ответить на укор в ее взгляде?...


Мысли ее были прерваны раздавшимся из угла коротким женским вскриком, перешедшим в захлебывающийся плач. Плутишка взглянула туда и увидела девушку, плачущую, упав на грудь чернобородого парня с запро­кинутым лицом и неподвижным, устремленным вверх, в бесконечность, взглядом.

- Умер... - прошептала Королева и закусила губу. В глазах ее блеснули слезы. - Ты хотя бы ей помоги. Уведи ее отсюда, слышишь...

Как в дурном сне, когда ноги делаются словно чужими, Плутишка двинулась в угол, к страшной койке, стараясь не глядеть в лицо черно­бородого солдата. Подойдя, она склонилась над девушкой и положила руки на ее содрогающиеся от плача худые плечи.

- Пойдем отсюда... - услышала она словно со стороны свой собс­твенный голос, и не узнавая его. - Пойдем...

Девушка выпрямилась. По лицу ее текли слезы.

- Пойдем, - повторила Плутишка, обнимая ее за плечи.

Девушка посмотрела в лицо чернобородого долгим взглядом, словно желая запомнить навсегда. Потом провела ладонью по этому восковому ли­цу, закрывая глаза. Затем встала, взяв лежавшую у подушки толстую тет­радь в черной пластиковой обложке. Глаза ее сделались сухими и отре­шенными.

- Да, идем... - сказала она. - Его больше нет. Вот и все...

Плутишка положила руку на ее плечо, и они вместе вышли из палаты. Королева сложила мертвому руки на груди, потом накрыла простынеюего лицо. Слез в ее глазах уже не было - только холодное пламя.


Во дворе девушка медленно опустилась на школьную парту. Плутишка села рядом с нею. Надо было что-то сказать, но все слова казались бессмысленными и ненужными.

Девушка, положив руки на парту, смотрела куда-то вдаль. Толстая черная тетрадь лежала перед нею.

- Вот и все... - сказала она. - Его больше нет... И никогда не будет.

Н и к о г д а. Теперь все навсегда уже поздно... Он так любил меня, а я все

время говорила "нет, нет" - еще успеется, ведь мне надо заниматься

собой, совершенствоваться...

- Но ведь это же очень важно! - невольно вырвалось у Плутишки.

- Важно? Важно то, что его больше нет... И все уже навсегда поздно. Все,


что он так хотел подарить мне, все, что могла дать ему я. Навсегда поздно.

Никогда ничего не надо откладывать... "Потом, потом я для него это

сделаю" - а вместо "потом" приходит "никогда". И ничего уже больше не

будет. Только стихи его остались... - девушка взглянула на тетрадь.

- Он был поэт, да? - спросили Плутишка.

- Да... Он писал сам и переводил с варгандского на гросландский, и с

минландского тоже, его печатали... Но в этой тетради только его стихи...

- Можно мне посмотреть?...

- Да, конечно...

Плутишка взяла тетрадь и раскрыла наугад.


Если б я мог,

я бы стал зеленой травой,

чтобы ты лицо в нее спрятала,

в летний полдень, счастливая,

и не знала, что это - я...


- Почему "не знала"? - подумала Плутишка. - Не понимаю...

Она перевернула страницу.


Мне бы завтра утром не проснуться,

Чтобы не увидеть новый день,

Или птицей черной обернуться,

Иль растаять, как ночная тень...


Только даже если стану птицей -

Где бы эта птица ни была,

Вспомнишь имя - птица возвратится,

Над тобой раскинет два крыла.

Только знаю - даже после смерти,

Если вспомнишь о моей любви -

Я вернусь - дождем июльским, ветром -

Чтобы целовать глаза твои.

Даже если я, как тень, растаю -

Только вспомни, имя назови -

Я вернусь - весною, птичьей стаей -

Нежность нерастраченной любви.

Но не бойся - я смогу проснуться,

Не растаю птицей в вышине...

Знаю: ты уйдешь, не обернувшись,

Никогда не вспомнишь обо мне...


- Это когда я снова сказала ему "нет", - прошептала девушка. - А теперь о н

ушел... И никогда уже не вернется...

- Почему он, поэт, стал солдатом?...

- Потому что любил не только меня и стихи. Сегодня многие кривят губы,

когда слышат такие слова, как Родина, долг, достоинство и честь, а для

него это было так же, как дышать, как его стихи - часть его са­мого. Он

любил Нисланд и его людей - и стал солдатом. Переверни еще две

страницы...

Плутишка перевернула.

...Будь трижды проклята страда, где жатва прежде сева,

Где пали в борозды траншей снопы солдатских тел,

Пылали танки, как стога, и в тучах дыма небо,

И вместо грома артогонь раскатами гремел.

А после боя снилось нам, уснувшим средь воронок,

Как в чистом, ясном небе ночь зажгла свою звезду,

И как родник журчит в траве, как жаворонок звонок,

И как в руках солдатских плуг проводит борозду...


- Он даже в окопах продолжал писать, - сказала девушка. - И был одним из

лучших бойцов, как говорят те, вместе с кем он воевал. А по­гиб... Боже

мой, он же оказался единственным из всех, кого зацепило, когда их

грузовик на полном ходу угодил под обстрел из засады! Единс­твенным.

Словно именно его искала та пуля...

Плутишке вспомнился Черный Холм и его Госпожа. "Какое ей дело до каждой травинки, что попадет под ее косу". И ни одного стихотворения не появится больше в этой черной тетради... Черной!...

Она перевернула еще несколько страниц. Вот и последнее стихотво­рение...

Знаешь, в миг моей смерти я бы хотел

превратиться в хлынувший над тобою

ослепительный звездопад - чтобы ты ему

улыбнулась и желание загадала, не зная,

что счастья просишь у любви моей

уходящей...


Он даже смертью своей не хотел причинить боль той, которую так любил, и которая не захотела принять его дар...

Плутишка закрыла тетрадь.

Девушка взяла ее и поднялась из-за парты.

- Куда ты теперь? - спросила ее Плутишка.

- Куда? Я пойду в его батальон и попрошу, чтобы мне дали его ав­томат.

- И будешь убивать?! - с ужасом воскликнула Плутишка.

- Чтобы они нас не убивали. Разве он или я развязали эту войну, придя с

оружием на нашу землю, чтобы покорить нас?

- Но ведь можно же и как-то иначе, наверное. И разве это так важ­но, кто

начал? Нельзя же все время на насилие отвечать насилием... - тут

Плутишка смешалась, почувствовав, что говорит здесь, сейчас что-то совершенно не то. Все, что казалось таким естественным и правильным на

семинарах Движения БУХ!, здесь, во дворе превращенной в госпиталь шко­лы, где люди умирали от нехватки лекарств - такие же люди, как и она – перед этой девушкой, только что закрывшей глаза человеку, который лю­бил ее - здесь все это казалось каким-то далеким и бездушным.

Девушка посмотрела на нее так, что Плутишке вдруг захотелось сде­латься маленькой-маленькой и вовсе исчезнуть.

- Прости, пожалуйста, - прошептала Плутишка. - Я, наверное, что-то совсем

не то сказала...

- Просто для тебя все это - чужое. Ты ведь издалека, верно? Это сразу

заметно - и по глазам, и по словам. Я не обижаюсь на тебя, разве все эти

слова что-то значат теперь... Извини, я пойду.

- Как тебя зовут?...

- Лота. Но он звал меня иначе. Теперь уже никто не назовет меня так...

Прощай! - и быстрым шагом она пошла, почти побежала со школьно­го двора.


7.


Это началось, когда Плутишка сидела в редакции "Тиретского ге­рольда" и общалась с Мариной Зеленой, рассказывая ей о принципах Дви­жения БУХ!

- Хорошо все это, - вздохнула, выслушав ее, Марина, - только, знаешь...

И в этот миг откуда-то донесся не то орудийный выстрел, не то взрыв - Плутишка их не различала.

Зеленая остановилась на полуслове и замерла, прислушиваясь. Гро­хот донесся снова, потом еще и еще, все чаще и чаще, в него вплелись лающие очереди скорострельных пушек и через минуту в воздухе повис густой рев канонады.

- Это в Торне! - воскликнула Марина. - Неужели Варганд начал ге­неральное

наступление? Боже праведный!...

И она принялась куда-то звонить, чтобы узнать, что происходит. Но все номера, которые она набирала, были заняты или не отвечали.


За окном, ревя мотором, промчался грузовик, набитый гвардейцами. За ним следовал другой автомобиль - тоже грузовик, обшитый листами грубо сваренной стали, прорезанными узкими бойницами. Из башенки на его крыше торчал пулеметный ствол. На железных бортах было множество вмятин от пуль и осколков. Обе машины свернули за угол и исчезли.

Марина и Плутишка тревожно переглянулись.

- Черт возьми! - сказала Зеленая. - Как же узнать, что случилось? Может,

попробовать...

И она снова лихорадочно закрутила диск телефона. Потом, прижав трубку к уху, замерла в ожидании. И звонок ее пробился.

- Алло! Алло! - закричала Марина. - Это Торн? Торн?! Ратуша, да?! Алло!

Ратуша? Алло! Это из Тирета звонят, из редакции! Что там у вас

происходит?!

В трубке кто-то заговорил быстрым срывающимся голосом, так что Плутишка, слушая со стороны, не понимала ни единого слова. Марина же, слушавшая этот голос, сжимая телефонную трубку побелевшими от напряже­ния пальцами, быстро менялась в лице. Сперва кровь прилила к ее щекам, потом она стала бледнеть какой-то восковой бледностью и даже осуну­лась...

Голос в трубке оборвался.

- Алло, алло! - отчаянно закричала Зеленая. - Торн! Алло!

- Все, связи нет... - обернулась она к Плутишке.

- Так что же там такое?...

- Там... Сволочи! Боже мой, какие же сволочи! - на глазах Марины блеснули слезы. - Боже мой... Посланники герцогов Гросландского и Мин­ландского убедили наших, что ради мира с Варгандом надо отвести войска с передовых позиций, а Гросланд и Минланд гарантируют безопасность словом чести герцога Варгандского. И наши поверили... Отправили на этот берег те немногие танки и бронетранспортеры, что были в Торне, и отвели гвардейцев из траншей вокруг города. Многие из них в эту ночь отправились домой, к своим семьям. И тогда варгандские танки и волон­теры ворвались в лишенный защиты Торн! "Честное слово герцогов"! Чтобы торнские гвардейцы не могли пробиться в свои казармы, к оружию, волон­теры палят вдоль улиц из зенитных скорострелок, убивая каждого, кто попадется на прицел. Там, в Торне, на всех улицах валяются мертвые, по всему городу насилуют и грабят... Наши в казармах гвардии и в ратуше еще держатся, но волонтеры подтягивают пушки и танки на прямую навод­ку. А у наших в подвалах ратуши несколько сот беженцев - женщины, де­ти... Боже правый, что же со всеми будет...

- А... а сюда, в Тирет, они не могут ворваться, варгандцы? - по­белевшими губами спросила Плутишка.

- Откуда мне это знать... Хоть бы найти Кота и Альтерэго - с ними было бы

как-то спокойнее, но сейчас их разве отыщешь!

Канонада продолжала греметь. Вскоре в нее вплелись очереди пуле­метов и автоматов. Огонь был густой, и звучали эти очереди гораздо бли­же. - Это уже в Тирете! - воскликнула Марина. - Возле моста!

На улице снова послышался рев грузовика. Машина, отчаянно визжа тормозами, остановилась прямо под окном. Из кабины выглянула всклочен­ная Кузя.

- Марина! Плутишка! Бегите скорее к нашему штабу гвардии! Скорее,

слышите! Волонтеры через мост прорвались в Тирет! Наши возле моста

де­рутся с ними в рукопашную! Бегите к штабу, там Альтерэго!

- А ты куда? - крикнула ей Марина, но Кузя, не ответив, захлопну­ла дверцу и грузовик, взревев, умчался.

- А где штаб? - спросила Плутишка.

- Близко! Бежим! - и они выскочили из комнаты. На столе осталась недописанная статья Марины.


После полуторачасового боя, несколько раз переходившего в руко­пашные, волонтеров удалось отбросить за Нис. Там они немедленно начали рыть траншеи вдоль берега и расставлять пулеметы. Из Торна тем време­нем продолжала доноситься стрельба.

Плутишка с Мариной все это время просидели в одной из комнат шта­ба, поскольку Альтерэго, которого они там нашли, пообещал оторвать им головы, если они "куда-нибудь полезут". Что касается Плутишки, то она никуда "лезть" и не собиралась, но ей хотелось держаться поближе к Альтерэго, который казался ей воплощением надежности. Кота же они в штабе не обнаружили, но один из пробегавших мимо гвардейцев сказал, что "какого-то Кота-в-сапогах" видели возле моста через Нис, живого и здорового.

В коридоре послышался сердитый голос Кузи. Выбежав за дверь, Ма­рина и Плутишка увидели ее. Шеф-повар Его Светлости Герцога Бульонско­го и Паштетского требовала от какого-то офицера бензин для своего гру­зовика. Выбив наконец его подпись на свое требование, она обернулась и увидела Плутишку и Зеленую.

- Боже мой, Кузя... - сказала, глядя на нее, Марина.

Да, вряд ли Его Светлость узнал бы сейчас своего любимого Шеф-повара. Волосы Кузи были растрепаны, гвардейская форма - вся в больших пятнах крови.

- Ты ранена?! - воскликнула Плутишка.

- Да нет, это не моя кровь, - сказала Кузя, откидывая упавшую на глаза прядь темных волос. - Ты их потаскай - не лучше будешь. Кстати, чем тут киснуть, едем лучше со мной, помогать будете!

- О чем разговор! - воскликнула Марина. - Едем!


В голове у Плутишки все перемешалось. С одной стороны, надо было, конечно, ехать с Кузей и помогать ей, хотя раненые солдаты и подлежали осуждению с точки зрения Движения БУХ!... Господи, при чем тут Движе­ние БУХ?!... С другой стороны - она ведь приехала, чтобы разобраться во всем, а для этого надо... Что надо?... Следовать за Черным Рыца­рем?... Может быть, там удастся найти Кота... Совершенно не к месту мелькнула мысль, что у нее, Плутишки, больная спина, и поднимать ране­ных она просто не может - Кот ей даже книжки таскать не давал... Ой, да причем тут спина!...

- Я останусь с капитаном, - наконец выдохнула она. - Я должна ви­деть все...

- Ладно, - сказала Кузя. - Едем, Марина!

И они убежали, а Плутишка пошла искать Капитана Альтерэго.


Она нашла его в комнате, где несколько гвардейцев вскрывали патронные цин­ки. Капитан набивал ленты для своего пулемета.

- А где Зеленая? - спросил он.

- С Кузей уехала...

- С Кузей? Да, Кузя у нас молодец!...

- Это точно, - сказал один из гвардейцев. - Ох и отчаянная! Чуть не на самый

мост лезла со своим грузовиком, чтобы подобрать наших!

- Что же теперь будет, капитан? - спросила Плутишка.

- Что будет... Торн придется брать штурмом, и немедленно, пока они не

успели, как следует, укрепиться за мостом. Ждать нельзя - в Торне идет

настоящая резня. А наши танки, к сожалению, сейчас далеко, на се­

вере... Черт возьми, этому мерзавцу Антехедору достаточно было

приказать - и полк из Торнской крепости отбросил бы этих убийц. Но он не

прика­зал...

- Как же, так он и пошел против приказов герцога Гросландского! - зло воскликнул один из гвардейцев. - Иуда проклятый!

- Полчаса назад мы были у него в штабе, - сказал Черный Рыцарь, - и

обещали, что вытряхнем из него душу. Он изобразил благородное него­

дование в адрес Варганда, нарушившего слово чести, и обещал, что когда

мы пойдем в атаку через мост, нас поддержат артиллерия и танки. Время

атаки согласовано. Мы собираем всех, кто есть под рукою - даже спаса­

телей из гражданской обороны. Людей и оружия мало, но времени у нас

еще меньше. Мы сейчас тоже едем к мосту. А тебе я бы советовал отпра­

виться в госпиталь, к Королеве. Там сейчас рук не хватает. Хотя ты, я знаю,

такие картины не любишь, но там, по крайней мере, не стреляют.


Он уложил заправленные ленты в коробки, прицепил одну из них к своему пулемету, две другие приторочил себе сзади и спереди.

- Все готовы? - спросил он. - Берем боезапас - и в грузовики.

Взвалив на плечо ящик с ручными гранатами, он вышел из комнаты.

За ним двинулись остальные, неся зеленые ящики с боеприпасами. Плутиш­ка последовала за бойцами.


Во дворе стояли несколько зеленых армейских грузовиков, в кузова которых лезли гвардейцы.

- Шла бы ты все же в госпиталь, - сказал Плутишке Альтерэго, вле­зая в кабину головной машины. Дверца за ним захлопнулась.

Плутишка постояла, не зная, что ей делать, потом медленно пошла вдоль колонны грузовиков. Из кузовов на нее смотрели гвардейцы. В одной из машин мелькнуло знакомое девичье лицо. Лота. В форме и с автоматом...

Взревели моторы. Плутишка, сама не понимая почему, бросилась вдруг к ближайшему грузовику и полезла в кузов. Чьи-то руки втащили ее наверх и она оказалась на деревянной скамье, зажатая между застывшими с напряженными лицами гвардейцами.

- Ты не из Торна случайно? - спросил ее сосед - совсем юный гвар­деец с едва пробивающимися усиками. - Вроде я тебя там где-то видел...

Плутишка, боясь, что ее могут высадить, торопливо кивнула. Больше всего ей сейчас не хотелось остаться одной в этом дворе.

- Ничего, прорвемся, - сказал юный гвардеец.

Колонна двинулась к мосту.


Грузовики остановились у последних домов на окраине Тирета. Даль­ше до самого моста все было открыто и простреливалось с другого берега Ниса. Добраться до передовых окопов можно было только по глубоким хо­дам сообщения.

Солдаты выпрыгивали из кузовов, выгружали патроны. Гвардеец, си­девший рядом с Плутишкой, помог ей слезть на землю и побежал к своим, собиравшимся взводами под прикрытием домов. Оглядевшись по сторонам, она увидела в группе совещающихся о чем-то офицеров Капитана Альтерэго и юркнула за спины солдат, боясь, что Черный Рыцарь прогонит ее отсю­да, если заметит.

Плутишка повертела головой, высматривая Радужного Кота, но его нигде не было видно.

У стены ближайшего дома она заметила троих солдат, сидевших прямо на земле. Вид у них был бесконечно усталый, изорванные мундиры - в пы­ли и крови. Видимо, они были из тех, кто дрался у моста с самого нача­ла.

- Кот? - поднял один из них голову в ответ на вопрос Плутишки. - Он там, в

траншее у моста. Живее любого из нас...

- Вы не из Торна, парни? - спросил, подойдя, один из тех гвардей­цев, что приехали с Плутишкой. - Как там?...

- Там резня... - отозвался, не поднимая головы, другой солдат. - А мы вот

здесь...

- А что мы могли? - сказал третий. - Сколько нас там было-то, на той стороне

у моста! Эх!...

- Сержанта жаль, - откинув голову к стене, сказал первый. - Если б не он...

Ему осколком в спину, ноги отнялись... Мы его вынести хоте­ли, но он

сказал, что с ним на руках нас на мосту просто перестреляют. И приказал

положить его к пулемету - прикрывать нас. Кабы не он, мы бы тут не

сидели. А сам...

Рыча моторами, подошли два бронетранспортера и остановились у до­мов.

- До начала атаки пятнадцать минут... - сказал кто-то за спиной Плутишки.

- Пятнадцать минут! - подумала она. - Через пятнадцать минут все эти люди

побегут на мост. На этот мост!...


Она уже видела его, мост - прямой и узкий, как клинок, где каждый - как на ладони. И по этой узкой полосе солдатам придется бежать навс­тречу пулеметам... О чем они думают сейчас, эти люди, большинство из которых военными сделала только эта война?...

Плутишка вглядывалась в их лица, пытаясь понять.

Вот один застыл в какой-то нечеловеческой отрешенности, лицо - как серая маска, губы побелели, взгляд из-под полуприкрытых век - ку­да-то в бесконеч- ность...

Другой наоборот - весь в лихорадочном возбуждении, ходит взад-вперед словно волк в клетке, весь - как сжатая пружина...

Третий, с лицом человека, пытающегося вспомнить нечто очень важ­ное, методически ощупывает все свои карманы, губы беззвучно шевелятся, лицо - белее мела...

Четвертый вроде бы совершенно спокоен, вот только губы, пересох­шие и подрагивающие...

Пятый обнял свой автомат и трется об него щекою...

Некоторые, кажется, молятся, подняв сжатые ладони к склоненным лицам...

А вот Лота. Стоит, привалившись спиной к стене, положив руки на висящий на шее автомат. Глаза полуприкрыты...

Сейчас у всех у них впереди - один мост. Открытый и узкий. И не все добегут до другого берега. Не все. Кто?...

- Ребята! - говорит сержант-гвардеец. - Кого на мосту ранят - постарайтесь отползти на обочину. Чтобы под колеса и гусеницы не уго­дить...

- Приготовиться к атаке! - Плутишка вздрогнула, услышав этот го­лос, словно ей самой придется сейчас бежать вместе со всеми.

Какой-то парень в танкистском комбинезоне и шлеме сунул ей в руки щенка.

- Подержи его пока! Не скули, Песус-песинус! Ты еще маленький в атаки

ходить!

Плутишка прижала скулящего щенка к груди. Солдат ловко, как кош­ка, вскарабкался на бронетранспортер и скрылся в люке.

Взревел мотор...

Гвардейцы один за другим скрывались в ведущих к мосту ходах сооб­щения. Плутишка последовала за ними.

Командовавший у моста полковник гвардии взглянул на часы.

- Время "Ч". Не понимаю, почему молчит артиллерия. Ведь Антехедор

обещал... И где же танки?...

- Может, они должны открыть огонь, когда мы поднимемся? - предпо­ложил один из офицеров. - Но уж танкам-то пора быть здесь.

- Да, - сказал полковник, - с броней у нас не густо. Всего два

бронетранспортера. Эх, жаль нашего "Страшилу"!...


"Страшила" - обшитый железом самодельный броневик, который Плу­тишка видела возле редакции, стоял у моста, покосившись на пробитых скатах.

- Ждем еще пять минут, - решил полковник, - а потом идем с тем, что есть. Два бронетранспортера тоже чего-то стоят...

Пять минут миновали. Танков не было, артиллерия молчала. Полков­ник глубоко вздохнул.

- Сигнал к атаке!...

Красная ракета скользнула по небу.

Бронетранспортеры с ревом выскочили из-за домов и устремились к мосту. Когда они миновали траншеи, гвардейцы, раздирая рты в атакующем крике, с автоматами наперевес полезли из окопов и побежали на мост. Среди первых за бэтээрами бежал Капитан Альтерэго, рядом с ним, молча оскалившись - Радужный Кот.

В считанные мгновения траншея вокруг Плутишки опустела. Она высу­нулась из окопа, чтобы увидеть, как все это будет. Чья-то тяжелая рука легла на ее плечо и вдавила обратно.

Она обернулась и встретилась с недоумевающим взглядом полковника. Плутишка вздрогнула - до того он был похож на Папу Плутишкина, даже усы такие же.

- Тебе что, жить надоело?! - рявкнул полковник папиным голосом.

- Я... Мне... Ведь они же все - там!...

- Для этого есть стереотруба! - полковник ткнул рукой в рогатый прибор на треноге рядом с ними. Сам он тут же приник с биноклем к нише в переднем бруствере окопа и словно забыл о Плутишке. А может быть, и в самом деле забыл.

С щенком в руках Плутишка подбежала к стереотрубе и прильнула к окулярам...

Бронетранспортеры цугом двигались через мост. Башни их вращались, с пулеметных стволов временами срывались языки пламени и тогда до Плу­тишки долетал грохот очередей. За машинами, пригнувшись, бежали гвар­дейцы. Впереди Плутишка разглядела черный шлем Альтерэго. Радужного Кота не было видно за спинами солдат.

Артиллерия позади атакующих молчала. Молчали и траншеи на другом берегу Ниса...

Вот уже все гвардейцы втянулись на мост. Вот уже бронетранспорте­ры почти на том берегу... Еще немного, еще совсем немного!...


Варгандские пулеметы ударили по мосту разом с обоих флангов, про­шив пространство огненными струями трассирующих пуль, и Плутишка с ужасом увидела, как начали падать люди на мосту - кто ничком, кто навзничь, раскинув руки и выронив оружие...

Бронетранспортеры рванулись вперед - прикрыть собой, подавить пу­леметы. Вот они уже у самых траншей...

Ослепительные молнии вырвались из густых кустов за траншеями и впились в бэтээры, и они замерли, выбросив языки огня и окутавшись ды­мом. Щенок в руках Плутишки как-то по детски вскрикнул и заскулил, заплакал, словно увидел то, что произошло там, в бушующем за взломан­ной броней пламени.

Полковник застонал и в отчаянии стукнул кулаком по брустверу. По­том он снова приник к биноклю.


Варгандские пулеметы гремели непрерывно. Лишенные единственного прикрытия, гвардейцы пятились, отстреливаясь, и падали, падали, пада­ли... Последним отступал Альтерэго, стреляя с бедра из своего пулеме­та, и Плутишка с ужасом видела, как рядом с ним пули сражают солдата за солдатом...

Один за другим гвардейцы прыгали в траншею рядом с Плутишкой - кто страшно ругаясь, кто молча. Многие были в крови.

Чуть не на голову Плутишке свалился Радужный Кот.

- Ты что тут делаешь?! - хрипло воскликнул он. - Только тебя тут не хватало!

Уходи немедленно, слышишь!

Плутишка молча смотрела на него, прижимая к груди плачущего щен­ка. Вид у Кота был страшный - глаза горели яростным пламенем, губы растянуты в полуоскале, грудь при каждом вдохе вздымалась так, словно он задыхался, острые когти лежащих на автомате лап то выпускались, то судорожно втягивались. Боже мой, неужели это с ним они когда-то соби­рали для нее радугу?!...

В траншею рядом с ними спрыгнул Альтерэго.

- Сволочь! - сказал он хрипло, с такой ненавистью, что Плутишке стало не по себе. - Иуда! Хоть бы один танк! Хоть одно орудие!...


Плутишка поняла, что речь идет об Антехедоре. Ведь он же обещал! Обещал... И вот по всему мосту лежат те, кого он обманул, предал...

- Ничего! - сказал лязгающим голосом солдат неподалеку, - если хоть один из нас останется в живых - мы еще вернемся в Тирет! За одну нашу Лоту я задавлю его голыми руками! Он сидит в своем штабе, а она лежит там, на мосту! Но мы еще вернемся, генерал!...

- Лота!... - с ужасом подумала Плутишка. - Лежит там, на мосту, и не встанет больше. И та черная тетрадь со стихами теперь никому не нужна... Это же они второй раз убили чернобородого поэта - там, на мосту, вместе с нею!...

Она вдруг ощутила, что сейчас, здесь, у этого моста, ей вовсе не хочется никого мирить. Да что же это с нею?!...

- Ты как тут оказалась? - услышала она над собою голос Альтерэго. - Уходи немедленно! Помоги заодно кому-нибудь из раненых добраться до госпиталя!

Ответить ему Плутишка не успела - с другого берега захлопали ми­нометы и вокруг траншеи, и до самых домов начали рваться мины. Все ра­зом присели, приникнув к стенкам окопа. Альтерэго склонился над своим пулеметом, прикрывая его от сыплющейся сверху земли.

- Как только кончится обстрел - уходи, слышишь! - крикнул он Плу­тишке, стараясь перекричать грохот рвущихся мин.

Плутишка сжалась в комок на дне траншеи, прижимая к груди щенка. Похоже было, что варгандские волонтеры решили израсходовать годовой запас мин - они сыпались одна за другой, и конца этому не было видно...

Сквозь грохот разрывов послышался нарастающий рев мотора и лязг.

- Танки! - крикнул кто-то. - Все-таки пришли!

Среди взлетающих столбов земли и пламени шел танк. Один. Он оста­новился прямо над траншеей. В днище открылся люк и в окоп спрыгнул танкист. Оглядевшись, он увидел полковника, подошел к нему и козырнул.

- Лейтенант Грей! Четырнадцатый гвардейский королевский!

- Угнали? - спросил полковник. - Так точно, угнал. Только один. Извините. И дайте хотя бы двоих - в башню,

к орудию.

- Два добровольца - в башню! - крикнул полковник, обернувшись к гвардейцам и двое из них молча шагнули вперед и скрылись в люке маши­ны.

- Постарайся уцелеть, сынок, - сказал полковник, глядя в глаза танкисту. Тот в ответ улыбнулся одними губами.

- Ракетная установка - в кустах слева от моста, - добавил Альте­рэго. –

Постарайтесь их опередить.

Танкист кивнул и полез в машину. Люк за ним закрылся.

- Приготовиться к атаке! - крикнул полковник, и команда эта пока­тилась по траншее. - Приготовиться к атаке! Приготовиться к атаке! Приготовиться...

- И чтобы духу твоего тут не было! - Кот показал Плутишке кулак, но вокруг продолжали рваться мины, и она не двинулась с места.

Снова взвилась в небо и упала, догорая, ракета.

Танк, с ревом выбросив облако сизого дыма, двинулся на мост. Гвардейцы, кто с хриплым криком, кто молча, полезли из траншеи и тяже­ло побежали за танком. Минометный обстрел в этот миг почему-то прекра­тился...


Плутишка вновь со страхом прильнула к стереотрубе рядом с полков­ником.

Танк шел по мосту. Башня его медленно вращалась, орудие нащупыва­ло цель. Сразу за танком, под прикрытием его корпуса, бежали, пригнув­шись, несколько бойцов и среди них Плутишка заметила Кота и Альтерэго. Следом, стреляя на ходу, бежали другие гвардейцы, перепрыгивая через тела тех, кто пал в первой атаке.

Из орудия танка вылетело гремящее пламя. В следующий миг в кустах за вар-гандскими окопами взметнулись земля и огонь, один за другим заг­рохотали взрывы. - Есть! - воскликнул полковник. - Молодцы!

В этот миг по мосту с двух сторон вновь ударили пулеметы волонте­ров, наполняя пространство свинцом, и танковый пулемет загремел в от­вет им из башни. Вот танк и первые гвардейцы уже на другом берегу. Од­ни падают, но другие, стреляя, продолжают бежать вперед. Еще немного! Еще совсем немного!...

Но из кустов справа вырвались молнии и вонзились в танковый борт. Танк нелепо, как слепой, развернулся и замер. На башне открылся люк, кто-то высунулся оттуда, весь в пламени и дыму, и, словно переломив­шись пополам, повис на броне. Плутишке стало нехорошо, в ушах ее заз­венело, и в глазах поплыли круги. Словно в тумане, увидела она, как снова отступают по мосту гвардейцы и как с каждым шагом их становится все меньше, потому что бьют и бьют варгандские пулеметы...

Вот бойцы снова прыгают в траншею - с измученными лицами, многие в крови. Боже правый, как же мало их осталось! Как мало!...

Последним спрыгнул в окоп Альтерэго и в бессильной ярости ударил оземь прикладом своего пулемета. Мундир его обгорел, был изорван и местами намок от крови.

- Капитан, вы ранены! - бросилась к нему Плутишка.

- А, это ты... Почему ты все еще здесь? Я же приказал тебе ухо­дить!

- Я не смогла. Давайте я вас перевяжу, вы же ранены! У вас вся форма в

крови...

- Это не моя кровь, это тех, кто был рядом...

- Рядом?... - в груди Плутишки шевельнулась тревога. Она оберну­лась по сторонам, оглядывая уцелевших солдат. - Капитан, где Радужный Кот?...

- Кот? Он остался там, возле танка...

- И вы его... оставили там?! А если он еще жив?!

- Он не только жив, он даже не ранен...

- Так почему же он остался?...

- Он сказал, что ему надоело бегать взад-вперед по этому мосту. Что он

лучше полежит там и отдохнет до нашей следующей атаки. С ним ос-

тались еще двое...

- До следующей атаки?! Неужели вы в третий раз пойдете на этот мост,

капитан?! Посмотрите, сколько там уже полегло! Вода под мостом, должно

быть, красная от их крови! И вы говорите о новой атаке! Ведь у вас не

осталось уже ни одного танка!...

- Я пойду на этот мост, даже если останусь последним солдатом в

Нисланде, - тихо, но твердо сказал Капитан Альтерэго. - Да, мы умираем

на этом мосту. Мы солдаты и это наш горький хлеб. И это наш долг. По­

тому что сейчас там, в Торне, гибнут люди, и будут гибнуть - старики,

женщины, дети - ты слышишь, дети! - до тех пор, пока мы не прорвемся и

не отбросим врага.

Ты говорила: если зло сильнее - надо отступать перед ним. Да, оно

сильнее сегодня, но если мы снова отступим, люди в Торне будут продол­

жать гибнуть. Люди, каждого из которых кто-то любит.

Ты говорила: разве любовь - это оружие? Здесь, сейчас - да! Пото­му что

сейчас гибнут те, кого мы любим, и величайшая ненависть к убий­цам

рождается из нашей любви! И эта любовь, эта ненависть, переплав­ленная

в ярость, ведет нас в бой! Мы идем умирать, чтобы жили те, кого мы

любим!

- Но как же вы прорветесь?! - в отчаянии воскликнула Плутишка.


В этот миг в воздухе послышалось быстро приближающееся жужжание. Все инстинктивно пригнулись, но в окоп вместо снаряда свалился Карл­сон. Вид лучшего друга всех на свете плюшек говорил о том, что прибыл он явно не из кондитерской - рыжие лохмы и брови обгорели, штаны и гвардейская рубаха прожжены и обсыпаны известкой. Щеки у Карлсона ввалились, глаза запали. На шее у него висел автомат.

Оглядевшись, он увидел полковника и заговорил сиплым, севшим го­лосом.

- Мы там, в ратуше, еще держимся, но если вы в течение часа не прорветесь

- нам крышка. Они расстреливают здание в упор из гаубиц и танков, а нас

там с оружием всего два десятка... И очень много безо­ружных в подвале...

- Что в городе? - спросил полковник.

- Они убивают...

Полковник взглянул на Альтерэго. Капитан в ответ только скрипнул зубами.

Карлсон печально вздохнул.

- Ну тогда хоть патронов дайте... - сказал он.

Ему дали два цинка - больше малыш все равно не смог бы унести.

Карлсон увидел Плутишку и снова вздохнул.

- Эх, плюшку бы сейчас!... Мотор совсем еле тянет...

Один из гвардейцев дал ему сухарь. Карлсон поблагодарил и тут же засунул его в рот.

Дожевав, он взял коробки с патронами и оглядел людей в окопе.

- В случае чего - не поминайте лихом!...

- Мы прорвемся, малыш, - сказал Альтерэго. - Так и передай.

Карлсон кивнул и, тяжело гудя пропеллером, вылетел из траншеи.

Полковник поднял к глазам свой бинокль.

Несколько очередей вразброд ударили за Нисом. У Плутишки похоло­дело внутри.

- Проскочил! - сказал полковник. - Молодец!

- Нам бы такие штаны... - грустно усмехнулся один из гвардейцев.

В ходе сообщения раздался шорох и чьи-то шаги. Один за другим в траншее появились десятка два парней с автоматами, в зеленой форме, похожей на ту, в которой друзья Плутишки ездили в стройотряды.

Один из них подошел к полковнику и, козырнув, сказал:

- Пятый спасательный отряд!

- Сколько вас?

- Со мною - двадцать три.

- А о броне что слышно?

Парень печально покачал головой. Значит, нет...

- Плохо... - сказал полковник.

- Если мы не пробьемся - там погибнут все... - с болью бессильной ярости сказал один из гвардейцев. На лица бойцов было страшно смот­реть.

Плутишка обернулась к Альтерэго и увидела, как тот, опираясь на пулемет, опустился на одно колено.

- Госпожа! Госпожа! - услышала она его тихий голос и вздрогнула.

- Час пришел, Госпожа! Отпустите их! Отпустите!...

И, как ответ на его слова, послышался нарастающий рокот танкового мотора. Все обернулись в сторону Тирета.


По ведущей к мосту дороге шел танк. Черный, как ночь, танк - ста­рый, но из тех, что полвека назад называли лучшими в мире - с зияющей в лобовой броне пробоиной, заткнутой изнутри танкистским шлемом. "ЗА НИСЛАНД!" - было написано белой краской на его башне.

Танк сходу перевалил траншею, и Плутишка увидела, что за башней его на броне лежит, положив на лапы голову с горящими глазами, Черный Волк. Она узнала танк из Долины.

Черный Рыцарь поднялся с колена и с пулеметом наперевес через миг оказался на бруствере траншеи.

- Вперед!!! - крикнул он громовым голосом.

И тогда Плутишка увидела, как поднимает людей та сила, единствен­ная на свете, перед которой ничто любое превосходство Зла - переплавленная в Ярость Любовь.

Солдаты поднялись так, словно не было двух неудачных атак, словно не лежали на мосту их сраженные товарищи, словно не ждали их за Нисом выдыхающие смерть пулеметы. Да, гвардейцев осталось мало, но их гремя­щий боевой клич был страшен.

Вслед за танком они лавиной ворвались на мост и снова мелькал впереди черный шлем Альтерэго, а рядом с ним - фуражка полковника, ко­торый поднялся со всеми в эту последнюю атаку, где всем им оставалось только победить или погибнуть.

Вперед! Вперед!! Вперед!!! Вот они уже на том берегу... Грохочущие молнии ракет ударили навстречу танку - и отскочили от его черной брони огненными шарами. Башня танка развернулась, резко ударила пушка и ракетная установка исчезла в огне и грохоте. Пулеметы из траншей ударили по мосту - и захлебнулись один за другим. Это двое гвардейцев и Кот, поднявшись за погибшим в прошлой атаке танком, били пулеметчиков почти в упор.


Танк был уже у вражеской траншеи, когда оттуда поднялся волонтер с гранатометом на плече и прицелился в борт. Но прежде, чем он нажал на спуск, черная молния взвилась из-за танковой башни. Навстречу ей ударила автоматная очередь, но было поздно - прошитый в воздухе пуля­ми, Черный Волк рухнул на гранатометчика и намертво стиснул челюсти на его горле...

Танк, гремя пулеметом, шел вдоль траншеи, и волонтеры бежали перед ним и перед рвущимися вперед с яростным криком гвардейцами...

Карлсон, сидя у стены под развороченным окном, набивал магазин своего автомата последними патронами. Рядом с ним сидел, прижавшись небритой щекой к стволу автомата, один из членов торнского Совета. За окном на площади методично бухала гаубица, посылая в стены ратуши один снаряд за другим. По комнатам и коридорам полз едкий дым разгорающего­ся пожара, который нечем было тушить.

- И когда у них только снаряды кончатся... - просипел Карлсон.

- Никакой экономии, это точно, - печально усмехнулся его сосед. - А все-таки

мы долго продержались. Ах, сволочи! И дернул нас черт пове­рить

Гросланду и Минланду! Слышишь, какая стрельба на улицах... Людей,

людей жалко! А что сейчас сделаешь... Эх!...

Издали послышался приближающийся рев танка.

- Еще один, - вздохнул Карлсон. - Сейчас тоже, небось, в окна садить

начнет, зараза...

Танк ревел уже совсем близко.

- Вот и все, - сказал член Совета, - конец...

И, как ответ ему, за окнами вдруг прогремело:

- За Нисланд!!!


Карлсон и его товарищ, как подброшенные пружиной, вскочили и выг­лянули в окно.

И увидели, как черный танк сминает гусеницами гаубицу, от которой разбегается расчет, а за танком бегут, стреляя, гвардейцы и спасате­ли, и впереди всех - Капитан Альтерэго в черном шлеме и пулемет его разит волонтеров, которые удирают, бросая оружие.

- За Нисланд!!! - заорал Карлсон, вскинув руку со сжатым кулаком, и вылетел в окно, паля последними патронами по разбегающимся волонте­рам.

Лишь три десятка бойцов прорвались к ратуше вслед за танком, ос­тальные полегли на мосту, у траншей и на улицах, но не ждавшим отпора волонтерам эти тридцать показались целой армией и солдаты Варганда по­бежали, бросая свое оружие, танки и бронемашины. Лишь на окраине Торна командирам удалось остановить их и организовать линию обороны.

А по городским улицам бежали тем временем к своим казармам торн­ские гвардейцы. В течение часа оборона вокруг Торна была восстановлена и усилена трофейной варгандской бронетехникой - той, что осталась на ходу. Правда, прежде, чем ее использовать, из каждой машины пришлось вытряхнуть кучу награбленного волонтерами добра.

- Лем! Эй, Лем! - Альтерэго постучал прикладом в люк механика-во­дителя. – Вылезай, открой тайну! Как это ты смог одновременно вести машину и стрелять?...

Черный Танк стоял посреди городской улицы. Рядом на газоне сидели и лежали те, кто уцелел.

- Лем, вылезай! - повторил Альтерэго, рядом с которым стоял Кот.

Но вместо люка механика-водителя с лязгом откинулась броневая крышка на башне. Оттуда показалась красная распаренная физиономия под нахлобученным танкистским шлемом.

- Хо-хо-хо, друзья мои! Вот это было Настоящее Дело!

- Разрази меня гром, если это не Его Светлость! - воскликнул Чер­ный Рыцарь. - Смотри, Кот!

- Будь у меня шляпа - я бы ее снял! - сказал Кот. - Как вам уда­лось

втиснуться в танк, Ваша Светлость?!

- Хо-хо-хо! Даром, что ли, я три недели без роздыху колол дрова во дворе

моего замка?!

- У вас воля настоящего Рыцаря, мой Герцог! - улыбнулся Альтерэ­го.

- А вы полагали, мой друг, что я способен сражаться только с про­

довольственными запасами моего замка? Сегодня не те времена. К тому

же мне повезло - я добрался до танка Лема как раз тогда, когда лейтенант

уже заводил мотор.

- Так значит, это вы так метко стреляли, Ваша Светлость? - улыб­нулся Черный Рыцарь.

- Вот еще! - рядом с Герцогом открылся второй люк и оттуда высу­нулся небритый Предводитель Хунты. - При всем моем уважении к Его Светлости...

- Действительно, друзья мои, мне доверено было только заряжать, но смею

надеяться, что с этой работой я неплохо справился. Что такое пара

снарядов после трех недель колки дров? Но каков наводчик наш

Предводитель!

- Кстати, - спросил капитан, - а где Хунта?

- Хунта? - Предводитель зловеще ухмыльнулся. - Они увязались за нами и

приехали в Тирет, сидя за башней. Но там их ждала ужасная участь - я

сдал их прямо на руки очень кстати подвернувшейся мадам Зе­леной!


В этот момент с лязгом поднялась крышка на лобовой броне. Худой носатый танкист неторопливо вылез из люка и крепко обнял капитана, а потом Кота.

- Рад, что вы оба живы! И что я снова с вами. Вы уговорили Ее... Но я что-то

не вижу Черного Волка...

Кот опустил голову.

- Он лежит возле моста, - сказал Альтерэго. - В окопе. Мертвый. Он спас и

тебя, и, быть может, всех нас...

Лем, побледнев, закрыл глаза.

- Ему повезло, - сказал Кот, - Он погиб, как надо... - Да... - одними губами прошептал танкист. - Он погиб, как надо. Черный

Волк. Больше он не вернется в свою рощу...

Лем снова полез в люк, на свое место. Мотор танка взревел.

Альтерэго и Кот молча прыгнули на броню. Танк с лязгом развернул­ся и двинулся к мосту.


8.


Торнская резня, где от рук варгандских волонтеров погибли сотни мирных жителей, вызвала сильнейшее возмущение простых людей в Грослан­де, особенно когда в госпиталях тамошней столицы появились раненые из Нисланда и рассказали, к а к это все было. На стенах гросландских до­мов появились надписи "Антехедор - предатель и убийца!" Ведь генерал легко мог остановить преступление, но его войска не сделали ни одного выстрела.

Возмущение достигло таких размеров, что герцог Гросландский счел его опасным для своего трона - ведь Антехедор, как ни крути, выполнял его приказ не вмешиваться. И он издал указ о замене Антехедора на ге­нерала Свона. Антехедору, впрочем, не на что было обижаться - указ спасал ему жизнь, ведь появись он на улицах Торна или Тирета - его просто разорвали бы на части. К тому же указ переводил его в теплое и вполне безопасное место, куда Антехедор и отбыл, подписав на прощанье приказ о предании суду за дезертирство лейтенанта Грея, сгоревшего вместе с танком у моста.

Герцог Гросландский также направил в Нисланд комиссию "для разъ­единения и примирения сторон" во главе с генералом Спарроу, старой штабной крысой и крючкотвором.


Все эти дни Плутишка провела в госпитале у Королевы. Правда, сна­чала она ужасно боялась крови и не могла помогать таскать раненых из-за своей больной спины, но ничего не делать было бы ужасно стыдно - ведь Плутишки, несмотря на все свое вредство и ехидство, имеют доброе сердце - и она нашла для себя дело.

Многим раненым нужна была не только медицинская помощь, они стра­дали не только от ран, но и от всего того, что случилось у них на гла­зах с теми, кого они любили. Вот этим страданием и занялась Плутишка.

Сначала ей было очень трудно. В Движении БУХ! Сеньор и Сеньора говорили о том, как избавляться от страданий, но то, что они советова­ли, больше подходило для несчастной любви или служебных неприятностей, или ссор, а тут было совсем, совсем другое страдание...

Ей помог Песус. Проплакав два дня после гибели своего хозяина, щенок успокоился - ведь он был еще совсем маленький, а руки у Плутишки были ласковые. И Песус принялся с важным видом разгуливать по палатам и коридорам. И там, где он появлялся, глаза у людей теплели, страдание в них отступало. Они просили Плутишку, чтобы она посадила щенка им на постель и гладили его дрожащими руками, чесали ему за ухом и щекотали круглое щенячье пузо. Особенно радовались ему дети. А Плутишка сади­лась рядом и заводила разговор о чем-нибудь, совершенно далеком от войны и страданий. Правда, вести эти разговоры было нелегко - ведь ни­когда нельзя знать, какое сказанное невзначай слово всколыхнет вдруг в человек всю боль его сердца. Но у Плутишки получалось...


Когда в Тирет прибыла комиссия Спарроу, Плутишка, прослышав, что речь идет о примирении, решила поучаствовать в этом деле. Однако Спар­роу, к которому она пришла, просто от нее отмахнулся, поморщившись и сказав: "Без вас разберемся, барышня..."

Плутишка, тем не менее, решила не отступать и отправилась к гене­ралу Свону, который тоже входил в комиссию.

Природа, работая над лицом Свона, явно пользовалась самыми прос­тыми инструментами вроде топора и зубила, и поначалу он совершенно не понравился Плутишке, но потом она увидела серьезные и внимательные глаза, устремленные на нее, и вспомнила, что Кот говорил о Сеньоре...

- Хорошо, - сказал, выслушав ее, генерал. - Завтра ты поедешь с на- ми в Торн.


Открытый джип, в котором сидели Спарроу, Свон и Плутишка, миновал мост, с которого уже убрали погибших солдат, и въехал в Торн.

Плутишка увидела иссеченные пулями дома с выбитыми стеклами, по­валенные, расщепленные деревья, которые временами приходилось объез­жать. На одном из перекрестков стоял сгоревший грузовик со скорост­рельной зенитной пушкой на прицепе и рядом с ним - развороченный бро­нетранспортер с варгандским гербом на борту, вокруг которого валялись обгорелые шторы и простыни. Тут и там со стен кричали надписи: "Анте­хедор - Иуда!", "Антехедор - убийца!"


На площади перед ратушей их встретил полковник, командовавший штурмом Торна, и несколько гвардейцев. Полковник был с перевязанной головой и опирался на палку.

Спарроу, Свон и Плутишка вылезли из джипа.

- Идемте! - сказал полковник и, повернувшись, зашагал с площади, тяжело опираясь на палку. Все последовали за ним.


Вскоре они оказались на широком бульваре, усаженном розами. Мно­гие цветы были сломаны, смяты, затоптаны, а в одном месте среди них выступала куча свеженасыпанной земли. Пахло чем-то скверным.

- Убитых на улицах они зарывали прямо на газонах, - ровным голо­сом, не оборачиваясь, сказал полковник, и Плутишка инстинктивно вцепи­лась в рукав Свона, на скулах которого выступили желваки. Спарроу только поморщился. Полковник свернул в переулок и остановился перед двумя рефрижера­торными автофургонами с гросландскими номерами.

- Я вижу, гуманитарная помощь из Гросланда уже прибыла, - удов­летворенно сказал Спарроу.

- Она самая, - подтвердил каким-то странным голосом полковник. –

Гуманитарная. От его светлости герцога... Откройте!

Один из гвардейцев лязгнул запорами и распахнул задние двери фур­гона. Плутишка глянула и в глазах у нее потемнело, ноги стали ватными, она упала бы, если бы руки Свона не успели ее подхватить.

Сквозь звон в ушах она услышала слова полковника: "Большинство детей убито штыками" и бесцветный голос Спарроу: "Какой ужас, в самом деле".

Вцепившись в мундир Свона, Плутишка уткнулась лицом ему в грудь, чтобы ничего не видеть. Тяжелая рука генерала скользнула по ее воло­сам, легла на плечи.

- Трудновато будет их помирить... - тихо сказал Свон.


9.


По склонам холма, где заняла оборону рота гвардейцев, командовать которой поручили Альтерэго, рвались снаряды. Артподготовка Варганда шла третий час и в роте недоставало уже больше двух десятков бойцов - одни были убиты, другие, раненные, лежали на дне траншеи. Отправить их в тыл под огнем было нельзя.

Врытый в землю на склоне холма танк Лема не отвечал на огонь, ка­питан приказал беречь снаряды для отражения танковой атаки. В том, что она последует, сомнений не было - варгандские танки и бронетранспорте­ры нагло, в открытую, накапливались по другую сторону фронта, зная, что артиллерии у гвардейцев почти нет.


Кот, сидя на дне окопа рядом с Альтерэго и Герцогом Бульонским и Паштетским, раз за разом вгонял в землю штык-нож.

- Как думаете, капитан, скоро они пойдут? - спросил он.

Черный Рыцарь взглянул на часы.

- Без четверти десять. Возможно, что уже через пятнадцать ми­нут... Похоже,

что для многих из нас этот бой станет последним.

Кот снова всадил в землю свой штык, потом вытащил его, обтер и примкнул к автомату.

- Терпеть не могу рукопашных, - вздохнул он.

- Ты будешь долго смеяться: я тоже.

- Да, уж вам-то в этом мало кто поверит, капитан, - сказал Герцог Бульонский и Паштетский, который, привалившись спиной к стенке тран­шеи, выковыривал штыком тушенку из консервной банки.

- И тем не менее... Я ведь тоже, Ваша Светлость, не поверил бы месяц

назад, что вы прикатите в Нисланд на танке, хотя и мог во время битвы с

Де Маликорном-младшим лишний раз убедиться в вашем мужестве и

благородстве.

- Да, славные были дни, капитан. А Нисланд... Я не мог не прие­хать сюда.

Здесь льется кровь по вине людей, носящих, как и я, гер­цогский титул, и

опозоривших его. Так вот я здесь среди прочего еще и для того, чтобы

люди потом могли сказать, что были и другие герцоги...


Траншея содрогнулась от близкого разрыва снаряда, сверху посыпа­лась земля. Герцог с сожалением глянул на опустевшую банку и вдавил ее в стенку траншеи.

- Ну, я к ребятам, в танк... - вздохнул он. - Все-таки, чертовски узкие люки в

этих танках!


Ровно в десять артиллерия смолкла и с варгандской стороны донесся нарастающий рев моторов.

- К бою! - скомандовал Черный Рыцарь, и уцелевшие солдаты подня­лись, занимая свои места.

Видно было, как из рощи перед холмом, ломая деревья, выползают танки. Рев их моторов нарастал, заполняя, казалось, все вокруг. За танками цепями шагали волонтеры.

Лица гвардейцев были бледны. Каждый понимал, что это - Смерть.

И вдруг, другой скрежещущий рев и вой возник у них за спиною. Все обернулись...

Грохочущие молнии рвались в небо из-за Ниса. В следующий миг сте­на огня встала там, где ползли варгандские танки и шли цепи волонте­ров. А молнии из-за Ниса все рвались и рвались в небо.

- "Ураганы"! Наши "Ураганы"! - кричал рядом с Котом сержант-гвар­деец.

У некоторых по щекам текли слезы. От счастья. Потому что эти мол-нии были - Жизнь.


- Генерал Свон, вы ответите за это! - с трясущимися от негодова­ния щеками кричал генерал Спарроу. - Вы нарушили приказ! Вы нагло вос­пользовались тем, что я лег спать!

Губы Свона, обнажая крепкие зубы, растянулись в улыбке, которая вовсе не была улыбкой.

- Да, я отвечу за это, - сказал он, слегка растягивая слова. - Перед моей

совестью и честью. И перед теми, кто сегодня остался в жи­вых.

- Вы погубили свою карьеру, Свон, и мою тоже! - прохрипел Спар­роу.

Свон в ответ рассмеялся тяжелым медленным смехом.

По всему фронту продолжала греметь артиллерия... Снаряды рвались сорок минут. А когда взрывы их смолкли, стало слышно, как разворачиваются и уходят немногие уцелевшие танки волонте­ров. По взбаламученному Нису плыли обломки варгандских штурмовых мос­тов.


И наступила тишина. Неправдоподобная, давно забытая тишина...

На улицах нисландских городов и сел люди обнимались и многие из них плакали от радости. Потому что вместо Смерти пришла Жизнь.

На следующий день Варганд объявил трехдневный траур по своим по­гибшим "героям" и запросил перемирия. Батальоны, прибывшие из Грослан­да, начали занимать позиции вдоль линии фронта, разъединяя воюющие стороны.

- Ну так что ты там говорила о гуманизме? - спросил Плутишку Ка­питан Альтерэго. - Теперь, когда людей перестали убивать, я охотно по­дискутирую с тобой на эту тему. Когда люди живы. Ведь это понятие су­ществует только для живых...


10.


Трое всадников подъехали поздним вечером к дому, где жила Плутиш­ка.

Кот соскочил на землю и помог ей слезть с Белого Коня. Она погла­дила челку Глазастика, чмокнула его в теплый нос и, сказав "Ну, по­ка!", исчезла за дверью.

- Тебе, конечно, кажется смешным,

Что я твоей завидую собаке...

- сказал Кот, глядя на закрывшуюся дверь.

- Сонет номер сорок де­вять... И снова для меня не нашлось ядра. Неужели

я бессмертен, я - последний в моем роду?...

- Куда ты теперь? - спросил Черный Рыцарь. - На свою крышу?

- Не знаю. Снова вернуться туда, где никто не ждет тебя... Не к кому - значит

и незачем... Мне горько смотреть на собранные там книги, капитан - их

некому будет оставить...

- Отправишься в Манстон?

- В Манстон? Летать с мертвыми... Почему бы тогда не прямо в Чер­ную

Долину? Сосновая Поляна опустела, место есть...


Одетый с головы до пят в черный мерцающий лед, Кот поднялся в седло своего Черного Коня.

- Кто сказал вам, что все это - боль?

Это просто опять надо мною

Распростер свои крылья орел,

Пораженный все той же стрелою...

А вы куда, капитан?

- Я обещал вернуться в Сур. Помнишь переправу?

- Да, конечно... А ты, Глазастик?

- Вернусь на мою поляну в Долине. И буду ждать, когда она снова вспомнит

обо мне...

- Тогда до встречи... - сказал Кот и Глазастик, превратившись в маленькое белое облако, растаял в темной вышине.


Альтерэго медленно снял свой шлем - Плутишка, наверное, дорого дала бы, чтобы это увидеть! - и провел рукою по лицу.

- Они думают, что мы железные, Кот...

- Из лучшей гросландской стали, капитан. А вы совсем седой...

- За все надо платить. Посмотри на себя, - Альтерэго опять надел шлем.

- Мостить нашими телами дороги для других... - сказал Кот. - А если

вскрикнешь от боли - на тебя глянут с неудовольствием, ибо твоя боль

нарушает безмятежность их покоя... Нас хотели бы лишить даже пос­

леднего человеческого - права на боль. Нам остаются только наши павшие

друзья, капитан...

А помните селение в Суре? Ту надпись на стене:


Я

ТЕБЯ

ЛЮБЛЮ


Помните?

- Да. И как ты приложил внизу свою лапу...

- "Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею,

то я - медь звучащая или кимвал бряцающий. Если имею дар проро­чества,

и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы

переставлять, а не имею любви - то я ничто. И если я раз­дам все имение

мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том

никакой пользы... Любовь... всему верит, всего надеется, все переносит.

Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратят­ся, и языки

умолкнут, и знание упразднится...

А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них

больше..."

- Апостол Павел. Первое послание коринфянам...

- Да. Так значит, Сур, капитан? Едем! Слышишь, Черный:

На плацу, открытом

С четырех сторон,

Бубном и копытом

Дрогнул эскадрон...


- Хэй, хэй, хэй! - и два Черных Коня растворились в ночи, унося своих всадников.