Удк 82 ббк 84(2Рос) Р65 isbn 978-5-88697-204-7 © Рой С. Н., 2011 © ОАО «Рыбинский Дом песати», 2011
| Вид материала | Документы |
| Глава 32. Прогулка с препятствиями |
- Сборник статей молодых ученых Таганрог, 2009 удк 316. 77: 001. 8 Ббк 74. 580., 4329.03kb.
- А. З. Долгинов; ред кол.: Б. М. Болотовский и др. М. Мцнмо, 2012[т е. 2011]. 160, 1251.65kb.
- Биобиблиографическое пособие Краснодар 2011 ббк 91. 9: 83 + 83. 3 (2Рос=Ады)(092)я1, 220.63kb.
- С. Р., 2011 isbn 978-617-00-0863-3, 4322.12kb.
- Состав комплекта «Здоровый образ жизни – 2011 г.», 85.67kb.
- естественные науки, 1003kb.
- Бюллетень новых поступлений за апрель 2011 год, 107.78kb.
- «Жемчужина Новгородского края», 308.75kb.
- Учебное пособие Павлодар удк 94(574+470. 4/. 5+571. 1)(075. 8) Ббк 63. 3(5Каз+2Рос)5я73, 3633.95kb.
- Туристическая компания, 207.67kb.
Мы просидели в той Каменной Палатке несколько дней, не помню уж, сколько именно. Время как-то застопорилось, или мы зависли в нем, как мухи в невесомости, если такие бывают. Я бы рад и подольше там задержаться, местечко-то укромное, но разве эти твари дадут… Впрочем, все по порядку.
Нога моя разгулялась не на шутку, распухла чуть ли не вдвое, и куда-либо рыпаться в первые дня три нечего было и думать. Мы с Kitty поменялись ролями: она ходила в разведку, добывала еду, питье, дрова и всячески обо мне заботилась. А я сидел дома у очага. Отлеживался в лазарете, можно сказать.
С питьем было просто, дождь лил едва ли не каждую ночь, а то и днем принимался. Скалы вокруг сочились влагой, и я обучил Kitty трюку, давным-давно усвоенному от отца: если прилепить к влажной скале нитку, а под нее подставить сосуд, то с нитки в сосуд по капле наберется сколько угодно водички, дай только время. За ночь хоть целая канистра накапает, испробовано, причем в условиях пустыни. Это все я втолковывал малышке скорее в педагогических целях, обучал выживанию в экстремальных ситуациях. Воды там и без того хватало. Были ведь еще эти гигантские цветы-чаши, куда в дождь набиралось влаги чуть не литровыми банками. Все забываю выяснить, как они называются. Впрочем, на кой хрен они мне теперь. Ни в свое прошлое, ни в Индонезию я больше никогда не попаду, и как раз в эту вонючую Индонезию мне меньше всего хочется…
Но я не про то, я хотел про Kitty рассказать, что она за прелесть и как она проявила себя тогда… ну, с супружеской, что ли, стороны. Компрессы мне прикладывала, сначала холодные, потом согревающие, как и положено. И всячески надо мной ворковала. Где только она этому научилась… Несколько раз в день лазила на высоченное дерево, смотрела, не приближается ли враг. А в особенности рыскала вокруг в рассуждении раздобыть чего съедобного, окромя бананов, и тут достигла крупных успехов. Нашла кокосовую пальму, а еще того чудеснее – кусты гуавы и огромное манговое дерево. Мы этой экзотикой прямо объедались, соскучились по сладкому. Изюмчик-то еще в пещере подъели.
Правда, в зарослях гуавы тучами вились осы, и одна свирепо ужалила ее в руку, так что мне снова пришлось собирать губами слезки и зализывать ранку. Осы, однако, вздор, поболит укус и перестанет, а вот змей я боялся всерьез и ужасно переживал, когда Kitty без меня куда-то отлучалась. Постоянно талдычил ей, чтоб она свой крис из рук не выпускала, смотрела в оба и чуть что беспощадно рубила гада в мелкое крошево.
Крис, конечно, хорошо, но это значит схватываться со змеей практически врукопашную, а сие чревато. И я принялся мастерить ей копье, благо досуг был немереный. Отскреб от ржавчины и отточил найденное на плантации лезвие ножа, вставил его в расщеп ровненькой палки ростом с саму Kitty и намертво закрепил плетеной леской. И что вы себе думаете, буквально на следующий день она-таки насадила на это копье омерзительного вида толстенную змею. Я потом долго выслушивал этот эпос – как она пробиралась в зарослях, никого не трогала, а тут эта мерзость сидит на ветке куста точно на высоте ее головы, пялится на Kitty своими страшными глазами, шипит и вот-вот кинется. Насчет шипения и ужасных намерений то была скорее всего поэтическая вольность, весьма простительная в заданных обстоятельствах, тем более что малышка повела себя вполне по-взрослому – без всяких ахов и визгов в тот же миг воткнула копье этой твари в морду и откинула ее подальше.
Малявка ужас как переживала, что я не видел этой схватки. Я тоже цокал языком, но про себя был рад-радешенек. Моей психике только и не хватало, что вида битвы Kitty с Медузой Горгоной. Меня б там кондратий хватил, не иначе. Но если говорить отстраненно, без этих жутких сцен на экране воображения, имелся и повод для отрадных мыслей. Малышка, похоже, выходила из тропического пламени преображенной и даже, если прищуриться, отдаленно смахивала со своим детским копьецом на Афину Палладу – минус шлем, доспехи и тяжелые древнегреческие телеса. Так я ей и сказал, «Афиночка ты моя Палладушка». Kitty хихикала, однако розовела личиком, комплименты явно принимала всерьез, а я и рад. Правда, я добавил: жаль, мол, мы не китайцы или еще какие азияты и не киношные выживатели, а то бы слопали ее змеюку за милую душу. Белков нам все же не хватало, наступило сплошное вегетарьянство, и мы оба от него страдали. Но Kitty на мое несмелое предложение относительно змееядения сказала «Аррхх!», и мы эту тему закрыли.
Насчет протеинов она все же запомнила, насобирала на ближней осыпи камешков для рогатки и ушла чуть ли не на полдня на охоту. Неподалеку от Каменной Палатки она нашла дерево с уже известными нам орешками, столь любимыми голубями, и там засела. Ее не было так долго, что я весь извелся, рисовал себе разные страхи со змеями, драконами и аборигенами в качестве действующих лиц и так растравил себя, что помаленьку дико разозлился. Можно сказать, рассвирепел до белого каления. В конце концов я не выдержал и похромал на поиски с твердым намерением найти ее живой или мертвой, и если живой – набить задницу до синяков. Она мне показала, в какой стороне то самое дерево, да и полет голубей указывал путь, так что разыскал я ее без особого труда, но насчет набить задницу вышел пшик. Увидев малышку живой, здоровой и азартной, я обрадовался без памяти и всего только и смог, что упрекнуть ее довольно жалобно – «Kitty-sweetie, ну нельзя же так, я же волнуюсь, я весь испереживался, здесь же змеи», ну и т.д. Тут же я был детально обчмокан, с ритуальными подпрыгиваниями и повизгиваниями, и совершенно непедагогично растаял. Ну как тут злиться, когда Kitty просто булькала от гордости и торжества: она-таки заохотила пару голубей, хоть и расстреляла весь боезапас и проторчала на дереве часа три.
Нервные ресурсы мои на тот день были исчерпаны, и больше я ее никуда не пустил. Мы забились в свою КП, Каменную Палатку, и там кашеварили – сочинили роскошный плов с голубятиной, приправленный орешками и манго. Налопались до изумления, перебили москитов в тесной палатке как врагов народа и повалились в изнеможении. Валяние на надувном матрасе голенькими – жара все ж несусветная – обычно заканчивалось одним и тем же, но это наше частное дело, и мне о том писать зазорно, хотя многие видят в таких сценах весь смак литературы и всего искусства. Ну и пусть их. У меня ж, собственно, не литература, а так, честные частные воспоминания, все больше для себя, без витиеватого литературного синтаксиса, все по-простому. Скажу одно: эта сторона оказалась какой-то неисчерпаемой, мы постоянно находили и перелистывали новые страницы книги телесной магии – такой у меня был для этого термин. И как со всяким наркотиком, чем дальше в лес, тем глубже тонешь. Аж удивительно в моем возрасте, но я про то уже писал, и нечего тут хвост распускать, не павлин, чай.
Про некоторые вещи можно рассказать и посторонним, почему нет. Малышке нравилось, когда я брал ее на руки и тихо укачивал. Мы от этого оба просто млели. И чего тут удивляться, говорил я себе. Ребенок знал секс, но знал ли ребенок ласку? Непохоже. Зато теперь ей этого добра привалило сверх меры, однако она все равно не могла насытиться, а я и подавно. Тоже нечто для Книги рекордов Гиннеса. Дошло до того, что я ей стал колыбельные мурлыкать, и про серого волчка, который кусает за бочок, и из Porgy and Bess, и даже пошлятину из «Шербурских зонтиков», хотя это не колыбельная, а просто так … на язык попалась. А Kitty больше всего нравились русские народные и романсы, вроде «То не ветер ветку клонит…» или «Пара гнедых». Тут я просто диву давался, это ж в генах должно сидеть, иначе никак. Она даже просила меня перевести, но как можно перевести про ямщика, который в степи замерз – кто такой ямщик, почему ямщик, разве ж это переведешь. Это ж и не про ямщика вовсе, он только степь загораживает… Ну, не говоря про бродягу, который бежал с Сахалина. Ей что луна, что Сахалин – один хрен, а я там с таким ли смаком лазил и даже на горных лыжах катался…
Смотрю я, у меня тут снова какие-то сады Эдема вырастают, где блаженствует влюбленная парочка – потрепанный Адам и юная Ева, чуть ли не романсы под виртуальную лютню распевают. На самом деле все было не так, а очень даже иначе. Местность вокруг КП являла собой премерзкое вонючее почти-болото с мириадами комарья, пиявок и прочей нечисти. В этой мерзости, конечно, имелся и некий плюс: аборигены в такое нездоровое место ни в зуб ногой, тем более, что заросли там – невероятной плотности, на бэтээре не пробьешся. Но зараза типа лихорадки не разбирает, абориген ты или белый, могла и к нам прилипнуть, чего я страх как боялся. И не зря боялся, но об этом после.
Отдельная неприятность – булыжники, срывающиеся со скал над нами, особенно во время и после дождя. КП, конечно, защищала надежно, а в остальное время приходилось упражняться в понуром фатализме – авось пронесет.
Опять же змеи. Конечно, эта опасность – по всему острову, но в этом болотистом углу им, видно, корму было за глаза и вообще уют. Их там скопилось, словно в хорошем террариуме. При движении приходилось останавливаться чуть ли не после каждого шага и внимательнейшим образом осматриваться. И все равно практически ежедневно происходили стычки со смертельным исходом – благодарение Богу, пока что не на нашей стороне. Но ведь когда-то везуха может кончиться, думал я с тоской. Ужалит кого-то из нас какая-нибудь сволочь, и даже если укус не смертельный, в нашем положении это – неизбежный финиш.
Прикованный большую часть времени к родному надувному матрасу, я снова и снова прокручивал в голове разные планы и сценарии, но все они сходились на одном: на этом острове, и в особенности в этом поганом болоте, у нас будущего нет. Черная дыра, а не будущее. Квадрат Малевича. Не змея, так какая-нибудь ядовитая сороконожка, не сороконожка, так лихорадка, не лихоманка, так двуногие – все равно нас добьют. Особенно двуногие. Ну и что с того, что они нас временно потеряли. А то я не знаю этого псевдо-Луиса. Поищет-поищет нас там, где и духу нашего не было, а потом вернется, гад, к скале и постарается сызнова взять след. Я бы сделал именно так, а он совсем не дурней меня, да и как бы не хитрее, желтолицая бестия, бабуин нечесаный. Просто мне до сих пор чудовищно везло, чего уж там. Так везло, что вот-вот должен наступить облом, я это просто кишками чувствовал. Нутром, б-блин.
Ночами, когда Kitty, вымотавшись за день, посапывала у меня на плече, а у меня только и дел было, что слушать ноктюрны джунглей и пялиться в просвет на неправдоподобно яркие, какие-то мохнатые местные звезды, мысли эти доводили меня до исступления. Ясно одно: надо добывать лодку и тайком линять с острова, иначе эта игра в одни ворота добром не кончится. Значит, надо прибиваться поближе к аборигенскому жилью, все силы положить на разведку и выгадывать момент для броска. Как говаривалось в горах, рывок кормит.
Собственно, деревушка наверняка находилась где-то неподалеку, мы ж от той заброшенной плантации ушли всего на расстояние одной неширокой долинки. Однако глупо было бы надеяться подобраться к деревне и в ту же ночь умыкнуть лодчонку. Так только в кино бывает, а в жизни на это может понадобиться несколько дней и ночей осторожного шпионажа в весьма враждебном окружении. Остается первоначальный план: пробиваться в Охвостье, там затеряться среди каменных россыпей, закрепиться, устроить базу и с нее выходить на разведку, шнырять поближе к берегу и всячески пытать счастья. Счастье, мол, ау, где ты, сволочь толстомясая…
Мы с Kitty все это обмозговали и обговорили. Малышка аж ножками ерзала, до того ей хотелось немедленно, прямо сию секунду ринуться в путь и претворить планы Командора в жизнь. Мне даже немного стыдно стало, словно я дурю ребенка. Она ведь слабо себе представляла, какие нас ждут риски. Ну, во-первых, Луис, не найдя нас на пространстве отсюда до моря, мог оставить по всему Охвостью несколько караульных постов, и весь план пойдет насмарку. Нужно будет придумывать что-нибудь поумнее. В деревне тоже нас могут засечь и накинуться толпой либо просто спустить собак. А уж что с нами будет в море, так это и голливудскому Одиссею не снилось. Хаживал я на малых посудинах по морям, по волнам и навсегда усвоил дедову поговорку: «Кто по морю не плавал, тот Богу не маливался». Все может приключиться, включая самое-самое… А малышке, небось, чудилось – оторвемся мы от этого fucking острова, уйдем в голубой простор – и будет нам немедленно счастье, сразу конец мучениям и наступит светлое будущее, с горячей ванной и шелковой душистой постелью, совсем как на «Медузе» или даже дома.
Мысли эти, однако, я держал при себе. Кто я такой, чтоб ломать человечку кайф. Жизнь сама прояснит картинку, без моего занудства. Так оно и случилось – вот только много скорее, чем я предполагал.
Как-то ранним утром мы пробудились, немного поласкались и уже собирались выбираться на свет Божий, умываться и прочее, как вдруг меня что-то словно кольнуло. Я замер и малышку тоже притиснул к себе, чтоб не шевелилась. Как это часто со мной бывает, инстинкт опасности – наверно, где-то в рептильном отделе мозга – сработал раньше, чем я что-либо сообразил своим человеческим умом и даже раньше, чем Kitty что-либо расслышала. Впрочем, вскорости и сама опасность предстала перед нами, что называется, в полный рост. В шорох и шелест листвы под утренним бризом по нарастающей вплетался чужой, металлический, лязгающий пугающий звук. Рокот вертолетного мотора. И было совершенно ясно – летит этот гад именно к нам, прямо по линеечке.
Я только и успел, что уложить малышку под каменную стенку и жестом велел помалкивать – хотя можно бы и в полный голос орать – да еще успел замотать физиономию хиджабом, чтоб не отсвечивать ею в проеме, а вертолет уж ревел, казалось, ровно над нами и вовсе не собирался лететь куда-то дальше. Момент был совершенно отчаянный, и мысли в голове колотились самые разные, все больше про то, что нас в этом убежище выследили, сейчас вертолет высадит десант луисовых головорезов, и прихлопнут нас здесь как мух – в лучшем случае. Что мне в этой ситуации делать, я решил давно, вот только одно дело решить, и совсем другое – сделать вот сейчас, через несколько секунд. Тут у кого хочешь прямая кишка заиграет. Жить-то хочется, а в такие мгновения особенно остро.
Медленней змеи я выдвинул голову из-под каменного козырька, но ничего, кроме переплетения ветвей, не увидел, словно вертолет висел над самой «палаткой» или еще ближе к скалистой стене Бычьего Зада. Этого не могло быть, рев мотора был оглушительный, но все же не так, словно до него рукой подать. Скорее в нескольких сотнях метров. Где-то около наших «Фермопил».
И тут у меня в голове словно кто-то занавесочку отдернул, и даже с каким-то щелчком. Все стало яснее ясного. Это пузатый ублюдок Луис делал сейчас то, что должен был сделать несколько дней назад, когда запер нас на скале, а потом в пещере. Сообразил наконец, что купился на трюк с трусиками, и сейчас утюжит на вертолете то место, откуда мы уйти никак не могли, а мы взяли и ушли, и следа не оставили.
Через пару минут догадка моя подтвердилась самым драматическим, прямо-таки театральным или киношным образом. Рев вертолетного мотора на мгновение был заглушен взрывом, потом еще одним, и еще… Чего уж яснее – с вертолета разглядели пещеру и теперь расстреливают ее из подствольников или чего-нибудь похожего. Жаль, жаль. Милая была пещера. Но это и к лучшему: авось Луис решит, что разгадал-таки загадку, нас уничтожил, порвал и растер, и на том успокоится.
Победно ухмыляясь, я оглянулся на Kitty – и прямо-таки осекся. Малышка забилась под самую стенку, свернулась в позу эмбриона, закрылась согнутыми в локтях руками и дрожала так, что ее временами прямо подкидывало. Я кинулся к ней, отнял руки и горячечно забормотал, объясняя все, до чего сам только что додумался. Не знаю, поняла ли она мои объяснения или просто ее успокоило то, что я говорил нормальным голосом, а не шептал, словно нас могли услышать в вертолете. Магия физического контакта тоже работала. Когда она вжималась в меня лицом, ужас стихал, уходил. Это чувствовалось телесно или еще как-то, но чувствовалось вполне определенно – как рукой ощущаешь тепло или холод.
А между тем повод для страха имелся, и очень даже. Не такой Луис стратег, чтобы оставить хоть какой-то сценарий неизученным и не сунуть свою лапу в малейшую возможную щель. Грохот мотора стал еще ближе, он то чуть-чуть убывал, то усиливался. О его маневрах я судил только по звуку, высовывать нос из «палатки» не рискнул. Вход в нее был плотно закрыт зарослями, сверху же что разглядишь? Ну, лежат два камня в зарослях впритык друг к другу, таких тут сотни. Однако чем черт не шутит, вертолет же может зависнуть, и в хороший бинокль через щель можно хоть веснушки Kitty рассмотреть. Одно спасение – в любом вертолете чертовски трясет, в бинокль на пейзаж особо не полюбуешься, когда пейзаж этот трепыхается, словно в эпилептическом припадке.
Судя по звуку, вертолет двигался, как легавая собака – челноком, притом низко-низко, едва не задевая верхушки деревьев. На миг его тень накрыла убежище, и мы оба инстинктивно вжались в пол, но я тут же забормотал в ухо Kitty:
-- Не бойся, не бойся, маленький, этот номер у них не пройдет, кусты да деревья нас надежно прикрывают, ни черта они тут не рассмотрят. Совсем близко к нам они не подлетят, побоятся – скала ведь рядом. Зазевается летчик, чиркнет винтом о камень, и кранты им, гадам.
О том, что меня так и подмывало выскочить и метнуть каменюку потяжелее в блестящий круг винта, я, конечно, ни гу-гу. Да я бы и не сделал ничего такого, даже будь я один. Мог и не докинуть пращой, а себя обнаружить, и вообще это тактически глупый, истерический ход. Моя тактика простая, ящериная: проскочил, сколько можешь, шмыг в щелку, и замер. Как опоссум. Противно, а что поделаешь…
Впрочем, черт его знает. Когда я бешенею, могу еще не то выкинуть, и чихать я хотел на голос разума. Он в такие моменты скукоживается до нуля, в незримую щель уползает. Но это – строго в том случае, если один. Малышка не виновата, что у меня запал короткий. Хотя… Если б мы сегодня еще в пещере сидели и к нам эта стрекоза подлетела, у меня и выхода другого не было бы, кроме как вылезти на полку и попробовать взмахнуть пращой да каменюкой в сверкание винта попасть. Может, и успел бы, только навряд. Им на спуск нажать куда как проще. Нет, вовремя мы оттуда смылись, ой до чего вовремя… Роскошный повод для ликования, просто шик.
Пока я так про себя рассусоливал, натужный грохот мотора постепенно удалялся и наконец превратился в отдаленный стрекот. Я вылез из «палатки», вскарабкался на нее и наконец воочию увидел этого далекого заводного жука или стрекозу. Точно стрекоза, из-за блеска винта. Впрочем, до литературных ли тут сравнений. Нам главное – выяснить, насовсем улетел вертолет или еще вернется, а если вернется, то за каким хреном.
Не вернулся. Немного помотался над Охвостьем и вскоре исчез за Бычьим Задом – видно, полетел обнюхивать восточное побережье острова. Все-таки Луис уж очень осторожная скотина, или слишком высокого мнения о наших способностях, если думает, что мы могли там оказаться. Не могли, никак не могли.
Ну и пусть его рыщет. Напугал только до полусмерти, сучий его потрох. Вишь, как ручки дрожат. Ничего, страх – штука полезная. Может, живее поворачиваться буду, поактивнее. А то рассиропился тут, понимаешь, со своей болячкой, на лазаретном положении. Унесешь ноги с острова – болей, сколь влезет. А сейчас не хера тут разлеживаться. Завтра с утречка – ключ на старт, и обратный отсчет…
Глава 32. Прогулка с препятствиями
Надо ли говорить, что я полночи крутился, не мог заснуть, все переживал страхи прошедшего дня и пытался сообразить, как с этой новой напастью справиться. Под конец убедил себя – бояться ни к чему и нечего. Во-первых, зеленка, она на то и есть зеленка, чтобы в ней от вертолетов прятаться. Не нами придумано, и не нам это менять. Главное, чтоб этот черт летучий тебя врасплох на голом месте не застал, но это навряд. Рев его слышен за мили, голых мест тут – раз-два и обчелся, и никто на них соваться особо не собирался при любой погоде. Во-вторых, вертолет этот вряд ли у Луиса в собственности, я ни про что такое никаких разговоров не слышал. Была бы такая машина в полном луисовом распоряжении, давно б он ее применил. Значит, позаимствовал аппарат на время, с определенной целью – осмотреть стенку. Цель вроде достигнута, пещера обнаружена и расстреляна, гмадлобт, получите ваш геликоптер назад. Впрочем, гмадлобт – это по-грузински «спасибо», это я уже в полудреме наречия путаю.
Конечно, резоны мои вполне здравые, только подкорку ими разве уболтаешь. Пласт страха у меня наверняка подраздулся, а что уж говорить про малышатину... Теперь мы оба от любого похожего на дальний вертолетный рев звука холодным потом покрываться будем. Что ж, значит, такая наша судьбина. С тем я и заснул.
Утром пришла пора прощаться с КП, и я в тысячный раз прикинул, как оно все могло быть, не случись тут со мной довеска в виде малышки. Да ни за что бы я не покинул такое отменное логово, еще б недели на две тут притаился, пока Луис не вычеркнул бы меня из списка своих забот. Подружился б со змеями или вымолотил их всех в округе, а дюжину скушал за милую душу. Согласен, хорошего в этом гадюшнике мало, зато практически полная уверенность, что никакое быдло по доброй воле сюда не сунется и никто меня тут не обнаружит. Хоть с вертолета, хоть из космоса.
Но что делать, когда нечего делать. Девчушку змеями кормить не будешь, сидеть в палатке неделями напролет не заставишь, и продолжит она мотаться по округе, пока не напорется на особо злобную и хитрую рептилию либо попадется на глаза лазутчику из вражеского стана. Ни к чему нам эти номера. Голеностоп мой почти в норме. Конечно, побаливает, но попробуй найди в моем организме деталь, которая не побаливает. Нет таких деталей, все уж испробованы на излом, и не хрена на этом зацикливаться. На ходу обомнется.
Перед выходом я даже лично вскарабкался на дерево повыше, но ничего нового не увидел. Не миновать-стать нам перебираться через горловину вот этого облюбованного мной урочища, все так же руля практически на юг. Затем упираемся в следующий хребет, пожалуй, повыше нашего. Вскарабкаемся на него – дальше видно будет.
После нескольких дней засидки двигаться было особенно тяжко, мерзко, и потно. Старались держаться поближе к горе, где мешанина нетронутых джунглей часто прерывалась отдельно стоящими скалками, замшелыми валунами да шаткими осыпями. Сюда уж точно ни одна собака не зарулит, уж больно легко тут поломать на осыпи ногу либо еще чего похуже. В этом смысле здесь безопаснее, хоть слово «безопасность» к нашим тамошним страданиям трудно приладить. Противно даже вспоминать это карабканье. Нескончаемая, выматывающая душу, печень и все остальное «ишачка» в поту, духоте, грязи и вони, не говоря уж про мириады болотных, особо злобных москитов. Прямо псы из концлагеря, а не москиты.
В конце концов я не выдержал, уж шибко боялся добить свой голеностоп на осыпях, и спустился пониже. А там начались те же прелести, что и в Гнилом Ущелье – непроходимые завалы, труха и опасность в любую минуту получить по тыкве падающим гнилым стволом. Расстояние метров в сто пятьдесят мы преодолевали около часа, да еще в одном месте малыша все же придавило обрубком какой-то гнили. Я услыхал жалобный писк сзади, совсем не похожий на мужественное «Ап!», развернулся, кинулся, подставил спину под эту пакость весом с тонну, отжал, и Kitty живо из-под нее выскользнула. Вид у нее был жалконький и бледненький. Я торопливо помял ее руки, ноги, спинку и остальное.
-- Цела?
-- Кажется…
-- Сильно ударило?
-- Н-не очень… Я услышала хруст и сразу присела, очень быстро. Меня только придавило.
-- Ну молодчага. Я бы ни за что не среагировал, не успел бы. – Нет, какое все же паскудство в природе заложено. Бревно вот это. Здорового лба пропустило, а на мелочь обрушилось.
-- Командорчик, может, мы пойдем по камням все же? Там хоть сверху не падает…
-- Вообще-то может и упасть. Близ стенки всегда сыпуха возможна, и тогда без вариантов. Камень – это тебе не деревяшка. Поползем уж тут. Нам недалеко осталось, дольше под скалу пришлось бы выбираться.
Полезли дальше. Пока пробирались, я совершенно не ко времени умиленно возблагодарил богов за то, что Kitty совсем не из породы баб, автоматически начинающих обсуждать и осуждать все, что им ни предложи, склонных без повода высказывать собственные мнения, а также обижаться и дуться, когда им интеллигентно разъясняешь, что мнения их идиотские. Я когда-то лет пятнадцать был женат на мощной представительнице этой разновидности Mammaliae, иногда таскал ее с собой в походы, которые полегче, и почему я ее там не придушил, до сих пор загадка. Мистерия. Kitty в этом смысле просто клад и прелесть. Как и во всех остальных.
Под эти раздумья мы перебрались-таки через ущелье и уперлись в очередной скальный участок, все строго по плану. Опершись на дубец, я стоял, отдувался и внимательно обследовал препятствие. Осмотром остался доволен. Подъем совсем не вертикальный, просто крутой, шибко крутой, но вполне проходимый, тем более что на уступах и во множестве расселин там и сям росли кусты, папоротники выше моего роста, а местами даже деревца. Прорвемся. Влево нам ходу нет, там нависает порядком нам поднадоевший Бычий Зад, а что там наверху и вправо, аллах его ведает. Разведать надо.
Так я и скомандовал Kitty: «Побудь тут, посиди под кустиком, я полезу, разведаю». И попер в лоб на склон. Особых трудностей не встретилось, но и на прогулку по цэпэкао тоже мало похоже. Если уцепишься за корень, а он возьмет и обломится, катиться вниз далековато. Потому я прямо обомлел, когда услышал сзади какое-то подозрительное пыхтенье. Оглянулся, смотрю – Kitty лезет за мной на отрог сама, без страховки, да еще со своим копьецом в руке и раздутой сумкой со жратвой через плечо.
-- Kitty, -- зашипел я сценическим шепотом, -- остановись сию же секунду! Держи конец… Так… Вяжи «проводник». Так. И лезай сюда, я тебе надеру задницу, мерзкая пацанка...
-- Не-а, не надерешь, тебе жалко будет, -- нахально заявило это веснушчатое существо, азартно карабкаясь на четвереньках.
И я действительно никому ничего не надрал, только попенял довольно уныло, не в первый уж раз:
-- Kitten, золотко, нельзя же так. В нашем деле без дисциплины, как без рук. Ты что, пижон в душе?
-- Нет-нет, lieber Kommodortschik, Kitty совсем не пижон, ни в душе и никак, просто там внизу так одиноко, так неуютно и боязно, и мне очень хочется к вам, сразу, быстро-быстро…
Вот и укрепляй после этого дисциплину. Ах, нужны ли тут слова. Я растерянно хлюпнул носом и шлепнул ладошкой там, где обещал, но на суровое наказание это было мало похоже.
Полезли дальше и через несколько минут уперлись в голый скалистый гребень этого отрога. Невысокий, метров двадцать, местами чуть ниже, но совершенно вертикальный и гладкий, сволочь, словно кафель, ни одной зацепки. Тут только крючья бить – если б они у нас были. Правда, вплотную к стенке росли деревья, некоторые вполне могутного вида, и на них одна надежда. Авось удастся перелезть с вершины дерева на скалу, иначе пилить нам вдоль стены невесть сколько. Вдруг она до самого берега тянется, и попадем мы прямо в гости к аборигенам. Здрасьте, мол, господа папуасы, или как вас там по матушке, давно мечтаем поближе познакомиться, и не надо нас копьем в печень, может, договоримся…
Пока я эту бредятину про себя проговаривал, глаза мои судорожно искали такое дерево, чтоб верхушка его либо хоть одна ветка нависала над стенкой. Однако ничего такого в пределах видимости нигде не нависало. Тоскливо. Я растолковал ситуацию Kitty, мы выбрали дерево повыше и полезли. Там, наверху, мол, виднее будет. Долезли до самой что ни на есть вершины, но легче от этого не стало. Верхушка действительно торчала над плоской вершиной отрога, но от нее до скалы несколько метров, их же не прейдеши. Близок локоток, да не укусишь, и матюками делу никак не поможешь.
Так вот стоял я там на гибучей веточке и думал думу. Ветерок шатал вершину с хорошей амплитудой, и я отогнал Kitty пониже – не дай Бог закружится головка. Сам же покачивал вершину не для дела, а забавы ради, просто от нечего делать, острых ощущений для, и временами чуть ли не нависал над скалой, хотя метр-полтора еще оставались. Отчаянно хотелось преодолеть их хорошим прыжком, но проклятый голеностоп мог испортить всю обедню. Не оттолкнусь как следует, хряпнусь об скалу с размаху, а падать ой как далеко, да еще в полете о скалу мордой колотиться буду и покрикивать, Прощай, мол, Kitty, не поминай лихом… Думай, Чапай, думай.
Припомнилось мне, как несколько дней тому назад вибрировал я на той адовой полочке, прощался с жизнью и строил авантюрные планы насчет метнуть топорик с привязанной веревкой в вершину дерева напротив и долететь до него на манер Тарзана, но в конце концов забраковал тот проект, и оч-чень правильно сделал. А вдруг здесь он возьмет и сработает? Полеты à la Tarzan тут тоже не катят, неизбежно в стенку вмажусь, но ведь можно и поумнее поступить…
Не мне судить, умно ли был проделан этот трюк или не очень, но на скалу мы в конце концов перебрались, а чего еще надо. Не без волнений, конечно. Одно скажу: если кому доведется в такой ситуации застрять, на топорик надеяться не след. Я поначалу приладил к веревке именно топорик, метнул его в густейший куст близ края скалы и начал было подтягивать вершину своего дерева к стенке, вроде как бы мост налаживать, как вдруг эта паскудная железяка сорвалась с того куста и чуть ли не со свистом полетела мне в лоб. Так мне показалось, во всяком разе. Благодарение Богу, освобожденная вершинка дерева выпрямилась и отшатнулась назад, ну и я вместе с ней, чуть было не сорвавшись, но бодания с топориком избежав. Такой вот облом приключился. Хорошо хоть Kitty не вполне его оценила, только ойкнула, ну, а к моим матюкам она попривыкла, чуть ли не наизусть выучила. Я уж иногда волновался – как отучать буду…
Я немного еще покачался на манер маятника, пока мандраж сошел почти на нет, потом сгонял Kitty вниз за оставленной на земле дубинкой. Надо было, конечно, сразу ее использовать, но что толку в этих «надо было»; терпеть не могу это словосочетание. Уж коли на то пошло, надо было вообще не рыпаться на Бахту да в Австралию, а сидеть дома и собирать спичечные коробки или водку пьянствовать. Как все приличные люди.
Короче, привязал я веревку ровно к середине своей тяжеленной палицы, метнул ее за все тот же куст, потянул к себе, и как ни дергал, дубинка держала железно – видно, легла строго поперек куста. Ну, дальше, понятное дело, завел веревку за ствол, притянул вершинку дерева почти вплотную к скале, завязал булинь, опустил «спусковой» конец веревки Kitty и велел дернуть и отпустить его по моей команде «Ап!», но не раньше, ради всего святого не раньше. Держась обеими руками за заякоренную веревку, я пробрался к самому концу ветки – он уже терся о скалу, пониже края – и тут отчаянно крикнул свое «Ап!» Kitty дернула тот конец, узел развязался, верхушка дерева выпрямилась, и меня метнуло вверх, как с подкидного мостика. В животе знакомо захолодело, словно я сорвался с бугра на лыжах в полет и тороплюсь сгруппироваться, внизу раздался истошный вопль – видно, малышка увидела меня летящим невесть куда на фоне неба – но я уже рванул обеими руками веревку на себя и по-лягушачьи шлепнулся в траву, на все четыре кости. Одна ступня, правда, сорвалась с края, но это пустяки, я уже ушел в перекат боком, ткнулся мордой все в тот же спасительный куст и замер. Несколько секунд отлеживался. Староват я все же для такого цирка шапито. И голеностопу моему порядком досталось, и малыша перепугал до полусмерти. Конечно, это все ради нее, но надо бы преданность выказывать как-нибудь не так… по-обезьяньи, что ли. Видно, пижона и могила не исправит.
Дальше пошло как по писанному. Я благополучно вытащил на скалу сначала шмотки, потом Kitty, нам ведь не впервой, но только в конце операции имел место некий психовзрыв. Когда я уже развязывал на ней грудную обвязку, Kitty вдруг громко задышала, забарабанила кулачками по моей грудной клетке, даже попыталась боднуть, расплакалась и запричитала без знаков препинания (пробелы мои):
-- Командор ты противный что ты себе позволяешь ты не командор ты бэтман мерзкий ты бы мог упасть и что тогда…
Дальше ей не хватило то ли дыхания, то ли нужных слов, она просто взвыла, личико ее некрасиво перекосилось, а я почувствовал себя последним сукиным сыном. Но куда денешься, дело-то сделано. Я помялся, ничего нового не придумал, подхватил ее на руки, сел на землю и принялся укачивать и слизывать с веснушек слезки, бормоча бессвязицу:
-- Kitty, заинька, ну что ты так расстраиваешься, я же не в первый раз этот трюк проделываю, я же опытный, с моим опытом это ж так просто. – Врать, так врать с упоением. – Ну какой я Бэтман, сама посуди, ни маски, ни плаща его дурацкого… Ну немного попижонил, каюсь, и больше не буду. Давай сопельки вытрем и поклянемся друг другу ни-ког-да больше не пижонить – и ты не будешь, и я не буду, идет? (Мрачное сопение.) Нет, ты скажи, будешь пижонить или нет?
-- Я не пижоню… (Шморг, шморг.)
-- А кто на скалу без страховки лез? Без команды?
-- Сравнил…
-- А вот и сравнил. Я, может, больше твоего перепугался.
-- Нет, я больше!
-- Нет, я!
Ну, и так далее. Кончилась эта перебранка ровно так же, как и все остальные – затяжным поцелуем. Что поделаешь, мы оба питали слабость к этому занятию. Потом еще немного посидели, обмениваясь успокоительными флюидами, дружно и протяжно вздохнули и вернулись к текущим делам.
Первым делом разведка, как оно и мыслилось ранее. Я снова выбрал дерево повыше и полез. Kitty увязалась за мной – я так понял, в видах полицейских, смотреть, чтоб я еще чего не выкинул по части беспарашютного спорта. Да я и сам был им сыт по горло.
Дерево то несколько приоткрыло завесу над нашим возможным будущим, за что ему душевный поклон. Долинка, которую нам предстояло пересечь, являла собой копию предыдущих, с одним важным отличием – по дну ее извивалась целая речка, а не пустяковый ручеек какой-нибудь, коего из-за буйной растительности и не видно вовсе. Здесь сквозь зелень несомненно проглядывало нечто блестящее и извилистое, да и устье виделось отчетливо, и как раз у этого устья располагалась искомая деревенька, по-местному кампонг – множество домишек среди пальмовых метелок. Деревушка казалась вымершей, но в сельской местности днем везде так, хоть в Сибири, хоть в тропиках. Впрочем, меня больше лодки интересовали, нежели население. Кое-где нечто такое лодкообразное на берегу и в бухточке просматривалось, но из-за пальм смутно даже в бинокль, к тому ж днем суденышки должны быть большей частью в море. Погодка подходящая, нечего им на песке или на якоре нежиться.
Я перевел взгляд на взморье. Там, словно мухи на стекле, прилипли вразброс с десяток силуэтов типа баркасов, некоторые под парусом, остальные, похоже, мотоботы. Рыбачат ребята, как им и положено. Для меня видеть море – всегда отрада, и я бездумно бродил взглядом по голубоватому простору, который, казалось, плавился под этим бешеным солнцем. С минуту любовался свободною стихиею – и вдруг наткнулся взглядом на нечто такое, от чего сердце неловко подпрыгнуло и сделало бу-бух. Далеко-далеко к югу, из-под самого горизонта торчало нечто, совсем не похожее на силуэт судна, даже крупного… Я вскарабкался еще выше, не обращая внимания на свирепый шепот Kitty, и вновь прильнул к окулярам. Тут впору было орать на манер Колумба – «Земля!», или как они там по-испански верещали. То ли остров, то ли мыс, то ли что, но точно – суша.
Я позвал Kitty.
-- Honey, лезь-ка сюда. На бинокль. Что ты там видишь?
-- Я и без бинокля вижу – другой остров, совсем крохотный. А что?
-- Как что? До этого островка десяток миль, ну, может, полтора десятка. Это можно за ночь пройти. Даже на веслах.
-- А нас там не поймают?
-- Сама говоришь – островок маленький, вряд ли кто там живет. Если уйти отсюда незаметно, на ворованной лодке, кто нас там искать будет? Океан большой. Главное – лодку стибрить аккуратно, чтоб на нас подозрение не пало. Обоснуемся там, и как завидим большое судно, выскочим наперерез, жертв кораблекрушения изображать будем. Промашка выйдет – вернемся на базу, ждать у моря погоды. Понял, какой я Великий Стратег?
-- Понял. Командорчик – хвастун, это я давно понял.
-- А я-то думал, Командор – Бэтман. В собственном соку. Давай лучше поцелуемся. На всякий случай.
Очень меня вдохновил тот островок. Такая надежда на надежду иногда просто необходима, без этого захлять можно. Как без витаминов. Моральная цинга в гроб вгонит. Какой бы ты ни был упертый лыцарь с цирюльным тазом на голове.
Спустились, навьючились, тронулись. Поначалу идти вдоль гребня было одно благолепие – множество проплешин, и даже заросли не больно густые. Так, махнешь иногда парангом, чтоб перерубить особо противную лиану или колючую ветку. А вот когда стали спускаться к речке, накатил знакомый ад. Я рубил и рубил всякую дрянь, прокладывая тоннельчик, перебрасывал тесак из руки в руку, и все равно обе скоро болели до самых ушей. Я все поглядывал на часы, пытаясь сообразить, как долго мы тут мордуемся, но сразу же забывал, зачем я куда-то смотрел и что я там видел. Перед глазами плавали оранжевые круги в крапинку, просто сюр какой-то. На Kitty боялся оглядываться, чтоб не видеть ее измученные глазки.
Пришел момент, когда я повис в ловушке из какой-то ползучей дряни и даже не дергался, решил так отдохнуть, на весу. Минутку повисел, потом спросил:
-- Kitty, это у меня в ушах шумит или взаправду что-то плещется?
-- Правда плещется, -- еле слышно отвечала малышка.
-- Значит, ручей. Значит, половину прошли, -- пробормотал я и, право, не знал, радоваться или рыдать.
Мы энергично проскреблись к ручью или скорее небольшой, по колено, речке, вроде Оредежи, только в тропическом антураже. Не знаю, почему из сотен знакомых мне речек я вспомнил тогда именно Оредежь. Только много позже до меня дошло, что на Оредежи мы как-то отдыхали в набоковских местах под Ленинградом. Ну, с тем еще Котом, который номер один. Всего несколько дней, а как славно-то было…
Но в тот момент я, конечно, ничего такого не вспомнил. Не до того. Постояли, осмотрелись, прислушались, потом одним духом разделись и вытянулись в воде в полном экстазе. В сказках про живую воду все же какой-то сенс есть. В той речке вода текла определенно живая, усталость смывало вместе с грязью, болью и зудом от ссадин, царапин, укусов. Когда я притянул Kitty поближе к себе, счетчик блаженства вообще зашкалило. Однако тут же черт меня дернул мельком глянуть на часы, и Kitty снова загрустила.
-- Командорчик, мы еще сегодня будем идти, да?
-- Надо, Kitten. Кто знает, кто тут по речке шастает и что ловит. Я б и сам половил. Видишь, раки в воде так и мелькают. Крупные и, наверно, вкусные.
-- Раки? Взаправду?
-- Раки. Krebse. Раки под пиво – это вообще рай, по нашим российским понятиям, – вздохнул я. – Только пива ни грамма нет, и времени у нас в обрез. Часа два-три, не боле, а нам еще логово надо сыскать. Перекусим – и вперед.
Перекусили бананами и кокосом, все так же сидя в речке. Я заметил, что Kitty жует через силу, но списал это на жару и переутомление. Видно было – она так и нежилась бы в прохладной водичке, хоть до вечера не вылезала, но я был неумолим. Труба, мол, зовет. Да и дождь мог хлынуть в любую минуту, а дождички тут такие, что и фамилию не спросят, унесут по речке в море за здорово живешь. Так что мы наскоро сполоснули одежды, волглыми нацепили их на себя и стали пробираться вниз да по реченьке.
Ручей бежал в зеленом тоннеле, ветки часто смыкались, приходилось даже пригибаться, ноги скользили на камнях, но все ж это была ходьба, а не бои местного значения с лианами и прочей хренью. Одно томило: ручей шумел, и мы могли не расслышать движущегося навстречу нам врага. Опять же каждый шаг приближал нас к морю и кампонгу, где нам делать пока что было решительно нечего. Требовалось как можно скорее сворачивать в заросли по левому берегу, но они стояли плотной стеной, наводящей тяжкую тоску – снова ведь прорубаться, как в угольном забое… Я все шарил глазами в поисках кабаньей тропы, но первой ее увидела Kitty. Она прихватила меня сзади за пояс:
-- Командорчик, следы.
И точно, меж кустов виднелись не то, что следы, а хорошо пробитая во влажной почве узкая тропа. И как я мог ее пропустить… Видно, напрягся чересчур в ожидании возможной скорой стычки, отвлекся – и прошляпил. Я тиснул Kitty за что попало под руку.
-- Ну молодец малец. Ну уважил.
Мы нырнули в этот узкий и низкий проход и скоро снова были все в поту, в грязи и комариных укусах. Когда я в очередной раз ткнулся мордой в почву в позе краба, не в силах совладать с дрожью в членах и с какой-то ползуче-колючей сволочью поперек следа, я понял – хватит. Довлеет дневи злоба его, или как там у царя Соломона. Пора тормозить и творить логово на ночь. Тем более что в воздухе отчетливо пахло ночным душем – барометр, верно, падал, как пьяный, и к замогильной усталости добавилась такая же сонливость. Я повернулся к малышке.
-- Kittenka, разворачиваемся. Ложимся в лежку. Мы тут недавно миновали дерево на подпорках…
Она сразу усекла, о чем я. Там некоторые деревья стояли высоко на обнаженных корнях, я такое раньше только на Байкале видел. На Байкале дикий ветер почву из-под ствола выдувает, а здесь дьявол его знает, в чем причина. Может, ливни вымывают почву из-под корней, а может, просто так нужно, и кому какое дело. Корни мощные, как стволы, и если под ними почистить, кое-что подрубить и прикрыть снаружи нарезанной зеленью, получится отменная берлога при минимуме труда.
Так и сделали. Мысль о скором отдыхе оживляла. Двигались мы бодренько и скоро учинили уютное стойбище с толстой мягкой подстилкой и добротными стенами, особенно со стороны горы, откуда мог накатить вал дождевой воды. Палаточку я на всякий случай поставил открытой стороной к свинячьей тропе и сразу же загнал Kitty внутрь. Она тотчас прикорнула, а я еще пометался, спотыкаясь о собственные ноги. Заготовил дровишек, подсобрал бананов. Их тут нашлось порядком, и снова какие-то не такие, как раньше, но мне разбираться в местной флоре было как-то недосуг. Я уже валился с ног, то есть буквально.
Когда хлынул дождь, мы выскочили на несколько минут под душ, естественно, au naturel, и некоторые даже повизгивали шепотом от полноты чувств. Все же есть огромный смак в смывании с себя грязи и липкого пота, а заодно и большой доли усталости. Правда, в этот раз я, когда растирал Kitty, заметил, что она дрожит как-то… болезненно, что ли, но подумал – пройдет. Это все, мол, от усталости; сонливость и отсутствие аппетита тоже. «Анну Каренину» в тот вечер даже не вспомнили, тем более что эта Annette мне порядком поднадоела. Kitty моментально заснула, а я еще повалялся, перебирая мысли и тревоги. Что томило сильнее всего – мы были слишком близко от речки и от деревни, и я твердо решил смотаться отсюда прямо на рассвете.
Помнится, еще когда я принимал это решение, вслед за ним слабой невнятной тенью мелькнуло сомнение, что-то вроде вздоха – ой ли…. Но то было уже на переходе ко сну, и не было сил оценить этот злостный демарш подкорки. Да и что тут можно было бы поделать… Но уважения к собственной подкорке у меня впоследствии прибавилось, это уж точно.