Geum.ru

Язык и межкультурная коммуникация: современное состояние и перспективы Сборник материалов

Вид материалаДокументы

Содержание


Е.И. Уфимцева
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   48

Е.И. Уфимцева,


к.с.н., доцент кафедры социологии

Саратовского государственного технического университета,

г. Саратов


Информационное неравенство в информационном обществе: социологический анализ


Современное российское общество представляет собой переходный тип от индустриального к постиндустриальному, к информационному, к обществу знаний. Определяющим фактором производства информационного общества выступают знание и информация как продукты человеческой деятельности [Красина, 2007].

Сам термин «информационное общество» приписывается Ю. Хаяши, профессору Токийского технологического института, в интерпретации как общество, в котором процесс компьютеризации даст людям доступ к надежным источникам информации, избавит их от рутинной работы, обеспечит высокий уровень автоматизации производства. В «информационном обществе» должно измениться само производство - продукт стать более «информационно емким», что предопределит увеличение доли инноваций, дизайна и маркетинга в его стоимости, и производство информационного продукта, а не продукта материального станет движущей силой образования и развития общества [Алексеева, 2009].

Термин «информационное общество» был использован Д. Беллом в качестве нового наименования постиндустриального общества, концепция которого была первоначально им разработана. Использование словосочетания "информационное общество" в качестве нового названия постиндустриального общества дало возможность исследователю выделить в качестве дифференцирующего основания не его положение в последовательности ступеней общественного развития - после индустриального общества, - а основу определения его социальной структуры - информацию. Информационное общество в трактовке Д. Белла обладает всеми основными характеристиками постиндустриального общества (экономика услуг, определяющая роль теоретического знания, ориентированность в будущее и обусловленное ею управление технологиями, развитие новой интеллектуальной технологии), но решающее значение для экономической и социальной жизни, для характера трудовой деятельности человека в таком обществе приобретет становление нового социального уклада, базирующегося на телекоммуникациях [Белл, 1988].

Дальнейшая разработка теории информационного общества была осуществлена в концепции современного американского исследователя М. Кастельса, который в качестве отправной точки своих построений использует глобальную экономику и международные финансовые рынки как основные признаки формирующегося нового миропорядка. Концепция информационного общества М. Кастельса строится на основе положения, что культура общества формируется коммуникацией. Так как коммуникация кодирует восприятие человеком реальности, то реальность такова, каков язык ее описания. Соответственно, изменение модели кодирования определяет изменение культуры и образа мира. По мнению исследователя, электронная коммуникация, с присущими ей глобальными масштабами и потенциальной интерактивностью необратимо меняет культуру современного общества. Новое информационное общество - это особая форма социальной организации, в которой создание информации, ее обработка и передача становятся фундаментальными источниками производительности и власти благодаря возникновению в данный исторический период новых технологических условий. Фундаментальная роль в информационном обществе принадлежит СМИ. Если Д. Белл в качестве главного агента трансформации информационного общества выделял знание и информацию, то М. Кастельс – СМИ, а еще точнее, телевидение: «Средства массовой информации, особенно аудиовизуальные, действительно представляют собой в нашей культуре основной материал коммуникационных процессов. Мы живем в среде СМИ, и из них приходит большинство наших символических стимулов….СМИ – это культура, в которой предметы и символы соотносятся с телевидением, от форм домашней мебели до стиля и тем разговора. Реальная власть телевидения в том, что оно подготавливает сцену для всех процессов, информация о которых должна сообщаться обществу в целом, от политики до бизнеса, спорта и искусства» [Кастельс, 200]. Таким образом, язык социальных коммуникаций в информационном обществе, логику развития основных сфер жизнедеятельности людей - от экономики и политики до образования и культуры - структурируют СМИ.

В сочетании с новыми электронными компьютерными технологиями СМИ формируют новую коммуникационную систему – «реальную виртуальность» - систему, в которой происходит подмена реальных образов виртуальными. Поэтому в реальности существует только то, что включено в это символическое пространство «реальной виртуальности». События, люди, территории, выпавшие из этого пространства, оказываются вне социального контекста, вне потока коммуникации, который формирует современный мир. Неслучайно в белловской концепции информационного общества подчеркивается важность обеспечения доступа к необходимой информации индивидов и групп. В информационном обществе информационная доступность становится критерием власти: социальный статус события, человека, территории определяет уровень их информационной доступности, а структура социального неравенства - структуру неравенства информационного.

П.Н. Киричек определяет информационное неравенство как разновидность общего (социального) неравенства, выражающую разноформатный доступ граждан к государственным, общественным, специальным источникам информации и средствам массовой коммуникации, обусловленный различными причинами социального характера. Разновидностями информационного неравенства являются информационно-политическое, информационно-экономическое, информационно–технологическое, информационно-корпоративное [Киричек, 2007]. Предельным выражением информационного неравенства является режим инфократии, означающий монополию правящей группы (элиты) на информационно-вещательную деятельность в обществе, помогающую последней удержаться у власти за счет манипуляции массовым сознанием [Политология, 1993: 129].

Как показывают результаты социологических исследований, множество социальных групп вообще не существует в информационном пространстве, другие представлены фрагментарно, образ третьих искажен до неузнаваемости [Козодой, 2005: 184 -197]. Например, центральные каналы телевидения совершенно не отражают социальную и культурную сферы жизнедеятельности российских регионов. Тот или иной субъект федерации появляется в фокусе внимания центрального телевидения только в случае криминального события, произошедшего в регионе/республике/городе или приезда президента/премьер-министра РФ в этот регион/республику/город. Создается информационное впечатление, что активная и продуктивная социально-экономическая и культурная деятельность имеет место исключительно на территориях городов Москвы, Санкт – Петербурга и Сочи, а остальная территория России в этом отношении представляет собой территорию отчуждения.

Современные российские СМИ поддерживают информационное неравенство не только на основе регионального признака, но также на основе политического, национально-исторического и этнического признакам. В политической коммуникации информационное неравенство может искусственно создаваться правящей элитой против оппозиции, лишаемой допуска к общенациональным средствам массовой информации (например, к ведущим телеканалам). Национально-историческое неравенство проявляется в том, что благодаря центральным телеканалам россияне знают гораздо больше о музеях, известных личностях, исторических событиях, уникальных представителях фауны и флоры зарубежных стран, чем своей собственной страны. Например, как показал наш экспресс-опрос среди студентов СГТУ, более 90% знакомы с фильмами «Последний день Сурка» и «Красотка», исключение составляют те, кто видел фильмы «Суворов», «Кутузов», «Петр 1», некоторые даже не слышали о таких фильмах. Факт этнического информационного неравенства зафиксирован В.М. Пешковой в исследовании публикаций московской прессы, посвященных азербайджанской диаспоре: «несмотря на то, что в прессе присутствует и информация, которая создает сложный, многосоставный собирательный образ азербайджанской общины (занятость в сфере культуры, принадлежность к интеллигенции, роль жертвы) и, значит, может способствовать складыванию неоднозначного отношения к азербайджанцам, в подавляющем числе случаев воспроизводится типичный набор признаков, определяющих азербайджанскую общину как так называемое «торговое меньшинство», характеризующееся в силу их мигрантского статуса и культурной отличительностью как чуждое «нам» [Пешкова, 2004].

Отдельного разговора заслуживает информационное неравенство на основе возрастного критерия. Так Н. Постман указывает, что под воздействием современных СМИ происходит процесс смещения возрастных границ, одним из результатов которого выступает феномен «исчезновении детства»: «СМИ растабуировали все ранее запретные для детей темы. Общество перестало стыдиться перед своими детьми, отгораживать их от темных или запретных сторон взрослой жизни. Это заставляет взрослеть детей довольно рано, и об этом говорит такой негативный факт, как рост преступлений, совершаемых детьми, раннее начало половой жизни и т.д.» [Касьянов, 2009: 123].

Социально-экономическое информационное неравенство было выявлено П.Н. Киричком при разработке информационно–представительской карты регионального социума Мордовии по методике Б.А. Грушина. Предметом исследования стало типичное «распределение объемов газетного внимания» в региональных периодических изданиях между различными слоями населения. Данные были получены методом экспресс-анализа 6 газет – «Известия Мордовии», «Единая Россия», «Вечерний Саранск», «Республика молодая», «Сударыня», «Время» (январь-март 2006 г., всего около 900 публикаций). Ежегодника «Республика Мордовия» в 2005 г. Саранск, Госкомстат, 2006. Как показали результаты исследования, по четырем из пяти социальных групп наблюдается низкий уровень информационной представленности, резко сужающий для них возможность самоидентификации в экономической, политической, культурной сферах жизнедеятельности: работники сельского хозяйства –индекс минус 10,7; работники промышленности, строительства, транспорта – минус 17,7; безработные – минус 36,0; работники малого предпринимательства и бизнеса –минус 14,5. Только у одной социальной группы, как отмечает исследователь, «купающейся» в избытке хроникальной, аналитической, пиаровской информации в ее адрес, нет в этой области проблем: аппарат управления или государственные служащие –индекс + 10,3. Таким образом, более четверти газетных публикаций пришлось на государственных служащих: либо они писали, либо о них писали, либо они давали интервью. При этом чиновники завышали оценку результатов проводимых реформ, примеряя их к своему довольно высокому уровню доходов и степени защищенности. Остальным гражданам, в основном, отводилась роль потребителей информации о профессиональных успехах, о предпочитаемых формах и местах досуга чиновников. Подобная информационная селекция, характерная для региональных СМИ, отмечалась и в предыдущих социологических исследованиях. Так А.К. Симонов, осуществляя анализ характера функциональности российских СМИ, указывает, что «Абсолютная независимость от читателя в конечном счете привела прессу к тому, что повсеместно, даже в районах, властью она интересуется больше, чем обществом. И это одна из самых больших бед. Посмотрите, с какой энергией пресса занимается отслеживанием различных проявлений власти, считая это главным в существовании общества. Это иная реализация того же внутреннего нашего большевизма: государство важнее граждан, власть – важнее читателя» [Симонов, 2000: 431]. Проводящая такую политику печать и стимулирующая ее власть, с одной стороны, культивируют информационную привилегию для высших слоев населения, предоставляя им облегченный доступ к публичным средствам коммуникации, а с другой – вводят в повседневность информационное ущемление интересов низовых и средних социальных страт, фактически лишая их возможности высказываться вслух о происходящем, делая их немыми и невидимыми, в контексте информационной парадигмы - несуществующими.

Неслучайно, проведенное институтом социологии Российской академии наук (ИС РАН) исследование совместно с Представительством фонда им. Ф. Эберта в РФ в сентябре 2008 г. и посвященное анализу фобий и угроз в массовом сознании населения страны, среди переживаемых населением РФ негативно окрашенных чувств выделяется чувство собственной беспомощности повлиять на происходящее вокруг [Горшков, 2009: 26-32]. С разной степенью частоты его испытывают 84% взрослого населения, в том числе 45% испытывают часто. Примечательно, что чувство беспомощности очень тесно связано с ощущением несправедливости происходящего, образуя в сочетании поистине "гремучую смесь", изнутри подрывающую и психику, и физическое здоровье многих россиян. Жить с постоянным ощущением несправедливости происходящего и одновременным пониманием невозможности что-то изменить, значит постоянно находиться в состоянии длительного и опасного по своим последствиям повседневного стресса. Как отмечают исследователи, сочетание это достаточно распространено: каждый пятый россиян пребывает сейчас именно в таком состоянии при том, что лишь 4% населения никогда не испытывают обоих этих чувств. Таким образом, допускаемое современными российскими СМИ несоблюдение закона информационно-стратификационного баланса приводит к различного рода неблагополучным социальным явлениям, ближайшими следствиями которых могут стать социально-политическая напряженность и нестабильность в обществе.


Литература
  1. Алексеева И.Ю. Социальная роль научного знания в контексте постиндустриальной идеологии// ru/default.asp?doc_id=5209
  2. Белл Д. Социальные рамки информационного общества// Новая технократическая волна на Западе/ Под ред. П. С. Гуревича. - М., 1988
  3. Горшков М.К. Фобии, угрозы, страхи: социально-психологическое состояние российского общества//Социологические исследования. -2009. --№7. – С. 26-32
  4. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура: Пер. с англ. под науч. ред. О. И. Шкаратана. – М.: ГУ ВШЭ, 2000.
  5. Касьянов В.В. Социология массовых коммуникаций/В.В. Касьянов. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2009. – С. 122 -123
  6. Киричек П.Н. Современная информационная политика: императивно-модусная трансформация//Социологические исследования. -2007. -№10
  7. Козодой В.И. Образ Республики Саха (Якутии), складывающийся на основе анализа общефедеральных печатных СМИ//Практика формирования имиджа региона: опыт и перспективы. Материалы межрегиональной научно-практической конференции 11 мая 2005 г. –Якутск, 2005. –С. 184 -197
  8. Красина О.В. На переходе к обществу знания//Социологические исследования. -2007 -№5
  9. Пешкова В.М. Контент-анализ прессы Московского мегаполиса об азербайджанской общине//Демоскоп WEEKLY.- 2004. – №179 -180
  10. Политология: Энциклопедический словарь /Под общ. ред. Ю.И.Аверьянова. - М.: Изд-во Моск. коммерческого ун-та, 1993.
  11. Симонов А.К. Мы проскочили момент личной ответственности /Пресса в обществе (1959-2000). Оценки журналистов и социологов. Документы.- М.: Изд-во Московской школы политических исследований, 2000.


к содержанию


Раздел 5. Манипуляция сознанием в сфере массовых коммуникаций.