Василий Галин Запретная политэкономия красное и белое

Вид материалаДокументы

Содержание


Или о чем эта книга?
А. Фурсов
За правду до смерти...
Как же непосредственно начинались боевые действия гражданской войны?
Второй этап гражданской войны
М. Осоргин
Белое движение
Генерал Деникин
Генерал Марушевский
Адмирал Колчак
От Добровольческой армии
Белая Армия
Доля офицеров в Добровольческой армии и ее общая боевая численность
Штыков, тыс.
Сабель, тыс.
Красная Армия
Русский бунт
Копя и плавя, наши перлы
Р. Пуанкаре, президент Франции, 1915 г.
Империя перед выбором —
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   45


тенденции

Василий Галин

Запретная политэкономия

КРАСНОЕ И БЕЛОЕ


Москва

АЛГОРИТМ

2006


ББК66

Г15

Галин В.В.

Г 15 Запретная политэкономия. Красное и белое.

(Серия: Тенденции) - М.: Алгоритм, 2006 . - 608 с.

ISBN 5-9265-0249-7


Серия «Запретная политэкономия» не обладает выдающимися художественными особенностями . Историк читая ее останется не удовлетворен недостаточной, на первый взгляд, фактологической базой. Однако настоящая серия не предназначена для художественного осмысления истории или описания исторического факта. Цель «Запретной политэкономии» в исследовании взаимодействия сил движущих развитие общества. Исторический факт здесь становится частью выражения действия общих тенденций развития.


ББК66

ISBN 5-9265-0249-7

© Галин В.В., 2006

© ООО «Алгоритм-Книга», 2006


ПРОЛОГ,

ИЛИ О ЧЕМ ЭТА КНИГА?


Эта книга об объективных законах развития общества и истории. Ее цель не обвинение или оправдание, а исследование. «Нет правды о цветах, есть наука ботаника», — писал по этому поводу В. Шкловский. Моральная оценка всегда носит личностный характер и «должна и может быть дана только в контексте той системы, элементом которой (была личность) и эпохи, в которую эта система существовала». «Плохой, хороший, злой, добрый о системах это для моралистов, под личиной которых, как правило, скрываются циничные идеологи и пропагандисты, цель которых представить частный (групповой интерес) как общее благо и истину... Для морализующей внеисторической и внесистемной критики, которая, как правило, используется как средство идейной борьбы и пропаганды, целостный системный анализ, историзм опасны и неприемлемы»1.

А. Фурсов*


«История не конституциональное законодательство, не парламентские поединки, не биография великих мужей; она даже не нравственная философия. Она имеет дело с государствами, она исследует их возникновение, развитие и взаимное влияние, обсуждает причины, ведущие к их благоденствию или падению».

Дж. Сили2.


*Указатель имен — в конце тома или на сайте www.Galin.ru.


ЗА ПРАВДУ ДО СМЕРТИ...

ИЛИ КТО И ЗА ЧТО СРАЖАЛСЯ НА ФРОНТАХ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ


В гражданской войне нет победителей, есть одни побежденные.


Всем известно, что война эта нам навязана, — утверждал В. Ленин, — в начале 1918 года мы старую войну кончили и новой не начинали...»3 Кто же тогда свершил Октябрьскую революцию, из-за которой все и началось? Кто, если не Ленин, еще 17 октября 1914 года указывал: «В ближайшем будущем наименьшим злом явилось бы поражение царизма в войне... Главное в нашей работе (кропотливой, систематической и, возможно, продолжительной) — попытаться превратить эту войну в войну гражданскую... Мы должны дать ситуации созреть и систематически подталкивать ее к созреванию... Мы не можем ни обещать, ни декретировать гражданскую войну, но наша задача работать — столько, сколько понадобится, — в этом направлении»4. Кто, как не большевики, разогнали Учредительное собрание. Ведь именно «...срыв Учредительного собрания, — по словам видного правого эсера В. Игнатьева, — с нашей тогдашней точки зрения был равносилен объявлению гражданской войны со всеми ее ужасами и последствиями. В Учредительном собрании мы видели единственную опору против этой войны и во имя этой идеи готовы были с оружием в руках идти на восстановление его нарушенных прав»5.

Почему же никто не преградил дорогу большевикам, где была власть и другие реальные политические силы? — Ответ дает история: их просто не было. Только большевики оказались способны прекратить двоевластие, доведшее страну до хаоса и анархии, поставивших страну на грань самоуничтожения*. В революции не было необходимости. Временное правительство умерло своей смертью, большевикам оставалось лишь убрать его «разлагавшийся труп» с дороги истории. Временное правительство никто не защищал. Последовавшие

*Первым попытался прекратить двоевластие и анархию генерал Корнилов, поднявший в августе 1917 г. контреволюционный мятеж. С Корниловым выступили генералы и офицеры, составившие позже основу белых армий. Мятеж потерпел неудачу, за генералами не пошли даже собственные солдаты. Участники мятежа были арестованы Временным правительством.

6

за революцией выступления юнкеров и офицеров были направлены против большевиков и Советов, а не за Временное правительство*. Но ни юнкера, ни офицеры не представляют собой народной власти...

Волю народа должно было отразить Учредительное собрание, выборы в которое, по воле подавляющего большинства партий, носили бесцензовый характер. Это был беспрецедентный случай в мировой истории того времени**. В результате на выборах победила партия эсеров, за которой стояла полуграмотная, жившая еще представлениями эпохи феодализма, но составлявшая почти 80% населения России, радикализованнная войной и революцией крестьянская масса.

Созыв Учредительного (5 января 1918 г.) собрания происходил в то время, когда, с одной стороны, к Петрограду подходила немецкая армия, остановившаяся всего в двухстах километрах от него. С другой стороны, генералы, не признавшие выборов в Учредительное собрание, уже приступили к формированию своих армий — 2 ноября на Дон прибыл будущий главнокомандующий Добровольческой армией генерал Алексеев. Создатели белой армий Юга России считали этот день датой ее основания. 27 декабря 1917 г. П. Милюков — лидер партии кадетов, получившей на выборах в Учредительное собрание сокрушительное поражение (менее 5% голосов), опубликовал в «Донской речи» Декларацию, призванную легализовать Добровольческую армию. Л. Троцкий в этой связи утверждал, что еще до созыва Учредительного собрания «эти беглые генералы (Алексеев, Деникин... арестованные после подавления корниловского мятежа) положили начало гражданской войне»6.

В обстановке голода и разрухи четвертого года мировой войны, угрозе продолжения немецкого наступления и разгоравшейся гражданской войны, опора на зачатки крестьянской демократии могла закончиться только хаосом и анархией. Кто-то должен был взять власть, мобилизовать ее и обеспечить выживание государства, и здесь последним оплотом опять стали большевики.

С другой стороны, революционный переворот, которым только и могла была взята власть, неизбежно вел к гражданской войне. Бухарин, отмечая этот факт, писал: «Пролетарская революция есть... разрыв гражданского мира — это есть гражданская война...» Пролетарская революция не является исключением: гражданская война в том или ином виде сопровождает все революции. Задача партии, взявшей власть, сводится к минимизации возможных потерь и жертв. Именно поэтому на следующий день после захвата власти большевики предприняли меры, направленные на тушение очагов гражданской войны.

«С целью предотвратить столкновение, — отмечает С. Кара-Мурза, — было сделано много примирительных жестов: отмена смертной

*Подробнее о революции, власти и политических силах см. первую книгу серии «Запретная политэкономия» («Революция по-русски»).

**За исключением, может быть, только времен Великой французской революции. Во всех даже самых передовых странах в начале XX века выборы ограничивались социальным, имущественным, национальным и прочими цензами.

7

казни (первый декрет II Съезда Советов), освобождение без наказания участников первых антисоветских мятежей, в том числе их руководителей (генералов Корнилова, Краснова и Каледина); многократные предложения левым партиям образовать правительственную коалицию; отказ от репрессий по отношению к членам Временного правительства и перешедшим в подполье депутатам Учредительного собрания, даже отказ от репрессий против участников опасного мятежа левых эсеров в июле 1918 г. в Москве (были расстреляны лишь 13 сотрудников ВЧК, причастных к убийству посла Мирбаха) и амнистия в честь первой годовщины Октября. В целях примирения Советская власть смотрела сквозь пальцы на нарушение официальных запретов: летом 1918 г. издавалась газета запрещенной партии кадетов, выходили газеты меньшевиков и анархистов. Даже после разгрома ВЧК «анархистских центров» в Москве Н.Махно летом 1918 г. приезжал в Москву и имел беседы с Лениным и Свердловым. Первые месяцы Советской власти породили надежды на мирный исход революции без крупномасштабной войны. О том, что эти надежды советского руководства были искренними, говорят планы хозяйственного и культурного строительства и особенно начавшаяся реализация крупных программ. Например, открытие в 1918 г. большого числа (33) научных институтов, организация ряда геологических экспедиций, начало строительства сети электростанций или программа «Памятники республики»*. По мнению С. Кара-Мурзы: «Никто не начинает таких дел, если считает неминуемой близкую войну»7.

Пытаясь не допустить крупномасштабной гражданской войны, большевики еще до своей революции старались договориться с другими социалистическими партиями: «...есть абсолютно бесспорный, абсолютно доказанный фактами урок революции, что исключительно союз большевиков с эсерами и меньшевиками, исключительно немедленный переход всей власти к Советам сделал бы гражданскую войну в России невозможной», — утверждал В. Ленин8. В июне лидер большевиков предлагал эсеро-меньшевистским Советам совместно взять власть, что могло по его мнению предотвратить гражданскую войну. Предложение было отклонено, поскольку эсеро-меньшевистские Советы упорно не хотели брать власть в свои руки. Только накануне революции левые эсеры откликнулись на призыв большевиков и вошли в состав нового правительства. «Большевики с начала октября 1917 и до середины марта 1918-го действовали в теснейшем союзе с партией левых эсеров»9. С октября 1917 по март 1918 года Советская власть была установлена по всей стране. В 79 крупных городах из 97 она укрепилась мирным путем.

«12(25) октября в Петрограде создается Военно-революционный комитет (ВРК), призванный практически осуществить захват власти,

* Эта программа была предписана Декретом СНК и утверждена 30 июля 1918 г. Только в Москве и Петрограде предполагалось установить 167 памятников великим революционерам и деятелям мировой и русской культуры (например, А. Рублеву, Тютчеву, Врубелю).

8

и в него входит более двадцати левых эсеров; 21 октября ВРК окончательно оформляется, и его председателем избирается левый эсер П.Е. Лазимир. После захвата власти левый эсер М.А. Муравьев назначается главнокомандующим Петроградским военным округом и начальником обороны города от «контрреволюционного» наступления войск Краснова — Керенского. 6 (19) ноября Всероссийский центральный исполнительный комитет Советов (ВЦИК) избирает свой Президиум, и в него входят шесть большевиков... и четыре левых эсера... 24 ноября (7 декабря) левый эсер А. Колегаев стал наркомом земледелия... К концу 1917 года левые эсеры заняли уже семь постов (из имевшихся тогда восемнадцати) в Советском правительстве и оставались на своих постах до 18 марта 1918 года, когда они категорически выступили против Брестского мира (как, кстати, и многие большевики). Доля левых эсеров во всех властных органах того времени составляла не менее 35-40%... А в ВЧК два (из трех) заместителя председателя, то есть большевика Ф.Э. Дзержинского, — В.А. Александрович и Г.Д. Закс — были левыми эсерами и сохраняли свои посты даже до июля 1918 года». В июле произошел полный разрыв большевиков и левых эсеров, поднявших восстание против вчерашних союзников, но этот разрыв не может перечеркнуть того факта, что до марта 1918 года левые эсеры правили страной совместно с большевиками10.


КАК ЖЕ НЕПОСРЕДСТВЕННО НАЧИНАЛИСЬ БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ?


Первой попыткой развязать гражданскую войну можно считать корниловский мятеж августа 1917 г. Генерала тогда поддержали правые и либеральные партии. Против выступили социалисты. Мятеж провалился, армия за Корниловым не пошла. Временным правительством были арестованы все генералы и офицеры, принявшие участие в мятеже. Именно они составят костяк Белой армии.

О второй попытке — походе Краснова на Петроград в октябре 1917 г. Деникин писал: «...никаким влиянием офицерство не пользовалось уже давно. В казачьих частях к нему также относились с острым недоверием, тем более что казаков сильно смущали их одиночество и мысль, что они идут «против народа»... И у всех было одно неизменное и неизбывное желание — окончить как можно скорее кровопролитие. Окончилось все 1 ноября бегством Керенского и заключением перемирия между генералом Красновым и матросом Дыбенко»11 Под началом Краснова тогда было всего 700 казаков.

Третья попытка — Корнилова и Каледина — также провалилась, поскольку казаки не желали ввязываться в бой с большевиками. Атаман войска Донского остался к 29 января 1918 г. всего со 147 штыками!

9

Каледин в своем последнем выступлении говорил: «Положение наше безнадежно. Население не только нас не поддерживает, но настроено к нам враждебно. Сил у нас нет, и сопротивление бесполезно. Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития... — Во время обсуждения вопроса добавил: — Господа, короче говорите. Время не ждет. Ведь от болтовни Россия погибла! — В тот же день генерал Каледин выстрелом в сердце покончил с жизнью»13.

Наиболее грозную силу представляла Добровольческая армия, ее первый поход стал четвертой попыткой развязать гражданскую войну. Деникин вспоминал: «Первый кубанский поход — Анабазис Добровольческой армии — окончен. Армия выступила 9 февраля и вернулась 30 апреля... Из 80 дней 44 дня вела бои. Вышла в составе 4 тысяч, вернулась в составе 5 тысяч, пополненная кубанцами. Начала поход с 600-700 снарядами, имея по 150-200 патронов на человека; вернулась почти с тем же. Все снабжение для ведения войны добывалось ценой крови. В кубанских степях оставила могилы вождя и до 400 начальников и воинов; вывезла более полутора тысяч раненых; много их еще оставалось в строю; много было ранено по несколько раз...»13

Вот почти все, что было у белых армий в начале гражданской войны — около тысячи офицеров да 5-7 тысяч казаков и солдат, четверть которых была ранена. Народ и солдаты за ней не пошли. Правда, Октябрьская революция вызвала стихийные восстания офицеров и юнкерских училищ, но все они носили крайне ограниченный характер. Так, в боях под Пулковом 30 октября участвовало не более 100 офицеров14. Восстание юнкеров 29 октября... привело только к тяжелым жертвам, особенно среди юнкеров Владимирского училища (погиб 71 человек...)15. В Москве в борьбе приняли участие менее 700 16 из находившихся тогда в городе десятков тысяч офицеров. Большевикам потребовалось несколько дней, чтобы сломить их сопротивление17. В Киеве особенно большие потери (42 офицера убитых) понесло 1-е Киевское Константиновское военное училище18. 1-3 ноября произошло выступление юнкеров в Омске, 9-17 декабря вспыхнуло офицерское восстание в Иркутске, в котором было убито 277 и ранено 568 человек с обеих сторон, не считая тех, чьи трупы унесла Ангара19. Против около 800 юнкеров и 100-150 добровольцев оказалось до 20 тысяч солдат запасных полков и рабочих20.

Большая часть офицеров откровенно не хотела принимать участия в гражданской войне. Например, «донское офицерство, насчитывающее несколько тысяч, до самого падения Новочеркасска уклонилось вовсе от борьбы: в донские партизанские отряды поступали десятки, в Добровольческую армию единицы, а все остальные, связанные кровно, имущественно, земельно с войском, не решались пойти против ясно выраженного настроения и желаний казачества»21. Эти примеры были не единичны, а скорее носили массовый характер, не только для казаков, но и всей белой армии. Так, Киев и Харьков, «где в те дни (май 1918 года)

10

жизнь била ключом, представлял(и) собой разительный контраст умирающей Москве. Бросалось в глаза обилие офицеров всех рангов и всех родов оружия, фланирующих в блестящих формах по улицам и наполнявших кафе и рестораны... Им как будто не было никакого дела до того, что совсем рядом горсть таких же, как они, офицеров вели неравную и героическую борьбу с красным злом, заливавшим широким потоком просторы растерзанной родины»22. «Ростов поразил меня своей ненормальной жизнью, — вспоминал очевидец. — На главной улице, Садовой, полно фланирующей публики, среди которой масса строевого офицерства всех родов оружия и гвардии, в парадных формах и при саблях... На нас — добровольцев — как публика, так и "господа офицеры" не обращали никакого внимания, как бы нас здесь и не было!..»23 «Тысячи офицеров из разбежавшихся с фронта полков бродили по городу и с равнодушием смотрели, как какие-то чудаки в офицерской форме с винтовками на плечах несли гарнизонную службу»24. Один из первых добровольцев на Волге писал: «Итак, каждый боевой день приносил потери, а пополнения не было... Раненые офицеры после выздоровления возвращались в строй и передавали нам, что каждый кабак набит людьми в офицерской форме, все улицы также полны ими...»25

Белое движение не имело изначально ни организующих идей, ни людских, ни материальных ресурсов и было обречено. Следовательно была обречена и широкомасштабная гражданская война, с ее огромными жертвами и разрухой. Попытки ее развязать закончились бы относительно малокровным подавлением мятежа «белых» генералов. Остальные противники большевиков не были вооружены, организованны и опасны, как военная сила, они не представляли из себя угрозы для большевиков. Поэтому в применении массовых репрессий или террора в этом случае не было бы необходимости. Большевики в отличие от эсеров никогда не были сторонниками и личного террора. Кроме этого, большевики во время первого этапа гражданской войны — наступления генералов Каледина, Корнилова, Краснова, Дутова, Добровольческой армии — проводили еще политику умиротворения и компромиссов. Первый поход Добровольческой армии, таким образом, должен был стать последней попыткой развязать гражданскую войну в России, но...

Поворотным моментом Русской революции, втягиванием ее в гражданскую войну, стала «союзническая» интервенция. На помощь белым армиям, в том числе по многочисленным просьбам «друзей русского народа» из либеральной интеллигенции и буржуазии, кадетов, белых генералов... пришли «союзники». Американский консул Пуль в феврале 1918 г. писал: «В формируемой сейчас Добровольческой армии пока нет пехоты, достойной упоминания, а имеющаяся артиллерия практически остается без боеприпасов. С военной точки зрения положение донского правительства прискорбно слабое. Для успеха ему срочно нужны деньги, боеприпасы и снаряжение...»26 Действительно, без «союзнической помощи» гражданская война в России закончилась бы уже весной 1918 г.

11

Строго говоря, белые «втянулись» в полномасштабную гражданскую войну вслед за иностранной интервенцией, как ее «второй эшелон». В. Ленин, говоря об этом, указывал: «Всемирный империализм, который вызвал у нас, в сущности говоря, гражданскую войну и виновен в ее затягивании...»27 Лидера большевиков можно обвинить в предвзятости, но искусственный характер гражданской войны в России вполне откровенно признавали и сами организаторы интервенции, утверждавшие, что без них белое движение потерпит неминуемое, немедленное поражение. Так, по мнению У. Черчилля, вывод войск интервентов приведет к гибели всех небольшевистских войск в России: «подобная политика была бы равнозначна выдергиванию чеки из взрывного устройства. В России будет покончено с сопротивлением большевикам...» Американский президент В. Вильсон в свою очередь предупреждал, что последует возмездие, наступит расплата, когда союзническим войскам придется уйти28.

Но почему же, имея массированную поддержку союзников, белое движение тем не менее потерпело поражение?


ВТОРОЙ ЭТАП ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

«Стена против стены стояли две братские армии, и у каждой была своя правда и своя честь. Правда тех, кто считал и родину и революцию поруганными новым деспотизмом и новым, лишь в иной свет перекрашенным насилием, правда тех, кто иначе понимал родину и иначе ценил революцию и кто видел их поругание не в похабном мире с немцами, а в обмане народных надежд... Были герои и тут и там; и чистые сердца тоже, и жертвы, и подвиги, и ожесточение, и высокая, внекнижная человечность, и животное зверство, и страх, и разочарование, и сила, и слабость, и тупое отчаяние. Было бы слишком просто и для живых людей, и для истории, если бы правда была лишь одна и билась лишь с кривдой, но были и бились между собой две правды и две чести, поле битвы усеяли трупами лучших и честнейших».

М. Осоргин14


Белые и Красные


Здесь мы сталкиваемся с одним из наиболее важных вопросов гражданской войны, а именно — что заставило изможденную, смертельно

12

уставшую от войны армию, массами бежавшую с фронта, стремившуюся сохранить свою жизнь любой ценой, снова взять в руки оружие и воевать «до смерти...»30 Эсер Б. Соколов, член белого правительства Северной области отмечал: «Пассивность как основа, пассивность как повседневность проходила красной нитью через жизнь нашего фронта. Этому отвечало и настроение красных войск, стоявших по ту сторону окопов... Несмотря на холода, отсутствие жилых помещений — красные войска были из рук вон плохо одеты и еще хуже кормились. Все это еще больше усиливало пассивность, я бы сказал, отупелость красных солдат. Они шли в атаку, они защищали позиции, сдавались в плен или отходили, но все это делалось в каком-то полусне, не понимая ни к чему это, ни для кого, ни во имя чего. Они также безропотно умирали... Иногда я до боли в душе удивлялся, как раненый, и раненый тяжело красноармеец, переносил свои поистине ужасные раны... Терпелив русский человек. Терпелив и глубочайше пассивен. И подобно тому, как белые солдаты были весьма безразличны к интересам государственным, областным, так же и красные солдаты были чужды интересам Советской Республики. И, беседуя с красными солдатами, я тщетно пытался уловить у них хоть крупицу, хоть частицу общенациональных настроений, их не было. Была лишь полная пассивной грусти тяга к дому»31. Эти чувства в начале гражданской войны владели подавляющим большинством солдат по обе стороны линии фронта.

Не случайно введение всеобщей воинской обязанности в Красной Армии вызвало мощную волну дезертирства. ЧКК пишет: «Число дезертиров в 1919-1920 годах оценивается в три с лишним миллиона. В 1919 году было задержано и арестовано ВЧК и специальными комиссиями по борьбе с дезертирством около 500 тыс. человек; в 1920 году — от 700 до 800 тысяч. От полутора до двух миллионов дезертиров, в подавляющем большинстве крестьян, отлично знавших местность, смогли тем не менее избежать поимки»32. «Страдавшая от дезертирства Красная Армия, которая, хотя и считалась теоретически весьма многочисленной (от 3 до 5 миллионов человек), в действительности никогда не могла выставить более 500 тысяч вооруженных солдат»33.

Дезертирство действительно приобрело широкий размах. Правда, его необходимо разделить на три разных группы: Еще в январе 1917 г. британский представитель Нокс сообщал о миллионе дезертиров в царской армии. «Эти люди живут в своих деревнях, власти их не беспокоят, их скрывают сельские общины, которым нужен их труд»34. Февральская революция вызвала новый всплеск дезертирства. С февраля по ноябрь 1917 г: количество дезертиров составляло почти 200 000 ежемесячно, всего за период около 1518 тыс. человек35. Французский посол М. Палеолог спустя полтора месяца после свершения февральской революции отмечал: «Анархия поднимается и разливается с неукротимой силой... В армии исчезла какая бы то ни было дисциплина... Исчисляют более, чем в 1 200 000 человек, количество дезертиров, рассыпавшихся по России...»36 Именно они и составили основу второй волны дезертиров.

13

К моменту введения мобилизационного комплектования Красной Армии по России уже бродило почти 2 млн. дезертиров, лишь относительно незначительное их число вернулось к труду. Основная часть либо занималась грабежом и терроризировала население, либо шла в «зеленые» и воевала и против «белых» и против «красных». Третья группа дезертиров появилась благодаря «белой» и «красной» мобилизации. Большинство крестьян откровенно не понимали политических лозунгов ни тех, ни других. Так, в августе 1919 г. из Смоленской губернии писали: «У нас был приказ идти на военную службу, но в деревне говорят: «За что мы будем воевать, на кого, друг на друга и брат на брата?»37.

Г. Раковский вспоминал о проблемах с комплектованием «Белой Армии»: «Крестьянство с необычайной стойкостью и упорством уклонялось от участия в гражданской войне. Суровые репрессии, драконовские приказы о мобилизации не могли парализовать массового, чуть ли не поголовного дезертирства из рядов «Русской армии»38. Дезертировали не только мобилизованные солдаты, но и офицеры, служащие... По словам Деникина: «Чувство долга в отношении отправления государственных повинностей проявлялось слабо. В частности, дезертирство приняло широкое, повальное распространение. Если много было зеленых в плавнях Кубани, то не меньше «зеленых» в пиджаках и френчах наполняло улицы, собрания, кабаки городов и даже правительственные учреждения. Борьба с ними не имела никакого успеха»39. Дезертирство было массовым явлением и в казачьих войсках. «С фронта началось повальное дезертирство, не преследуемое кубанской властью. Дезертиры свободно проживали в станицах, увеличивали собою кадры «зеленых» или, наконец, находили себе приют в екатеринодарских запасных частях — настоящей опричнине»40. «Многочисленное одесское офицерство не спешило на фронт. Новая мобилизация не прошла: «по получении обмундирования и вооружения большая часть разбегалась, унося с собой все полученное»41. На севере России Чайковский сообщал союзникам, «что лишь трое офицеров из 300, которых он ожидал, подчинились приказу о мобилизации...»42 В Красной Армии, особенно на первом этапе гражданской войны, ситуация была аналогичной, после объявления мобилизации на призывные пункты явилось всего около 20% военнообязанных. Дезертировали и уже мобилизованные; так, на примере Южного фронта ко второй половине 1919 г. дезертиры и отставшие составляли 14%43.

Но дезертирство было только частью проблемы, мобилизованные, по наблюдениям генерала Марушевского, делились на «две категории: старых солдат, «уже прошедших школу разложения в революционный период» и новобранцев, которые были лучшими элементами, то есть люди, «с еще неразложенной нравственностью»»44. В. Марушевский делился личным опытом от посещения одной из частей: «Лица солдат были озлоблены, болезненны и неопрятны. Длинные волосы, небрежно одетые головные уборы, невычищенная обувь. Все это бросалось в глаза

14

старому офицеру, и видна была громадная работа, которую надо было сделать, чтобы взять солдат в руки. Все эти мелочи имеют громадное значение, и вовсе не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы определить... что дисциплины в части нет...»45 Матросы в то время шлялись «без полосаток, что составляло особый революционный "шик", с драгоценными камнями на голой шее»46.

Схожесть проблемы привела к тому, что меры по борьбе с дезертирством и отсутствием дисциплины у большевиков, Временного правительства, Белого движения и даже в рекомендациях союзников не отличаются большим разнообразием: самая распространенная и наиболее широко применяемая — расстрел.