Удк 82 ббк 84(2Рос) Р65 isbn 978-5-88697-204-7 © Рой С. Н., 2011 © ОАО «Рыбинский Дом песати», 2011
| Вид материала | Документы |
| Глава 28. Наши Фермопилы |
- Сборник статей молодых ученых Таганрог, 2009 удк 316. 77: 001. 8 Ббк 74. 580., 4329.03kb.
- А. З. Долгинов; ред кол.: Б. М. Болотовский и др. М. Мцнмо, 2012[т е. 2011]. 160, 1251.65kb.
- Биобиблиографическое пособие Краснодар 2011 ббк 91. 9: 83 + 83. 3 (2Рос=Ады)(092)я1, 220.63kb.
- С. Р., 2011 isbn 978-617-00-0863-3, 4322.12kb.
- Состав комплекта «Здоровый образ жизни – 2011 г.», 85.67kb.
- естественные науки, 1003kb.
- Бюллетень новых поступлений за апрель 2011 год, 107.78kb.
- «Жемчужина Новгородского края», 308.75kb.
- Учебное пособие Павлодар удк 94(574+470. 4/. 5+571. 1)(075. 8) Ббк 63. 3(5Каз+2Рос)5я73, 3633.95kb.
- Туристическая компания, 207.67kb.
Глава 28. Наши Фермопилы
Ночка, конечно, выдалась жутковатая, зато от двуногих эта жуть защищала надежно. Так нам, по крайней мере, казалось. Когда небесное безобразие с молниями во все небо и неистовым грохотом где-то заполночь сошло на нет, заснули мы крепко и сладко.
Проснулся я на рассвете, и проснулся не в самом радужном настроении, ибо приснилась мне моя последняя по счету законная-благоверная, и будь я поумнее и почутче, определенно воспринял бы это как злое предзнаменование. Но куда там, мы ж д-ра Фрейда за человека не держим. Самое гнусное, конечно в этом сне было то, что мадам примстилась мне в позиции die Frau, die reitet – «женщина, которая едет верхом». Это была одна из милых привычек Kitty, и мерзкий этот сон я счел грубым вмешательством в нашу личную жизнь. Нарушением нашей privacy, так сказать. Но тут малышка проснулась, и все стало на свои места.
Потом мы снова окунулись в истомный зоревой сон и окончательно проснулись уже часов аж в девять, спокойные и благодушные от ощущения полной безопасности. Мы, мол, от бабушки ушли и вообще от всех вас, гадов, ушли, где уж вам нас достать на нашей верхотуре.
Как бы не так. Kitty вылезла из палатки по своим делам, но вернулась моментально, и лица на ней не было.
-- Там... люди...
-- Где? – взвился я.
-- Где мы поднимались... В кулуаре.
Я выметнулся наружу и осторожно выглянул из-за стенки из валунов, натасканных накануне. Тут мой сухопутный круиз чуть было и не закончился печальнейшим образом – послышался визг рикошета, одновременно правую мою щеку сильно ожгло, и тут же донесся щелчок выстрела. Я отшатнулся за камень, пощупал щеку – кровь. А чего еще было ожидать. Сгоряча я пробормотал слышанную где-то дурацкую фразу: «Во блин, сходила бабушка за хлебушком». Еще раз пощупал щеку – нет, не пулевое ранение. Вздор, царапина. Пуля-дура ударила в скалу и ушла в небо, а меня хлестнуло по морде каменной крошкой. Хорошо, что не в глаз. Очень хорошо. Замечательно. Лучше не бывает, блин горелый...
Я не успел заметить, откуда стреляли, ничего не успел рассмотреть, а выяснить предстояло непременно, нельзя же вслепую... Валуны я давеча уложил неплотно, с зазорами, и в щели мог бы кое-что увидеть – если у стрелка нет оптического прицела. А с оптикой – только покажись, пулю схлопочешь. Мишень ты, и это все о тебе...
Я медленно провел рукой перед одной такой широкой щелью-амбразурой, раз и другой. Тишина. Дрожа, приник к отверстию глазом. Картина тут же прояснилась.
Гости карабкались к нам двумя колоннами. Человек десять, а может дюжина, лезли в лоб по кулуару. Эти копошились еще в самом низу и поднимались с видимым трудом, хоть и торопились – их сдерживали сыпуха и сырость после ливня. Через час, однако, до нас доберутся. Нет, наверняка раньше. «Ладно, крысы, лезьте, лезьте. Я вам тут устрою Фермопилы», вслух пробормотал я. Сугубая чушь бурлила в голове, но что поделаешь – адреналин, он и не такие коники выкидывает.
Опаснее этой толпы сейчас были те двое, что поднимались по внешнему углу кулуара, с противоположной от меня стороны. У обоих, похоже, карабины, и их задача – прикрывать тех, что прут в лоб. Что ж, грамотно. Этих двоих я достать никак не мог, а они меня – вполне, только подставься. Ладно. Пусть подберутся метров хотя бы на семьдесят, а лучше на пятьдесят. Может, чего и придумаем.
Я ползком вернулся в палатку – достать бинокль. Kitty колотила дрожь, а при виде крови малышка и вовсе отпрянула и смертно побледнела. Я как мог ее успокоил – пустяки, мол, оцарапало камешком – и по-пластунски же вернулся к своей амбразуре. Стрелки пока что могли достать меня только у самого края площадки, остальное еще в мертвом пространстве, однако береженого Бог бережет. Угол-то обстрела с каждым их шагом меняется, скоро и всю площадку смогут простреливать. Одно спасение – сложенная вчера стенка. Определенно ангел-хранитель надоумил.
Бинокль у глаз сильно подрагивал, но я знал – дойдет до дела, и нервы куда только денутся, а пока пусть себе играют. Теперь я мог видеть картину в деталях. Никого из наших знакомых с виллы среди супостатов я не разглядел, да и вооружение у них не то. Не профи. Скорее всего ополчение из ближайшей деревни – вчерашние сборщики кокосов нас все-таки засекли в кулуаре или уже на скале, доложили по начальству в деревне, и оно решило нас изловить или перестрелять, не докладывая Луису. По-легкому срубить куш побольше. А может, Луис со своей бригадой в очередном вояже, хрен их знает, это их дело, а мое – аккуратнейшим образом разобраться с этой сволотой.
Но первая забота – Kitty. Ей на поле брани делать нечего, только лишняя морока. Зачистим тыл, но осторожно, с минимумом вранья. Я заполз в палатку и с самым безмятежным видом на окровавленной физиономии обсказал малышке план действий.
-- Все, маленький, уходим. Спускаемся по веревке до полочки на стенке, помнишь? – Я ей вчера показывал ту полочку, чем, кстати, перепугал до полусмерти. – Нет у нас другого выхода, лапонька. Должны мы успеть убраться, пока эти скоты сюда долезут. Собираемся.
Главное – не дать ей опомниться, зациклиться на этой картинке – как она висит над страшной пропастью на тонкой веревочке да плетеной леске. Меня самого от этой лески мороз по коже продирал. В магазине в Гамбурге клялись – новый сверхпрочный материал, одна жилка слона выдержит; но то в магазине, а как оно в реале... Ладно, чего страху нагонять. Как деревенское хулиганье говорит – нас ужо пужать не надо, мы ужо пужатые...
Пока собирались, эти уроды несколько раз отпалили по скале в надежде на рикошет, и это сильно действовало на нервы. Скала надежная, пушкой не прошибешь, однако боязно, как бы Kitty от страха не сделала что-нибудь безумное. Визг рикошета и впрямь с ума сводит...
Я связал веревку с леской, добавил пару страховочных узлов. Так, это готово. Теперь вбиваем в расселину плоский камень торчком, вместо крюка. Вбили, камень сидит плотно, нерушимо. Вяжем к нему нашу сверхнадежную леску. Хорош, только быстрее надо все, быстрее, не давать Kitty опомниться, это – как первый прыжок с парашютом, старшой пинает тебя под зад, и лети себе, одна забота – не укакаться...
Сначала опустим шмотки, это вроде психологической подготовки – вот рюкзак аккуратно ляжет на полку, и с ней то же самое будет. Так, спускаем, потиху потравливаем, чтоб груз не зацепился за что-нибудь. Веревка наконец ослабла, я перегнулся через край, присмотрелся – вроде рюкзак лежит на полочке плотно. Хорош. Дернул за одножильную леску, привязанную к короткому концу булиня, на котором держался рюкзак. Узел с одного рывка развязался, и я потянул веревку к себе, наматывая ее на локоть.
-- Теперь твоя очередь, -- сказал я, повернулся к Kitty – и осекся.
Малышка к тому времени уже превратилась в мелко дрожащее желе и лежала под скалой, укрыв голову руками, до краев налитая ужасом. Я отнял ее руки от лица, попробовал ее поднять, но она только забилась, замычала, вырывая руки, и глаза ее были белым-белые и совершенно бессмысленные. «Все, финиш», мелькнуло в голове, и так наверно и было бы, но тут по скале ударила одна пуля, другая, уходя на рикошет все с тем же омерзительным визгом. Kitty встрепенулась, села и словно впервые увидела меня. Видно, животный инстинкт гнал ее подальше от цвирканья пуль, и ей хотелось что-то делать, куда-то бежать от визжащего ужаса, не просто биться в истерике. Я еще тряхнул ее как следует, хотя надо бы и по щекам отхлестать, да некогда и жалко. Пропустил веревку через карабин у нее на груди, завязал узел, тем временем строго вдалбливая ей в голову каждое слово, каждый слог:
-- Будешь спускаться, смотри только на стенку, ногами упирайся в нее же, руками держись за веревку, понятно? Там, на полке, стань как следует, осмотрись, найди площадку пошире, поустойчивее, садись на попу или ляг и только потом отвязывай веревку, понятно? Отвяжешь, кричи «Ап!» Готова?
Какой на хрен готова, она ж вот-вот в обморок упадет, но что делать, что делать... Как по заказу, в скалу ударилась еще одна пуля, ниже других, нас обдало каменной крошкой, Kitty инстинктивно подвинулась к краю площадки, а я заторопился:
-- Все, ложись на край, спускай ноги... Так... Работаем!
Kitty судорожно ухватилась за край скалы, с видимым усилием оторвала руки от камня, уцепилась за веревку. Я слегка потравил свой конец, и измученное лицо ее исчезло.
Господи, чего только я не хлебнул в своей жизни, но те минуты – страшнейшие, клянусь чем хотите. Словно меня поставили к стенке, и вот-вот грянет залп. А ведь надо было еще работать, спускать этот комочек ужаса так, чтобы не дай Бог чего... Когда пошли последние метры трехжильной лески, я уже чуть ли не рыдал, и не поручусь, что этого не было... Леска нестерпимо резала руки, хоть и в плотных вратарских перчатках, и это умножало ужас происходящего. Наконец леска у меня в руках ослабла, я лег, перегнулся через край пропасти – Kitty вроде нашла, где стать, но до чего узкой отсюда казалась эта полочка, просто волосок на стене, а на нем неведомо как прилепилась крохотная фигурка. Но вот малышка села, развязала узел, и до меня донеслось слабенькое, дрожащее «Ап!»
Ну, слава Тебе, Боже, если Ты есть, спасибо Тебе огромное, а я уж отслужу, отработаю, падла буду... Все, веревка висит свободно, если со мной что случится, так хоть малышка останется в живых на этой полке, хотя что ей с того толку... Я еще раз выдвинулся над пропастью, сколько мог. Kitty уже лежала, вытянувшись вдоль полочки, запрокинув лицо, и могла меня видеть. Я показал правой рукой на запястье левой, где часы, не очень надеясь, что она поймет сигнал: подожди, мол, у меня тут неотложные дела, немного задержусь, дорогая, не скучай без меня...
Ну не мог я оставить за спиной вооруженного, небитого противника, никак не мог. Не положено так делать, по законам тактики нельзя. Через десять-двадцать минут доберутся эти барбосы до нашей площадки и сверху расстреляют нас, как перепелов. Да хоть каменьями побьют, смеха ради. Ни за что не успеем спуститься по полке, там работы на час, если не больше, и все ползком, и вообще неизвестно, что нас там ждет. Так что прости меня, маленький, посиди там, поплачь, а я сейчас, сейчас...
Я снова подполз к своей амбразуре – и прямо опешил. До чего резвые ребята, те, с карабинами. Казалось, всего несколько минут прошло, а они уж подобрались чуть ли не вровень с моей крепостью. Еще немного, и будут простреливать ее насквозь.
Да... Резвые, но глупые. По науке, один должен карабкаться вверх, а другой прикрывать его, держать меня под прицелом – авось высунусь. Потом меняться. А эти уж больно торопятся, оба прут, карабины за спиной – вперед и выше... Ладно, твари, я вам сейчас исполню Песнь о Буревестнике. Далековато, конечно, метров сорок с гаком, но попытаться можно.
Я заложил камень потяжелее в кожеток пращи, постоял на коленях, собираясь с духом, сосредоточился, взметнулся на ноги, крутнул пращу над головой раз, на втором с шагом правой вперед отпустил конец, зажатый меж пальцев, и тут же упал, приник к амбразуре.
Пока я падал, посыпался и один из стрелков, тот, что залез повыше на склон. Я не понял, куда я ему попал, похоже, не в очень убойное место, точно не в голову, но он заскользил вниз, только камни из-под него посыпались. Вот он за что-то зацепился, судорожно хватается, шевелится, но можно считать – уже не боец. Скис. Второй вырвал из-за спины карабин и принялся палить по моей стеночке и в скалу у меня над головой. Я нагнул голову, приник лицом к камню, по спине снова ударила каменная крошка, но раз не пуля, мне плевать. Я прилаживал к кожетку еще камень, а сам считал выстрелы. Когда досчитал до пяти, выглянул в амбразуру – второй стрелок менял магазин. Я встал во весь рост, на этот раз крутнул пращу над головой дважды и метнул камень, целя этому обормоту в грудь – он сидел весь на виду, занятый своим делом. Когда камень ахнул его по корпусу, он откинулся назад, выпустил оружие, да так и остался лежать навзничь, а карабин покатился вниз. Может, и очухается, но спесь я ему сбил, и начхать я на него хотел, на безоружного.
Снизу, от главной колонны, тоже уже недалекой, послышались вопли, хлопнули пистолетные выстрелы, грохнул дробовик, еще раз, но то были уже сущие глупости. Эти вояки лезли по середине кулуара гуськом, один за другим, и деваться им было некуда. В три приема я столкнул вниз каменную стенку, построенную вчера с таким трудом, но труд тот не пропал даром. Мои валунчики, сами по себе весомые, обрушили еще целый камнепад, и если кто-то из этой нижней бригады остался в живых, то наверняка закаялся на всю жизнь гоняться по скалам за легкими деньгами. Так я и прочитал им злобную эпитафию: «Не гонялись бы вы, …., за дешевизной».
Наверно, мне бы чувствовать себя победителем, ликовать и орать, что ли, но ни черта такого я не чувствовал и не орал, точно помню. Полную опустошенность я ощущал и вид имел чрезвычайно бледный – руки-ноги дрожали, да все подряд во мне трепетало. Отходняк, в общем. А ведь мне еще спускаться в пропасть по этой ниточке...
Я присел под скалу, опустил голову на колени и попытался привести себя хоть в мало-мальский порядок. Помню, долго и тупо смотрел на плоский камень торчком в расселине, обвязанный леской, и что-то соображал. Я знал – надо еще что-то сделать, но вот что... Никак не нащупать. Пустота и какой-то гул или зуд в голове, и никаких слов, один мат...
Не знаю, сколько бы я так просидел в прострации, если б не обожгла меня мысль о малышке. Ведь она замерла там на узкой полочке над пропастью и умирает от ужаса, над головой у нее грохот, стрельба, а Командора нет и нет, ухайдакали его, и что ей теперь делать, хоть в бездну сигай. Меня от этих мыслей как шилом в задницу кольнуло. Я подполз к краю – Kitty все так же лежала на полке навзничь, неотрывно глядя вверх, и я заорал не своим голосом:
-- Я здесь, малыш, сейчас спущусь! Momentito! Ты только сдвинься чуть ниже!
Kitty пошевелилась, заерзала ягодицами, спустилась немного пониже, все так же лежа на спине. Благодарение Богу, отошла чуток, соображать уже может и команды выполняет.
Я подобрал катушку с остатком миллиметровой лески, привязал конец ее к узлу трехжильной, обмотанной вокруг камня-крюка, и опустил вниз. Строго внушил себе, что с жилкой этой надо обращаться осторожней, чем с чекой гранаты – ненароком потяну раньше времени, булинек развяжется, а левитировать я как-то не обучен, шмякнусь вниз да еще малышку в полете с полки снесу... Вообще-то за такие мысли надо бить нагайкой с потягом, да куда от них денешься.
Ну, с Богом. По застарелой привычке оглядел бивак; вроде никто не забыт, ничто не забыто. Вдохнул, выдохнул, перевалил через край, повис, нащупал ступнями леску-плетенку. Тонкая да скользкая, сволочь, не зажать, придется спускаться спортивным, на одних руках фактически... Руки резало до крика, а что делать... Уперся ногами в стенку, откинулся назад, стало чуть легче. Будь тут добротная веревка, да с узлами, я бы в несколько толчков ногами о стенку долетел до полки, а сейчас приходилось отрабатывать по полшага, каждый раз наматывая леску на свободный кулак, не дай Бог не удержу, выскользнет из руки леска, обрушусь ведь кулем...
Когда добрался до точки, где леска соединялась с родным моим репшнуром, я как на свет народился, такое облегчение пришло. Минутку спустя я уже стоял на полке и отходил от смертного страха. Kitty повернулась набок, вывернув шею, глянула на меня, и лицо у нее было такое... До сих пор иногда мерещится. Я подмигнул, пропел, “Hi, honey,” но у нее в лице так ничего и не шевельнулось. Что делать, некогда мне, некогда...
Умостившись поплотнее на полке, я подтянул к себе катушку с одинарной леской, дернул за жилку, привязанную наверху к узлу, чтоб развязать булинек. Только ни черта у меня с первого раза не получилось. Затянулась леска-плетенка под моим весом, хрен теперь развяжешь, хрен стянешь веревку с камня, а без нее ведь никак. Что там впереди, неизвестно, может, еще такой же спуск предстоит, если не хуже – до земли ой как далеко. Без веревки застрянем мы тут, меж небом и землей...
Я злобно оглянулся, словно ища виноватого, но чего там искать, передо мной только камень, базальт или как там евойную маму. Kitty молча смотрела на меня, явно все еще в шоке. Просто чтобы что-то ей сказать, я попросил:
-- Малыш, дай мне твой знаменитый хиджаб, мне нужно.
Сел на полке, взял платок, обмотал им правую руку, на левую накрутил слабину веревки. Откинулся назад и принялся ритмично подергивать леску обеими руками, но не слишком сильно, чтоб не порезать об острый край обрыва. Решил дергать хоть до морковкина заговенья, но своего добиться. Не знаю уж, на каком дерге узел-таки развязался, веревка опала, и я принялся ее сматывать.
Остаток дня мы проработали на измот и на износ. Полка оказалась не совсем полка, а скорее косая расселина в скале, корытцем – наружный край на нашу удачу чуть выше внутреннего. Временами расселина круто уходила вниз, и тут я спускал Kitty на репшнуре до следующего более пологого участка, потом сползал вниз сам, орудуя топориком как ледорубом, хоть помогал он слабо. Затем уже стягивал за леску наш кормилец-рюкзак. Малышка за этой работой несколько ожила, отмякла – копошиться на скале все же совсем не то, что лежать под пулями. Страшно, кто спорит, однако по-другому страшно, и Командор тут рядом, живой и ласково командует.
Иногда над полкой нависал карниз, да так низко, что Kitty еще как-то протискивалась, а я уж никак. Тут приходилось мне повисать над пропастью, держась за край полки сочащимися кровью руками, и по десятку сантиметров отрабатывать к точке, где карниз шел повыше и можно было забросить ногу на полку и выкарабкаться, умоляя Kitty не тащить меня за шиворот – ведь столкнуть могла, из самых лучших побуждений, либо сама сверзиться. Долго ли в растрепанных чувствах сделать неловкое движение.
В конце концов мы уперлись в участок, где карниз практически сошелся с полкой, одна щель осталась, тут и кошка не пролезла бы, не то что Kitty. Я в который раз в тот день припотел да похолодел – неужто приплыли, ведь до земли еще лететь и лететь, да ее и не видно, лишь верхушки деревьев колышутся внизу... Переполз через распластанное тело малышки, высунулся, сколько мог, из расселины, пытаясь рассмотреть, что там дальше. Вроде через несколько метров карниз снова уходит вверх, расселина становится даже шире, но эти метры попробуй, одолей...
А-а, была не была. Я оставил веревку Kitty, конец взял в зубы – сорвусь, так хоть малышку не сдерну, только что с того толку, все одно без меня погибнет – и полез дальше испытанным уже способом, повиснув над бездной, цепляясь за край расселины кровоточащими клешнями, ногами пытаясь нащупать хоть какую-то опору на стене, только чаще всего бестолку. То были самые длинные метры в моей жизни, факт. Когда я вскарабкался наконец снова на полку, в глазах стояла темень, я лежал там труп-трупом, мордой в камень, возможно, какое-то время без чувств. Еще, помню, подумал – метром больше, и я бы улетел вниз, руки ни хрена уж не держали, перерезаны чуть не до кости. Очнулся – Kitty тревожно окликает меня, и я бодро отозвался. А как еще?
-- Тут красота, Kitten, не расселина, а целая пещера, тут и отдохнуть можно, в ней и стоять можно, и что хочешь. Сейчас тебя сюда переправим, и все будет чудно.
Ниже пещеры, правда, полка уходила довольно круто вниз, но об этом подумаем потом. Сейчас – только переправа, только бы Kitty целехонькой перетащить сюда. Я стал бодро выкрикивать команды. Сначала – переслать мне рюкзак, но это просто: Kitty привязала лямку кнутовым узлом к веревке, скинула рюкзак вниз, а я вытащил, всего делов. Я снова затрещал, отдавая команды:
-- Теперь, маленький мой, проверь как следует свой конец веревки, не ослаб ли узел на карабине. Готово? Ну, с Богом. Попробуй перебраться ко мне, как я перелез, только помни – я тебя страхую, с тобой ничего не может случиться, тут страховать удобно, удобнее не бывает, и ты не торопись, аккуратней перебирай ручками... Так.. Так... Главное – не спеши... Паучком, паучком...
В конце пути паучок немножко сорвался, ручки не выдержали, ее мотнуло чуток вдоль стенки, и я торопливо и довольно грубо вытащил ее за веревку и сам опрокинулся навзничь, так что на полу пещеры на минуту образовалась некая куча-мала. На радостях я несколько раз исступленно поцеловал ее лицо, заглянул в глаза и окончательно решил – хватит. Девочка моя в ступоре или близко от того. Даже на немереном адреналине, даже в постоянном присутствии ангела Азраила за плечом силы когда-то кончаются, и Kitty, похоже, дошла до этого края, за которым одно спасение – безумие.
И я принялся расхваливать пещеру.
-- Смотри, малюсенький, какая пещера. Большая, сухая, чистая и прохладная. Роскошь. Гостиница «Эдельвейс». Видишь, ветер поднимается, скоро опять хлынет дождь, черти б его побрали, каждый день льет. Все-таки есть в мире справедливость, дико нам повезло с этой пещерой. Представляешь, что было б, если б шторм застал нас на стене? Ужас. Кошмар. Словно мух смыло бы. Как меня в Черное море, только тут моря нет, а земля такая твердая. Нет, ты представляешь, как нам прет?
Конечно, про то, как нам прет, мог балаболить только человек с безнадежно извращенным чувством юмора. Или тот, кому все равно, что говорить, лишь бы издавать успокоительные звуки. Kitty явно меня не слышала, она просто сидела на полу пещеры и дрожала. Я продолжал молоть языком разный вздор, а сам тем временем стремительно распаковал рюкзак, достал палаточку, отыскал площадку поровнее и за пару минут устроил наше персональное убежище. Не переставая ласково журчать, стащил с Kitty ее тряпье, разделся сам, и мы забились в палатку в привычной позе – ложка в ложку. И тут малышка моментально отключилась. Не знаю, был ли то обморок или просто провал в сон как защиту от бесконечной череды ужасов, мне эти тонкости по барабану. Главное – человечек хоть как-то избавился от невыносимого стресса. Она постепенно перестала дрожать и задышала ровно и спокойно, хотя время от времени по телу ее пробегала то ли дрожь, то ли судорога, и тогда я тихонько проводил свободной рукой по плечам, по ребрышкам, ну и везде-везде.
Я б и сам не прочь заснуть, да куда там. Перед глазами мелькали всякие страсти, картинки битвы и недавнего спуска. Меня от них прямо корежило, и я знал, что теперь это надолго. После рукопашной с медведицей то же самое было, да и других подобных случаев в моей жизни уже поднакопилось, но вот так, чтобы вступить в смертный бой с превосходящими силами противника, в десять раз превосходящими, да еще практически безоружному… Нет, не приходилось. Тут прямо героизм какой-то приключился, но это взгляд из будущего, а пока картины схватки были слишком свежи, и от запоздалого страха я дрожал, потел, дергался и даже, чего греха таить, тихо постанывал…
Чтобы как-то отвлечься, наскоро проделал разбор полетов. Было за что по головке себя погладить: стенку из валунчиков наладил вчера вечером, несмотря на тошнотную усталость – это я молодец, ничего не скажешь. Позицию удачную выбрал… Нет, тут у меня вранье, позиция сама меня выбрала, других вариантов и не было. А вот с карабинерами не очень ловко разобрался, факт. Мог бы обоим черепа раскроить, а только подранил, да и то неосновательно. По праще – незачет, надо будет усиленно тренироваться. Что ж, я не возражаю, потренируюсь. Е.б.ж. Если будем живы…
Со временем я тоже отключился, и даже не заметил, как. Видно, организм умнее своего хозяина, сам знает, когда enough is enough, стоп машина, и фонарь сам тухнет…
Долго спать не пришлось. Разбудило нас обычное на этом клятом острове бешенство грома и молний. Налетел мегаливень, с карниза мимо щели просто водопад какой-то ниспадал, но в пещеру залетали лишь отдельные капли. А по мне, так это кстати. Надо было во что бы то ни стало растормошить Kitty, перетянуть ее в хотя бы видимость обыденных забот в чудовищно необыденной нашей реальности, и я обрадовано заверещал:
-- Kitty, лапонька, давай искупаемся, мы же все взмокли и перемазались, аж завонялись, неприятно как-то…
Не ожидая ответа, я вытащил пластмассовый пузырек с жидким мылом, полотенце и наш многоцелевой котелок – теперь он служил нам ковшиком. Я подставлял его под край карниза, и он мгновенно наполнялся холодной-прехолодной водой, аж Kitty ежилась и попискивала. Вскорости она уж была чистенькая до скрипа, да и я не хуже, и мы снова забились в палатку – отогреваться.
Состояние Kitty было все же еще близко к ступорному, далеко-далеко от нормы, и я этого страшился неописуемо. На ум приходил только один мощный способ перешибить недавние ужасы, да вот беда – после пережитого за тот день сам я был никакой, ну то есть нуль нулем. Видно, залетел за какую-то грань, где опасность уже не возбуждает, а плющит. Ну, про то, что и как дальше было, писать не буду, про это как ни пиши – все пошлятина получается, но в конце концов Kitty тихонько запищала, как она всегда пищит в таких случаях, и прошептала: “Danke, Kommodortschik”… Чем обрадовала меня, что называется, до потери пульса.
Я очень верил в целительную силу сна, а потому проворковал:
-- А теперь поспи, малышенька. В дождливую погоду хорошо спится. Хотя ливень, кажется, уже перестает… -- Погода и вправду утихомирилась, шквал с ливнем проскочил довольно быстро; не то, что накануне.
И тут Kitty меня немного огорошила.
-- А они нас тут не догонят?
Я чуть не взвыл.
-- О Господи, какой же я осел… ишак… тупица… Ты же ничего не знаешь, откуда ты можешь знать… Нет, душенька, никто нас здесь не догонит, потому что догонять некому. Я их всех победил, разгромил и уничтожил. Я, твой Великий Воин и, конечно, Охотник.
-- Как?
-- А вот так. Как Давид Голиафа уделал, слыхала? – Дальше я устроил целый театр – вылез из палатки, взял пращу, заложил в нее валявшийся тут же осколок камня. – Вот, смотри!
В низкой пещере особо не размахнешься, но я крутнул пращу кистевым движением, прижав локоть к боку. Камень грохнулся о стенку и разлетелся в крошево, расстояние же всего несколько метров. В общем, впечатление произвел, хотя картинка, конечно, дикая – голый бородатый дядька демонстрирует в полутемной пещере благородное боевое искусство древних пращников.
Я снова залез в палатку, пригорнул малышку и расписал ей в самых радужных красках свои подвиги. Врал не стесняясь. Мне главное – чтоб она поверила, чтоб у нее в печенках отложилось – с Командором нигде не пропадешь, он из любой ситуации выкрутится, любого врага уничтожит, растопчет как слон, будь их хоть батальон. А что я сам про это думаю или, вернее, знаю довольно точно – это мое личное дело. Это ты, брат Рой, переживай себе в тряпочку, отвернувшись к стенке, чтоб никто тебя не видел и не слышал.
Нахваставшись, я перешел на общекультурные темы.
-- Праща вообще страшное оружие. Ну, про Давида с Голиафом все знают…
-- Да, я про них точно слышала и статую видела, только я не знала, что слинг – это такая веревочка…
-- Ничего себе веревочка! Ну, Kitten, ты и скажешь. Да Давид не только Голиафа, он там у себя в пустыне льва мог уделать пращой, когда пастухом работал. А у римлян были пращники, забыл из какого племени, они быка на пятьсот шагов – наповал. Если не врут, конечно. Я бы не смог и на сто шагов в быка попасть, а свалить… Чушь, по-моему. Но кто их знает. Правда, они метали не камни, а такие железные или свинцовые штуки, мандри… матрикак-то… Не помню. В форме фиников.
-- Я бы сейчас съела фиников…
Нет, ну точно я в тот день был не в форме. Ребенок кушать хочет, а я ей про римских пращников заливаю. Еще лучников приплети, бар-ран безрогий…
Я скормил Kitty пару бананов, потом напоил молоком последнего нашего кокоса. Тут у нее глазки начали закрываться, и я наконец вздохнул почти вольно: малышка пережила-таки этот кризис, а какие там у нее в голове зарубки остались – это потом всплывет, потом. Надо думать про здесь и сейчас… Hic et nunc, блин.
А что тут думать. Задача одна – на землю спуститься и драпать, сколько видно, от этой чертовой стены. А получится спуститься, не получится, как получится – это только завтра выяснится, и нечего мозги об это мозолить. Сегодня – передышка, куда как честно заработанная. Тишина и покой, симметрия и безветрие. Работаем под лис в норе. Зализываем раны, душевные и физические…
Черт, как болят руки от этой мерзкой лески. От паскудной этой лески, что спасла нам жизнь…