Василий Галин Запретная политэкономия красное и белое

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 45

Численность белогвардейских армий в период их максимальной численности, в середине 1919 г.²⁵¹, Врангель — сентябрь 1920 г.²⁵²

	Колчак	Деникин	Юденич	Сев. Армия	Врангель
Всего, тыс. чел.	400-680	270	50	55	300
Из них, на фронте	110-145	150	18,5	20,3	50
Штыков, тыс.	96	107	17,8	20
Сабель, тыс.	22,5	46	0,7	0,3

52

Отношение к «белой армии» того класса, который она фактически защищала, передавал генерал М. Алексеев. Возмущенный поведением либералов и крупной буржуазии, которые, спровоцировав февральскую революцию и корниловский мятеж, бросили армию на произвол судьбы, он еще в сентябре 1917 г. писал: «Вы до известной степени знаете, что некоторые круги нашего общества не только знали обо всем, не только сочувствовали идейно, но, как могли, помогали Корнилову»²⁵³. От имени союза офицеров Алексеев требовал у Вышнеградского, Путилова и других крупнейших капиталистов, повернувшихся спиной к побежденным, немедленно собрать 300 000 рублей в пользу «голодных семей тех, с которыми они были связаны общностью идеи и подготовки»... Письмо кончалось прямой угрозой: «...генерал Корнилов вынужден будет широко развить перед судом всю подготовку, все переговоры с лицами и кругами, их участие»... «Только в конце октября Корнилову привезли из Москвы около 40 тысяч рублей». Лидер либералов П. Милюков в это время вообще отсутствовал на политической арене: согласно официальной кадетской версии, он уехал «отдыхать в Крым»²⁵⁴.

После начала гражданской войны ситуация не изменилась. Примеры давал сам А. Деникин: «Главный вопрос, от которого зависело само существование армии, — денежный — оставался по-прежнему неразрешенным. Денежная Москва ограничилась «горячим сочувствием» и обещаниями отдать «все» на спасение Родины. «Все» выразилось в сумме около 800 тысяч рублей, присланных в два приема; и дальше этого Москва не пошла. Впоследствии, по мере утверждения советской власти и захвата ею средств буржуазии, неограниченные ранее финансовые возможности последней значительно сократились. Повторилось опять то явление, которое имело место в дни корниловского выступления»²⁵⁵. С подобным отношением белые армии сталкивались повсюду. Деникин приводил другой пример с Юга России. Он писал про добровольцев, которые «дрались на подступах к Ростову, зная, что сотни тысяч казаков и ростовской буржуазии за их спиною живут легко и привольно. Они были оборваны, мерзли и голодали, видя, как беснуется и веселится богатейший Ростов, финансовая знать которого с большим трудом «пожертвовала» на армию два миллиона рублей, растворившихся быстро в бездонной ее нужде. Они встречали в обществе равнодушие, в народе вражду, в резолюциях революционных учреждений и социалистической печати — злобу, клевету и поношение»²⁵⁶.

М. Нестерович-Берг сообщал из Киева: «Обыватель веселился — пир во время чумы. Пусть где-то сражаются, нас это не интересует нимало, нам весело, — пусть потоками льется офицерская кровь, зато здесь во всех ресторанах и шантанах шампанское: пей, пока пьется...»²⁵⁷Аналогичная ситуация была в Сибири. Так, «во время пребывания в (белогвардейском) Омске Грэвс был поражен пренебрежительным, если не сказать больше, отношением населения и власти к больным и раненым воинам, которое он повсюду наблюдал. «Было прискорбно

53

видеть этих несчастных, предоставленных самим себе», в то время как веселящаяся толпа («мы насчитали до тысячи танцующих») в омском парке «находилась в расстоянии не больше двадцати минут ходьбы от места, где умирали солдаты, умирали во многих случаях несомненно из-за отсутствия ухода за ними»¹⁵⁸.

А. Деникин приходил к полному разочарованию в том классе, за который он по сути посылал свои войска на смерть: «Классовый эгоизм процветал пышно повсюду, не склонный не только к жертвам, но и к уступкам. Он одинаково владел и хозяином и работником, и крестьянином и помещиком, и пролетарием и буржуем. Все требовали от власти защиты своих прав и интересов, но очень немногие склонны были оказать ей реальную помощь. Особенно странной была эта черта в отношениях большинства буржуазии к той власти, которая восстанавливала буржуазный строй и собственность. Материальная помощь армии и правительству со стороны имущих классов выражалась цифрами ничтожными — в полном смысле слова. И в то же время претензии этих классов были весьма велики... Долго ждали мы прибытия видного сановника — одного из немногих, вынесших с пожарища старой бюрократии репутацию передового человека. Предположено было привлечь его в Особое совещание. Прибыв в Екатеринодар, он при первом своем посещении представил мне петицию крупной буржуазии о предоставлении ей широкого государственного кредита под обеспечение захваченными советской властью капиталами, фабриками и латифундиями. Это значило принять на государственное содержание класс крупной буржуазии, в то время как нищая казна наша не могла обеспечить инвалидов, вдов, семьи воинов и чиновников...»²⁵⁴

Красная Армия

Царская армия была распущена, а спустя несколько дней — 15 января 1918 г. вышел декрет СНК «Об Организации Рабоче-крестьянской Красной Армии», в котором говорилось: «Старая армия служила орудием классового угнетения трудящихся буржуазией. С переходом власти к трудящимся и эксплуатируемым классам возникла необходимость создания новой армии, которая явится оплотом Советской власти в настоящем, фундаментом для замены постоянной армии всенародным вооружением в ближайшем будущем и послужит поддержкой для грядущей социалистической революции в Европе»²⁶⁰. Создание «рабоче-крестьянской армии» строилось на добровольной основе из «наиболее сознательных и организованных элементов трудящегося класса». «Но, — как отмечает Деникин, — формирование новой классовой армии шло неуспешно, и совету пришлось обратиться к старым организациям: выделялись части с фронта и из запасных батальонов соответственно отсеянные и обработанные, латышские, матросские отряды и красная гвардия, формировавшаяся фабрично-заводскими комитетами»²⁶¹. Если отбросить лозунги

54

«мировой, европейской революции», то практическая нужда в создании Красной Армии была вызвана угрозой нового немецкого наступления и ответом на создание Добровольческой Армии. Именно в этом смысле, в январе 1918 года, Крыленко заявлял на III съезде Советов: «Красная армия в первую очередь предназначена для войн внутренних».

Только весной 1918 г., когда началась иностранная интервенция, ВЦИК ввел всеобщую воинскую повинность. В октябре В. Ленин выдвинул требование о создании трехмиллионной Красной Армии. Враги наседали со всех сторон, интервенты и белые имели больший военный опыт, чем мобилизованные красноармейцы. К тому же для экипировки и оснащения трех миллионов у Советов не хватало около двух миллионов винтовок, почти двух с половиной миллионов шинелей и сапог...²⁶² К концу 1918 г. в стране действовал 7431 военкомат. Всеобщая воинская повинность и обязанность всех граждан защищать социалистическое отечество были закреплены в Конституции РСФСР 1918 г. Право защищать отечество с оружием в руках было предоставлено только трудящимся, нетрудовые элементы выполняли иные воинские обязанности. Именно объявление «всеобщей воинской повинности» можно считать переходом к полномасштабной гражданской войне, которая со стороны большевиков стала ответом на уже широко развернувшуюся иностранную интервенцию.

Основу Красной Армии на первом этапе составляла Красная гвардия, которая к моменту Октябрьской революции насчитывала почти 100 тысяч человек, раскиданных более чем по 100 городам. Местные Советы создавали еще отряды рабочей милиции. В то время Красная Армия представляла из себя стихийно созданные разношерстные, зачастую анархистские, полупартизанские отряды экзальтированных революцией солдат и матросов, вчерашних крестьян, которые, как и крестьяне в деревнях, грабили и мстили своим «обидчикам» и в первую очередь офицерам.

Между тем для формирования полноценной армии необходимы были специалисты, и большевики обратились за помощью к «союзникам». Столкнувшись с их откровенной враждебностью, большевики приступили к мобилизации офицеров царской армии. Ленин вспоминал: «Если бы мы не взяли их на службу и не заставили служить нам, мы не могли бы создать армию... И только при помощи их Красная армия смогла одержать те победы, которые она одержала... Без них Красной армии не было бы... Когда без них пробовали создать Красную армию, то получалась партизанщина, разброд, получалось то, что мы имели 10-12 миллионов штыков, но ни одной дивизии, ни одной годной к войне дивизии не было, и мы не способны были миллионами штыков бороться с ничтожной регулярной армией белых»²⁶³.

В марте 1918 г. СНК узаконил привлечение в Красную Армию «военных специалистов». В первые дни наступления немецких войск в феврале 1918 г. в Красную Армию вступило добровольно свыше 8 тысяч бывших офицеров и генералов²⁶⁴. Часть офицеров выступила на стороне «красных» уже на следующий день после Октябрьской революции. Причина, по словам Троцкого, крылась в том, что «большое

55

число офицеров, которые не разделяли наших (большевистских) политических взглядов, но, связанные со своими частями («loyalement attaches»), сопутствовали своим солдатам на поле боя и управляли военными действиями против казаков Краснова»²⁶⁵. На деле мотивы вступления многих офицеров в Красную Армию были, видимо, глубже и скорее связывали офицеров «loyalement attaches» не с солдатами, а с народом.

Генерал генштаба А. Балтийский, одним из первых вступивший в Красную Армию, говорил, что и он, «и многие другие офицеры, шедшие по тому же пути, служили царю, потому что считали его первым среди слуг отечества, но он не сумел разрешить стоявших перед Россией задач и отрекся. Нашлась группа лиц, вышедших из Государственной Думы, которая взяла на себя задачу продолжать работу управления Россией. Что же! Мы пошли с ними... Но они тоже не справились с задачей, привели Россию в состояние полной разрухи и были отброшены. На их место встали большевики. Мы приняли их как правительство... и пришли к полному убеждению, что они правы, что они действительно строят государство»²⁶⁶.

Генерал А. Брусилов: «Понять мне их трудно. Я не сочувствую тем, кто разжигает братоубийственную борьбу. Но я считаюсь с интересами народа и твердо знаю: кто выступает против него, под любыми лозунгами и любыми фразами, — тот авантюрист. Правда, в конечном счете, всегда за народом, этому учит история». «Мы с вами принадлежим к очень небольшой части населения, которая, в силу разных обстоятельств, руководила, направляла жизнь государства, вырабатывала политику. Причем в последние десятилетия делала это настолько скверно, что завела страну в военный и экономический тупик». «Я подчиняюсь воле народа, он вправе иметь правительство, которое желает. Я могу быть не согласен с отдельными положениями, тактикой Советской власти, но, признавая здоровую жизненную основу, охотно отдаю силы на благо горячо любимой Родины»²⁶⁷. При этом Брусилов долго отказывался вступать, как в Белую, так и в Красную Армию, поскольку «сражаться против соотечественников не способен. Мне больно даже слышать о том, что льется русская кровь, гибнут русские люди, слабеет наше Отечество»*.

Бывший военный министр Сухомлинов в 1924 г. издал в Берлине свои «Воспоминания», которые закончил следующим образом: «Залог для будущей России я вижу в том, что в ней у власти стоит самонадеянное, твердое и руководимое великим политическим идеалом (коммунистическим) правительство... Их мировоззрение для меня неприемлемо.

* В создании Красной Армии участвовали бывшие военные министры А. Куропаткин, А. Поливанов и Д. Шуваев, начальник Штаба Ставки Верховного главнокомандующего В. Бонч-Бруевич, помощник начальника Генерального штаба Н. Потапов, начальник Главного артиллерийского управления А. Маниковский. командующие фронтами П. Балуев, А. Брусилов. В. Черемисов. Всего около 750 генералов — более трети всего генеральского корпуса России.

56

И все же медленно и неуверенно пробуждается во мне надежда, что они приведут русский народ, быть может, помимо их воли, по правильному пути к верной цели и новой мощи... Что мои надежды являются не совсем утопией, доказывает, что такие мои достойные бывшие сотрудники и сослуживцы, как генералы Брусилов, Балтийский, Добровольский, свои силы отдали новому правительству в Москве. Нет никакого сомнения, что они это сделали, убедившись в том, что Россия и при новом режиме находится на правильном пути к полному возрождению»²⁶⁸.

Однако офицеров добровольцев было относительно немного, основная часть офицеров привлекалась в Красную Армию по мобилизации. «На местах все офицеры брались на учет, причем им вменялось в обязанность регулярно являться к комиссарам и отмечаться, на документах у них ставился штамп «бывший офицер». Офицеры были лишены всех видов пенсий, таким образом, все кадровые офицеры и их семьи были лишены всяких средств к существованию²⁶⁹. По данным С. Волкова, «в Москве при объявлении регистрации (14 августа 1918 года) в манеж Алексеевского училища в Лефортове явилось свыше 17 тысяч офицеров²⁷⁰, которые тут же арестовывались, и многие из них нашли свой конец в тире соседнего Астраханского гренадерского полка»²⁷¹. «Офицеров объявили вне закона. Многие уехали на юг. Знакомые стали нас бояться»²⁷². В Москве было посажено в тюрьмы 15 тысяч офицеров, причем 10 тысяч из них сидели еще к январю 1919 года²⁷³. То же было в Казани в начале 1918 года: «Город задыхался от зверств и ужасов Чека. Сотнями расстреливались невинные русские люди только потому, что они принадлежали к интеллигенции. Профессора, доктора, инженеры, то есть люди, не имевшие на руках мозолей, считались буржуями и гидрой контрреволюции. Пойманных офицеров расстреливали на месте. В Казань приехал главнокомандующий красной армией М.А. Муравьев. Он издал приказ, требующий регистрации всех офицеров. За невыполнение такового — расстрел. Я видел позорную картину, когда на протяжении 2-3 кварталов тянулась линия офицеров, ожидавших своей очереди быть зарегистрированными. На крышах домов вокруг стояли пулеметы, наведенные на гг. офицеров... В Казани тогда было зарегистрировано 3 тысячи офицеров»²⁷⁴.

Для сравнения с «красной» приведем пример «белой» регистрации офицеров в Одессе, который давал Шульгин в 1919 г.: «Толпа... Сколько их? Никто не знает толком, называют самые фантастические цифры... Но не меньше двадцати пяти тысяч, наверное... Целая армия. И казалось бы, какая армия. Отборная... Да это только так кажется... На самом деле эти выдохшиеся люди, потерявшие веру, ничего не способны делать. Чтобы их «встряхнуть», надо железную руку и огненный дух... Где это?.. Все чувствовали тогда в Одессе, что так дальше нельзя. Разложение армии по тысяча и одной причине было ясно. Ясно было, что именно потому она и отступает, что наступила осень и зима не только в природе...»²⁷⁵

57

Летом 1918 советские вооруженные силы насчитывали 263,8 тыс. красноармейцев, 36,6 тыс. красногвардейцев, 21,9 тыс. партизан. Из них вооружены были только 199 тыс., обучены военному делу — 31 тыс., а готовы к немедленному выступлению—15,5 тыс.²⁷⁶ В октябре 1920 из 5 млн. военнослужащих 2,6 млн. находилось в военных округах, 390 тыс. в запасных армиях, 160 тыс. в «трудовых армиях» и только 1.780 тыс. на фронте, причем на главных фронтах (Польском и Врангелевском) было 581 тыс. чел, из них в боевых частях— 150 тыс.²⁷⁷ Социальный состав Красной Армии: в 1920 г. — 77,4% крестьян, 14,9% рабочих, 7% служащих и учащихся и др.²⁷⁸

В декабре 1918 г., как и в Белой армии, в Красной была открыта Военная академия генерального штаба*. Аналогично Белой армии, в Красной начала создаваться сеть военных училищ. За 1918-1920 годы было открыто более 150 школ и курсов и т.п., действовало 6 академий (Генштаба, артиллерийская, инженерная, медицинская, военно-хозяйственная и морская)²⁷⁴. Среди преподавателей в военно-учебных заведениях бывшие офицеры составляли свыше 90% всего персонала²⁸⁰. Часть бывших офицеров занималась обобщением опыта Первой мировой войны, для чего 13 августа 1918 года была создана Военно-историческая комиссия".

Бывшие офицеры составляли около 90% командующих фронтами, армиями, дивизиями Красной Армии, более 50% командиров от батальона до взвода, и почти 100% штабных должностей всех уровней. Ими же были все начальники артиллерии, связи, инженерных и саперных частей, командиры кораблей²⁸¹. Бывшие офицеры составляли 2/3*** всего командного состава²⁸². При этом А. Кавтарадзе отмечает, говоря о бывших офицерах, что «среди них членов партии большевиков насчитывались буквально единицы. Реввоенсовет Республики отмечал в 1919 году, что, «чем выше была командная категория, тем меньшее число коммунистов мы могли для нее найти...»²⁸³

По словам С. Волкова: «В целом благодаря мобилизации офицеров красным удавалось иногда даже превосходить своих противников по качеству комсостава»²⁸⁴. «Не говоря уже о петлюровцах и других национальных армиях, встречаются подобные мнения и относительно армии Колчака: «Красная армия всегда имела над нами решающее преимущество, ибо ее командный состав был, с одной стороны, опытен, а с другой — вы-

* В 1921 г. переименована в Военную академию РККА.

** «По описанию опыта войны 1914-1918 годов» под председательством генерала от инфантерии В.Н. Клембовского, а также Военно-морская историческая комиссия, подготовившая в том числе «Стратегический очерк войны 1914-1918 годов». (Волков С. В..., с. 328)

*** Все школы и курсы за 1918-1920 гг. закончили 39 914 человека, тогда как к декабрю 1920 года весь командный состав (начиная с командиров взводов) составлял 130 932 человек.

58

нужден подчиняться строгой дисциплине»²⁸⁵. Дисциплина и «преданность» офицерского корпуса обеспечивалась поистине драконовскими методами. Так, например, Ленин требовал: «усилить взятие заложников буржуазии и семей офицеров ввиду учащения измены»²⁸⁶. Он считал, что «позором было бы колебаться и не расстреливать за неявку» офицеров по мобилизации. Приказом Троцкого в конце 1919 г. семьи служивших в Красной Армии военспецов объявлялись заложниками²⁸⁷.

Условия службы бывших офицеров были крайне тяжелыми, как сокрушался Бонч-Бруевич, «перелом в настроении офицерства и его отношении к Красной армии было бы легче создать, если бы не непродуманные действия местных исполкомов, комендантов городов и чрезвычайных комиссий»²⁸⁸.

Между тем, как отмечал В. Шульгин: «одних офицеров Генерального штаба чуть ли не половина осталась у большевиков. А сколько там было рядового офицерства, никто не знает, но много»²⁸'. По данным А. Кавтарадзе, «самой ценной и подготовленной части офицерского корпуса русской армии — корпуса офицеров Генерального штаба» в Красной Армии оказались 639 человек, что составляло около 24—33% всех офицеров Генштаба²⁹⁰. По подсчетам А. Кавтарадзе, в Красной Армии служило примерно 30% общего офицерского состава, в Белой — 40% и еще 30% в 1917 году оказались вне какой-либо армейской службы вообще*.

В начале гражданской войны, во время успехов белой армии, абсолютное большинство офицеров переходило из Красной Армии в Белую, но в конце войны ситуация изменилась на прямо противоположную 14 390 офицеров перешли из Белой армии в Красную (то есть каждый седьмой). А. Валентинов записывал: «Только на Кубани и в Новороссийске сдалось в общей сложности 10.000 офицеров. Почти все якобы живы. Советская власть будто бы прилагает все усилия, чтобы привлечь их на свою сторону. Многие уже служат в красных армиях. Ведущих, впрочем, агитацию против большевиков беспощадно расстреливают»²⁹¹. Егоров отмечает неясные симпатии к Советам, которые наблюдались и у довольно широкого слоя казачьего офицерства. «В силу этого в январе и феврале 1919 г. казачество целыми полками сдавалось и переходило на сторону красных. Так, 31 января в районе станицы Алексе-

* С. Волков приводит другие данные. 62% офицеров служило в Белой армии (без перешедших в Красную), 20% у большевиков, около 10% не участвовачо в Гражданской войне, поскольку 2/3 из них были истреблены в 1917—1918 гг. (Волков С.В..., с. 398.) С. Волков, защищая белое офицерство, несколько предвзято относится к вопросу. Судя по массовым свидетельствам, приводимым отчасти им же самим, отчасти Деникиным и другими участниками и исследователями событий, значительная часть офицеров была пассивна в гражданской войне. Поэтому в вопросе о доле участия бывших офицеров в ней, видимо, Кавтарадзе значительно ближе к истине.

59

евской на участке 15-й дивизии сдались добровольно в полном составе 23-й, 24-й, 26-й, 27-й и 39-й казачьи полки...»²⁹² Деникин указывает, что среди самих казаков были агитаторы, которые побуждали кубанских казаков «...оставить ряды Добровольческой армии, которая «является виновницей гражданской войны». Ибо, не преследуй она «целей насаждения монархизма, давно можно было бы окончить войну и примириться с большевиками, устроив в России народную республику...»²⁹³

С развитием польской интервенции переход и вступление в Красную Армию бывших царских офицеров стал принимать массовый характер. Весной 1920 г. «Правда» обратилась с призывом к русским офицерам выступить против «польской контрреволюции». В состав созданного большевиками «Особого совещания...» вошли известные царские генералы А. Зайончковский, А. Поливанов, А. Цуриков и А. Брусилов. Они обратились с воззванием «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились»: «В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы, ваши старые боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к родине и взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где бы их ни нанес, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную армию и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честной службой, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою матушку Россию»²⁹⁴.

Психологию офицеров и генералов, перешедших на сторону большевиков, в определенной мере выражал А. Брусилов: «Правительства меняются, а Россия остается, и все мы должны служить только ей по той специальности, которую избрали. Власть зависит от народа, пусть народ и решает. А мы все, от солдата до генерала, исполнители его воли»²⁹⁵. Отвечая на обвинения «белых» однокашников, бывший начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Бонч-Бруевич писал: «Суд истории обрушится не на нас, оставшихся в России и честно исполнявших свой долг, а на тех, кто препятствовал этому, забыв интересы своей Родины и пресмыкаясь перед иностранцами, явными врагами России в ее прошлом и будущем».

Если у белых основную движущую и цементирующую силу армии составляли офицерство и интервенты, то какие же силы двигали Красной Армией?

Ответ вроде бы напрашивается сам собой — коммунисты. Но доля коммунистов в Красной Армии, по сравнению с офицерством в Белой, была ничтожной. На второй год гражданской войны в сентябре 1919 г. А. Егоров, командующий Южным фронтом, сообщал, что к нему по-

60

ступило пополнение около 33 000 человек. Партийцев был 1%, тогда как раньше коммунистов среди прибывающих часто не было вовсе²⁹⁶. Тем не менее, как отмечал Б. Соколов, именно коммунисты составляли цементирующую основу Красной Армии: «Для гражданской войны нужна какая-то особая, железная сверхдисциплина. Это хорошо поняли большевики. Но они поняли ее своеобразно и решили, что одной дисциплины мало, что нужна внутренняя спайка, цемент, который не позволял бы развалиться зданию от первого же ничтожного дождя, они этим цементом, вкрапленным в мельчайшие воинские единицы, поставили комячейки. Благодаря последним, они держали в своих ежовых рукавицах солдатскую массу. Но держали ее не только наружной спайкой, но и внутренней. Что противопоставили им белые Правительства, белые армии? Увы! Как правило, весьма общее для большинства белых фронтов — белое командование обычно ограничивалось требованием прежней дисциплины, установлением прежних навыков. Оно не находило нужным считаться с законами гражданской войны. И внутренняя спайка армии редко где имела место и еще реже где культивировалась как необходимая для победы. Исключение составляли добровольческие части, но армия не могла состоять из них одних, ибо им были противопоставлены сотни тысяч регулярных войск красной армии»²⁹⁷. Но коммунисты никогда бы не смогли создать (сплотить) армию и тем более удержаться у власти, если бы они шли против естественного движения масс.

Именно стихийное движение народа обеспечило большевикам победу. Большевики не столько двигали массами, сколько сами шли за ними, постепенно придавая им организованную структуру. Это была вполне осознанная и прагматичная политика, Ф. Дзержинский определял ее следующим образом: «Задача настоящего момента — разрушить старый порядок. Нас, большевиков, еще не так много, чтобы выполнить эту историческую задачу. Надо предоставить возможность действовать революционной стихийности стремящихся к освобождению масс. В свое время мы, большевики, укажем массам путь, по которому надо следовать... Обретают голос массы, восстающие против классовых врагов, против врагов народа. Мы здесь только для того, чтобы... направить в нужное русло действия масс, в которых говорит ненависть и законное желание угнетенных отомстить своим угнетателям»²⁹⁸. Генерал Брусилов, который провел у большевиков четыре месяца в тюрьме и под домашним арестом, сохранял тем не менее объективность и редкую проницательность, утверждая, что будущее принадлежит красным, поскольку «они выражают волю народной массы. Разгулявшейся, бунтующей, опьяненной свободами массы. Большевики по крайней мере пытаются организовать ее, повести за собой. Наши бывшие друзья живут прошлым и сражаются за прошлое. А это шатко и бесперспективно»²⁹⁹.

Стихийное движение масс предопределило характер Советской власти, поскольку, как отмечал А. Грациози, большевики не только подчиняли себе стихию, но и сама стихия оказала на них свое влияние:

61

«...важное значение приобрело всемерное выдвижение кадров из народа, позволявшее черпать ресурсы среди масс населения, чего не хотели и не могли делать белые. Именно этим путем плебейская революция, тот первый большевизм... проникла в структуры власти и оставила на них свой отпечаток»³⁰⁰.

Опора на массы принесла победу Красной Армии, но не гарантировала ее. Победа была достигнута в отчаянной, невероятной по тяжести борьбе. А. Егоров вспоминал: «Борьба пролетарской революции с силами, противопоставленными ей, разрешилась в положительную для пролетариата России сторону, но можно ли на основе этого сказать, что в любой момент хода этой борьбы партия, армия, весь пролетариат могли спокойно ждать развязки, уверенные в благополучном исходе? Без проявления бешеной, нечеловеческой энергии, напряжения всех сил трудящихся, без железного руководства твердой, сплоченной Ленинской партии и без правильного стратегического руководства нашими операциями — нельзя было рассчитывать на успех. Жизнь ставила задачи неслыханной трудности, и мы видим, как разрешение их нашей стратегией имело часто условный, а иногда и ложный характер. Следствия же таких неверных решений бывали очень близки к катастрофе»³⁰¹.

Белая армия была разбита, кровопролитная гражданская война была закончена. При этом Шульгин отмечал еще один ее результат: «Прежде всего, мы научили их, какая должна быть армия. Когда ничтожная горсточка Корнилова, Алексеева и Деникина била их орды, — била потому, что она была организована на правильных началах — без "комитетов", без "сознательной дисциплины", то есть организована "по-белому", — они поняли... Они поняли, что армия должна быть армией... И они восстановили армию... Конечно, они думают, что они создали социалистическую армию, которая дерется "во имя Интернационала", — но это вздор. Им только так кажется. На самом деле, они восстановили русскую армию... И это наша заслуга... Мы сыграли роль шведов... Ленин мог бы пить за "здоровье учителей", эти учителя — мы... Мы били их до тех пор, пока они не выучились драться... И к концу вообще всего революционного процесса Россия, потерявшая в 1917 г. свою старую армию, будет иметь новую, столь же могущественную...»³⁰² В этой связи представляет интерес ход мыслей американского посла Фрэнсиса, пытающегося заглянуть в будущее: «Что будет, когда Россия победит, а эта гигантская организованная сила (Красная армия) останется «без дела?»³⁰³ Революционная армия Наполеона в свое время пошла завоевывать Европу, Кромвеля грабить Ирландию. Троцкий после окончания гражданской войны хотел послать Первую Конную на помощь Афганистану и Индии, чтобы организовать революцию там. Ленин выступил резко против. Большевики, провозглашая мировую революцию, сразу после гражданской войны сократили свою армию почти в десять раз...

62

Blog

Василий Галин Запретная политэкономия красное и белое

Содержание