Ловец обезьян, раздавая им каштаны, сказал: «Утром три, а вечером четыре». Все обезьяны разгневались
| Вид материала | Документы |
- Ирина Лежава ловец, 234.9kb.
- Сочинение на конкурс, посвящённый Дню матери. Исполнитель: Судник Ксения, ученица, 19kb.
- Эволюция человека, 260.74kb.
- Премьера! Три обезьяны трансцендентальная драма режиссёра Нури Бильге Джейлана, 106.4kb.
- Это произошло уже после того, как Ивин купил фирму "Шторм и Ко", связав воедино три, 90.54kb.
- Лекция «Математика в жизни, производстве, науке, в твоей будущей профессии», 51.21kb.
- Задачи с единицами Одна и две единицы Две и три единицы Три и четыре единицы Четыре, 323.09kb.
- Труд сделал из обезьяны человека (хотя обезьян до сих пор много встречается, особенно, 104.43kb.
- Куколка Итальянская народная сказка, 127.81kb.
- Явместе с классом была в поездке в Санкт-Петербурге, 97.69kb.
ПРИЧАСТИЕ /MISSA SOLEMNIS*/
Я был в духе в день воскресный и слышал позади себя громкий
голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Алфа и Омега,
первый и последний; То, что видишь, напиши в книгу и пошли
церквам, находящимся в Асии…
Откровение святого Иоанна Богослова, 1:10,11
Старик, держи рассудок ясным,
смотря житейское кино:
дерьмо бывает первоклассным,
но это все-таки говно.
Игорь Губерман
I. ОРДИНАРИЙ: «ЛИС ПАТРИКЕЕВИЧ» /SLOW FOXTROT** С ПЕНИЕМ/
Agnus Dei. Violino ad libitum
Кабинет нереально хорош! Ты никогда не видел таких роскошных кабинетов, разве что по развратному американскому кино, где иногда мелькали сценки из сладкой жизни углеводородных шейхов, коронованных особ и других уолл-стритовских боссов. Ошалевшим взором провинциалки на выданье ты обшариваешь все его электронно-кипарисное великолепие.
Вставшие раком мозги успевают заметить потайную дверцу мореного дуба, за которой легко угадываются джакузи-бассейн с функцией «приливной волны», кальянная- массажная и тренажерный зал площадью с гандбольное поле.
Собственный и лучший твой костюм кажется тебе сейчас клифтом бомжа-передвижника, да и сам ты в нем выглядишь как десятиклассник в «двойке» от «Большевички», собравшимся на первый в своей жизни Выпускной бал.
Хозяин мини-Лувра одет попроще, но каждая заклепка его запиленных портков, каждая строчка белой, невесомо-льняной рубашки криком кричит о лангах, лагерфельдах, барбах, фреях и прадах….
В твой стакан для вискаря наливают на треть коронационного САЛЮТА*, свой накатывают почти полностью. Только господин, что сидит напротив тебя прямо на столе и легкомысленно болтает ногами, пьет не скотч. Он предпочитает водку ФИНЛЯНДИЯ.
- Ну, мужчина, за встречу! Нет-нет, возьми КОИБУ ДАБЛ КОРОНУ! Это – EDICION LIMITADA, сигарка ограниченной серии с дополнительным черным бантом.
Трясущимися пальцами ты послушно вытягиваешь из антикварного хьюмидора, инкрустированного чуть ли не костью живого мамонта, рекомендуемую сигару и мотаешь враз поглупевшей головой, в которой – ни одной дельной мысли.
Ты ощущаешь прилив дурной крови к вискам. Ты оглушен и раздавлен безукоризненными элементами сказочного «салютного» купажа. Во рту у тебя сухость кедра, сладость чуточку подкопченного хмеля и ваниль разваренной манной каши.
Так вот как, оказывается, живут настоящие русские миллиардеры!
Ты настолько втоптан в грязь, что даже не замечаешь того, что твой работодатель опять «производит впечатление»; очень уж нарочито, если не выспренно, звучит его хвастливый пассаж про ограниченную серию с загадочным черным бантом.
- А это, вроде как, бриллианты из ЮАР и кожа несчастного нильского крокодила?
Ты показываешь квадратными глазами – просто кивнуть уже не достает сил! – на изящнейшую крышку наручных часов, усыпанных россыпью новогодних, празднично бликующих сосулек. Сколько же их, батюшки-светы!
- Плюс розовое золото, - любезно подтверждает твою ослепительную догадку хозяин роскошного кабинета.
- Дай посмотреть! Да не бойся, не укушу! Ек-мокарек!! Никогда больше двух «каратников» сразу не видал, разве что в парадных ушках Насти Лалиашвили и в кремлевских закромах моей могучей родины.
- Да говно, че там смотреть! Обыкновенный рабочий турбийон BREGUET CLASSIQUE GRANDE COMPLICATION. Надо будет что-нибудь поприличней заказать в камерном городе Цюрихе. Эх, на любую малость времени не хватает!..
Гуркин доводит до твоих охреневших мозговых извилин этот изящнейший мессидж равнодушно-скучающим тоном, но крышечку розового золота, усыпанную сотнями бриллиантов, нажатием пальца откидывает вправо и вбок с видимым (ты бы сказал – благостным) удовольствием. Впрочем, на циферблат ты не смотришь, тебе хватает и верхней части этого чертова турбийона. Да чего уж там, тебе хватило бы и одних только ручек, придерживающих ремешок!! Действительно, такое количество благородных драгоценных камней ты видел, пожалуй, только в отцовских книгах про самоцветы Советского Союза, в Грановитой палате да в Алмазном фонде некогда великой страны!
- Кофе?
Вова нажимает клавишу-кнопку, и в величественный будуар, как в сказку из «Тысячи и одной ночи», вплывает секретарша, живописными формами которой ты сегодня уже любовался в предбаннике – ослепительная восточная шахиня!
- Какой кофе Вы предпочитаете?
- В это время суток, - ты пытаешься мило улыбнуться, но никакой улыбки не выходит вовсе, - и мы обсуждали уже эту тему в тамбуре, я предпочитаю напитки из солнечной страны Италии. Пожалуйста, «ристретто» с тремя ложками сахара в двухсотграммовой лохани.
Гранд-гурия не смущается. Особы эмирских кровей обычно в достаточной степени вышколены. Ты убежден, что по-настоящему поразить такую фигуристую красавицу можно только одним – собственным твоим костюмом. Именно это и происходит. Глаза Вовиной персидской кошечки (газельи, черные, с поволокой, глаза!) профессионально оглядывают твою сорочку и мгновенно леденеют, сфокусировавшись на узле фабричного галстука. Это еще не нокаут, но удар ты пропустил хлесткий. Все, мальчоночка, аллес! Закончишь свои чириканья с Гуркиным – и отправляйся-ка ты, дружок, на «Ленинградку». Вот там тебе будет “hand made” по полной стодолларовой программе! Хотя, что и говорить, цены в твоей стране, учитывая всеобщее обнищание горячо любимых властями народных масс, могли бы быть и того… малость подемократичней.
- Понравилась? – Володя довольно хмыкает и показывает тебе язык (он такой розовый, что кажется языком от MUJI), - могу подарить по старой дружбе! Кстати, познакомьтесь! Гюльнара, мой третий «секретарь на доверии». Расторопна, понятлива, и нет такой услуги, которую она не сумела бы оказать.
Анатольевич, сукин сын, оценил твою литературную шутку. И ответил на нее своей, столь же незатейливой. Что ж, значит, все не так уж плохо.
Косвенно это подтверждает и волоокая лань. Видя, что Хозяин совсем не собирается скоропостижно помирать апоплексией от созерцания твоего нищенского прикида (в особенности – от галстучного узла), ближневосточная «Шахерезада на доверии» глядит теперь на твою конвейерную удавку совсем другими глазами. Да и дежурные слова про старую дружбу, судя по всему, производят на эту длинноногую палестинскую джанночку оглушающее впечатление. И вот ты уже сам веришь тому, что действительно, «нет такой услуги…». О, как все переменилось! Мистика! Кошмар! Ведь на все про все понадобилась одна гуркинская фраза, один кивок, одно неуловимое движение блеклых губ!
Ты просидел три часа в приемной, а тебя, оказывается, там просто не заметили!! И хочется тебе крикнуть во все горло: «Вова, дорогой, возьми меня тумбочкой-подставкой под домашний кинотеатр! Или – недорезанным янычаром в свой восхитительный гарем! Ну, за-ради Бога, возьми! Я понятливый и легко обучаемый, я наверняка справлюсь! А еще – я могу работать в коллективе, с должным пиететом отношусь и к субординации, и к корпоративной этике! Никогда – ты слышишь, брат? – никогда я не буду претендовать на двух первых наложниц-референток, мне за глаза хватит и голимого третьего секретаря! Ну что тебе стоит, дружище? Это ж такая пустяковина, по сути, – объедок с барского стола! А мне, человечку малому, убогому, с голодухи лютой посейчас и остаточек сей несерьезный на здоровье да в великую честь будет!..» Но говоришь ты, естественно, нечто совершенно другое:
- Тут, брат, у тебя как в райкоме – секретари по порядковым номерам…
- Скорее, как в посольстве. Видишь ли, в любезном моем отечестве дельную помощницу днем с огнем не сыскать, а если чудо случается, то ты автоматически влетаешь на такое серьезное бабло, что от собственной дурацкой щедрости офигеваешь! Нет в моей несчастной стране баланса по шкале «цена – качество», да и вообще ни хера в ней, паскудине, нет! Но мы Систему отладим и отформатируем, дай срок! Иди за мною, и мы перевернем этот блядский мир! А заодно – и насчет «клубнички»… попользуемся. Подозреваю, что ты метишь на копирайтера, но в воспитательных целях и для скорейшего набора боевого веса на первых порах поработаешь экаунтом. Ничего там сложного нет - знай себе заговаривай зубы примитивным, жадным, тупым, до крайности доверчивым клиентам. Под Гошей Сидорчуком пару месяцев походишь, чтоб служба тебе, говнюку, с младых ногтей медом не показалась. Он, конечно, грубоват, но среди биндюжников слывет не самым выдающимся сквернословом. Жалованье же… Пока - полторы штуки в конверте, плюс премии. А что? Между прочим - хорошие бабки. Ну, и в качестве довеска - приятная во всех отношениях запись в трудовой книжке. Старший менеджер, скажем. Ха-ха-ха! Работайте, юноша! Трудитесь настоящим образом, и я почти гарантирую Вам в скором времени две тыщи. Ну, как тебе такой грамотный финансовый расклад, Артурчик?
- Он выглядит достойным, а в перспективе – так просто замечательным. Две трефы – это не одна трефа. Польщен. Тронут. Рад. Постараюсь оправдать и соответствовать.
Ты все-таки не можешь удержаться. И бросаешь последний беспокойный взгляд на усыпанный бриллиантами BREGUET. И переводишь очумевший взор на бликующую солнечными зайчиками «гильотинку». И успокаиваешься. И отъезжаешь вместе с уютным кожаным креслом в самый край безразмерного стола, сработанного из жизнерадостной карельской березы:
- Премного Вами довольны, мой блистательный восточный господин!
- Вот и договорились. Ну, слу…
ГОЛОС СВЫШЕ (ДА-ДА, ТЕПЕРЬ – ВСЕ ЧАЩЕ И ЧАЩЕ – ТЫ СЛЫШИШЬ ПОТУСТОРОННИЕ ГОЛОСА): «ОСТАВАЙТЕСЬ В КАБИНЕТЕ ВЛАДИМИРА АНАТОЛЬЕВИЧА! ВСТРЕТИМСЯ ПОСЛЕ КОРОТКОЙ РЕКЛАМНОЙ ПАУЗЫ»
ОМ*! Бедно одетый Человек (непременно добиться эффекта «благородной и честной бедности»!) покупает еду на шумном восточном базаре. Он купил пресную лепешку, овечий сыр, финики, орехи, мед и хочет купить немного ягод. Но тут Человек замечает, что Торговка (дама не первой свежести в грязной мини-юбке) положила в целлофановый пакет (камера «берет» в деталях схему развязки «Ленинградки» и «Волоколамки», изображенную на пакете) мятую, гнилую клубничину.
Крупно - сердитый взгляд Покупателя (NB: зритель должен догадаться, что Клиент как бы намеревается с упреком произнести: «Зачем ты меня обманываешь, несчастная?»). Но, взглянув на Продавщицу (наезд; в фокусе – изможденное, испитое лицо; нездоровая кожа, отекшие веки, слипшиеся волосы и сизо-лиловый бланш под глазом), Человек смущается (виновато-застенчивая полуулыбка и хрустальная слезинка на левой реснице), точно он сам подложил Торговке гнилую ягоду, и тихо спрашивает:
- Сколько я должен тебе, женщина?
- Один лепт по курсу ЦБ, - отвечает Продавщица – но лучше - римскими ассами.
Покупатель неловко сует в руку обалдевшей Торговки два лепта (крупно – две медные монетки с налетом зеленой патины), забирает пакет и быстро отходит в сторону. Вдруг его окликают по имени.
- Филипп, иди за мною! Вместе мы перевернем этот мир. Мы пойдем на «Ленинградку», где ягоды и вкуснее, и сочнее. Это ничего, что малость дороже. Мы себе можем позволить офигеть от собственной щедрости, чай, один раз на свете живем.
- Кто ты, господин? – дрогнувшим голосом спрашивает Филипп (его собеседника по-прежнему не видно).
- Ты еще не знаешь Меня, но Я тебя знаю и говорю: иди за Мною и еще сегодня ты узнаешь насчет клубнички все.
- Верю голосу Твоему, - тихо и потрясенно говорит Филипп, - и знаю сердцем своим, что Ты есть Христос, возлюбленный Сын Божий.
Два силуэта в рубище (эпизод «взять» со спины), освещенные лучами заходящего солнца, бредут по асфальтовой дороге, уходящей за горизонт, куда-то в глубь бескрайней негевской пустыни.
PACKSHOT*: Дорожный знак «ТОЛЬКО ПРЯМО» и указатель «ЛЕНИНГРАДСКИЙ ПРОСПЕКТ». У подножия столба с последним знаком – пакет, доверху набитый симпатичной на вид, но абсолютно безвкусной израильской клубникой.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «РЕКЛАМНОЕ АГЕНТСТВО «ГЕРОЙ». ИСТИННО, ИСТИННО ГОВОРЮ ВАМ: СО МНОЮ И ПОСЛЕДНИЕ СТАНУТ ПЕРВЫМИ».
ВАРИАНТ: «РЕКЛАМНОЕ АГЕНТСТВО «ГЕРОЙ». ВМЕСТЕ МЫ ПЕРЕВЕРНЕМ МИР».
- …шаю тебя, мужчина! Как ты жил без меня? Чем интересным все эти годы занимался?
Такой вопрос проще задать, чем на него ответить.
И в самом деле – чем?
Ну, не рассказывать же своему бывшему дружбану про работу учителем в школе, про «психическую аспирантуру» да про то, как ты вплоть до начала 94-го года ишачил «челноком», по разу в месяц мотаясь за чудовищными свитерами в далекую и страшно жаркую страну Индию!** А потом продавал их в «Луже» перекупщикам с Тулы, Белгорода, Пиздаплюйска и лицам кавказской национальности с далекой северной Нягани.
Не поймет Владимир Анатольевич никогда, что ты не просто торговал шерстью (не важно, что как раз шерсти-то в списке ингредиентов экзотического товара и не было) – ты постоянно развивался и совершенствовался. И интеллектуально, и морально.
Да и как можно было не развиться, если твоим соседом справа был профессор физтеха (перед лекциями по высшей математике, звучащими, как песни позднего Гомера, он втюхивал турецкие ремни и кашемир от HERMES фирмачам с Верхней Дудинки), а соседом слева – доктор ракетно-стратегических наук, лауреат Ленинской и дважды – Госпремий СССР за работы в области проектирования двигателей космических кораблей (этот головастый деятель весело, с шутками-прибаутками, впаривал горбоносым оптовикам из нефтяного Салехарда настоящие китайские кроссовки NIKE AIR MAX, те самые, в которых на площадках NBA черт знает что творил «Его Летучество» Майкл Джордан!).
А про книжки твои Гуркин и так все знает, хотя наверняка не пролистнул ни одной. Собственно, книжки и предопределили твой сегодняшний визит в этот дацан Заоблачно-Высокой Рекламы…
FLASHBACK*. Ровно неделю назад ты ехал из издательства с пилотными экземплярами первых своих дидактических сочинений и на Полянке чуть не попал под колеса джипа «гранд-чероки» благородного бутылочного цвета. Из остановившегося авто тебе сделали приглашающий жест ручкой и ты, к изумлению своему, в солиднейшем джентльмене на заднем сиденье узнал Горностаева, своего университетского собутыльника.
Впрочем, идентифицировать бывшего бродячего философа-оборванца было мудрено!
Венька благоухал односолодовым вискарем и цитрусами от Армани. А как был одет твой сокурсник, прослывший в УНД бессребреником-гегельянцем! Гибкий, почти девичий стан господина Горностаева обвивала пепельная хламида (позже ты узнал, что рубашка такого фасона называется “button-down”), узкие бедра небрежной измятостью украшали светлые штаны, оказавшиеся брюками-слаксами из твила, а изящные ступни - тапочки на босу ногу (черные мокасины Ed. Meier).
Всю эту ненашенскую роскошь дополняли уставного цвета ремень от HERMES (ты обратил внимание, что кожаный аксессуар выглядел несколько иначе той продукции, которая завозилась в «Лужу» из Стамбула), перстень белого золота с тайским сапфиром каратов в пять, скромные часики VACHERON CONSTANTIN и еще более скромная курительная трубка DUNHILL, кокетливо изогнутая в форме bent apple. Две составные части «курительного аппарата» были скреплены кольцом из стерлингового серебра с ничего не сказавшей тебе гравировкой. Помнится, ты в ужасе окинул взором просторный автомобильный салон, надеясь (и втайне страшно этого боясь!) углядеть где-нибудь в уголке платиновый саксофон в шкатулке от Поля Пенико. Этот футляр для музыкального инструмента почему-то представлялся тебе костяным, с литыми золотыми пластинами, как второй саркофаг фараона Тутанхамона. А поверх пластин виделся тебе легкий цветочный орнамент из россыпи чистейших уральских изумрудов.
Ты так и сказал Горностаеву, сказал честно и, как показалось тебе, предельно простодушно.
- Что ты, - грустно улыбнулся в ответ Веничка, - какие такие саксофоны и чехлы-футляры? Ты еще о портвейне «Кавказ» вспомни! И общая духовность, и специфическая музыка сфер, и даже отечественные напитки - все в далеком, безвозвратном прошлом. А в настоящем лишь жалкие desideria carnis**, вернее – остатки оных. Обидно, но такова наша собачья жизнь.
- Может, и собачья, - ты втягиваешь ноздрями божественный аромат незажженного еще немецкого «формерса» и одобрительно косишься на серебряное (или платиновое?) приспособление для трамбовки табака, - но, видать, не сильно вонючая. Запах PRIVATE FLAKE малость отличается от запаха псятины.
- Ты делаешь серьезную логическую ошибку, мой бедный друг…
Горностаев, сволочь, перехватывает твой безумный взгляд и не спеша принимается раскуривать свой офигительный буржуазный бриар.
Окутавшись, наконец, плотным облаком ароматного орехового дыма, он заканчивает свою мысль:
- Ты заостряешься на частностях, упуская из виду целое. Fallacia a sensu composito ad sensum divisum*. Ну, а как у тебя?
С Венькой всегда было трудно говорить: еще с раскованных студенческих времен Венькина лексика сверх всякой разумной меры была насыщена не только философизмами, но и латынью, и – что самое ужасное – давно уже забытыми тобою германизмами. И производила эта заумная лексика, надо сказать, впечатление! Не раз и не два в колоритных гадюшниках города-героя Москвы невинная цитата от Георга Вильгельма Фридриха или Фридриха Вильгельма Йозефа**, гордо брошенная в лицо упитому гегемону в ответ на смиренную просьбу последнего угостить «трудового человека плавником от вяленого леща», заканчивалась выяснением отношений «стенка на стенку». Поэтому с умным ответом ты не торопишься. Минут с несколько поразмышляв над достойным литературным переводом, ты трясешь натруженной головой и решительно достаешь из спортивной сумки два своих новехоньких учебных пособия:
- На, умник, почитай на досуге! Тебе, как бывшему филологу-краснодипломнику, бывшему кандидату философских наук и… и… - тут ты не выдерживаешь и грязно материшься про себя! – В общем, ты ведь у нас не просто «пи-зйч-ди», ты - Doctor fundatissimus***, поэтому тешу себя иллюзией, что моя дидактическая писанина будет тебе по кайфу.
- Я же уже сказал – все в прошлом.
Горностаев рассеянным жестом профессора Тюбингенского теологического института поднимает на величественный арийский лоб очки от STARK-EYES, бросает тревожный взгляд на обложки и неожиданно заходится от гомерического хохота:
- Что это? Русский язык и литература? В помощь учителям-словесникам, старшим школьникам и абитуриентам? Слушай, а для моего шефа у тебя парочки лишних экземпляров не найдется?
- С какого перепуга?
- Так это – смотря какой шеф, - туманно поясняет Веничка. – Видишь ли, у моего работодателя дочурка уже почти взрослая, ей поступать скоро. И разобраться в не раскрытом и неосознанном, разобраться в an sich**** - дело святое. Будущая студентка Кембриджа, Сорбонны, Геттингена или Беркли от чтения такой литературы ощутимую пользу поимеет. И пособия твои ad hoc***** в кассу лягут. Только напиши что-нибудь душевное, сердечно-дидактическое. И автограф писательский нарисовать не забудь.
- Как скажешь, Веня, как скажешь… Как говаривал когда-то Васильев – любой разумный каприз! Давай свой «Паркер» и диктуй имя!
- У меня всего лишь DUPONT, - Горностаев протягивает тебе ручку за две «штуки» баксов вроде бы даже и со стеснением. - Пиши: Веронике Владимировне Гуркиной на долгую и добрую память. В конце - восклицательный знак!
- Постой-постой, - элегантное перо на мгновение замирает в твоих похолодевших пальцах, - так ты что, у Владимира Анатольевича работаешь?
- Слышал? – Венька смотрит тебе прямо в переносицу, и в его глазах играют в пятнашки зеленовато-нагловатые смешинки.
- Как не слыхать!..
Тогда, летом девяносто шестого, о детище Гуркина – процветающем рекламном агентстве полного цикла ГЕРОЙ, в любезном твоем отечестве знала каждая дворовая собака. Несколько месяцев подряд по федеральным каналам крутили один и тот же ролик. Его персонаж, детинушка с предельно испитой харей революционного братишки с Центробалта (в черных клешах, растянутых на торпеде, рваном тельнике и бескозырке с названием агентства) замокал в детском надувном бассейне цвета электрик. Титр над нижним обрезом кадра сообщал: «РЕКЛАМНОЕ АГЕНТСТВО «ГЕРОЙ». БОЛЬШОМУ КОРАБЛЮ – БОЛЬШОЕ ПЛАВАНЬЕ». До тебя доходили глухие слухи о том, что твой сокурсник и бывший приятель – отец-основатель этого медийно-рекламного монстра, которому сам президент всея Руси Ельцин обязан своим вторым сроком. И вот – приятная уличная неожиданность, нежданная встреча у журчащего фонтана…