Судьбы и время
Вид материала | Рассказ |
СодержаниеТрещит мороз, я вижу розы мая Часть II. |
- На районный конкурс «Моя малая Родина» номинация «Родословие моей земли» (судьбы земляков), 355.53kb.
- Судьбы славянства и эхо Грюнвальда: Выбор пути русскими землями и народами Восточной, 5821.9kb.
- «Здесь нет ни одной персональной судьбы, все судьбы в единую слиты, 21.1kb.
- Муниципальное учреждение Централизованная библиотечная система Новосибирского района, 175.33kb.
- Тема урока «Судьбы людей в революции», 499.05kb.
- Муниципальное общеобразовательное учреждение гимназия, 104.5kb.
- I. Теория заглавия Глава II. Символика заглавий книг А. Ахматовой: , 971.67kb.
- Творческая работа по краеведению Селижаровская моу сош, 75.59kb.
- «Майское искушение» (9 дней), 142.67kb.
- 1930-е годы: интеллигенция и власть (на примере судьбы Васильева А. В.), 56.02kb.
С одной стороны - да. Все - таки существует стереотип. Вы рассказали, про этот случай с 13-летней девочкой. Все таки, в восточной женщине, где-то в подсознании это сидит, что семья, дом - самое главное. Я, например, на все 100% за это! Почему? Потому что, будучи в моем возрасте, считаю, что в очень многих вещах в этой жизни я себя ограничивала, из-за своей профессии. Это было сознательно. Не так, что бы я была дурочкой и не понимала. Я понимала! Но, «иложим канча?» (Что я могу?) Когда приходилось выбирать, я выбирала то, что наверняка. Это был мой вполне сознательный выбор. А сейчас я точно знаю, что семья – это, прежде всего, человеческие отношения – прежде всего, человек не должен быть одиноким, да.
- Как мужчина скажет, так и будет. Работать буду, если муж разрешит… Ой, какие сложные вопросы Вы задаете. Я очень благодарна своей судьбе и считаю себя счастливым человеком. Хотя, очень много было таких моментов, таких провалов или пробелов, которые пока невосполнимы. Но я, как разумный человек, считаю - зато вот это есть, да. И есть какой-то «мувозанат» (равновесие). Я, по большому счету думаю, что сколько бы сложностей не было, все равно жизнь справедлива.
Но всякие периоды бывают. Всегда, в любом государстве, в любой истории есть периоды подъема, периоды спада. Если отойти от этого времени, да…
- Я как-то, более по-философски на это смотрю. Есть, конечно, больные моменты. Возьмите сейчас среднего человека, он скажет – да. Мне кажется, каждый должен дождаться своего часа. Конечно, такое плебейское отношение к жизни, когда его центрифуга крутится только вокруг каких-то материальных благ и в мнимой такой значимости благополучия, -вот муж сказал, муж есть и т.д. Другое дело - когда от всего этого «кайфовать». Настолько все это индивидуально. Женщина говорит: «Как муж скажет». Может она «кайфует» от этих отношений (смех). Муж- это ее иконостас. Он как ее поведет. Это очень удобная позиция, чувствовать себя такой защищенной, как в крепости. Вот мой муж ведет мой корабль…
- Вот это очень большая редкость - то, о чем вы говорите. Быть абсолютно реализованным. Я себя такой не ощущаю. Я не знаю, чья это судьба такая. Наоборот, мне кажется, как в поэзии сказано:
Прекрасные стихи, всегда полны печали,
Но лучшие из них, из чистых слов слагаемы. (?)
Нужно все это через сердце пропустить, все то, что происходит. На пустом месте ничего не бывает. Редчайший момент, когда райский уголок существует. Когда человек существует сам по себе. Для этого надо быть, гением. Если человек, ну, вот чем он может свое сердце успокоить? Может быть, у меня такой взгляд,
из-за моей ограниченности? Мало с кем общаюсь, семья, родственники, мои 20-летние друзья, книги, эфир и т.д. Все же относительно в этой жизни. Кто-то смотрит только Узбекское телевидение, у кого-то стоит «Камалак»(кабельное телевидение) – еще 5-6 программ. А кто- то имеет тарелки, допустим, и весь мир может видеть воочию. И он знает - то, что теперь нам показывает «Камалак» – это тоже все отборочно. И все Российские программы тоже слизаны откуда-то. Это же все относительно. Понимаете? Все тиражируют – «Бахтли вокеа»(«Счастливый случай»), «Знатоки». Это смешно. И российская программа “Последний герой”, и т.д. Это все зависит от информации, которую ты получаешь, и от восприятия.
Если женщине, допустим, ничего не нужно. Пусть она живет, как она хочет. В этом тоже есть определенная свобода.
Ну, а что касается моей профессиональной карьеры, как то я очень условно отношусь к этому слову – карьера. Я так сильно ни к чему никогда не стремилась. Хотя конечно, это приятно, профессионализм – это всегда то, чего очень уважаешь в людях, несмотря на их человеческие качества и т.д. Но все равно, мне кажется, что всегда человеческое в жизни перевешивает. Потому что, все достаточно зыбко, временно - это как песок сквозь пальцы. Вот сейчас уже год, как я не работаю. И мне, честно говоря, трудно представить, что я когда то работала. Я вспоминаю, мне сейчас даже смешно, неужели все это со мной было. Боже мой, как я выдерживала? Все эти переезды, перелеты, вертолеты, самолеты… Там двойное, тройное давление. (Смех). Косвенное, такое конечно, на уровне подкорки. Ты знаешь, что в Москве надо вот так. Здесь нужно по другому, каждое слово свое нужно продумать. Ну, чтобы не раздражать никого, вместе с тем надо так, чтобы от тебя люди не отвернулись, элементарно. Боже мой, как это все тяжело, оказывается, было. Хотя тогда, я об этом ни на минуту не задумывалась. Это была такая миссия, т.е. выдержать какой то определенный уровень, не поломаться. Потому что, как правило, в эфире то работают 2-3 года, всего, да? Жизнь настолько многообразна, многопланова, что она требует постоянного обновления. И хочешь, не хочешь, все равно… Наверно, это редко вот такая судьба, я смотрю на своих коллег в Москве, здесь, те, кто работали давно. Но в основном, это даже не журналистские профессии, а дикторские, когда на тебя работают колоссальное количество людей. Ну, во всяком случае, в Москве так поставлено.
Ну, вот то, что вы говорите - повлияла ли на меня Независимость?
Ну, безусловно, в том же ключе, как и на всех. А так вот сказать, чтобы резко. Все таки, я немножко далека от всех этих наваждений, от того, что нам старались внушить. У нас была очень тяжелая работа. То, что я работала в Москве, с одной стороны это было сложно, с другой стороны это мне помогло сохранить дистанцию и чистоту. Между тем, что надо знать, и не надо знать, если осторожно говорить. Если обойти эти острые углы, все таки я знала, что я иностранный корреспондент в этой стране. У Никиты Михалкова есть старый фильм - “Свой среди чужих, и чужой среди своих”. Эту фразу я применяла к иностранным корреспондентам. Боже, как же эта фраза такая емкая, да.
Я такой разумный человек, я не люблю витать в облаках. Это мой жизненный принцип. Моя жизнь вся состояла из работы, из пахоты. На меня ни эти разговоры не влияли, я всегда смотрела на себя как на человека, который честно должен выполнять свою работу и достичь в своей профессии какого то профессионализма. Я на заре своей искусствоведческой работы и каталоги издавала и публикации и т.д. И на иностранном языке были публикации, работала я в Эрмитаже, на стажировки ездила и т.д. И там мне очень важно было достигнуть профессионализма, когда то сдавала минимумы. Потом мне это наскучило, какой в этом смысл, все равно знать больше чем я знаю, я не буду. Зачем мне это надо, для того, чтобы иметь корочку ходить обивать эти пороги.
Пусть ко мне относятся как к профессионалу, как к человеку, просто как к человеку. Поэтому, ограничение информации, я никогда на это не смотрела с точки зрения. Я прекрасно понимаю, что в жизни быть в оппозиции выгоднее. Для того, чтобы быть на виду, это всегда выгоднее. Но вот только, надо ли это человеку? Какой от этого результат? Что то поменяется, сможешь ли ты повлиять, чтобы как то изменить ситуацию или нет. Понимаете? А быть просто отрубленной головой для обозрения. Ну, как в древние времена делали варвары. Ну чтобы, неладно было другим, да. Повесили на шест перед воротами. Ну это очень смешная позиция. Я всегда хотела быть адекватной жизни самой. Мне, например, не нужно было ломать какие то копии, если я знала, никогда. Мне легче было, благодаря своей профессии, кому то конкретно помочь. Если ко мне пришел человек, я могу пойти до конца, с кем то и на конфликтную ситуацию, чтобы помочь конкретной личности.
Но сказать, что на меня давление оказывали и говорили, вот это сделайте, это не делайте. Я была как премудрый Паскаль, пока работала в программе “Время”. У нас невидимая стена существовала, не только между теми, кто имеет возможность давить на прессу, и допустим моими коллегами в телецентре. Вы сами знаете. Даже в какой-то степени, в жизни самой, да? Я как-то отгораживалась и делала только то, где я могу не сфальшивить. Мне предлагали сделать, но я отказывалась.
Я никогда не занималась здравоохранением. Этот Ваш вопрос, довольно таки не простой. Здесь какая то счастливая может быть, тоже судьба, в том смысле, что, вот я с чего начала – в какой среде я родилась. Мы, как то старались сохранить чистоту. Я была так сильно занята, что у меня такого большого круга общения даже не было, так, чтобы на меня очень сильно что то повлияло. Я росла в махалле, да. В какой то степени, в махалле – моя бабушка и я, как белые вороны мы были. Не лезут никогда люди, так чтобы повлиять. Хотя хочешь, не хочешь, это же смешно. Мы, все равно, тысячами нитями связаны с тем обществом, с теми людьми, с которыми мы общаемся ежедневно, пожизненно. Хочешь, не хочешь, все равно это на нас влияет. Но я, даже сказать Вам не могу, как кто то мог на меня повлиять. У меня все время была своя точка зрения.
Мне даже этого никогда не говорили. Если в одежде, если совсем просто сказать, то индивидуальность всегда была. Я всегда придерживалась того, что я всегда ходила только в том, что мне удобно. Я даже не смотрела на то, что модно, не модно. Может еще никто не ходил в брюках в Ташкенте, я ходила в брюках. Может не носил короткие стрижки, я состригла свои косы, как только стала более или менее самостоятельным человеком.
На меня очень сильно повлияла моя бабушка - на мою судьбу. Я очень поздно вышла замуж. И вот в молодости, когда я не разбиралась, и можно было выйти за любого, ну, если понравится, да, исходя из каких-то соображений, как узбеки говорят: «Тенг – тенги билан» (Ровня с ровней) – у меня в этом плане была очень высокая планка – т.е. у моей бабушки. Не у меня. Потому что в этом плане я была в какой-то степени забитым ребенком. Когда вот сильные родители, родственники, тогда дети, как бы природа, как - будто отдыхает, да. Как-то ты стараешься свои эмоции все держать под контролем. Со мной никогда не было таких ситуаций, как вы говорите – поломалась и т.д. Все было так ординарно, ну вот никак. Ну, жила и жила, училась и училась, нормально училась. Окончила институт, пошла работать, пригласили – поменяла профессию, пошла на телевидение, тихо работала там…
У меня и не было-то практически родителей. Судьба сложилась так, что моя мама после смерти папы вышла замуж, у нее была другая семья, а мы остались в семье деда. И нас с братом воспитывала бабушка. Она была великая модница - она так до сих пор рассказывает. Была человеком с прогрессивными взглядами. Дедушка, видимо, ее так воспитал. Поэтому она всячески поощряла, что я выглядеть должна была, как полная… Хочешь отрезать волосы, ну, отрежь. К косметике, правда, было строгое такое отношение. Она всегда сама мне все покупала. Ну, ни у кого не было, допустим, кожаного пальто, или ни у кого не было лаковых туфель, или сапог на очень высоком каблуке, а у меня они всегда были. Смешно об этом говорить, я на это никогда не обращала внимания. Как-то по женски к этому не стремилась. Я об этом помню, потому что мне об этом говорили.
Дед мой очень рано ушел, я практически его не помню, но он был всегда примером мне в жизни, - такая легендарная личность. Очень много я слышала о нем, он был очень близок с домла Ойбеком. Они общались со старым этим кругом людей, и бабушка моя жива - ей 92 года. И вот на формировании моем все это сказалось, мне нужно было себя так вести, так работать, чтобы имя своего деда не поставить под удар. Хотя, если так говорить, может, кто-нибудь и не поверит. Потому что жизнь человека все равно состоит из мелочей… Скорее всего, принадлежность именно к этой семье очень сильно повлияла на меня. Я должна была не только как-то оправдать эту фамилию, но, по крайней мере, не посрамить ее. Это, наверное, самое сильное впечатление моего детства. У нас был великий дед. Мы знали, конечно, что до него не дотянемся никогда, но жить надо так, чтобы не уронить своей фамилии. Хотя в каждой семье всякое бывает, в какой то мере наша семья даже трагическая. Многое было, что сейчас изменить невозможно. Рано очень ушел папа из жизни. Он был болен. В сущности смерть дедушки очень сильно отразилась на взрослом поколении нашей семьи. Но, несмотря на это, мы все очень тесно сплочены. Сейчас уже это третье поколение - мои двоюродные братья, сестры. У нас очень близкие отношения, мы все равно сохранили эту семью, хотя у всех уже свои семьи, свои дети и т.д.
У нас в школе была учительница - Нина Дмитриевна. Это была изумительно красивая женщина. Она преподавала русский язык и литературу в нашей 150 школе. Это был настолько красивый человек - она никогда не повышала голоса, у нее в глазах были такие искорки. В ней абсолютно отсутствовала стервозность, как обычно бывает у школьных учителей к своим ученикам. Нина Дмитриевна была таким человеком как будто ее взяли из другого мира и посадили учительницей. Она была всегда великолепно одета, ухоженная, красивая... Это были собирательные образы. Моя мама, например, защищалась у Пугаченковой. Когда я была совсем маленькой Галина Анатольевна часто бывала у нас, и мама ездила к ней. Она была ее руководителем в работе над кандидатской диссертацией. Я думала, боже мой!.. Почему я стала искусствоведом? Потому что с того времени мне моя мама и бабушка говорили: «Ты будешь искусствоведом?» Не говорили впрямую, что у Галины Анатольевны. Потому что кто она - ученый с мировым именем, и кто я. Хотя у нее книги невероятно скучные. Но вот ее работоспособность, ее необыкновенная целеустремленность и то, что она знала настоящих мастеров. Я смотрела на нее и думала -вот это да. Я не хотела конкретно на кого-то быть похожей. Потом, когда я училась в институте, я вам говорила, была Лола Агзамовна Ходжаева. Еще тогда, в 68-70-х годах, она ходила с такой гладкой прической. И вообще, эта женщина была каким-то символом. Я ходила к ней на уроки сценической речи.
Может быть, это даже не точка. Но я в приложение ко всему, хочу сказать следующее. Я обожаю Франсуа Виньона. У него есть шикарное стихотворение “От жажды умираю у ручья”. И вот я всегда прихожу к этому:
Трещит мороз, я вижу розы мая!
Я Вам советую не мучиться, пусть сейчас трещит мороз!
Но человек, все-таки, как бы это ни было банально, как бы сам строит свою судьбу. Как он к чему отнесется, так это и развернется вокруг него. Ничего у нас не происходит просто так, все происходит у нас в голове, прежде всего. Я не очень люблю китайцев, потому что для меня было шоком, когда я была в Китае. Китай на меня произвел колоссальное впечатление вот этот парадокс, который, наверно, не существует ни в одной стране. В Китае – создать такую богатейшую культуру, и вместе с тем быть настолько бес культурным и в быту. Настолько отвратительными в повседневности, да.
На меня это произвело впечатление такое… Нет, не тяжкое впечатление. Я даже не хочу употреблять это слово – тяжкое. Тяжкое – это когда теряешь близкого человека, это тогда, когда находишься в состоянии беспомощности, когда ты не можешь ничего поделать. Я всегда стараюсь поломать это дело, но не всегда получается. У меня были такие моменты в жизни… Нет, это была парадоксальная ситуация. Но я обожаю их великую философию. Придумать такую пытку, да. Возить его по великим городам и селам. Не написать про него, не опорочить, не сделать статьи, нет.
Поставить его в клетку, да по середине города и заставить каждого, кто проходит, плюнуть ему в лицо. И этот человек через два дня просто никто.
Ну, не знаю, придумать такую пытку.
Вместе с тем Лао Цзы говорил: “Следите за вашими мыслями. Они начало ваших поступков”. Все зависит от того, что у нас в голове. Какой уровень интеллекта, отношение к жизни, мироощущение, мировоззрение.
Так складывается наша жизнь… Не надо Вам так сильно переживать из-за этих женщин, которые не хотят никуда двигаться. Может, придут люди, которые…(смех). Придет, может, такое поколение, которое будет Жаннами Д’Арк, да. Хотя Жанна Д’Арк тоже была одна. Понимаете? Это нельзя так, это какой-то такой ход истории. Ну, не знаю, конечно, всегда нужно стараться делать что-то хорошее. Но для меня вот это хорошее всегда было весьма конкретно. А конкретно – это нужно с каждым человеком говорить, смотреть ему в глаза, и, если можешь, – помочь ему.
Часть II.
Наброски к портрету.
Я согласна со своей судьбой. Берта Давыдова
Я родилась в Езеване в семье Даудбая. Отец был богатым человеком, у него было много земли, работников. Он был владельцем хлопкового завода. У отца были братья Муратбай и Ибрагимбай, и они оба были состоятельными людьми, известными и уважаемыми в городе. Люди не заходили в мечеть до тех пор, пока отец и его братья не войдут туда из-за уважения к ним. Говорили, что они были не чужды благотворительности, за что их популярность среди бедных была высока..
Я была единственной девочкой среди 13 братьев. Моя мать была второй женой отца, она была очень красивая. Помню, как отец меня и маму сажал в коляску и возил гулять по Маргелану. Когда мне было 11 или 12 умер отец, и мы переехали в Ташкент к дяде, брату матери. У них мы жили 3 месяца. Жена дяди была очень доброй женщиной, она ни разу нас не обидела, она знала наши хорошие дни, поэтому она в наши трудные дни хотела поддержать. Когда я окончила 4 класс школы, меня приняли в медицинский техникум им. Ахунбабаева, и окончив его в 1938 году, до 1941 года работала медсестрой-акушеркой в старом городе в поликлинике. После начала войны, когда в Ташкентский военный госпиталь стали привозить раненых, я стала работать там, и проработала 3 года там.
Однажды в наш госпиталь приехал ансамбль во главе с Юнусом Раджабий70, чтобы дать концерт раненым. Ещё в школьные годы я бросала свой тряпичный портфель на землю останавливалась около репродуктора на улице, чтобы слушать музыку. Так я выучила песню Халимы Насыровой «Светлые вечера». Иногда я пела эту песню для раненных Поэтому когда концерт окончился наши врачи сказали, что, и у нас есть своя певица. Юнус Раджаби попросил и, мня спеть тоже.. Я как была в белом халате вышла на сцену. Спела один куплет, смутившись, я убежала. Юнус Раджаби сказал, «Доченька, у тебя очень приятный голос, я отведу тебя на радио». Я ответила: «Я дала клятву медработника, и к тому меня начальство госпиталя не отпустит». Но меня отпустили, и я с 1943 года 45 лет без перерыва проработала на радио.
Мой брат Мардухай Давыдов учился в Ташкентской Консерватории на вокальном отделении и стал солистом в театре имени Алишера Навои. Мой другой брат – Рафаэль учился в ТашМИ. В это время материально мы жили очень трудно Однажды, моя покойная мать, пошла к соседям , попросить одну касу муки., с тем. Чтобы когда вернется вечером брат отдать им деньги за муку. Соседка сказала, что она даст муку, если моя мать им постирает. Мама согласилась, ей соседка положила для стирки гору грязного белья. Через некоторое время с учебы пришел брат. Поднимаясь на балхану увидел мать, которая на другом дворе стирала. Тут же он спустился, пошел к соседке и разбил стиральный таз из керамики, взял мать за руку и привел домой. Он сказал соседке: «Вы не изволили подождать, когда я вернусь и отдам деньги, без этого Вы не дали матери только одну касу муки. Вы не знали кем была наша семья!»
Позже брат после дневной учебы работал сторожем. Он содержал нашу семью. После окончания учебы он служил в армии, а после войны вернулся, защитил диссертацию, позже он стал проректором ТашМИ.
Как-то в Ташкент приехал Таджикистана Шахназар Сохибов, руководитель ансамбля «Шош-маком» при таджикском радио. Наш директор Абдулла Уразаев познакомил меня с ним и попросил: «Пожалуйста, поработай с нашей Бертой хоним, обучите её десяти таджикским макомам. Работа будет оплачена Ташкентским радио». Так Шахназар ака выучил меня. Я не знала нот Обучение шло традиционным методом: от устаза к шогирду – из уст в уста. Так в моем репертуаре появилась классика. Позже и при ташкентском радио появился ансамбль макомистов.
Помню и военные годы. Я работала на радио, братья были на фронте. Мама от бедности со слезами отдала двух младших братьев в детский дом. Однажды вечером я возвращалась в наш старогородский дом с концерта. Шел дождь, а я была в хлопчатобумажной стеганой курточке, вязаной юбке, а на ногах- галоши.. Улица наша превратилась в грязевое болото. Я подумала, что если промокнут мои галоши, то завтра мне одеть будет нечего, поэтому я сняла их и босиком добежала до дома. На утро у меня была высокая температура и я слегла.. В комнате , где мы жили, стояла печка- буржуйка, топлива не хватало. Мой брат сломал ограду айвана и затопил печь, что бы согреть комнату. Тут ещё прохудилась крыша, и с потолка покапало. Мама поставила ведро. Едва оправившись, я вышла на работу, от этих домашних проблем с крышей, с печкой, с топливом, я расплакалась.. Я им рассказала, что в доме сидеть негде, из-за прохудившейся крыши.. «Не плачь», сказали они. И в тот же день привезли один мешок соломы и методом хашара починили нашу крышу..
Из радиокомитета нас всех - певцов, дикторов, редакторов и прочих сотрудников время от времени отправляли на сбор хлопка или на прополку. А вечерами мы давали концерты колхозникам. 5-10 км мы ехали в село на телеге. Телега запрягалась двумя быками. Дороги пыльные, а после дождя было много грязи. Иногда, телега застревала в грязи, мужчины сходили с телеги, и толкали её. В нашем ансамбле работали такие известные певцы Акбар кори Хайдаров, Карим Муминов, братья Шоджалиловы (мы их называли кори ака). Среди них были Барно Исакова, позже она вышла замуж и уехала в Таджикистан. Там она продолжила свою певческую карьеру и стала народной артисткой.
В студии я пела песню «Сарахбори ороми шом», зашел какой-то человек, диктор сделал мне знак петь ещё, я запела «Самарканд ушоги», которую я любила от души. Когда я закончила петь, этот человек подошел ко мне и поблагодарил. Затем он обращаясь ко мне спросил: «Почему ты такая тоненькая?». Это был тогдашний руководитель Узбекистана Усман Юсупов. Наш музыкальный руководитель Ориф Косимов: «Эта девушка очень талантливая. Она знает кроме узбекских песен, таджикские и уйгурские и очень хорошо их исполняет. Но семейное положение у неё очень трудное. У неё на иждивении старая мать и трое младших братьев.» Усман Юсупов дал мне карточки на хлеб, на отрез пальтовой ткани.
На радио меня назначили дежурной от певцов: в 5 утра я должна была идти в УзТАГ71 и принести на радио свежие газету и новости. Тогда дикторами были Тураб Тула и Хамид Гулям, они зачитывали новости, а в перерывах мы пели, тогда был прямой эфир, позже нас стали записывать. В 1959 году Юнус Раджаби организовал ансамбль макомистов. В течение 7 лет мы записывали выученные от устазов макомы на магнитные ленты. В студии звукозаписи мы записывались в основном ночами, когда на улице прекращалось движение транспорта С работы я приезжала в 5 утра на поливочной машине, которая проезжала мимо моего дома.
1948 году я вышла замуж за военного врача Рахима Махмудова. Он был очень ревнив, и требовал, чтобы я бросила работу и сидела дома. 3 месяца я просидела дома. Пошли звонки на радио. Звонили и из правительства: «Где Берта Давыдова?» Отвечали: «Она вышла замуж. Шараф Рашидов вызвал к себе мужа и меня. Он сказал: «Бертахоним- человек искусства, ей надо работать.» Так я продолжила свою работу.
Как-то, то ли в 1956, то ли в 1957 годы, я должна была участвовать в большом концерте. Я попросила мужа, чтобы он вместе с сыном пришел на концерт, а потом бы мы погуляли бы по парку, поели бы мороженое. Он сказал, что не пойдет. Но он оставив сына дома, тайком пришел на концерт. Когда концерт уже кончился, какой-то зритель во время моего пения громко сказал: «Ну, и глаза!». Сидевший в задних рядах мой муж видимо услышал это. Во время антракта мне сказали, что ко мне идет какой-то военный. Я вышла. Это был мой муж, он подошел ко мне и дал мне пощечину.. Я упала, волосы, и одежда были в пыли. Музыканты взяли его за руки. В это время уже объявили мой номер. Я отряхнула одежду, пригладила волосы и вышла на сцену..
После концерта дома меня встречал встревоженный сын: «Мамочка, не заходите в дом, папа шумит, очень рассержен, он сжег все ваши платья!» Я вместе с 6-летним сыном пошла к матери
Вслед за мной приехали соседи: «Вашего мужа за дебоширство забрала милиция,» - сообщили они. Я побежала в милицию, это было 8 марта, начальника нет. Я просила дежурного отпустить мужа, написала расписку, что у меня нет к нему претензий, и привезла домой. По дороге я ему сказала: «Вот ключ от дома, Рахим ака. Я пришла, чтобы Вас не держали в тюрьме, у нас есть ребенок. Но с Вами жить я не буду. Я оставляю вам и дом и вещи. Я боюсь, что с вами я умру, лучше мне умереть на сцене за мои песни. У нас разные дороги.»
Я вырастила и дала образование сыну сама. Он преподаватель ВУЗа. Перепадает русский и английский. Слава Богу, он хороший человек, я горжусь им.
Нет большего счастья, чем быть любимой зрителем, найти дорогу к его сердцу. За все я благодарна судьбе, и за свои бессонные ночи, и за мое одиночество, за благодарность зрителя, за каждую мою песню, потому что моей жизнью была музыка. Я не о чем не жалю.