Василий Галин Запретная политэкономия Революция по-русски

Вид материалаДокументы

Содержание


Политика великих держав...
Подобный материал:
1   ...   33   34   35   36   37   38   39   40   ...   45

РОССИЯ


Великий князь Николай Михайлович писал Николаю II в середине 1916 г. «Во Франции и Англии... подготовительные комиссии (по будущим мирным переговорам) давно уже действуют. И особенно удачно идет работа у французов...»2157 «На будущей конференции предстоит задача нелегкая: держать все время высоко знамя своей родины, не уступая ни врагам, ни союзникам по тем вопросам, которые могут затронуть величие царя и интересы России. Аппетиты будут большие. Надо будет считаться не только с европейскими союзниками, но и с японцами, а может быть, и с американцами, о которых часто забывают в стенах у Певческого моста. Позволяю себе сделать краткий обзор преды-

500

дущих конгрессов... В 1815 году... интересы России были представлены весьма оригинально, но, конечно, личное влияние императора Александра I сыграло главную роль, особенно по делам Польского королевства, возбудившим радужные надежды поляков и закончившимся революцией 1831 года. После Крымской кампании собралась конференция в 1856 г. в Париже... Результаты совещаний были более чем плачевны для наших интересов. Наконец, в 1878 г. Берлинский конгресс, закончившийся полным дипломатическим поражением России. Таковы были наши представители на конгрессах XIX столетия, и какие получились плачевные результаты!»2158

Какие же интересы собиралась отстаивать Российская империя на будущем мирном конгрессе, подводящим итоги Первой мировой войны? Какие цели войны ставила для себя Россия?


«Только на международной торговле, на великой торговле, которая ведется через моря и нуждается для своего существования и развития в помощи внушительного военного флота, может держаться в настоящее время мировая держава» таково было общее мнение всех без исключения государственных деятелей любой империалистической страны»2159.


«"Черноморские проливы «ключ к русскому дому"».

О. Бисмарк2160.


Дарданеллы, отделяющие Европу от Азии, — морской пролив длиной около 50 км, в своей наиболее узкой части имеющий в ширину немногим более километра, ведет из Средиземного в Мраморное море. На его северо-восточном берегу Стамбул (Константинополь) охраняет вход в Босфор, водный путь, еще более узкий, чем Дарданеллы, который ведет в Черное море. Черноморские порты были единственными незамерзающими в России. Через них осуществлялась подавляющая часть российского экспорта (пшеницы, например, более 87%). Из Батума и Новороссийска за год через проливы вывозилось более 700 тыс. тонн нефтепродуктов. В 1912 г. только один «Продуголь» вывез из Мариуполя 164 тыс. тонн угля. Приводя эти данные, французский писатель М. Хошиллер заключал: «По своему капризу, одним росчерком пера обладатель Константинополя мог, таким образом, одновременно вызвать пертурбацию как в земледельческой жизни России, так и в продовольственном снабжении многих европейских народов»2161. М. Хошиллер утверждал,

501

что захват проливов является для России «ее главнейшей национальной задачей», отмечая при этом, что его мнение «опирается не на старую славянофильскую мистическую идеологию, а на громадный факт быстрого экономического развития русского Юга, уже не могущего более оставаться без свободного выхода к морю»2162.

Морской министр Диков в октябре 1907 г., разрабатывая «План развития наших морских сил на южных морях» и указывая на удобное географическое расположение черноморских портов, отмечал: «Непрерывно усиливающееся разделение труда приведет к тому, что на мировом рынке будут появляться лишь товары тех стран, которые смогут их дешевле производить и дешевле доставлять к месту потребления». По мнению Дикова, все преимущества конкуренции на мировом рынке будут на стороне России: «Юг наш имеет не только огромные количества руды самого высокого качества, но и обширные залежи каменного угля в одном районе с рудой; при таких данных наше железо легко завоюет первенство на ближайших рынках Азии и Африки, тем более что и дешевизна доставки будет на стороне России»2163.

Генерал Палицын, в 1908 г. заявлял: «Нам нужен Босфор. С приобретением его мы решаем оборонительную задачу: переносим оборону черноморского Побережья в одну точку. Нам нужен свободный выход в Средиземное море — Дарданеллы. С ним мы приобретем залог широкого развития торговли, благосостояния богатого Юга России, естественного развития торгового флота...»2164

Идея захвата проливов в равной степени находила поддержку во всех высших кругах общества, как монархических, так и либеральных. России для своего развития были жизненно необходимы незамерзающие порты и свободный выход в открытое море.

До 1453 года для Византии, а после для Османской империи, ввиду их полного господства, Черное море фактически было внутренним. В 1696 году Петр I, взяв Азов, обеспечил России выход к Черному морю. Уже во время русско-турецкой войны 1768-1774 годов, служившей укреплению положения России на Черном море, возник вопрос прохода через черноморские проливы, который был урегулирован Кучук-Кайнарджийским договором. Получение Россией свободы выхода в открытое море вызвало взрыв негодования в Англии и Франции, которые считали Мировой океан своей монопольной вотчиной. Французский дипломат писал в 1776 году: «Захват Россией Константинополя, ее выход в Средиземное море, ее обладание проливами представляют в настоящее время наибольшую опасность для Европы».

Россия и Турция были заинтересованы в сохранении за Черным морем статуса их совместного внутреннего моря при сохранении за Россией права свободного прохода через проливы. Этот принцип был закреплен договорами 1799 и 1805 годов. Однако под влиянием наполео-

502

новской дипломатии Турция в 1806 году отменила свободный пропуск русских кораблей через проливы. А в 1808 г. Англия воспользовалась русско-турецкой войной и навязала Турции договор, который воспрещал пропуск через черноморские проливы военных кораблей любой иностранной державы*.

В 1829 г. по Адрианопольскому миру, который завершил очередную русско-турецкую войну, Турция открывала черноморские проливы для российских торговых судов. Ункяр-Искелесийский договор 1833 года по сути восстановил русско-турецкий союз. Этот факт стал одной из причин разрыва в 1841 г. Францией дипломатических отношений с Россией и послужил резкому обострению отношений с Англией. Под их давлением была подписана Лондонская конвенция 1841 г., по которой черноморские проливы закрывались для военных судов всех стран, а Турция оказалась под коллективной защитой великих держав. Результатом стала Крымская война 1853-1856 гг. Поражение России лишило ее права иметь военный черноморский флот. В 1871 году русское правительство разорвало статьи Парижского договора о «нейтрализации» Черного моря. Однако режим черноморских проливов был определен в новой конвенции почти на той же основе, что и в 1841 году.

С 1878 по 1914 гг. Турция, находившаяся под неослабным влиянием Англии, пришла к полнейшему упадку и именовалась не иначе как «больной ребенок Европы». Все европейские страны ждали, когда же этот ребенок наконец начнет агонизировать, для того, чтобы поделить его части между собой. У. Черчилль назвал ее «скандальной, разлагающейся, дряхлой, кровавой и нищей деспотией»2165.

Планы европейских держав по разделу «турецкого наследства» вызывали закономерное беспокойство в России. В сентябре 1879 г. на совещании у Александра II было установлено, что в случае распада Османской империи Россия не может допустить двух вещей: расширения Австро-Венгрии на Балканах и «постоянной оккупации проливов Англией». Была намечена задача: «овладение проливами, в случае если обстоятельства приведут к уничтожению турецкого господства в Европе»2166. Союзниками России в то время стали Австро-Венгрия и, в обмен на гарантии Эльзаса и Лотарингии, Германия, секретный договор был заключен в июне 1881 г. Подписанием договора Бисмарк предотвращал создание новой коалиции между Россией и Австрией, а также способ-

* Целью Великобритании и Франции было получение неограниченного доступа в Черное море для своих торговых и военных судов с одновременным блокированием прохода русского военного флота через проливы. Но поскольку открыто обосновать такое требование было невозможно, они добивались формального «равенства» с Россией, то есть либо полного открытия, либо полного закрытия черноморских проливов для военных кораблей всех стран.

503

ствовал обострению русско-англо-французских отношений. В случае же конфликта между сторонами, ослаблявшим конкурентов, Германия также оставалась в выигрыше. Канцлер отмечал: «Наши интересы более, нежели интересы других держав, совместимы с тяготением русского могущества на юг; можно даже сказать, что оно принесет нам пользу. Мы можем дольше других выжидать развязки нового узла, затянутого Россией»2167. А узел затягивался все туже. В 1885 г. Александр III писал начальнику Генштаба Н. Обручеву, что главная цель России — занятие Константинополя и проливов: «...Надо быть готовыми к этому и приготовить все средства»2168. Но уже к 1890-му г, из-за обострения отношений между Германией и Россией договор 1881 г. фактически перестал существовать. Попытка овладеть проливами, без поддержки европейских союзников, была обречена на политическое поражение, даже в случае военного успеха, об этом свидетельствовал опыт русско-турецкой войны 1878 г. Александр III решил не рисковать и развивать активность на среднеазиатском направлении.

Ситуация в Турции тем временем продолжала обостряться. Так, в 1894 г. Абдул-Гамид устроил массовую резню армян. Со средневековым садизмом и жестокостью было истреблено свыше 300 тыс. человек. 100 тыс. бежали в Россию, Болгарию, Египет. «Совместными демаршами русских, англичан, американцев и французов бойню кое-как остановили, — пишет В. Шамбаров, — Для расследования зверств впервые в истории была сформирована международная комиссия. Русский юрист Ф. Мартенс внес предложение создать юридический прецедент для международной правовой оценки таких преступлений. «Однако от решительных шагов западные «гаранты» уклонились, и на Порту даже не было наложено никаких санкций...»2169 Вместо этого Англия предложила России оккупировать Турецкую Армению, в обмен на признание прав Британии на Египет. Российский МИД отказался, так как для России это было бы не чем иным, как повтором кровавого и разорительного балканского урока 1878 г.: «Что царю пришлось бы делать с «собранными армянами»? — пишет А. Широкорад. — Давать им независимость и создавать буферное государство между Россией и Турцией, в котором будет сильно... английское влияние?»2170

В 1895 г. премьер-министр Англии Солсбери предложил план раздела Оттоманской империи, по которому Великобритания получала Месопотамию, всю Аравию, остров Крит и брала под контроль черноморские проливы. Во исполнение своих планов он требовал ввести британскую эскадру в Мраморное море под предлогом защиты греков и армян. Антитурецкую компанию, по сути, возглавил бывший премьер-министр Гладстон, который провозглашал, что империя «непредсказуемого турка» заслуживала того, чтобы «быть стертой с карты мира» как «позор цивилизации» и «проклятие человечества»2171. Антитурецкие настроения активно подогревались английской прессой. Министр иностранных

504

дел Австро-Венгрии поддержал Англию и предложил европейским державам ввести в проливы эскадры, «невзирая на протест и сопротивление оттоманского правительства»2172 .

В этих условиях только что восшедший на престол 26-летний Николай II принимает решение занять Босфор, а по возможности и Дарданеллы. 6 июля 1895 г. в постановлении «Особого совещания» говорилось о «полной военной готовности захвата Константинополя»: «Взяв Босфор, Россия выполнит одну из своих исторических задач, станет хозяином Балканского полуострова, будет держать под постоянным ударом Англию, и ей нечего будет бояться со стороны Черного моря. Затем все свои военные силы она сможет тогда сосредоточить на западной границе и на Дальнем Востоке, чтобы утвердить свое господство над Тихим океаном»2173. Широкорад указывает, что для военного успеха были все предпосылки. К концу XIX века боевые корабли турецкого флота за сто лет почти ни разу не выходили в Черное море, «Босфорский пролив защищали только шесть береговых батарей, причем большинство их орудий были установлены открыто за земляными брустверами. Батареи находились на самом берегу пролива, почти у уреза воды. Расстрел их русскими броненосцами не составил бы особого труда. Но это, скорее всего, стало бы излишним. Моральный дух турок был слаб, и в случае внезапного нападения они просто не оказали бы сопротивления. Наконец, рядом с Босфором на обоих берегах Черного моря не было ни войск, ни противодесантных укреплений...»2174

На пути военной операции встало дипломатическое урегулирование вопроса. Попытки России заручиться согласием великих держав на аннексию проливов потерпели провал. Так, в сентябре 1896 г. на переговорах с премьер-министром Николай II зондировал позицию Британии по этому вопросу, но получил вполне предсказуемый отказ. Тем не менее спустя два месяца совещание министров под председательством Николая II приняло решение о высадке на Босфоре2'75. В случае вмешательства Англии и расширения конфликта русский Генштаб прорабатывал удар русских войск из Средней Азии в направлении Индии2176. Единственным, кто возражал, и возражал весьма настоятельно и резко, был Витте. Он указывал, что «эта затея приведет, в конце концов, к европейской войне и поколеблет то прекрасное политическое и финансовое положение, в которое поставил Российскую империю император Александр III...»2177 Очевидно, что не без влияния Витте Николай II отложил, но не отменил планы захвата проливов2178.

Новый всплеск энтузиазма операция в проливах получила «после того, как нападение японцев на Порт-Артур удалось с таким блестящим успехом, — последний, — по словам В. Сухомлинова, — вскружил головы многих публицистов, фантазеров, спекулянтов и, к сожалению, и головы наших ответственных дипломатов»2179. Дополнительный толчок эмоциям дала революция «младотурок». «Оживление ее (Турции)

505

под властью младотурок, — отмечал Киган, — возродило старинные страхи Южной Европы, которые не смогло вытеснить даже поражение Турции в балканских войнах, и союз Турции с Германией и Австрией и ее вступление в войну их только усилил. Кроме того, за турками стойко закрепилась репутация воинственного народа»2180. В Адане младотурки полностью повторили методы Абдул-Гамида, учинив резню, где были истреблены десятки тысяч немусульман. Европейская дипломатия и «общественное мнение» оставили данные эксцессы почти без последствий, из-за соперничества за влияние на обновленную Турцию никто не хотел с ней ссориться2181.

Великобритания, которая в период русско-японской войны 1904-1905 гг. устроила военно-морскую демонстрацию вблизи Дарданелл, чтобы воспрепятствовать пропуску русской эскадры из Черного моря, в 1907 прибегла к своей «традиционной политике» — стала намекать России на возможность пересмотра режима о проливах. С другой стороны, устами посла в Константинополе Д. Лаутера она заявляла Камиль-паше, что «английское правительство убеждено в том, что Россия воспользуется первым удобным случаем, чтобы добиться открытия проливов» — и поэтому советовала Турции быть особо бдительной в этом вопросе2182. Россия обратилась к Турции напрямую с предложением открыть проливы для черноморских государств. Турция, балансируя между двумя мощными противниками, сообщала Петербургу о согласии и одновременно заявляла англичанам, что никогда не примет русские предложения.

Ситуация накалялась, и Россия вновь вернулась к рассмотрению силового метода. На нем настаивали ген. Палицин и министр иностранных дел Извольский, поднявшие алармистскую шумиху о турецкой угрозе России. При этом Извольский совершенно игнорировал категоричное мнение МИДа о том, что Англия выступит в вопросе о проливах против России2183. Он был уверен в туманных посулах Англии и даже пытался комбинировать совместные военные действия. Остальные члены правительства выступили против этих планов. Общее мнение выразил П. Столыпин, который категорически заявил, что «новая мобилизация в России придала бы силы революции... Иная политика, кроме строго оборонительной, была бы в настоящее время бредом ненормального правительства...»2184

Тем не менее Особое совещание 21 июля 1908 года постановило, что «политическая обстановка может вынудить нас занять Верхний Босфор»2185. Но, как говорил в Думе помощник военного министра А. Поливанов: «Армия была тогда лишена многого для нее необходимого... в 1908 г. не хватало почти половины комплекта обмундирования и снаряжения... не хватало винтовок, патронов, снарядов, обозов, шанцевого инструмента, госпитальных запасов; совсем почти не было... гаубиц, пулеметов, горной артиллерии, полевой тяжелой артиллерии, искровых телеграфов, автомобилей, т.е. в 1908 г. наша армия была небоеспособна»2186. А. Зайончковский замечал по этому поводу: «Россия впуты-

506

валась в авантюру в самой невыгодной для нее обстановке, благодаря близорукой самонадеянности русского министра (Извольского)»2187.

Палицин и Извольский пошли на попятную. Последний писал: «До настоящего времени я не могу себе определенно выяснить, чем именно вызвана та охватившая многих тревога и уверенность в неизбежности неприязненного столкновения с Турцией... Со своей стороны, будучи осведомлен с постановкою международных отношений в данную минуту, отказываюсь верить, чтобы Турция имела намерение напасть на нас. Эта гипотеза представляется совершенно невероятной»2188. Кроме того, по его твердому убеждению, война никогда не ограничится только одним Кавказским театром и неизбежно перебросится на Балканы. Действительно, как отмечал К. Шацилло, «именно в это время Германия, закончив первый круг вооружений, не прочь была бы начать войну. В феврале 1908 г. «один из самых проницательных военных атташе в Берлине полк. Михельсон» сообщал, что считает «весну 1909 г. моментом благоприятным для Германии для начала войны с точки зрения военно-технической. Нынешнее обострение внутренних отношений в Германии, с одной стороны, и волнения на Балканском полуострове, с другой стороны, гнут еще сильнее ход событий ближайшего будущего в сторону войны»2189.

При новых военных министрах Редигере, а затем Сухомлинове разработка планов установления контроля над Босфором военным путем продолжалась. Некоторые планы были просто наполеоновские. Так, Ливен в октябре 1912 предлагал присоединить к России не только Малую Азию и Балканский полуостров, но и все острова Греческого архипелага, включая и о. Крит2190. Лидер кадетов П. Милюков с Думской трибуны в том же году заявлял: «При будущем делении сфер влияния или территориальных приобретений что же останется нам? Об этом вопросе говорить считается неудобным, но и умолчать нельзя. Это вопрос о проливах»2191. В своей среде Милюков был еще более конкретен. «Для России трудно довольствоваться просто нейтрализацией проливов, для нее нужны и куски территории по берегам проливов»2192. Однако, как пришло к выводу руководство генеральных штабов, «в настоящее время наш Черноморский флот слишком слаб, чтобы захватить и удержать за собой господство на Черном море...»


ПОЛИТИКА ВЕЛИКИХ ДЕРЖАВ...


Пока Россия выясняла свое отношение к Турции, Англия захватила Египет, а Австро-Венгрия в 1908 г. аннексировала Боснию и Герцеговину. Такая политика великих держав привела к сближению Турции и России, и султан стал противиться укреплению Босфора: «Принимая в соображение дружественные чувства, обнаруженные Россией во время переживаемого ею кризиса и заслуживающие благодарности со стороны турецкого правительства, он (султан) признает несвоевременным

507

приступать к мерам, которые могут показаться обидными для русского правительства, и потому полагал бы необходимым отсрочить осуществление проекта Босфорских укреплений»2193. Однако начало итало-турецкой войны показало, что сохранение статус-кво Турции в этом районе зависит отнюдь не только от ее желаний. Вместе с тем эта же война очень ясно показала, какое значение для России имеют проливы; она поставила, по словам Г. Хальгартена, перед ней дилемму «быть или не быть»2194. И это было понятно не только России.

К весне 1911 г. под давлением и с помощью Англии и Германии почти все батареи Босфора были перевооружены новыми пушками, пополнен артиллерийский боезапас, перезаряжены старые мины заграждения, начата организация обороны пролива при помощи торпед2195. Во главе турецкого флота была поставлена группа английских офицеров, возглавляемая адмиралом Гемблом, «все требования которого исполняются турецким правительством быстро и беспрекословно»2196. Задача Гемблу была поставлена вполне определенная: «Для поправки дел английской промышленности... подбить турок на размещение военных заказов, которые, разумеется, должны были быть переданы Англии»2197. Турецкие моряки обучались в британских военных училищах. Тем не менее в 1911 г., чтобы не связывать себя обязательствами, Англия отклонила предложения Турции заключить союзный договор. Взамен Черчилль предложил Турцию дружбу, которую ей не рекомендовалось нарушать, пока Британия «будет сохранять свое господство на море».

Французы пытались не отстать от англичан, они укрепляли свое положение, финансируя Турцию. Одновременно во главе турецкой жандармерии был поставлен француз. Франция снабжала Турцию самолетами, во главе турецкой авиационной школы стояли французские инструкторы.

Но главную роль в Турции все больше играла Германия. Бисмарк в свое время заявлял: «Весь балканский вопрос не стоит костей одного померанского гренадера». Однако после завершения процесса объединения страны приоритеты внешней политики Германии изменились. «Или на укреплениях Босфора будет скоро развеваться германский флаг, или же меня постигнет печальная судьба великого изгнанника на острове Св. Елены», — заявлял Вильгельм. На совещании Высшего военного совета в Вене, где были сказаны эти слова, эрцгерцог Франц-Фердинанд зачитал также «выдержки из личных писем императора Вильгельма к нему, заключающие твердое намерение императора довести намеченную программу утверждения германского влияния на Босфоре до конца, не считаясь для достижения цели ни с какими препятствиями»2198.

В 1897 г. на Крите греки-христиане подняли восстание и провозгласили свою независимость от турецкого господства. Германия оказалась единственной европейской державой, прямо выступившей на стороне султана2199. В 1898 г. Вильгельм посетил Порту и объявил себя другом всех «300 миллионов магометан, рассеянных по всему миру», и что из этой дружбы возникнет «военная держава, которая может стать угро-

508

зой не только для Франции, России и Великобритании, но и для всего мира». Петербург получил от Берлина предупреждение: «Если Россия выступит в защиту турецких армян, тогда Германия, в свою очередь, примет меры для защиты своих интересов в Анатолии...» В Константинополе кайзеру устроили торжественную встречу, и соглашение о строительстве Багдадской дороги было достигнуто2200. Финансовые затруднения Турции (дефицит бюджета составлял 19 млн. лир, а на послевоенное восстановление требовалось еще 20 млн., — это при годовом доходе в 29 млн.) были разрешены с помощью Германии. «Дойче Банк» выразил готовность помочь за ряд уступок — преимущественное право покупки казенных земель и контроль за налогами... И после нескольких лет охлаждения Порта снова пошла на сближение с Германией. За 9 лет объем торговли Германии с Портой вырос в 9 раз. Были созданы Немецко-восточный, Немецко-палестинский и ряд других банков...2201

Но германская экспансия не ограничивалась только экономическим проникновением: «Схема немецкого внедрения, — сообщал военный агент в Константинополе, — простая и ясная: военные училища, офицерские школы и академия в чисто учебном отношении, и образцовые полки, и высшие тактические единицы — в командно-строевом отношении. Если к этому прибавить известный процент германских офицеров в центральных управлениях, то окажется, что в недалеком будущем германская миссия раскинет свою паутину на всю турецкую армию»2202. «Все это означает, — считал Щеглов, — что в случае десантных операций в районе Босфора в будущем мы встретим здесь германский корпус»2203. В ноябре 1913 года султан назначил немецкого генерала Л. Сандерса командующим турецкими войсками в Стамбуле. Россия выразила свой протест. В частности, С. Сазонов заявил германскому послу Пурталесу, что он «не может себе представить, чтобы в Берлине не отдавали себе отчета в том, что русское правительство не может относиться безразлично к такому факту, как переход в руки германских офицеров командования Константинопольским гарнизоном...»2204

В беседе с английским послом Николай II говорил, «что у него нет оснований не доверять Германии, исключая турецкий вопрос. Турецкая армия может выступить только либо против России, либо против одного из балканских государств; поэтому Германия поступает не по-дружески, снабжая эту армию своими военными инструкторами. Благодаря этим инструкторам турецкая армия достигла высокой степени совершенства. Царь не раз запрашивал императора Вильгельма по этому поводу, но тот ни разу не дал ему удовлетворительного ответа»2205. Как сообщал Бьюкенен в Лондон, обеспокоенный сближением России и Германии: «царь... высмеял мысль о перегруппировке держав. Как бы ни хотелось ему сохранить хорошие отношения с Германией, союз с ней был, по его словам, невозможен, помимо прочих причин, еще и потому, что Германия старалась занять такое положение в Константинополе, которое позволило бы ей запереть Россию в Черном море»2206. Слова Николая II были подтверждены 24 января 1914 г. на совещании австрийского

509

военного ведомства, где был оглашен текст меморандума германской военной канцелярии, гласивший: «Стремление германского правительства к разрешению в свою пользу вопроса о проливах должно неизбежно сопровождаться, вследствие общеизвестных политических причин, одновременным столкновением на восточной и западной границах».

Россия в 1913 г. призывала Англию и Францию выступить против усиления немецкого влияния в Турции, но «союзники» в очередной раз отказали*. «Сазонов выразил сильнейшее разочарование. По его мнению, Россия в первый раз просила поддержки Англии в вопросе, серьезно задевающем ее интересы... Согласие, как он говорил, представляет более сильную комбинацию держав, чем Тройственный союз, и если бы только Англия, Франция и Россия показали Турции серьезность своих намерений, последняя уступила бы, и Германия ничего бы не могла поделать. Но вместо того чтобы уверенно действовать вместе, они постоянно охвачены паническим страхом войны, которую они, в конце концов, и навлекут на себя своими поступками»2207. Сазонов выглядел пророком. Когда война началась, президент Франции пришел к выводу, что «опасения, которые Россия высказала нам несколько месяцев назад по поводу миссии Лимана фон Сандерса, оказываются, таким образом, совершенно основательными. С этого времени все тщательно подготавливалось, и партия разыгрывается так, как это предвидели и желали обе центральные империи»2208. В начале Первой мировой войны французский агент будет доносить: «Немцы теперь в Турции на каждом шагу и распоряжаются здесь как у себя дома»2209.