Судьбы и время

Вид материала

Рассказ

Содержание Светлана Муратходжаева. Новый базар).

Подобный материал:

• На районный конкурс «Моя малая Родина» номинация «Родословие моей земли» (судьбы земляков), 355.53kb.
• Судьбы славянства и эхо Грюнвальда: Выбор пути русскими землями и народами Восточной, 5821.9kb.
• «Здесь нет ни одной персональной судьбы, все судьбы в единую слиты, 21.1kb.
• Муниципальное учреждение Централизованная библиотечная система Новосибирского района, 175.33kb.
• Тема урока «Судьбы людей в революции», 499.05kb.
• Муниципальное общеобразовательное учреждение гимназия, 104.5kb.
• I. Теория заглавия Глава II. Символика заглавий книг А. Ахматовой:            , 971.67kb.
• Творческая работа по краеведению Селижаровская моу сош, 75.59kb.
• «Майское искушение» (9 дней), 142.67kb.
• 1930-е годы: интеллигенция и власть (на примере судьбы Васильева А. В.), 56.02kb.

Светлана Муратходжаева.

Мой дед по материнской линии был зажиточным. Звали его Усман-ака. В Той-тепе у него были мастерские, они перерабатывали масло из хлопка, кунжута, парварду делали.. А мой дед по отцу был у него управляющим, хотя происходил из среды духовенства. Их в семье дяди было четыре сестры, а брат умер. У этого деда был сын, грамотный, родился он в 1897 году, а мама была на семь лет его моложе. Дед сам предложил такой союз. Мама рассказывала, как в день свадьбы (а ей было всего 15 лет) она сидела на крыше и наблюдала за своей свадьбой, как приходили гости, привезли той. Её с трудом нашли, заставили спуститься и одеться. Мама рассказывала: «Папа так бережно ко мне относился, окружил меня с первого дня любовью и лаской».

Папа был очень музыкальным человеком. Учился в САГУ на медицинском, и когда он был на третьем курсе, его отправили секретарем райкома в Челекский район. Это 30-е годы, он был одним из передовых людей.

Одним из первых он заставил маму сбросить паранджу и уговаривал её отрезать косы. Это был человек с прогрессивными взглядами. Можно судить по нашим именам: брат – Владимир, второй брат – Юрий. Я – Светлана, чтобы жизнь была очень светлой.


Случилось так, что дети, рождавшиеся в эти годы, умирали – кто от воспаления легких, кто от дифтерии или кори – и поэтому, когда я родилась (а это было в 1942 году, в разгар войны), то я была желанным ребенком. И у нас как-то так получилось, что мальчиков было больше, а девочек – одна. У меня была только одна старшая сестра, и рождались между нами в основном мальчики, поэтому я была долгожданной, любимой, и свое детство вспоминаю только с улыбкой, я всегда была окружена любовью, была баловнем. Сестра, будучи старше меня на 16 лет относилась ко мне как к дочери и баловала меня. Мы жили в махалле, и меня согревает, когда все говорят тепло о моих родителях.


Каждый четверг мама готовила плов и обязательно, где бы дети ни были, они собирались вместе, это был как «родительский день». И каждый раз отец при всех нас благодарил за вкусный плов, целовал ей руку.

Мы жили в махалле, называлась она ”Баланд масчит”, очень интернациональная махалля. Там был байский дом, потом сделали из него театральный институт. Потом была лагманная, рядом школа…. Мы учились в 42 школе, узбекской. Рядом было общежитие. Там жили Саодат Кабулова³⁰, Махмуджон Гафуров³¹, Эътибор Жалилова³². Жил дирижер, статный мужчина, забыла, как зовут, - один из первых дирижеров, женщины обсуждали его... Очень приятно вспомнить, как празднично проходили торжества в нашей махалле – свадьбы, и хотя после войны время было трудное, все что-то несли.

Старики в махалле следили за детьми, говорили им отангга рахмат (спасибо твоему отцу). Люди были наивные, преобладало доверие друг к другу. Тогда мы жили одной ногой при социализме, а другой при коммунизме. Все в магазинах было, отложить можно было на курорт, можно было слетать в Москву. Я осталась без отца в 13 лет. Мы с мамой каждый год летом ездили в Ленинград. У нас была большая дом, 10 комнат. Мама сдавала квартирантам, брали по 3 рубля – это был дополнительный доход. Мама преподавала в медицинском училище. Брат, что сейчас академик, в детстве был немного болезненным – мама ухаживала за ним, поэтому перестала работать. Она всем помогала. Ее любили, не зря её звали Рахбархоним. Она, к сожалению, тоже рано умерла…


С детства я любила ставить спектакли. Мы звали ребят с махалли и ставили у себя дома спектакли. Я была довольно активным ребенком. “Завкли бола эдим” (Была веселым ребенком). Меня всё увлекало, все было интересно. По физкультуре у меня были успехи. В классе я отличалась – быстро бегала, высоко и далеко прыгала. Всегда участвовала в спортивных состязаниях. В 9 классе к нам пришел заслуженный тренер по физкультуре Николай Николаевич Лакиза и отобрал нас среди девочек. Мы пошли к нему, в «Трудовые резервы», и начали заниматься. Занимались акробатикой… Я ходила в синяках, но спортом занималась. В разгар своих спортивных успехов загорелась театральным институтом. Меня заметили, мне сказали: «Подготовь монолог, выучи стих и приходи на просмотр». В общем, я пришла на просмотр, страшно волновалась. У меня была шифоновая юбка, юбка клеш… (смех). У меня есть, конечно, фотографии. Он прослушал, юбка висит, я решила, что все испортила. Мне сказали, что берут сразу на 3 курс. Наби Рахимов набирал, решила поступать на 1 курс и прошла все 3 тура. В это время я училась в педагогическом институте, на факультете физической культуры. Меня не отпустили, и документов не отдали. “Как?! Ты же единственная студентка-узбечка в институте…” В 1963 году я окончила педагогический институт, факультет физического воспитания. Это был последний выпуск, потом этот факультет упразднили – там было больше педагогики.

Анатолий Зукурович говорит, раз ты не хочешь, может, на вечерний пойдешь. Гинзбург набирал – я пошла, этюд показала. Сразу ввели в дипломную работу. В спектаклях я могла применять то, что мне дал спорт. Для того чтобы получить диплом, я год проработала в спортивной школе интернат им. Титова. Я преподавала ритмику – я учила детей правильно двигаться, танцевать танго… Недавно встретила своего ученика, он, оказывается, работает таксистом. Говорит, что очень благодарен: “Благодаря Вам, Светлана Кадыровна, я умею танцевать вальс”. Было очень приятно, конечно.

Потом пошла я в Театр юного зрителя. Меня сразу взяли. Мне все время везло, везло на хороших людей. Стали ставить спектакль “Горянка” по произведению Расула Гамзатова. Летом поехали на гастроли в Карши, по области ездили. Обычно после спектакля ставили концерт. В спектакле “Горянка”, в конце, меня убивают. Потом, во время концерта, я выхожу спиной к залу, а когда оборачиваюсь, узнав меня, зрители говорят: “Вой, тирик экан”…(смех), т.е. меня всегда умиляла наивность наших людей.

В это время объявили конкурс на Узбекфильме в студии “Киноактера”. Мне 22 года, интересно же. Я подала документы. 750 человек подали документы, прошли всего 25 человек и среди них я. К сожалению, после первой кинопробы сказали, что я не похожа на узбечку. ”Глаза зеленые, сама беленькая, волосы тоже светлые”. Это потом мои волосы потемнели (смех)…

11 лет все ждала, заметят меня или нет. Волосы были у меня длинные, такие косы тяжеленные. Двигалась я хорошо, танцевала. Все говорили, что танцую превосходно (в ТЮЗе танцевала). Я все ждала, но меня не заметили. Ну, не похожа на узбечку!

Так моя роль мне и не досталась.


А мы жили как все, может быть и лучше чем многие.. У нас водопровод был в доме. Печь такая - “буржуйка”. Ну, уголь приходилось таскать. Это было обыденно, нормой. Я этому не придавала значения. Видимо, не с чем было тогда сравнить. И когда в 1966 году сломали наш дом, и мы переехали, условия стали лучше.


Потом я решила попробовать свои силы в театре им. Хамзы. Так получилось, что я часто ходила к ним. Мне сказали: “Давай к нам в театр, все равно ты с нами”. Это было время, когда начинался раскол театра Хамзы. Я уже была замужем, у меня было двое детей. И мне муж говорит, давай попробуй свои силы. Гинзбург ставил спектакль “Ой тутилган тунда” (ночь затмения луны). Я подготовила монолог – мне помог Марат. Гинзбургу показали, он смотрел на меня очень близко и сказал: « Я вам поверил, завтра в 11 назначьте репетицию, будем пробовать… заказать костюмы», - т.е. меня сразу приняли. Я на крыльях прилетела домой, довольная. Думаю, меня приняли в театр драматический. Начались репетиции. Костюмы мне уже шьют. Буквально через несколько дней я узнаю (не буду говорить фамилии), что министру позвонила мать одной актрисы и начала возмущаться: “Как моя дочь, известная актриса, будет играть в дублерах, а какую-то девочку с улицы взяли основной”. Начались интриги. Гинзбург возмущался – детский сад что ли? А мы дружили с Риммой Ахмедовой и Светланой Нарбоевой. Я через них узнала, что предметом этого скандала оказалась я. Мне так стало плохо. Боже мой, и это Академический театр! Я ушла – и все. Все, кто был на моей стороне, очень возмутились. Гинзбург умер через неделю. Это была темная полоса в моей жизни, был страшный осадок.

Я вернулась в студию. Пошла я ассистентом в студию мультипликации. Сверху мне разрешили заняться тем, чем я интересуюсь. Был такой режиссер Юрий Сергеевич Петров. Очень хороший человек. Я проработала у него ассистентом на одном фильме. На второй фильм - “Черепашка”, он меня взял уже сорежиссером. Он поверил мне. И все с этого пошло. В моей жизни анимация стала занимать большое место. И следующим фильмом уже был “Почти невыдуманная история” (сценарий Эльёра Эшмухамедова). Вы знаете, я не могу сказать, что жизнь у меня была, как сказка. Было очень тяжело. Ко мне все равно относились, как к актрисе. “Ну, актриса, что она может.» Когда привозили из Москвы хороший сценарий, ведущие режиссеры сначала отбирали его для себя. А потом, из оставшегося, я тоже себе выбирала что-нибудь интересное.


Мне посчастливилось работать с замечательным художником, прекрасным человеком Сергеем Алибековым⁵⁵. Когда я прочитала сценарий, мне захотелось создать фильм от рождения до смерти “Дорога обратная”. Сценарий попадает мне в Москве. Мне хотелось снять фильм через наши обычаи. Я поехала к тете и все записала, наши обычаи. Получился такой узбекский вариант фильма. Мы поехали в 1989 году на международный кинофестиваль анимационных фильмов «Крок». Среди фильмов до 10 минут мы получили приз “За самый лучший фильм”. Я считаю, это (мультфильм “Нить” – прим. Д.А.) самый лучший фильм в моей жизни. Конечно, здесь заслуга Сергея Алибекова⁵⁵. Это был адский труд в техническом плане.


Почему я поздно вышла замуж? До 25 лет все искала такого человека, как мой брат. Он всегда был для меня идеалом мужчины, идеалом человека, настоящего интеллигента, чтобы всю жизнь был для меня как путеводная звезда. Именно потому, что я выросла в семье, где были такие отношения, и у меня в семье сложились такие же: мы живем уже 35 лет, я не могу пожаловаться. Были моменты - больше года мы жили отдельно в Гулистане, куда его направили работать. Был период, когда казалось, что будь у нас непрочные отношения. Каждую неделю он приезжал, иногда я ездила к нему. Но все равно был период. Ветер большое чувство как огонь разжигает, а малое тушит. Что- то, в этом роде.

Я не могу сказать, что моя жизнь сплошная сказка. Я вышла замуж в семью, где их было 8 человек детей, мы со свекровью разные люди, я была первой невесткой.

Разные мировоззрения, воспитание, отношения к нравственно- моральным ценностям другие. Но, несмотря на это, до скандалов не доходила. Были обиды слезы, непонимание. Очень важно, что у меня было такое детство. Я была снисходительна к людям, которым не очень повезло. Я была терпимой к чужим недостаткам. (Смех)…

Мне в этом смысле как-то повезло… Мой муж ухаживал за мной четыре года. Я старше, он моложе меня на 4 года. Поэтому я говорила, что не выйду за него. Но он был настойчив. Он был такой благодарный слушатель. Я помню, читала вслух пьесу “Король Лир” маме и ему. Мама сидела, плакала и у него слезы текли. Были моменты, конечно подкупающие. Почему я отдала предпочтение именно ему… В 1963-64 году не было живых цветов зимой (я 13 января родилась) он принес букет живых цветов. Он потом признался, что, оказывается, купил в цветочном магазине 6 горшков цветов, отрезал и сделал букет. Это же надо было сообразить. Не один из моих столичных кавалеров этого не сделали. В нем было что-то настоящее, мужская надежность. И я не ошиблась. Я за ним как за каменной стеной. У меня были дважды очень сложные операции под наркозом. Он никому не доверил. Он 4 суток стоял возле меня. Не уходил домой даже помыться или поспать. В этом смысле мне очень повезло. Он очень хороший человек, надежный человек. Я ему очень благодарна.

Д. А.: - У Вас такая известная семья. К вам ходили, наверно часто сваты?

• Ну, были. (Смех.) Сватались в основном, мои же родственники. Я была принципиально против этого. Ну и кавалеры были. Судьба наверно. Он – мой муж, в 1963 году приехал поступать в Ташкент. Я смотрю, у нас во дворе ходит такой современный мальчик. У него такой петушок, узкие брюки. И подкупающе удивительное лицо, светлое. Он не остался незамеченным мной. Все время брат говорил: «У него такая светлая голова”. А мама говорила: “Он министром будет, он умница”. И на самом деле. Вы знаете, когда Указ вышел о назначении, он пришел домой и со слезами говорит: «Как жалко, что мама не увидела. Она еще студентом мне предсказывала”.
  

Д. А.: - Как вы выбирали профессию актрисы?

• Оказалось так, что мама не была в восторге. В начале, когда я занималась спортом я всю махаллю шокировала. Соседки отговаривали маму, как узбечка и артистка. Я запомнила мамину фразу, это меня и сберегло. “Мени кизим 40 та эркакни ичида хам калласини йукотмайди” (Моя дочь даже среди сорока мужчин себя не потеряет). Она мне верила, я не могла её подвести. Она с детства относилась ко мне как к взрослому человеку. Я с 7 класса ходила с классом отмечать все праздники. Ребята ходили ко мне домой, мы дружили, и все это было на полном доверии. Мама приглашала ребят домой пить чай. У нас всегда кипел большой самовар. Я хорошо помню всегда у нас был чай готов.
  

Д. А.: - Вот интересно, все равно сопротивление было. Но вы нашли в себе силы?

• Да, я смогла убедить маму. Меня очень поддержал брат. Сестра тоже вначале была на стороне мамы. Старший брат не вмешивался. Он участник войны, у него была тяжелая жизнь. Он был в лагере и один год был в Сибире. Естественно, что у него была надломленная психика. Он не выносил города, суеты, толкотни. Он жил в районе, всю жизнь проработал зубным врачом. Он не вмешивался. А другой брат меня поддерживал, способствовал чтобы я искусством занималась. Сестра сама в детстве мечтала стать актрисой, в школе играла в спектакле “Тахир ва Зухра”. Она всю жизнь проработала глав. врачом 21 поликлиники. 35 лет проработала, сейчас уже давно на пенсии. У нас было всё. Отец каждую субботу по вечерам играл на чанге, нае, дутаре. Он играл на инструменте, мы танцевали, соседи заходили. Такой концерт импровизированный. Как-то такие яркие воспоминания детства. Ну, мама, она не была активно против, но пыталась меня разубедить. Я помню, она как-то сказала: “У меня трое детей нормальных, и одна артистка”. Хотя я знала ей нравилось то, что я делаю. Она была моей союзницей. Причем, когда Рузван стал за мной ухаживать, она сказала: “Я буду спокойна если ты выйдешь за него замуж, если выйдешь замуж в старый город, то тебя там съедят”. Он ей нравился, давай выходи за него, я согласна. Она была очень мудрая.
  
• У меня много было таких моментов, конечно, в жизни. Например, я была счастлива, когда впервые после репетиций я играла в спектакле “Горянка”. Я видела как дети сопереживали. Такие моменты надо было как-то отыграть. Я говорила им, что плохо слышу и т.д. Хлопали зрители и слезы были. В такие моменты чувствуешь себя счастливой.
  

Мубина Мухамедова.


Я родилась в Бухаре, в старой части города Бозоринав (букв. – Новый базар). Эта махалля расположена вдоль речки Шахруд, между первым куполом торговых рядов и Регистаном. Наш старенький дом сохранился и поныне.


В семье у нас, можно сказать, был матриархат. Дед по линии матери, бабушка, сестра – имели кровное отношение к эмиру Саид Алим (хан)у. Моя мама жила в Арке (крепость, где располагался двор Эмира), там был участок, где жили родственники эмира. А отец был сабунгарон (поставщик мыла), он поставлял мыло эмирскому двору. Он был из семьи потомственных, фамильных сабунгаров, только они имели право поставлять мыло эмиру. Он был на десять лет старше матери, и как-то заметил её, разнося мыло, и с тех пор каждый раз пользовался случаем, чтобы увидеть её.


Но в 1920 году произошли большие перемены... эмир бежал, а с ним и многие его родственники, в том числе и мамин отец. Его сопровождала большая свита, но мама с бабушкой остались. Почему-то дед согласился с этим, и не забрал их, по-видимому, полагая, что это недолгая разлука, и вскоре он вернется в Бухару.


В 1923 году мои родители поженились, так как дед, главный противник этого «неравного» брака, бежал, а бабушка дала своё согласие, зная семью отца. Маме было тогда 13 лет, а отцу- 23 года. Родители прожили вместе 66 лет. Мы похоронили отца в 1990 году, в возрасте 90 лет. Помню, отец мой рассказывал о нашей матери, своей тогда будущей невесте: ”…захожу и вижу девочку, играющую в куклы. Вместо двери, она пользовалась окном… “ С первых же дней он лелеял мать, а она не то, чтобы командовала им, но была властной. Мать моя была довольно избалована, хотя никогда не злоупотребляла этим. Отец считал её умной, принимающей правильные решения, и мы с сестрой росли в семье, где все были дружны и относились друг к другу с пониманием. Может именно поэтому, из-за роли матери, и у меня, и у моей сестры выражены лидерские качества.


Может именно поэтому, из-за роли матери, и у меня, и у моей сестры выражены лидерские качества. Сестра моя 1938 года рождения, она 27 лет была директором школы. Я также с детства была активна, и в учебе, и в пионерской работе. Была делегатом Пятого Всесоюзного пионерского слета, в 1958 году. Нас тогда привезли в Ташкент, а потом была Москва... Мой дядя, Мухаммедов Абдулхак, ещё в 1949 году приехал работать в Москву по постановлению партии, основывать ресторан «Узбекистан». Он организовал дело, и был первым директором этого ресторана на Неглинке до 1959 года.

И я, как заканчивала занятия в школе, вместе с сестрой каждое лето ездила в Москву.

Тогда самолеты не летали, ездили поездом. И с детства Москва была как второй дом.

Я пошла в школу в 1953 году. Эта была школа с таджикским языком обучения, и к тому же «девчачья». Помню по 5 класс включительно, там учились одни девчонки. Это был период в советской педагогике раздельного школьного обучения. Потом нас объединили со школой им. Сталина, где учились одни мальчики. Мы уже были довольно большими, и когда нас объединили с ребятами, и они пришли к нам, нас сажали так, чтобы девочка сидела с мальчиком за одной партой. Первый урок так сажают, а на втором уроке мы вновь сидим по-прежнему – этот ряд сидят девчонки, а другой ряд - ребята с ребятами. Это, конечно, мне запомнилось на всю жизнь. И сейчас, иногда, когда мы встречаемся, - школьные подружки, друзья, - ребята говорят: помните, как вы вели себя, девчонки? Ну а вы? Тоже так же себя вели... Школа была девчачья, школа им. Куйбышева, средняя образовательная. Но получилось так, что я закончила 8 классов, а это были хрущевские времена, и тогда ввели 11- летнее образование.


В 1961 году, когда я закончила 8 классов, нас направили в Бухарскую трикотажную фабрику для прохождения практики. Соответственно последующие три года мы должны были обучаться, а один день в неделю работать на трикотажной фабрике. Когда я пришла, посмотрела, мне как-то не понравилось производство. После практики надо было решать: или оставаться, заканчивать старшие классы, или же уходить из школы. Дома я родителям сказала, что мне не нравится на трикотажной фабрике. У меня склонность была к рисованию, к точным наукам, меня с детства тянуло именно к точным наукам. Школу восьмилетнюю я закончила на «отлично» !

Муж сестры работал директором Бухарского строительного техникума и вот он говорит: давай к нам, у нас в техникуме узбечек почти нет. Создали этот строительный техникум в 1960 году, а школу я закончила восьмилетнюю в 1961 году. Он и говорит: может к нам придешь, окончишь строительный техникум, это же интересно. И мы решили с подружкой Нигматовой Латофатхон поступить в Бухарский строительный техникум после 8 класса, это было в 1961 году. Конечно, нас двое узбечек, остальные, да, были девушки, но русские. Первый год поступала еще одна узбечка - Орифжанова Манзура ее звали. И вот считайте, во всем техникуме всего трое узбечек, остальные все ребята, ну и девочки русские.

Первое время нам интересно было: мы закончим и неужели будем среди мужчин работать? После таджикской школы надо было пойти учиться в русскую группу, где занятия в основном велись на русском языке. Я подумала, что заодно научусь нормально говорить по-русски. И мы пошли с подружкой. Первый год нам как-то тяжело было, но мы это все осилили. Уже начиная со второго курса мы абсолютно не чувствовали себя отчужденными, никаких не было сомнений. Да, мы будем первыми девушками-узбечками в этой области, и будем работать в строительных организациях.

И действительно, так получилось, что когда мы окончили Бухарский строительный техникум, меня распределили на работу в строительную организацию, строительный трест ПМК-1. В 1965 году как раз создали у нас в республике строительный трест, создали Министерство сельского строительства. Был министром Насыров Хаким ака – первый министр сельского строительства в Узбекистане. Создали ПМК⁴¹-1 сельстроя. Мы работали там, после строительного техникума, проходили производственную практику.

В процессе учебы я полюбила свою профессию, и с удовольствием пошла работать. Начала я свою деятельность с мастера производственного обучения, потом пошла инженерная деятельность в производственном отделе. В 1966 году я поступила в филиал Ташкентского политехнического института, на вечернее отделение. Днем я работала, вечером училась. После второго курса перевелась уже на дневное отделение Ташкентского политехнического института, училась в Ташкенте.


Я окончила Ташкентский политехнический институт по специальности «промышленно-гражданское строительство» в 1971 году. В 1971 году вернулась в Бухару, в свой стройтрест, уже дипломированным - инженером. Работала на разных должностях: начальником проектно-сметного отдела, начальником технического отдела, начальником производственного отдела треста Бухараоблсельстрой, и в 1978 году была назначена заместителем управляющего трестом Бухараоблсельстрой Минсельстроя СССР.

Так получилось, что когда меня утверждали на должность заместителя управляющего по производству, наш министр Насыров Хаким ака говорит: «А вы знаете, что вы единственная женщина, тем более узбечка, которая будет работать заместителем управляющего по производству. Вам не страшно?» Я сказала: «Нет, не страшно».

Я чувствовала себя довольно уверенно, потому что до этого назначения прошла все этапы производства. Представьте себе, я с 1961 года на стройке, то есть семнадцать лет уже! Ведь когда мы учились в Бухарском строительном техникуме, мы одновременно и работали. Это были хрущевские времена, может, тогда рабочей силы не хватало, поэтому мы работали, и после 4-х часов дня учились. Так что я с 1961 года уже знала, что такое строительная площадка. И когда меня назначили зам. управляющего по производству в системе Бухараоблсельстроя, я никаких трудностей не чувствовала, с первого же дня работала и была уверена, что справлюсь с этой должностью.

Получилось так, что мне, видимо, повезло. В те годы началось строительство поселка Афшона, расположенного рядом с Бухарой, родины великого Авиценны⁴⁴. Строительство поселка было приурочено к 1000-летию Абу Али Ибн Сино (Авиценны). По постановлению ЦК Компартии и Совета Министров УзССР, генеральным подрядчиком назначили трест Бухараоблсельстрой. И я вместе с областным архитектором Бухарской области - тогда у нас работал в этом качестве Шарипов Назим Хакимович, сейчас он на пенсии, - начали осваивать эту строительную площадку. Мы начали работу с разбивки домов, и построили в поселке тогда 118 домов, да-да, если память мне не изменяет, 118 домов. И все социальные объекты строили мы, т.е. генеральным подрядчиком этого поселка выступал наш трест. Я ходила тогда в сапогах...

Да, вот был интересный момент, когда приехал Шараф Рашидов. Стройка была в разгаре, приближалась торжественная дата, и вот тогда приехал Шараф Рашидович, собрал всех аксакалов, ему было интересно, видимо, поговорить, узнать - как, что? Поселок Афшона начали строить именно на том же старом месте, где по определению, родился Ибн Сина. Когда Рашидов собрал аксакалов, в беседе он сказал: «Мана отахонлар, шу ерда Ибн Сино сизнинг хамкишлогингиз тугилганлар, биз шу кишини маъракаларини утказамиз, деганларида - Ха, Шароф бобо, биз Ибн Синони кариндошлари буламиз... Ха, отахонлар, сизлар шу кишини кариндошларисиз. Энди минг йил утган¹«. Мог же он вот так сказать. Он подтвердил, не хотел обидеть этих стариков: да, вы потомки. Вот этот момент запомнился, как они сидят на топчане и смотрят... А вообще, мы строили этот поселок с таким воодушевлением.


Получилось так, что в 1980 году меня пригласили в обком партии и говорят: «Мубина Сагдуллаевна, скоро выборы в Совет народных депутатов. Вы узбечка, строитель. Как вы смотрите, если будут выдвигать вашу кандидатуру в депутаты городского совета?»

Я говорю: «Не знаю, я настолько занята на стройке, будет ли у меня возможность работать по избирательному участку».

Ну, тогда они мне говорят: мы хотим рекомендовать вас заместителем председателя Бухарского облисполкома. Это было в 1980 году. Я говорю:

- Нет, я не пойду.

- Как это вы не пойдете? Вы коммунист, вы обязаны.

• Нет, я не могу. Я Афшону еще не достроила (смех).
  

- Как это вы Афшону не достроили?- говорит тогда второй секретарь Обкома партии и смотрит на меня.

- Вы представляете, столько вложено. Скоро будет юбилей нашего любимого прадеда. Как это, столько вложено и я уйду сюда в город работать. Во-первых, я уже не городская, вы поймите меня правильно. Я ушла в систему сельского строительства и, работая здесь, чувствую себя уверенней. Вы представляете, я сейчас приду в город. Во-первых, в городе меня никто не знает. Я не в плане того, что я не городская, выросла-то я в городе Бухаре. Но меня как специалиста в городе никто не знает, потому что всегда, начиная уже с 1965 года, я работаю в сельском строительстве.

• Ничего, теперь будут знать и в городе!
  

Мне даже дали участок, предложили, чтобы я работала заместителем «Председателя горисполкома по идеологии, т.е. все идеологические вопросы, замыкаются на мне. Я говорю: «Я далека от здравоохранения, я далека от народного образования. Город - это вузы, это сузы, здравоохранение, т.е. все, что входит в социальную сферу. Я не готова!» Тогда они сказали: «Ладно, идите. Все».

Я успокоилась. Я думала, у нас на этом разговор окончился. Но тут пошли выдвижения. Меня выдвигают кандидатом в депутаты. Прошли выборы, и в феврале месяце прошло первое заседание сессии городского совета. Я прихожу на сессию как депутат городского совета, и тут объявляют, что предлагается на должность заместителя председателя Бухарского горисполкома кандидатура Мухамедовой Мубины Сагдуллаевны. Правда, чтобы не солгать, вечером перед этим меня вызвали к Первому секретарю Обкома партии Исмаилу Жаббаровичу. Он говорит: «Мы вашу биографию изучили, вы подходите нам на эту должность. Завтра будет сессия горсовета, предложат вашу кандидатуру на должность заместителя председателя Горисполкома. Если, конечно, изберут вас, тогда мы вас поздравим». Ну, я ничего не смогла возразить секретарю обкома партии.

Но тут , когда мы отмечали 1000-летие со дня рождения Ибн Сины, я вошла в оргкомитет как представитель города. Это мероприятие мне тем нравилось, что если я строила Афшону как поселок, то тут юбилей отмечала как хозяйка города, принимала гостей. Юбилейные мероприятия проходили в Душанбе, в Ташкенте, потом в Бухаре - очень широко, на высоком уровне.

Я четыре года проработала зам. председателя Бухарского горисполкома, большую школу прошла. Но уже 1984 году меня избрали зам.председателя Бухарского облисполкома. Уже вся область, проблемы опять-таки женщин. Была общественная работа, я была председателем общества охраны памятников.

3a это время я заочно окончила Академию общественных наук при ЦК КПСС, так было принято в те годы. В 1984 году я поступила здесь же, в Москве, и закончила Академию.

А в Бухаре мы работали, работали. Все делали для того, чтобы процветала область, на благо наших людей. Когда я работала зам.предом облисполкома, открыли медицинский институт. Бухарский Медицинский институт. Тут было много организационной работы, все было на плечах облисполкома. Но мы работали как единая команда. Первым ректором института был Муминов Акрам Ибрагимович. Нам пришлось все начинать с нуля, надо было создать базу медицинского института. Это стоило больших усилий.


Я еще горжусь тем, что в свое время, в 1990 году, еще до распада Советского Союза, было принято Постановление ЦК Компартии Узбекистана о праздновании 2500 летия Бухары, Хивы. Тогда мы приехали сюда, в Москву, - я наш областной архитектор Шарипов Насим Хакимович и зам.председателя Бухарского горисполкома. Мы две недели были здесь и подготовили проект постановления ЦК КПСС, Совета Министров СССР о «2500-летии города Бухары». Мы тогда прошли 17 министерств и ведомств, союзных. Это и Министерство культуры и Госкомитеты. Но получилось так, что это постановление не вышло в свет, потому что произошел распад Советского Союза. Но в 1994 году 2500-летие Бухары мы все-таки отметили. В любом случае я рада тому, что мы начинали это дело и довели до конца. Тогда юбилей был отмечен на международном уровне.

О работе в те годы... Тут Юсуф Нигматович ⁶² вспоминал: (говорит с таджикским акцентом) «Ой, помните как вы приезжали в Кабинет министров, когда решался вопрос о том, чтобы переименовать Бухарский педагогический институт в Бухарский Госуниверситет?».

Почему-то тогда в Кашкадарье вопрос этот решили, в Хорезме решили, в Термезе решили, а в Бухаре нет. Сидят все зампреды, министр высшего образования, и обсуждают этот вопрос, дело не двигается, я тогда встала и говорю: «Если только Бухарский пединститут не будет переименован в Государственный университет, я прямо пойду в ЦК Компартии Узбекистана. Потому что и в Карши, и в Термезе пединституты были филиалами Бухарского пединститута. В Бухаре пединститут создавался после Ташкентского Университета и является одним из старейших учебных заведений». Я говорила то по-русски, то по-узбекски, было видно, что нервничала.

Помните, в Ташкенте волнения студентов тогда были? Мы, как зампреды, ездили в общежития, и каждый собирал своих студентов, активистов, и с ними работал. И вот министерство высшего образования выступило с инициативой перевести ребят - студентов Ташкентского университета, обратно в Бухару. А те ребята отказались, сказали: мы туда не пойдем, мы учимся в университете, а в Бухаре институт.

Но для того, чтобы создать университет, я и бухарских студентов своих подниму! В итоге, комиссия согласились: «Подписывайте, все равно Мубинахон от нас не отстанет. Справедливость должна быть, а то что скажет профессура Бухарского пединститута?».

- Как вы с бухарскими студентами работали, какое они впечатление на вас тогда произвели?

- Вы знаете, первое, что они начали делать - так это оправдываться. «Опа, бизнинг дахлимиз йук»(«Мы к этому не имеем отношения»). Мы не имеем к этому отношения.

Я их упрекнула: Вы знали, что готовятся беспорядки. Чего вам не хватало?»

На самом деле, там (т.е. в демонстрациях) не было бухарских ребят и, слава Богу!


Как я работала в те времена, будучи одной из немногих женщин на руководящей должности, в окружении одних мужчин? Спокойно, у меня не было никаких комплексов. На стройках, действительно, преобладали мужчины. Но, бывая и среди строителей, и потом на должностях, я чувствовала себя уверенно, не знаю, с детства было привито что ли. Но всегда проблемой вставал вопрос о моем замужестве. Разговор часто заходил на эту тему, что семьей нужно обзаводиться.

Это был непростой вопрос. На своем пути я встретила одного человека, в 1966 году мы учились вместе с ним в институте. Мы стали встречаться. Его отец был ректором нашего Бухарского политехнического института. Когда речь пошла о серьезных намерениях, возникла проблема. Дело в том, что его мать была татаркой, и, как выяснилось, хотела бы, чтобы сын женился либо на женщине смешанных кровей, либо на татарке. У них был еще старший сын, там жена была тоже татарка. Мы с Шавкатом очень любили друг друга. Его отец знал меня, я у него в филиале училась два года. Он знал меня как девушку именно с таким волевым характером. Хусан Нигматович, отец Шавката, встретился со мной как-то в Ташкенте, и говорит: Мубинахон, кизим (дочка), вот так да так, я все понимаю, но мать, (т.е. его жена) хотела бы видеть не вас, а ту, которую она хочет. Я сказала: «Хусан Нигматович, мы любим друг друга, но если вопрос стоит так, что она меня не принимает, я никогда не соглашусь выйти замуж за вашего сына».

У нас в Бухаре когда сватают, первыми идут мужчины. Это у нас называется «эркаклар келиб, жавоб олишади» (придут мужчины, они получат ответ), и только потом идут женщины и сватают. Опять - таки неординарная была ситуация со мной. Если в те годы молодые встречались, то старались, чтобы соседи не знали, это в 60-е годы! Здесь же мои родители знали, что мы встречаемся. У нас все было поставлено открыто.

Он мог прийти, постучать, открывал дверь, допустим, папа, он здоровался и « говорил: «Можно мы с Мубиной сходим в кино?» и т.д. У нас в семье так было, любой вопрос обязательно должен был знать папа, должна знать мама. С родителями были у нас такие отношения, да, мы их понимали, мы их уважали как отца, как мать. Но отношения были настолько дружескими, что мама была как подруга, и с отцом были такие же отношения. Тем более он всегда меня баловал. У нас от родителей не было никаких секретов, это с детства так было поставлено.

Мы с ним встречались четыре года... Вся Бухара знала об этом, потому что их семью знали хорошо, и мою семью все знали хорошо. И когда возник вот такой вопрос, я приняла решение. Я сказала «нет, - все!». Я вышла очень спокойно, и после говорю Шавкату, (а это было как раз перед дипломной работой), - «Шавкат, мы останемся друзьями.» «Почему?» «Потому что я женщина, и она женщина, и в первую очередь мы должны понять друг друга. Если я приду в этот дом, и твоя мама меня не примет, это уже не будет семья. Поэтому ты извини меня», - и так мы расстались. Расстались так, что здесь тоже, наверно, сказался мужской характер. Я работаю, рядом стройтрест № 163, где он работает, у нас двор общий. Я утром иду на работу, он стоит, я ухожу с работы -он стоит, как бы провожает меня взглядом. Но при этом мы только здороваемся, «здрасьте - до свидания». И вот так я вся отдалась работе. Когда такое случилось со мной, такой удар с первой моей любовью я вся отдалась работе. Для меня, кроме моей работы и моих близких родственников - отца, матери, сестры и ее детей, больше никого не было. Я как-то вся ушла в работу. И сколько приходили сватать, ребята подходили, - ну нет. И я не выходила замуж, и он не женился. Но при этом все люди знали, что мы не общаемся. Это длилось больше пяти лет. И вот так, через пять лет, его женили. Мне к этому времени, считайте, в 1976 году, исполнилось уже 30 лет. Я к тому времени успела уже сделать себе кое-какую карьеру. Я вступила в партию, работала секретарем партийной организации этого строительного треста, помимо работы, у меня еще и общественная нагрузка была. Все работа, работа, работа... В 1980 году, когда я стала заместителем председателя Бухарского Горисполкома⁶⁸, тут уже для меня личной жизни вообще никакой не было, и времени не было. Хотя раньше говорили так, что: а-а, если на партийно-советской работе, то уже ясно, кто-то поддерживает, кто-то проталкивает. Вы знаете, тем более у нас в республике, в Узбекистане, это было обычно. Но получилось так, что когда моя первая любовь завершилась так неблагополучно, у меня к мужчинам появилось не то чтобы «презрение, а какое-то равнодушие. Все время, работая в мужском коллективе, я не чувствовала, как я над ними командую. Для меня женщины и мужчины были равными. Ну, судьба, наверно, такая.

Когда меня избрали заместителем председателя горисполкома, мне с первого дня показали мой кабинет, сказали: «Вот здесь вы будете работать». Но ни для кого не секрет, из чего весь мой туалет состоял, т.е. я была строителем, сельским строителем. Ну, были 1-2 платья, чтобы в гости или на свадьбу сходить, а так весь туалет был таким сугубо рабочим ... такая форма была. Допустим, едешь в район, а там идет разбор объекта и нужно сдать объект к 1 сентября, если это школа. И ты едешь в район, соответственно, очень скромно одеваешься. Поэтому мой туалет не соответствовал моей должности - зам.преда горисполкома. Я тогда пришла и думаю: первое, что надо сделать, - это поменять свой туалет, изменить свой имидж. Конечно, вот представьте себе, я приду к профессуре Бухарского Государственного педагогического института и буду выглядеть, как на стройке. Поэтому я с самого начала говорила, что я не пойду на эту должность, что я не готова. А мне говорили: если вы прошли такую школу, как строительство, уж там вы как-нибудь справитесь (смех). И вот так я вошла в свою новую работу.

Тогда была такая тенденция, что даже секретарем горкома партии по идеологии пришла женщина из промышленности - Болтаева Муаззама Ахадовна - она работала директором Бухарской швейной фабрики. Когда она пришла секретарем горкома партии по идеологии с производства, и я заместителем председателя, курирующим вопросы по идеологии, и тоже с производства, мне легче было. Я ее понимала, она меня понимала. Такая солидарность была, потому что мы обе вышли из производства, и мы очень хорошо с ней сработались. Она как секретарь горкома партии разрабатывала идеологию, а я как исполнительный комитет все это внедряла. У нас был такой очень хороший тандем. Первое время было очень тяжело. Во-первых, ты становишься председателем женсовета города. Это все проблемы женщин. Ты - заместитель председателя горисполкома, ты - председатель женсовета города. Помимо того, что там проблемы детства, родов, здравоохранения, это же от рождения, считайте, и до смерти, эта отрасль социальная -охватывает все. Полгода мне было достаточно для того, чтобы я внедрилась.

Потом сложилась и личная жизнь. В 1984 году, 7 ноября, как всегда, отмечали этот праздник. Накануне аэропорты Ташкента и Самарканда были закрыты по метеоусловиям. Все самолеты отправили в Бухару, на запасной аэродром. Мне звонят 6 ноября и говорят: «Срочно надо подготовить общежития больших профтехучилищ, педагогического института и медицинского института. Самолеты приземлятся, надо как-то разместить этих людей». Весь вечер мы встречали и размещали пассажиров. А наутро надо выглядеть нормально, надо стоять на трибуне, принимать демонстрацию. Я под утро, часика в четыре, прихожу домой, объясняю родителям, одеваюсь, приезжаю на площадь. Смотрю: стоят все члены Бюро, председатели райисполкомов. Подхожу ко второму секретарю обкома партии, докладываю, так и так, все нормально, все хорошо. В Ташкенте аэропорт уже между тем открыли. Докладываю я, и рядом - зам.председателя облисполкома по промышленности Рахматов Карим Мухтарович. Это брат Шавката. Вот, оказывается, судьба. Получилось так, что когда я пришла на работу зам.предом по идеологии. Карим Мухтарович тоже работал зам.предом облисполкома, по промышленности. Мы с Каримом Мухтаровичем как брат с сестрой работали. И докладывали вместе. И тут смотрю - стоит молодой человек, совсем незнакомый. А там собираются все члены Бюро, зам.председатели, чтобы подняться потом на демонстрацию. Незнакомый человек, приехал в Бухару. У него, я обратила внимание, волосы черные, брови черные. Мне интересно, во-первых, незнакомый человек стоит с членами Бюро, кто он? Это был 1984 год, для Узбекистана это был тяжелый год. Мы отчитались, нас поблагодарили, меня и Карима Мухтаровича. Все хорошо, нормально, спасибо. Было так, что обычно после демонстрации первый секретарь обкома благодарил нас, и все расходились. Тогда первым секретарем обкома партии работал Джаббаров Мухиддин Джаббарович. Он рекомендовал меня на должность зам. председателя облисполкома. Он приехал к нам из ЦК КПСС. Он знал меня еще с Бухарского горисполкома, знал моего отца, ко мне относился, если можно так выразиться, как к «рабочей лошади». Он поблагодарил, и мы все разошлись. После праздника приходим, первое заседание облисполкома. И тут объявляют: новый прокурор области - Лапушов Геннадий Николаевич.

Я смотрю, а-а, я видела его там, на параде. Мы сидели опять-таки вместе с Каримом Мухтаровичем. А с другой стороны сидел покойный Карягин - первый зам. председателя облисполкома по строительству. Он меня знал еще девчонкой, с 1965 года знал, когда я пришла на стройку. Он всегда обращался ко мне: Мубиночка. Еще коллеги, он строитель, я строитель. Сидим, я спрашиваю:

• Откуда он пришел?
  

Карягин говорит:

• Нет, Мубина, он приехал - из Казани.
  

• Татарин что ли? (смех).
  

Карим Мухтарович сидит, я подчеркиваю.

• Русский.
  

• А волосы почему черные, брови черные?
  

Ну, вот так мы пошутили. После заседания облисполкома мы еще остались.

Я была одновременно председателем комиссии по делам несовершеннолетних по области. У нас было 12 комиссий, и каждый зам. председателя был еще председателем одной из этих комиссий. Получалось в итоге так, что по два раза в неделю мы вынуждены были летать в Ташкент. То заседает одна комиссия, а в конце недели заседает другая. А одно время, помните, нас сняли с депутатских?². Сказали, что депутатские залы будут обслуживать только секретарей обкомов партии. Мы все, заместители председателей областей (а тогда почти все были женщины), собрались как-то в Ташкенте на одном из мероприятий и сказали: Сайера Умаровна³, мы больше не будем приезжать.

- Почему?

- Да потому, что мы утром должны приехать в Ташкент, а вечером уже вылетать, да еще мы должны организовать работу, чтобы завтра все, что вы поручаете, было сделано.

Тогда она позвонила в ЦК Компартии и решила этот вопрос. А то вот вы себе представьте, приезжаешь в аэропорт, билетов нет порой. Там какой-то коммерсант переплатит и улетит, а ты стоишь и ждешь, ведь у тебя не написано на лбу, что ты зам.председателя Областного исполнительного комитета. А ты бежишь, порой к трапу еле успеваешь, только успеешь, чтобы билет зарегистрировали, штампик поставили, и дальше бежишь.

Да, вот так мы работали, это была работа на износ. И поэтому даже времени у меня не оставалось на личную жизнь. У моей старшей сестры уже было трое детей, а родители потихоньку старели. Сестра старшую дочь выдала замуж за сына профессора Караева, известного языковеда. Семья интеллигентная, очень уважаемая, и там 10 детей, представляете, и все сыновья. Ну, и отец -профессор, откуда у него 10 квартир? Когда мы выдали замуж племянницу, мы с отцом пошли к нему: «Хожи ака, сизни хурматизга илтимос билан келдик?»

- Эшитаман, тинчликми?

- Агар рози булсангиз, Шохидахон билан Сирожиддин бизни ховлига утсалар, жой куп⁴.

А мы жили неподалеку. Наш дом, а через 500 метров сестра живет, ещё через квартал - дом самого Ходжи Караева. Я ему объяснила, что родители мои престарелые. Я всегда занята на работе, уезжаю в командировки. Я беспокоюсь за родителей... Через день он привел сына и говорит, - да, мы согласны, покажите, какие комнаты вы им дадите. И они переехали к нам. Я в этом плане была спокойна, я знала, что Шохидахон присмотрит за моими родителями. Она племянница, но как дочь практически росла у нас. Называла меня «мамажон», и ее дети тоже. Когда Шохидахон сама стала мамой, и одновременно бегала сдавать гос.экзамены, за ее ребенком ухаживала не ее свекровь, а моя мама. Поэтому я пошла с отцом просить Караева, чтобы они у нас жили. В этом плане я была спокойна.

Когда в 1984 году я впервые увидела ЕГО, этот человек произвел на меня приятное впечатление, осталось приятное воспоминание от знакомства. Геннадий Николаевич переехал в Бухару с сыном и дочерью, жена у него умерла незадолго до этого. Девять месяцев по приезде в Бухару он жил на даче.

Получилось так, что затем ему дали коттедж рядом с нашим домом, мы теперь жили в одной махалле. В махалле у нас мой отец был уважаемым аксакалом. Отец сразу познакомился с ним, объяснил, как нужно себя вести в махалле, дал ему советы. Геннадий Николаевич по воскресеньям гулял со своими детьми, дочь у него училась в 6 классе, сын - 9 классе. И вот первое время после смерти жены он все делал сам - стирал, и готовил. Мой отец даже жалел его. Потом у нас завязались дружеские отношения. Иногда я поздно иду с работы, а он гуляет с собакой, останавливается поговорить, а я спешу. Он говорит: «А я видел деда, он меня приглашал чай попить». Ну, вот такие отношения были соседские. Его на работе все очень уважали. Потом постепенно наши отношения переросли в более глубокое чувство. Уезжая из Бухары, он мне говорит: «Мубина, вообще как, может, переедешь в Москву? У тебя здесь дядя живет. Как на это смотришь?»

Я ему ответила: «Родители у меня старые, я всю жизнь была рядом. Если я уеду, что с ними случится? Это потом на моей совести будет!»

Он согласился и сказал: «Когда ты сочтешь нужным, я приеду к тебе. Я буду ждать этого часа».

Вот так он уехал. Дочка его заканчивала 11 классов, я навещала их, постоянно общалась с его мамой. И тогда я для себя решила, что я могу принять его предложение. Я это почувствовала душой. В 1989 году умер мой отец, следом в 1991 году умерла мама. В это тяжелое для меня время он неоднократно приезжал на поминки. Но когда он приезжал, он ни слова не говорил о наших отношениях. Такой порядочный человек. Его порядочность выше всего, это все говорили. За это я его ценила. Отметили годовщину моей матери.

По времени это совпало с периодом, когда независимый Узбекистан организовывал свои представительства за рубежом, устанавливал связи со странами как новое суверенное государство. В 1992 году на базе постпредства УзССР в Москве создали посольство Республики Узбекистан в Российской Федерации. До этого, в том же году, Убайдулла Аббасович Абдураззаков, первый министр иностранных дел независимого Узбекистана, уже приглашал меня на работу в постпредство. И вот приезжает Нуриддин Акрамович Мухиддинов, для того, чтобы узаконить документы по празднованию 2500-летия Бухары. Он в то время возглавлял Республиканское общество охраны памятников. Мы поговорили с Нуриддином Акрамовичем, и я призналась ему, что хотела бы переехать в Москву. Родителей я уже похоронила. Профессиональная карьера? Уже двенадцать лет работаю в горисполкоме, зам.предом облисполкома, а теперь уже - зам. хокима (губернатора) области.

Хотя в 1990 году мне предложили стать министром социального обеспечения, и уже вызывали в ЦК Компартии Узбекистана на собеседование, я упорно не соглашалась из-за родителей. Папе было тогда 90 лет, а мама уже три года была прикована к постели. Поэтому я не согласилась тогда переехать в Ташкент.

Когда же я начала поднимать вопрос о переезде в Москву, меня Дамир Салихович спросил⁵: «Ты, наверно, едешь к Геннадию?»

Я, шутя, ответила: «Если получиться и поеду в Москву, то там видно будет, к кому я поеду».

Потом Нуриддин Акрамович приехал и пообещал поговорить с Убайдулла Аббасовичем, этот вопрос он решал. Ну, в конце концов, личную жизнь надо строить. И вот, общими усилиями, решили этот вопрос, дали добро.


Первым секретарем горкома партии у нас тогда работал Джамалов Хулкар Бахадырович. Он пришел к нам из Центрального Комитета партии. Если тяжко, идешь к Хулку Бахадыровичу. Он был тончайшим идеологом, и многому я научилась у него. Практически, весь мой багаж был набран благодаря нему. На любые вопросы идеологического характера у него можно было получить ответ. Не только ответ, он еще как ученику все азы тебе разложит.

Хулкар Бахадырович, после горкома партии работал уже с Алимовой в нашем профсоюзе, а сейчас он уже на пенсии. Они сами кокандские, Хулкара Бахадыровича отец был хорошо знаком с моим отцом. Его отец работал в Бухаре, и с тех пор наши семьи были знакомы, жили в одной махалле. Потом, когда я пришла на работу, он спросил: «Сан Саъдулла акани кизимисан?»⁶ - и относился ко мне как брат. Хулкар Бахадырович меня опекал, я ему очень благодарна за это. Когда я впервые пришла из строительной организации на работу зампредом в горисполком, он многому научил меня. Потому что производство - это одно, а работать на советско-партийной должности - это совсем другое. Там вы работаете, а тут нужно все организовывать.


По долинам и взгорьям жизни…