Василий Галин Запретная политэкономия Революция по-русски
Вид материала | Документы |
СодержаниеА что же россия? Не считая подводных лодок, которые были у союзников и не было у немцев. С другой стороны Оптимальным решением |
- Василий Галин Запретная политэкономия красное и белое, 10149.29kb.
- Контрольная работа №1 по дисциплине «Политэкономия», 358.97kb.
- Н. В. Рябинина читаем а. П. Чехова по-русски…, 2062.63kb.
- Протопресвитер Василий Зеньковский пять месяцев у власти (15 мая -19 октября 1918 г.), 3241.38kb.
- -, 388.72kb.
- Конспект лекций по дисциплине "политэкономия" для студентов 050107 заочной формы обучения, 908.57kb.
- Темы курсовых работ по-русски и по-английски (с указанием номера курса); фио научного, 17.99kb.
- Английская революция XVII в. Основные этапы и законодательство. Протекторат Кромвеля., 146.25kb.
- Лекция 14. Кейнсианство и его эволюция «Кейнсианская революция», 259.32kb.
- Культура Древней Руси. Литовско-московское соперничество и решение, 33.56kb.
ТУРЦИЯ
В Турции тем временем продолжались эксцессы с насилием против христиан, и в июне 1913 г. Сазонов посылает турецкому правительству ноту, в которой указывает, что «положение армянского населения требует немедленно начать обсуждение необходимых реформ». «Иттихадисты резко воспротивились, поскольку увидели в этом предпосылки для дальнейшего распада государства. — отмечает В. Шамбаров. — Тем не менее в Лондоне была созвана конференция, на кото-
* Правда, англичане не скупились на саморекламу своих титанических «косметических операций». «Сэр Э. Грей вновь выступил посредником, прибавив к множеству оказанных им России и Европе услуг по поддержанию мира еще одну — он добился соглашения, согласно которому генерал Лиман фон Сандерс, получив звание турецкого фельдмаршала и оставаясь во главе германской военной миссии, отказался от командования армейским корпусом...» (Бьюкенен Дж... С. 113-114.) Такой профессиональный дипломат, как Бьюкенен. отлично понимал, что смена «декораций» не меняла сути. Именно германская военная миссия осуществляла подготовку турецкой армии. Всего несколько месяцев спустя немецкие крейсера «Гебен» и «Бреслау» сменят немецкие флаги на турецкие и укажут на «действенность» английской «мирной» политики.
510
рую была вынесена программа, разработанная русским дипломатом А. Мандельштамом... Председательство на конференции досталось германскому послу в Стамбуле Вангенгейму... И когда... соглашение было все же подписано, программа Мандельштама оказалась сведенной к минимуму. Вангенгейм не преминул доказать визирю Халил-паше, что достигнуто это лишь благодаря Германии, подтвердившей таким образом репутацию "верного друга". Что же касается самих реформ, то к их практическому осуществлению Турция так и не приступила, спустив все на тормозах»2210.
Во внешней политике Турции все сильнее звучали мотивы панисламизма и пантюркизма. Турецкая газета «Сиратель Мустагим» в 1910 г. писала, что «вся мировая наука и культура вышли из стран ислама, и покорение тех или иных стран арабами и турками сопровождалось их просвещением...» Идеолог панисламизма Сами Заде Сурея: «Цивилизация до XX в. принадлежала только мусульманам; европейцы украли ее у мусульманского мира, присвоили себе, а мусульмане на определенное время, благодаря своей беспечности, отстали от них». Отсюда следовал призыв к мусульманам Азии, Африки и Европы объединиться вокруг халифа, т.е. турецкого султана... По утверждению той же «Сиратель Мустагим», «когда мы достигнем этой цели, мы, без сомнения, станем нацией, господствующей над всем миром»2211.
Один из главных идеологов пантюркизма 3. Гекальп утверждал: «Политические границы родины турок охватывают всю территорию, где слышна тюркская речь и где имеется тюркская культура»... Редактор газеты "Тюрк юрду" ("Тюркская родина"), эмигрант из России Юсуф Акчура, писал о «единой нации всех тюркоязычных народов от Дуная до Китая». Видные деятели и идеологи партии "Иттихад" объявляли тюрков «чистокровной высшей расой», призванной господствовать над другими народами. В 1910 г. на обсуждение меджлиса (парламента) была вынесена резолюция о запрещении туркам вступать в смешанные браки. В том же году на съезде партии "Иттихад" был выдвинут лозунг «Турция — только для турок»2212.
В состав «Великого Турана» турки включали Среднюю Азию, Казахстан, Крымское ханство, а Поволжье намеревались превратить в Казанское ханство (зависимые от Порты)... Основные надежды на реализацию своих планов турки возлагали на европейскую войну. Текин Альп писал: «Если русский деспотизм... будет уничтожен храбрыми армиями Германии, Австро-Венгрии, Турции, тогда от 30 до 40 миллионов турок получат независимость. Вместе с 10 миллионами османских турок они образуют нацию... которая продвинется вперед к великой цивилизации... В некотором отношении она достигнет превосходства над вырождающейся французской и английской цивилизацией». В официальных документах "Иттихада" указывалось: «Наше участие в мировой войне оправдывается нашим национальным идеалом. Идеал нашей нации ведет нас к уничтожению нашего московского врага для того, чтобы благодаря этому установить естественные границы нашей империи,
511
которые включат в себя и объединят все ветви нашей расы»2213. Планы пантурецкого комитета У. Черчилль назвал «фантастическими», отмечая при этом, что уже в 1912 г. турки не сомневались, что скоро «разразится великая война»2214.
Методы создания «Великого Турана» давала газета «Азм», которая 01. 07. 1913 г. писала: «Каждый солдат должен вернуться к дням варварства, жаждать крови, быть безжалостным, убивая детей, женщин, стариков и больных, пренебрегать имуществом, честью, жизнью других»2215. Эти призывы базировались на предыдущим опыте массового террора. Во время Первой мировой войны «наступление (турок) сопровождалось жуткой резней..., — отмечает В. Шамбаров, — Доклад германских дипломатов о возвращении турок в Трапезунд гласил: «Тысячи русских расстреляны или сожжены заживо. Армяне подвергаются неописуемым пыткам. Детей суют в мешки и кидают в море, стариков и женщин пригвождают к крестам и калечат, девушек и женщин насилуют. Об этом сообщено послу в Константинополе». О том же статс-секретарь германского МИДа доложил министру Кюльману. 27. 02. Энвер издал секретный приказ (позже представленный Версальской конференции), предписывающий 3-й армии вторгнуться в российское Закавказье и там тоже решить «армянский вопрос»: «Положение вещей требует поголовного истребления армянского народа, о чем издано султанское ираде»2216. Массовому истреблению подвергались не только русские и армяне, но и другие народы, в тотальном геноциде турками было истреблено 2-2,5 млн. человек.
Подготовка к войне за Великий Туран началась сразу после прихода к власти младотурок. В 1908-1914 гг. российский Кавказ и Среднюю Азию буквально наводнили турецкие эмиссары и агенты, действующие под видом купцов, паломников, путешественников. Доклады о их подрывной деятельности и панисламистской пропаганде шли потоком... Сазонов при переговорах с Вильгельмом в Берлине указал на это явление, которое беспокоит Россию2217. 1 февраля 1911 г. турецкий парламент, подбиваемый английскими представителями, отпустил на усиление флота в течение 10 лет чрезвычайный кредит в 5 млн. турецких лир*. «Невзирая на все финансовые затруднения, — отмечалось в докладе бюджетной комиссии парламента, — мы тем не менее полагаем необходимым иметь флот, способный защищать наши берега, и особенно настаиваем на такой его силе, которая обеспечила бы за нами господство на Черном море»2218. На этот демарш С. Сазонов заявил турецкому послу в Петербурге, что Россия никогда не сможет допустить господства на Черном море чьего бы то ни было флота. Попытки к этому Турции приведут лишь к одному — к взаимной гонке морских вооружений2219.
* (Архив внешней политики Российской империи. Фонд канцелярии МИД. 1908. Д. 1039. Л. 141. (Шацилло К.Ф... С. 170.)) Или примерно 50 млн руб. золотом — (около десяти годовых бюджетов образования России того времени). Линкоры были заказаны в Англии.
512
Немцев планы «туранизма» вполне устраивали. Морской атташе Щеглов еще в мае 1912 г. докладывал из Константинополя: «Живя здесь, можно наблюдать факты, доказывающие, что задача германской дипломатии состоит в том, чтобы отвлечь силы и помыслы России от внутреннего культурного устроения своего и толкнуть на внешние осложнения с Турцией...» В 1912-1913 гг. Турция в связи с Триполитанской и Балканскими войнами закрыла проливы для иностранных судов, Россия понесла колоссальные убытки. В 1914 г. Порта еще до вступления в войну заняла позицию весьма однобокого «нейтралитета», пропуская через Дарданеллы и Босфор германские корабли и не пропуская корабли Антанты, так что Россия сразу же очутилась в фактической изоляции, а русский консул докладывал: «В Кербеле духовенство приступило к пропаганде священной войны против России»2220.
А ЧТО ЖЕ РОССИЯ?
Для укрепления своих позиций на Балканах в 1912 году Россия поддержала во время войны Болгарию против Турции в вопросе об Адрианополе. Дело дошло до того, что на кавказской границе стали сосредотачиваться войска, а в феврале 1913 года Черноморский флот получил приказ быть готовым захватить Босфор (по примеру англичан, захвативших Суэцкий канал). Военный министр в то время заявил о чрезмерной рискованности самой операции по занятию проливов... «Выслушав мой доклад, император Николай II..., не отрицая трудности операции с военной стороны, дал мне понять, что в этом деле идея и цель всего вопроса имеют такое доминирующее значение, что технические детали отходят на задний план»2221. Высадка не состоялась, но русский монарх выиграл тогда политический раунд. Под нажимом Франции и Англии, опасавшихся удачи русских, Турция уступила. Поддержка Болгарии позволила России в противовес усилению влияния Англии, Франции и Германии в Турции в феврале 1912 г. организовать Балканский союз.
Зыбкость этого раздираемого противоречиями союза была очевидна всем. Но у России не было другого выхода. 23 ноября 1913 г. Сазонов докладывал Николаю II, что Турция находилась накануне окончательного распада, который сейчас России нежелателен, т.к. неизбежно поставит вопрос о судьбе проливов, который «в настоящее время разрешается, в сущности, довольно удовлетворительно с точки зрения наших непосредственных интересов...» Совершенно иная обстановка может сложиться при окончательном распаде Турции: «проливы в руках сильного государства — это значит полное подчинение экономического развития всего Юга России этому государству, это значит гегемония этого государства на Балканах и в Малой Азии...»2222 Однако тут же Сазонов указал не только на то, что десантную операцию на Босфоре в настоящее время «почти невозможно осуществить», но и на недостаточность «наших оборонительных средств против морской программы, которая
513
может быть осуществлена в ближайшее время Турцией»2223. При этом министр иностранных дел отмечал, что возможная война с Турцией вряд ли сможет быть локализована2224. Против десанта в проливах активно выступал и военный министр Сухомлинов. По его мнению, десант на Босфоре являлся утопией, дорогой игрушкой, сверх того могущей стать опасной забавой2225.
В «Плане операций Черноморского флота на 1914 г.» признавалась слабость России, в силу чего она «сама войны не начнет. Таким образом, на Черном море в 1914 г. война может быть наступательная только со стороны Турции, при обороне со стороны России»2226. В феврале 1914 г. прошло чрезвычайное совещание, посвященное теме проливов. «Под каким безотрадным впечатлением нашей полной военной неподготовленности я вышел из этого совещания! — вспоминал С. Сазонов, — Я вынес из него убеждение, что если мы и были способны предвидеть события, то предотвратить их не были в состоянии. Между определением цели и ее достижением у нас лежала целая бездна»2227. Ситуация отягощалась тем, что правительство Столыпина, с подачи монарха, предпочитало финансировать развитие представительского Балтийского флота, а не жизненно необходимого для обороны России Черноморского. Против этого, за Черноморский флот, в Думе активно выступали кадеты. И только в начале 1914 г. ситуация изменилась кардинальным образом. Главный штаб ВМФ принял «за основу наших планов войны идею сосредоточения всего нашего флота в Средиземном и Черном морях»2228. Но было уже слишком поздно, началась война.
ВОЙНА...
За несколько дней до начала войны, в июле 1914 г., немцы предложили Турции заключить союзный договор. Турция колебалась и выдвигала все более трудновыполнимые требования, на что Вильгельм II отвечал: «Ни при каких обстоятельствах мы не можем позволить себе отвергать их предложения». На следующий день после объявления войны, 2. 08 Германия подписала с Турцией секретный фактически союзный договор* и одновременно Турция публикует декларацию о своем нейтралитете. 3. 08 статс-секретарь германского МИДа направил в Стамбул просьбу поднять против России народы Кавказа. И в тот же день Турция начинает всеобщую мобилизацию, которую 5.08 Энвер-паша назовет «дружественной по отношении к России» и предложит ей заключить военный союз2229. 10-го Германия предоставляет Турции
* Поводом якобы послужило то, что Великобритания «реквизировала» два новейших линкора, построенных на английских верфях для Турции. У. Черчилль вспоминал: «28 июля я реквизировал оба турецких дредноута для британского королевского флота... Ни в Адмиралтействе, ни, насколько я знаю, во всей Англии никто не знал о турецких планах... Неведомо для самих себя мы сделали самый правильный ход». (Черчилль У... С. 411-412.)
514
заем в 100 млн. марок. 13 августа русский посол Гирс сообщал: «Здесь все упорнее утверждается мнение, что турецко-германское соглашение уже состоялось...» Спустя два дня Леонтьев докладывал, что турецкие войска двинулись на кавказские границы.
Двойственная политика Турции, оказывавшей прямую поддержку немцам и продолжавшей сохранять нейтралитет, ставила в тупик многих исследователей. Так У. Черчилль писал: «Я не помню ни одной области политики, в которой британское правительство было бы менее осведомлено, чем в турецких делах... Все союзники были уверены, что Турция не решила следовать какой-либо определенной политической линии и может или присоединиться к союзникам, или отойти от них...»2230 Министр иностранных дел Сазонов в то время был аналогичного мнения: «Продолжаю придерживаться мнения, что нам нужно сохранить мирные отношения с Турцией, пока не определится решительный перевес русско-французских войск над австро-германскими...»2231 Союзники в начале войны прощали Турции дружественный Германии «нейтралитет»; отмену 09.09 привилегий для иностранцев в торговле и экономике, что вызвало протесты англичан и французов. Но дальше протестов дело не пошло — все понимали, что это тоже может быть формой оплаты за нейтралитет...2232 Сазонов активно пытался договориться с Турцией, требовавшей откровенно провокационных территориальных компенсаций, и старался согласовать ее претензии с интересами союзников. Президент Франции воспринимал усилия Сазонова как надоедливую и пустую суету. В итоге, как констатировал Пуанкаре: «Сегодня послы держав Тройственного согласия вручат Порте предложение, которое, несомненно, страдает двумя недостатками: оно слишком запоздало и остается слишком неопределенным...»2233
Действительно, предложение слишком запоздало: немецкие крейсера «Гебен» и «Бреслау» уже 15.08 подняли турецкие флаги. Но до этого они должны были пройти через все Средиземное море, где союзники имели абсолютное, подавляющее превосходство.
Военно-морские силы сторон в Средиземном море в начале августа 1914 г.2234
| Линкоры | Броненосцы | Крейсера | Эсминцы |
Франция | 16 | 6 | 24 | |
Англия | 3 | 4 | 4 | 14 |
Германия | 1 | | 1 | |
Не считая подводных лодок, которые были у союзников и не было у немцев.
515
«Задача союзного флота... была значительно облегчена объявлением итальянского нейтралитета. Достаточно было незначительными силами заградить вход в Дарданеллы и в Адриатическое море для воспрепятствования германским судам прорваться в австрийскую гавань Пола, как «Гебен» и «Бреслау» были бы обречены, не имея угольной базы...»2235 У. Черчилль 31 июля указывал командующему Средиземноморским флотом адмиралу Б. Милну, что скорость его эскадр «является достаточной, чтобы вы могли оптимально распределить силы и выбрать момент для удара по противнику» — и тут же указывал «беречь свои силы» и «избегать вступления в бой с превосходящими силами противника». Англофранцузский флот 6-7.08 запер «Гебен» в Мессине. Но затем, после того как немецкие крейсера заправились с греческого угольщика... благополучно пропустили их в проливы.
Союзники отлично понимали ситуацию. Пуанкаре писал: «Морис Бомпар тоже торопит нас выйти из нашей выжидательной позиции... в высшей степени важно, чтобы соединенные эскадры Франции и Англии без промедления свели на нет силу австро-германского флота в Средиземном море. Военный министр Мессими и морской министр Оганьер тоже находят опасным всякое промедление»2236. Мало того, русско-французская морская конвенция 1912 г. обязывала Францию оказать помощь России в случае войны отвлечением австро-германо-итальянских морских сил от Черного моря. Французскому главнокомандующему средиземноморской эскадры было хорошо известно это обязательство, но он тем не менее его не выполнил2237. Проливы были блокированы.
«Нейтралитет» Турции был прерван командующим турецким ВМФ немецким контр-адмиралом Сушоном, 29 октября приказавшим обстрелять Севастополь, Одессу, Феодосию и Новороссийск. По мнению К. Шацилло, обстрел черноморских городов был чистейшей провокацией, которая достигла своей цели. «Вечером 30 октября состоялось под председательством великого визиря заседание верховного совета турецкого правительства и комитета «Единение и прогресс». Оно единогласно высказалось за сохранение мира с державами Тройственного согласия и постановило вручить русскому послу ноту с предложением уладить инциденты на Черном море полюбовно или с помощью третейского суда»2238. Тем не менее через три дня, 2 ноября, вышел высочайший манифест Николая II: «Нынешнее безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее ход событий и откроет для России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря»2239.
Пуанкаре замечал: «Русское правительство с большим хладнокровием относится к тем осложнениям, которые должны последовать в результате этого»2240. Об этих осложнениях предупреждал Николая II представитель морского ведомства: «Через три-четыре дня после объявления
516
войны появиться перед Босфором — немыслимо... вся эта фантастическая затея на словах и на бумаге не могла иметь никакого практического результата... Убедить в этом государя не довелось...»2241 5 и 6 ноября, по примеру России, войну Турции объявили Англия и Франция.
Китченер скептически относился к возможностям Англии в войне с Турцией. Он писал, что, вероятно, придется ограничиться лишь демонстрацией в районе Дарданелл. Но Черчилль предложил, чтобы англо-французский флот с боем прорвался через проливы и заставил Турцию выйти из войны. В адмиралтействе возникли большие сомнения, сможет ли один флот решить эту задачу. Адмиралы полагали, что штурмовать проливы следует комбинированными силами — кораблями флота и сухопутными войсками...2242 Таких же настроений придерживался и Пуанкаре: «Английское адмиралтейство готово посвятить несколько старых броненосцев или, вернее, пожертвовать ими для нее. Оно надеется без труда разрушить форты, охраняющие вход в Дарданеллы... Экспедиция весьма ненадежная...»2243 Правда, тут же Пуанкаре заявлял: «Английское морское министерство намерено предпринять без нашего ведома экспедицию на Дарданеллы. Между тем, в силу франко-британской морской конвенции, право командования союзными эскадрами на Средиземном море принадлежит Франции. Следовательно, ничего не может быть предпринято без предварительного соглашения с нами...»2244
Непоследовательность Пуанкаре, который сначала критиковал операцию, а затем обвинял англичан, что они не пригласили принять в ней участие, объяснял Ллойд-Джордж: «Французы очень хотели завладеть этим городом (Константинополем. — В.П) собственными силами. Они, кажется, в тайниках души побаивались, что если мы, англичане, наложим руку на Константинополь, то мы, возможно, начнем независимо от союзников строить свои собственные планы насчет дальнейшей судьбы этого города...»2245 Но Пуанкаре знал, с кем имеет дело, и имел все основания для сомнений. У. Черчилль вполне откровенно писал в то время: «Попадание этого города в наши руки даст нам огромное влияние среди союзников и гарантирует их сотрудничество с нами. Больше всего это подействует на Россию»2246.
Очевидно, что это ощущали и в России, тем более, что подготовка к операции велась в тайне от нее. А ведь еще в ноябре 1914 г. Россия официально заявила свои притязания на проливы. П. Мультатули в этой связи утверждает: «Главной целью англо-французского командования в Дарданелльской операции было не допустить Россию к господству в этой части земного шара»2247. Николай II, обеспокоенный таким поворотом событий, несмотря на то, что русская Ставка и Генштаб пришли к выводу, что взятие Дарданелл «почти невозможно» и нецелесообразно, распорядился начать немедленно подготовку к собственной Босфор-
517
ской операции2248. Русский Черноморский флот тем временем принял участие в союзнической операции и ударил с севера на Босфор.
Операция Черчилля в проливах провалилась и стала предметом специального рассмотрения в палате общин. Пуанкаре писал: «Наши генералы сурово критикуют метод организации этой экспедиции Уинстоном Черчиллем»2249. Английский адмирал Валис признает позже, что «во всей мировой истории нет ни одной операции, которая была бы предпринята на столь скорую руку и которая была бы столь плохо организована»2250.
Германия в свою очередь не теряла времени даром и готовилась к новым попыткам союзников штурмовать проливы. «Немецкие офицеры все солиднее и основательнее организуют защиту Дарданелл. За последние недели в Константинополь пришло много вагонов с военными материалами, посланными из Германии и Австрии...» — отмечал Пуанкаре2251.
Сухопутная Галлиполийская англо-французская операция началась несколько месяцев спустя. Она проводилась под предлогом проведения отвлекающего маневра, осуществляемого по просьбе русского командования. Разведка полагала, что в распоряжении турок имелось 170 тысяч человек. На самом деле турки имели всего шесть слабых дивизий общей численностью 84 тысячи человек для охраны 250 км побережья. Турецкие оборонительные сооружения были устаревшими — все они были построены еще в Средние века или даже раньше2252. Вероятность успеха была высока, «Но введение в бой многочисленных войск, — отмечал Киган, — не отвечало задачам кампании... Гамильтон мог надеяться на успех своей, по сути, диверсионной акции только в том случае, если турки неправильно среагируют на высадку десанта»2253.
Характер операции определялся тем, что Англия не имела в ней прямой заинтересованности: «Посол его королевского величества получил инструкции заявить... (российскому правительству), что, только исходя из соображений пользы общего дела, правительство е. в. предприняло операции в Дарданеллах. Великобритания не извлечет из них для себя никакой прямой выгоды...»2254 Спустя шесть дней британцы еще раз повторят: «Этот документ свидетельствует о полном перевороте традиционной политики правительства его величества и находится в прямом противоречии с взглядами и чувствами, в свое время всецело господствовавшими в Англии и пока еще отнюдь не исчезнувшими... Операции в Дарданеллах, как бы успешны они ни были, не могут принести какую бы то ни было выгоду правительству его величества при заключении мира. Россия одна, если война будет успешна, получит непосредственные плоды этих операций»2255. Такая позиция Англии объясняла недоумение Пуанкаре по поводу Галлиполийской операции: «Китченер... требует, чтобы генерал д'Амаде оставил в Лемносе только небольшую часть своих войск и отправил остальные в Египет. Странная судьба экспедиции в проливы!»2256
518
При этом союзники крайне беспокоились, чтобы русские не сняли свои армии с европейского фронта и не отправили их на завоевание предмета «своей вековой мечты». Сазонову приходилось увещевать Палеолога, что «ни один солдат не будет снят с европейского фронта. Прежде всего необходимо победить Германию, ее поражение повлечет за собой гибель Турции. Поэтому Россия сведет к минимуму свою оборону против турецкой армии»2257. Видимо, слова русского министра подействовали на французского посла, который позже сообщал своему президенту: «Англия напрасно тревожится. Россия не оставляет ни одного солдата на случай возможных военных действий против Турции»2258. Вместо русских планировалось привлечь к операции греков, против чего, опасаясь их притязаний на проливы, выступала Россия. Реакция У. Черчилля последовала незамедлительно. Он писал Э. Грею: «Скажите русским, что они встретят с нашей стороны великодушное и сочувственное отношение в вопросе о Константинополе. Но никакие препятствия не должны воздвигаться на пути сотрудничества с Грецией. Мы должны заполучить Грецию и Болгарию, если они согласятся перейти на нашу сторону. Я очень опасаюсь, что вы теряете Грецию и все будущее отдаете в руки русским. Если Россия помешает получению помощи от Греции, я сделаю все для того, чтобы воспрепятствовать получению ею Константинополя»2259.
Союзнические попытки завладеть проливами во время войны на этом прекратились*. Несмотря на то, что как отмечал Пуанкаре, «все члены правительства признают теперь, что успех ее (дарданельской экспедиции) имел бы первостепенное значение, гораздо более важное, чем успех мелких наступлений на нашем фронте, признают, что от успеха этой экспедиции зависят все наши дипломатические выступления и что он представляет также первостепенный интерес с военной точки зрения»2260.
Россия не отказалась от мысли захватить Босфор. Для этого планировалось использовать порт Бургас. По словам адмирала Бубнова: «Болгарский порт этот (Бургас) имел значение огромной важности для Босфорской операции... Дело в том, что Бургас был единственным портом вблизи Босфора, где можно было высадить крупный десант... Болгария требовала за выступление на нашей стороне Македонию, на что
* Правда, У. Черчилль не мог упустить случая для традиционной «рекламы»: «Турция с изменчивым успехом боролась с Россией на Кавказе, но главным врагом стала для нее Британская империя. Главные силы турецкой армии были разбиты на Галлипольском полуострове английскими и австралийскими войсками.» (Черчилль У... С. 413-414.) У. Черчилль «преувеличивает», англичане продержались в Галлиполи менее года, русская армия на Кавказе сражалась более трех лет. за это время русскими было уничтожено турецких солдат больше, чем их противостояло англичанам во время всей галиополийской операции.
519
Сербия своего согласия ни за что давать не хотела... Эта черная неблагодарность, угрожающая лишить нас не только возможности решить нашу национальную проблему, но даже выиграть войну, глубоко опечалила и поразила государя, заступничеству коего Сербия была обязана всем...»2261
Против десанта выступили морской министр и начальник Генерального штаба. По мнению адмирала Григоровича, «транспортная операция возможна только тогда, когда наш Черноморский флот окончательно овладеет морем и заблокирует наглухо Босфор и когда вместе с тем война на Западном фронте будет приведена к желательному концу, то есть возможно будет снять с этого фронта необходимые для этой операции войска»2262. Алексеев предлагал даже заключить с Турцией сепаратный мир, для того чтобы перебросить войска с Кавказского фронта на европейский. Он утверждал, что Курляндия важнее проливов.
С другой стороны адмирал А. Бубнов считал, что «по своей решающей стратегической и политической важности Босфорская операция принадлежала к категории тех операций, при коих даже самый крайний риск не только допустим, но и обязательно необходим. В данном случае мы рисковали бы лишь одной бригадой, а если даже при этом погиб бы весь Черноморский флот, состоявший из устарелых судов, то это не было бы бедой, ибо как раз весной 1915 года должны были вступить в строй мощные современные корабли...»2263 Мнение А. Керсновского: «Величайший грех был совершен весною 1915 года, когда Ставка отказалась от овладения Константинополем, предпочитая ему Дрыщув и погубив без всякой пользы десантные войска на Сане и Днестре. Вывод из строя Турции предотвратил бы удушение России... Ключ к выигрышу войны находился на Босфоре»2264. «Великое отступление» 1915 г. лишь сдвинуло планы по овладению проливами, но не отменило их.
Возглавив осенью 1915 года вооруженные силы, Николай II потребовал ускорить подготовку Босфорской операции2265. Как вспоминал генерал М. Свечин: «К середине 1916 года было решено предпринять под прикрытием Черноморского флота высадку частей у входа в Босфор...»2266 Реализовать десантную операцию не удалось из-за вступления в войну Румынии. Николай II говорил тогда: «Я совершенно не сочувствую при настоящем положении выступлению Румынии, я боюсь, что это будет невыгодное предприятие, которое только удлинит наш фронт, но на этом настаивает французское союзное командование: они требуют, чтобы Румыния во что бы то ни стало выступила, они послали в Румынию специальную миссию, боевые припасы, и приходится уступать давлению союзного командования»2267. «Просчитав все последствия вступления Румынии в войну на стороне Антанты, российский МИД и Генеральный штаб пришли к выводу, что лучше иметь Румынию нейтральной, чем союзной...»2268 Тем не менее под давлением Франции и Англии в августе 1916 г. Сазонов дал согласие на привлечение
520
в союзники Румынии2269. Ее вступление в войну обернулось катастрофическими последствиями. Для начала Румыния подписала сепаратный мирный договор с Болгарией, а всю 400-тысячную армию бросила на захват Трансильвании* и совершенно отказывалась координировать свои действия с русской Ставкой... В результате, увлеченная новыми территориальными приобретениями, румынская армия была охвачена с флангов войсками центральных держав и разгромлена. Людендорф констатировал, что румыны вступили в схватку, «не понимая большой войны»2270.
Румынский главнокомандующий бежал, бросив свою армию. От полнейшего разгрома румын спасли русские корпуса, которые прикрыли отход румын и стабилизировали фронт. На спасение новых союзников Россия вынуждена была послать 35 пехотных и 13 кавалерийских дивизий, при этом ее линия фронта моментально увеличилась на 500 км. Действительно, об операции на Босфоре можно было забыть. Мало того, для Румынии войска снимались и с Северного фронта, заметив это, германское командование резко усилило свои атаки на Ригу.
В разгроме румынской армии французы обвинили... Россию. Ю. Лисовский, бывший тогда во Франции, вспоминал: «Говорилось о том, что бесконечно жаль бедных и благородных румын, хороших и культурных румын, ставших жертвою такой ужасной измены, такого жестокого предательства... А предав Румынию, этот предатель, разумеется, предал и других союзников, вынужденных снова напрягать свои усилия и изнемогать в борьбе. И очень скоро удалось разобрать, что французы обвиняют в предательстве никого другого, как Россию и русских. Говорилось, правда, не о России, а о ее министрах, работающих в пользу Германии, в особенности о Штюрмере, будто бы «умышленно направившем целые транспорты французских снарядов, предназначенных румынам, куда-то в Сибирь»2271.
Румынский посол Диаманди жаловался Палеологу, что генерал Алексеев, «кажется, не понимает страшной серьезности положения или, может быть, руководствуется эгоистическими задними мыслями, исключительной заботой о своих собственных операциях... Я заклинал его пойти нам навстречу шире, но я не в состоянии был убедить его в целесообразности идей румынского главного штаба». Палеолог отмечал в дневнике: «Отдает ли себе генерал Алексеев точный отчет в высоком преимущественном интересе, какой представляет для нашего общего дела спасение Румынии?»2272
Этот «преимущественный интерес» Франции в Румынии, по сравнению с ее интересом к России, объяснялся несколькими причинами. Во-первых, Румыния, будучи нейтральной страной, «охотно постав-
* Союзники обещали Румынии после победы — и Трансильванию, и Банат, и даже Буковину (занятую русскими).
521
ляла свои продукты» в Германию2273. Румыния тем самым подрывала английскую блокаду Германии с моря. После вступления Румынии в войну Людендорф вопрошал: «Как сможем мы жить и вести войну без румынского хлеба и нефти»2274. Во-вторых, вступление в войну Румынии неизбежно втягивало в новые наступательные действия русскую армию. В 1916 г. Россия откликнувшись на просьбы и мольбы Франции и Италии, уже спасала их от разгрома, второй раз союзники просить ее не могли. Вступление в войну Румынии давало отличный повод, и русская армия снова должна была наступать, спасать румынскую армию и тем самым снова оттягивать немецкие войска с Западного фронта на Восточный. Не случайно «после объявления войны Румынией наступление (союзников на Сомме) разгорелось с новой силой»2275.
Наступления 1916 г. опустошили и обескровили Россию, тем не менее десант на Босфор был перенесен на весну 1917 года. Военная обстановка на Черном море, по мнению Бубнова и Колчака, ей благоприятствовала. «Турция, несмотря на все усилия немцев, почти совсем утратила свою боеспособность»2276. 7 октября 1916 года на борту новейшего (вступил в строй в 1915 году) линкора «Императрица Мария», призванного сыграть ключевую роль в Босфорской операции, водоизмещением 22 600 т, с 12-тью 305-мм орудиями... вспыхнул пожар, и линкор был затоплен. Тем не менее 1 декабря 1916 г. Николай II подтвердил свои намерения относительно проливов. Однако Февральская революция положила конец этим планам. Советы провозгласили мир без аннексий, а во Временном правительстве не было единодушия. Терещенко возражал против шагов, несовместимых с «жизненными интересами России», а Церетели от имени «всей демократии» тянул правительство на мирную конференцию в надежде, что Англия там откажется от Месопотамии, а Франция — от Сирии...
Несмотря на попытки решить вопрос проливов военным путем, он носил лишь вспомогательный характер. Основной задачей ставилось дипломатическое решение вопроса. «Русская политика в конце 1914 г. и в начале 1915 г. лишь с великим трудом могла определить свои намерения в вопросе о Константинополе и проливах»2277. Однако уже 14 ноября 1914 г. по настойчивой просьбе Николая II Э. Грей обещал российскому правительству учесть интересы России по окончании войны в Константинополе.
В период «великого отступления» 1915 г., когда для союзников самым большим кошмаром было заключение сепаратного мира России с Германией. Именно прозрачные намеки Сазонова на такой поворот событий привели к уступчивости Англии и Франции в вопросе о проливах. Николай II в марте 1915 г. указывал союзникам на необходимость придать смысл жертвам, величина которых начала превосходить все мыслимое. «Я не признаю за собой права навлекать на мой народ ужас-
522
ные жертвы нынешней войны, не давая ему в награду осуществление его вековой мечты...»2278 Диллон указывал: «Иностранцам даже трудно понять бедствие России, вызванное прекращением ее вывоза. Хороший урожай, вывоз зерна поддерживают платежеспособность России. Вывоз земледельческих продуктов — источник не только русского благосостояния, но и ее культурного развития. Народ остался без доходов. Только русский или иностранец, долго проживший в России, может понять, что значит подобный удар... Вот почему русское правительство настаивало, чтобы Делькассе и Э. Грей открыли Дарданеллы для русского зерна... это не было политической мудростью, но вполне понятно с общечеловеческой точки зрения. Если титаническая борьба, от которой, быть может, Россия страдает более других, должна принести ей какую-либо осязаемую выгоду, то таковой может быть только свободный выход к морю для общения со всем миром»2279.
И Лондон обещал передачу России проливов с Константинополем, прилегающими территориями и островами в случае победы союзников в войне. Э. Грей заявлял: «Абсурдно, что такая гигантская империя, как Россия, обречена иметь порты, перекрываемые льдами на протяжении значительной части года, или такие порты, как на Черном море, которые закрыты в случае любой войны...» В обмен премьер Асквит потребовал компенсаций: «Мы и Франция взамен должны получить значительную часть всего каркаса Турецкой империи». Премьера поддержал Ллойд-Джордж: «Русские настолько стремятся овладеть Константинополем, что будут щедры в отношении уступок во всех прочих местах»2280.
Президент Франции, находящейся под угрозой немецкой оккупации, очевидно не понимал ни своего положения, ни тактики англичан и был до крайности возмущен: «Министры и я не понимаем, как это Великобритания, не расспросив нас, дала такую полную свободу действий России в вопросе, который интересует всех союзников, к которому Россия никогда не подходила без задней мысли и в котором Франция всегда отказывалась связывать себя»2281. «Английское министерство иностранных дел... отнюдь не считает нужным щадить Высокую Порту. Последняя обречена в глазах Англии, она не может более быть стражем проливов»2282. «Если Константинополь падет, Россия... не может также не знать, что Румыния никак не согласится с перспективой быть закупоренной и что греки предпочитают видеть в Константинополе турок, а не русских. Итак, Россия вызовет раздражение двух наций, симпатии которых для нас ценны и, пожалуй, даже необходимы. Наконец, когда России обеспечат обладание Константинополем, она, несомненно, потеряет всякий интерес к войне с Германией»2283.
Позже под давлением катастрофы на русском фронте французский президент скорректирует свою позицию. Он напишет своему послу в России: «Мы знаем устремления России и желаем, чтобы они могли осуществиться, но мы не можем принести при этом в жертву свои уст-
523
ремления. Отдача России Константинополя, Фракии, проливов и берегов Мраморного моря означает раздел Оттоманской империи. Мы не имеем никаких разумных оснований желать этого раздела. Если он неизбежен, мы не желаем, чтобы он произошел за наш счет. Поэтому надо будет, с одной стороны, найти такую комбинацию, которая позволит нам успокоить наших мусульманских подданных в Алжире и Тунисе, а с другой — для соблюдения наших экономических интересов в Малой Азии добиться признания наших прав на Сирию, Александретту и вилайет Адан. Но обладание Константинополем и его окрестностями... введет Россию через Средиземное море в концерт западноевропейских держав и даст ей возможность, благодаря выходу в незакрытое море, стать великой морской державой. Таким образом, в европейском равновесии наступит полная перемена. Такой прирост сил мог бы быть приемлем для нас лишь в том случае, если бы мы сами извлекли из войны равноценные выгоды. Итак, все тесно связано между собой. Мы будем в состоянии поддерживать желания России только в соответствии с теми удовлетворениями, которые мы сами получим... Это интимное письмо, в котором я высказываюсь со всей свободой, достаточно показывает, что, что бы ни говорили и писали об этом, ни правительство, ни я ни разу не принимали ни малейшего обязательства перед Россией...»2284
В качестве основной компенсации за уступку проливов России Британия потребовала включения в английскую сферу влияния нейтральной зоны Персии с обширными нефтяными месторождениями. Кроме того, Великобритания, официально вступив в войну с Турцией, провозгласила свой протекторат над Египтом и низложила хедива. Франция пыталась не отстать. «За наше согласие (прав Британии над Египтом) мы требуем от Англии, — писал Пуанкаре, — в свою очередь, признать наш протекторат в Марокко...» Получив признание, Пуанкаре был удовлетворен: «Если бы Англия и мы не находились теперь в войне с Турцией, нам, несомненно, пришлось бы еще дожидаться этого признания, и эта задержка не говорила бы об особой любезности к нам»2285. Тем временем Эдуард Грей официально известил Францию об аннексии (У Турции) Кипра Великобританией. Фактически англичане занимали этот остров с 1878 г. и неоднократно выражали намерение возвратить его Греции2286.
В начале 1916 г. между Францией и Англией было подписано тайное от России соглашение Сайкса — Пико о разделе Османской империи. Союзники согласились допустить к переговорам Россию, только после того, как ей стало известно о нем. В итоге зоной интересов Англии признавались Ирак, Аравия, Хайфа... Франции отдавались Сирия, Киликия, Ливан, часть Курдистана... Палестина попадала под международный контроль. К России отходили области Трапезунда, Эрзерума... За это царь обещал поддержать притязания союзников на левом берегу Рейна, на Адриатике, в Трансильвании и Персии.
524
Между тем при любом стечении обстоятельств у России практически не было ни одного шанса получить проливы: с одной стороны, союзники и не собирались выполнять своих обещаний. По словам У. Черчилля: «В 1914, 1915 и 1916 гг. помощь России была совершенно необходима. Франция истекала кровью, а британские армии только что начинали становиться важным фактором в войне. Первая обязанность британской и французской дипломатии заключалась в том, чтобы поддерживать добрый дух борющейся огромной России и устранить все поводы, которые могли бы вызвать ее отчуждение... В случае общей победы и крушения Турецкой империи все эти договоры предполагалось пересмотреть... они были просто-напросто судорожными жестами, которые приходилось делать в целях самосохранения»2287. Представитель американского президента Э. Хауз по этому поводу оставил интересную запись беседы, состоявшейся в феврале 1916 г. с английскими союзниками: «Все мы с радостной готовностью поделили территорию Турции в Азии и Европе. Долгое время обсуждали судьбу Константинополя. Ллойд-Джордж и Бальфур не выражали особого энтузиазма к идее передачи его России, а Грэй и Асквит считали, что если этого не сделать, то навсегда сохранится предлог для новой войны. Я предложил объявить Константинополь нейтральным»2288. Позже — в апреле 1917 г., Бальфур и Э. Хаус придут к решению сделать из Константинополя «вольный город» или «открытый порт»2289.
Последний вариант предлагал британский посол в Париже Берти еще в декабре 1914 г.: «Правильное решение заключалось бы в следующем: Константинополь превращается в вольный город, все форты на Дарданеллах и Босфоре разрушаются, к Дарданеллам и Босфору применяется под европейской гарантией режим Суэцкого канала... Я надеюсь, что общественное мнение в Англии и за границей заставит державы отвергнуть в принципе русскую точку зрения о правах москвичей в отношении Константинополя и проливов между Черным и Средиземным морями... Считаю целесообразным, чтобы Англия и Франция (в этом вопросе Англия ставится вне Франции) заняли Константинополь раньше России, дабы московит не имел возможности совершенно самостоятельно решить вопрос о будущем этого города и проливов»2290. Очевидно, что далеко не случайно «министр иностранных дел Н. Покровский 21 февраля 1917 г. (в день окончания работы Петроградской союзнической конференции) подал всеподданнейшую записку, в которой отстаивал идею захвата Босфора до окончания войны с целью избежать угрозы невыполнения союзниками своих обязательств по передаче проливов России»2291. Киган подтверждает эти подозрения относительно реальных намерений Англии и Франции об уступке проливов России: «Франция, а тем более Великобритания не были склонны допустить такое драматическое усиление влияния России в южной Европе»2292. Довольный У. Черчилль напишет после окончания Первой мировой войны
525
многозначительную фразу: «Удалось добиться и других существенных выгод... Российская империя, бывшая нашим союзником, уступила место революционному правительству, которое отказалось от всяких притязаний на Константинополь...»2293
С другой стороны, Россия, даже получив проливы, не смогла бы ни при каких, даже самых благоприятных условиях удержать их за собой. Примером может быть русско-турецкая война 1878 г., когда Россия не смогла сохранить свое влияние даже на славянских Балканах. Война 1905 г. является подтверждением тому, как Россия не смогла удержать отдаленную территорию, а ведь тогда еще монархическая Россия была в полном расцвете. Провал союзнической и греческой интервенции в Турции после Первой мировой войны лишний раз подтверждает эти доводы. Что же могла сделать разоренная войной, раздираемая национальными и социальными противоречиями, отсталая по сравнению с «союзниками-конкурентами» Россия в отдаленной и слаборазвитой турецкой провинции вкупе с одним из центров мусульманства, Стамбулом? Шацилло совершенно справедливо ставил вопрос: «Сможет ли Россия «переварить» такой щедрый подарок?»2294 Ответ более чем однозначен. Англия совершенно спокойно могла пойти на уступки России во время войны, обещая ей любые территории и прекрасно понимая, что та никогда не сможет ими воспользоваться. «Кошелек коалиции» уже в 1915 г. находился в Лондоне, и именно от него зависела дальнейшая судьба России.
Оптимальным решением для российской империи была нейтрализация проливов. Этот вариант премьер-министр Горемыкин предлагал Палеологу еще 15 ноября 1914 г.2295 Аналогичного мнения придерживались русские МИД и Генштаб. Правда, за выгодные условия для России стоило побороться против Англии и Франции, но только после войны, и здесь многое зависело от того, в каком состоянии страны пришли бы к ее концу. Так, начальник Генштаба Беляев предлагал идею коллективного мандата — управления зоной проливов советом из русского, английского и французского комиссаров. Но даже против этого выступил французский министр Делькассе — считавший, что из этих трех комиссаров реальная власть достанется российскому. Лондон предлагал превратить Стамбул в вольный город и «порто-франко», открытый порт с полной свободой торгового судоходства, но окончательно судьба проливов должна была разрешиться только после войны...
Если бы Россия сразу и однозначно заявила о нейтрализации проливов, то появлялась возможность повернуть Турцию лицом к союзникам. Ведь еще перед самой войной Турция «предложила России заключить союзный договор в обмен на ее отказ поддерживать претензии балканских государств к Турции. При этом Турция предоставляла России огромные права по пользованию Черноморскими проливами и принимала в свою армию и флот русских офицеров в качестве инструкторов.
526
Россия ответила молчанием, и тогда Турция заключила договор с Германией». Во время войны в январе 1915 г. оппозиционная часть правящей партии «Единение и прогресс» пыталась установить контакт с Россией на предмет сепаратного мира... Предварительное условие — сохранение Константинополя и проливов за Турцией... Либеральная партия, опиравшаяся на командира 1-го корпуса в Константинополе Мехмед-Али пашу, пыталась завязать сношения... с Англией. Мехмед-Али паша предлагал устроить переворот в Константинополе, изгнать немцев... Опасаясь, однако, что перспективы заключения мира с Турцией могут побудить Англию отказаться от своего обещания, Сазонов добился заключения формального соглашения, которое должно было похоронить всякие попытки переговоров о сепаратном мире с Турцией»2296.
Если бы Россия смогла перевести Турцию в разряд союзников, у нее в этом случае появлялся шанс выйти из войны в числе победителей. Адмирал фон Тирпиц отражал общее мнение германского командования: «Если Дарданеллы падут, то война для нас проиграна...»
Дальнейшая судьба проливов весьма показательна. Большевики отказались от всех претензий России и, когда «Турция была разбита», по словам У. Черчилля, она призвала: «Пусть нас наказывает наш старый друг — Англия»2297. После подписания Мудросского перемирия в 1918 году корабли «союзников» вошли в черноморские проливы. Но вдруг «...британских офицеров, следивших за исполнением условий перемирия, сначала стали игнорировать, затем оскорблять и, наконец, преследовать или безжалостно уводить в плен»2298. Ллойд-Джордж и лорд Керзон предложили выгнать турок из Константинополя. Черчилль, поддержанный военным министерством, выступил за «постоянную оккупацию международными силами обоих берегов пролива. Через несколько лет такая оккупация перестала бы формально оспариваться»2299. Черчилль вспоминал, что дебаты относительно проливов велись на этот раз в Кабинете министров «в гораздо более горячем тоне, чем это бывает даже в палате общин»2300.
В 1920 году Стамбул был оккупирован войсками Антанты, тогда же был подписан Севрский мирный договор, по которому Турция подлежала расчленению, часть ее вассальных территорий переходила под мандат Англии и Франции. Сама Турция делилась пополам, на востоке образовывалось армянское государство, а западная часть попадала под союзный контроль Англии, Франции, Италии и Греции, где вводился режим «капитуляций». Но он не успел вступить в силу, так как союзническая и греческая интервенции в Турции были разбиты. Французы бежали, бросив своих турецких и греческих союзников и армяно-французские добровольческие части. Кемалистское наступление сопровождалось истреблением полумиллиона христиан. Но на этот рецидив геноцида европейские державы не реагировали. Причина крылась в том, что
527
борьба за влияние в Турции и проливы вступала в новую фазу, на этот раз против коммунистической России*.